6. Из огня да в полымя

Хоть и не имел в доме никого, кроме жены, однако животных Лев Грандынбланыч втайне любил. Как-то лет пятнадцать назад, возвращаясь вечером со службы в добром настроении, подобрал Граня замерзавшую кошку. Она оттаяла, отогрелась под полушубком и дома не отходила от него ни на шаг. Жена соперниц не выносила. Она вышвырнула кошку с балкона в сугроб на заколенелые кусты сирени.
Утробный вопль выброшенного животного долго стоял в ушах Льва Грандынбланыча. Ощущение доверчивой ласковости кошачьей шерстки сохранили в себе его жесткие пальцы. В тот раз они сжались до хруста и едва удержали внутри Льва Грандынбланыча рвавшееся наружу рычанье.
Клавдия чем-то напомнила ту самую кошку, которая терлась у ног и нежно мурлыкала, заглядывая Льву Грандынбланычу в его властолюбивые очи. Он же так был ошарашен потерей брюха, так напереживался из-за не узнавшего его Розенвасера, из-за встречи в редакции, из-за столовой, что тепло женского участия зацепило за живое и будто под гипнозом увлекло в ненасытные Кланины объятья. Поесть, правда, у нее было нечего. Она, очевидно, пренебрегла банальной истиной, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Вполне возможно, она и не искала пути к сердцу.
«Нельзя иметь все сразу», – изнуренный обилием ласки, размышлял Лев Грандынбланыч. Не без удивления обнаружил он, что лежит в чужой, скудно обставленной однокомнатной квартире, в чужой постели с изжеванной простыней и под каким-то сомнительной чистоты шершавым пледом. А рядом присмиревшая у него под мышкой теплая женщина. Будто в затмении.
Под голым деревянным столом с поцарапанными кошачьими когтями ножками теснились в несколько рядов разного калибра и цвета бутылки. Больше из-под вина.
Почувствовав, что Лева (так он представился) рассматривает квартиру, Кланя приоткрыла один глаз и проследила за его взглядом.
– Ой, сладкий ты мой, не гляди. Нужны тебе какие-то бутылки. Сдать некогда.
Она как-то лениво, по-кошачьи шевельнулась, словно нечаянно касаясь обнаженной грудью обнаженного же тела Левы, нежная и ласковая. То ли сказала что-то, то ли промурлыкала. И лицо ее, на миг то ли померещилось Льву Грандынбланычу, то ли так и было, превратилось в кошачью морду с острыми мелкими ушками из-под короткой стрижки. Глядит и облизывается длинным розовым языком. Да так явственно: «Мя-я-у!».
Резвее мячика соскочил с кровати Лев Грандынбланыч, схватился за штаны, стал напяливать на непослушные ноги.
– Куда ты, ми-и-лый? – потянулась в его сторону медленная лапка.
– Кыш! – к окну отпрянул Лев Грандынбланыч и увидел удивленное лицо Клани.
Неловко сделалось. О погоде заговорил, заглаживая неловкость. А сам за окна смотрел. Сыро и хмуро было за окнами. Из одного было видно, как туда-сюда проносятся машины по грязному асфальту, шипя, как сало на сковородке. Другое – упиралось в глухую кирпичную стену соседнего дома. Оно было на уровне жестяной крыши железобетонной пристройки. Унылый дождь клевал мокрую жесть, крупные капли неравномерно, будто нехотя, долбили подоконник.
– А тебе, Лева. Знаешь, я сейчас подумала, надо к знахарю какому идти, а лучше – к экстрасенсу.
– Зачем? – испуганно обернулся Лев Грандынбланыч.
– Чтоб от немочи-то лечиться. Так ты по всем статьям хорош. Как мужик. А немочь не запускай.
– Какую немочь? Откуда ты знаешь?
– Сам же говорил. Про пузо-то?
Лев Грандынбланыч стал припоминать: когда ж мог сказать? Нет, не говорил он ей ничего о своей немочи. Да и о какой немочи могла быть речь? Разве это немочь? Но уточнять не стал.
– И живет недалеко отсюда, – продолжал заботливый голосок.
– Кто?
– Экстрасенс. Недалеко отсюда живет. Запомни: в зеленом деревянном доме прямо за зареченским мостом по правую руку. Там один такой. Увидишь. Петя Петрович зовут.
– Да зачем это мне? – вроде бы запротестовал Лев Грандынбланыч.
– А ты слушай. Молчи да слушай, голубь. И не каждого примет. Эт я по знакомству советую. По-родственному, – она рассмеялась мелким смешком, – или не хочешь быть родственником? Ну, не хмурься, не хмурься, не навязываюсь. А к нему ты ступай, не оттягивай. К нему всегда очередя, а то и не захочет принять, а ты скажи: «Я от Клани». Запомни, от Клани. Только не забудь с собой чего-нибудь прихватить.
– Чего прихватить?
– Ясно чего. Лучше белой… Побольше. А то все деньги да деньги суют.
– И зачем же это я к нему пойду? – решил перехватить инициативу Лев Грандынбланыч, скрестил руки на груди и ногу отставил, будто Наполеон перед сражением.
– Да ты не выпендривайся, голубь, не выпендривайся. Ты ж без пуза-то не проживешь? – и, видя, как белеет лицо Льва Грандынбланыча, повторила уже утвердительно. – Ну, вот я и говорю – не проживешь без пуза. Стало быть, восстанавливать надо.
– А откуда ты знаешь?
Она не торопилась отвечать, опустила ноги с кровати, руками прическу поправила на голове и как была голая, приблизилась к Льву Грандынбланычу, потерлась головой о его гусарскую грудь.
– Сам же и плакался, милый. Все забыл. Так же и меня забудешь, – сказала со вздохом. – Не ел ты ничего с самого утра. Вот и мерещится всякое, вот и забывается, что было. С голодухи-то. а я-то пообещала тебе – накормлю, накормлю… – и хитро улыбнулась, глядя искоса, – а ведь накормила. Правда? А еды – это мы сейчас, глазом не успеешь моргнуть.
Она быстро оделась, достала свой кошелек, стала рыться в нем, ища деньги.
– А где же они? Когда ж это я поистратилась-то?
– Деньги тебе нужны? – встряхнулся Лев Грандынбланыч, почувствовав себя полноценным мужчиной. – На, не жалей! – сунул ей, не считая.
– Ой, какой ты у нас богатенький! – восхищенно пискнула Кланя, поедая глазами плотный бумажник Льва Грандынбланыча.
– Еще дать?
– Нет, нет, пока хватит. Я быстренько. Жди!



Ждать пришлось недолго. Вначале за дверью послышались какие-то настороженные мужские голоса. Будто в глухую трубу бубнили. Затем снаружи в замочной скважине осторожно зашевелился ключ.
Лев Грандынбланыч готов уж был подскочить к двери, открыть защелку, когда до него донеслось:
– Изнутри запер, сука. Что делать будем?
– Дай плечом садану…
– Потом дверь делать?
И вдруг хриплое, уже к нему,  Гране, обращенное:
– Отворяй, твою мать!..
У себя где-нибудь на складах при погрузке и выгрузке и не такое слыхивал Лев Грандынбланыч. Он и сам иной раз позволял себе обнародовать близость к земле-матушке, поиграть, пожонглировать двумя-тремя переборами. Но там он хозяин. Чем грязней и хрипатей выворачивалась матерщинка из чужих, провонявших табаком и сивухой уст, тем довольней расцветала его душа. Потому что знал: цыкни он только, помани к себе пальцем эту кривую сивушную рожу, мигом на цырлах прискочит, отпиноченной дворнягой ластиться будет. Слюной и медом изойдет, чтобы улестить его, хозяина.  Ему только и останется шевельнуть бровью: иди, мол, да помни…
– Кого несет? – и на сей раз хрипло и грозно хотел обезоружить противоположную сторону Лев Грандынбланыч. Да комок подкатил к горлу, а душа успела опуститься ниже нулевой отметки. Вместо рычания грудь его исторгла такой крик петушиный, что закашлялся до слез и не расслышал, чего они там ответили ему, замолотив кулаками в дверь, а потом и ножищами забухали.
«Ничего интересного ждать не приходится», – оценил обстановку Лев Грандынбланыч. Остальное было делом одной минуты. Нет, меньше. Нескольких секунд. Впервые за весь день оценил он отсутствие пуза, когда распахнув окно, шагнул на мокрую жесть крыши и облегченно обнаружил, что это всего лишь второй этаж. Скользя и цепляясь за что попало, скатился он к краю крыши, а оттуда, удивившись собственной молодецкости, спрыгнул на земную твердь. Едва не угодил в металлическую бочку с водой. Откуда она здесь, кто поставил, – одному Богу известно. Вскользь просвистел и даже не оцарапался. Судьба!..
Со стороны могло показаться, что его выбросили подышать свежим воздухом. Впечатление усиливалось тем, что следом из окна, крутясь и замирая от высоты, вылетел неопознанный объект. Он оказался всего лишь шляпой Льва Грандынбланыча. Граня, к его чести, успел поймать ее на лету и где-то глубоко внутри себя ощутил нечто похожее на благодарность благодетелю.
– Держи ворюгу! – гаркнуло сверху и следом – унизительный хохот и мат из окна.
Лев Грандынбланыч, к собственному удивлению, подобрав полы плаща, поскорее закултыхлял меж домов. От беды подальше. Не хватало еще связываться с кем ни попадя.