XI. Осенний сплин
Вероятно, он подхватил какой-то вирус — Рагуила бил озноб, хотя день стоял тёплый на удивление, Солнце ласково улыбалось на синем небосводе, по которому медлительно проплывала пара облачных кораблей. Домой юноше не хотелось — не хотелось запираться в сумрачных чертогах собственных мыслей. Поэтому он предпочёл немного пройтись — насколько хватит сил.
Проходя любимым заброшенным парком, он решил присесть и отдохнуть на залитой Солнцем лужайке у старой согнутой ракиты. Подставив спину под горячие солнечные струи, Рагуил надеялся обмануть свою лихорадку. Напитавшись теплом и светом, чёрный плащ Рагуила и впрямь вскоре обогрел беспокойного своего владельца.
Глубоко вдыхая влажный, пахнущий землёй и деревьями воздух, юноша наблюдал медленное кружение первых опавших листьев на ветру, их печальный танец на поверхности воды.
Запах воды для него был запахом глубокой печали — печали, о которой не расскажешь никому. Spleen — для Рагуила именно это слово заключало в себе безысходность печальных оттенков приближающейся осени, запах травы, земного тлена и воды. Spleen... Она умерла на исходе лета, когда Рагуил впервые в жизни читал «Парижский сплин».
***
Сидя у камина в любимом кресле, Рагуил увлечённо читал «Mademoiselle Bistouri[16]» , когда в зал вошла она. Как всегда, в лёгкой накидке и белом платье, непослушные золотые волосы, развеваясь при ходьбе, оставляют едва ощутимый аромат нарциссов в воздухе, словно шлейф. По-кошачьи свернувшись в кресле рядом с ним, она смотрит карими любопытными глазами прямо на него и улыбается. Тактично ждёт, пока он оторвётся от книги. Его принцесса.
В лучах настырного взгляда Рагуил не может сосредоточиться. Его сестра, конечно, это заметила и с трудом сдерживается, чтобы не захихикать. Краем глаза он видит, как дрожат её ярко-алые губы. Отложив книжку резким движением на стол, Рагуил поворачивается к юной девушке в кресле. Он старается выглядеть сердитым.
- Хорошо, Хлое! Что на этот раз?
Сестрица откровенно смеётся — её золотистые волосы сияют в отблесках пламени, точно лепестки мистической розы.
- Привет, Рэйдж! Хорошо спал сегодня?
- Отвратительно. Снова кошмары мучали.
- Ммм… Так вот, отчего ты так бесновался и стонал?
Рагуил, удивлённо вскинув брови, взглянул в её карие глаза и тут же отвернулся. Он постарался закрыться от её пытливого взора, ибо его лицо слегка зарделось.
Казалось, юная Хлое Санти искренне интересуется здоровьем брата, но... Рагуил слишком хорошо знал сестру, чтобы не заметить насмешливых огоньков, которые прыгали в карей глубине её глаз, точно чертенята. Он руку готов был дать на отсечение — эта юная полуночница снова не спала, шаталась полночи, как баньши, по замку и совала свой длинный веснушчатый нос, куда её не просят.
Хлое тем временем, радостно глядя на брата, расковыривала ногтем дырочку на кресле.
- Не порти мебель! - Взревел Рагуил.
В ответ светловолосая девчушка залилась искренним смехом. Наблюдая, как она прикрывает белозубую улыбку ладонями, как сияют её глаза и танцуют в воздухе пряди тонких волос, Рагуил не удержался и улыбнулся тоже. Он любил Хлое, искренне любил. Восхищался её колдовской красотой, передавшейся ей от матери, Аделины Санти (умершей много лет назад во время тяжёлых родов). Рагуил обожал и жизнелюбие Хлое. Не будь Хлое его младшей сестрой... Порой под покровом братской нежности он с трудом сдерживал чувства куда более горячие. Вот и сейчас, глядя на смеющиеся алые уста юной нимфы, он с трудом удерживался от того, чтобы заставить её замолчать поцелуем.
- Тебя не Хлоей следовало назвать, а Лукрецией Борджиа! - Сквозь зубы проскрежетал Рагуил. В ответ девушка снова звонко рассмеялась, и отзвуки её смеха жемчужинами раскатились по просторному залу.
- Ах, пожалуйста, зови меня Лукрецией, дорогой Рейдж! Это же такое красивое имя! У меня будет множество любовников, а к сорока годам я умру, оплаканная потомками, и после меня тебе останется сад амарантов! - Она говорит, будто вальсирует.
- Прекрати эту клоунаду. Ты потешаться пришла?
- Нет, Рейдж! - Она гибким движением встала с кресла и, пройдясь босыми ногами по ковру, приблизилась к Рагуилу и уселась на ковёр у его ног. Затем Хлое, опершись на подлокотник кресла, взяла Рагуила за руку и заглянула брату в глаза.
- Рейдж, ты умеешь хранить тайны?
- Быстро поднимись с пола — он же каменный! - Скрывая притворной яростью смущение от неожиданного прикосновения горячих мягких ладоней сестры, продолжал сердиться Рагуил.
- Тогда пусти меня на подлокотник — мне надо чувствовать твою поддержку, видеть твоё лицо, когда я буду говорить!
- Брось это, Хлое. Сидеть на подлокотнике — дурной тон.
- Рейдж, пожалуйста! Не надо твоей строгости! Только не сегодня. Кто, кроме тебя, меня выручит, Рейдж! - Взмолилась девушка, печально глядя влажными глазами на Рагуила снизу вверх.
Теперь она не казалась ему весёлой. Нервно покусывала Хлое алые губы и следила за братом, не мигая. Кажется, если он скажет ещё хоть одну колкость, она расплачется — тут же на ковре у камина. Этого Рагуил допустить не мог. Нежно подхватив её за локти, Рагуил усадил печальную девушку себе на колено и заботливо погладил по спине.
- Прости, ласточка. Меня расстроило то, что ты снова следила за мной ночью.
- Я не специально, ты же знаешь! Просто я и правда испугалась за тебя... я заглянула, и испугалась — я видела, как ты пил кровь рыжей Мег! - Её голос опустился до шёпота. - О, я никому не скажу, Рейдж. Я могила, ты знаешь. Но скажи, ты вампир?
Вот снова она задаёт эти дурацкие вопросы, на которые Рагуилу всегда так сложно найти ответ. Его щёки алели, словно спелые яблоки. А почему, собственно, он должен отвечать ей, поощрять её бестактность?
- Это было вино, - тем не менее, сдавленным голосом ответил сестре Рагуил.
- Вино... Вино!? - Карие глаза девушки расширились, на губах снова заиграла знакомая улыбка. Рагуил прямо почувствовал, как в её голове назревает новый вопрос, а потому решил её опередить.
- Ты говорила о какой-то тайне, если не ошибаюсь?
- О тайне... Да, конечно! Просто эта рыжая Мег...
- Маг-да-ле-на, - по слогам произнёс Рагуил. Он ненавидел, когда сестра называла его подругу рыжей Мег. - А теперь к делу, Хлое.
Она зарделась и опустила ресницы, а затем принялась ковырять пальцем шов на подоле платья. Рагуила насторожило её волнение.
- Его зовут А... Постой, я обещала, что не выдам его имени. Он сказал, что знающий его имя обретает власть над ним. Не уверена, что поняла его правильно. Наверно, он здесь инкогнито, - Хлое шумно вздохнула.
- Продолжай.
- Он проезжал неподалёку, когда я гуляла в саду. Знаешь, Рейдж, он был на вороном скакуне. Так странно видеть в наш век человека на лошади — обычно любят машины...
- Ну почему же странно, твой отец и я также неплохие наездники...
- Да, но это другое. Он был хорошо одет, однако дорожная пыль на его одежде... И одежда какая-то странная... Весь в чёрном, длинный лёгкий плащ... Несовременная одежда. Знаешь, Рейдж... мне показалось, что он путешествует на коне. Впрочем, должно быть, домыслы.
Как бы то ни было, его конь сразу привлёк моё внимание. Мы познакомились. Он очень красив и чем-то похож на тебя, Рейдж — тёмные кудри, алые губы...
Она задумчиво погладила брата по плечу, поиграла с его кудрями и взглянула ему в лицо мечтательно.
- Ах, Рейдж... Ведь я, когда была маленькая, была влюблена в тебя. Даже мечтала, что выйду за тебя замуж. А ты и не знал, - Хлое снова засмеялась.
- Его коня, кстати, зовут так странно — Азраил. Так вот, А... (она осеклась, вспомнив о своём обещании) этот господин обещал прокатить меня сегодня у озера под полной Луной. Поклянись, что не скажешь отцу, Рейдж!
Рагуил задумчиво потёр подбородок.
- Мне эта история не нравится, Хлое. Ты даже не знаешь этого человека. К тому же, тебе следует оберегать свою честь...
Хлое всплеснула руками.
- Ох, вот только ты не говори мне о чести! А то отец узнает, отчего у тебя, Рейдж, постоянно кровавые пятна на простынях! Неаккуратно побрился, говоришь? Кровь носом пошла?
Хлое разошлась не на шутку. Её могли услышать. Отец Рагуила отличался крутым нравом. А потому Рагуил накрыл ладонью рот сестры и, взглянув ей в глаза, спросил:
- Сильно хочешь поехать?
Хлое затравленно кивнула.
- Обещай, что будешь осторожна.
- Обещаю... Обещаю! Я здесь, под окнами дома. Что может быть плохого, Рагуил? Ах, Рейдж! - Хлое порывисто прижалась к груди брата. - Спасибо, спасибо, Рейдж!
Рагуил глубоко вдыхал аромат нарциссов с её волос, упивался им допьяна, а на душе у него скребли кошки.
Ночью он наблюдал за сестрой из окна. Он видел, как высокий всадник в чёрном на вороном скакуне прокатил Хлое около озера, как потянулся к её лицу, желая поцеловать, как Хлое порывисто его оттолкнула...
Не без злорадства наблюдал Рагуил, как оскорблённый рыцарь на чёрном скакуне быстрее молнии исчез в ночи. А Хлое в её лёгком платье так и продолжала стоять на промозглом осеннем ветру, наблюдая за играми лунных бликов в тёмной воде озера. В своём простом белом платье худенькая Хлое казалась бестелесной. Она походила на свежий бутон лилии, сорванный с родного стебля чьей-то недоброй рукой.
Полагая, что его дорогая безумица вскоре нагуляется и вернётся восвояси, как это обычно бывало, Рагуил отправился спать. Лунные тени пьянили его, проникали сквозь веки в его беспокойный сон, рождая невообразимые химеры...
Когда же под утро он вышел в сад, среди ряски в пруду он увидел свою сестру, бездыханную Хлое. Белое платье набралось мутной водой и бесстыдно раскрыло наготу утопленницы, белые водяные лилии вплелись в волосы, на синих губах застыла растерянная улыбка...
Хлое походила на нимфу. Она умерла с открытыми глазами, и на её нежном поблекшем лице Рагуил словно бы читал один единственный вопрос: «Как ты попустил, Рейдж? Ведь, дорогой, я тебя любила... Как ты попустил, Рейдж?..»
Ни в тот день, ни после Рагуил так и не выдал ни одной живой душе её тайны.
После похорон дочери отец безбожно запил и однажды ночью, проматывая по беспутным девкам своё состояние, упал на мостовую и умер на месте.
Не желая более оставаться в проклятом загородном поместье, Рагуил переехал в город. Деньги, вырученные за фамильную усадьбу, он частично отдал на нужды Церкви Девы-Матери, частично промотал на красивые вещи и красивых женщин, на путешествия... Единственной вещью, которая осталась ему от сестры, был алый нарцисс — фамильная брошь, которую та любила. А теперь и его не стало.
Иногда лучи позднего закатного Солнца заставляли Рагуила вспоминать о Хлое, да ещё о ком-то, кого он не знал по имени и в лицо не видел. Будь оно благословенно, закатное Солнце, и будь оно проклято!
***
Рагуил поднялся с травы у озера лишь после того, как в облаках потух последний золотой луч. Слово Bistouri [17] и воспоминание о смерти слились воедино в его сознании. Углубившись в воспоминания, он не замечал, что с момента последней нежности с Майей его покинули назойливые незримые спутники. Однако, с ними или без них, лишь невыносимая пустота и боль жили в его сердце.
- Spleen d'automne [18], - подумал Рагуил и невесело побрёл вдоль улиц, наводнённых бликами фонарей.
А ведь он не хотел одиночества и боли. Рагуил порой любил печаль, но умереть в печали — скверно. Умереть нужно радостно и красиво. Умереть — ведь это тоже искусство. Вот Хлое так сумела. А что проку стараться создавать красоту при жизни, если умираешь, как пёс бродячий?
Рагуил хотел бы закончить свои дни как Петроний — окружённый вином и хмельными друзьями, рисовал бы он на тонких венах холодным лезвием bistouri, затем бы останавливал кровь, чтобы подправить картину и слушал весёлый говор друзей.
Омочив алым вином бледные губы, не заметил бы ни он, ни его друзья, смертельной бледности лица... Ах, как бы он хотел умереть, упившись весёлым вином, в объятьях златовласой хмельной нимфы с белыми лилиями в волосах, овитый её тонким гибким телом, точно тирс виноградной лозой!
Helas[19]! Его мечтам осуществиться не дано — у него нет в этом городе близких людей — Рагуил не чувствовал душевного влечения к людям в последние годы. Люди слишком шумные — и даже после смерти их голоса продолжают докучать. Иногда Рагуилу казалось, что его мучители — это души, замученные прадедом. Впрочем, он старался не поддаваться суеверию.
Тем не менее, дома у Рагуила был припрятан заветный bistouri и пара кровоостанавливающих жгутов, которые он вскоре готовился опробовать. Правда, радостную улыбку измученный страстью и лихорадкой человек вряд ли смог бы изобразить, тем более на пороге смерти — этого великого блюстителя честности. В свою ладью он не принимает, увы, ни наше богатство, ни наши наряды, ни наши фальшивые улыбки — только нас — живых и настоящих.
Поэтому, когда бледное лицо старого Харона снова забрезжило перед мысленным взором Рагуила, на его вечный вопрос:
- Это снова вы, юный господин?
Рагуил ответил:
- Скоро, Харон, скоро. Мне нужна маска.
_______________________
16. «Мадемуазель Бистури», стихотворение в прозе Шарля Бодлера из цикла «Парижский сплин»
17. Скальпель (франц.)
18. Осенняя тоска (франц.)
19. Увы! (франц.)
Свидетельство о публикации №215112001924