Продолжение следует...

Раньше я не любила историй, которые заканчиваются многоточием. Кажется, от тебя скрывают что-то важное, недоговаривают самого главного. А так хочется узнать, что же там, за этой многозначной россыпью точек! Однажды мне удалось туда заглянуть. Я увидела свое будущее, которое не похоже ни на чье другое. Оно зависит от личного выбора, характера и желаний, от умения любить и прощать. Путь до поворота, обозначенного многоточием, может быть общим для многих, но дальше каждый пишет свою книгу...

— Да, слушаю!
Добрый день, можно Маринку? —  спросила я.
Мне ответил незнакомый голос, потому я немного растерялась и назвала подругу, директора Дома культуры,  так несолидно.
— А ее нет. Что передать?
— Передайте, что звонила... Ольга Павловна.
Странно, что Маринки нет на работе. Вчера мы договорились о встрече, вернее, она сама попросила увидеться.  А у меня сегодня рабочий день растягивается до полуночи, надо бы ее предупредить, но сотовый и все остальные телефоны вне зоны.
Подруга ждала меня у подъезда, в темноте я ее не сразу заметила. Фонари  вдоль тротуара давно забыли о своем предназначении светить — бездушных коммунальщиков их судьба совсем не волнует.
— А я с «Наполеоном»! В нашей кулинарии купила. Помнишь, как мы когда-то на спор по половине торта съели?  —  Маринку тянет на воспоминания, это дурной знак.
— Когда это было? — вздохнула я, стараясь сдержать подступившую зевоту.  — Лет тридцать назад?
  Любые глупости, на которые была способна беспечная юность, теперь умиляют наши поседевшие умы.
Мы уютно устроились в кухне при свете настольной лампы с соломенным абажуром. Василий, шестикилограммовый котяра, единственный, сохранивший членство в  моей семье до преклонного возраста, захватил треть диванчика, скромно поджал под себя лапы и замурлыкал, мол, говорите, говорите, девочки, вы мне не мешаете. «Наполеон» оказался восхитителен, соответствуя ностальгическому настроению, исходящему от Маринки.
Когда часы бомкнули два раза, я забеспокоилась:
— Марин, а Егор тебя не потеряет? Ты его предупредила, что у меня останешься?
— Он меня уже потерял. Я из дома ушла.
Я поперхнулась чаем, а прокашлявшись, задала дурацкий вопрос:
— Куда?!
  — Пока дети на море, у них поживу. А потом... — подруга ответила так спокойно, будто речь шла о заурядном очередном отпуске.
Марина с Егором недавно отмечали двадцать пять лет совместной жизни. «Совместной жизни» звучит так себе, совсем не романтично, но «серебряная свадьба» тоже не лучше — как медаль неудачника, недобравшего пару баллов до первого места. Хотя не время придираться к словам, у моих друзей, похоже, серьезные проблемы.
— Что случилось, Марин? Вы даже не ссорились никогда...
— Наверное, зря не ссорились. Ты же знаешь, я чуть что, молчу и все. Могу неделю молчать, мне так легче. Не умею я отношения выяснять. Зачем объяснять то, что и так очевидно? Переболит внутри и отпустит. Только в этот раз все не так. У Егора роман. С одноклассницей!
— Вот тебе раз. Где он ее нашел? Школу-то он в Казахстане заканчивал?
— В «Одноклассниках» и нашел! Два месяца назад страничку себе завел. Ну и... Ездил к ней два раза уже, в командировку! Да что говорить. Я случайно сообщение увидела от нее. Сразу же вещи в сумку и ушла.
— А он знает, что ты знаешь? Ты с ним говорила? Маринка, может, все не так, как тебе показалось?
Марина стала рассказывать — тихо, медленно, осторожно проговаривая скупые слова, которые ей было страшно озвучивать. Меня удивило, что она так долго скрывала свою боль и только теперь позволила себе расплакаться. Выслушав ее историю, похожую до банальности на сотни других измен и расставаний, я вспомнила свою  — ничем не оригинальнее.
— Успокойся. Он к тебе вернется,  — уверенно заявила я, мысленно потерев больное место где-то на самом донышке своей чувствительной души. — Все возвращаются, это я тебе точно говорю.
Маринка вытянула из коробки  километр салфеток, обсушила слезы и сопли, потом по-детски всхлипнула:
Правда? А ты откуда знаешь?
— В школе проходили, — неудачно сострила я.
— Прости... Я забыла, — извинилась моя исповедница. — К тебе твой Славик тоже вернулся? Тогда почему ты одна? Разве ты его не любила?
— Любила, а как же. Так любила, что и мысли крамольной не допускала. Мне в голову не приходило, что мой идеальный Славик может посмотреть на другую женщину. Конечно, за двадцать лет между нами всякое было. Но нас так много связывало! Дети, совместная работа, общие планы, проблемы, воспоминания, друзья. Попробуй развяжи все это одним махом. Мы тогда только что дом достроили. Вы с Егором у нас на новоселье  были, помнишь? Наташка школу закончила, учиться в Москву уехала, а Лиля замуж вышла.
— Да, я вспомнила. Мы вскоре тоже уехали, Егора перевели в другое управление. А когда вернулись, вы уже... Господи, никогда не думала, что такое может и со мной случиться!
  Я заварила свежего чая, открыла окно — потянуло запахом дождя, наверное, будет гроза.
— Я тогда сама напросилась на эту правду,  — говорить об этом  было нетрудно. Все уже давно переболело. Отхлебнув горячего чаю, я продолжила:  —  Заметила, что он изменился, подумала — на работе проблемы или со здоровьем что-то. Спровоцировала его на разговор, мол, что происходит? Он объяснил, так и так, я полюбил другую. Собрал вещи и ушел к ней. В один миг мир рухнул. Я оглохла, ослепла, онемела, лишилась рук и ног. Дышать не могла, думать не могла, только плакала. В доме пусто стало и холодно как в могиле. Малейший шум на улице срывал меня к окну — вдруг это он? В шкафу оставались его рубашки, так я их  надевала, вдыхала родной запах. По ночам просыпалась, на мгновение мое горе казалось мне кошмарным сном. Но холодная подушка рядом снова давила тоской...
— Оль, почему ты никогда этого не рассказывала?  — спросила Маринка.
— А ты разве бы поняла?
Она поджала под себя ноги, завернулась в плед, съежилась и стала похожа на обиженного ребенка. Мягкий свет абажура спрятал ее настоящий возраст, бросив на лицо тонкую тень и чуть подзолотив  каштановые кудри.
— Я и сейчас не понимаю, как все это пережить,  —  вздохнула Маринка.
— Когда это случилось, я не работала. Так что отвлечься было нечем. Выходила в город, садилась в автобус и не знала куда еду. Мне было все равно, я будто умерла. Потом  стала искать спасения, наверное, инстинкт самосохранения сработал. Покупала всевозможные журналы, книги по популярной психологии. Настолько отупела, что хваталась за любой вычитанный совет. Выбросите старую мебель, поменяйте прическу, пойдите на курсы, полюбите себя — и прочий бред.  Какая на фиг прическа, когда ты покойник? Правда, в парикмахерскую я все же пошла. И рассказала там всем, что от меня  муж ушел! Ну, понимаешь, спятила совсем. Решила и гардероб поменять, наивно веря, что мне это поможет. Пока продавщица  наряды предлагала, я успела и ее посвятить в свои проблемы. Мое помешательство дошло до того, что я забыла все слова на свете, кроме «от меня муж ушел». Вот в булочную зайду, протягиваю деньги и боюсь хлеба попросить, потому что фраза эта так и рвется наружу. Как испорченный суп...
— А потом? Мебель выбросила?  — спросила Маринка умоляющим тоном, и я поняла, что она ждет обещанного конца. Причем — счастливого.
— Потом я купила дорогущий женский журнал. Толстый такой, упакованный в целлофан. Листая глянцевые страницы, наткнулась на статью. Названия не помню. Что-то вроде «от меня муж ушел». Представь, Марин, читаю будто про себя! Ну  все до мелочей совпадает! И расколоченная, ни в чем не повинная посуда, и изрезанный фотоальбом, и любовно сложенные рубашки мужа, и запах его одеколона от случайного прохожего, доводящий до умопомрачения... И приступы ненависти, и слезы горькой обиды, и жестокая мысль — лучше бы он умер, чем предал!  Я жадно глотала слова, перескакивала со строчки на строчку, мне не терпелось узнать, что там дальше, чем все закончится. И дальше все совпадало — идиотский поход к парикмахеру, новое платье и прочее... В общем, заканчивалась история примерно так: «И когда я снова научилась дышать, он вернулся...» С многоточием в конце. Мне было этого мало, я хотела доказательств, обещания, что именно так все и будет.  Я перечитала ее раз десять. Мне требовалось продолжение истории! Когда он вернется, как придет, что скажет, о чем попросит, как обнимет... Мне нужны были подробные инструкции: что ему говорить, смотреть ли при этом в глаза, признаваться ли в том, что ждала его все время, или скрывать свою радость.  Как же хотелось увидеть своими глазами наше с ним счастливое будущее, пусть лишь описанное чужими словами! Потом каждый день я ездила к тому самому киоску, где купила журнал, чтобы не пропустить следующий номер. Наконец он был у меня в руках. Я пристроилась на лавочке, распечатала его дрожащими руками, перелистала от корки до корки — никакого продолжения, ничего похожего! Почувствовав себя обманутой, оставила бесполезный журнал на лавке и поплелась домой...
Маринка слушала и не сводила с меня глаз, блестящих от слез. Я представляла, что сейчас с ней происходит. Ведь мы все так похожи. И жизнь не отличается особым разнообразием, как бы мы ни приписывали ей обратное. Душа болит у всех одинаково, пусть и по разным причинам. Боль —  она и есть боль, ни больше, ни меньше.
Часы пробили четыре: бомм, бомм, бомм, бомм...  Василий тяжело спрыгнул с дивана, потянулся,  лениво подошел к холодильнику и с притворным безразличием уставился на коллекцию магнитов. Я поняла его намек — кот захотел ливерной колбаски. Получив свое лакомство, он потерся о мои ноги тепленькой шерсткой и благодарно мяукнул. А за окном уже шумел дождь.
— Знаешь, Марин, вместе с тем журналом я оставила и всякую надежду. Он ушел, и ничего с этим не поделаешь. Приехали мои девчонки, сразу все поняли, вопросов не задавали, хотя переживали, конечно. Я вышла на работу, постепенно ко мне вернулась способность соображать. В себе не копалась, не искала своей вины, просто стала жить по-другому. Что толку оглядываться назад и кусать локти? Жизнь-то не ушла вместе с мужем, сердце бьется, солнце каждое утро встает, часики тикают. Вот увидишь, Маринка, после лета снова наступит осень. А тогда я заново открывала  каждый день. Узнавала себя, других людей, другой мир, в котором не было его. Время шло, месяц, другой... И когда я снова научилась дышать, он вернулся...