Линкор

  Было  это  в  советские  времена,  как  наши  деды  и  бабки  с  ностальгической  ноткой  говаривали: « Да,  милок, это  еще  в  царские  времена  было…,  теперь  такого  уже  нет…».  Так  теперь  и  мы  с  полным  осознанием  важности  прошедшего  периода,  можем  говорить: « Да…,  это  было  еще  в  советские  времена…».
   Тогда  принято  было  в  летнее  время  закрывать  полностью,  или  частично,  промышленные  предприятия  и  всем  миром  ехать  помогать  сельским  труженикам  на  сенокосе,  уборочной,  на  картошке.  Об  этом  еще  Высоцкий  писал:
  « Товарищи  ученые!     Доценты  с  кандидатами!
Замучились  вы  с  иксами,  запутались  в  нулях!
Сидите,  разлагаете  молекулы  на  атомы,
Забыв,  что  разлагается  картофель  на  полях.»
  И  вот  мы,  с  лопатами  и  вилами  ехали  « проявлять  свой  патриотизм».  И  всем  было  так  хорошо!    Колхозники,  как  и  прежде,  получали  свои  палочки-трудодни,  но  пить  могли  значительно  больше.  Колхозы  -  перевыполняли  свои  планы,  зарплату  же  нам  платили  не  колхозы,  а  родные  предприятия,  которым   тоже  было  все  равно -  не  из  своего  же  кармана,  а  планы  на  летний  период  им  корректировали.  Предприятиям,  особенно  отличившимся  на  сельской  ниве,  еще  и  награды  с  премиями  выдавали.  Одним  словом  -  коммунизм.
   Но  лучше  всех  было  нам,  молодым  специалистам,  вчерашним  выпускникам  вузов  и  техникумов.  После  трудов  праведных,  полуголодной  студенческой  жизни,  полностью  оплачиваемый  месяц  на  всем  готовом.  Запах  трав,  деревьев,  сена,  молока,  навоза….  А  как  пахли  девушки…
    Наши,  городские,  на  запах  парфюмерии  и  косметики  очень  пикантно  накладывали  запах  сена  и  полевых  цветов.  Голова  шла  кругом.  Можно  было  с любой  из  них  идти  завтра  в  ЗАГС…,что  и  обещалось  каждой  из  них                                между  поцелуями  и  стонами  на  сеновале.
  На  сеновале,  где  даже  брошенное  на  сено  одеяло  не  спасало  от  уколов  высохших  травинок,  укусов  мух  и  комаров.  Но  разве  эти  мелочи  могли  идти  в  сравнение  с  тем  ощущением  полноты  мира  и  счастья,  когда  не  существовало  ни  вчера,  ни  завтра?!  Было  только  сейчас  и  оно  было  вечностью!  Мы  как  цветы  мяли  наших  возлюбленных,  высасывали  мед  их  губ,  ласкали  их  нежные,  еще  не  всегда  сформировавшиеся  груди,  кусали  их  возбужденные  соски  и  пили  их  молоко.  А  потом,  по  ложбинке  через  пупок,  мы  спускались  в  лоно  между  горячими  и  влажными  бедрами  и  наслаждались  стонами  наших  любимых,  возрастающими  от  каждого  движения  языка.  А  как  мы  потом  ими  любовались  обессиленными,  почти  потерявшими  сознание,  наполненными  нашим  соком…  И  так  до  первых  лучей  солнца.  Потом  час  сна,  скорее  не  сна,  а  потери  сознания.  И  мы   бежим  на  речку.  Речка  с  прохладной,  очень  мягкой,  ласковой  водой,  встречает  разгоряченные  обнаженные  тела  и,  кажется,  ночные  ласки  продолжаются.
  Потом  завтрак,  где  все  заговорщицки  смотрят  друг  на  друга,  смеются  по  поводу  и  без  повода.  И  кажется,  что  нет  людей  лучше  тех,  что  сидят  за  этим  столом.  И  мир  кажется  таким  юным  и  счастливым,  и,  кажется,  так  будет  вечно…
   Ну,  а  местные  красавицы ?   В  отличие  от  наших,  искушенных  в  обольщении  и  любви  городских,  они  были  грубее  в  обращении  и  пахли  проще  и  как-то  устойчивее.  В  основном  от  них  пахло  свежескошенной  травой,  полынью  и  молоком.  Но  их  женская  суть  так  навязчиво  выпирала  из  легких  ситцевых  платьев  ( в  основном,  почему-то,  в  горошек),  что  устоять  было  невозможно.  Их  рано  созревшие  груди,  казалось,  готовы  были  в  любой  момент   утолить  вашу  жажду,  как  соски  коров,  которых  они  доили.  Упругие  полусферы  ягодиц , казалось,  жили  каждая  своей  жизнью  под  тонким  слоем   материи  и  дразнились: «Возьми  меня».  И  когда  мужская  рука  поощрительно  их  похлопывала,  девушки  одобрительно  взвизгивали.  Но  вопрос  сеновала  с  местными  девушками  решался  значительно  сложней.  Во-первых,  девушки  предпочитали  говорить  о  светлой  дороге  в  ЗАГС  со  своим  воздыхателем   не  на   сеновале  а,   почему-то  на  скамеечке  около  дома,  лузгая  семечки  и  прижимаясь  к  мужскому  бедру  своим,  горячим  и  неизвестно  чего  хотящим.  Вопрос  сеновала  снимался  сразу  и  очень  категорично  -  по  затылку  натруженной  на  коровьих  сосках  ладошкой.  Во-вторых,  вечером  к  нашему  дому  с  грохотом  подъезжала  кавалькада  мотоциклов  с  местными  ухажерами,  с  неизменными  семечками,  водкой  и  громким  матом.  Они  бдительно  следили,  чтобы  их  «Машки»  не  ушли  с  городскими  со  скамейки  из  поля  зрения.  Поэтому  соблазнить  местную  красавицу  было  делом  хлопотным  и  очень  опасным.  Среди  нас  заключались  пари  и  победитель,  сумевший  под  бдительным  оком  охранников  соблазнить  и  умыкнуть  свою  жертву,  пользовался  большим  авторитетом.
   Так  протекала  мирная  сельская  жизнь,  пока  ее  не  всколыхнуло  неожиданное  событие.  Это  случилось  во  время  обеда.  Серега  Попов,  прослуживший  два  года  после  института  офицером  на  флоте,  сидевший  за  столом  напротив  окна  громко  воскликнул:
           -  Да  это  же  линкор !
 Все  взгляды  устремились  в  окно  -  там  не  проходила,  а  проплывала  девушка  в  беловоздушном  облаке.  Она  была  не  похожа  ни  на  местных,  ни  на  наших,  городских.   Я  бросил  ложку  и  одним  прыжком  оказался  на  улице.  На  пыльной  улице,  разбитой  грузовиками  и  тракторами,  поросшей  по  обочинам  крапивой  и  репейником,  стояло  создание  с  большими  зелеными  глазами,  с  вытравленными  перекисью  волосами  до  пояса,  завязанными  в  пышный  лошадиный  хвостик.  На  ней  было  короткое   воздушное  платье,  напоминающее  балетную  пачку  и  белые  туфли  на  высоком  каблуке,  называвшиеся  тогда  платформой.  Выглядела  она  лет  на  восемнадцать.
   Хотя  она  была  среднего  роста  и  довольно  хрупкой  на  вид,  но  казалась  белым  океанским  лайнером,  случайно  зашедшим  в  нашу  деревенскую  гавань.  Все  наши  фаворитки  на  ее  фоне  казались  маленькими  катерами,  терявшимися  в  ее  кильватере.  Одним  словом  -  столичная  штучка.  Я  начал  с  самого  идиотского  вопроса,  который   только  пришел  в  голову  за  несколько  прыжков  от  порога  до  дороги:
            -Девушка,  Вам  тут  не  скучно?  Я  -  Миша.
   Создание  оглядело  сверху  донизу  наглую,  вихрастую,  двадцатилетнюю  физиономию,  покрытую  загаром  и  веснушками,  выгоревшую  майку,  короткие  драные  шорты  и  пыльные  сандалии.  Постепенно  ее  взгляд  приобрел  благосклонное  выражение.  Скорее  всего  не  благодаря  моему  прикиду,  а  благодаря  нескольким  годам,  посвященным  занятиям  классической  борьбой  и  самбо.  Где  я,  правда,  не  достиг  больших  успехов,  но  приобрел  фигуру,  неотразимо  действующую  на  девушек.
       -  Я,  Лена.  Мы  только  что  приехали.  Но,  боюсь,  здесь  действительно  будет  скучно.
   Это  была  Победа!  Я  моментально  предложил  свои  услуги  в  осмотре  местных  достопримечательностей:  сеновала,  речки,  леса  с  ягодами  и  лугов,  на  которых  стояли  недавно  поставленные  нами  стога  сена.  К  моему  сожалению,  сеновал  был  отвергнут  сразу  же,  как  не  представляющий  исторической  и  культурной  ценности,  а  все  остальное  было  принято  с  энтузиазмом.  По  дороге  я  выяснил,  что  Лена  закончила  первый  курс  МГИМО  на  переводчика,  папа  работает  в  министерстве,  а  мама - домохозяйка  привезла  ее  к  бабушке  для  укрепления  здоровья.
   После  зноя  сенокосов,  мух  и  комаров  черничного  леса,  река  была  спасительным  блаженством.  Лена,  также  как  и  я,  считала  купальники  ханжеством  и  мы  бесконечно  долго,  как  дельфины,  ныряли,  кувыркались  в  воде,  как  бы  нечаянно  прикасаясь  друг  к  другу.  Пока  я  не  взял  ее  на  руки  и  не  вынес  на  берег.  Она  доверчиво  прижалась  ко  мне,  и  я  понял,  что  это  то,  что  создано  богом  для  меня  и  больше  мне  никого  и  ничего  не  нужно.  Мы  лежали  на  траве  под  защитой  кустов  и  большие  капли  воды  на  ее  коже  всеми  цветами  радуги  переливались  на  солнце.  Мы  оба  глубоко  дышали  после  долгого  плавания,  от  волнения  и  предчувствия  того  большого  и  светлого,  что  должно  было  произойти  с  нами.  Я  любовался   ее   незагорелой,  как  будто  мраморной  кожей,    хрупкой   девической  фигуркой  с  маленьким  животом,  упругими  сильными  бедрами  и  длинными  красивыми  ногами  с  едва  заметными  золотистыми  волосиками.  Она  напоминала  роденовскую  « Весну».  Ее  маленькие  груди  с  возбужденными  после  купания  сосками,  торчали  в  разные  стороны  и  на    одной  из  них,  на  левой,  темнела   маленькая  родинка,  придававшая  ей  какую-то  особую  беззащитность  и  обаяние.
   Когда  я  вечером  вернулся  домой,  то  был  героем  дня.  Слава   наших    Дон  Жуанов,  даже  побеждавшие  местных  красоток,  поблекла.  Еще  бы,  ведь  я  взял  Линкор!  Так  за  Леной  прочно  укрепилось  это  прозвище.  Мне  был  прощен  мой  послеобеденный  невыход  на  работу,  также  впрочем  как  и  в  последующие  дни.  Лена  обычно  появлялась  около  нашего  дома  в  обеденное  время  и  кто  первый  видел  ее  в  окно,  кричал:
            -  Линкор  на  рейде!
   Это  служило  сигналом  к  тому,  что  я  пружиной  выскакивал  из-за  стола  и  мчался  на  встречу.  Мы  шли  гулять  по  лесным  тропинкам  и  казалось  не  было  темы,  которую  бы  мы  не  обсуждали.  Мы  спорили  о  постимпрессионистах  и  сюрреалистах,  символистах  и  футуристах.  Я  читал  ей  Блока  и  Есенина,  которого  очень  любил  и  знал  наизусть  не  один  десяток  стихотворений.  А  она  рассказывала  о  местах  Гиляровского  в  Москве.  Она  говорила,  что  мне  надо  обязательно  переехать   в  Москву,  что  ее  папа  поможет  найти  перспективную  работу  и  меня  ждет  большое  будущее.  А  потом  она  повела   меня   знакомить  со  своей  мамой.
   Похоже  это  было  роковой  ошибкой,  так  как  маме,  в  отличие  от  дочки,  я  совсем  не  приглянулся.  Полагаю,  также,  что  у  мамы  были  свои  взгляды  на  будущую  партию  дочери.
   На  следущий  день  « Линкора»  на  рейде  не  было.  Я  пошел  к  ней  домой  и  от  бабушки  узнал,  что  мать  увезла  Лену  утром,  даже  не  дав  попрощаться,  а  «адресов  и  телефонов  давать  не  велено».  А  мы  так  верили  в  вечность  наших  отношений,  что  не  взяли  координаты  друг  у  друга.
   Когда  я  вернулся  домой,  мне  показалось,  что  время  остановилось.  Ребята  и  девушки  старались  как-то  ободрить,  утешить,  но  от  этого  становилось  еще  хуже.  Плохо  осознавая,  что  делаю,  я  пришел  на  берег,  упал  в  траву  под  наши  кусты  и  завыл  белугой,  как  мальчишка,  у  которого  незаслуженно  и  очень  обидно  отняли  любимую  игрушку.
   На  мое  счастье  наш  « срок»  через  два  дня  закончился  и  я  с  радостью  уехал  из  этого  опостылевшего  мне  рая,  где  получил  первый  горький  урок  жизни.
   …..Лет  через  пять  я  был  в  командировке  в  Москве  и  остановился  у  своего  товарища  детства,  который  жил  теперь  в  Москве  около  ВДНХ.
   Выходя  из  трамвая  я  нос  к  носу  столкнулся   с  Ней.
                -  Ты  как  здесь?!
                -  В  командировке,  а  ты  где-то  близко  живешь?
                -  Да,  три  остановки.
                -  Ты  замужем?
                -  Три  года,  дочка.
   Оказывается,  маме  удалось  осуществить  свои  планы,  и  она  выдала  Лену  за  дипломата,  который  вскоре  должен  был  увезти  ее  куда-то  в  Южную  Америку.
                -  И  я  женат,  и  тоже  дочка.  Ты  счастлива?
                -  Так…  -  она  пожала  плечами.  Я  взял  ее  крепко  за  руку  и  повел  к  своему  другу,  который  тут  же  понимающе  ушел  часа  на  два  из  квартиры.  Как  только  за  ним  закрылась  дверь,  она  сама  сбросила  одежду.  Я  любовался  ее  телом,  теперь  уже  более  мягким,  округложенственным.  Она  была  покрыта  легким  бежевым  загаром,  который  очень  шел  к  ее  волосам,  теперь  уже  не  вытравленным  перекисью,  а  золотистым,   не  висевшим  лошадиным  хвостиком,  а  золотой  волной  переливающимися  по  плечам.  И  только  зеленые   глаза  остались  прежними,  но  чуть  более  печальными.  Да  родинка  на  левой  груди,  как  прежде,  кричала  о  своей  беззащитности.
   Мы  два  часа  любили  друг  друга.  Любили  ненасытно  и  неистово,  мстя  всему  миру  за  наше  несостоявшееся  завтра.
   Потом  я  проводил  ее  до  остановки.  Мы  долго  стояли  обнявшись,  глядя  друг  другу  в  глаза,  но  не  спрашивая  ни  адресов,  ни  телефонов,  не  назначая  новых  встреч.  Больше  я  ее  не  видел.

                Июль  2006 г