Ружнир часть4 Хомяков и статья Лясковского

Расовый уклад жизни новой Имперской России Хомяков и его исследователь Лясковский

Эссе Часть 4

Наиболее полные да и пожалуй единственные воспоминания, основанные строго на документальных свидетельствах оставил об Алексее Степановиче Хомякове историк исследователь Валерий Николаевич Лясковский (1858-1938), арестованный в 1937 году и скончавшийся в заключении.

(23 сентября) 6 октября исполнилось бы 211 лет со дня рождения  великого русского православного мыслителя, богослова, историка, поэта, публициста, критика, основоположника «классического славянофильства» Алексея Степановича Хомякова (1804-1860) Выдержками из сочинения В.Н. Лясковского с моими комментариями Мы с Вами и воспользуемся:

«Алексей Степанович Хомяков. Его жизнь и сочинения»

 Ко дню памяти. Часть 1 …

Это первое монографическое сочинение об А.С. Хомякове.



ПРЕДИСЛОВИЕ.

Оценка исторического деятеля тем легче для современников и потомства, чем резче очерчен круг его деятельности и чем доступнее область её пониманию большинства. Законодатель и полководец будут поняты раньше, чем художник и мыслитель; потому что труд последних, хотя быть может более глубокий и плодотворный, не отражается так непосредственно на внешней жизни народа, не затрагивает тотчас её ежедневного течения. Чем выше и духовнее работа, чем шире захват её, чем меньше дает она готовых выводов для немедленного применения, тем чаще работник остается незамеченным и неоцененным. Часто человек успевает сойти в могилу прежде, чем поймут его; а нередко и над могилою его нескоро наступает правдивая и беспристрастная оценка.

 (слова эти выглядят несколько банально, но только полноценное духовное и нравственное ощущение этого момента дает правильное понятие личности Гения Алексея Степановича Хомякова В.М.).

Алексей Степанович Хомяков прожил немало (пятьдесят шесть лет) и во вторую половину своей жизни принимал такое заметное участие в умственной жизни своего времени, которого и противники его воззрений никогда не отрицали. Но он не только никогда не выступал на поприще деятельности практической, а и в научных и печатных своих трудах затрагивал главным образом вопросы свойства духовного, вечного, лишь изредка касаясь текущих житейских дел. ….Есть иная причина, замедляющая беспристрастную оценку Хомякова, причина, действовавшая по отношению к нему более, чем к кому бы то ни было.

Хомякова и немногих близких к нему по убеждениям людей (частью сверстников, частью учеников) литературные их противники назвали славянофилами. Имя это, данное отчасти в насмешку, утвердилось за ними. Люди мало знакомые с делом думали и думают, что, согласно с прозвищем, вся суть славянофильства в сочувствии с зарубежными славянами, в панславизме; более осведомленные считали и считают основным догматом славянофилов обособление русской народности (этнонационализм);

(здесь автор попадает в сети распространенных частичных определений самого понятия национализма, как категории нравственной; лишь в 30 годы XX века наш классик социального расового направления Иван Александрович Ильин блестяще разработал в эмиграции тему расового чувства личности, выделив главное в этом чувстве это гордость за принадлежность к нации, расе, любовь к ней до высокого чувства самопожертвования и прочее; конечно клеветникам либералам для которых Родина там где им живется, паразитируя, припеваюче не понять никогда и не принять душой, что двигало скромным детдомовцем Александром Матросовым и простой русской девочкой Зоей Космодемьянской, когда они без раздумий отдавали свои жизни за Родину защищая ее как могли, здесь они будут по привычке городить разную чушь и ложь, что Матросов был пьян, а Космодемьянская обычная русская террористка и так далее В.М.)

 лишь сравнительно немногие, читавшие сочинения Хомякова и других, знают, что проповедь народного самосознания была у славянофилов, и в особенности у Хомякова, выводом из целой совокупности религиозных убеждений и исторических воззрений.

Моя вставка В.М.:

Здесь общую картину необходимо дополнить ХРОНОСОМ (ЛЕТОЙ) рекой времени в которую происходили данные события. Начало жизненного пути А.С. Хомякова совпало с великой победой Русского Народа над «нашествием двунадесяти языков» в Отечественной Войне 1812 года. Франция в то время была образцом Высокой Культуры Мира. И возглавила это нашествие во главе с Антихристом во плоти Наполеоном (так считало большинство Православных), а тут еще немыслимые кощунства и зверства французской черни во время французской революции (о которых ходили дикие, но справедливые слухи среди Русского Общества)  нашли наглядное потверждение в народной массе, заставили Русскую Элиту пересмотреть профранцузские, проевропейские либеральные взгляды, выдававшиеся до этого за Эталон, образец Культуры. Хомяков возглавил расовое движение народного Духа, беспрестанно деградировавшее в России со времен Великого Раскола. Но к этому же времени относится зарождение разлагающей общество либеральной интеллигенции из среды разночинцев и инорасового разлагающего населения (порядка 6 миллионов) попавшего в состав России после окончательного раздела Польши европейскими странами. Движение славянофилов захватило умы Русской Элиты, одновременно возник непреодолимый водораздел русской расовой и либеральной мысли, существующий до сих пор. Император Николай Павлович приказал славянофилам подать записку, где будут обозначены цели и задачи нового движения. По просьбе шефа жандармов (политической полиции) Бенкендорфа И. Аксаков два раза сокращал объем записки и целью движения записал не Панславянизм, а именно интересы и не просто русского народа, а конкретно Великороссов, в первую очередь, как государственнообразующей основы и движущих сил Империи. Государь Император Николай Павлович внимательно ознакомившись с запиской, написал на месте о Великороссах: «Правильно, ибо все остальное мечта». Вот в такой обстановке зародилось движение славянофилов.

Далее в статье (сочинение писалось к 50 летию кончины А.С. Хомякова В.М.):

При жизни старых славянофилов (Киреевских, Хомякова, Самарина, Аксаковых) им противуполагались западники. Теперь, через полвека после спора этих двух направлений мысли, мы видим в нашем ученом литературном и общественном мире опять два господствующих направления, называемые обыкновенно либеральным и консервативным. Принято представителей первого считать преемниками западников, защитников второго - наследниками славянофилов. Не будем останавливаться на вопросе о преемстве западно-либерального направления; в этом вопросе обе стороны довольно согласны. Совершенно иначе представляется теперешний взгляд на славянофильство! В продолжение нескольких десятков лет многие вожди так называемого консервативного направления находили удобным для себя приурочивать проводимые ими взгляды ко взглядам славянофильским, вернее - пользоваться славянофильскою терминологией. Такое стремление было настолько сильно, что противники их, теперешние либералы, и на славянофильство стали смотреть теми глазами, какими смотрят они на современный публицистический консерватизм. С другой стороны, сами консерваторы никогда не переставали несколько сторониться славянофилов, коих оружием они зачастую пользовались, в тайне считая их тоже либералами, только другого сорта, чуть ли не еще более опасного... Таким образом, истинное славянофильство было и осталось равно в недоверии и подозрении у обеих, так сказать, официально признаваемых литературно-общественных партий. Такое положение кажется на первый взгляд странным, а между тем объяснение его очень просто.

 (славянофильство поначалу с Хомяковым имело русское расовое начало и иной реакции, кроме негативной со всех сторон, оно вызвать не могло, это потом после Хомякова оно скатилось на рельсы того же панславянизма; самое страшное в этом естественном процессе это негативная оценка ранних Великорусских почвенных Основ славянофилов в самой Русской Православной Церкви и Правительствующем Синоде, этим самым вбивающее смертельный клин в русскую Монархию и соответственно нашу Государственность В.М.).

Дело в том, что обе эти так называемые наши партии, либералы и консерваторы, в сущности в одинаковой мере западники, то есть люди переносящие на Русскую почву западноевропейские понятия о консерватизме и либерализме

(точно также как сегодня нынешние и "либералы" и "консерваторы" особенно РНЛ, и прочи х подобных изданий, за редким исключением, в подавляющем большинстве, безнациональные или интернациональные "патриоты", суть западники-европейцы; за прошедшее столетие с хвостиком картина совершенно не изменилась, вот такой печальный итог В.М.).

 Поэтому они и не могут иначе относиться к славянофильству, которое, конечно, не подходит ни под одну из двух ходячих мерок; ибо сущность его заключается не в той или иной политической доктрине, а в признании за Русским народом, как выразителем целого Православно-Славянского (расового В.М.)мира, своих исконных начал, отличных от начал западных и часто даже им (во всем В.М.) противуположных.

Хомяков писал и говорил: «Об этом, кому угодно, можно учинить справку хоть у русских солдат, бывших в Турецком походе, или хоть в Московском гостином дворе, где француз, немец и итальянец принимаются как иностранцы, а серб, далматинец и болгарин, как свои братья. Поэтому насмешку над нашей любовию к славянам принимаю я также охотно, как и насмешку над тем, что мы русские. Такие насмешки свидетельствуют только об одном: о скудости мысли и тесноте взгляда людей, утративших свою умственную и духовную жизнь, и всякое естественное или разумное сочувствие в щеголеватой мертвенности салонов или в односторонней книжности современного Запада».

До сих пор мы лишь отрывочно пытались обрисовать отдельные черты нравственного облика Алексея Степановича. Для того чтобы воссоздать его образ во всей его полноте, необходимо помнить основную его черту. Как в убеждениях своих, так и в жизни Хомяков был прежде всего Православным христианином. …Пламенно любя Россию и славянство, он никогда не забывал, что вне Церкви ни Россия, ни славянство не могут достигнуть полноты своего развития. В отличие от иных, для него Православие было особенно дорого, как Русская вера, Хомяков в самом Русском народе видел прежде всего ковчег Православия и неустанно призывал Россию на путь веры, смирения и усердного изучения заветов старины (Гений здесь говорит только о Православии, которое исповедовал сам; о других верованиях Имперской Семьи Народов Хомяков отзывался с уважением и напоминал, что они естественная неотъемлемая принадлежность этих народов В.М.). Таково его стихотворение «России»

«Гордись!, тебе льстецы сказали,

Земля с увенчанным челом,

Земля несокрушимой стали,

Полмира взявшая мечем!

Пределов нет твоим владеньям,

И, прихотей твоих раба,

Внимает гордым повеленьям

Тебе покорная судьба.

Красны степей твоих уборы,

И горы в небо уперлись,

И как моря твои озера»...

- Не верь, не слушай, не гордись!

Пусть рек твоих глубоки волны,

Как волны синих морей,

И недра гор алмазов полны,

И хлебом пышен тук степей;

Пусть пред твоим державным блеском

Народы робко клонят взор,

И семь морей немолчным плеском

Тебе роют хвалебный хор;

Пусть далеко грозой кровавой

Твои перуны пронеслись: -

Всей этой силой, этой славой,

Всем этим прахом не гордись!

*

Грозней тебя был Рим великий,

Царь семихолмного хребта,

Железных сил и воли дикой

Осуществленная мечта;

И нестерпим был огнь булата

В руках алтайских дикарей,

И вся зарылась в груды злата          '

Царица западных морей...

И что же Рим? И где монголы?

И, сжав в груди предсмертный стон,

Кует бессильные крамолы,

Дрожа над бездной, Альбион...

*

Безплоден всякий дух гордыни,

Неверно злато, сталь хрупка;

Но крепок ясный мир святыни,

Сильна молящихся рука.

И вот за то, что ты смиренна,

Что в чувстве детской простоты,

В молчаньи сердца сокровенна,

Глагол Творца прияла ты, -           *

Тебе Он дал Свое призванье,

Тебе Он светлый дал удел:

Хранить для мира достоянье            .

Высоких жертв и чистых дел;

Хранить племен святое братство,

Любви живительный сосуд,

И веры пламенной богатство,

И правду, и безкровный суд.

Твое все то, чем дух святится,

В чем сердцу слышен глас небес,

В чем жизнь грядущих дней таится -

Начало славы и чудес.

*

О, вспомни свой удел высокий!

Былое в сердце воскреси
 
И в нем сокрытого глубоко

Ты духа жизни допроси.

Внимай ему, и, все народы,

Согрев любовию своей,

Открой им таинство свободы,

Сиянье веры им пролей.

И станешь в славе ты чудесной

Превыше всех земных сынов,

Как этот синий свод небесный,

Прозрачный Вышняго покров!

 
Единство мысли и действия, горячая искренность, отвращение ото всего предвзятого, затверженного, пошлого, полное здоровье духа и тела, любовь к жизни и её радостям: таков был характер Хомякова, простой, ясный, как кристалл и потому именно казавшийся и кажущийся мало понятным для тех, кто обо всем судит по готовой мерке.

О лени Хомякова так много говорили его близкие и он сам, что на этой стороне его характера ст;ит остановиться. Необычайно разнообразная деятельность его и поразительная законченность всех его произведений потому лишь и были возможны, что в голове его неустанно, можно сказать днем и ночью, шла непрерывная умственная работа.
Хомяков вещал вечное: «Русский дух создал самую Русскую землю в бесконечном её объеме; ибо это дело не плоти, а духа, Русский дух утвердил навсегда мирскую общину, лучшую форму общежительности в тесных пределах; Русский дух понял святость семьи и поставил ее, как чистейшую и незыблемую основу всего общественного здания; он выработал в народе все его нравственные силы, веру в святую истину, терпение несокрушимое и полное смирение. Таковы были его дела, плоды милости Божией, озарившей его полным светом Православия. Теперь, когда мысль окрепла в знании, когда самый ход истории, раскрывающий тайные начала общественных явлений, обличил во многом ложь Западного мира и когда наше сознание оценило (хотя, может быть, еще не вполне) силу и красоту наших исконных начал, нам предлежит снова пересмотреть все те положения, все те выводы, сделанные Западною наукою, которым мы верили так безусловно; нам предлежит подвергнуть все шаткое здание нашего просвещения безстрастной критике наших собственных духовных начал и тем самым дать ему несокрушимую прочность…»

Наконец, наступило время разрешения и того вопроса, который уже давно был задушевною его думою, вопроса крестьянского. Тяжелое иго крепостного права, развращавшее помещиков еще более, чем крестьян, и необходимость выхода из этих одряхлевших исторических оков никогда не переставали заботить Хомякова. Еще в 1842 году, по поводу указа об обязанных крестьянах, он напечатал в «Москвитянине» две статьи «О сельских условиях» и затем всю жизнь стремился и успел во всех своих деревнях (кроме новокупленной рязанской) заключить с крестьянами ряду или договор, основанный на совершенно-свободном соглашении. Эти ряды были любимым его детищем. Вместе с тем он не переставал доказывать необходимость общего освобождения крестьян с землею по всей России (что должным образом сделано не было и привело в итоге к пролетаризации крестьянской массы, разрушению русского расового быта и в конечном итоге государственной катастрофе Русского Мiра В.М.).

Мой комментарий В.М.:

«Тяжелое иго крепостного права, развращавшее помещиков еще более, чем крестьян»- здесь автор неправильно поставил акцент самой проблемы. Проблема заключалась в паразитировании помещичье-дворянского сословия на крестьянском (как и обратный процесс) возникшая после отмены обязательной дворянской службы Петром III в 1762 году и дополненный указом о вольности дворянства Екатерины II. Главное здесь то, что западным инорасовым вмешательством была нарушена вековая расовая симфония социальных отношений Русского Имперского Типологического Мiра

Далее в статье:

В 1848 году, по поводу записки Самарина об устройстве Лифляндских крестьян, Хомяков в письме к нему, между прочим, говорил: «Для нас, русских, теперь один вопрос всех важнее, всех настойчивее. Вы его поняли и поняли верно. Давно уже ношусь я с ним и старался его истинный смысл выразить, елико возможно, ясно. Спасибо вам за то, что вы попали на ту юридическую форму, которая выражает этот смысл с наибольшею ясностью и отчетливостью, именно на существование у нас двух прав, одинаково-крепких и священных: права наследственного на собственность и такого же права наследственного на пользование. В более абсолютном смысле, в частных случаях, право собственности истинной и безусловной не существует: оно пребывает в самом государстве (в великой общине) (!!! В.М.), какая бы ни была его форма. Можно доказать, что это общая мысль всех государств, даже Европейских (была, пока они не попали в либеральные тиски иудохристианской цивилизации В.М.). Всякая частная собственность есть только более или менее пользование, только в разных степенях.

Мой комментарий В.М.:

Гениальный русский расовый социолог А.С. Хомяков высказывает здесь что в соотношении форм собственности вообще и не только на землю, как расовый смысл социального объединения Русского Мiра, как высшей его формы, то есть государственности и лежат основы общности, социальности Русского расового Мiра. Ведущая и преобладающая роль пользования над собственностью в широком смысле основа Русского расового Национально Культурного Имперского Типа. Современный закон о земле наглое бесцеремонное колониальное законодательство и безумным мечтам либералов навязавших Русскому Мiру этот и ему подобные законы без сомнения в свое время будет положен конец, а вот в какой форме это произойдет пусть голова болит у либералов уже сейчас.

Далее в статье:

 По истории старой Руси можно, кажется, доказать, что таково было значение даже княжеской собственности; по крайней мере, поземельная наша собственность (пользование в отношении к государству) есть собственность в отношении к другим частным людям и след. к крестьянам. Их право в отношении к нам есть право пользования наследственного; действительно же оно разнится от нашего только степенью, а не характером, и подчиненностью другому началу - общине. Таково отношение юридическое, вышедшее из обычая или создавшее обычай; и кто хочет этому отношению нанести удар, тот хочет возмутить все убеждения, всю сущность народа, а теперь только об этом и хлопочут. Не позволительно нам молчать и, признаюсь, я ожидаю от вас изложения этого начала».

Хомяков подробно разбирает особенности сельской общины, доказывая её совместимость с улучшением земледелия в смысле хозяйственном, более же всего, важность общинного устройства в отношении нравственном и бытовом. «Община, говорит он, есть одно уцелевшее гражданское учреждение всей Русской истории. Отними его, не останется ничего; из его же развития может развиться целый гражданский мир». - «Мне известны до сих пор, пишет он далее, в нерусской Европе только две формы сельского быта: одна английская, сосредоточение собственности в немногих руках, другая французская после революции, бесконечное дробление собственности. Все прочие формы относятся к этим двум как степени переходные, еще не дошедшие до своего крайнего развития. Первая очень выгодна для сельского хозяйства и усиливает до невероятности массу богатства, напрягая умственные способности селянина посредством конкурренции в найме и бросая сильные капиталы на опытное усовершествование земледельческой практики. Вот её достоинство; но за то самая конкурренция, безземелие большинства и антагонизм капитала и труда доводят в ней, по необходимости, язву пролетарства до бесчеловечной и непременно разрушительной крайности. В ней страшные страдания и революция впереди. - Вторая форма, французская, дробление собственности, невыгодна для хозяйства, замедляет его развитие и во многих случаях (именно там, где нужны значительные силы для побеждения какой-нибудь преграды) делает его совершенно невозможным; но это неудобство считаю я не слишком значительным в сравнении с выгодами дробной собственности. Нет сомнения, что введение этой системы во Франции удаляет, а может быть даже отстраняет навсегда, нашествие пролетарства; ибо оно мало известно в сельском быту Франции и является только в виде исключения в некоторых слишком неблагодарных местностях. Нищета есть принадлежность городов французских, а не сел. Но за то эта форма имеет другой существенный недостаток, который в государственном отношении не лучше пролетарства: это полная разъединенность. Таков результат во Франции современной по свидетельству самих французов; таков будет он непременно везде. Разъединенность же есть полное оскудение нравственных начал; а заметь, что оскудение нравственных начал есть в тоже время и оскудение сил умственных. От этого в нищенствующих селах Англии восстают беспрестанно сильные умы, которых деятельность отзывается на всю Англию; а в полях (селами их назвать нельзя) Франции человек так слаб и глуп, что от него не добьется общество ни одной мысли. Он просто немой: от него ни слуха, ни послушания, по русской поговорке. Конечно я не восстаю против собственности, ни против её эгоизма; но говорю, что если кроме эгоизма собственности ничто недоступно человеку с детства, он будет окончательно не то, чтобы дурной человек, а безнравственно-тупой человек, он одуреет. Слышать только об деле общем и потом в нем участвовать, слышать с детства суд и расправу, видеть, как эгоизм человека становится беспрестанно лицем к лицу с нравственною мыслию об общем, о совести (!!! В.М.), о законе обычном, вере, и подчиняться этим высшим началам, это - истинно-нравственное воспитание, это просвещение в широком смысле, это развитие не только нравственности, но и ума. И так община столько же выше английской формы, которой бедствия она устраняет, сколько и французской, которая, избегая бобыльства физического, вводит бобыльство духовное и дает городам такой огромный и гибельный перевес над селом» (социальный расовый Гений здесь напоминает о свободном расовом выборе народа, на который надо опираться власти до последнего, принимая ограничительные законы только в случае неотложной государственной нужды В.М.). Наконец, касаясь положения помещика, Хомяков говорит:  «Об нас и об нашем отношении к общине покуда я не говорю. Со временем мы сростемся с нею. Но как? Этого решать нельзя. Смешно было бы взять на себя все предвидеть. Право приобретать собственность, данное крестьянину, не нарушает общины. Личная деятельность и предприимчивость должны иметь свои права и свой круг действия; довольно того, что он будет всегда находить точку опоры в сельском мире и что в нем же или через него они будут мириться с общественностью, не выростая никогда до эгоистической разъединенности. Тоже вероятно будет и с нами. Но это еще впереди и как Бог даст! Допустим начало, а оно само себе создаст простор».

Алексей Степанович Хомяков лежит в Москве, в Даниловом монастыре, под одним памятником со своею женою, им самим еще поставленном, со словами псалма: «Аще беззакония назриши, Господи, Господи, кто постоит?». К этому тексту после его кончины прибавлен другой: «Блаженни алчущие и жаждущие правды». На памятниках кругом имена Валуева, Языкова, Гоголя, Самарина, Кошелева, князя Черкасского и многих других, памятных Москве и России.