Фантазия на тему

ФАНТАЗИЯ  НА  ТЕМУ

 1
   Это почти бред или… благая уловка больного самолюбия. Пусть так, покаянно принимаю это, и  нарочно, вопреки всему фантазирую – надо же в конце концов покончить с мучительным мотивом!
   Ярко представляю ситуацию, пусть и фантастическую, от начала до конца выдуманную. Есть и дополнительный стимул: хотя бы в воображении преодолеть пленительный «Солнечный удар» Бунина.
   Итак, они случайно встретились, они ничего не знали друг о друге почти полгода. Он уже не хотел встреч, её начинала раздражать её внешность, её голос и манера говорить. Ему казалось, что остыл, окончательно отрезвел – слишком долго подвергался её полуотстранённости, отношению «на дистанции» с довольно циничными отповедями по поводу «губительной» близости. Ему претила эта инфантильность в благородной упаковке; так хотелось полноценных межполовых отношений! Нет, «последняя любовь» не состоялась, вышла жалкая пародия – и он вычеркнул эту женщину из жизни.
   И вот – случайная встреча! И вспыхнула обоюдная память, охватила потаённая страсть, почти безумие. Нервно, отрывисто говоря, они шли к её дому. Дрожащей рукой он держал её под руку и чувствовал, что женский локоть тоже подрагивает. Полубеспамятно подошли к двери, кое-как она открылась, в тесной прихожей скинули верхнюю одежду, и он не выдержал – поднял на руки желанную, ногой отворил комнатную дверь – и они бросились на постель.
   В полуобмороке порывисто раздевались, успевая задыхаться в жарких поцелуях… Всё, что голодными годами копилось, он без остатка отдавал ей и глушил сладкие стоны губами в губы… Это длилось ещё и ещё. Разгорячённо потные, они ненасытно ласкались в осеннем полумраке комнаты, над смятой постелью смутно голубели окна, чутко таилась тюль, смущённо молчали астры, стоявшие в вазе .
   Наконец любовники откинулись на спины, запалено дыша. Некоторое время молчали, смакуя любовное послевкусие. Мужчина благодарно гладил её горячие бёдра, которые подрагивали от прикосновений. Наконец женщина полушёпотом заговорила:
  - Прости меня, я была так жестока с тобой.
  - Ну что ты… Я не сержусь. Наоборот – благодарен за эти годы влюблённости.
  - Я знала, что это будет.
  - Что именно?
  - Твоя благодарность…
  - Ты не ожидала нашего свидания?
  - Нет. Я даже не думала об этом. Ты мне не звонил.
  - Я потерял телефон, купил новый, а твой номер запамятовал. Не думай, что оправдываюсь.
  - Я верю…
  Он вновь наклонился над ней, его почти пугали её широко раскрытые глаза, в полумраке и среди смутной белизны постели они казались угольно-чёрными. В ответ она гладила его потные волосы. Потом любовники встали, оделись. Она приготовила кофе. Тесно прижавшись, посидели за столом, потом она проводила его в прихожую, где они жадно обнимались…
   Когда он вышел на улицу, моросил тёмный дождь. Асфальт, заляпанный кленовыми листьями, под фонарями отливал то фиолетовым, то влажно-розовым; справа темнели гаражи, а где-то за домами рокотали автомобили, хищновато шипя шинами по мокрой трассе.
   Он был счастлив и почти парил.
   И в пику любимому Бунину, чей герой после потери партнёрши постарел на десять лет, я в финале своей фантазии заключаю: «Ему казалось, что он помолодел на десять лет».

2
   А ведь если вернуться к реальности, именно так и было: я действительно помолодел, хотя и не на десять лет, но существенно. Да-да, помолодел! Влюблённость окрылила; и город и окрестности переменились, внезапно став не только фоном моих обновлённых чувств, но, как не странно, и благожелательными соучастниками. При этом ничего глобального не произошло. Подумаешь, некто, пребывая в солидном возрасте, взял да влюбился «в последний раз». С кем не бывает? Говорю об этом, и сам себе не верю. При чём здесь «кто-то»? Ведь я – совсем другое дело! И жизнь – только моя личная, и мbр – тоже только мой, влитый и переполнивший душу; и Елена, красивая, единственная, - моя и только моя!. Да. Режут слух её смущённые признания о том, что она не чувствует слепой эйфории; но это ничего – я смогу переломить это недочувствие,  мне всё подвластно!
   С каждой встречей я всё больше и больше пьянел. Мы понимали друг друга. Елена признавалась, что с подругами то и дело возникают недоразумения, даже конфликты, и она излечивается только в доверительных беседах со мной. Конечно, это мне льстило, уверенность в моей непременной «победе» укреплялась.
   Правда, до последней близости мы ничуть не приближались. «Этим всё только испортим, - успокаивала Елена. – Платонические отношения спасут». Ну что ж, я не сексуальный маньяк, могу понять странную прелесть «простых» встреч… Месяц, второй, третий… Год, второй, третий… Я стал понемногу отчаиваться. Платонические отношения переродились в инфантильные, и это стало невмоготу! Отчаявшись, я порвал с Еленой. А вскоре «побитым псом» мысленно вернулся и отважился написать следующее письмо:
  «Прости, что напоминаю о себе. Правда, я почти уверен: эта весточка, что бы там ни было, приятна тебе. Вспомни, при нашем расставании, когда я что-то беспорядочное выговаривал, ты сокрушёно ответила6 «Я лучше, ты не понял,  недооценил меня»… В какой-то степени это письмецо расценивай попыткой с опозданием оценить твои достоинства. Не подозревай в этом иронии – честное слово, я наконец-то отрезвею. Вот написал – и хочется вычеркнуть: до полной трезвости мне далековато. Не знаю, хорошо ли это? Ты наверняка ответишь положительно: тебе, как всякой женщине, нравится окололюбовный хмель, порождённый тобою. Но ведь и мне самому было лестно оттого, что по-юношески возбуждён и пылок, хотя последней, самозаветной грани мы так и не перешли – как говорится, платонизм крепчал не по дням, а по часам. Вспомни, как тебе это нравилось, ты постоянно твердила: это прекрасно, физическая близость всё б только испортила…
Что и говорить, вероломная теория! Я хорошо знал (да ты с некоторых пор и не скрывала), что на стороне спишь с неким В. Как это меня мучило! Помнишь, несколько раз я гневно хопал дверью, порывал с тобой?.. А спустя время возвращался побитым псом. Конечно, самолюбие негодовало, а на душе по-прежнему было бесприютно. В конце концов свербило одно: ты – последняя женщина, окончательно безответная страсть. К тому же ты была вполне обходительна, даже ласкова со мною, хотя и держала меня у невидимой границы: всего шаг с моей стороны – и конец! Во всяком случае ты уверила меня в этом, цинично (именно так!) объясняя наш платонизм слабыми ферромонами. Однажды откровенно наставляла: «А ты приставай к женщинам, одна откажется, иди к другой, к третьей»… К чести моей (или к безумию?) я и это проглотил, и, как видишь, живой… Впрочем, можно ли это назвать полноценной жизнью? Я и тогда был и сейчас уверен: половые отношения обязаны быть полноценными, это облагораживает душевную близость. Понятно, далеко не всякая любовь разделённая, но ведь это – ЛЮБОВЬ! Наверное, это убеждение и держало меня подле тебя, хотя такое «единение» было мучительным. Приятели, честно говоря, меня не понимали, даже осуждали: чего, мол, тянешь, будь мужиком, свали её в постель – и дело с концом!.. Но именно этого ты всегда боялась, не раз шутя предостерегала от «необдуманной грубости» и так далее в этом роде. И я поборол себя! А теперь, откровенно говоря, очень рад этому. Знаешь, Господь дарует каждому некое предназначение и говорит о нём нашими судьбами. Вот и мне выпало ясное, отдельное от тебя предназначение; именно судьба, не иначе уводила меня от соединения с тобой. Спасибо Богу за всё! Спасибо и тебе – ведь ты на некоторое время пробудила во мне забытую юность, сногсшибательную влюблённость, горько-сладкие мучения, мечты. Не скрою, долго, слишком долго я гневался на тебя, в твоём лице скептически относился ко всем женщинам. Казалось, впереди ничего светлого, связанного с обоюдной теплотой; всё – позади. Я обречённо опускал руки – судьба есть судьба… А сейчас постепенно оживаю, даже пишу тебя, о чём совсем недавно и не помышлял. Будь счастлива и не поминай лихом. Твой…
   Написав «твой», я надолго задумываюсь, встаю из-за стола и нервно хожу по комнате, затем приближаюсь к холодному окну, за которым – заледенелые деревья, первые сугробы, серое небо… Так и стою, так и смотрю на эту преждевременную октябрьскую зиму и горько усмехаюсь про себя.