Дочь

               

      Василий Егоров обычный мужик, жил как все. И вдруг он прояснился памятью, вспомнил свою нескладную молодость, где не удручался совестью и был податлив на соблазны. Вернулась ему увлечённая бессознательная молодость, в которой он пребывал безусым юнцом скорый бесшабашностью. Василий топтался по жизни не считая время, и время в отместку ускользало оставляя его один на один со своей несуразностью. Да, жизнь – стерва, всё била его и била, да всё старалась по загривку.
      Василий как-то взял, да и от скуки пришёл в клуб на концерт. В этом увеселении он не жадничал на смех, и тут подсела к нему барышня. Они, безусловно, стали друг на друга смотреть и, между прочим, под шумок концерта разговорились. Да и договорились до того, что стали как всю жизнь знакомые и близкие. Женщина назвалась Ниной.
      Нина, правда, чушь какую-то несла, но это заинтересовало Василия, польстило к нему её внимание. После концерта они шли вместе. Подойдя к бараку, Нина пригласила Василия в гости. Войдя в коридор, дошли до нужной комнаты. В комнате Нина быстро оказалась в одном халате и, приготовив постель, легла. Этим, соблазнив приглашённого лечь с ней. Только на следующий день Василий понял, что он оказался заложником чужих желаний. Что его использовали как самца. Просто добыли и разделались. Что это? Смелость или глупость, а может сумасшествие. Василий после этого сник волей, и память заросла быльём.
       Прошло много лет. Как-то Василий пришёл в парикмахерскую, чтобы прибрать себя подстрижкой. Подстригала его молоденькая девушка и подстригала так аккуратно и обворожительно, что, что-то в нём поднялось и ёкнуло. Он почувствовал в парикмахерше свою дочь. Василий увидел в её пальцах свои пальцы. Это значит, меня подстригает моя дочь, и она не знает, что в ней моя кровь, что она подстригает своего отца.
       «Не может быть! Неужели это моя родненькая?» – внутри его что-то закричало. И, придя, домой, он стал подсчитывать и складывать прошедшие события юношеских лет. Он вспомнил, как после окончания концерта барышня попросила его проводить её. Вспомнил Василий как они зашли в барак, в комнату её сестры. Сестры не было дома. И как он с этой дамой отдались постельной страсти.
     После этой ночи женщина Василия забыла, и он забыл её. Но мысли упорно его теребят, что это твоя дочь. Он ночами не может спать, воспоминания о ней не дают ему покоя.
       Через знакомых Егоров узнал что девочка – парикмахерша  действительно дочь той самой женщины, с которой он провёл ночь.
     И у него душа застонала.
     – Вот это, да, так да! Ох, как жизнь крутит! Крутит, так крутит! Ух, ты чунь с сапогом! Да-а-а, коварные штуки, что только не вытворят с людьми!
      
      Василий вспомнил клубную болтовню с женщиной. Ему это показалась забавным, так как у него этот день был неудачный, он страдал от пустоты. И  случай предоставил заполнить этот вакуум, в который он провалился. А когда он вышел из оцепенения, стала близость с этой женщиной ему неприятна. Он не может больше видеть эту женщину, душа не хочет.
       А эта женщина в жизни своей была одинока, она убедила себя, что ей нужно обязательно заиметь ребёночка. Ей скучно одной и убеждение привело её к Василию. Выбор её на Василия выпал неспроста. Люди с причудкой для неё люди от Бога. Значит и она через дитя будет ближе к Богу.
      Василий всё больше стал присматриваться к девушке. При виде её он прицельно высматривал схожесть её с собой. И даже специально находил время, чтобы прохаживаться возле её дома, где она проживает с матерью и отчимом. И чем он больше наблюдал, тем больше мучился.
      Мне ей ни в коем случае нельзя  говорить, что я, её отец. Это её всю перевернёт и надломит. И что же остаётся мне? Остаётся только наблюдать и в догадках мучиться. Она же продукт другой среды. А мой мир её надорвёт и убьёт. В своей семейке она, хоть и гибнет душой, но всё-таки будет пребывать в мире физическом. Пребывая в другом мироощущении, к жизни не такой как у неё она будет враждебна. Нагульным детям сложно находить себе место в жизни. Люди их презирают. Обречённые на презрение, они становятся злыми волчатами. Она будет видеть, что люди её не любят, и будет чувствовать их укоряющий взгляд, их брезгливость к ней. Их пренебрежительность она будет улавливать во всём: в мимике лица, в манерах и в обращении с ней. Такое ощущение к себе для неё будет полное иезуитство. 
      При встречи Василий и Нина старались не замечать друг друга, быстро, не здороваясь и отворачиваясь, уходили в разные стороны.
      У Василия своя семья, с женой они живут как просто знакомые люди. И он не знает, жена то ли любит его, то ли жалеет. Жизнь у них идёт вне осмысления, сама собой. Она – эта жизнь, где-то плетётся, они только поглядывают ей в след. У него один сын, который в грош его не ставит.
      Муж Нины бесплодный, умом непытливый, и все мечты выше водки да пельменей не поднимаются. Для него мир не существует, существует только он. Если внимательным взглядом на его лицо забежишь, то обнаружится за серьёзным взглядом заспанное безразличие нечаянно попавшего в жизнь дяди.
      Дочь мучается, и душа у неё болит. Она чувствует, что с ними живущий –  это не её отец. А мать не говорит ей про отца и никогда не скажет. Дочь живёт сиротинушкой при живых родителях, она горько себя пытает. «Я поняла, что я ненужная в жизни, я случайная и одна на этом свете. Но как понять, кто мой отец и где он, посмотреть бы на него хоть одним глазком. А ведь отец мой где-то рядом, и не знает, что у него есть дочь». Она тоскует, что живёт нежеланной, с этими чуждыми, а её отец такой не может быть. Но сознание ей говорит. «В жизни ничего случайного нет, всё дано для проверки, а время – это срок проверки. И всё материальное, это продукт духовный. И как каждый закончит жизнь – это его исчерпанная миссия в этом мире».
      Однажды ночью зимой Василий видел, как раздетая его дочь бежала и ревела. А за ней с криками – подожди, подожди, бежала мать. Они долго бегали в ночи по закоулкам, и обе ревели.
      После увиденного Василия мучило и грызло. «Какое он сделал преступление. Обрёк свою кровушку на муки, нищету и мерзость. Она не живёт, а пытает себя самоистязанием. С этими нелюдями его дочь живёт без чистого неба, без яркого солнца. Что же мы делаем своей человеческой слабостью, животной страстью жизнь ломаем, уродуем потомство, обрекаем их на зверское существование. Они же обделены любовью. Мы  всё время заняты какой-то вознёй, мелочной суетой ненужной занятостью, но только не жизнью. Мы далеки от неё, мы жизнь не знаем и не хотим знать. Что я могу сделать для дочери? А могу ли я что-то сделать для неё? Взять к себе её жить? Но это не получится. Кто меня поймёт, и как я буду выглядеть в глазах общества. Да меня тогда семья со свету сживёт. Смалодушничал, поддался обольщению, без любви вступил в связь. Вот за это я и расплачиваюсь невзрачной судьбой». 
     И вот Василий не стал видеть дочь. Она куда-то пропала. Пропала, словно ушла от него какая-та частичка. Ушла частичка чистая, родная незабываемая, и это место ничем и никем уже не заменить. У него внутри что-то упало, заскребло, стало больно. Душа заныла, угрызаясь. Грызёт его и грызёт боль. Эта боль то удаляется, то приближается. Она не отпускает его, она в нём постоянно.
      «Доченька, доченька, прости меня за мою слабость, молод был и что так больно будет в старости, я не знал». Шептал Василий.