Возвращение капитана

— Дя-дя-я! Пни мяч!
Под ноги прикатился мяч — с затертыми до серого цвета панелями, упругий и маняще тяжелый  — такой же, какой был в его далеком детстве.  Сергей легонько качнул мяч из стороны в сторону, едва касаясь натянутой кожи носком ботинка, потом точным ударом отправил его  в ту сторону, откуда он прилетел. Мальчишка лет десяти принял пас и исчез за углом. «На виду» остались лишь детские голоса: «Санька, мазила, смотри, куда бьешь!» и «Справа, справа бей!» Тут же запищала автомобильная сигнализация. Сергей улыбнулся, догадавшись, что мяч угодил явно мимо ворот.
Сколько времени прошло с тех пор, как он играл в этом дворе? Сто лет, а то и целая вечность. Он ничего не забыл, хотя последние полгода детской жизни  помнятся плохо. Сергей присел на перекладину паркана, привычным жестом выбил сигарету из пачки и щелкнул зажигалкой. «Эта последняя, докурю, сделаю то, зачем пришел, и все. Дальше другая жизнь»,  — он еще не знал, что будет делать потом. Армия, учеба  — все как у всех, но сейчас это неважно. Сейчас весь мир сжался до размеров двора, до которого осталось еще несколько шагов. 
Отец называл маленького Сережу капитаном, а его сестренку, Светку, принцессой. У отца был низкий, с  заметной хрипотцой голос, но когда он рассказывал свои истории, то говорил и как старый король, и как отважный рыцарь, и как добрая фея, и даже мог изобразить говорящего сверчка. Однажды ночью Сережа испугался шума  проезжающей мимо дома машины и заплакал. Отец завернул его в одеяло и вынес на балкон. Никогда более Сергей не видел такого  же неба, как в ту ночь. Уже в детском доме, когда ему не спалось, он тихонько забирался на подоконник и рассматривал звезды, луну, наплывающие на нее прозрачные тени, но ни медведицы с медвежонком, ни звездолетов больше не было. Очень редко срывалась с неба  легкая звездочка, и он успевал загадать желание: вернуться домой. Всегда одно и то же.
Он очень хотел вернуться домой. Как там без него мама и сестренка? Наверное, они ждут, когда приедет из командировки отец, чтобы вместе прийти за Сережей. Папа и раньше часто уезжал, оставляя его за главного: «Следи за штурвалом, капитан! И девчонок береги».  Отец всегда возвращался неожиданно. И от этого каждый его приезд превращался в праздник...
Сергей помнит, как они со Светкой стояли в очереди за арбузами. Где-то здесь был овощной магазин, кажется,  там, где сейчас стоят цветочные киоски. Арбузы лежали огромной горой прямо на улице. Света болтала с подружками, а Сережа скучал и рассматривал гладкие  полосатые арбузы, они казались ему живыми существами. А вечером к ним домой пришел дядя Коля,  он работал в ремонтной мастерской через дорогу от дома. Теперь на этом месте автостоянка. Он починил старый телевизор, только посмотреть его они не успели, так как отключили электричество. Тогда мама зажгла свечи, а дядя Коля нарезал толстыми ломтями арбуз. Когда все сидели за столом, мама сказала, что любит смотреть на огонь. А «телевизорный мастер», выплюнув в ладонь арбузные семечки, протянул: «Да-а-а... Огонь прекрасен. Только мне всегда нравилось глядеть на текущую воду...» Тогда Сережа признался, что ему больше всего нравится разглядывать арбузы.  Засмеялись все, даже Светка, а Сережа не сдержался и заплакал. Он плакал всегда, когда над ним смеялись. Потом приехал папа.  Мама испекла пирог, надела платье в горошек, распустила свои пушистые волосы. Сережа забрался на колени к отцу. «Ну рассказывай, сын, как вы тут без меня? Маме помогали? Смотрите, какие подарки я вам привез! — Папа достал из сумки шуршащие пакеты и яркие коробки:  — Это маме, это принцессе. А это тебе, капитан, держи.  — В коробке оказались карандаши, краски и альбом.  —  Любишь рисовать?» Светка тут же взялась распаковывать все остальные подарки, продолжая тараторить: «А я знаю, что мама любит! Мама любит смотреть на огонь, дядя Коля — на воду,  а Сережка — на арбузы!» Сергей тогда испугался, что сейчас снова все засмеются, но папа вдруг замолчал. Мама отправила детей на улицу, они долго катались на качелях, играли с детворой в мяч. Сережа просился домой, и тогда они заходили в подъезд. Света оставляла брата на площадке, подходила к двери и прислушивалась. Потом снова вела Сережу на улицу: «Надо еще погулять, пойдем, нас потом позовут». Наконец мама появилась на балконе и крикнула: «Света, Сережа! Домой!» Потом они все вместе печатали фотографии в темной комнате, несмотря на то, что «дети ночью должны спать». Как они тогда были счастливы!
Это был последний день, проведенный дома, который Сергей помнил  отчетливо.  Потом действительность постепенно размылась, потеряла ясные контуры. Какое-то время он жил у соседки, тети Клавы. Она его жалела, кормила макаронами с сахаром и заставляла пить какао с пенкой. Когда мама забрала Сережу домой, он не понимал, почему все так изменилось. Мама стала другой, молчаливой и грустной. Ее лицо, будто карандашный рисунок, стерлось жестким ластиком. Папа не возвращался. А Света теперь все время лежала в кровати, в ее комнате терпко пахло лекарствами.
Потом приехали незнакомые люди и увезли его из дома...
Сергей затушил окурок и бросил его в урну. Надо идти, чего тянуть. Под аркой, в луже, которая здесь никогда не высыхала, барахтались воробьи. Тень скрывала выразительные надписи на серых стенах. Сергею показалось, что раньше эти стены были выкрашены в розовый цвет. Да нет, не показалось, он точно помнил. Странная штука — память. Незначительные мелочи врезаются острием, а что-то важное, необходимое лишь угадывается размытыми штрихами. Пытаешься его уловить и даже чувствуешь запах, ощущаешь знакомую шероховатость, но оно тут же  раз —  и ускользает на самое дно памяти, оставляя лишь сладковатый привкус.
Сергей направился к подъезду номер четыре. Детвора все еще гоняет мяч, но его это не отвлекает. Дворовый сквер все тот же, только деревья совсем другие, незнакомые. Раньше их стволы были похожи на сильные руки великанов, а теперь они превратились в дряхлых стариков. Даже зелень листвы потускнела. Куда-то делась песочница, а место качелей заняла железная «каракатица», по спине которой уныло вышагивал сопливый пацан. Быстрый взгляд на балкон третьего этажа  — витые синие перила, развешанное белье, белые занавески. Сердце забилось сильнее.
Дверь подъезда закрыта на кодовый замок.
Вы к кому? — спрашивает его «дежурная» по местной лавочке старушка.
Надо же, это та самая старушка, которая всегда здесь сидела и угощала детвору семечками.
— К Скворцовым. Они дома?
— Дома, дома. Куда им деться,  —  она называет цифры кода.  — А вы, наверное, из собеса?
Сергей молча открывает дверь. Третий этаж, квартира номер... Он помнит коричневое пятно на двери. Только звонок... Тогда он еще не дотягивался до звонка. Послышались шаги, щелкнул замок.
— Вы из собеса? Проходите,  — маленькая, худая женщина в трико и серой футболке открыла дверь и скрылась в квартире.
Сергей переступил порог. Во рту пересохло, он не мог произнести ни слова. Прошел через темную прихожую в кухню.  Ничего не изменилось, только такой тишины он не помнит. В кухне  чисто, аккуратно, светло, без излишеств. Стол, накрытый  цветастой клеенкой, старенький пузатый холодильник, на подоконнике лоток с зелеными перьями лука и горшок с бегонией.
— Хотите чаю?  —  Услышав голос, Сергей вздрогнул.  — Папку с документами куда-то убрала, не помню,  — женщина открыла навесной шкафчик,  — а,  вот же они. Вы посмотрите, там продлить надо справки, я сама не успеваю.
Женщина положила на стол какие-то бумаги и принялась заваривать чай.
— У нас лекарства заканчиваются. Раньше рецепт на полгода выписывали, а теперь только на три месяца. В аптеке  предлагают наши, отечественные препараты. А нам помогают только немецкие. Вы не знаете, где можно купить немецкие?
  — Не знаю.
— Вы не могли бы узнать? А очередь на новую коляску двигается? Наша не удобная. С ней из квартиры не выберешься, так что гуляем на балконе,  — женщина продолжала еще что-то говорить, но Сергей плохо понимал ее слова.
Да что это он, женщина-женщина, ведь это она, его...  мама. Раньше ее голос звучал мягче и волосы были длиннее. Раньше она всегда ему улыбалась.
— Я... Я не из собеса.
Да? А кто же вы?
Она  оставила в покое чайник и замерла у окна. Что происходит? Кто этот человек? Почему он так смотрит на нее?
— Я... друг. Друг вашего сына, — сказал Сергей, будто нечаянно обронил слова.
Женщина поставила на стол чашки, насыпала из пакета сахар в сахарницу, присела на стул и только потом спросила:
— С ним... все в порядке?
— Да. У него все хорошо. У него есть семья, мать, отец. Приемные.
— Тогда зачем вы пришли? Что вам нужно?  — она даже не посмотрела на него. Отвернулась к окну, холодная, как статуя.
«Господи... Как ему объяснить? Что сказать?  — она закрыла на минуту глаза, потом снова посмотрела на незнакомца.  —  Какой у него дерзкий взгляд...»
— Вы должны знать, что он ждал вас. В пять лет дети не понимают, в чем их вина. Он ждал вас очень долго. Рассказывал всем, что у него есть папа, и мама, и сестренка.  Скоро они придут и заберут его домой. Только ему никто не верил, над ним смеялись! — Сергей понизил голос до шепота: —  Я слышал, как он плакал по ночам. А когда мы гуляли на улице, он стоял у забора, вцепившись руками в металлическую сетку, и смотрел на дорогу. Когда воспитательница отрывала его от этой сетки, ладошки были липкими от крови. У него шрамы до сих пор остались.
— Зачем вы это мне говорите?  — она не услышала собственного голоса. Волна предчувствия потянула ее за собой: «Такой же взгляд был у его отца. Я думала, он должен выглядеть старше. Сколько лет прошло? Десять? Пятнадцать? Какая разница...»  Боль причиняли даже мысли о прошлом.
— Ему было очень больно. Я верил ему, — голос Сергея звучал то приглушенно, будто издалека, то казался слишком громким.  —  Только я знал, что Капитан всегда говорит правду. Когда ему исполнилось шесть, в группу пришла новая воспитательница. Ей не нравился упрямый мальчишка. Она объяснила ему, что от него отказались родители, потому что он «маленький негодник».  —  При этих слова женщина снова закрыла глаза. Сергей встал, взял с сушилки чашку  с надписью «Сочи 1987», налил из крана воды и выпил залпом. Потом выдохнул: — Тогда он решил стать лучшим мальчиком на свете!  Он старательно чистил зубы, пил молоко, отдавал свой хлеб старшим мальчикам, не садился на заправленную постель. Научился читать. Молчал, когда его били. В первом классе стал писать письма домой.  Потом появились люди, желающие его усыновить. Каждый  хотел, чтобы его взяли в семью! Только ваш сын сбежал! Он ведь не знал, что  больше никому не нужен! Его нашли через день и вернули в детдом. Разве вам не интересно знать, как жил ваш сын все эти годы?
— Я знаю, что он попал в хорошую семью! Что он учится в лицее. Его приняли в художественное училище...
— Значит, вы все время знали, где он?! И ни разу не приехали к нему?! Ни разу?!  А он все равно ждал! Даже когда стал называть мамой другую женщину! Даже когда он полюбил другую мать! Он видел вас во сне. Он рисовал ваши портреты. Он помнил все эти годы голос отца! Он скучал по своей сестре!
«Короткая стрижка... Он никогда не любил стричься. Только отцу удавалось его уговорить. Как он красив...»,  — ее воспоминания путались и врывались в настоящий миг, не в силах ничего объяснить. Сердце кричало, а слова казались беззвучными:
— Я хотела как лучше. Он был очень способным ребенком. Ему нужна была хорошая школа, много внимания. А я не могла этого ему дать!
— Какая школа? О чем вы? Ему нужна была мама! Своя комната с голубыми обоями, сказка на ночь и старенький плюшевый медведь с пуговицей вместо носа. Скажите, почему?! Разве он просил, чтобы вы его рожали?! Я хочу посмотреть в глаза отца! Спросить его — за что?!
— Не смейте!
— Нет уж, я смею. А Светлана? Где она? Ее вы тоже отдали в хорошие руки?  Как надоевшего котенка?
Резко зазвенел будильник, стоявший на холодильнике.
— Простите.  Мне нужно покормить Светочку.
Женщина взяла с плиты миску, накрытую полотенцем, и вышла из кухни. Через минуту Сергей пришел в себя. Из комнаты с голубыми обоями слышался тихий, дрожащий тонкой паутинкой голос его матери:
— Сейчас, моя принцесса, мы покушаем... Вот так, еще ложечку...
— Кто там пришел? У нас гости? — этот голос Сергей не узнал.
Он прошел в прихожую и остановился у приоткрытой двери комнаты. Запах лекарств  ударил в лицо тяжелой пощечиной. В глубине комнаты полумрак прятал инвалидное кресло. Сергей заметил белокурые волосы и тонкую безжизненную руку. На комоде рядом с кроватью — две фотографии в рамках. На одном фото   он узнал себя, на втором — отца. Скорее, догадался, чем узнал. Мать заметила его взгляд, поспешно вышла и прикрыла за собой дверь.
— Вот, возьми,  — она сунула ему в руку небольшой сверток.  — Это часы отца.
Сергей не посмотрел на нее. Ему не сразу удалось повернуть защелку замка...
Она прислонилась к стене. «Он уходит?! Сереженька, сынок, мальчик мой»,  —  растерялась, не смогла, не остановила. Есть ли у нее право на сына?
Сергей бегом спустился по лестнице, ему не терпелось оказаться на свежем воздухе. Сердце стучало молотом. Разве о такой встрече с матерью он мечтал? Откуда взялась эта злость? Ну зачем?! Зачем он сюда пришел?!
Сел на скамейку, нервно закурил, развернул часы — треснутое стекло вдавилось в циферблат, погнув минутную стрелку.
— Ну, дома Скворцовы?  — спросила старушка.
Сергей кивнул и провел ладонью по лицу.
— Когда Андрей Иванович в аварии разбился, мальчонка у соседей жил. Мать-то совсем не в себе была. Муж погиб, дочка чудом уцелела, едва живехонька, —  старушка сунула руку в глубокий карман, вытянула горсть семечек и протянула Сергею:  — Бери, жареные.  — Сергей не шелохнулся. Старушка бросила семечки воробьям и длинно вздохнула:  — Андрюша девочку в школу вез, а грузовик с пьяным водителем им навстречу. И все, беда! Что Светочка выживет, надежды не было. Врачи на ней сразу крест поставили. А мать  взялась ее выхаживать, с работы ушла. Пенсии на лекарства едва хватало, а мальчишку поднимать уже и не на что. Из службы опеки стали ходить, проверяли, все проверяли! В кастрюли заглядывали, ироды. Забрали ребенка от матери. Ой, что с ней было! Как она голосила! Если бы не дочь больная на руках...  Я уговорила ее, мол, потерпи, Светка поправится, заберешь мальца. Да где там. Девчонка сама и пальцем пошевелить не может, спина-то сломана. А кому больной ребенок кроме матери нужен? Потом сказали, что мальчика хотят в хорошую семью взять, может, оно и к лучшему. Мать согласие дала, потому как... Да ты и сам все видел, коли к ним заходил.  Досталось на ихнюю долю горя. А какая семья была...
Сергей молча поднялся и набрал на двери простые цифры кода.
— Да погоди, куда же ты? Забыл там чего?
Забыл.
Сережа, задыхаясь от нахлынувшей горячей волны, поднялся по лестнице, перешагивая через  ступени. «Забыл! Я забыл сказать маме, как сильно ее люблю!»