Удавка для верноподданных

                Удавка для верноподданных

                (На фото: царь Александр III)

Человек только тогда чувствует себя гражданином страны, если он имеет право на свободное передвижение и вольный выбор места жительства. В ином случае, какие бы высокопарные слова ни произносились о любви к Отечеству – все это будет фальшью. Россия страдала под гнетом бюрократических препон. Особенно тяжело давила паспортная система крестьянство. Чтобы выехать из своей деревеньки, мужик должен был получить разрешение общины за подписью старосты. С такой бумагой он обивал порог дома урядника, который визировал документ, подтверждая тем самым благонадежность. Далее в полицейской части крестьянин оплачивал 10 копеек серебром за отъезд на один месяц, а 85 копеек стоила поездка на шесть месяцев. Как известно – не подмажешь, не поедешь, а потому несчастному землепашцу приходилось помимо кошелька носить с собой кошелку с провизией, раздавая чиновникам-мироедам, чтобы не обидели, кому яйца, кому сала, кому гуся. Только тогда он мог надеяться получить в руки заветный временный паспорт.
Вот типичный документ того времени: «Предъявитель сего Самарской губернии бугурусланская мещанка Прасковья Ивановна Бурмистрова, девица, православная. Отпущенаот бугурусланского старосты для жительства в разных губерниях сроком на I месяц. Если же в течение льготного месяца после сего срока не явится, то с нею поступлено, как с бродягою. Дан 25 апреля 1894 г., лет 17, рост 2 аршина, 2 вершка, волосы русые, глаза серые, лицо чистое». 85 копеек серебром за подобный документ отдала Степанида Тимофеевна Ерофеева, бугурусланская мещанка : « старообрядка, 18 лет, рост 2 аршина и 2 вершка, волосы русые, глаза серые.»(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.997)
В неловкое положение ставила паспортная система и купеческое сословие. Представьте себе, у предпринимателя в Нижнем Новгороде застрял лес или керосин. Нужно срочно прибыть на место разобраться, а тут закон требует, чтобы несчастный обратился с ходатайством к купеческому старосте. Тот соберет заседание, выявит, погашены ли гильдейские пошлины, нет ли долгов в кредитных учреждениях города, а затем уж рекомендует полицейскому управлению выдать временный паспорт. А в этот момент почти бесхозный товар все гниет и расхищается в Нижнем. Полицмейстер проверит благонадежность купца в политических и религиозных вопросах, и уже потом городская Управа выдаст заветный документ. Осталось только купить гербовую бумагу за 20 копеек серебром и оплатить налог в один рубль. В бюрократических мытарствах купцы получали инсульт, паралич, разрыв сердца. Как же она выглядела, заветная бумага? «Свидетельство сие от Самарской Городской Управы... Иосифу Петровичу Подурову, рождения 7 февраля 1869 года на свободное проживание во всех городах и селениях Российской империи сроком на 1 год... 20 сентября 1886 года».
Читатель удивится, узнав, что и привилегированное дворянское сословие задыхалось в паспортной удавке. До сих пор в народе живы такие термины, как желтый и белый билеты. Дворянские паспорта были сродни радуге: розовые, синие, серые, красные. У каждой такой книжицы свой набор прав и обязанностей. Один цвет означает бессрочное свободное перемещение по всей империи, другой – ограничивает путешествие рамками губернии, освобожденные от воинской повинности господа имели в кармане паспорт одного цвета, офицеры, направляемые в войска – другого.
Чтобы получить сей важный документ, проситель обращался в Дворянское депутатское собрание. Читаем заявление самарской потомственной дворянки Анны Александровны Трофимовой: «Прошу выдать и выслать мне наложным платежом бессрочную паспортную книжку на свободное проживание во всех городах Российской Империи. 13 апреля 1911 г. Казань». Бессрочные «белые билеты» в Самарской губернии имели потомственные дворяне граф Николай Александрович Толстой, отец писателя Алексея Толстого; губернский предводитель дворянства Александр Александрович Чемодуров; Александра Павловна Чемодурова, Вера Васильевна Благодатова, Лидия Владимировна Воронцова, отставной майор Яков Дмитриевич Слободчиков; Алексей Михайлович Наумов; Губернский предводитель дворянства с 1869 по 1878 гг. Дмитрий Александрович Мордвинов, супруги Путиловы – Александр Аристархович и Екатерина Александровна (урожденная Чемодурова) и другие.(ГАСО,Ф.430,оп.1,д.1873,с.1-4).
Бессрочными синими паспортами удостоили камер-юнкера Двора Его Императорского Величества Мстислава Николаевича Толстого, 1880 года рождения, освобожденного от воинской повинности навсегда, а также его супругу Анну Александровну и сына Николая; прапорщика запаса армейской пехоты Константина Николаевича Муханова...
Красные паспортные книжки являлись временными и выдавались на срок до года. Временными розовыми удостоверениями пользовались в городе потомственные дворяне Владимир Андреевич Хардин, Александр Романович Эфтимович, Николай Григорьевич Елшин...
Политически и религиозно неблагонадежные получали так называемый «волчий билет». Из Министерства внутренних дел по внутренним губерниям рассылались депеши. Их получал и самарский полицмейстер. Читаем: «12 октября 1895 г. Уездным исправникам Самарской губернии. На основании статей 1 и 16 Положения о государственной охране, изволить признать необходимым воспретить получающему право возвратиться из Тюмени Тобольской губернии дворянину Ивану Прокофьевичу Амвросову в пределы Европейской России жительство в некоторых столичных местах, в том числе в Самаре по 13 ноября 1898 года». В столичный город Самару запрещено было появляться находившейся под гласным надзором в Енисейской губернии домашней учительнице мещанке Александре Дмитриевне Орочко, в девичестве Копыловой; находящейся под гласным надзором в Новгороде жене дворянина Раисе Львовне Тютчевой; отбывавшему ссылку в Семипалатинской области, бывшему студенту Санкт-Петербургского университета, сыну чиновника Михаилу Михайловичу Теселкину; сыну надворного советника Петру Ефимовичу Кулакову, высланному в Иркутскую губернию; поднадзорной из Уфы вдове штабс-капитана Марии Павловне Четверговой... Поражение в правах действовало обычно в течение 2-5 лет. После чего российскому подданному «волчий билет» заменяли на обычный цветной паспорт. Иногда приходили целые списки, например: «Секретно. 14 декабря 1894 года. Воспретить жительство в столицах, столичных губерниях, университетских городах, Ярославле, Риге, Твери, Самаре, Саратове сроком на три года 52 московским студентам, подписавшим крамольную петицию на Высочайшее Имя о предоставлении студенческого самоуправления». Как говорится: подписал - и голова с плеч!( ГАСО,Ф.465,оп.1,д.833,с.17-32).
Согласно Положению Комитета Министров от 12 марта 1882 года, подписанного графом Игнатьевым и Плеве, политически неблагонадежным воспрещалось заниматься письмоводством в правительственных и общественных учреждениях; участвовать в губернских правлениях, у исправников, полицмейстеров, становых приставов, в волостных правлениях, школах, училищах и учебных заведениях всякого рода; принимать к себе учеников для обучения их искусствам и ремеслам; покидать место жительства.
Под пресс паспортной системы попадали также скопцы и раскольники, греко-униаты, высланные с Кавказа горцы, туркестанские мусульмане и ферганские националисты, сосланные из Санкт-Петербурга за нищенство согласно Указу от 7 января 1874г.,иностранные дезертиры, лица, тайно перешедшие границу.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.834,с.7)
Читателя наверняка удивит вопрос – как же государство могло реализовать свои ужасные планы по тотальному контролю над гражданами, ведь тогда не было электронного прослушивания, видеонаблюдения, компьютерных баз данных. Даже в паспортах не было фотографий личности. На это отвечала популярная в те времена крылатая фраза «Велика Россия, а отступать некуда – повсюду соглядатаи!» Как-то раз высокие гости из Англии спросили Николая II: почему у вас так слабо развивается гражданское общество? Он ответил: гражданам некогда – все одним делом занимаются – друг на друга сообщают. И действительно, краеугольным камнем державы являлось осведомительство. В его порочный круг втягивались все сословия, включая духовенство, которое напропалую нарушало тайну исповеди. Доносы омывали империю, как моря и океаны, подтачивали нравственность. Нельзя думать, что подметные письма носили только политический характер, наоборот, большинство их иголок направлялось в бытовую сферу. Если в 1893 году в канцелярию самарского губернатора поступило 327 подметных писем, то в 1898 году уже 1098, при учете, что именно в этом году был зарегистрирован стотысячный житель.( ГАСО,Ф.3,оп.233,д.1668,с.29). Открываем архивную папку анонимных донесений полицмейстеру: «28 октября 1913 года на углу Троицкой и Предтеченской в доме Жоголева помещается «секретка», среди посетителей часто бывают чины местной полиции, которые производят безобразия даже на улице». (ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2602,с.27). На беду полицейских анонимка всегда напоминает небезызвестную игру в морской бой. Вслепую называют координаты предполагаемого противника, и звучит ехидный голос: «Мимо!» Также впустую, в соответствии со зловредной бумажкой, ходил для проверки фактов пристав II части. Увы, дом этот давно принадлежал гражданам Самары – Матвееву и Попову, за которыми ничего дурного не замечалось. Не успели с этим доносом разобраться, а уже «доброжелатель» новое письмецо подбросил о тайной проституции в доме 39 по улице Троицкой.(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2343,с.76). Но самое главное - автор послания отмечал, что похотливые девицы опаивают крепкими напитками до полного безобразия, а потом шарят по карманам. В конце анонимки сказано, что все это учиняется без оплаты налога, без приобретения патента. Видимо, эта сторона дела особенно возмущала неведомого писателя, мол, не просто богатеют на разврате, да еще государство дурят. Продажа алкоголя при отсутствии лицензии являлась благодатной нивой для доброхотов. Вольно или невольно, но своими докладами в полицию они вносили свою лепту в борьбу с зеленым змием. Читаем донесения: «За Панским переездом в бакалейных лавках Титова, Алатырцева, Безногова,Чинина бурлит незаконная торговля, особенно в праздничные дни». Сколько красноречия и литературного дара можно найти в таких посланиях: «Беспатентно торгуют вином и пивом по Набережным Волги и Самарки, да еще две обнаглевшие шмары на Панской перед носом у околоточных спикулируют. Те что, груши околачивают? А за что тогда жалованье получают?»(ГАСО,Ф.465,оп.1,д.2343,с.73,75).
А действительно, за что полицейские получали жалованье? Об этом уже в следующем послании говорится: «Мы торговцы на пароходных пристанях не можем более терпеть вымогательства и притеснения со стороны околоточного надзирателя Астраханцева. Просим убрать его. Своими фамилиями не подписываемся за большой боязнью его тяжелых кулаков». О тяжелых кулаках тоже немало хранится исповедей в папке полицейского архива: «В пивной лавке Громочевой, что на Л.Толстого в доме Самфилова, муж хозяйки Колька Громочев под укрывательством чинов местной полиции устраивает всякие безобразия, так что кидается в посетителей пивными кружками, плещет им в лицо, завязывает драки, отбирает вещи и деньги. Говорят, пьяным вставляют палку в рукава пиджаков или тулупов, а к палке привязывают руки, так что несчастные добираются домой в позе «вороньего пугала», не имея никакой возможности высвободить ладони.
Помимо анонимов-любителей в Самаре действовали настоящие профессионалы-филеры. Они внедрялись в различные слои общества и выявляли правонарушения. Их послания полицмейстеру нельзя назвать совершенно анонимными, но все же они во многом напоминали простых любителей этого жанра. Под их доносами стояли подписи, но какие: Жирный, Ласточка, Бутон, Крот, Студент, Певчий и так далее. Вот как работал тайный филер в январе 1912 года: «8 января на Самарской улице в гостинице Ушакова четверо поссорились. Один по кличке «Сережка лысый» нанес товарищу по голове столовым ножом удар. Компания все быстро допила, доела и скрылась... Пристава I части Раевского прошу проверить три тайных притона разврата, места укажу позже... Крестьянин Григорий Плакитин, 58 лет, намеревается совершить кражу бочонка с селедкой стоимостью 15 рублей на Троицком базаре. Ночной караульщик может взять с поличным...»
Как видим, общественная и государственная система соглядатайства, с одной стороны, укрепляла порядок, но с другой растлевала социум и тормозила любые ростки духовного прогресса. Как говорится, у палки два конца. Но самарцы не вдавались в излишние политологические размышления, говоря, что раз повсюду глаза и уши – значит человек не одинок. А что касается свободы личности, то по этому поводу прекрасно сказал М.М.Сперанский: в России свободны только нищие и философы, одни – потому что ничего не имеют, а других просто никто не понимает. Несмотря на всю эту большую дозу пессимизма, старый дребезжащий вагон российского общества вставал на рельсы реформ.