Вертиго

Отец махнул мне рукой и сбросил вниз забытые ключи. Я повозился в земле, поднял блестящую связку и побренчал ей в воздухе, показывая, что всё в порядке. Отец вытянул руку вперёд, перегнулся, как будто пытаясь разглядеть что-то внизу, и выскользнул с балкона. В полете он зацепился ногой за соседскую антенну и оставил на ней сувениром стоптанный тапок.
Раздался мокрый хлопок раздавленного арбуза, и всё окончилось. Медленно, как сомнамбула, я повернулся. Руки и ноги были вывернуты под странными углами, тело было похоже на мешок картошки, в который в случайном порядке напихали конечностей. Голова буквально лежала на плече. В сочетании с широко открытым ртом и застывшим взглядом это придавало комично-удивленное выражение.

Я посмотрел наверх, словно хотел окончательно убедиться, что сломанным куском мяса в пыли лежал именно мой отец. С моего этажа, моего балкона, того самого, на котором всё случилось, вниз смотрел ребёнок. Спустя мгновение он пропал в квартире, но я успел разглядеть соломенную копну волос и яркие синие
глаза. А главное - я увидел довольную улыбку. Маленький веснушчатый говнюк, неизвестно как попавший ко мне домой, смотрел на труп моего отца и веселился.
Я практически взлетел по ступеням, путаясь от злости в ключах, открыл свою дверь. Квартира была пуста. Я обыскал все комнаты сверху донизу, открывал шкафы и залезал под кровати. Даже, дурак, под мойку заглянул. Никого.
Из окна был видно, что вокруг лежащего в пыли собиралась толпа. Я позвонил матери и вызвал скорую, хотя и понимал, что это было бесполезно. Папа умер мгновенно.

Шок от произошедшего был огромен. У меня появилась паническая, параноидальная высотобоязнь.
На смешной высоте двух-трёх этажей у меня начинала кружиться голова, так называемое “вертиго”, чуть выше - и меня не держали ноги. Я складывался на четыре точки и пытался ползти в сторону спуска. Причём было безразлично, стоял ли на обдуваемой всеми ветрами площадке, или находился среди надежных бетонных стен, высота доставала меня везде.
“Бабушка, я опять летал во сне” превратилось в ужасающий ночной кошмар, с мокрыми, хорошо если не изгаженными, простынями.
Мать старалась. Мы переехали с восьмого на первый, меня переводили от одного психолога к другому, мне покупали кучу дорогущих рецептурных таблеток. И, в конце концов, жизнь устаканилась. Проблема оставалась проблемой, но потеряла свою остроту. Я почувствовал вкус к жизни и вместе с друзьями шастал по заброшенным полигонам и недостроенным одноэтажкам.

Когда я увидел эту башню, у меня засосало под ложечкой. Пятиэтажный уродец, не то вышка диспетчера полётов, не то труба котельной, оказавшийся ненужным собственным строителям. В единственное доступное помещение на самом верху можно было попасть только по стальной лестнице на внешней стене.
От хитрого, брошенного на эту лестницу, взгляда Костика у меня появилось особо нехорошее предчувствие.
Я отговаривал его, как только умел уговаривать. Я молил, матерился и размахивал граблями. Если бы это помогло - я бы встал на колени. Тщетно.
Костян захотел увидеть, что там, наверху, и перебороть его упрямство и любопытство было не в моей возможности.
В районе четвертого этажа он взглянул вниз, показал зубы и крикнул:
- Зря пысал, тут всё крепко!
Для убедительности он попробовал пару раз качнуть лестницу. Та сидела как влитая.
Костя полез выше, и тогда я увидел то, чего не видел он, занятый осторожным передвижением по ступеням. Из пустой комнаты появился мальчик, убивший моего отца, и встал на краю, со злой усмешкой глядя на вскарабкивающуюся фигуру.
На этот раз я видел его отчетливо. Парню на вид было лет восемь-девять, он был одет выцветший красный комбинезон поверх светло-серой мягкой рубашки с каким-то мелким рисунком. Глаза, которые раньше показались мне васильковыми, были скорее цвета бирюзы. Причём бирюзовыми они были полностью, два ярких блестящих камешка не делились на радужку и белки.

Наконец, Костик, добравшийся до последней ступени, и сам увидел пацана. До меня долетели обрывки его возгласа удивления.
Карапуз гадко осклабился и с силой пнул левую кисть моего друга. От неожиданности тот разжал хватку, впрочем, продолжая держаться другой рукой. Костян нечленораздельно разразился матом. В ответ мальчик оттоптался на второй конечности и завершил безумный степ ударом в голову.
Медленно, но неумолимо Константин оторвался от лестницы, качнулся назад и полетел, изрыгая в пространство проклятия и дергаясь в пляске святого Вита. С хрустом он переломился о торчащие из земли щербатые зубы строительных свай. Футболка лопнула, выбитые позвонки под острым углом вышли в кровавую прореху плоти. Нижняя половина тела висела плетью, ногти с мерзким звуком скребли о бетон, из сведённого судорогой рта сгустками выходила кровь.

Маленький убийца импровизировал книксен, хихикнул и скрылся. С Серёгой мы отморозились одновременно. Он выхватил мобильный, меня же почти подбросило на проклятую лестницу.
Желание схватить ублюдочного сопляка-убийцу перебороло всё. Площадка пятого этажа оказалась свободна. Единственный подъём был занят мной, и если только мальчишка не просочился сквозь сплошную кладку, деться ему было некуда. Однако, я был один.

Реальность вступила в свои права.
Меня обволокла вата панической атаки. Я упал набок, слюна струйкой орошала пыль. Когда меня снимали оттуда и увозили на карете скорой помощи, я мог думать только об одном: ещё многие, ощущая встречные потоки воздуха на своей коже, наблюдая за приближающейся землёй, будут обращаться последней мыслью к мелкому засранцу с бирюзовыми глазами, столкнувшему их с края.

26.02.2014