8. В поисках пуза

Зеленый деревянный особнячок в три окна. Он был обнесен аккуратным палисадничком с кустами сирени, жасмина и клумбой отцветших золотых шаров. Две старушки на глазах у Грани нырнули в калитку и мгновенно заперлись.
Лев Грандынбланыч в нерешительности потоптался на месте: сомнение овладевало им. «Чем может помочь экстрасенс? Тем более – Кланин родственник. Это ж одна банда. У них все обговорено. Пароль: «Скажи – от Клани»…
Пока Лев Грандынбланыч размышлял, к домику подошли две женщины – судя по виду, мать и дочь, следом – какой-то мужчина. Всем им от ворот поворот. «Не примаем нынче», – доносился голос одной из старушек.
Гране любопытно стало: правда ли Кланин пароль сработает. Дождался, когда ушли мужчина и женщины, подошел, позвонил.
Выглянула одна из старушек.
– Чего надо?
– К Пете Петровичу.
– Болеют Петя Петрович, не примают.
– От Клани я, – как можно равнодушнее бормотнул Лев Грандынбланыч.
Старушка зыркнула на него, вытерла рот морщинистой ладошкой.
– Щас, погоди…
И скрылась за дверью. Минуты через три дверь приоткрылась. Та и не та бабка голосом, будто в праздничное платье переоделась.
– Милости просим!
«Точно! Шайка. Может быть, Кланя уже успела сообщить, что приду? Ждали. Потому и не принимали других».
Гране захотелось назад, на волю, к забытому брательнику. Но любопытство и нужда сильней страха. Минуя деревянную пристройку с крошечным окошечком, с кованым сундуком вдоль бревенчатой стены, лениво цветущей геранью в глиняном горшке, Лев Грандынбланыч оказался в уютной патриархальной комнатешке в два окна. С еле заметной за драповой занавеской дверью ютились старушки. Белый кафельный бок печи виднелся из-за занавески. Вдоль окон обеденный стол. Держась рукой за лоб, как это бывает при сильной головной боли, навстречу Льву Грандынбланычу с дивана поднялся здоровенный небритый малый в спортивных штанах фирмы «Адидас», в обвислом, немыслимого вида шерстяном свитере и в стоптанных тапочках на босу ногу.
– Здорово, заходи, – сказал он запросто, словно Лев Грандынбланыч был закадычным другом и торчал тут день-деньской. – Чего тебе?
Петя Петрович не спросил ни имени, ни фамилии Льва Грандынбланыча.
– Я от Клани…
– Слышал. Садись, – придвинул он табурет. – Принес?
– Чего?
– Чего? Чего? Этого…
Петя Петрович означил жестом бутылку.
– Обязательно.
– Тогда раздевайся… Ма-мочки! – как-то нараспев, по-бабьи, позвал Петя Петрович в глубину квартиры.
Кряхтя и охая, заранее с неодобрением поглядывая на Льва Грандынбланыча, из-за перегородки появились обе старушки.
– Мамочки, хороший человек пришел. Ну-ка, на стол пару стаканов и пожрать. Мигом.
– Я, собственно… Мне бы у вас проконсультироваться… – оглядываясь, куда бы пристроить плащ и шляпу, пытался настроиться на верный тон Лев Грандынбланыч.
– У тебя энергия в рога уходит… Понял? Ты ж кто по натуре своей? Ты черт. Понял? Энергия в рога и уходит. Бывает – в хвост. Но в хвост – заземляться надо. А ты не заземляешься. Ты еще выше хочешь. Вот она и в эти… в рога. Жена где?
– В санатории, – начиная догадываться, тихо произнес Лев Грандынбланыч.
– Во! Теперь еще понятней. Она там сейчас разделывает во всю ивановскую, а у тебя голова…
– У меня не голова, – попытался поправить смущенный Граня.
– Ну да, это я твоей энергией свою голову зарядил… Раскалывается… Где эти матрешки? – рявкнул он.
– Сейчас, батюшка, сейчас, родимый, – выглянула одна из старушек.
– Ладно, давай пока без закуси. Где она у тебя?
Лев Грандынбланыч достал бутылку, поставил на стол, размышляя доставать другую или ограничиться. Решил подождать.
С кухоньки потекли запахи поджариваемой ветчины с картошкой. Зашипели шкварки. Вскоре все это вместе с яичницей, солеными огурцами в пупырышках, свежими порезанными помидорами, ломтиками ржаного хлеба и хреном стояло перед Львом Грандынбланычем, как в звездные часы его жизни.
Разумеется, ставилось не перед ним. Ставилось перед Петей Петровичем. Но комнатешка, в которой они находились, была так непривычно тесна, таким низким казался ее потолок что, как ни повернись, все как бы перед тобой, а сам ты вроде птицы в уютном гнездышке.
Разумом понимал Лев Грандынбланыч: не надо садиться за стол с Петей. Надо свое дело сделать и дуть отсюда, пока не стемнело, пока еще кошелек при себе. В любую минуту может вся банда нагрянуть и отсюда уж не сбежишь в окно по крыше и во двор. Бр-р-р…Мурашки по телу. Не верилось, что с ним было есгодня. Сказали б – повтори, шага б не смог сделать. «А ведь пушечным ядром выкатился. Вот если б не второй этаж, а шестой. Или даже третий».
И сейчас бы надо лететь отсюда, понимал Граня. Но так давно, считай, со дня отъезда жены, не пробовал простой домашней пищи, так раздражающе вкусно щекотало ноздри, проникая ароматом в потаенные глубины нутра, что Лев Грандынбланыч только крякнул, как ломаемый крепкий сук, и легонько стукнувшись с Петей Перовичем, в три глотка охолостил граненый стаканище.
– У-ух! – крутанул лысенькой головенкой Петя Петрович.
«Странно, что при его крупной фигуре у него такая крошечная головенка. И лысина во всю макушку. А годами-то моложе меня», – мысленно отметил Граня и стал разливать по второй, не дожидаясь, когда это сделает хозяин квартиры.
– Правильно, – поощрил Петя Петрович, – и никого больше не принимать! – приказным тоном добавил топтавшимся тут же старушкам.
– Как прикажешь, так и будет, родимый.
– Замучили, понимаешь, – пояснил Петя Петрович. – Видишь, где скрываться приходится? И тут спасу нет. Находят. Живу-то я в девятиэтажном. Закусай, закусай, не стесняйся. Вон огурчиком бери… Сеструху-то мою давно знаешь?
– Какую сеструху?
– Кланю, какую ж еще? Она ж тебя сюда послала? – подозрительно посмотрел Петя Петрович.
– Ну! – успокаивающе подтвердил Граня и понял, что о случившемся в ее квартире Пете Петровичу неизвестно.
– Умница она у меня. Пустого не пошлет. Доставай вторую.
«Откуда знаешь?», – чуть не сорвалось у Грани. Но вспомнил, к кому пришел. «Насквозь видит. Сразу за стол посадил. Не-ет, кого попало сажать не станет. Что-то в этом есть».
Огонь выпитого, между тем, все блаженнее разливался по измаянным жилам и жилочкам. Горячая домашняя пища делала свое дело. Гране начинало казаться, что давным-давно знает он Петю Петровича, и не только знает, но и друзья они с ним неразливенные, а даже и не друзья вовсе, а кровные братья. «Может, это и есть родственник мой двоюродный, к которому ехал?».
Нет ничего банальнее пьянки двух здоровенных мужиков, один из которых уже был, что называется, «под дрожжами», другой с голодухи хватанул, а некоторым образом, с отчаянья.
У Пети Петровича нашлась бутыль и собственного замесу. Поэтому даже малому ребенку не трудно нарисовать картину, фигурально выражаясь, исторического побоища.
Раза три-четыре раздавались звонки с улицы, заставлявшие Льва Грандынбланыча на мгновенье трезветь и внутренне вздрагивать. Кто-то рвался к Пете Петровичу. Кому-то Петя Петрович был нужен позарез, как «скорая помощь». Но «скорая помощь» сегодня гуляла. Возможно, у нее был сегодня запой. Впрочем, кому какое дело? Человек, как известно из официальных источников, имеет право на отдых.
Каждый раз, заслышав звонок, Петя страдальчески морщился, хватал себя обеими руками за голову, выдерживал паузу и коротко бросал старушкам.
– Занят! Не принимать! – и с удовольствием наполнял емкости.
Старушки согласно кивали, продолжали суетиться, принося и унося что-то, бесшумно, покорно, и Льву Грандынбланычу, находившемуся уже в бесшабашном веселом тумане, казались они бестелесными светлыми ангелами. Шелест их призрачных крыльев едва угадывался вокруг и около.
Пьян – пьян Лев Грандынбланыч, а в подсознанье, не давая ускользнуть, держал главную цель, ту, из-за которой очутился за хлебосольным столом, словно у Христа за пазухой. И улыбался располагающе, и поддакивал, как умел, и даже что-то рассказывал попутно словоохотливому Пете Петровичу, а сам словно только и знал, что выжидал удобный момент твердо и определенно поставить вопрос перед разгулявшимся чародеем: «Так как же все-таки насчет пуза-то, брат? Поможешь?».
Возможно, что и не в такой форме. Возможно, как-то иначе, но разве от этого меняется суть дела?