Хостель - Золотой возраст

Семён Баранов - http://www.proza.ru/avtor/semion2

 Хостел – Википедия.
Хостел (англ. Hostel – общежитие) – европейская система размещения, предоставляющая своим постояльцам на короткий или длительный срок жильё, представляющее собой, как правило, спальное место без дополнительных удобств в комнате.

Хостел "Золотой возраст" был построен для пенсионеров в начале девяностых годов в не большом "городке развития", в котором шло бурное строительство не дорогого жилья  для привлечения на постоянное жительство репатриантов, вернувшихся на "историческую Родину".
Наибольшим преимуществом для проживания в хостелях Израиля, как правило, пользуются люди диаметрально противоположного уровня достатка – пенсионеры, готовые сдать имеющуюся у них квартиру в обмен на хостел, и … бомжи. В хостелях  для первой группы пенсионеров имелся бассейн, комната, оснащённая спортивными тренажёрами, залом для музицирования и бог знает, что ещё.  Хостел "Золотой возраст" предназначался для … репатриантов - пенсионеров из бывшего СССР.   
Первые жители хостеля были молодые пенсионеры или чуть старше молодых пенсионеров. И это действительно было счастьем получить СВОЁ ЖИЛЬЁ в новом, светлом со стеклянной крышей хостеле. Наряду с супружескими парами, в хостеле селились женщины и мужчины-одиночки, что наполняло его полноценной жизнью и, конечно же, сплетнями, шёпотом распространяющихся среди жителей, мирно гуляющих по дворику. А страсти кипели там не шуточные.
Тогда ещё у жителей хостеля была НАДЕЖДА – мостик, соединяющий настоящее и будущее, пища веры, основа жизни. Если перестать надеяться, человек лишает себя возможности иметь цель, а без цели теряется смысл жизни и он живёт только для того, чтобы умереть. Так уж устроена природа человека, что с возрастом НАДЕЖДА угасает.
Когда умер первый житель хостеля, все восприняли это, как "первый звонок", как предупреждение, как зловещий вопрос: "Кто следующий?".
Когда умер муж Нины Юрий… Юрий был художником. Вся квартира была увешана пейзажами, портретами Нины, их детей… Он четверть каждого коридорного окна хостеля превратил в яркий, разноцветный витраж… А потом он заболел. Одно время Юрий выходил на прогулки с Ниной, опираясь на палочку… Потом он перестал выходить и Нина прогуливалась одна. На её лице всегда была улыбка. Она старалась её убрать, но ничего не получалось. Поэтому встречаясь с кем-то на дорожках дворика, она то и дело говорила: "Вы не смотрите, что я улыбаюсь. Я очень переживаю за Юру… Очень…". И вот он умер. Хоронили всем хостелем. На следующее утро после похорон Нина вышла в дворик, неся брюки, иголку, нитки. Она села на скамейку, надела очки и начала зашивать дырочку на брюках. Её соседи по скамейке недоумённо переглядывались. Наконец, она оторвала взгляд от брюк, посмотрела на соседку широко открытыми полными вины глазами и тихо проговорила: "Он ушёл, а я не успела зашить дырку на его брюках… Не успела…". В последующие дни она зашивала  рубашки, другие вещи Юрия, хотя дырочек на них и не было. А потом приехал сын и забрал Нину из хостеля.
Сколько подобных историй, произошедших за не полных двадцать лет, может поведать Хостел…
Больше смерти жители хостеля боялись потерять память о прожитой жизни: голодной, холодной, начинённой смертью и душевными муками, безмерно радостной и страстной, со слезами горя и счастья…
- Это же надо, - говорила толстушка Фрида, - дать свою фамилию чёртовой болезни. Как Алоис Альцгмеймер  не понимал, что столь частое её упоминание будет не просто переворачивать его в гробу, а беспрерывно вращать, без секунды на передышку, - при этом она грустно ухмылялась, понимая, что она может коснуться и её… И коснулась…
Однажды летним вечером, когда жара уступила место лёгкой прохладе, когда хостелевский дворик заполнили его жители, уставшие сидеть в квартирах, подрёмывая у телевизора, извергающего очередной сериал, местная ясновидящая Роза, старожил хостеля, вдруг встала со скамьи и, глядя в никуда затуманенным взором, проговорила:
- Так больше продолжаться не может… Наш хостель – это спрессованная старческая беспомощность! Даже молодёжь, - кривая улыбка пробежала по лицу, - пришедшая на смену убывшим, не способна её разбавить… Что-то должно произойти…
Утро того дня было особенным. Это почувствовали все жители хостеля. И те, чьи физические возможности позволяли самостоятельно ходить, включая тех, кто перемещался с палочкой или с помощью ходунков, вышли во двор. Казалось, в то летнее утро природа сжалилась над жителями хостеля и облаком оградило их от жарких солнечных лучей. Непонятное волнение овладевало ими. Оно необъяснимо было праздничным.
- Наверное, такое чувство я бы испытывала, - сказала Роза Львовна, быстро толкая перед собой ходунки, - идя на первомайскую демонстрацию.
- Да! Да! У меня такое же чувство, - подхватил Юрий Соломонович, коммунист со стажем.
- И у меня!
- И у меня!
- А вам не кажется, что мы, как стадо баранов, будто по чьему-то велению вывалили во двор? – зло проговорил Аристарх Беньяминович, бывший полковник, прошедший Отечественную войну с первого до последнего дня.
- Подобное чувство стадности я испытывала, когда в девяносто первом репатриировалась в Израиль, - вставила, проходящая мимо Аристарха, Клавдия Абрамовна.
- И пожалели?
- Что вы, что вы, - быстро проговорила Клавдия Абрамовна, озираясь по сторонам, то ли в поиске того, кто спросил, то ли проверяя, не подслушивают ли их разговор. И добавила: - Слава Богу, что я здесь! – и засеменила к скамеечке, опустив голову.
Свободных мест на скамейках к девяти часам не осталось. Кому не хватило места, выносили из квартир пластиковые стулья. Неходячие, у которых окна их квартир выходили во двор, в ожидании чего-то прижались к окну.
Ровно в девять часов к воротам хостеля "Золотой возраст" подъехала новенькая "Тойота". Из неё вышла не высокая, стройная блондинка неопределённого возраста. Какое-то время она постояла, поправляя причёску, и, гордо неся голову, вошла в ворота. Водитель и её сопровождающий доставали из багажника чемоданы. Только мерное цоканье её шпилек нарушало тишину, воцарившуюся в хостелевском дворике.
Когда она приблизилась к смотрящим на неё во все глаза жителям хостеля, можно было разглядеть её милое лицо без единой морщинки и глаза… Таких синих, поистине бездонных глаз никому из них ещё не приходилось видеть. Одни разглядели в них сострадание и жалость, другие – уверенность, третьи разглядели смешинку…
Дверь хостеля распахнулась, и навстречу блондинке выбежал его директор Саша, подобострастно улыбаясь, то и дело, отвешивая поклоны. Казалось, что как в старые добрые царские времена, он выпалит:
- Давно ждём-с вас, ваше сиятельство. Мы вам так рады, так рады… Позвольте проводить вас в ваши апартаменты – однокомнатную клетушку на четвёртом этаже, которая освободилась по случаю кончины Бориса Львовича Цукермана, да будет земля ему пухом.
Но Саша ограничился словами:
- Добрый день. Мне звонили из мэрии. Добро пожаловать в хостель "Золотой возраст".
Прежде, чем войти внутрь здания, блондинка повернулась лицом к жителям хостеля, которые, казалось, замерли в ожидании её речи.
- Спасибо за встречу, - сказала она. – У меня будет достаточно времени поговорить с каждым из вас.
Блондинка взмахнула рукой и облако, прикрывающее солнце, продолжило свой бег. Вернулся обычный летний зной, который разогнал жителей хостеля по квартирам.
Последующие две недели в хостеле только и говорили о новой его жительнице, которая представилась Хаей*. И говорили о ней только с восторгом.
- Боже, какая женщина, - говорила одна. – Она была у меня в гостях. Я ей рассказывала о своей жизни… Она всё понимает… После нашего разговора мне стало так легко. Если бы не мои ноги, которые отказываются ходить, я б разбежалась и полетела…
- И у меня такое же чувство.
- И у меня.
- Наш хостел весь был пропитан старостью, целомудрием и трухой, - задыхаясь от восторга, говорил Аристарх Беньяминович, - но с приездом Хаи… Да что говорить! У хостеля приступ бабьего лета! Вторая или… сотая молодость! – и он опустил взгляд в область паха.
Прошёл месяц. Пожалуй, это был самый счастливый месяц за последние годы: ни разу не приезжала "скорая помощь", никто не умер и болезнь Альцгеймера не прогрессировала… Даже те, кто распрощался с возможностью ходить, - пошли. Пусть с помощью ходунков, но пошли! И ещё… Всюду звучал СМЕХ!
Всё чаще жители хостеля задавались вопросом: "Сколько времени ещё может продолжаться эта старческая эйфория? Что нас ждёт потом, когда она пройдёт?".
И тут же: "Сейчас мне хорошо, а что будет потом… Ясно, что ничего хорошего! Но сейчас мне хорошо!".
- Жители хостеля! – словно удар колокола прозвучал по громкоговорящей связи голос Саши. Все насторожились. Повысилось артериальное давление, участился пульс… - Просьба всем собраться во дворе. С вами будет говорить Хая.
Вечерело. Жара медленно отступала. Дворик хостеля был полон его жителями. Стоял галдёж. И вот в сопровождении Саши во двор вышла Хая. Она встала так, чтобы каждый видел её.
- Друзья, я собрала вас попрощаться, - сказала Хая. Она говорила тихо, но слышал её каждый, и каждому казалось, что она говорит только с ним. – Я ухожу, но вы можете пойти со мной…
После её слов над хостелем повисла такая тишина, что слышен был комариный звон.
- Ты – Смерть! – выкрикнул кто-то.
- Нет. Я – Жизнь! – спокойно ответила Хая и посмотрела в ту сторону, откуда донёсся выкрик. – Это вы – люди – придумали слово "смерть". Во Вселенной такого понятия нет. Есть рождение, созревание, зрелость, увядание и перерождение. И всё это бесконечная Жизнь! Вы ещё совсем молодая цивилизация, и только-только подходите к границе познания вашей сущности, ваших возможностей, понимания вашего предназначения. – Хая сделала паузу. Она словно решалась на что-то и, приняв решение, продолжила: - Что такое Человек? Его тело, органы, мозг - это биомеханизм. Мы называем его просто "Био". Человек - это один из огромного количества совершенных механизмов Вселенной, населяющих планеты с атмосферой, пригодной для того или иного вида Био. Как только Человек зачат в утробе матери, в него вселяется душа и он рождается с ней и до момента его зрелости она, овладевая биомеханизмом, укореняется в нём. На протяжении жизни, душевные корни пронизывают не только сам Био. Они переплетаются с корнями душ тех, с которыми связали свою жизнь. Это все ваши родные и близкие. Поэтому, когда Био увядает и уже не поддаётся восстановлению, душе больно лишаться своих корней. Душа уносит с собой то, что накопила за этот отрезок жизни, что так необходимо Создателю, то, чем кормится Вселенная – ЛЮБОВЬ. Душа похожа на пчелу, собирающей сладкий нектар… Я впервые на вашей планете и только Создатель знает, когда ещё раз окажусь здесь. Хочу предложить тем, у кого Био на грани полного увядания, пойти со мной в другой мир. Я облегчу вашу душевную боль.
- А может вы недобрали нужное количество так называемых "рекрутов-призывников" и спустились к нам для пополнения их рядов, как в Советской армии? – выкрикнул Аристарх Беньяминович.
Хая перевела взгляд на Аристарха. Мгновение она смотрела на него, с трудом сдерживая улыбку, и, не справившись с собой, засмеялась. Смех её был таким звонким, чистым и заразительным, что его подхватили её слушатели, включая Аристарха Беньяминовича. Вдруг словно чья-то невидимая рука провела по уже почти засыпающим солнечным лучам-струнам и зазвучала музыка. Нет, её никто не слышал. Её чувствовали. Она наполняла души ЛЮБОВЬЮ. Птицы, взмыв в вечернее небо, запели и закружились в невиданном до сих пор танце Жизни. Цветы излучали красоту. Даже простой одуванчик излучал её столько, что казалось ею можно наполнить половину всех существующих человеческих душ.
На следующее утро жители хостеля, которые остались и чей возраст был не много старше возраста молодых пенсионеров, не помнили ни о Хае, ни о вчерашнем феерическом вечере. Только чувство ЛЮБВИ ко всем, кто их окружает, и вера в бесконечную жизнь наполняли их души. Директор Саша суетился гораздо больше обычного: ждали прибытия молодых пенсионеров. В хостеле "Золотой возраст" вновь возрождалась НАДЕЖДА.


* Хая(иврит) - живая