Мать Екатерина

Екатерина Васильевна Малюкова-Панина родилась в 1889 году в крепости Свеаборге, которая в те времена принадлежала России. Отец ее, Василий Васильевич Малюков-Панин, служил там военным инженером; мать происходила из дворянской фамилии. Отец был мягким, добрым человеком, Катя его любила и позднее сопровождала в командировках.
Детей в семье было шестеро — Георгий, близнецы Константин и Михаил, Катя, Наташа и Василий. Они очень дружили между собой. Воспитывала детей мать — Екатерина Константиновна, вероятно, имевшая решающий голос в семье. По-видимому, с ней у Кати близости не было. Девочка много потерпела от матери за интерес к монастырю, который располагался недалеко от их усадьбы. Однако в преклонном возрасте мать Екатерина говорила одной женщине: «А вы мою маму знаете? У меня хорошая была мама. Ой, хорошая!»
Екатерина Константиновна сильно болела, и дети росли на руках у чужих людей, а после ее выздоровления семья жила очень замкнуто. Доброта и сострадание к людям проявились у Кати с детства. Она старалась смягчить жесткое отношение матери к окружающим. Но Екатерина Константиновна строго пресекала порывы дочери к милосердию.
Екатерина Константиновна готовила обеих дочерей к светской жизни, тем более что обе были красивы. Соответственно подбирались подруги — как правило, вразрез с Катиными вкусами, а Катя любила девушек простых и скромных.
Она была очень талантлива, имела прекрасный слух и могла голосом передавать оркестровые мелодии, даже подражать шуму леса. Катя играла на фортепьяно и самостоятельно выучилась петь. Она знала несколько иностранных языков и даже в 70-80 лет свободно говорила по-французски и по-немецки, невзирая на полное отсутствие практики в предшествующие годы.
Нарядов Катя не любила и в юности говорила матери: «Раздай все, и тогда я буду счастлива».
В 1900 году семья переехала в Гатчину. Катя училась в гимназии, братья — в реальном училище. Близилось семейное торжество, связанное с окончанием учебы детей. Но неожиданно умер от болезни брат Михаил. Катя любила Мишу и очень тосковала по нему.
Затем семья обосновалась в Петербурге, где Катя поступила на естественный факультет Бестужевских курсов. После их окончания она работала в 1912-1913 гг. в Энтомологическом обществе. Очень серьезно увлекалась изучением жуков, ездила в экспедиции и даже выявила два новых вида.
В 1914 году Катя поступила на курсы сестер милосердия и стала работать в бесплатных городских больницах. Завершив учебу на курсах, Катя поступила в Кауфманскую общину Красного Креста в Петербурге. Это был тыловой госпиталь. Там Катя старалась найти себе побольше работы, оставаясь сверхурочно, за что получала от коллег упреки в честолюбивых притязаниях. Тогда она перевелась в летучий отряд сестер милосердия Георгиевской общины, подбиравших солдат с поля сражения с тяжелыми ранами. Здесь Катя постоянно сталкивалась с большими человеческими скорбями. Однажды сестры проезжали мимо уничтоженного снарядом дома, вокруг которого кружил хозяин, потерявший всех родных, и дико выл от горя. В другой раз ехали на операцию в прифронтовую полосу, а попали на отпевание: погибли врач и медсестра.
Приблизительно к этому времени относится отказ жениху -начальнику полевого госпиталя. Катя очень любила этого человека, но на него претендовала ее близкая подруга, которая пригрозила, что сойдет с ума или наложит на себя руки, если не выйдет за него замуж.
25 июня 1917 года был убит брат Константин — боевой офицер, награжденный золотым оружием за храбрость. А год спустя умерла от воспаления легких любимая сестра Наташа. Все это подорвало Катино здоровье, и она тяжко заболела. Когда же поправилась, пошла работать простой работницей в бывшее имение великого князя Николая Николаевича «Беззаботное» под Петроградом.
Ухаживая за инфекционными больными, Катя в 1919 году заразилась сыпным тифом. После болезни трудилась простой работницей в Нарве на огородах. Хотела иметь свою копейку на помощь бедным. Отсюда и ушла в монастырь.
Нужно сказать, что еще в миру у нее проявлялся дар прозорливости. Она предупреждала о семейных трагедиях и не только о них. Однажды к ней пришла веселая, жизнерадостная женщина. Катя вдруг поклонилась ей в ноги. На вопросы и недоумения ответила: «Я кланяюсь не ей, а ее будущему страданию». Впоследствии в жизни этой женщины было много горя.
В 1922 году Катя поступила в Пюхтицкий Успенский монастырь. Ее отправили на послушание в Гефсиманский скит, которым управляла мать Параскева. Он находился в сосновом бору в 30 километрах от монастыря. Работа на болоте была нелегкой. Катя старалась, ей приходилось переносить сено из болота. Ее любили за доброту и бескорыстие. Свою обувь и верхнюю одежду она отдавала тем, кто, с ее точки зрения, в этом нуждался. Бывало, придет в монастырь босиком, ее обуют-оденут — пока дойдет обратно до скита, все отдаст. Однажды мать Параскева сшила всем скитянкам кожаные сапоги. Кажется, в тот же день, когда их раздали, начальница скита встречает крестьянку с монастырскими сапогами под мышкой. Спрашивает: «Ты зачем взяла нашу обувь?» «Мне Катя подарила», отвечает крестьянка.
Гефсиманский скит состоял из нескольких изб, одна из которых была обращена в церковь. Раз в месяц приезжал священник отслужить Литургию и причастить насельниц. Раз в год на престольный праздник — собиралось множество народа. Остальное время жили довольно уединенно и правило справляли сами. Катю часто просили читать.
Когда началась Великая Отечественная война и монастырь эвакуировали, Катю отпустили домой ухаживать за больными престарелыми родителями. Тогда ее часто видели на Таллинском подворье обители. После войны, в сентябре 1953 года, матушка Екатерина вернулась в монастырь и жила в богадельне, юродствуя.
Взаимоотношения матушки Екатерины с сестрами складывались по-разному. Одни ее искренно любили и почитали, прислушивались к ее советам, предостережениям и предвидениям, другие же недолюбливали. Матушка Екатерина не скрывала своей прозорливости: нередко предупреждала о беде, чтоб дать возможность «соломку подстелить», а то предвозвещала какое-то важное событие в жизни сестер или всего монастыря — событие, к которому следовало особенно подготовиться. И некоторые сестры это понимали. Они рассказывали: «Так бывало — намечаются неприятности, матушка Екатерина приносит кружечку с мусором, со всякой всячиной и подает. «Ну, спаси Господи, матушка Екатерина». И уже знаешь, что дальше начнется неприятное».
Или такой случай: «Приходит она ко мне на скотный двор и спрашивает: «Сколько у тебя лошадей?» Отвечаю: «Семь». Подает пять кусочков хлеба. «Что это значит, матушка?» Засмеялась и говорит: «Потом поймешь». В тот год две лошади пали. Осталось пять. Потом через какое-то время опять приходит и спрашивает: «Сколько у тебя лошадей?» «Пять». Матушка Екатерина подает четыре кусочка хлеба. «Матушка, у меня пять лошадей». Засмеялась, вытянула кусочек поменьше и говорит: «Это твоему маленькому». Я пришла к матери Иоасафе. Рассказываю. Приплода вроде бы не должно быть. И купить лошадь в тот год было почти невозможно. А дальше вышло так: одна лошадь пала, осталось четыре, а жеребенка привел какой-то мужчина и предложил монастырю».
«А то матушка Екатерина приходит в келью к матери Иоасафе и матери Людмиле и приносит мешок, наволочки, ящички. И говорит: «Меня переводят». Поставит и уйдет. И опять является с тем же. Сестры задумались: «Ну, накличет. Кого же переведут?» Вскорости мать Иоасафу забрали на скотный двор».
Был такой случай. Матушка Екатерина взяла большой крест, подняла над головой, вышла за ограду монастыря и пошла по дороге. Некоторые сестры поодаль следовали за ней, кто с любопытством, кто с тревогой. Так они встретили епископа, не предупредившего о своем приезде.
Всматриваясь в будущее человека, матушка Екатерина выделяла главное и наиболее значимое в жизни его, то, на что следовало обратить особое внимание. Пришла к ней 18-летняя послушница. Матушка Екатерина сказала ей: «Береги владыку». Никакого владыку эта девушка не знала. Но каждый раз, сталкиваясь с ней, матушка Екатерина твердила: «Владыку береги». Через несколько лет девушку взяли в канцелярию епископа, и потом она стала одним из доверенных лиц владыки. Последний иногда в шутку напоминал ей: «Помнишь, что тебе матушка Екатерина говорила? Я знаю, что она тебе говорила».
Пришла к матушке Екатерине другая послушница. Матушка Екатерина стала водить пальцем по ее хитону и повторять: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас». (Эти строки написаны на облачении схимника). Так матушка предсказала ей будущую схиму.
Некоторых людей матушка Екатерина обличала. Одних — с глазу на глаз, других — публично. Кому-то говорилось иносказательно, кому-то — прямо. Бывали случаи, когда матушка обличала в храме или даже выгоняла из храма, невзирая на лица. В одной и той же ситуации с некоторыми обходилась мягко, иных могла чувствительно проучить.
«Мама собирала малину в Пюхтицах и решила отнести бидон матушке Екатерине. Но взяла жадность, отсыпала половину, сказав: «Хватит им и полбидона» (в келье жило несколько человек). Матушка Екатерина, когда мама пришла к ней с малиной, сидит на койке и говорит: «Ну что, пожалела ягодки, пожалела? Ну ничего, хватит нам и полбидона». Посмеялась, успокоила маму, подарила ей чулки».
«Пришла одна девушка проситься в монастырь. Еще дома решила навестить матушку Екатерину и принести ей варенья. У нее была трехлитровая банка, но литра она пожалела, отложила варенье в маленькую баночку и приносит. Матушка обличила ее: «А остальное где?!» - отругала и выпачкала ей вареньем пальто. Повидимому, то, что простительно обычной паломнице, недопустимо для человека, решившего посвятить себя Богу».
«Матушка Екатерина ходила в лес молиться и жила там неделями. Раз зимней ночью пришла на скотный двор, вся мокрая, закоченевшая, покусанная, в одной резиновой тапочке — на нее напала собака. Говорит: «Пойдем искать тапку». Это ночью-то. Но нашли. Говорю: «Матушка, я пойду собаку побью». Она: «Не надо. Бог Сам с ней разберется». (Наутро пошли в церковь - собака съедена волками). Раздели матушку, уложили спать, повесили сушить одежду. Легла, заснула. Вдруг через десять минут вскакивает и начинает собираться. «Куда вы, матушка? Отдохните». «Монахам больше 20 минут спать не положено». Оделась и пошла на второй скотный двор».
 

 («Русский инок», январь — март 2010 г.)
 
Матушка до конца дней своих имела абсолютно ясный и чистый ум. С представителем любой профессии она могла говорить о его делах как человек, достаточно тонко в них разбирающийся: с геологом — о геологии, с врачом — о медицине. Видимо, тут дело было не только в ее образовании, но значительную роль играла и прозорливость. Вот приходит к ней молоденькая учительница литературы, у которой незадолго до этого умерла мать. Матушка Екатерина видит девушку в первый раз. Однако называет ее по имени: «Ну, К..., все глаза проплакала. Вот ты преподаешь. Что там у тебя сейчас?» И произносит фразы, которые точно отражают раздумья учительницы над школьной программой и раскрывают ее душевное состояние.
Народ шел к ней потоком. У нее было много книг, а на стенах - множество икон. Одним матушка Екатерина говорила о будущем иносказательно, другим — откровенно. С некоторыми подолгу беседовала, а иных сразу же с гневом выпроваживала. Кому-то читала из святоотеческих книг, а кому по памяти пересказывала отдельные места из Евангелия. Возле ее постели, у ее келлии всегда толпился народ. Иногда были слышны крики или плач. Матушка скажет, кому что надо: одному венчаться, другому умирать, третьему переезжать. И все это сбывалось. В монастыре не было ни единого человека, которому бы матушка Екатерина не открыла что-нибудь из самых сокровенных его глубин, будь то связано с событиями прошлого, настоящего или будущего, но каждый раз она попадала в самую точку.
Вспоминает Нина В.: «Мне одна сотрудница прочитала из «Литературной газеты» рассказ о том, что есть в Грузии женщина, которая прикосновением руки исцеляет любую болезнь. После этого она спросила: «Что ты на это скажешь?» А я ей ответила, что в статье затронута жизнь телесная, а я знаю людей, которые проникают во внутреннюю жизнь человека. И стала ей рассказывать о том, как была у матушки Екатерины. Как она сняла с меня черный платок, а надела белый, но белый платок в крапинку. Показала на крапинки пальцем и говорит: «Снимите у нее это все с головы». И повторила: «С головы». Прошло много лет. Я не понимала, к чему это она мне говорила. А потом Господь открыл мне, что мысленные волки совершенно опустошали мою внутреннюю жизнь. Матушка увидела все, что у меня в голове находилось, все мои пустые мысли, все мои ни к чему не нужные хлопоты и заботы, которые меня опустошали».
Еще одна история: «В монастырь приехала девочка, которая очень хотела там остаться. Для нее это был рай. Она везла деньги игумении от своего духовника. Приехав, пошла к матушке Екатерине, так как слышала о ней в Псково-Печерском монастыре. Волновалась, знакомые говорили, что матушка кого принимает, а кого нет. У кого берет пожертвования, у кого нет. Заходит в келлию. Матушка Екатерина с кем-то разговаривает. Вдруг, не оборачиваясь, она говорит: «Послушница идет». Продолжает разговор с собеседницей, а девочка в это время размышляет: «Подойти к ней или читать правило к Причащению? Благословиться бы хоть у матушки, а потом идти искать игуменью». Матушка Екатерина кивает девочке и отвечает ей на мысленный вопрос: «Бог благословит. Иди читай правило, а матушка игумения вечером придет». Вечером игумения определила девочку в келлию к матушке Екатерине. Так у нее появилась новая послушница».
Матушка Екатерина очень заботилась о монашествующей молодежи. Сестра М. вспоминает: «Я была неграмотной и ничего не понимала в духовной жизни. Матушка Екатерина меня жалела и все старалась просветить. И постоянно внушала мне: «Не высовывайся!» Она говорила, что много людей пострадало из-за того, что жили слишком открыто, были на виду».
Попечение матушки о сестрах и духовных детях было самым разнообразным. Надо сказать, что приносимые ей продукты, деньги, вещи матушка Екатерина раздавала, но с большим рассуждением. Что-то, однако, велела выбрасывать или даже зарывать в землю.
Матушка с одинаковой сердечной заботой относилась и к доброжелателям, и к недругам. Во время болезни одной из сестер, недолюбливавшей ее, матушка Екатерина стала требовать ото всех: «Молитесь, молитесь! М.Н. умирает! Она не готова! Молитесь! Молитесь усердно!» Матушка Екатерина, должно быть, особенно молилась за нее. И та осталась жить.
Единственным человеком, в общении с которым матушка совершенно отлагала юродство и который при любых ее иносказаниях понимал ее абсолютно, был иеромонах Петр (Серегин), духовник обители. У матушки в келии висел его портрет. Всех новеньких она спрашивала: «А Вы были у отца Петра?» И добавляла: «Идите к отцу Петру».
Этот батюшка появился в монастыре в 1954 году. И с тех пор стал духовником матушки Екатерины. Ни у кого другого она в последние годы своей жизни не исповедовалась и не причащалась. Отца Петра очень ценили покойный Патриарх Пимен и старец Псково-Печерского монастыря Симеон.
К Святым Дарам матушка Екатерина приступала часто. Она приходила к отцу Петру в кабинет и часами разговаривала с ним. Вероятно, после одного из таких разговоров в дневнике отца Петра появилась запись: «Юродство Христа ради или умышленная глупость». Но дальше следовало вот что: «Глупость есть грех, — сказала матушка Екатерина, — потому что глупый человек использует дар Божий, закопав свой талант в землю, как ленивый раб... Я отказалась от своего разума для славы Божией, покорив Ему свою волю. Принесла разум свой в дар Богу. А Бог дарует человеку благодатный дар высшего рассуждения и прозрения. Откровение же Божие получается через молитву».
Сестра Л. свидетельствует, что у нее при встрече с матушкой Екатериной почти всегда появлялись слезы покаяния. Когда матушке говорили, что святых на земле нет, она отвечала: «Святые есть, но они тихо живут». Однажды в беседе с сестрой Е. мать Екатерина спросила: «Ты видишь, как святые идут в храм?» — «Нет». — «А я вижу. Они приходят раньше людей. Идут, идут, друг за другом». И стала торопить сестру: «Иди, иди скорей в храм, пока служба не началась».
За много лет вперед мать Екатерина знала, кто станет Святейшим Патриархом. Она предсказала Патриаршество и владыке Пимену, и владыке Алексию.
Пюхтицкие сестры помнят скорбное время конца 1961 — начала 1962 года, когда над обителью нависла угроза закрытия. Уже перестали звонить колокола. Мать Екатерина взяла на себя подвиг: перед началом Великого поста 1962 года она ушла в затвор, пребывала в уединении и молитве до Пасхи. Не только приезжие, но и сестры не видели ее. Гроза, собравшаяся над обителью, миновала.
В апреле 1966 года архиепископ Таллинский и Эстонский Алексий, будущий Святейший Патриарх Московский и всея Руси, келейно, в игуменских покоях Пюхтицкого монастыря совершил постриг в мантию послушницы монастыря Екатерины (Малковой-Паниной) с оставлением прежнего имени. От пострига в мантию она долго отказывалась, считая себя недостойной.
Последние годы матушка Екатерина почти все время лежала и не выпускала из рук Евангелие. Если же она где-нибудь появлялась, то лишь там, где должно было произойти что-то значительное. Состояние ее здоровья то улучшалось, то ухудшалось, но она не жаловалась. Ела по-прежнему мало. Духовной дочери, которую очень любила, матушка писала в то время: «Как легко взять на себя подвиг и как трудно его закончить». И спрашивала, не знает ли та, как можно облегчить ее страдания. У матушки трескалась кожа во рту, рот был, как после ожога, сильно болел желудок; судя по дыханию, сердце и легкие сильно сдали, имелось и много других болезней. Но она пребывала в бодром настроении. После пострига матушка Екатерина причащалась раз в неделю по средам, затем — по субботам. По-прежнему принимала множество людей — и священников, и сестер, и мирян. По-прежнему много и углубленно молилась.
Незадолго до кончины матушки Екатерины в Пюхтицком монастыре произошли весьма печальные события. Матушке все было открыто заранее. Однажды во время службы она начала ходить по храму и говорить: «Вот, надо же, поехала матушка Ангелина в Вильнюс с Панкратией (секретарем), а машина перевернулась». Так все и случилось. Обе получили тяжелые травмы. Матушку Ангелину отправили на покой.
Монахиня Е. из Свято-Успенского монастыря города Александрова вспоминает: «Я была совсем юной, когда отец Савва отправил меня к матери Екатерине. Он вручил мне пакетик и велел ей передать, сказав мне: «Ты ведь любишь шоколадки». В гостинице монастыря меня поместили с тремя женщинами. Одна из них ехала со мной из Печор. Ей отец Савва дал на дорогу две просфоры. Вторая ехала откуда-то издалека дней десять, везла матушке яйца и очень переживала из-за того, что они могут протухнуть. А третья запомнилась тем, что тараторила без умолку и судачила обо всем на свете. Мы все четверо вошли к матушке Екатерине. Говорливую даму она попросила налить в чашку воды: «Что ты здесь видишь?» «Ничего, матушка». «Да вот же: судаки, судаки, судаки». Второй сказала: «Знаешь, какие ты мне яйца привезла? Разбей-ка в ту чашку. Теперь размешай и попробуй. Ну, как?» — «Никогда таких не пробовала», - изумилась женщина. «Вот какие ты мне яйца привезла», - ласково сказала мать Екатерина. «А вот вам просфоры от отца Саввы», — засуетилась третья женщина. Матушка взяла у нее мешочек, порылась в нем, вытащила две просфоры, поцеловала и сказала: «Вот от отца Саввы». Потом мягко обратилась ко мне: «Давай сюда пакетик». Вытащила оттуда шоколадку, подает мне: «На. Ты ведь любишь шоколадки. А мне уже нельзя. Для меня теперь наступило Прощеное воскресенье. Так и передай отцу Савве». Через сорок дней она умерла».
Однажды к ней приехала знакомая монахиня из другого монастыря и привезла новый подрясник. Матушка Екатерина внимательно рассмотрела его, потрогала швы: «Всю любовь сюда вложила. Не нужен он мне». Сестра огорчилась, стала думать: «Ну, это за мои грехи». Поймав ее мысль, матушка Екатерина взглянула на рукав того подрясника, который был на ней, и успокоила: «Этот тоже твой». Когда сестра возвращалась домой, пришла прощаться, матушка заметила: «Не вовремя едешь!» Потом, задумавшись немного, сказала: «Подумаешь, что как Плащаницу понесут». Сестра не поняла, в чем дело, и уехала. Через неделю получила телеграмму о смерти матушки Екатерины. Когда же узнала о том, как матушку хоронили, подумала, что ее тело обносили вокруг храма, как Плащаницу. Перед смертью она неделю болела. Ее соборовали, причастили. Все сестры приходили прощаться. Она лежала на боку, укрытая мантией, и тяжко дышала. Принесли из алтаря чудотворную икону Успения Божией Матери и благословили ею матушку Екатерину. Утром следующего дня она все еще находилась в тяжелом состоянии и словно бы ждала кого-то. Стали понимать, что она ожидает отца Петра. Пошли за ним. Он только что отслужил Литургию. Сразу же направился к матушке Екатерине. Начал молебен, во время которого она мирно преставилась ко Господу. Было это на день святых жен-мироносиц, 5 мая 1968 года, именно в тот праздник, в который много лет назад отец Петр был рукоположен в иереи.
В день похорон матери Екатерины солнце играло пасхально. Тело ее обнесли вокруг храма, как Плащаницу, и похоронили с почестями при огромном стечении духовенства и верующего народа. В день кончины матери Екатерины и в день ее Ангела в монастыре служатся по ней особые панихиды, в обитель приезжает множество людей, знавших ее и благодарно ее вспоминающих.

(«Русский инок», апрель-июнь 2010 г.)


P.S. Статья написана в соавторстве с Еленой Владимировой)