В эфире Мотя Г

Максим Горький спрашивал: какое заболевание чаще всего встречается у пигмеев? И отвечал: мания величия!

Вот и пигмей Мотя, приколачивая к брусчатке свои многострадальные пропагандистские причиндалы, упивается значением и весом своей пигмейской личности.

Президент великой России, получив неопровержимые доказательства теракта, приказывает принять меры к возмездию. Пигмей Мотя тут же пищит: «А почему так поздно? А почему я, Мотя, всегда моментально делаю под козырек и падаю ниц перед барином из Вашингтонского окружкома, а Кремль осмеливается решать и действовать самостоятельно, без лакейских истерик?

На ломаном русглише с местечковым акцентом Мотя трындит про полтора килограмма тротилового эквивалента. Ну, это ясно. Если Россия установила, что взрывчатки иностранного производства в самолете было подложено около килограмма, истерический пигмей  намеренно увеличивает массу подложенного в авиалайнер ВВ.


Злопамятство вместо памяти, злорадство вместо нормальных человеческих чувств, вой и гной. И всегдашнее появление в информационном пространстве в сопровождении двух неизменных спутников --- Альцгеймера и Паркинсона.

В искривленных недугом устах Моти повторяемое как мантра «признали» звучит как «признались». До посинения и пожелтения готов повторять любую ложь, изобретенную майданским режимом. И вслед за прочей майданской фауной микроб Мотя свято верит любым антирусским измышлениям, но при этом, как прокурор Вышинский, щедро разбрасывает обвинения, топает ножкой и пускает по подбородку эпилептическую пену.


«Вот я думаю…». Какая красивая, но слишком смелая гипотеза. Попугайничать, обезьянничать, рабски копировать, нагло плагиатировать --- это бехусловно да, но думать? Эта операция для Моти не только нехарактерна, но категорически противопоказана.



Или вот еще ганапольская перлятина:

«Вроде бы есть какое-то простое поведение, какие-то логичные поступки, но Россия ими не идёт – обязательно нужна какая-то многозначительность, какое-то поведение против всех». Как все пигмейские расисты, Мотя на ломаном майданском языке замахивается на всю  Россию сразу. Что-то болтает про многозначительность. И, по эхомосковской моде болтает, про то, что Россия противопоставляет себя всем. И в этом Мотя всего лишь сияет отраженным светом. Оксана Баршева уже провозгласила на радио Венедиктова: «Россия --- родина козлов!». Так что, и здесь пигмей Мотя жалок и вторичен.
Не признавая правил русского языка и законов здравого смвсла, Мотя бормочет:

«К примеру, все давно признают очевидное, а Россия не признаёт.
Почему она не признаёт.
Почему имея на руках всё, что имели другие, имея доступ ко всему, что имели другие, признала позже всех?».

Готовность Моти есть все, что положит ему в миску забугорный хозяин, живо иллюстрирует поведение персонажа из бессмертного романа Гашека. Тот исповедовался: «Я так люблю господ офицеров, что могу запросто съесть ложку офицерского дерьма. Но не дай Бог в ней попадется волос --- меня тотчас стошнит. Ведь я такой брезгливый!».

«Брезгливый» Мотя готов  целовать натовские бомбы, падавшие на Белград. Любящий Мотя взасос целовал пробирку с выделениями американского генерала, который спровоцировал нападение на Ирак. Пасссионарный Мотя  до блнска полирует губами бандеровские сапоги, периодически выкрикивая, что на Украине нет никаких последышей подонка Бандеры.

Чмокая Обаму в самый афедрон, Мотя нигде, никогда и ни прикаких обстоятельствах не говорит, что Египет, над чьей территорией произошла трагедия с нашим авиалайнером, до сих пор отрицает террористическую версию. Для Моти Россия ---- исчадие ада, которому скоро кирдык. Из всех тезисов в мире Моте больше всех люб и гож тезис Павла Федоровича Смердякова, провозгласившего честно и открыто : «Я всю Россию ненавижу!».

Вот из этого целеполагания проистекают все мотины ужимки и прыжки, оправдания всех бандитских зверств и террористических преступлений.

Жалкий, злобно ощерившийся рамолик.