1252. Возобновление завоеваний
6760 г. от С.М, 649-650 (с 13.3) г.х., год Мыши
Е К Е М О Н Г О Л У Л У С
ЮАНЬ ШИ. цз.4. Менгу
Второе лето, Жинь-цзы.
Весною, в 1-й месяц, Хан поехал в урочище Си-гуй; Генерала Китат-буху отправил для осады крепости Манлай-Илдуци. Преставилась вдовствующая Ханьша. Летом Хан, находясь в Хорини, разослал Князей к своим постам; Ходаня в Баши-бели, Мэрэ к реке Яр-даши, Хайду в урочище Халяр, Болхо в урочище Курчжа, Тохто в урочище Амилэ-манкэ, а Огэдэеву Ханьшу Хэлкику-тану на запад от стойбища Китатова. Имущество Угэдэевых супруг разделил по ближайшим Князьям; Ханьше Куюковой и матери Шилмыневой обеим за волхование приказал умереть, а Шилмьшя и Ису-бурыня сослал в урочище Модоци. Хуцина и Хосту взяты под стражу в армии.
Осенью, в 7-й месяц, предписал Хубилаю воевать Да-ли, Князю Тологай-сакилу воевать Индию, Князю Китат-бухе воевать Маласи, Князю Шаре воевать в Западном краю Султановы владения. К Генералам царства Сун в города Сян-ян, Фань-чен и Цзионь-чжеу послал предложение, чтобы они покорились.
В 8-й месяц, Хубилай, остановясь под Линь-тхао, приказал полководцу Ван-дэ-гу обнесть стеною город Ли-чжеу и пропустить слух, что это делается для завоевания губернии Шу.
Зимою, в 10-й месяц, Хан приказал Князю Егу идти войною на Корею; сам имел пребывание в урочище Отэгу-хулань. В сие время Хан, упавши с лошади во время облавы, повредил руку и более 3-х месяцов незанимался государственными делами.
В 12-й месяц, в день Сюй-ву, подписал великое прощение по всей империи. Тэргэци и Хухучу определил правителями государственнаго казначейства, Буринь-хара-усуня начальником Отока, Агучу правителем по части богослужебной, врачебной и волхвования, Алак-буху помощником его. Князь Хара скончался. Чжурхатая определил директором по части почтовой, Булагу правителем Ханскаго кабинета и главным при определении чиновников. Перевел 500 семейств мастеровых для починки походных дворцов. В сем году учинена перепись народу Китайских земель. Князь Шара скончался.
РАД. О вызове Менгу-кааном Огул-Каймиш-хатун и Ходжи, сына Гуюк-хана, о казни Огул-Каймиш и об обстоятельствах расправы с Иди-Кутом [1.2, т.2, с.137-139].
Так как некоторые виновные еще не прибыли, а умы еще не очистились от вражды, [вызванной] их подлостью, Менгу-каан послал Бурунтай-нойона с десятью туманами войска, [состоявшего] из храбрых тюрков, к границам Улуг-Тага, ... и ..., что между Бишбалыком и Каракорумом, чтобы они из той местности [ушли] и приблизились к стойбищу Кункыран-огула, который находился в пределах Каялыка и обитал [растянул стан] до берега Отрара. Бука-нойона он послал с двумя туманами войска к границам киргизов и кем-кемджиюта, а к Огул-Каймиш и Ходже, которые еще не прибыли, послал гонцом Ширамуна-битикчи и дал поручение: «Если вы не участвовали в заговоре с теми людьми, то для вас будет счастье в том, что вы поспешите к высочайшей особе [каана]».
Когда Ширамун выполнил поручение, Ходжа-Огул хотел подвергнуть его тому, что не дозволено, [то есть казни]. Жена Ходжи, которая по [своему] положению была ниже других ханш, а умом и смышленностью выше их, пришла к такой мысли и сказала [Ходже-Огулу]: «На после лежит выполнение поручения, и никогда не причиняли ничего дурного [даже] послам бунтовщиков, как же можно покушаться на посла, который прибыл от высочайшей особы Менгу-каана? А каким бедствием в государстве может завершиться убийство [даже] одной личности, особенно когда при этом происходят смуты! Из-за этого море мятежа приходит в волнение, успокоившийся мир [снова] становится беспокойным и вспыхивает пламя бедствий, а тогда уже раскаяние бесполезно. Менгу-каан – старший и на положении отца, нужно отправиться к нему и повиноваться его приказу».
Ходжа выслушал с удовлетворением ее добрый совет, оказал Ширамуну почтение и уважение и вместе с женой отправился к высочайшей особе [каана]. Благодаря счастью слышать добрый совет он не впал в бездну безмерных бедствий, а остановился в обители безопасности.
А мать Ходжи Огул-Каймиш отослала гонца обратно и сказала: «Вы, царевичи, обещали и дали обязательство в том, что царская власть всегда будет принадлежать дому Угедей-каана и что никто не будет противодействовать его сыновьям, а теперь вы не держите слова».
Когда это известие передали, Менгу-каан крайне разгневался и написал указ [ярлык], что жены Джучи-Касара, Отчигина и Бэлгутай-нойона – братьев Чингиз-хана – приезжали на курилтай, а Огул-Каймиш не является, и что если Катар-Кадак, Чинкай и Бала, эмиры ставки [орды] Гуюк-хана, кого-нибудь выберут или провозгласят государем или ханшей и [кто-нибудь] станет государем или ханшей по их слову, тогда они увидят! [Менгу-каан] тотчас же послал гонца захватить ее и привезти, зашив обе руки в сыромятную кожу. Когда она прибыла, ее отправили [вместе] с матерью Ширамуна Кадакач-хатун в ставку Соркуктани-беги, и Мункасар-яркучи, обнажив ее, потащил на суд и допрашивал. Она сказала: «Зачем другие смотрят на тело, которое никто, кроме государя, не должен видеть?!».
Спросив о ее вине, ее завернули в кошму и бросили в воду. Чинкай также прибыл, его важное дело было улажено хаджибом Денишмендом.
В [месяце] рамазане лета 650 г.х. [5.11– 4.12.1252] в Бишбалыке Иди-Кут, главарь идолопоклонников, условился с некоторыми людьми, чтобы в пятницу, когда мусульмане соберутся в соборную мечеть, выступить и перебить их всех в мечети. Один гулям из их среды, который был осведомлен и знал о том деле, склонившись к исламу, донес на них и доказал их преступление. После того как Иди-Кута доставили в ставку и учинили [над ним] суд и он в преступлении сознался, последовал приказ увезти его в Бишбалык и [там] казнить в пятницу после намаза при всем народе.
РАД. О том, как Менгу-каан отправил некоторых эмиров в разные стороны, чтобы они покончили с оставшимися смутьянами, и о прощении им их преступлений [1.2, т.2, с.139].
Так как по углам [еще] оставались кое-какие смутьяны, а вызов их был затруднителен и долго бы тянулся, Менгу-каан послал Бала яркучи с отрядом нукеров в войска Тису, дабы он произвел расследование о тех людях и всякого, кто участвовал в заговоре, казнил. И еще одного эмира по такому же делу назначил в область Хитая.
Когда мысли о злодеях исчезли из [его] благословенной памяти, добрый нрав счастливого государя потребовал в качестве самого обязательного соблюдения [основ] родства и племенного единства. Он приказал Ширамуну вместе с Кубилай-кааном, Нагу и Чуган-нойоном отправиться в Хитай, а Ходжу, по заслугам его жены, сказавшей достойную похвалы речь, освободил от похода и назначил ему юрт в пределах Селенги, что близ Каракорума. В общем, с той поры среди монголов снова появились распри, а Чингиз-хан своим детям завещал согласие и единодушие, он говорил: «Пока вы будете в согласии друг с другом, вам будет сопутствовать счастье и враг не одержит [над вами] победы».
Благодаря этому качеству ему [Чингиз-хану] и его роду удалось покорить большинство государств мира.
Рассказывают, что однажды, [еще] в первые дни [своего] выступления, [Чингиз-хан], давая наставление сыновьям, для сравнения вытащил из колчана одну стрелу, дал им и сказал: «Сломайте». [Стрела] при небольшом усилии сломалась. Потом дал [им] две стрелы, [которые] также с легкостью сломались. Таким порядком он все увеличивал [число стрел], пока не дошел до десяти. И силачи и бахадуры войска оказались не в силах переломить их. [Тогда] он сказал: «Таково и ваше положение, пока вы будете опорой один другому, никто вас не одолеет, и вы долгие годы будете владеть царством». Если бы мусульманские султаны поступали таким же путем, их династии вовсе не прекращались бы!
РАД. О просьбе царевичей и эмиров перед Менгу-кааном о разрешении им возвратиться по своим домам и об отправлении их с полным уважением, почетом и милостями [1.2, т.2, с.139-140].
Когда августейшее внимание Менгу-каана освободилось от неотложных дел и взволнованное государство успокоилось, а царская власть с согласия всех царевичей была ему вручена, царевичи и эмиры усиленно просили позволения удалиться в свои юрты. Обласкав каждого разными почестями и всякими милостями, он приказал разъехаться и отправиться по своим становищам. Так как дальность расстояния и время разлуки с Бату у Берке и Тука-Тимура были больше [и дольше, чем у других], он [Менгу-каан] отпустил их раньше [других] и пожаловал их бесчисленными наградами, а вместе с ними отправил Бату дары и подношения, достойные такого государя.
А сыновьям Кутана, Кадан-Огула и Мелик-Огула каждому пожаловал по орде [вместе] с женщинами из орд и домов каана. Затем он отпустил с полным почетом и уважением Кара-Хулагу и подарил ему становища его деда, которые захватил дядя его Йису-Менгу, так что он возвращался с [тем, чего] желало его сердце. Но когда он дошел до местности Алтая, его настигла смерть, и он не достиг желанной [цели]. И других царевичей, нойонов и эмиров отпустил, одарив каждого [по его] чину и степени. А ... сделал тарханом и подарил ему столько [всякого] добра, что он стал вполне богат и его степень стала чрезвычайно высокой. Когда царевичи и эмиры возвратились и дела их пришли к благоприятному концу, он [Менгу-каан] обратился к устройству и приведению в порядок дел государства.
РАД. Об обращении внимания Мэнгу-каана на дела государства, о появлении в нем благоустройства и порядка; об изъявлении милостей по отношению к разных сословий людям и о рассылке правителей в разные концы [страны] [1.2, т.2, с.140-144].
Когда монаршие помыслы Менгу-каана были направлены на упорядочение [положения] честных людей и уничтожение бунтовщиков, его благословенные думы обратились в сторону успокоения подданных и облегчения [им] разных тягот. Его совершенный ум веселью и праздности предпочел старание и труд, и он перестал постоянно пить вино. Прежде всего он послал войска в отдаленные [страны] востока и запада и в аджемские [иранские] и арабские области.
Восточные страны он пожаловал сахибу Махмуду Ялавачу, который к своим прошлым заслугам присовокупил последующую преданность и [который еще] до счастливого восшествия на престол удостоился чести служить [ему], а города Туркестана и Мавераннахра, города уйгуров, Фергану и Хорезм – эмиру Масуд-беку, который по причине дружбы и преданной службы его высочайшей особе видел много страха и опасностей и точно так же, как и [его] отец, раньше других удостоился чести припасть к стопам [его величества]; на основании этих установившихся прав [Менгу-каан] отпустил их раньше [других], а лица, прибывшие отовсюду вместе с ними, были отмечены различными наградами.
А затем – эмира Аргун-ака, который из-за дальности пути прибыл [уже] после курилтая и общего разъезда и еще раньше отличался преданной службой его высочайшей особе и выдвинулся исполнительностью и пониманием сути вещей. Ему было поручено управление областями Ирана – Хорасаном, Мазандераном, Ираком, Фарсом, Керманом, Луром, Арраном, Азербайджаном, Гурджистаном, Арменией, Румом, Диярбекром, Мосулом и Халебом. [Все] мелики, эмиры и битикчи, служившие у него, получили награды по его благоусмотрению.
В двадцатый день месяца рамазана года 650 г.х. он [Аргун-ака] возвратился обратно. Али-Мелика послали к нему на службу и, отличая его званием «мелика», пожаловали ему [управление] Исфаханом и Нишапуром. [Им] последовал указ провести новую перепись [всего улуса и войска] и твердо установить причитающийся налог и по окончании того важного дела вернуться к его высочайшей особе. Каждому из них он приказал: «Не допытывайтесь строго и не спорьте о минувших обязательствах, ибо у нас намерение облегчить положение подданных, а не умножить богатства казны», – и издал указ о льготах населению.
Так как после [смерти] Гуюк-хана множество ханш и царевичей выдавали людям ярлыки и пайзы без числа, рассылали во все концы государства гонцов и покровительствовали и простым и знатным, потому что имели долю с ними в торговле и по другим причинам, то [Менгу-каан] повелел указом вышеупомянутым лицам, дабы каждый из них, разыскав в своей провинции ярлыки и пайзы, кои люди со времени Чингиз-хана, Угедей-каана и Гуюк-хана от них и других царевичей получили, – все отобрал, чтобы впредь царевичи не давали и не писали приказов о делах, касающихся провинций, без спроса у наместников его величества, чтобы великие послы не отправлялись в путь более чем на четырнадцати подставах, чтобы они ехали от яма до яма, а не забирали по дороге лошадей у населения.
Во времена [Угедей-]каана было принято, что купцы ездили по областям Могулистана на подставах, [Менгу-каан] это отменил: [поскольку] торговцы ездят для приобретения денег, какой смысл [давать] ездить [им] на почтовых лошадях. И приказал, чтобы они ездили на собственных животных.
Также повелел, чтобы гонцы ни в какие города не заезжали, а также и в деревни, в которых у них нет какого-либо дела, и чтобы не взимали содержания выше установленного. Поскольку насилие и вымогательство все увеличивались и земледельцы, особенно [страдавшие] от множества причитавшихся сборов, повинностей и поборов, дошли до того, что урожая хлебов у них не хватало на удовлетворение половины причитавшихся сборов, – [Менгу-каан] приказал, чтобы простые люди из [числа] купцов, владельцев промыслов и ремесленников своим подручным оказывали снисхождение и уделяли [им] из своих благ и чтобы всякий безотлагательно уплачивал причитающийся с него с суммы сделки [денежный сбор] пропорционально количеству и достатку и исключая лиц, освобожденных от стеснительных обязанностей и повинностей согласно ярлыку Чингиз-хана и каана [Угедея]: из мусульман – великих шейхов, знаменитых сейидов и благочестивых имамов, из христиан – епископов, священников, монахов и причт, из идолопоклонников – известных [туинов], а из всех сословий – людей очень преклонного возраста и неспособных к труду и занятиям. Так как каждый работающий не может уделять ежедневно долю [своего заработка], [Менгу-каан] установил ежегодный налог: в китайских областях богатый должен давать [в казну] десять динаров, а бедный пропорционально – один динар; в Мавераннахре – такое же [количество], в Хорасане богатый – семь динаров, бедный – один динар.
[Он приказал], чтобы сборщики податей и писцы не были пристрастны и лицеприятны, не брали бы взяток; налог с пастбища, который называют копчур, с каждого рода скота всякий, у кого будет сто голов, должен дать одну голову, а с [количества] меньше ста голов ничего не должен давать. А недоимки, где бы и за кем бы они ни оставались, с населения не брать.
Из всех племен и народов, обладающих религиозными общинами, больше всего он оказывал уважение и почет мусульманам и жертвовал им милостыню и дары. Это подтверждает следующий случай: в праздник разговения 650 г.х. [дек.1252], когда у входа в ставку [орду] собрались мусульмане и казий Джемал-ад-дин Махмуд Ходженди, который предстоял на молитве и произнес проповедь, разукрасил хутбу поминанием титулов халифа и произнес молитву за Менгу-каана и восхваление его, [Менгу-каан] дал указание в честь праздника выдать им повозки с серебряными и золотыми балышами и дорогими одеждами, и большинство народа получило долю в этом. Он выпустил указ, [подлежащий] неукоснительному исполнению, об освобождении всех узников и заключенных во всем государстве, и с этой целью были отправлены гонцы во все концы царства. А если начать излагать [все] те дела, кои исходили изо дня в день по милости и справедливости его высочайшей особы, то можно заполнить много томов, и рассказы о том [никогда] не кончатся; а «малая часть того – доказательство целого».
Когда молва о его справедливости и правосудии распространилась по сторонам и окрестностям, – тюрк и тазик, и близкий и дальний, [все] по искреннему желанию искали убежища в его подданстве, а мелики тех городов, кои [еще] не были приведены в подданство, посылали дары и подношения.
Так как изложена вкратце [лишь] малая часть его свойств и похвальных нравственных качеств, приводится один рассказ о многих благородных чертах его характера, и да будет людям достоверно известно, что этот рассказ свободен от прикрас. Когда купцы из окрестностей стали приезжать к Гуюк-хану и заключили с его наместниками солидные сделки и взяли бераты на провинции, то по какому-то случаю произошла задержка с уплатой им денег, и они [их] не получали; его жены, сыновья и племянники заключили сделки таким же порядком и писали бераты на провинции, а купцы толпами, один за другим прибывали, ходко торговали и брали [не деньги, а] бераты.
Когда Менгу-каан счастливо воссел на престол, а дела тех людей повернулись в другую сторону, некоторые купцы не получили и одной десятой из прежних денег, другие не дошли до местности, на которую была выписана ассигновка, одна часть не получила бератов, другая не передала товары, а некоторым еще не установили цен, – все не знали, что делать, и попытались обратиться к его величайшей особе в надежде на его справедливость и милость. Они пришли ко двору и о своем положении довели до августейшего внимания Менгу-каана. И сколько ни противились приближенные к его величеству люди и вельможи государства, [утверждая], что за эти торговые сделки не нужно платить из государевой казны, и [хотя] никому в этом не приходилось сомневаться, он [по своему] милосердию распростер на них крылья благосклонности и издал указ отпустить все те суммы из его областей. Вышло больше пятисот тысяч балышей серебром и золотом, а если бы он и воздержался [от уплаты], ни у кого бы не было возражения. И такой милостью он затмил всех государей, щедрых, как Хатим. Из какой летописи было вычитано, от какого сказателя было слыхано, чтобы какой-нибудь государь уплачивал долг [за] какого-либо другого государя? Это важное обстоятельство является показателем его прекрасного нрава и его царственных одобряемых всеми привычек, по которым можно заключить и об остальном...
Он приказал, чтобы за расследование того важного дела, которое относится к числу общественных, усердно принялся эмир Мункасар-нойон вкупе с опытными эмирами и укрепил бы основы справедливости. Булга-ака, отличенному прежними заслугами, приказал быть главным секретарем, писать его указы и повеления и составлять копии; из битикчиев мусульман: эмира Имад-аль-мулька, занимавшегося тем же делом в столице Угедей-каана и Гуюк-хана, и эмира Фахр-аль-мулька, старого приближенного его величества, назначил выдавать купцам пайзы, дабы между ними [купцами] и лицами, облеченными властью в делах дивана, было бы посредничество в тяжбах; некоторых из них [назначил] оценивать товары, которые привозят для продажи в казну, других – оценивать драгоценные камни, одних – платья [одежду], иных – меха, а еще других – деньги. Так же и для выдачи аль-тамги и чеканки пайз, для [управления] оружейной палатой, упорядочения дела охотников и ловчих, для устроения важных дел людей каждого исповедания и каждого племени он назначил опытных, знающих и проворных людей. Последовал неукоснительный приказ, чтобы все они избегали лицемерия и корысти, никого не задерживали, а срочно доводили до августейшего слуха [государя] о деле каждого человека. Из всех народностей [при них] состояли на службе писцы, знавшие по-персидски, уйгурски, китайски, тибетски и тангутски, дабы в случае, если для какого-либо места пишут указ, писали бы его на языке и письме того народа. Когда был такой порядок и обычай в дни древних царей и времена [прежних] султанов? Несомненно, если бы они были живы, то подражали бы этому образу действия. А Аллах лучше знает и ведает [о том]!
ГАН МУ. Жинь-цзы 12-е лето [2.2].
Монголы обвели стеною город Мянь-чжеу.
Объяснение. Для чего записано построение стены городской? Чтобы выказать: первое, что сие важное место занято неприятелями; второе, что распоряжение Генералов Китайских расстроены неприятелями. Место сие сходствует с тем в Истории династии Тхан, когда Тибетцы построили чрез Желтую реку мост Сянь-хэ-цяо.
Монгольский Государь Мункэ переселил Князей на границу, убил Куюкову Ханьшу Улахай-эси, сослал Шилмыня в Модоци.
Как Князья некогда хотели постановить Шилмыня Ханом, то Мункэ поселил Угэдаеву Ханьшу Холкиху-Тану от Китатова стойбища на Западе, а Князей перевел на разныя границы: имущества Угэдэевых жен роздал Князьям. Ханьше Куюковой и матери Шилмыневой обеим за волхвование приказал умереть, а Шилмыня заточил в Модоци.
Объяснение. Шилмынь был внук Угэдэев. Сей Хан пред своею кончиною объявил его преемником по себе; следов. по обрядам надлежало Шилмыня возвести на престол. Все Князья были сего же мнения: но Улань-хада с прочими не послушал их и возвел Мункэ: следов. Князья говорили справедливо; Улань-хада напротив. Мункэ досадуя, что Князья думали вопреки его пользам, и, будучи недоволен волхвованием старых Ханьш, одних переселил, других убил, а иных сослал. В самой же вещи можно ли обмануть Небо? Посему-то Ган-му написала о них по положению безвинных, чтобы сим выказать вину Хана Мункэ.
Монголы роздали Китайския земли Князьям Ханскаго дома.
Монгольский Государь пожаловал земли северного Китая своим однофамильным Князьям. Младшему брату Хубилаю приказал взять по выбору, или Бянь-цзин, или Гуань-чжун. Яо-шу сказал ему: «В Южной столице Желтая река нередко переменяет течение; земли тощи, воды мелки, от чего почва покрывается гужиром. Лучше взять Гуань-чжун». В следствие сего Хубилай пожелал иметь Гуань-чжун. Монгольский Государь сказал: «Гуань-чжун мало населен. Хэ-нань имеет воинственных людей; земли тесны, а народ многочислен: и так можешь взять для твоей пользы». Посему Хубилай получил Хэ-нань и Гуань-чжун, и послал гарнизоны в Син-юань и другия области. Еще он представил, чтобы губернии Хэ-дун в обл. Се-чжеу соляныя озера отрезать в нему для продовольствия войск.
Осенью, в 8-й месяц, Монголы послали Хубилая с войском на Да-ли. Зимою, в 10-й месяц, Монгольския войска вступили в Цзя-дин-фу.
Монгольский Генерал Вань-дэ-чень с войсками, разграбивши Чен-ду, приблизился к Цзя-дин. Губерния Сычуань поражена была страхом. Комендант, в ночи отворивши крепость, вступил в упорное сражение и успел отразить. В совете говорили, что Сюй-цзе выступил в поход не в ту сторону; нужно вызвать.
ПАКСАН-ДЖОНСАН [2.3]
Монгольское войско победило тибетского /военачальника/ Монкхар-Гонбо лично.
РАД. Летопись эмиров [1.2, т.2, с.149].
Эмир Аргун, который был хакимом большей части областей Иранской земли, в месяце джумада II 649 г.х. [21.8–18.9.1251] направился в столицу Менгу-каана, чтобы присутствовать на курилтае. Когда он туда прибыл, царевичи и эмиры, устроив курилтай, [уже] разъехались, а Менгу-каан стал заниматься устроением дел государства. Представившись [государю] на второй день своего прибытия, первого [числа] месяца мухаррама 650 г.х. [14.3.1252], он доложил об отсутствии налогового учета в областях Ирана и был отличен милостями.
У Л У С Д Ж У Ч И
РАД. Об обстоятельствах его [Батыя, жизни] во время [его] царствования [1.2, т.2, с.81].
И еще при жизни Бату Менгу-каан назначил своего третьего брата, Хулагу-хана, с многочисленным войском в Иранскую землю и определил [выделить] из войск каждого царевича по два человека с десятка, дабы они отправились вместе с Хулагу-ханом и стали его помощниками. Орда отправил через Хорезм и Дехистан своего старшего сына Кули с одним туманом войска, а Бату послал через Дербенд Кипчакский Балакана, сына Шейбана, и Тутара, сына Мингкадара сына Бувала, седьмого сына Джучи-хана, чтобы они, прибыв, стали подкреплением войску Хулагу-хана, служили ему.
А Бату скончался в 650 г.х. [1252–1253] в местности ..., на берегу реки Итиль. Жития его было 48 лет. Менгу-каан встретил прибытие его сына Сартака с почетом, утвердил за ним престол и государство и дал [ему] разрешение на отъезд. В пути его [Сартака] также не стало. Менгу-каан послал гонцов, склоняя и располагая [к себе] его жен, сыновей и братьев, и также пожаловал Улагчи [сыну Бату] престол и царство отца и отличил всех разными милостями и ласками. Улагчи также в скором времени скончался и оставил другим престол и царство.
РУКН ЭД-ДИН БЕЙБАРС. [3.4]№
К случившемуся в 650 г.х. относятся смерть Бату, сына Душихана, сына Чингизхана, царя Татарского, и восшествие брата его, Сартака, на место его.
АН-НУВАЙРИ Сведения о царях Северных стран из рода Чингизхана Эльтемирджи (Темучина). [3.5]
Это царство находится в странах Северных, землях Тюрков и Кипчаков; столица его город Сарай. Первый, кто стал править этим царством из рода Чингизхана, Душихан, тот (самый), который завоевал его (т. е. это царство), когда его отправил (в поход) брат его, Укедийхан, при возведении его в канский сан, после гибели Чингизхана, т. е. в 627 году (20.11.1229-8.11.1230). Погиб он (Душихан) в 641 г. (21.6.1243-8.6.1244). После него воцарился сын его, Батухан, сын Душихана, прозванный Саинканом. Он оставался на царстве с 641 года до самой смерти своей, в 650 г. (14.3.1252-2.3.1253). Царствование его продолжалось (следовательно) 10 лет. Он был вторым из царей этого государства. Когда Саинкан умер, то он оставил по себе трех сыновей: Тогана, Берке и Беркеджара. Стал оспаривать у них царство дядя их, Сартак, сын Душихана, сына Чингизхана, сделался полновластным правителем его (царства), помимо их, и воцарился в 650 году.
ЛАВРЕНТЬЕВСКАЯ ЛЕТОПИСЬ [1.1, т.1, с.202]
В лето 6760. Идее Олександр князь Новгородский в татары. И отпустиша и с честью великою, давшее ему старшинство над всей братьи его. В то же лето сдума Андрей князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели царем служити, и побеже на неведому землю со княгинею своей и с бояры своими. И погнаша татарове в след его, и постигша у города Переяславля, Бог же сохрани и молитва его отца. Татарове же розсунушася по земли, и княгиню Ярослава яша, и дети изымаша, и воеводу Жидослава ту убиша, и княгиню убиша, и дети Ярославли в полон послаша; и людей без числа поведоша, до конь и скота, и много зла створиша отъидоша.
Того же лета пустиша Татарове Олга, князя Рязанского, в свою землю.
Того же лета приде Олександр князь великий из татар в град Володимир…
ТРОИЦКАЯ ЛЕТОПИСЬ [1.1, т.1, с.226]
В лето 6760. Приде Неврюй, и прогна князя Андрея за море.
Продолжение: 1253. Продолжение завоеваний http://www.proza.ru/2015/11/21/812
Введение и источники http://www.proza.ru/2015/08/05/1755
Последнее редактирование: 6.12.2017
Свидетельство о публикации №215112001868