Фазиль Искандер

Фазиль Исканде

Кто не знает Фазиля Искадера? Один из лучших наших писателей.Его книгами зачитывалось наше поколение. В Коктебель он приезжал регулярно. Я застал его уже в последний год, когда местный Дом творчества подчинялся Союзу писателей СССР. Отдыхал писатель степенно, не спеша, как и полагается маститому литератору. Один раз выступил в Доме Волошина, где я и упросил его дать интервью местному телевидению. Согласился он не сразу, приговаривая
– Ну, если только в виде гуманитарной помощи…
Так же медленно и тщательно, подбирая слова, мы вели беседу под тенью большого дерева у корпуса в котором он жил.
– Фазиль Абдулович, что для вас отпуск?
– Для писателей отпуск – специфическое время, для меня отпуск лучшее время для работы. Коктебель изумительное место. Много раз бывал здесь и всегда плодотворно работал и отдыхал.
– Сегодня многие отмечают, что Коктебель изменился и в не лучшую сторону.
– Конечно, предпринимательская деятельность в известной мере повлияла на творческий дух Коктебеля. На мой вкус, слишком много громкой и пошлой музыки, обилие увеселительных мероприятий, все это создает атмосферу ярмарочной шумихи. Молодежи скорей всего это нравится, мне – нет.
– Вам не кажется, что Союз писателей СССР тоже виноват в потере контроля над творческой атмосферой здесь? Какое будущее у Союза писателей?
– Союз писателей одряхлел и влияние его ослабло, тем более, Коктебель от Москвы далеко. Будущее СП – это его прошлое. При отсутствии идеологического давления на писателей сегодня СП не нужен , хотя считаю, для материальной поддержки писателей он еще нужен.
– Какой период в истории Дома Волошина был, на ваш взгляд, самый интересный?
– Времена, когда здесь творили и отдыхали Марина Цветаева, Осип Мандельштам, Андрей Белый. Люди с не очень легкой судьбой. Думаю, в тяжелые минуты они с теплотой вспоминали Коктебель. У меня тоже много было встреч с интересными людьми, но раньше. В этот раз мало и в основном это чьи-то родственники.
– А на свою родину, в Абхазию, наезжаете? Там сейчас проблемы?
– В последние годы нет, но собираюсь. Если бы Грузия не напала на Абхазию, то, конечно… Особый кавказский менталитет, долгая мстительная память усложняют положение. Кровная месть на Кавказе - дело серьезное. Теперь с обеих сторон надо проявлять терпение и терпение. Надо время, чтобы ожесточение между народами прошло
– В книге «Удавы и кролики» вы показали взаимоотношения между властью и народом. В виде «удава» власть, в виде «кролика» - народ. Сегодня в отношениях между ними что то изменилось?
– В принципе – нет. Разве что «удавы» гипнотизируют по-другому. Те «кролики», которые управляют другими «кроликами», находят общий язык с «удавами». И в этом основная трудность в установлении настоящей демократии.
– Писателей к кому относите: «удавам» или «кроликам»?
– Скорее к «кроликам», хотя в сталинские времена были и писатели «удавы».
– Если власть манипулирует народом, это как бы дело привычное, то писателями, «инженерами человеческих душ», разве можно? Какова в таком случае ответственность писателей перед народом?
– Часть писателей, как правило, неталантливых и несовестливых, идет на сговор с властью, которая их подкармливает. А писатели совестливые, талантливые не позволяют себя подличать и говорить неправду. Они не могут идти на сделку со своей совестью.
– Ширпотреб проник сегодня и в литературу. Много новых имен. Вал коммерческих изданий. Уютно ли Вам в этой атмосфере?
– Вот как раз малоталантливые и бессовестные писатели туда и ушли. Политика и деньги отодвинула культуру далеко- далеко. Широким массам культура сегодня не нужна. Даже по Коктебелю это видно. В Доме Волошина уже не редкость «творческие вечера» сомнительных литераторов. Конечно, не лучшие времена для настоящей культуры, но мы смотрим с надеждой вперед . Правда, мы скорее всего не доживем до них.
– Творчество и сама личность Волошина. Как вы ее оцениваете?
– Он очень силен был в исторических стихах. Революцию он рассматривал с точки зрения истории всей России, умело находя истоки революции в глубине истории. Делал это талантливо и убедительно. Дом Волошина привлекал к себе все талантливое, что было в России, и этим он прекрасен.
– Зарубежные и русские писатели. В чем основное отличие?
– Всю литературу я разделяю на писателей дома и бездомья. Писатели, которые создают внутри своих произведений законченную гармонию и которые тоскуют по гармонии. Пушкин для меня писатель дома, а Лермонтов бездомья. Лев Толстой, Ахматова высшая степень писателей дома, Достоевский, Цветаева бездомья. Были писатели, которые менялись творчески. Хорошим примеров был Осип Мандельштам. В начале своего творчества он был ближе всех к пушкинскому началу, затем трагическая судьба изменила его творчество. В начале он был изумительным поэтом дома, затем стал изумительным поэтом бездомья. Его воронежский цикл стихов потрясает своим трагизмом. Себя отношу к писателям дома.
– Куда отнесем Грина?
– Грин искал и построил свой дом.
– Вы себя каким писателем ощущаете?
– Родился я в Абхазии, но писал по-русски, поэтому считаю себя русским писателем, но певцом Абхазии, поскольку все мои произведения о родной Абхазии.
– А не трудно жить в Москве, а писать об Абхазии? Дисгармонии в душе нет?
– Вот эту дисгармонию я с помощью творчества и гармонизирую. Небольшая ностальгия по родному краю даже помогает с большим аппетитом писателю описывать родной край.
– Вернуться на родину не думаете?
– Я давно живу в Москве. Привык. Весь мой уклад жизни связан с ней. Мне уже много лет . Трудно срываться с места. Хотя загадывать ничего нельзя. Может быть, и вернусь в Абхазию.
– По некоторым вашим произведениям сняты фильмы. Ваше отношение к кино?
– Если говорить откровенно, у меня нет внутренней страсти воплощаться в кино. Сотрудничал с ним только из-за денег. Это не мое искусство. Мое искусство там, где я поставил точку.
– Отношение к жизни с возрастом меняется?
– Вопрос непростой. Конечно. В молодые годы была здоровая творческая иллюзия, что художник своим творчеством может изменить жизнь человека в лучшую сторону , но с годами убеждаешься, что человека изменить трудно. Как сказал Пушкин: «И чувства добрые я лирой пробуждал…» Так вот ожидать ответных добрых чувств от человека сразу не стоит. В старости с этими иллюзиями расстаешься. Главный мой тезис - люди будьте порядочны, в итоге когда-нибудь порядочность победит.
– Искусство всегда ли творит добро?
– Настоящее – да, но бывают «злые гении» у которых представление о добре и зле другое. Но я уверен, что зло в искусстве не может быть столь талантливо, как Пушкин, Толстой, Достоевский. Вершины зла в конечном итоге гораздо ниже.
– Хотелось спросить про ответственность художника, в том числе и писателя, человека с именем. Народ перестает верить политикам, но продолжает верить известным людям.
– Важно в это сложное, закрученное время оставаться с ясной головой, быть на стороне добра и справедливости и не прижиматься к политикам.
– Вам удается это?
– Некоторым удается, в том числе и мне. Но есть и такие, кто предпочел сладкую жизнь спокойной совести.
– Участие в «Метрополе» было важным для вас?
– Меня туда пригласил Василий Аксенов. Это была попытка бороться с официальной цензурой. Я не жалею о своем участии в нем. Но это не было какое-то монолитное общество единомышленников.
– На пороге конец двадцатого века. Каким он был?
– Мне кажется, самым кровавым из всех. Из имен – это Солженицын как великий пример сопротивления диктатуре, который за свою невероятно трудную жизнь, постоянно рискуя, не пошел на компромисс с властью. Он великий духовный борец. Есть, конечно, и другие великие имена.
– Свобода пришла. Диктатура разрушена, СССР распался. А радости нет. Разочарование?
– Свобода обрушилась на неподготовленную почву. Я полагаю, надо было постепенно, шаг за шагом, переходить к демократии. Стену разрушили, большую часть людей придавило, наиболее шустрые сказочно разбогатели. Хаос, несправедливость. Это все ужасно. Надо найти силы, чтобы обуздать этот дикий рынок. Народ, конечно, надеялся на другой результат, когда выходил на улицы.
– Ваш последний день на земле.
– Если мне предстоит попрощаться с этой жизнью. Я бы почитал моих любимых поэтов от Пушкина до Ахматовой, Мандельштама. Некоторые страницы «Войны и мира» Льва Толстого. И, в конце концов, выпив чашечку кофе по-турецки, попрощался с этим миром…
Коктебель, 1997 год.