Пробежки

Бегать он начал не потому что был толст и хотел похудеть, хотя был и толст, и хотел похудеть. Просто бегалось. Как стемнеет, сразу подымалось что-то, прямо задыхался он от домашнего воздуха. Начинал метаться по дому, сопротивляясь внутреннему смятению. После тяжело одевался в первую попавшуюся обувь, брал собаку и, вздыхая, шел бегать. Впрочем, не обязательно бегать, бывало, что и просто ходил, быстро или медленно. Он всегда шел по своей улице, т.к. стеснялся бегать на глазах у соседей, частенько шел вверх к парку, когда ленился. И в парк тоже любил заходить, а вот мимо забора рабицы, которая окружала здание музея, он бежал всегда. Бежал и пытался разглядеть, того, кто бежал по другую сторону забора. Первый раз когда он увидел того, за забором, испугался, т.к. решил что тот вор, что ограбил музей и теперь убегает. Увидев его в следующий раз, решил было, что это сотрудник, но потом передумал: совсем не музейный вид был у этого, из-за забора. Тот, кто мелькал по ту сторону, бежал не спеша, и был скорее женского полу, т.к.  задирал коленки во время бега и руками двигал из стороны в сторону, по-девчачьи, хотя роста и комплекции этот кто-то девчачий был очень внушительного. Была еще одна загадка: фигура за рабицей  двигалась размашисто и медленно, но все равно скользила гораздо быстрее его, даже когда он несся изо всех сил. Да! И появлялась эта фигура всегда от стыка бетонного забора и рабицы музея и исчезала в музейном хоздворе.
Так они и бегали по разные стороны забора – он и его молчаливая спутница (он был уверен, что это она). Он даже стал с ней здороваться, но она обычно не отвечала, пару раз он услышал удары об сетку рабицы с ее стороны, но значения не придал. Однажды, пробегая с ней привычный отрезок маршрута, на него снизошло откровение:
- А ведь наш забор (он его так про себя называл «наш забор») с ее стороны упирается в кирпичную стену хоздвора музея. Может, там и есть дверца, но за стеной металлические гаражи. Там не может быть ничего, так куда же она дева….
От ужаса он споткнулся о собственную ногу и упал всем телом на дорожку, а в конце падения еще и лицом приложился, т.к. забыл выставить руки. 
Особенно он приложился лбом, и вообще ударился больно и обидно. Вставал, вздыхал-чертыхался, пока не заметил, что с той стороны забора стоит его странная спутница. Жадно они друг друга разглядывали. Перед ним стояла крупная ширококостная девушка, непонятно одетая, и обутая. На голове у нее был малахай, «как у наполеоновского гренадера Старой гвардии», - подумал он. На ногах – странной формы коньки, «вот чего она так быстро, нечестно…», - опять прыснуло в голове. Одежда выглядела уж совсем несуразной.
- Да-а-а-а, - только и носилось в голове, пока он рассматривал подружку по бегу. Судя по ее взгляду и приподнятым рыжим-рыжим бровям, он тоже ее впечатлил.
- Ээээ... Побежали дальше, – сказал он ей, и сам первый рванул вперед. Она пожала левым плечом и через пару минут  скрылась в заборе.
Он на одном дыхании донесся домой, даже собака его отстала. Бежал, усмехался, а в голове неслось только дурацкое «даааа…».
Дома, разглядывая битый лоб в зеркало, он корил себя: «Вот дурак, хоть бы здрасьте сказал. Познакомился, нечего сказать, Идиот, ой, идиот… ».
  На следующий день, пробегая вместе этот участок, он остановился и окликнул ее, но она ровно и быстро унеслась в свою даль и исчезла.
- Ну, и ладно, – сказал он и побежал, но рванул слишком резко для себя и слишком сильно наклонил корпус вперед, да и чувствовал… В общем он опять упал. Лбом об асфальт.
Несколько дней на себя обижался, а потом снова побежал. Подбегая к заветному забору, он все шире раскрывал глаза, т.к. серая, крупная фигура в нелепом малахае могла быть только ее. Она стояла и ждала. Последние 10 метров к ней он шел – запыхался и из гордости.
Он также остановился напротив и молча стал ее разглядывать и улыбаться. Она пошевелила рыжими бровями и швырнула какой-то комок ему через забор.
- Заподарочкиспасибо, – хихикнул он. Пока нагибался к земле и нащупывал это что-то пушистое (дело было в сумерки), она ждала.
- Что это? – спросил он вертя в руках вязаный ремешок с утолщением.
- Корка, это. Малышам надевают, чтобы лоб не били, – ответила она.
- Голос у нее смешной, детский совсем, – про себя отметил он и набрал воздуха для того, чтобы возмутиться подарку, но не успел.
-  Померяй. Если что, я его переделаю, – попросила она.
Как-то тепло попросила, и он надел без разговоров. Пришлось впору.
- Вот и отлично, а теперь побежали дальше, – обрадовалась девушка.
- Дурацкое название какое – «корка» - вертелось в его голове, пока бежали.
Так они и бегали.
- А вот куда ты бежишь, когда забор заканчивается, – осторожно спросил он?
- А вот как тебя зовут, например, – взяла разговор в свои руки она, но ответить он не успел.
- А впрочем, зачем нам наши повседневные имена, давай назовёмся тем, кто мы есть друг для друга.  Мы бегаем с тобой вечерами меж сосновым лесом и водой, и я буду звать тебя Мерелинту, что значит Морская Птица.
- Красиво! А….? – он опять не успел ничего спросить.
- «Морская» - потому что ты бежишь с той стороны забора, где море, а «Птица» - потому что ты плохо бежишь и все время в летаешь лбом в песок.
- Ээээ… - он хотел сказать ей, что он не в песок падает, а в асфальт, потом сказать ей что-нибудь обидное, потому что он обычно не падает, а падает только из-за нее, а еще сказать, что моря никакого нет, а есть маленький городской парк, а еще он лихорадочно думал, как бы ее обозвать, но сказал только – эээээ…
- А вот где ты бегаешь, там музей и гаражи, а еще сараи, и падаю я, потому что когда тебя вижу, все время думаю, как ты там, на своей стороне в темноте не стукаешься ни обо что.
- Неее, совсем светло здесь, я только днем после учебы бегаю, перед музыкальной школой, и тебя прекрасно вижу. И вообще у меня здесь все по- другому, – выпучив глаза и улыбаясь, щебетала эта, из-за забора.
- Тут дорожка вдоль леса, по ней я бегу, дальше небольшой фрагмент забора, за которым ты бежишь, потом он к морю убегает, и ты тоже.
- Раз ты у меня ночью, и глаза у тебя такие, я тебя Совой назову, – нашелся он.
- О! Пёлля! Красивое имя.
- Так у тебя там море – задумчиво тянул новоявленый Мерелинту.
- Даа, и ты вдоль забора в него убегаешь, там еще пирс есть, с которого ты исчезай… Ой! – запнулась Пёлля, т.к. Мерелинту вдруг исчез, но через минуту появился и тяжело дышал.
- Не, с твоей стороны все тот же двор, тебя нет, а вот собака есть, еле успел, – скороговоркой, возбужденно выдавал Мерелинту.
Пёлля подошла к забору начала неумело карабкаться, но быстро спрыгнула.
- Нет, песок есть, а тебя нет.
- Забавно, – пожал плечами Мерелинту. - Мы существуем друг для друга только за забором.
- Ладно, побежали, а то мне на скрипку пора, – завершила встречу Пёлля.
- Вперед! На скрипку! – завопил Мерелинту, натянув корку на голову.
Они расстались, не прощаясь. Для нее он прыгнул с пирса в море, а для него она снова пронзила кирпичную стену гаража.
Так они и бегали.
Два года вечернего бега.
Пёлля одаривалась, значками, олимпийским мишкой и старинным квадратным фонариком, который нашел и практически восстановил заново Мерелинту.
Пёлля вышивала Мерелинту мешочки для носовых платков, закладки для книг, изящный шарф и смешную остроконечную, зимнюю шапку, которую ни в коем случае нельзя носить в школе, потому что засмеют.
Они пытались обмениваться книгами. Мерелинту принес ей «Два капитана» и книжку о жизни первобытных людей, а Пёлля принесла книжку сказок о волшебных животных и колдунах, но прочесть их не смогли.
Так они и бегали, и ходили, и разговаривали и… мало ли что можно придумать двум молодым людям по разные стороны забора.
Однажды днем, возвращаясь из библиотеки через парк, Мерелинту увидел, что невысокий забор-рабицу зелено-ржавого цвета, их забор, меняют на другой чугунный, черный, высокий. Сердце Мерелинту затомилось. Он  тяжело дожидался вечера, огрызался на любую фразу, обращенную к нему близкими, рычал даже на дедушку, что ни в какие рамки. Дождавшись сумерков, рванул к музею. Мерелинту пробежал новый забор приставным шагом, пристально вглядываясь сквозь широкие просветы меж прутьев. В конце линии забора остался только один отсек рабицы. Рабочие пока не придумали, к чему приварить последний фрагмент чугуна, и поэтому этот клочок рабицы между новым забором и кирпичной стеной гаража еще уцелел.
Пёлля уже была там, испуганно хлопая выпуклыми совиными глазами.
- Давай пробежимся назад, – потребовал он.
Она кивнула и тут же исчезла в просвете нового ограждения.
- Иди сюда! -  крикнул Мерелинту. - Не работает!
- Ну давай походим туда-сюда, – ответила Пёлля.
- Ну, давай, – пожал плечами Мерелинту, хотя был уверен, что это конец.
Они прошлись пару раз вдоль нового забора, каждый со своей стороны.
- Не работает, совсем не работает, – грустила Пёлля.
 Пёлля не пошла на скрипку, а Мерелинту стоял, пока за ним не пришли родители и, ругаясь, не забрали его домой.
Забор простоял еще несколько дней и почти все это время они были вместе. Мерелинту не замечал, как на него с опаской пялятся музейные охраники и парковые уборщики и сторожа. Пёлля забросила школу и скрипку.  Мерелинту все время говорил, Пёлля улыбалась, слушала и что-то вязала. Он подарил ей камандирские часы, самое дорогое, что у него было, а она просунула ему сквозь дырку рабицы платок, на котором был вышит человечек летящий с пирса в волны.
- Я? – спросил он.
- Конечно, – ответила она.
- Там, на другой стороне, мой адрес вышит, видишь?
- Вижу, но не понимаю твой язык, прости, – усмехнулся Мерелинту.
- Будет повод выучить, – ответила улыбкой Пёлля.
- Будет, – сказал он.
- Вишь как, вышила, - пытался шутить Мерелинту, чтобы никто не плакал. - А если ты переедешь, – спросил он?
- Наша семья тут уже лет 200 живет, повода уезжать не было, – пожимала левым плечом Пёлля.
- Здорово! – а наши все время туда-сюда, туда-сюда, – вздыхал Мерелинту.
- Ручки нет, и бумаги, - страдал он. – Но если наш забор удержится, я тебе обязательно свой адрес принесу, по-английски напишу.
Мерелинту написал, адрес самым красивым своим почерком на самом английском языке, аккуратно сложил листок бумаги в специально купленный на почте конверт, бежал всю дорогу к их забору, но его уже не было.
Он постоял у нового забора, упираясь в него глазами, потом скомкал конверт и положил его в карман.
Он засел дома. Родные и собака недоумевали и беспокоились. А потом нашел в кармане куртки конверт со своим адресом. Адрес вытащил, конверт разгладил и нарисовал на тетрадном листе в клеточку себя, летящего вдоль забора, и собаку, бегущую внизу. Неумело переписал на конверт с платка ее адрес, засунул туда рисунок. Обратный адрес переписал латиницей еще раз и подписал – «Мерелинту».
Через три недели пришло письмо, там было все то же, что на его рисунке, только на заборе сидела сова и вязала варежку, от варежки тянулась стрелка к летящему полному человечку. И подпись на конверте - «Пёлля».
Мерелинту захихикал, взял собаку, надел первые попавшиеся шкары (кажется, папины) и побежал. Надо рисовать ответ, а на бегу лучше думается.