С Новым годом, дорогие товарищи

               
     - У еврея выходной,
    Пуговицы в ряд...
     Из уважения я стоял. Мог бы и сесть, хоть в кресло, хоть на корточки, но переполняющая меня  гордость, переходящая прямо-таки в восторг, не позволяла опошлить очарование момента, поэтому я привалился спиной к кирпичной, обшарпанной стене, а ля маршал Ней командуя собственным расстрелом. Чудеса техники, инновации и модернизированные звезды эстрады, буйное великолепие анилиновых красок из запасников Третьяковки и заброшенных складов вермахта острыми колючками глупости впивались в мой мозг, вынося его напрочь, в сторону Мавзолея и даже чуть дальше. За восемьдесят восемь секунд насладившись праздником под завязку и в опасении за свой некрепкий разум, я прервал ее вокальные упражнения и мотнул головой, эдак в сторону, мол, пошли, найдем занятие получше, перепихнемся или хочешь, я тебе включу настоящую музыку, ты, наверное, ведь и не знаешь, что это такое. Точняк, она не знала. Поэтому на первом треке " Kittie " впала в анабиоз, закатив зенки и разинув рот, чем я не преминул воспользоваться, цинично и развратно, я имею в виду, что приподнял веко, аккуратно так, как Вию, и помня из книжек Грина, что на сетчатке отпечатываются всякие интересные штукенции, начал изучать пытливым взором глазное яблоко. Хренов Грин, обманул, не было там ничего, вообще, пустота, абсолютная, ужасающая своей окончательностью, как слепая кишка Моники Белуччи, набитая шелухой подсолнечных семечек, торопливо прожеванных и непереваренных деликатным желудком, упрятанных поглубже во влажные недра организма, в теплоту и мрак кишечного тракта. Мне захотелось провести вивисекцию черепной коробки и позырить, что там внутри, но было страшно, почему-то представились маленькие муравьи, термиты, кишащие среди серых извилин головного мозга, деловито шевелящие усиками-антеннами, жмякающие страшными челюстями, ждущие того заветного мига,когда можно будет вылезти наружу через ушные раковины, ноздри и рот, в блистательный светлый мир, охваченный весельем и празднованием очередного бессмысленного юбилея, под бодрые напевы Лещенки и, прости Господи, Цыгановой,  хотя больше подошли бы строчки из Чосера, на-крайняк, из Пушкина, из " Маленьких трагедий" с сексуальной Белохвостиковой и окосевшим от морфина Высоцким.
     Впав в панический ужас, до холода в ноющих костях и суставах, до выпадения волос под нежными прикосновениями одноразового " Жиллетта" и кипения ушной серы от громких, яростных, рвущих барабанные перепонки звуков " тыр-пыр-дыр-дыр-дыр", от вульгарных кокошников и расписных полотенец с черствыми караваями из армянских пекарен, от сероармячных бодрячков с резиновыми волшебными палочками в трудовых мозолистых руках истинных пролетариев умственного труда, я ломанулся в сторону Бицевского парка. Честно сказать, я и не знаю, что это за ху...я такая, Бицевский парк, просто помню, читал за какого-то мужика, орудующего в этом самом парке, да и " Оркестр почтенного Менге" врезался в память буквально намертво, вот я и решил из двух зол выбрать меньшее, честные маньяки куда приятнее на вкус и цвет, знаю по опыту, эмпирически, мало, что ли, я их съел. Прошарахавшись по дремучим чащобам и кущам неделю, сожрав всю живность в округе и утоляя жажду из выпрошенных у бомжей пластиковых полторашек с остатками забродившего пива, так славно бодрящего оптимизмом и простыми радостями жизни, я вылез на трассу Баку-Владикавказ, остановил попутный БТР и рванул в горы, ведь известно : лучше гор могут быть только горы, а надышаться можно лишь вольным морским ветром.