ДЕТЕКТИВНЫЙ РОМАН В ПЯТИ ЧАСТЯХ С ПРОЛОГОМ И ЭПИЛОГОМ
г. Свердловск
Издательство: «ШКОЛА И ЖИЗНЬ»
С Л О В О Д Л Я З А Щ И Т Ы
Хотя в нашу редакцию поступило немало критических статей по поводу романа Одинокова, мы нашли, что целесообразнее всего будет послушать мнение о романе самого автора, а также его ответы на критику. Поэтому в качестве предисловия, мы публикуем небольшую статью Одинокова, подготовленную им к настоящему изданию «Приключений Чарльз Гарольда»…
- - - - - - - - -
Когда роман выносится на суд читателей, любой автор, если ему дано слово, выступает на таком суде в роли адвоката. Я не составлю исключения, более того, даже речь свою я так и озаглавил: «Слово для защиты». Много обвинений выдвинуто против романа, все их перечислить не позволяет объём статьи, но основные из них я, конечно, не в праве не разобрать. Однако, прежде чем перейти к ответу на обвинения, я хотел бы вкратце познакомить публику с биографией моего подзащитного.
Общий стиль, которым написан роман «Приключения Чарльз Гарольда», в своих интервью я так и привык называть «гарольдическим». Существует, конечно, более конкретное определение, но я дать его затрудняюсь. Наверное, проще всего сказать, что роман написан в духе юмора и сатиры, но ведь многие критики отрицают у меня и то, и другое. Как быть? Лучше сказать так: отличительной чертой гарольдовского стиля является общий ироничный тон произведения.
Этот своеобразный жанр в моём творчестве имеет свою историю. Зарождался он, когда мне было тринадцать лет, и учился я в седьмом классе, зарождался в недрах приключенческих боевиков, которыми я увлекался в тот период творчества. В это же время мною был написан рассказ «Ну и хитра», очень даже неплохой для того времени. Были также сатирические рассказы «На демонстрации» и «Как я вступал в комсомол», а также очень глупый рассказ «Новогодние приключения Лося», в котором, не смотря на абсурдность содержания, наметились основные черты гарольдовского стиля. Наконец, прямым предком романа о Чарльз Гарольде и самого Чарльз Гарольда можно считать написанную в восьмом классе пьесу «Дон Жуан». По внешнему облику и манере разговора Дон Жуан сильно напоминал будущего Чарльз Гарольда, хотя пьеса не отличалась глубиной… Дон Жуан – болтливый молодой человек, который пьёт со случайными знакомыми, а потом проверяет содержимое их карманов. Широтой и благородством Чарльз Гарольда он отнюдь не отличался. Другими героями пьесы были сантехник, алкоголик, самогонщик, дежурный по вытрезвителю, туповатые деревенские мужики, - в общем, целый букет интересных образов. Сюжет «Дон Жуана» был расплывчив и мало продуман, вся ставка делалась на дешёвые остроты.
В апреле 1978-го года мною была написана небольшая повесть и называлась она «Чарльз Гарольд». Герой явился на свет! Часто задают вопросы, почему я подобрал этому персонажу такое странное имя? Всё просто, в то время на уроке литературы упоминался Байроновский «Чайльд Гарольд», вот я и решил созвучно этому назвать своего героя, опять же, ради большей оригинальности. Впоследствии я так привык к этому имени, что не мог его заменить на другое. Так и остался Чарльз Гарольд Чарльз Гарольдом. Сюжет повести также строился на погоне за деньгами, правда, сумма была значительно меньше. Чарльз Гарольд у ларька помог какому-то неопытному старичку заполнить билет Спортлото, а потом взглянул в газету на выигрышные цифры и взвыл: выпало все шесть цифр, которые он зачеркнул в билете старика. Компаньоном в повести у Чарльз Гарольда был некий Борис Катц, его племянник – ученик восьмого класса и неизлечимый денежный маньяк. И вот вдвоём они всеми правдами и неправдами пытаются достать билет. Повесть написана была сравнительно динамично и живо, но кое-где мои гиперболы и фантазии достигали ужасающих размеров. Приведу такой пример: одной из героинь повести была учительница Елена Матвеевна, впоследствии ставшая конкуренткой Чарльз Гарольда. Елена Матвеевна срывала с учениц кольца и серьги под предлогом борьбы с мещанством, а сама с жадностью присваивала их себе и носила на теле, как фадеевский Фенбонг деньги и золотые коронки. Были в повести и другие забавные несуразности и, возможно, именно благодаря им она имела успех у читателя. Окрылённый этим успехом, я, подобно Дюма-отцу, решил продолжить жизнеописание своих героев и 1-го сентября 1978-го года начал работу над романом «Возвращение Чарльз Гарольда», сюжет и текст которого лёг в основу романа, который сейчас лежит перед вами. Странно, но по сравнению с повестью «Чарльз Гарольд» это был своего рода шаг назад: не двинувшись ни на грамм по содержанию, роман получился до невозможности тягучим, бедным событиями, в общем, странно, как у меня хватало терпения писать такую скучную книгу? Судите сами: по размерам роман уступал настоящему тексту «Приключений Чарльз Гарольда» где-то страниц на шестьдесят формата этой книги, но насколько при этом он был беднее по содержанию! Действие в романе происходило лишь в Свердловске, на турбазе, в трудовом лагере, Очамчире и Пятигорске, да и в этих местах насыщенность событиями была крайне низкой. Единственно, что было в романе более-менее хорошее, так это конец, который я перенёс в «Приключения Чарльз Гарольда» почти без изменений. Впоследствии я много перерабатывал текст «Возвращения Чарльз Гарольда», вписывал новые главы, вычёркивал старые, потом часть за частью начал печатать роман, и вот, Чарльз Гарольд сегодня перед вами в самом современном виде.
Знатоки моей литературы, разумеется, помнят, что в 1980-м году мною был написан роман «Бунт Чарльз Гарольда», действие которого происходило двадцать лет спустя, совсем в традициях Дюма! И роман был удачен, в нём мною был сделан крупный шаг вперёд в работе над формой, но, дело в том, что образ Чарльз Гарольда изживал себя. Строго говоря, он уже не был главным героем романа. Однако, сюжет «Банта Чарльз Гарольда» совсем не плох, и я, если буду жив и в добром рассудке, непременно вернусь к нему, но Чарльз Гарольда там уже не будет. И хорошо, я и так, по-моему, уделяю ему слишком много времени.
Итак, «Приключения Чарльз Гарольда» напечатаны, они шагнули к читателю, но принимают роман по-разному. «Роман – вещь!» «Спасибо за шедевр!» - говорят одни, и мне, не буду скрывать, приятно. Пока приятно, потому что нет ничего более обидного, если тебя хвалят за то, что тебе совершенно уже не нравится самому. Но чаще мне приходится слышать другое: разбирая сюжет романа и его героев, многие прямо заявляют, что это плагиат с «Золотого телёнка Ильфа и Петрова. Вот что, например, пишет один из них:
«По внешнему благородному облику, манерам, чертам характера, возрасту, речи и т.д. и т.п. главный герой схож с героем романов известных классиков. Далее, как и у Остапа, у Чарльз Гарольда существуют компаньоны, которые в обоих случаях по умственному развитию уступают главному герою. Многие повороты сюжета у глубокоуважаемого автора до странности напоминают уже дважды упомянутые романы. Присутствует схожесть и во многих других вещах: прыщ, вскочивший на лице у одного из героев, показная бедность товарища П.И.Облезлых, сумма денег – миллион».
Сюжет похож на «Золотого телёнка», оспаривать это глупо. И герой тоже похож. Как, впрочем, похожи друг на друга сюжеты и герои почти всех уголовно-приключенческих романов, начиная с «Приключений Рокамболя» и кончая повестями о Лякине двоих корреспондентов «Крокодила». Во многих из них присутствуют клад, ценности, за которые идёт борьба между конкурирующими группами «джентльменов удачи». Ильф и Петров не были ни первыми, ни последними, и заслуга их в том, каким содержанием они наполнили роман, не нарушив при этом законов жанра. Вот что пишет по этому поводу другой, наиболее строгий мой критик:
«Многие говорят, что роман Одинокова похож, де, на романы Ильфа и Петрова. Из этого кто-то поспешил сделать вывод, что творение Одинокова если и не лучше, то уж ничуть не хуже «Золотого телёнка». На самом деле между «Приключениями Чарльз Гарольда» и романами Ильфа и Петрова лежит пропасть. Для Ильфа и Петрова приключенческий сюжет – лишь вспомогательная цепь, которой связаны воедино прекрасные сатирические картины, вместе представляющие собой обширную панораму всех недостатков и перегибов 30-х годов. А что мы видим у Одинокова? Сюжет в «Приключениях Чарльз Гарольда», бесспорно, стоит во главе всего.
В фантазии и выдумке Одинокову нельзя отказать, можно даже сказать, тут он превзошёл Ильфа с Петровым, но ведь кроме возни и беготни вокруг миллиона, мы больше ничего не видим. Постоянные «операции» Чарльз Гарольда, сменяющие одна другую и разбавленные дурацкой болтовнёй героев, анекдотами, пьянками в каждой главе и драками через главу… Мне лично всё это нагромождение высосанных из пальца приключений даже отдалённо не напоминает настоящее, неповторимое остроумие «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка».
Но особенно горячие дискуссии развернулись по поводу юмора романа. Кое-кто признаёт, что я его не лишён, другие же полностью отказывают роману в юморе. Вот что пишет ещё один критик:
«Когда я читал роман о Гарольде, меня не покидало впечатление, что ко мне в гости пришёл какой-то недалёкий, странный человек, ниже меня по общему уровню культурного развития, и вот из кожи вон лезет, чтоб меня рассмешить. А у меня даже улыбки нет. И жалко его… Ведь так старается!»
Убийственные слова. Если б не было людей, которые радостно улыбались, делясь со мною впечатлениями о романе, я бы мог окончательно пасть духом. Но хватит обвинений! Теперь я сам скажу, что думаю о своём подзащитном. С самого начала роман замышлялся, как пародийный, в связи с этим и сюжет я взял похожий на «Золотого телёнка». Пародия должна была быть на весь жанр, а особенно на карикатурные образы, которыми полны подобные произведения. Пародист, как впоследствии оказалось, из меня вышел неважный. Роман писался не один год и, не смотря на единство общего стиля, в нём нашли отражение многочисленные веяния новых творческих поисков и увлечений. Поэтому сейчас трудно точно определить его жанр. Не буду сейчас останавливаться на героях произведения, скажу лишь два слова о его теме. Главной задачей, бесспорно, было развлечь читателя, эту установку я взял в начале работы и ей следовал до конца. Как заметил один из моих доброжелательных критиков: «Главная тема романа – цель жизни: пустота, если ее нет, горькое разочарование, если цель оказалась ложной, мучительные поиски истинной, правильной цели». Не буду спорить, наверное, так оно и получилось в романе, хотя я об этом, честно признаюсь, не задумывался.
«В выборе фамилий автор допускает некоторую нарочитость, а именно – большинство фамилий действующих лиц откровенно указывает на их нравственную суть», - пишет один из критиков. Что ж, всё объясняется тем, что роман начинался, как пародийный, а именно такие фамилии всегда и фигурируют в произведениях подобного жанра. И ещё один выпад: «Автор в романе неприлично много уделяет внимание своей личности, нескромность раздражает. Весь роман он то и дело говорил «за кадром», а в эпилоге, не утерпев, уже вышел на сцену!»
«Да, в романе как бы участвует ещё один герой – автор. Это действительно герой, ибо ошибкой будет полностью отождествлять его со мной. По ходу повествования автор то и дело вставляет свои рассуждения, поучения, примеры из своей жизни и представляется читателю этаким всё познавшим и уставшим от жизни корифеем пера. В общем, этот литературный приём совсем не нов, и если он кого-то раздражает – дело вкуса…
Не все критики признают в «Чарльз Гарольде» лишь развлекательное чтиво. «Роман с большим правом можно отнести к жанру трагикомедии. А некоторые главы последней части и эпилог написаны с истинным трагизмом. Остаётся только пожалеть, что Одиноков продолжает разменивать свой талант по мелочам». Сказано, по-моему, слишком громко. Из того, что в романе есть некоторые печальные места, ещё не следует, что его можно назвать трагикомедией. Ибо, открою секрет, написать настоящую трагикомедию – моя давнишняя мечта. И это очень сложно: удержаться на грани между бездумными, весёлыми шутками и приключениями и трагизмом жизни. Потому что трагикомедия – это сама жизнь, которую очень трудно перенести на бумагу без искажений…
В заключении скажу, что роман оказал мне огромную помощь в работе над формой. Чувствую сам, какой крупный шаг сделан мною в вопросе динамики повествования, построении диалогов, в создании характеров, уже не столь схематичных, какие были в моих книгах ранее. Всё это бесспорно пригодится мне в работе над новыми книгами и за одно это я вправе сказать «Приключениям Чарльз Гарольда» спасибо. Ну, а теперь – роман перед вами. Счастливого пути!
П Р О Л О Г
Конечно же, была ночь. Кромешный мрак окутывал железнодорожную насыпь и окаймляющие её лесные массивы. Нехотя на небо выползла желтушного цвета луна и тускло, словно пятнадцативаттная лампочка, осветила мир. Стояла тишина, лишь где-то вдали истерично смеялся филин. И вдруг что-то застучало, загудело и глубоко задышало. Всё ближе и всё сильнее. Огромная, длинная морщинистая гусеница ползла по рельсам. Это был поезд. По его качающемуся плацкартному вагону осторожно пробирался человек с маленьким портфельчиком в руке. Приглядимся повнимательней к этому таинственному человеку, ибо именно ему впоследствии предстоит стать главным героем нашего романа.
Это был мужчина средних лет, среднего роста, среднего веса, средней ширины плеч, но, по крайней мере, лично он так считал, далеко не средних умственных способностей. Также наш герой обладал приятными тёмными волосами, аккуратным носом с горбинкой и голубыми, обаятельными глазами, весь его облик так и дышал романтикой! В довершение портрета отмечу, что в настоящий момент в кармане нашего героя находилось восемь копеек на новые деньги.
Пассажиры безмятежно спали, а человек с портфелем медленно шёл по проходу, то и дело, натыкаясь лицом на свесившиеся со вторых полок пятки ног. У окна с папиросой в зубах сидел какой-то небритый мужик и бодрствовал.
- Разрешите присесть, - деликатно обратился к нему наш герой.
- Катись отседова, - лениво пробурчал в ответ мужик с папиросой.
- К чему же так не любезно! – развёл руками человек с портфелем. – Ведь «ничто не стоит так дёшево, как вежливость, и ничто не стоит так дорого, как медикаменты», - сказал дядя Петя, навещая в больнице своего товарища. Товарищ лежал с переломанными рёбрами, а всё потому, что грубо ответил на вопрос повстречавших его молодых людей. Его спросили: «Почему у тебя такая глупая морда, мужик?» А он ответил: «Пить меньше надо». И до добра его это не довело. Кстати, ты, грубиян, ведь я ж тебя где-то видел.
- О! Шары-то как налил, а! Я не баба, понял. Слышишь, голос пропитый. Так что мотай, не черт приставать.
- Вот теперь узнал! – радостно воскликнул наш герой. – Клизма! Ты ли это! «Только раз бывает в жизни встреча» - сказал дядя Петя, когда его привели на очную ставку со мной. А ты что, не признаёшь меня?
- Ой! Чарльз Гарольд, мать те хрен! Ты, что ли?!
- Я самый, - сказал наш герой, уверенно присаживаясь рядом с Селёдкиным, - ты-то откуда катишь?
- Я? Как раз оттудова, - печально качнул головой Герасим.
- Да?.. Ну и как там?
- Всё так же…
- Да. Тюрьма – не школа, прокурор – не учитель. Всё правильно. А кормят там даже хуже, чем в столовках. Но ты не отощал. Или обмен веществ у тебя такой, в сторону толщины?
- Чего? Обмен, - задумался Селёдкин, - было немного. Мне лейтенант всякой жратвы подкидывал, а за это я ему всякие анекдоты и песни наши говорил – он записывал. Ну, интересовался парень этим делом.
- Фольклор собирал?
- Нет, у него фамилия была Мухин. А Фольклора не знаю. Вообще не слыхал о таком. Вот вертухай с фамилией Фрейдензон у нас был, верно…
«А Селёдкин совсем отупел, - отметил про себя Чарльз Гарольд, - раньше хоть что-то соображал. А теперь осталась одна извилина, да и та ниже пояса».
- Ну что замолк-то. Едешь-то хоть куда? – спросил Герасим, зажигая новую папиросу.
- Даже не знаю. Мне уж четвёртый десяток идет, а всё не могу остепениться. В кармане пусто.
- У меня тоже, - тяжело вздохнул Селёдкин, - когда из тюряги выпустили, денег дали малость. Ну, человек на свободу вышел – как тут не спрыснуть?! Вмазал – и прилёг в кусточках. Пробудился – пустой. И не только деньги, даже кошель люди добрые забрали, не побрезговали, - пожаловался Герасим и с чувством выругался.
- Только курица гребёт от себя, - глубокомысленно произнёс Чарльз Гарольд свой любимый афоризм. – Ну, и как же ты дальше жить собрался?
- Я, пожалуй, в Туруханск махну. Братан там у меня давно живёт – не хочет уезжать. И я там где-нибудь пристроюсь. Я сейчас вот еду мать навестить. Да и письмишко одному фраеру, что на воле, передать надо…
Наш герой уже клевал носом, убаюканный монотонным стуком колёс и хриплым голосом Селёдкина, но, услышав о письме, инстинктивно насторожился. Надо сказать, Чарльз Гарольд был до крайности любопытен, такое любопытство ещё называют нездоровым.
- Письмо? От кого и кому, интересно?
- Какому-то Петру Ивановичу. Фамилия – Облезлых. А письмо передал мне сам Альтшуллер. На воле большие дела делал…
- Альтшуллер, - почесался наш герой, - знаю такого, как не знать. Липовые квитанции на получение «Волги». Я о его деле в газете читал – так у меня аж слюни бежали, честное слово. Ведь лопатой деньги грёб!
- Грёб… Ну, а потом и их загребли. На нарах рядом со мной вшей давил. И как-то смешно морщился при этом, брезговал, что ли. Но ничего, ему ещё шесть лет их давить, пообвыкнется.
- А кто же такой этот Облезлых?
- Это тот, кого не взяли, когда Альтшуллерская компания погорела. Сейчас на свободе жиреет. И все денежки, кстати, при нём. Цельный миллион!
- Да ну! – разинул рот потрясённый Чарльз Гарольд. – Кто тебе сказал?!
- Сам Альтшуллер. Письмо он со мной отправил, чтоб я лично его в руки Облезлых отдал. Тот обрадуется весточке от шефа и мне, авось, красненькую подкинет. В письме том Альтшуллер пишет, чтоб Облезлых деньги пуще глаза берёг, не тратил и ждал, пока хозяин свой срок до конца дотянет…
Глаза Чарльз Гарольда возбуждённо заблестели. Как безумный, он смотрел куда-то в пространство, машинально сжимая кулаки. Селёдкин невозмутимо воткнул в рот новую папиросу и взглянул в окно. Поезд набирал скорость, за окнами мелькала безбрежная ночная темень. В полумраке вагона слышались лишь прерывистые вздохи спящих пассажиров.
- Письмо… И оно у тебя, - наконец выговорил наш герой.
- Ну да.
- Дай его мне! Я… Я сам передам, хорошо?
- Иди-ка ты…
- Да ты что, Клизма? Я ж тебе услугу предлагаю. Зачем тебе письмо?
- Отвали, я сказал, - категорически махнул рукой Герасим, - вдруг мне за письмо кой-чего перепадёт. Это ж тоже надо думать.
- А знаешь, Клизма, я куплю его у тебя!
- Сколь дашь? – резко оборотился Селёдкин.
- Во! – Чарльз Гарольд резко выхватил из-за пазухи бутылку «Экстры» и, любуясь производимым эффектом, водрузил её на стол. – Давай письмо!
- Э, сейчас-сейчас, - засуетился Герасим, хлопая себя по карманам, - где же оно? А, вот…
Осторожно, словно святыню, наш герой взял в руки двойной лист, исписанный мелким почерком и, бережно разгладив его, схоронил во внутреннем кармане.
- Нынче Облезлых в Свердловске, так Альтшуллер сказал. А раньше он не знал – и целый список людей мне дал, у кого, значит, этот чёрт Облезлых может скрываться. В городах разных. И не пригодилось. Всё-таки, в жизни всё проще… Я знаешь, Гарольд, я хоть тебя и уважаю, а выпить не дам. Самому погулять охота…
- Гуляй-гуляй, - машинально бросил наш герой. Мысль его уже заработала, заработала стремительно и смело: «Миллион, миллион… Этот дуб отдал миллион за бутылку… Миллион! Он уже есть, только взять. Это трудно. Но я – Чарльз Гарольд! И я ещё поймаю счастье…»
С опозданием на девять часов поезд устало тащился по рельсам. В его последнем вагоне не спали двое. Один из них в возбуждении соображал, как быстрее заарканить своё счастье, другой же мирно лакал своё счастье прямо из горлышка… Ночь продолжалась.
Ч А С Т Ь П Е Р В А Я
В Н А Ч А Л Е С Л А В Н Ы Х Д Е Л
Глава 1
«ГРЕХ ВОРОВАТЬ, ДА НЕЛЬЗЯ МИНОВАТЬ»
Ещё вчера всё было не так… То есть, конечно, не совсем всё. Чарльз Гарольд был, умная голова на его плечах была, и помятая фетровая шляпа на ней была тоже. Но, при всём при том, мозг нашего героя был занят разными мелочами и, хотя в нём и не было ничего, кроме мыслей, великая благородная цель отсутствовала. Заметим, что Чарльз Гарольд считал себя мыслителем, и поэтому ежедневно старался о чём-нибудь думать. Вчера, например, он стоял в магазине самообслуживания, разглядывал большой красочный стенд с фотографиями покупателей, пытавшихся тайно пронести мимо кассы какие-либо продукты, и размышлял о проблемах мелких хищений.
ТОВАРИЩИ! НЕТ ЛИ СРЕДИ ЭТИХ ЛЮДЕЙ ВАШИХ ЗНАКОМЫХ? – грозно вопрошала надпись вверху. Чарльз Гарольд прилежно осмотрел все фотографии, своих знакомых, увы, не приметил, но зато сделал некоторые статистические заключения. В основной массе поворовывали женщины. В особенности нашего героя развеселила фотография одной солидной, толстоватой дамы. Она сидела на стуле и, морщась, опускала глаза в пол. Весь её облик так и горел стыдом и раскаяньем. В пояснение под фотографией указывалось, что эта дама пыталась пронести два плавленых сырка.
- Мелочные люди, - вслух зевнул Чарльз Гарольд, переводя глаза на другие снимки. Единственным представителем мужского пола на стенде был широкоплечий двадцатичетырехлетний парень. Он смотрел с фотографии честно и открыто, даже, казалось, немного гордо. Наш герой прочитал подпись и понял, что гордиться парню действительно есть чем.
- «Хотел пронести без уплаты 24 бутылки водки». Вот это я понимаю! Орёл! – подумал Чарльз Гарольд. – Правда, подвела его жадность. Надо было б двадцать три брать…
В общем, наш герой внимательно изучил стенд, а затем раскованной походкой прошёлся по магазину, мимоходом опустив за пазуху бутылку «Экстры». «Только бы не засекли, - молил он бога, проходя перед кассой, - а то, не дай бог, повесят меня рядом с тем героем. Он – двадцать четыре, а я – одну… Со стыда сгоришь. Дети показывать пальцами будут и смеяться».
Но всё обошлось. А на другой день в поезде состоялась великая сделка, в которой украденная бутылка водки сыграла не последнюю роль. И вот теперь Чарльз Гарольд, в кармане которого стыдливо прятались несколько медяков, думал заиметь, ни много ни мало, миллион… Впрочем, на большее наш герой, возможно, согласился бы, но на меньшее – ни в жисть! Кто же такой был наш обаятельный и целеустремлённый герой? Чтобы немного прояснить картину, дайте вкратце пройдёмся по его жизненным этапам.
Первый этап: Чарльз Гарольд родился. Правда, впоследствии он нередко сожалел об этом, но тут уж, как говорится, ничего не поделаешь…
Как ни странно, в детстве наш герой был вполне приличным мальчиком, то есть, много ел, много читал и мало думал. Но годы шли, и вот юный Чарльз Гарольд стал остро нуждаться в деньгах, не удовлетворяясь пятнадцатью копейками на завтрак. Даже в кино – и то сходить было не на что. Мать нашего героя была строга и непреклонна.
- Знаю я вас, - ворчала она, когда юный Чарльз пробовал клянчить деньги, - сам, небось, тащишь, где что плохо лежит, так ещё и просить хватает наглости!
Не будем строго осуждать мамашу нашего героя – жизнь её была нелегка. Родительница Чарльз Гарольда вела многолетнюю тяжбу со своим вторым мужем, который через месяц после свадьбы потребовал развода и раздела имущества. Вещи поделили быстро, за каких-нибудь два года, но потом всё упёрлось в проблему перегородки в одной из комнат. В частности, мать нашего героя утверждала, что стену надо ставить по гипотенузе, однако её бывший второй муж был дотошным и высчитал, что вследствие имеющегося выступа в стене, ему доставалась площадь на 27,3 квадратных сантиметров меньше. Судебные разбирательства следовали одно за другим. 9 квадратных сантиметров истцу удалось-таки отвоевать, но потом ответчица упёрлась, не желая ни на миллиметр сдавать свои позиции. Борьба приняла позиционный характер. Расходы на судебные издержки росли, а дело не двигалось.
Воспитание Чарльз Гарольда было запущено, он скучал без денег и всё искал способ их добычи. И тут роковой случай свёл его с молодёжным обществом «друзей чужого кошелька». Общество было несколько необычным явлением. И потому интересным. Оно существовало давно, и устав легендарного первого президента «друзей чужого кошелька» по кличке Держиморда члены общества чтили свято, словно верующие заповеди Иисуса. «Люби чужой кошелёк тайно!» - гласила первая заповедь Держиморды. Попросту говоря: воруй, но не грабь. Этот закон члены общества соблюдали неукоснительно. Были и другие законы, подчинявшие членов общества дисциплине и порядку. Итак, Чарльз Гарольд попал в новую компанию, в почву, где бурно стали разрастаться его незаурядные способности. Правда, поначалу нашего героя слегка помучила совесть. «Хорошо ли это – быть таким невоздержанным в любви к чужим кошелькам?» - спрашивал он сам себя. Но все сомнения Чарльз Гарольда разрешил его дядя по имени Петя. Судя по разнообразию статей, по которым он то и дело отбывал срока, можно было смело утверждать, что дядя Петя – мастер на все руки. «Грех воровать, да нельзя миновать. Так утверждает народная мудрость», - сказал дядя Петя, и наш герой поверил в это. В скором времени, пройдя курс обучения у карманников, Чарльз Гарольд держал экзамен. Экзамен заключался в том, чтобы украсть кошелёк. Это ещё называлось присягой Держиморды. Наш герой с честью справился с этим заданием. Похитив в трамвае кошель у какой-то рассеянной тёти. В нём оказалось лишь пять рублей, да и то на старые деньги, но разве ж в этом дело! Важен сам факт, и вечером общество «друзей чужого кошелька» весело «обмывало» своего нового члена. Интересная, насыщенная жизнь началась с этого дня для Чарльз Гарольда: кражи, кражи и кражи... Чаще в общественном транспорте, реже в очередях. Наш герой был талантлив, к тому же все любили его весёлый нрав, так что излишняя склонность Чарльз Гарольда к придуриванию не мешала карьере. Время шло – и вот наш герой единогласно выбран президентом общества. Жизнь улыбалась Чарльз Гарольду. Решив затмить славу самого Держиморды, он написал объёмистый труд в двенадцати тетрадных страницах под названием: «ТЕХНОЛОГИЯ КАРМАННЫХ КРАЖ», который, быть может, и по сей день хранит под стеклом новое поколение карманников, благоговея пред талантами предшественников. В своей работе наш герой дал подробнейший анализ процессов карманенья, вывел классификацию кошельков, расписал различные приёмы воровства в зависимости от разновидности кармана, а также в заключение остановился на технике безопасности. Быть может, Чарльз Гарольд выдал бы ещё какие-нибудь глубокие научно-исследовательские труды, вроде «Правила воровства на пляжах» или «Постулаты картёжного жульничества». Увы, всему приходит конец. В самый разгар организаторской и творческой деятельности Чарльз Гарольд, подобно своим предшественникам, занимавшим президентский пост, был пойман на месте преступления, осуждён и по этапу отправился в Сибирь. Это был его третий жизненный этап (вторым, я считаю, является президентство).
Из тюрьмы наш герой вышел с твёрдым намерением завязать с ремеслом карманника и начать новую жизнь. Случилось так, что он стал трудиться в области сельского хозяйства, заняв пост заместителя директора в конторе по заготовке куриного помёта. Однако запросы Чарльз Гарольда стали шире, чем в юности: машина, дача, рестораны… Однако зарплата не удовлетворяла его потребностей. Это вынудило нашего героя продавать часть помёта налево, а деньги, естественно, класть себе в карман. Когда в государственных учреждениях выражали недовольство столь малым количеством данного сырья, Чарльз Гарольд с невинным недоумением разводил руками: «Вы это к курам претензии предъявляйте, у них спросите. Я-то тут причём?!» Директор конторы прочил в жёны нашему герою свою единственную дочь, желая окончательно, не только душой, но и семейно породниться со своим компаньоном по куринопомётным (или, может правильней: помётнокуриным; извините, я в морфологии не мастак) махинациям. Чарльз Гарольд тоже был не прочь устроить свою личную жизнь, да и кандидатура была вполне подходящей. Но судьба обошлась с Чарльз Гарольдом жестоко – его взяли прямо на свадьбе…
В милиции наш герой вёл себя крайне идиотски, да и свидетели единодушно показывали, что у него «не всё в порядке». Правда, в психиатрической лечебнице, куда Чарльз Гарольда положили на обследование, у него, к величайшему его сожалению, не обнаружили не шизофрении, ни паранойи. Решив доказать обратное, наш герой набросился на врача, но в неравной схватке был побеждён санитарами и повержен на пол. После этого наш герой снова на продолжительное время сел.
Из тюрьмы Чарльз Гарольд вышел философом (по крайней мере, он сам так считал). Смутное беспокойство слонялось по душе нашего героя. Он чувствовал, что пора браться за ум и делать что-то важное. Но что? Около года он болтался без определённых занятий, перебиваясь случайным заработком. И вот эта встреча в поезде, которая открыла Чарльз Гарольду глаза. Конечно же, миллион! Обеспечить себя на всю жизнь, да и вообще… Миллион, это ж… Аж дух захватывает, как представишь!
…Наш герой в такт движению трясся в вагоне, в карманах по-прежнему гулял ветер, а в голове зацепилась великая мечта. Чарльз Гарольд думал о миллионе и его теперешнем хозяине, Облезлых… Как раз в этот час миллионеру Петру Ивановичу не спалось, мало того, его раздражала икота. Тогда Облезлых не придал ей должного значения. Действительно, мало ли кто может его вспоминать?! А может быть, это просто после сытного ужина икается. Пётр Иванович выпил тёплой водички из чайника и задремал. Он не знал, что с этого дня спокойная жизнь окончилась, ибо о нём задумался сам Чарльз Гарольд, который, как вы, дорогие читатели, наверное, уже поняли, а если не поняли, то скоро поймёте, никогда не думал понапрасну…
Глава 2
ПЕРВЫЙ СООБЩНИК
Виктор Котлецкий сидел в кафе «Снежинка», в просторечии именуемом «Стекляшка» за стеклянные стены, и нервничал. Представьте себе белокурого, немного курносого мальчика, на днях окончившего девятый класс, и подумайте, но с чего бы ради в этом возрасте нервничать? А всё было просто: Котлецкий договорился с приятелями отметить окончание учебного года, пришёл в назначенный час в кафе, а те бессовестно опаздывали уже на пятнадцать минут. Виктор то и дело поглядывал на часы и мысленно уже перебирал в уме крепкие фразы, которыми готовился встретить опоздавших одноклассников. Как потом выяснилось, приятели ожидали его в кафе «Пингвин» и тоже поминали недобрым словом.
Котлецкий выходил из себя. На свободные места за столиком то и дело покушались отоварившиеся мороженым посетители, Виктор отгонял их своим несмелым «занято» и ждал, что придёт более наглый захватчик. Так и случилось. За столик к Котлецкому подсел какой-то симпатичный мужчина средних лет.
- Занято, - вполголоса сказал Виктор, но незнакомец никак не отреагировал на это.
- Здесь занято, этот стол… - громче повторил Котлецкий.
- Я – Чарльз Гарольд, - широко улыбнулся незнакомец, - а вас как?
Девятиклассник растерялся. Где-то в глубине его ученического мозга зашевелились какие-то смутные образы, связанные с Чайльд Гарольдом, про которого писал не то Пушкин, не то Гоголь…
- Котлецкий. Виктор Котлецкий, - отрекомендовался он, - но всё равно, столик занят!
- Бабу ждёшь, что ли? – бесцеремонно уточнил бывший президент общества «друзей чужого кошелька».
- Нет, - поспешно заверил Котлецкий.
- Тогда в чём дело! – развёл руками наш герой. – Раз все свои – поместимся!
Виктор, ошарашенный наглостью свалившегося, как снег на голову какого-то Гарольда, скромно помалкивал. А Чарльз Гарольд, как ни в чём не бывало, достал из кармана бутылку водки и задорно подмигнул Котлецкому.
- Надеюсь, здесь запрещено распивать спиртные напитки? Да, вот и вывеска! Правильно. Потому что нечего превращать все общественные места в распивочные! – говорил Чарльз Гарольд, наполняя стаканы белой жидкостью. – Люди приходят сюда культурно посидеть, поговорить, кофейку похлебать. А пьяные хари им только настроение испортят. Ну, выпьем.
- Я… Я водку не пью, - промямлил Котлецкий.
- Придётся, что ж теперь делать. Я б тоже с удовольствием спирта отведал – так нету же…
Виктор решительно взял в руки стакан, пригубил, удивлённо посмотрел на нашего героя и с удовольствием выпил всё до конца.
- Понравилось! – засмеялся Чарльз Гарольд. – Ах, ты, алкоголик – даже не крякаешь. Да, это была шутка. Но, согласись, наливать в бутылку из-под водки берёзовый сок оригинальней, чем просто водопроводную воду. Я тоже люблю берёзовый сок… Слушай, Витя, ты что это такой невесёлый? Женат, что ли?
- Да нет, - ответил Котлецкий, не сводя удивлённых глаз с нового знакомого.
- Так в чём же дело?! Зарплату, значит, у тебя отбирать ещё некому. А другой причины для печали в твоём возрасте быть не должно!
- У меня нет зарплаты…
- Ах, вот оно что! – прищурил левый глаз наш герой. – Значит, тунеядствующий элемент! Я тоже! Это же так прекрасно, коллега!
- Я не тунеядствующий элемент, - возразил Виктор, - я ученик…
- Тоже не плохо! – одобрил Чарльз Гарольд. – «Век живи – век учись», - говорил дядя Петя, набирая книги в тюремной библиотеке… А в какой же школе, Витя, ты грызёшь этот трухлявый гранит науки?
- В N-ской, - недовольно вздохнул Котлецкий, понимая, что его приятели не придут. Да и вопросы про школу, как и у всякого нормального ученика, не вызвали у Виктора приятных эмоций.
Наш герой улыбнулся радостно и удивлённо. До этого он наводил справки о миллионере и успел кое-что разузнать.
- Надо же, - покачал головой Чарльз Гарольд. – У вас там кто директором будет? Не Пётр Иванович Облезлых, случайно?
- Да, - кивнул Виктор, - а откуда вы знаете?..
- Я – Чарльз Гарольд, - сказал наш герой, и этот ответ в его устах был более, чем исчерпывающим. – Итак, Облезлых – ваш директор… Так… Ты его любишь?
- Э! – Котлецкий поперхнулся и уставился на Чарльз Гарольда с ошалелым страхом, будто на Вия. – Вы, извините, нормальный человек?
- Нет! – громко расхохотался наш герой. – Я бежал из психбольницы! Удовлетворён? Итак. Повторить мой вопрос?
- То-то и видно, - мрачно проронил Котлецкий, - только психи да ещё, разве что, режиссёры фильмов про школу могут думать, что ученик способен любить директора… До свидания!
- Да не сердись! Куда ты спешишь!? – воскликнул Чарльз Гарольд, останавливая Виктора. – Разговор только начался. Серьёзный разговор… Знаешь, я так рад, что встретил ученика N-ской школы. Я шёл по улице в тягостных раздумьях, и вдруг внутренний голос шепнул мне: «Гарольд! Зайди в «Снежинку» и ты встретишь того, кто тебе нужен…» Я внял ему, зашёл и увидел тебя. А дело вот в чём: ваш директор, Пётр Иванович Облезлых, - крупный мошенник, я бы даже сказал, матёрый…
- Почему вы так думаете? – вырвалось у Котлецкого.
- Думают индюки перед тем, как попасть в суп. А я не думаю, я знаю! Ваш директор хапнул кучу денег, а теперь затаился. Однако же, справедливость требует разоблачения преступника, правильно?
- Да.
- Вот видишь, да… Так вот, эту миссию взял на себя я. «Если не я, то кто же?» - спросил меня дядя Петя, отправляясь брать кассу обувного магазина. Это, конечно, к слову, но ты подумай, Витя. Хочешь ли ты плечом к плечу со мной сражаться за справедливость, чтоб вывести Облезлых на чистую воду?
- Ну… Я не прочь. А что для этого надо?
- Молодец!.. Я верил, ты не струсишь, - прочувственно прослезившись, вымолвил бывший зам.директора в конторе по заготовке куриного помёта, - организационные вопросы обсудим опосля… Итак, твою руку, Витя!
Котлецкий был глубоко ошарашен молниеносным натиском Чарльз Гарльда и плохо соображал, что же происходит. Вот подсел к нему незнакомый мужчина, угостил берёзовым соком в водочной бутылке, поболтал о том, о сём. И вот Виктор уже жмёт незнакомцу, вернее, пятиминутному знакомому, руку, сговариваясь оказать ему помощь в разоблачении не кого-нибудь, а самого директора школы. Впрочем, именно последнее обстоятельство и делало для честного ученика состоявшийся сговор более-менее осмысленным. Как бы то ни было, а Котлецкий согласился, возможно, сдуру, но отступать теперь стеснялся. Затем новые знакомые на радостях съели по две порции мороженого (деньги платил Виктор) и стали прощаться. Котлецкий сообщил свой адрес и номер телефона.
- А вы где живёте? – задал он, в свою очередь, законный вопрос.
- Хотел бы я знать, - грустно усмехнулся Чарльз Гарольд, - какой это город-то, кстати?
- Свердловск, - ответил Виктор, глядя на нашего героя округлёнными глазами.
- Так, хорошо. Дай бог памяти… О! Ведь Гришка Поскребухин, мой друг старинный, где-то в этих краях небо коптит. В случае чего, если он до сих пор жив, попробую у него остановиться.
- До свиданья, - сказал Котлецкий.
- До свиданья! – с чувством воскликнул Чарльз Гарольд. – Но помни, нас ждут великие дела!
Глава 3
КАРМАН ЧАРЛЬЗ ГАРОЛЬДА ПРИБАВЛЯЕТ В ВЕСЕ
Субботнее сражение с женой Григорий Поскребухин мог считать выигранным: из всех работ по хозяйству ей удалось свалить на мужа лишь вынос ведра, а это, согласитесь, такая мелочь по сравнению с пылесосеньем ковра или мытьём ванны! Помог ему в этом «субботний» радикулит – в этот день Поскребухин болел им регулярно. К счастью, его жена не обладала медицинским образованием и не могла уличить Григория в симуляции. Итак, Поскребухин, довольный собой, лежал на диване. Жена уже давно ушла на охоту за стиральным порошком, который в эти времена попал в разряд дефицита, а Григорий всё ещё стонал, якобы от болей в позвоночнике, и благодушно размышлял о том, как вечерком выйдет во дворик, сядет за столик и часика три-четыре позабивает «козла»… Хорошо!
Внезапно в дверь позвонили, звонок был требовательным и резким. Поскребухин широко зевнул, расслабленно кряхтя, поднялся с дивана, хрустнул коленками и, сунув ноги в широкие домашние тапочки, зашаркал к двери. Он открыл, поленившись спрашивать «кто там».
- Привет, Гришка!!! – воскликнул Чарльз Гарольд, влетая в квартиру, и с жаром бросился пожимать руку приятелю. – Какая встреча!
- Чарльз… - изумлённо приоткрыл рот Поскребухин. - Ты ли это!? Каким ветром в наших краях?
- Денежно-восточным, - ответил наш герой, прищуривая левый глаз.
- Ну, проходи, проходи, что у порога стоять.
Чарльз Гарольд, положив на полку шляпу и аккуратно повесив на гвоздик свой великолепный кожаный пиджак, прошёл в апартаменты Поскребухина. Там наш герой уселся в кресло, положив свой портфель себе на колени. Григорий развалился на диване и выжидательно взглянул на гостя.
- Извини, Гриша, - потупился Чарльз Гарольд, - но выставить не могу ни флакончика…
- Как же так, - разочарованно вздрогнул Поскребухин, - за встречу, и не…
- Такие уж времена. На мели я. Но это пройдёт. Безденежье, Гриша, как насморк. Стоит перестать следить за здоровьем кармана – глядь, кошелёк заболел дистрофией… А ты стареешь, Гриша. В молодости, помню, у тебя глазёнки так и бегали, так и бегали. А теперь, гляжу, медленно ты ими водишь.
- Куда ж нам спешить, - усмехнулся Поскребухин.
- Как куда?! Жить!
- Жить?.. Это значит – доживать. Так зачем торопиться?
- Я вижу, пессимизм тебя заел. Чем занимаешься-то хоть?
- Продавец в «Гастрономе», - не без гордости ответил Поскребухин.
- Чёрт возьми, вышел ты, Гришка, в люди, - оценил Чарльз Гарольд. – Важная птица, небось.
- Ну, важная-неважная, а весь квартал по имени-отчеству величает.
- Ладно… Ну, а дела? Есть что-нибудь?
- Дела? – переспросил Поскребухин. – Это воровство, что ли?
- Хотя бы…
- А ну их, эти дела, в ресторан, - поморщился Григорий. Заметим, что слово «ресторан» он использовал не по назначению – это было самым страшным ругательством. На то, конечно, имелись свои глубокие причины. Когда-то давным-давно Поскребухин получил зарплату и задумал культурно провести вечер, для этого отправившись в ресторан. Поначалу ему там даже понравилось. Однако, первое впечатление обманчиво. Григорий пил, ел, слушал музыку и радовался жизни, как вдруг пришла очаровательная официантка и безжалостно обсчитала его. Поскребухин расплатился, вышел к гардеробу и там с горя вмешался в пьяную драку. Он был сильно побит, хотя, почему-то, не изуродован, зато новый пиджак измочалили в клочья. Качаясь, Григорий вышел из дверей ресторана, упал и был незамедлительно подобран работниками спецмедслужбы. Последнюю четвертную у него забрали, выпуская из вытрезвителя. Лично меня не удивляет, что после этого случая слово «ресторан» в устах Поскребухина приняло несколько иной смысл…
- Ну их в ресторан, эти дела! Спокойный сон всего дороже. Домой несу, конечно, что повкуснее, ну так не больше всех остальных, это уж само собой. Но по-крупному – никогда!
- Ой… До чего же ты измельчал, Гриша, - печально вздохнул наш герой. – Вспомни, как в молодости мы резали карманы… В трамваях, в автобусах…
- То ж в молодости. А в мои годы сам бог велит честнеть. Здоровье уж не то. Понимаю, что, ежели сяду, то.… Выйду навряд ли…
- Тоже верно, конечно… Ну, а свободное время чем убиваешь?
- «Козлом». Ну, и телевизор есть – жить можно.
- Женат, говоришь… А дети?
- Да, вроде, не завелись пока. Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, - суеверно поплевал на пол продавец «Гастронома».
Чарльз Гарольд широко зевнул. Равнодушный, скучающий вид давнего дружка портил приподнятое настроение нашего героя. Он весь так и кипел энергией, жаждой деятельности, а тут перед ним сидит этакое апатичное существо в халате и домашних тапочках, да ещё лупит на него свои унылые, выцветшие глазки.
- И скучно, и грустно, и некому морду набить, - словно читая мысли Чарльз Гарольда, проронил Григорий, равнодушно пощёлкивая пальцами правой руки.
- Смотри-ка! Ты и Лермонтова знаешь! – с издёвкой воскликнул бывший президент общества «друзей чужого кошелька». – Начитанный, бездельник.
- Это что, на самом деле Лермонтова стихи? Нет, я это не знал, просто, так наша зав.отделом юморит, - пояснил Поскребухин. – Я других поэтов знаю, Пушкина и этого, как же его… А! Роберта Рождественского.
- О, да ты просто литературовед! – рассмеялся Чарльз Гарольд. – Ну ладно, шутке – минутка, потехе – час… Мне нужны деньги.
- Зачем?
- Какой бестактный вопрос, - покачал головой наш герой, - где ты воспитывался? Зачем… Ещё б спросил, зачем мне воздух. Ну, может, одолжишь сколь-нибудь?
- Нет, Чарльз. Тебе дашь – а потом всю жизнь локти кусай. Смоешься – и всё…
- Не доверяешь, - с обидой проговорил Чарльз Гарольд. – А переночевать-то у тебя хоть можно?
- Это будет тяжело, - задумался Поскребухин, - посмотрим…
- Э! Что это у тебя за обои на стене! Я только сейчас разглядел. Ха-ха, это ж надо додуматься, оклеить стенку наклейками с консервных банок из-под «Лосося»! Да ты, оказывается, ещё и извращенец, Гришка. Нет, но неужто всё это одним тобой съедено? Кучеряво живёшь, я погляжу.
- Мда, - зарделся польщённый Поскребухин, - не совсем так, правда. Пачка наклеек на службе у нас завалялась, хотели выкинуть, да я домой принёс – чего добру пропадать! Ну, как стена, красиво смотрится?
- Оригинально, по крайней мере. Правда, всё-таки принято деньги в качестве обоев использовать, - лукаво усмехнулся наш герой. – У одного моего полоумного приятеля, завсклада, был очень изысканный вкус. Спальню он оклеил трёшками, гостиную – десятками, кухню – рублями, свой кабинет – пятёрками, ну, а туалет – четвертными. Весёлый был человек… Когда его имущество конфисковывали, милиционеры немало попотели, обдирая стены… Кстати, лососёвые наклейки у тебя ещё сохранились?
- Да, вроде, осталось маленько, - почесался Поскребухин, - а тебе зачем?
- Вспомни дядю Петю, Гриша! – прищурил левый глаз наш герой. – Как-то раз он налил томатный сок в пузырьки из-под французского маникюрного лака, да встал скромно около женской парикмахерской. Вмиг расхватали! Понимаешь?
- А… Ты что же, хотишь так же с «Лососем» поступить, - высказал догадку Поскребухин.
- Верно! Итак, вот мой план: я покупаю «Завтрак туриста», мы его преображаем в «Лосось», ты идёшь продавать. Выручку делим по-братски.
- Ха, придумал! Пошёл-ка ты в ресторан с этим планом! Я даю тебе наклейки и умываю руки. Ты мне с выручки даёшь красненькую. Ну как?
- Будь по-твоему, - согласился наш герой, пересчитывая имеющиеся этикетки. В мозгу его шёл сложный вычислительный процесс. – Так, девяносто три штуки помножить на разность, то есть на восемьдесят копеек, это будет, э-э-э-э, семьдесят четыре рябчика! Для начала неплохо. Только дай мне денег, чтоб закупить банки.
- Своих нету, что ли? – ворчливо спросил Григорий.
- Есть, - широко улыбнулся бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта, высыпая на ладонь несколько медяков. – Ты же знаешь, что я Рокфеллер! Ну, давай… тридцать пять рублей. Да верну я их тебе, не бледней!
- А не убегёшь с ними? – призадумался Поскребухин.
- За кого ты меня держишь!? Вот, даже портфель свой в залог оставляю.
- Ладно, чёрт с тобой, - нехотя согласился Григорий, - где ж моя заначка…
- - -
Через пятнадцать минут наш герой решительным и бодрым шагом переступил порог «Гастронома». Он был полупустынен…
- Девушка! – вежливо обратился Чарльз Гарольд к восседавшей в кассе пятидесятилетней толстухе. – За девяносто три баночки «Завтрака туриста» отбейте, пожалуйста.
- Как? – разинула рот та.
- За девяносто три баночки «Завтрака туриста», - ещё отчётливей повторил наш герой. Кассирша бойко застучала по клавишам своего агрегата, не сводя при этом ошалелого взгляда с необычного покупателя.
- Девяносто три баночки «Завтрака туриста», - мило улыбнулся наш герой молоденькой продавщице, подавая чеки.
- Что? – с расширенными глазами переспросила она.
- Ничего! Что у вас, специализированный гастроном с глухонемым уклоном?! Если так, то это надо у входа писать! Девяносто три баночки «Завтрака туриста»!
Присутствующие в гастрономе покупатели с удивлением созерцали, как какой-то вполне респектабельно одетый мужчина, деловито нагружает банками с «Завтраком туриста» авоську за авоськой.
- Это что, из психодиспансера дядя, - вслух проронил какой-то парень.
- Не иначе, - поддакнул другой.
- Осторожней надо… Вдруг он из буйных, - полушёпотом заговорил пожилой мужчина с горбатым носом, - они такие! С виду, кажется, нормальные, а зазеваешься чуть – в лицо вцепятся!
Чарльз Гарольд, игнорируя замечания публики, хладнокровно продолжал делать своё дело.
- Нет, товарищи, всё это не с проста, не с проста всё, - авторитетно проскрипела старуха с нависшей над подбородком нижней губой, - ой, не с проста!
- Что вы хотите сказать? – уточнил кто-то.
- Война скоро будет – вот и запасаются все…
- Ой! – испугалась какая-то женщина. – Побегу домой! Надо мужу сказать, пусть хватает все деньги и в «Гастроном» едет. Может, ещё достанется чего…
- Да, видно, человек-то знающий, и нечего тут смеяться. Надо и нам тоже…
Тем временем наш герой, ухнув, взвалил на плечи набитый банками рюкзак, подхватил руками раздутые авоськи и медленно, слегка покачиваясь от тяжести ноши, двинулся к выходу.
- Выживенец! – презрительно бросил вслед ему пожилой мужчина с горбатым носом.
Все покупатели на некоторое время исчезли, но через несколько минут примчались в «Гастроном» с сумками и деньгами. Продавцы едва успевали отпускать продукты бушующей толпе, в ряды которой вливались всё новые и новые паникёры. Хватали всё подряд: крупы, макаронные изделия, сухари, залежавшихся и уже начавших тухнуть кальмаров, а также «Завтрак туриста» Он пользовался особым спросом, и вскоре продавщица закричала кассирше:
- Рая! За «Завтрак туриста» больше не отбивай!
Пожилой мужчина с горбатым носом, который, если вы не забыли, дорогие читатели, неодобрительно отозвался о поступке нашего героя, всё-таки успел отовариться «Завтраком туриста». Он примчался в «Гастроном» с двуспальной детской коляской и сгоряча закупил двести банок!.. В этот день магазин выполнил план на 102 процента.
А наш Чарльз Гарольд даже не подозревал, к каким бурным последствиям привёл его личный пример. Сгибаясь всё ниже и ниже под мёртвой тяжестью банок, он сжимал зубы, проливал пот, но всё-таки медленно брёл вперёд. Преодолевая нечеловеческие муки, наш герой добрался-таки до квартиры Поскребухина. Там он сбросил с себя на пол всю тяжесть и глубоко вздохнул, расправляя плечи.
- Что гремишь? – заворчал Григорий. – Давай в комнату. Я там приготовил… рабочее место.
Подхватив авоськи с банками, злоумышленники прошли в комнату. Стол был очищен от лишних вещей. С одной стороны на нём стоял клей, с другой лежали этикетки.
- Будем поспешать, - сказал Чарльз Гарольд, усаживаясь за работу. – Время – деньги… Дядя Петя любил повторять это, показывая мне часы, снятые с пьяных.
- Десять рубчиков, десять рубчиков, - мурлыкал себе под нос Григорий, методично срывая наклейки с банок с «Завтраком туриста», - на той неделе на них пивка попью, с воблой… Вот интересно, какие будут лица у людей, купивших наш «Лосось», когда они его вскроют…
- Хотел бы я взглянуть на эти физиономии, - злорадно усмехнулся наш герой, - думаю, каждый сперва разыграет талантливую пантомиму под названием «Сюрприз», а потом закатит обличительный монолог. Давай-давай, клей, что уши-то развесил?!
Через час вся черновая работа была выполнена. Бывший президент общества «друзей чужого кошелька» отправлялся на дело. Он облачился в старый поскребухинский плащ в целях конспирации, а также вынул из своего портфельчика маленькие рыжие усики и прилепил их себе под нос.
- Чарльз, ну ты прямо Фантомас, ресторан тебя раздери! – смеялся Гришка. – А, вообще, на таракана здорово похож.
- Ну и хам же ты, - покачал головой наш герой, - ладно, иду… До встречи в эфире!
- - -
Повязав поверх плаща белый фартук, Чарльз Гарольд выстроился у угла молочного магазина и начал хладнокровно раскладывать товар на валяющемся там деревянном ящике. Первой к нашему герою подошла какая-то высокая женщина с длинным носом.
- Это… «Лосось», что ли? – в изумлении уточнила она, поспешно доставая кошелёк.
- Как видите, - бесстрастно ответил Чарльз Гарольд, бросив на покупательницу надменный, как у заправского продавца, взгляд. – Я от магазина «Океан».
- Да?.. А что у вас случилось?
- Ревизия, - тихо пояснил наш герой, опуская глаза, - все запасы в срочном порядке сбываем.
- Понятно, - посочувствовала высокая женщина с длинным носом, - три штуки.
Чарльз Гарольд принял четыре рубля и, покопавшись в кармане, аккуратно отсчитал сдачу. Тут же к нему подошли ещё двое и, раскошелившись, унесли с собой шесть банок. Через несколько секунд выстроилась очередь.
- Быстрее, где у нас деньги, Люба!?
- Занимай очередь, я спрошу, почём…
- Лосося в собственном соку продают! – слышалось отовсюду.
- Кого, кого? – завертел головой, протиснувшись к «прилавку», подслеповатый старикашка. – Как вы сказали, лося?
- Да-да, - не поворачивая головы, бросил ему Чарльз Гарольд, - лось… В собственном соку… С рогами плавает.
- Десять банок! – крякнул плечистый мужчина со всеми признаками туза.
- Куда столько! Всем же не хватит! – возмущались с задних рядов. – Хоть бы по пять банок отпускали.
- Всем всё равно никогда не хватит, - ответил очереди плечистый мужчина, пересчитывая купленные банки.
- Не волнуйтесь, товарищи, всем хватит! – успокаивал покупателей Чарльз Гарольд. – Эти кончатся – я ещё схожу…
Торговля шла бойко. Наш герой только успевал утрамбовывать в кармане заплаченные за банки деньги. Вскоре он поднялся и не спеша двинулся прочь, оставляя за собой солидную очередь.
- Только быстрее! – покрикивали покупатели.
- Непременно, - заверил их Чарльз Гарольд, ускоряя шаг. Свои рыжие усики от отклеил от лица лишь в подъезде Поскребухина.
- Чарльз! – радостно воскликнул Поскребухин. – Ты уже всё?!
В ответ наш герой лишь молча, с чувством собственного достоинства кивнул головой.
- Чирик с тебя! – не забыл напомнить Григорий. Чарльз Гарольд без лишних ломаний рассчитался с приятелем.
В этот миг в дверном замке заворочался ключ, и в квартиру вошла высокая женщина с длинным носом. Это была жена Поскребухина.
- Клава, - подошёл к ней Григорий и, пряча глаза, виноватым голосом заговорил, - гость у меня…
- Здравствуйте! – невинно улыбнулся наш герой, высунувшись из комнаты и с ужасом засунулся обратно. Он узнал в жене Григория свою первую покупательницу…
- Пьёте? – сурово спросила жена, подозрительно принюхиваясь к Поскребухину.
- Нет-нет! Но, понимаешь, ему надо переночевать… Клава…
В ответ Клава разразилась бурным потоком ворчаний. Её голос сливался в один сплошной гул, в котором различить отдельные слова было невозможно.
- Клава, неудобно… - пробился на миг слабый голосок Поскребухина, как треньканье иволги пробивается сквозь грохот водопада. Затем жена вновь заглушила собой все звуки. Чарльз Гарольд сидел в комнате и хладнокровно ожидал решения своей участи. Неожиданно оживлённые голоса на кухне смолкли. Через несколько минут в комнату прибежал Поскребухин.
- Чарльз! – взволнованно зашептал он. – Уговорил я Клавку, но знаешь… По-моему, она нашего «Лосося» купила.
- Я знаю, - невозмутимо проговорил наш герой.
- И бывает же такое! Она сейчас на обед меня зовёт. Ну, и тебя. Что делать?
- Идти обедать! «Спокойствие – прежде всего»! – сказал дядя Петя домочадцам, когда в его квартиру четвёртый раз пришли делать обыск.
И они пришли на кухню, но суетящаяся там Клава не признала гостя своего мужа.
- Вот поглядите-ка, чего я отхватила! – говорила она, гордо выставляя на стол банки с наклейкой «Лосося», - нет, это смешно просто! Муж – продавец, а я сама дефицит покупаю. Говоришь, не поступал к вам «Лосось», да? А я иду, смотрю, мужик какой-то стоит и продаёт. Он от «Океана» был. Так что ж у тебя, связей с «Океаном» нет, что ли?! Распустился… Ну всё, садимся обедать. Одну баночку как раз откроем на закуску.
Наш герой, Поскребухин и его жена заняли места за столом. Клава взялась открывать консервы. Григорий нервно резал хлеб, не сводя глаз с фальшивого «Лосося». Чарльз Гарольд, следуя мудрому совету дяди Пети, сохранял олимпийское спокойствие. Он задумчиво разглядывал стену, по которой спешил куда-то маленький таракан.
- Какая сегодня чудесная погода, не правда ли… - как бы невзначай проронил наш герой в тот самый миг, когда Поскребухина приподнимала крышку банки.
- Да, Чарльз, ты прав. Сегодня не по-летнему жарко, - в тон ему вымолвил Григорий и поспешно затаил дыхание.
- Ить!!! – Поскребухина вздрогнула, с шумом вдохнула в себя воздух и продолжительное время не выдыхала – то ли забыла это сделать, то ли от потрясения забыла, как это делается. Растерянно хлопая глазами, она созерцала покоящуюся в банке перловую крупу, скупо перемазанную свиным жиром. Наши злоумышленники, переглянувшись, разом состроили удивлённо-глуповатые физиономии.
- Во жульё!!! – наконец, придя в чувство, выкрикнула Клава. – Нет, ну это же надо сообразить! А я-то, дура, обрадовалась… «Лосось»… Прохиндеи!
- Так… Я не понимаю, это, по-моему, не «Лосось» в банке, - обнюхав крупу, высказал предположение бывший зам.директора в конторе по заготовке куриного помёта. – Как же так? Наверное, произошла ошибка на фабрике!
Поскребухин отвернулся, пряча улыбку.
- Как же, ошибка! – жена Григория злилась всё сильнее. – Это просто надувательство! Это значит, какие-то проходимцы переклеили этикетки, продали, а сейчас, небось, сидят и посмеиваются… Вот это собаки…
- Вы так думаете? – растерянно переспросил наш герой. – Переклеили этикетки? Да неужели же, такие нечестные люди на свете бывают! Не может быть…
- Сплошь и рядом! Не может, как же… Вы, видно, товарищ, жизни не знаете. Все ведь только и думают, как бы половчей надуть других! Да… Платила, как за «Лосось»… Придётся есть.
Григорий перестал хихикать, его лицо мигом посуровело…
- Клава… Зачем же такие к-к-крайности? – попробовал возразить он.
- Ешь! – Поскребухина решительно стала раскладывать «Завтрак туриста» по тарелкам. Григорий, зная по опыту, как опасно перечить разгневанной жене, вынужден был промолчать. Чарльз Гарольд же находился в положении гостя и вынужден был проявлять скромность.
Все трое приступили к трапезе. Поскребухина глотала крупу быстро, сердито откусывая большие куски хлеба. Григорий, кривясь, подносил ко рту вилку и с неизменным тяжёлым вздохом делал глотательное движение. Как истинный продавец он привык питаться изысканно, и посему этот обед причинял Поскребухина физические и моральные муки.
- Ну как, Чарльз, вкусно? – с мрачно иронией поинтересовался он, заглядывая в голубоватые глаза нашего героя.
- Пикантный вкус, - улыбнулся в ответ Чарльз Гарольд. – Впрочем, мне даже нравится. Многого всякого мне в жизни поесть довелось, так что ничего особенного. Представим, что мы туристы.
- Эх, вот этим бы прохиндеям такие банки подсунуть и заставить есть! – в сердцах сказала Клава, откладывая вилку. – Я б была просто счастлива!
Взгляды Чарльз Гарольда и Поскребухина встретились. Они понимающе улыбнулись друг другу… Да, в жизни часто бывает, что человек счастлив, но, пока ему не скажешь, он и не подозревает об этом…
Глава 4
«ЭТО И ЕСТЬ ОН!!!»
Виктор Котлецкий вполне благополучно прожил до девятого класса, и теперь ему было стыдно. При воспоминании о минувших днях он тяжело вздыхал и внутренне краснел. Что он сделал в своей жизни? Ничего… В этом-то и заключалась трагедия! А как хотелось Виктору совершить чего-нибудь возвышенное, романтическое, чтоб можно было б собой гордиться! С младенчества Котлецкий мечтал о великих делах и подвигах, воображая себя то Шерлоком Холмсом, то Чапаевым, то Лёнькой Пантелеевым. Привычка мечтать сохранилась за ним и по сею пору. Благородные поступки Виктор совершал ежедневно… Разумеется, в воображении. Увы, томительная школьная жизнь не пахла романтикой. Хотя и в ней, конечно, можно было исхитряться совершать смелые поступки, но… Смелости не хватало. А что только не делал Котлецкий в мечтах! Спрашивал учительницу литературы, почему в сочинении писать свои мысли не разрешают, а списыванье с учебника осуждают? Где же, мол, выход? Также он открыто бросал в лицо родителям, что их нескончаемые нотации глупы и давно ему остообрыдли. Но это всё цветочки, Котлецкий даже разбрасывал по тротуару наглых хулиганов, приставших на улице к незнакомой девушке!.. В воображении, как вы сами понимаете. На деле же Виктор на уроках никогда не разлагал дисциплину дурацкими вопросами, ворчания родителей сносил молча, и, встречая на улице развязных мальчиков, обращавшихся к нему с вопросом: «А ну, стой, пацан! Деньги есть?..» предупредительно выворачивал карманы.
Вот так вот и существовал Виктор Котлецкий, мечтая и страдая. Какой-то странный случай неожиданно свёл его с Чарльз Гарольдом. Кто-нибудь другой, скорее всего, просто отмахнулся бы от бредовых предложений нашего героя, но Виктор призадумался. Судьба сама подкидывала ему в руки шанс совершить великий подвиг. А что может быть величественнее плана посадить в тюрьму директора своей школы?! Как хотел Котлецкий походить на умных, решительных и волевых героев детективных романов. Теперь же появилась возможность самому принять участие в детективе, и Виктор уцепился за неё. Впервые в жизни он принял такое самоотверженное решение!
Виктор Котлецкий бодрой походкой семенил по проспекту, держа обеими руками что-то белое и бесформенное. Это было тесто. Не удивляйтесь, дорогие читатели, и не интересуйтесь состоянием психического здоровья Вити. Всё объяснялось просто: мать снарядила его в магазин за тестом, а Котлецкий забыл взять мешок. Возвращаться обратно он поленился и тащил тесто прямо в руках.
Внезапно из-за угла вынырнул Миша Зак, одноклассник Виктора. Это был тощий, кучерявый очкарик с физиономией, чем-то отдалённо напоминающей лошадиную морду. С начальных классов Мишка носил кличку Хек, по причине своей худобы, а так же некоторой созвучности с фамилией. Замечу, что Зак был известен своей болтливостью, привязчивостью, а так же пламенной страстью к длинным, пошлым, до невероятия плоским анекдотам. Котлецкий издавна недолюбливал Хека и, естественно, вовсе не воспылал радостью, столкнувшись с ним нос к носу.
- Котлетина! Ха-ха! – воскликнул Зак, хлопнув в ладоши. – Ой?! Чего это у тебя с руками? Тесто... Ну, понятно. Ты оригинально выглядишь. А я утром в кино ходил. «Стрелы Робин Гуда». Ты смотрел? Нет? И правильно! Там дети до шестнадцати лет не допускаются, я потому и пошёл, думаю, хоть секс покажут. Ха! Ни черта! Только голую задницу Робин Гуда и показали, да и то один миг, когда он с дерева прыгал… Ты куда собрался-то?
- Домой, куда ж ещё, - проворчал в ответ Котлецкий. Тесто уже начинало прилипать к его рукам, и Виктор ускорил шаг.
- Ну, а потом? Давай по городу гульнём, у? Или в гости меня приглашай – поговорим. Ой, мне недавно такой классный анекдот рассказали! Ха-ха-ха-ха! Значит, поручик Ржевский пошёл на бал…
Хек рассказывал с увлечением, рассказывал долго и нудно, то и дело, заглядывая в глаза Котлецкому. Потом Мишка долго был не в состоянии просмеяться, прежде чем выложил нелитературную соль анекдота. После этого Зак повторил её несколько раз, каждый раз исходя хохотом. В конце концов Виктор тоже рассмеялся, но не над анекдотом, а над Заком. Это его и подвело. Котлецкий запнулся о коварно торчащий из земли тополиный корень и упал на живот, пробороздив тестом по сырой земле…
- Всё ты, Хек! – успел крикнуть Виктор в падении, осознав, что случилось непоправимое. – Мне ж мать за это по ушам нащёлкает и опять пошлёт!
- Гы-гы-гы-гы! – заразительно ржал Мишка, при этом широко открывая рот и хмуря глаза. Временами он на миг приостанавливал смех, чтоб вдохнуть воздуху и вновь клокотал горлом.
- Кончай кудахтать! – рассердился Котлецкий, поднимаясь на ноги. Он пытался стряхнуть с рук грязный ком теста, но это не удавалось. Мало того, Витя не мог даже отлепить одну руку от другой.
- Кого я вижу! Мой друг и соратник! – неожиданно прогремело над самым ухом Виктора. – Я как раз направлялся к тебе и тебя встретил! Вот это радость! Твою руку, Витя!
- Здравствуйте! – кивнул Котлецкий, однако не вовремя слипшиеся руки лишили его возможности совершить рукопожатие с шефом.
- Это у тебя что? – полюбопытствовал наш герой. – Усовершенствованная конструкция боксёрских перчаток? Ну а это кто?
- Это тесто, а это – Миша Зак, - ответил Виктор, продолжая отчаянные попытки разлепить руки. Он долго тряс ими, затем нагнулся и наступил на тесто ногами.
- Зак… Знакомая фамилия. А я – Чарльз Гарольд, - представился бывший президент общества «друзей чужого кошелька». – Я вот что надумал, Витя… Как там тебя, а?
- Котлецкий, - напомнил Виктор. При помощи ног ему удалось-таки отодрать одну руку от другой. Однако ж, обе руки по-прежнему оставались облепленными бледно-серой массой теста.
- Котлецкий, - задумчиво повторил Чарльз Гарольд, - польская фамилия. Идея! Я так и буду звать тебя – Поляк! Агент Поляк, звучит? Так вот, сегодня я хочу начать… Да, Миша Зак, что тут стоишь? Ты ж не свидание опаздываешь!
- Да? – изумился Хек. Он смотрел на незнакомца, ничего не понимая и только хлопал глазами, задевая ресницами стёкла очков.
- Как?.. Ты забыл… - схватился за голову Чарльз Гарольд и, проведя рукой по лицу, страдальчески сморщился. – Как же так, Миша… Первую любовь надо встречать трепетно, то есть, трепетать от ужаса! А ты? Забыл про светлое, прекрасное чувство, не осквернённое мыслями о жилплощади… Я надеюсь. Ведь с милой рай и в малогабаритном шалаше с соседом-алкоголиком. Но, Миша, тебя ждут. Быстрее беги, быстрее… До свидания!
- Да-да-да, - поспешно забормотал Хек, придавленный душещипательным красноречием нашего героя. Затем он повернулся и натурально побежал прочь, даже не глядя себе под ноги.
- Умотал… - усмехнулся наш герой. – А ты учись у меня чесать языком, Витя! Полезно. Вот я сейчас не говорил этому типу грубых слов, ни к чёрту не посылал, ни в иные места, а он смылся! Ну ладно, шутке – минутка, потехе – час! Как ты думаешь, где в данный момент пребывает твой директор Облезлый?
- Да… В школе, поди. Экзамены ведь идут.
- О’кей! Но я не знаю, где школа. Ты, Поляк, проводишь меня!
- Но у меня же руки… - заметил Котлецкий. – Как же я…
- Ерунда! На, держи газету.
Виктор обернул руки обрывком газеты, засунул их в карман и смирился со своей участью. Мало того, романтическая душа Котлецкого радовалась и пела. Его мечты о подвигах воплощались в жизнь. И пусть пока ему отводилась скромная роль гида при Чарльз Гарольде, Виктор с гордостью наблюдал за собой со стороны и был, если можно так выразиться, счастлив…
- - -
Дорога к школе прошла без приключений, если не считать встречи с цыганкой, которая по собственной инициативе высказала желание предсказать судьбу нашему герою. Для этого она схватила его натруженную руку и стала с умным видом рассматривать изогнутые линии на ладони.
- Больше рубля не получишь! – заранее предупредил её Чарльз Гарольд.
- Ой, молодой человек, зачем быть скупым. Это не принесёт счастья, - с акцентом тараторила цыганка. – А ты ведь будешь очень-очень богатым!
- Серьёзно? – оживился наш герой и, покопавшись в кармане, вручил гадалке рубль. – Вот тебе рваный за труды. Но учти, если предсказание не сбудется, я тебя найду и привлеку к ответственности за дачу ложных показаний!
- А ты что, паренёк, руки прячешь? – невозмутимо обратилась цыганка к Котлецкому. – Судьбу свою хочешь узнать?
Виктор отрицательно мотнул головой.
- Предъяви свои руки, Поляк! – суровым и торжественным голосом произнёс Чарльз Гарольд. – Чую, она предскажет по ним конец света…
Витя медленно вынул из кармана руки, кисти которых представляли из себя бесформенные комья вязкой массы. Цыганка удивлённо взглянула на это наваждение и вдруг, сорвавшись с места, опрометью ринулась прочь. Вслед за ней пробежал милиционер, на дальнем плане тоже маячили серые мундиры. Как выяснилось, причиной неожиданного бегства цыганки были не обезображенные тестом руки Котлецкого, а начавшаяся облава. Милиционеры хватали цыганок и галантно препровождали в автобус, который разъезжал прямо по скверу. Базирующийся около гастронома табор бросился врассыпную. Цыганки бежали неплохо, большинство из них уклонилось от поимки и затерялось в уличной толпе. Наши друзья продолжили свой путь.
- Удивительная всё же народность, эти цыгане, - расфилософствовал Чарльз Гарольд, - потомственные жулики и тунеядцы! Учёные говорят, гены виноваты! Возможно, это и верно, но, с другой стороны, я не цыган. Понимаешь, Поляк, к чему клоню? Ну, скоро там твоя школа?
- Да вон она! – сказал Котлецкий, кивнув в сторону четырехэтажного здания, грозно раскинувшегося в виде буквы «П» посреди плешивого, ободранного пришкольного участка.-Хорошо…Неужели сегодня я увижу ЕГО?! – полушёпотом проговорил наш герой.
В школе было тихо. Виктор и Чарльз Гарольд осторожными шагами взошли по ступенькам на второй этаж. Изредка навстречу им попадались озабоченные ученики и ученицы. Уткнувшись в учебник, они бродили по коридору и лихорадочно зубрили в оставшиеся до захода на экзамен минуты. Дверь одного из кабинетов распахнулась, из неё выскочил рыжий, лохматый и веснушчатый восьмиклассник. Это был приятель Котлецкого, Колька Ухов по кличке Вшивый, которая, впрочем, не соответствовала истине.
- Коляй! Привет! Что сдавал? – бросился с расспросами Виктор.
- Геометрия, - равнодушно ответил Вшивый.
- Ну и что получил? Тройку?
- Да нет…
- Двойку? – изумился Котлецкий.
- Нет, - позёвывая, мотнул головой Ухов.
- А… Единицу?! – всплеснул руками, если можно, конечно, так назвать то, что торчало у Котлецкого из манжет рукавов.
- Четвёрку, - сказал Вшивый.
- А что ж у тебя тогда такая физия кислая?
Чарльз Гарольд стоял в стороне и со скучающей улыбкой наблюдал за учениками.
- А чему радоваться? Ну, сдал я геометрию. Ну, экзамены кончились, ну, лето впереди… А что хорошего? Одна тоска…
- Тоска? – переспросил наш герой, подходя к говорившим. – Вы говорите, у вас тоска, молодой человек? По какому же поводу?
- Да… Нет причины, - замялся Вшивый, удивлённый таким вниманием к своей персоне со стороны незнакомого взрослого человека.
- А у меня есть отличное лекарство от тоски! Импортное! – Чарльз Гарольд подошёл вплотную к мающемуся тоской. – Могу продать.
- Да не надо…
- Как? Я не могу допустить, чтоб страдающему человеку не была оказана медицинская помощь! Две таблетки – рубль, всего-навсего. Ну?!
- Что пристали, - заволновался Вшивый, - ну, куплю… Давайте.
- Нет, не здесь, - озираясь по сторонам, заговорщически зашептал наш герой, - ещё заметят. Пошли-ка в туалет лучше!
«Неужели наркотик! – страшная догадка поразила Вшивого. – Не зря же этот мужик такие меры предосторожности принимает. Нет, надо купить! Рубль есть, и такой возможности упускать нельзя! С одной дозы всё равно наркоманом не стану, зато интересно, какие ощущения будут! И хвастаться можно будет потом перед всеми, что наркотик пил!»
- Ты, Поляк, покамест, постой тут, - распорядился наш герой. – Как увидишь Облезлого – бегом ко мне!
- Это Петра Ивановича Облезлых, что ли? – удивился Вшивый. – Так он там, на экзамене, за столом дремет.
Чарльз Гарольд с некоторым удивлением взглянул на Кольку, как на человека, который каких-нибудь пять минут назад видел самого Облезлых и так буднично говорит об этом…
Итак, наш герой и Вшивый переступили порог туалета.
- Почему в сортире не накурено?! – искренне изумился Чарльз Гарольд.
- У десятых классов нынче экзаменов нет, а наши куряки на улице надымились, - ответил Вшивый, доставая рубль.
В туалете стояла таинственная тишина, нарушаемая лишь усталым сопением унитазов. Все стены были равномерно исписаны весёлыми стихами – это поработал Миша Зак. В довершение своих многочисленных достоинств он был поэтом, правда, по причине цензуры, печатался пока лишь только в уборной, продолжая славные традиции Баркова.
В то время, когда в туалете происходила небольшая сделка, Виктор Котлецкий стоял у подоконника и не ждал беды. Если в романе говорится, что кто-то не ждёт беды, догадливый читатель понимает, что сейчас стрясётся несчастье, и с радостью увеличивает скорость чтения. Вы не ошиблись, дорогие читатели! Беда нагрянула в лице Олимпиады Дмитриевны Чурбановой, учительницы по математике. В школе она была знаменита не столько своей внушительной толщиной, сколько потрясающим занудством.
- Здравствуйте! – скороговоркой выпалил Котлецкий. В душе его ещё теплилась надежда, что Чурбанова пройдёт мимо. Увы, этого не случилось…
- Здравствуй-здравствуй, Котлецкий, - сдвинув брови и щёки, вымолвила Олимпиада Дмитриевна. – А… Как ты стоишь перед учителем?! Думаешь, что если каникулы, то можно уже на головах ходить! В чём дело, я тебя спрашиваю? Нет, и ведь даже не догадывается руки из карманов вынуть. Я-то считала, что Котлецкий – скромный ученик, а он – хулиган разнузданный! Стоять перед учителем – и руки в брюки, это признак неуважения, мало того, это хамство форменное! Помни, кто ты! У-че-ник!!! И должен стоять перед учителем не то, что руки в карманы, а выпрямившись, руки по швам и наклонять голову, когда здороваешься. Этим ученик показывает свою любовь и уважение к учителю, к школе! Советский ученик обязан любить школу, настойчиво овладевать знаниями, беречь школьное имущество и неукоснительно соблюдать дисциплину, - так записано в правилах для учащихся! И это для вас основной закон… А ты что делаешь? Руки в карманы – это развязность, аморальность, это недостойно комсомольца! Руки в карманах…Всё из-за рубежа поступает эта гадость, да-да! А сначала ученик начинает держать руки в карманах, потом курить, потом пить – а от этого один шаг до преступления. Вот Бухаев, знаешь, в нашей школе когда-то учился и тоже всегда руки в карманах держал. Вот ему восемь лет теперь и дали за убийство! Мало дали… Расстреливать надо таких! А вот Юрий Гагарин, я думаю, рук в карманах не носил – и вот, стал человеком!.. Котлецкий! Сколько я буду говорить! Вынь руки!
Витя нехотя достал из карманов то, что когда-то, быть может, и носило название «руки».
- А!!! – воскликнула Олимпиада Дмитриевна, в первые секунды не находя слов от возмущения. – Ты что же? Ходишь в таком виде по улицам, позоришь честь нашей школы… Да ты… Втоптал в грязь высокое звание советского ученика!
Трудно сказать, что бы ещё наговорила Олимпиада Дмитриевна и сколько часов длился бы её монолог, но тут на выручку сообщника подоспел сам Чарльз Гарольд.
- Да вы что, не видите, мальчик маме помогал пирожки стряпать! – с невинной улыбкой на лице разъяснил наш герой. – Ведь ученик должен беспрекословно выполнять распоряжения старших, - так кажется, записано в правилах для учащихся?!
- Верно, - расцвела математичка, - приятно, когда даже взрослый человек помнит, чему его учили в школе. Хорошо, Витя, молодец, что помогаешь маме. Только немного поаккуратней будь в следующий раз.
И Олимпиада Дмитриевна гордо поплыла по направлению учительской.
- Талантливый педагог, - с чувством проговорил наш герой, провожая её задумчивым взглядом, - Макаренко… Я слышал только часть речи, но…
- Мне она чем-то вас напоминает, - улыбнулся Котлецкий, - только вы ведь в шутку трепетесь, а она – всерьёз.
К этому времени тесто на руках Виктора малость подсохло, и Поляк принялся усердно соскабливать его об подоконник.
- Вы что, и вправду продали этому парню какие-то таблетки? – спросил он.
- Да. Надо же помочь человеку…
- Он хоть не умрёт? – с тревогой за Вшивого, а в основном, за себя, уточнил Виктор.
- Думаю, нет. От пургена, по-моему, не умирают. Один мой знакомый, правда, помер от хлористого кальция, ну так жена подмешала ему туда немного порошка, который дали ей работники санэпидстанции, чтоб угостить мышей. Заботливые жёны бывают… Ну, где же этот Облезлых? Я сгораю от нетерпения его увидеть! Не стой так близко – а то и ты воспламенишься!
- А вы, как, хотите заговорить с ним?
- Нет пока. Только б взглянуть, какой он из себя. Скажи, Поляк, похож ваш директор на человека, который не считает деньги?
- Не думаю… Наоборот, скорее.
- Хитрый, значит. Но ничего, я ведь тоже знаю, что почём. Правда, за что купил – за то я уж никогда не продаю, но это ж не от невежества, а?
Некоторое время они молчали. Громко прозвенел звонок, в это время никому не нужный. По коридору прошла уборщица с красным носом, волоча за собой мокрую швабру. Затем прибежала старая, бесхвостая собака, обитавшая в дебрях школьного подвала и ежедневно делающая обход по этажам. Заметив рассыпанные по полу куски засохшего теста, она подошла, осторожно принюхалась к ним, попробовала на вкус и, с отвращением сплюнув, удивлённо посмотрела на наших героев. Но им было не до собаки, и та поковыляла дальше…
Время шло, и вот дверь, где проходил экзамен по геометрии, стала медленно приоткрываться.
- Вот он! – торопливо прошептал Котлецкий.
- Он … Это и есть Он!
Витя невольно посмотрел на Чарльз Гарольда и поразился произошедшей переменой. Лицо нашего героя, на котором совсем недавно была скучающая усмешка, теперь светилось решимостью, страстью и, даже, можно сказать, вдохновением. Затаив дыхание, Чарльз Гарольд зачарованно впился глазами в выходящего из кабинета человека, а рука нашего героя машинально впивалась в плечо Виктора… Тем временем Он невозмутимо прошел мимо, даже не глядя на Чарльз Гарольда и, конечно же, не подозревая, какую горячую бурю страстей вызвал одним своим видом в душе бывшего замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта.
- Неужели… Неужели это и был Он… - всё ещё не веря увиденному, пробормотал наш герой. – Я представлял Его совсем другим. Он… Даже не верится!
Глава 5
БУДНИ МИЛЛИОНЕРА
Ладно, не буду злоупотреблять вашим терпением, дорогие читатели! Итак, легендарный «Он» представлял из себя толстоватого, плешивого мужчину в роговых очках, ему было лет под пятьдесят и звали его Пётр Иванович Облезлых (впрочем, об этом вы, кажется, уже знаете). По должности Он был директором школы. В этот день Пётр Иванович терпеливо отсидел экзамен по геометрии, в которой ровнёхонько ничего не понимал. Его, беднягу, тошнило от одного слова «конгруэнтность», которое без конца повторялось экзаменуемыми. Сейчас Пётр Иванович спускался в свой кабинет, где намеревался посидеть ещё с часочек, а уж потом с честной совестью идти домой. И кто бы, скажите, мог вообразить, что этот добропорядочный директор школы – подпольный миллионер?! А, между тем, это было действительно так. Как же это случилось? Пётр Иванович и сам толком не понимал этого. В далёкие времена, когда Облезлых был ещё не Петром Ивановичем, а всего лишь Петькой, когда плеши на его голове ещё не было и денег – тоже, он вовсе не стремился разбогатеть. Способный, подающий надежды ученик с детства мечтал посвятить себя службе отечеству. Однако ж, рассуждал он, по-настоящему послужить отечеству можно лишь в мягком директорском кресле. Хотя продавцы и сантехники, вполне возможно, тоже служат отечеству, но юный Петя почему-то не принимал это в расчёт.
После восьмого класса ему приглянулась другая школа, где директорствовал его родной дядя. Пётр перешёл в неё. Дядя был очень радушным человеком, он окружил своего юного родственника теплом и заботой. Это выразилось в том, что Петя, в прежней школе не вылезавший из троек, в новой стал отличником и, окончив её, в нагрузку к аттестату получил золотую медаль.
По-прежнему преисполненный желанием служить отечеству, Пётр Облезлых поступил в пединститут. Там учёба у него не клеилась, бедняга попал в число самых закостенелых хвостистов. Поговаривали, что его выгонят после очередной сессии, но Пётр Облезлых, наперекор судьбе, нашёл выход. Он женился на дочери замдекана и все экзамены сдал на «хорошо» и «отлично». Всё-таки, согласитесь, дорогие читатели, упорным человеком был будущий миллионер!
Окончив институт, Пётр Иванович некоторое время проработал учителем географии, но потом вдруг спохватился, что надо расти по службе! Тогда же он разочаровался в своей жене и в тесте, который уже не мог принести никаких выгод. Пётр Иванович присмотрел другую кандидатуру – дочь заместителя министра просвещения. Прежний брак он расторг по причине несхожести характеров. Свадьба была на высоте… Почти всю пирушку Облезлых, забросив невесту, толковал с её отцом о своём педагогическом призвании и потребности служить отечеству, само собой, занимая пост повыше. Таким образом, в скором времени Петру Ивановичу была предложена должность директора школы, на что он, не особо раздумывая, согласился. Вот сейчас, казалось бы, и пора заниматься служением отечеству. Так-то оно, может, и так, но неожиданно Пётр Иванович разочаровался во всём. Жизнь вдруг предстала перед ним во всей своей скуке и неприглядности. Облезлых тосковал, искал выход и нашёл… новых друзей.
Это были люди весёлые, широкого нрава, и пришлись Петру Ивановичу по вкусу. Больше всего ценил в них Облезлых умение кутить. С какой небрежностью они швырялись деньгами, угощая его в ресторанах. «Вот как надо жить!» - с восхищением думал Пётр Иванович. Впрочем, вскоре новые друзья открыли ему тайну источника своих нетрудовых доходов. Поначалу Облезлых сдрейфил, но потом махнул на всё рукой и согласился стать соучастником мошенников. Пётр Иванович стал наводчиком: он узнавал, где имеются люди с деньгами, желающие приобрести «Волгу» и передавал своим друзьям. Те же брали у желающих обзавестись личным транспортом деньги, давая квитанции, которые, естественно, были липовые. Так продолжалось не один год, причём основной капитал хранился у Петра Ивановича.
Вскоре, когда в сокровищнице Облезлых накопился миллион с гаком, он стал побаиваться ареста. Друзья по-прежнему кутили с купеческим размахом, навлекая на себя подозрение, и Пётр Иванович всерьёз забеспокоился. «Как предупредить беду?» - размышлял Пётр Иванович и придумал, что делать! Он решил не мучиться в ожидании, пока его друзей возьмут, а сам написал на них анонимку, где назвал всех своих сообщников с их делами, и направил её в надлежащую инстанцию… Только свою фамилию Пётр Петрович почему-то решил не упоминать. Риск был, но Облезлых надеялся, что его друзья не заложат, дабы не пропали деньги. И он не ошибся в них. С недоумёнными физиономиями жулики предстали перед судом, но своего казначея не назвали и отправились отбывать свои продолжительные срока. Пётр Иванович облегчённо вздохнул и вновь заскучал на посту директора N-ской школы.
«А как же миллион?» - наверняка спросите вы. А никак! Облезлых, не в пример своим предшественникам, стал жить скромно, то есть, только на зарплату. Мало того, он сознательно старался выглядеть победнее, ходя в школу в старом пальто и душась «Тройным» одеколоном. Никто, даже домочадцы, не мог и помыслить, что Пётр Иванович – миллионер. А миллион лежал в чемодане и хранился в диване среди старого хлама. Крышка дивана не приподнималась уже много лет, Облезлых был спокоен, а деньги молча пылились под изъеденной молью телогрейкой и терпеливо дожидались своего часа…
Но, дорогие читатели, пока я вас знакомил с биографией Петра Ивановича, он уже вернулся со службы домой. Вернёмся же и мы к развитию действия нашего захватывающего романа!
Дверь открыла полная низкорослая женщина, это была жена подпольного миллионера – Лидия Мироновна.
- Фуууух, - тяжело дыша, будто весь день таскал тяжести, Облезлых ввалился в квартиру, - устал, как пёс! Экзамены – они так выматывают! Сорок человек – и каждого выслушать, разобрать ответ, поставить оценку…
- Ой, не жалеешь ты себя, Петенька, - запричитала жена, помогая мужу снять плащ. – Все дела на себя берёшь! Нельзя же так! Не один же ты в школе – зачем на износ работать… Иди на кухню, я сейчас разогрею.
Облезлых уселся за стол и, перебарывая зевоту, стал дожидаться обеда.
- Па-ап! Контрольную реши! – подошла к нему дочь-девятиклассница. Это была девочка с серыми глазами, коричневыми волосами и мордашкой одновременно напоминающей хомяка и утку. Сходство с вышеуказанным грызуном ей придавали упитанные щёки, а с названной водоплавающей птицей – длинный, с горбинкой нос, который на самом конце был немного приплюснут. Впрочем, несмотря на это, она была по-своему симпатична.
- Таня, не волнуй папу! – предостерегла дочь Лидия Мироновна, копошась у плиты. – Он с работы пришёл – устал, как пёс!
- Да какие могут быть контрольные в июне?! – возмутился Пётр Иванович.
- Долги по математике, - со вздохом пояснила дочь, - Олимпиада Дмитриевна решать заставляет…
- Ой, Таня-Таня! Взрослая ты уже, когда же сама за ум возьмёшься?! – покачала головой жена миллионера. – Отец – директор школы, а ты двойки получаешь! Ты же этим позоришь его! Скажи, Петенька, разве тебе приятно, что дочь до лета с долгами не рассчиталась?
- Ну, как тебе сказать… - задумался Облезлых. – С одной стороны, конечно, нехорошо. Но с другой… То, что моя дочь учится в моей школе, а сама двоечница и хвостистка… Тут уж никто не посмеет обвинить меня в нечестности – а это главное! И контрольную, Таня, решай сама. Учись быть честной, а главное, самостоятельной! В жизни никто тебе не поможет дорогу пробить, да… Вот я… Разве мне кто объяснял, как жить? Нет! Сам до всего доходил, своим умом. И школу окончил с золотой медалью, между прочим. Вон она в спальне на стене болтается, сердечная. Золота ни на грамм, правда. Фальшивка… Но приятно!
- Да ведь это же твой труд, Петенька, - с гордостью за заслуги мужа, проговорила Лидия Мироновна, ставя перед Облезлых тарелку с едой.
- Вот именно! Так что, Таня, иди и думай, - заключил директор школы и, взяв в руки вилку, посмотрел в тарелку. – Ой… Чего это ты тут навалила?.. Лапша… А мясо-то где?
- Не достала, Петенька, - виновато заговорила жена. – Я с Рожиной из семнадцатого гастронома договорилась, что она мне пять килограммов оставит мяса. Сегодня приезжаю – а её уже посадили!
- Всё не так, - вздохнул миллионер, нехотя ковыряясь вилкой в комьях слипшейся лапши, - эх, жизнь… Наш-то балбес когда женится?
- Боренька, сыночек наш, - смахнула слезу, Лидия Миронова, - на второй курс едва-едва тянет, а тут женитьба… Я ему говорила, что рано, рано, а он…
- Ничего не рано! – убеждённо сказал Пётр Иванович. – Пока у Зойки живота ещё не видно – пусть справят… свадьбу. Таким остолопкам, как наш Боря – только и жениться, чем раньше – тем лучше. И пусть жена за ним следит, авось, не сопьётся.
- Ой, Петенька, - продолжала причитать Лидия Мироновна, - не верится даже, что наш сын такой взрослый. Где же он теперь жить-то будет?..
- У родителей жены – где ж ещё? У нас, сама видишь, и так повернуться негде, две комнатушки, не считая туалета. Пусть ему тёща кузькину мать покажет, пусть с ребёнком помается, пусть… Может, поймёт тогда, что дурак.
- Бедненький Боря, - прослезилась жена директора школы. – Как же он будет жить без нас, а?
- Ничего. Он знал, на что идёт, - твёрдо произнёс Пётр Иванович, доедая лапшу. – Меня больше другое волнует – свадьба ведь недёшево обходится! Почти что как похороны, если не дороже. Денег-то где взять? Сам Борька даже стипу не получает, а мы честно живём – откуда же нам взять такую сумму?
- Не тревожься, Петенька, мне Боря сказал, что со всех своих друзей по пятнадцать рублей собирает. А он много друзей на свадьбу приглашает.
- Это хорошо, - одобрил Пётр Иванович. – Это только те, у кого деньги шальные, могут тысячи на свадьбу выкидывать. А мы люди простые, честные.
Лидия Мироновна убрала из-под подбородка мужа пустую тарелку, пододвинув заместо её чашку с некрепким, слегка желтоватым чаем.
- С деньгами ясно, - помолчав, жена миллионера вернулась к свадебному вопросу, - но помещение? У нас тесно, да и квартиру жалко…
- Вот это не проблема. Я же, в некотором роде, директор школы. Так что в школе свадьбу и сыграем. В ней Борька учился – в ней же пусть и бракосочетается… Ой, спасибо за обед… Что ж там нынче по телевизору?
Пётр Иванович с трудом поднялся из-за стола и, переваливаясь с ноги на ногу, прошёл в комнату. Там миллионер уселся в мягкое кресло и глубокомысленно уставился в небольшой чёрно-белый экран, по которому в чёрных и белых «семейных» трусах суетились футболисты. Тем временем Лидия Мироновна вымыла посуду, немного поворчала на дочь за её нерадивость, а затем, строя загадочную улыбку, приблизилась к мужу.
- А у меня для тебя сюрприз, Петенька! – игриво начала она.
- Ну, что там ещё, - поморщился Пётр Иванович, протирая носовым платком запотевшие стёкла очков.
- Ты же жаловался, что очень устал. Поэтому тебе обязательно надо отдохнуть. Вот, посмотри, что я тебе принесла!
- Что это? – Облезлых небрежно взял пухлыми пальцами какой-то лист бумаги.
- Горящую путёвку дали! Посмотри вот! Там ты уже бывал: отличная природа, лесной воздух, озёрная вода, питание!
- Путёвка… Минздрав, так-так-так, - бубнил Пётр Иванович, пробегая глазами по путёвке, - так-так-так, с девятого июня, так-так… Что?! Пансионат «Плешивые люди»?! Опять… Ну, спасибо, жёнушка…
- И ничего тут зазорного нет! – защищалась жена. – Отдохнёшь, подлечишься! Туда, между прочим, путёвки только по великому блату. Случайно мне дали.
- Ладно уж, - смилостивился миллионер, ласково поглаживая себя ладонью по гладенькой и мягкой лысине, - еду… Но ты побыстрее приготовь мне всё! Только носки в чемодан положить не забудь, пары три-четыре…
- Ну конечно же, Петенька, о чём разговор! – заулыбалась осчастливленная Лидия Мироновна. – Ты иди, отдыхай, а я уж тебя соберу.
Глава 6
ПАНСИОНАТ «ПЛЕШИВЫЕ ЛЮДИ»
«Итак, мой дорогой друг, Чарльз Гарольд, что мы имеем на сегодня? Найден Пётр Иванович Облезлых, увиден мною лично. Однако полной гарантии, что он – это Он, пока нет. Где же Пётр Иванович сейчас? В пансионате, если верить учителям, а если человеку нет резона врать – ему можно верить… Какой же твой план, Чарльз Гарольд? Ехать вслед за ним! Зачем? Следить, а при случае и познакомиться, кем-нибудь прикинувшись… Не привыкать!»
Чарльз Гарольд стоял у зеркала и, аккуратно совершая акт бритья, кропотливо выстраивал в голове все мысли в одну стройную логическую цепь. Приняв окончательное решение, наш герой окончил умственную работу и заканчивал бритьё уже без глубоких мыслей. Срезав всю щетину, Чарльз Гарольд прошёл в комнату. Там на низкой койке безмятежно спал Поскребухин.
- Гриша! – официально проговорил наш герой. – Я срочно уезжаю. Может, вернусь, может, нет.
Поскребухин потянулся, сонно пробормотал что-то насчёт ресторана и перевернулся на другой бок. Чарльз Гарольд не мешкал. Через десять минут он уже мчался на такси к автовокзалу. Он равнодушно посматривал в окна, как вдруг ужасная картина бросилась ему в глаза – посреди солнечного сквера валялись мрачные останки сгоревшего самолёта. Любопытный до всего Чарльз Гарольд тут же поинтересовался у водителя, когда произошла эта катастрофа. Таксист равнодушно объяснил ему, что дело обстояло несколько иначе: списанный воздушный лайнер поставили в парке для красоты, а так же для утехи детворы. Хулиганы, как всегда, не заставили себя слишком долго ждать и в скором времени сожгли самолёт… Лично я уверен, что шпане и космический корабль «по зубам», так что не вижу в этом случае ничего удивительного.
Все билеты на утро до нужного нашему герою пункта, естественно, оказались проданы, и напрасно Чарльз Гарольд засовывал свою голову в окошечко кассы. В конце концов, устав говорить «нет», его просто послали (в художественных произведениях почему-то не принято уточнять, куда, и я тоже не стану нарушить этих традиций).
Однако не успел наш герой упасть духом, как счастливый случай помог ему. Среди скучающей толпы пассажиров, откуда ни возьмись, возник коренастый мужичок в кепке, который стал вполголоса выспрашивать, кому надо ехать в пансионат «Плешивые люди». Набралось человек двадцать желающих, в число которых не замедлил затесаться и Чарльз Гарольд. Как потом выяснилось, столь своевременную услугу нашему герою оказал водитель пансионатского автобуса, делающий в настоящий момент левый рейс. Халтурщик быстренько собрал со всех по рублю, и автобус тронулся. Бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта с удовольствием откинулся на спинку заднего сидения и размышлял о том, как дорого стоит оказанная вовремя услуга. Он едет к цели – а это главное!
Итак, автобус, высоко подпрыгивая на ухабах, торопливо мчался по трассе. От нечего делать наш герой смотрел в окно на мелькающие леса, долы и домишки дачников.
- Вы не скажете, сколько сейчас время? – обратился к нашему герою сосед по сидению, представительный черноволосый мужчина с короткой стрижкой, густыми бровями, массивным кадыком и острым подбородком.
- Значит, вы несчастливы, - сочувственно вздохнул Чарльз Гарольд, - сочувствую. Но не надо так отчаиваться, всё проходит…
- Вы что, больны? – уточнил сосед по сидению.
- Нет! Здоров! В юности, правда, страдал хронической клептоманией, лечился в местах не столь отдалённых, так что б не совсем вылечился, но существенно полегчало… А сейчас я просто вспомнил, что «счастливые часов не наблюдают», - говорил дядя Петя, - «пьяные тоже», - добавлял он при этом, показывая мне снятые с алкашей часы. Ладно, сейчас 9.46. А меня зовут Чарльз Гарольд, будем знакомы.
- Будем… Роман Романыч Ничвоглот, - представился несчастливый гражданин, подозрительно косясь на нашего героя. – А вы случайно не в пансионат?
- Именно так! Вместе, значит, отдыхать будем!
В это время автобус резко затормозил, и новый знакомый Чарльз Гарольда, неумолимо подчиняясь закону физики, долбанул носом лысину впереди сидящего пассажира. Лысый обернулся и в резких выражениях высказал Ничвоглоту всё, что о нём думает.
- Вот вы замечаете, Роман Романыч, до чего же грубый, невоспитанный народ эти лысые, - пряча улыбку, заговорил наш герой. – Мой дядя Петя свято ненавидел лысых, органически их не переваривал, интеллигентно выражаясь. Даже когда сам облысел к старости, он ничуть не изменил своего мнения, сославшись на то, что и он порядочная свинья. Ценю самокритику… Вообще, я лично не встречал среди лысых ни одного порядочного человека… Среди волосатых тоже, но это детали.
Автобус, гремя каждым своим винтиком, тащился вперёд. За окнами проплывали озёра, поля, стога сена и тучные стада коров… (Откровенно говоря, дорогие читатели, я не совсем точно представляю себе, что значит «тучные стада». Вот среди моих знакомых есть несколько тучных – и тут я всё прекрасно понимаю, но стада… Однако ж, так часто пишут в книгах, а чем мой роман хуже!?)
- Значит, в пансионат «плешивые люди» едите, - проговорил Ничвоглот, задумчиво оглядывая пышную шевелюру Чарльз Гарольда, - курсовка, значит, у вас есть, да?
- Курсовка? Это обязательно?
- Ну, а как же! Пансионат – это ж, можно сказать, медицинское заведение! Вот у меня справка есть, что я плешив. На основании результатов обследования, с печатью, в общем, всё честь по чести!
- А без справки если, то никак не устроиться? – встревожился наш герой.
- Трудно, - ответил Ничвоглот, - хотя, если к директору, это самое, прийти, ну, в общем, не с пустыми руками, устроит. Я его знаю.
- Ха, ну тогда проблем нет! Дамам я всегда преподносил коробочку шоколадных, а мужикам – бутылку: что им ещё надо? И порядок!
- Не думайте, что всё так просто, - авторитетно покачал головой Роман Романыч, - Карл Клопович Зак, директора так зовут, непременно требует, чтоб деньгами. Больше ничего не признаёт, ну, разве что, армянский коньячок, можно сказать, уважает. Ходит слух, что скоро другого на эту должность поставят, вот он и торопится, выжимает всё, что можно, пока время есть.
- Это понятно, - кивнул наш герой, - что только курица гребёт под себя, я знаю ещё с яслей. Но ничего, найду я и с ним общий язык. Скажите, кем вы работаете, Роман Романыч?
- Я? Замглавного врача. Тружусь, так сказать.
- А сейчас в отпуске, да?
- Нет. Я на больничном. Отпуск у меня в мае был, но я ж врач! Неужто себе больничный не сделаю?! В «Плешивых людях» вот надумал отдохнуть. Ну что ж с того, что не плешив? Я – врач, неужто себе справку не сделаю, а?..
За увлекательной беседой Роман Романович и Чарльз Гарольд даже не заметили, как автобус въехал в широкие ворота и остановился. Наш герой сердечно прощался с Ничвоглотом, словно предчувствуя, что судьба ещё не раз столкнёт его с этим замечательным медиком, и решительным шагом двинулся по направлению двухэтажных корпусов.
- Счастливого отдыха! – дымя папироской, добродушно улыбался водитель вслед пассажирам. Сегодня он зашиб двадцать три рубля и был вполне доволен.
- Большое спасибо! – отвечали ему люди.
- - -
Пансионат «Плешивые люди» раскинулся на берегу озера несколькими корпусами и бессчётным числом деревянных домиков. Вокруг был, правда, далеко не девственный, но всё же, можно так выразиться, лес. То здесь, то там высились сосны прямо на территории пансионата. Основные достопримечательности сего местечка состояли из административного здания, танцплощадки, лодочной станции и кафе «Подлещик». Быстро сориентировавшись на новом месте, Чарльз Гарольд, конечно же, заглянул в кафе. Там было тихо и пустынно, только за одним из столиков за стаканами томатного сока посиживали две немолодые женщины. Однако на витрине стоял дружный ряд бутылок плодово-ягодного вина, одну из которых поспешил приобрести наш герой. Затем он вышел из кафе, присел на лавочку, покопался во внутренностях своего неизменного спутника-портфеля и извлёк оттуда этикетку от четырёхзвёздочного коньяка. Чарльз Гарольд полюбовался ею, а потом не спеша оторвал от бутылки прежнюю наклейку. Только вот новую прилеплять было нечем, но наш герой видывал и не такие виды, поэтому, не растерявшись, использовал в качестве клея свои сравнительно вязкие слюни. «Теперь надо бы поторапливаться, - подумал он, удовлетворённо оглядывая свою работу, - найти этого Зака, покуда слюни не высохли!!!»
В приёмной директора пансионата, гудя, толпился народ.
- Директор уехал, уехал в Пермь! – кричал всем мужчина с красной повязкой на локте. – Не ждите, расходитесь.
- Но, как же так… - дрожащим голосом воскликнул наш герой. – Это мне не нравится! Ну, а может, номера есть свободные?
- Нет! Говорю – нет! На сто пятьдесят процентов! – категорично отрубила Красная повязка.
Люди, не прекращая возмущаться, стали постепенно расходиться. Но Чарльз Гарольд не привык сдаваться. Он подобрался к самому дежурному, и строго сказал ему полушёпотом:
- Не валяйте дурака! Мне срочно нужен директор. Я должен упредить Карла Клоповича о ревизии, которая будет послезавтра. Где он на самом деле?
Слова нашего героя прозвучали достаточно внушительно, и Красная повязка поддался на провокацию.
- А… Вот как… Директор тут, но он уедет сейчас на рыбалку. К озеру бегите, может, поспеете.
Не теряя даром ни секунды, Чарльз Гарольд понёсся к озеру. Там в зарослях плакучей ивы покачивалась на волнах моторная лодка.
- Скорее, Карл Клопович! – крикнул с неё парень лет двадцати, махая рукой низенькому плешивому дяденьке, что осторожно пробирался по тропинке, опасливо озираясь по сторонам. Лицом директор пансионата несколько напоминал Мишу Зака, возможно, в связи с тем, что являлся ему отцом.
- Карл Клопович! – во всю глотку каркнул бывший президент общества друзей чужого кошелька. – Вам от Петра Ивановича письмо и подарок!
- От Петра Ивановича? – переспросил Зак, забираясь в лодку. – Знаю такого… А вам-то что?
- Ну, устроиться, конечно! – развёл руками наш герой. – Вы уж посодействуйте, пожалуйста, Карл Клопович…
Директор пансионата цепким взглядом окинул конверт, зажатый в руке Чарльз Гарольда. «Десятки три-четыре, - намётанным глазом определил Зак, - потянет…» Он достал из кармана бумажку, торопливо черкнул несколько строк и любезно передал нашему герою.
- Мотор заводить, Карл Клопович? – закуривая, осведомился парень на корме.
- Да, - кивнул Зак, принимая из рук Чарльз Гарольда бутылку и конверт, - привет от меня Петру Ивановичу!
- Обязательно передам! – радостно улыбаясь, закричал наш герой вслед отплывающей лодке.
Присев на спасательный жилет, директор пансионата «Плешивые люди», видя, что лодочник на него не смотрит, аккуратно распечатал конверт. Но вместо ожидаемых денег из него выпал вчетверо сложенный лист бумаги.
ВЗЯТОЧНИЧАТЬ НЕХОРОШО!!!
Чарльз Гарольд.
Вот и всё содержание этого лаконичного послания.
- Скотина, - глухо прорычал Зак, швырнув за борт письмо. Оно тут же скрылось в пенистых брызгах воды, которые производила моторная лодка при движении.
- Что вы говорите, Карл Клопович? – любезно отозвался парень с кормы.
- Тебе послышалось, - отмахнулся директор пансионата, раздражённо пнул ногой бутылку лжеконьяка и отвернулся, погружённый в безрадостные думы…
- - -
Тем временем Чарльз Гарольд без особых помех получил в регистратуре ключ от домика – записка Зака открыла ему дорогу во все двери пансионата. Правда, не обошлось и без заминки: сидящая в регистратуре старушка, что называется, «старой закалки», придралась было, что наш герой не имеет справки о плешивости, не говоря уж о том. Что лысину на его голове рассмотреть весьма трудновато. Но Чарльз Гарольд, как всегда бойко врущий всем подряд, сказал, что справку отдал директору, а что касается лысины, то он лыс абсолютно и поэтому обречён носить парик…
И вот наш герой в благодушном настроении уже возлежал на койке в домике 10, комнате 3. Это была грязноватая каморка с облепленными паутиной обоями и лампой с отколотым абажуром. В воздухе было накурено, на полу натоптано, кое-где валялись откровенные лепёшки грязи. На одной из кроватей, как вы уже знаете, дорогие читатели, валялся Чарльз Гарольд, на другой – чьи-то широкие штаны и рубаха. Под столом, как перекати-поле, перекатывались пустые бутылки из-под водки, и наш герой примерно представил, какого склада человек будет его соседом по комнате.
«Если без привередничества, жить можно, - размышлял Чарльз Гарольд в полудрёме. – Итак, устроился, всех обманул, а с завтрашнего дня начинаю искать встречи с Петром Ивановичем. Так что всё о’кей».
Наш герой долго дремал, отдыхая от дневных трудов. Незаметно подкрался вечер. Где-то вдали на танцплощадке заиграла музыка. Чарльз Гарольд хотел было пойти повальсировать, но передумал и лёг спать. Однако уснул он не сразу. Динамик назойливо пищал над ухом музыкой советских композиторов, мешая нашему герою отключиться, а встать и отключить его Чарльз Гарольд ленился. Время шло к отбою…
Неожиданно на веранде загремели тяжёлые шаги. Чей-то гнусавый голос блеял песней, растягивая каждое слово:
- Я Зе-мля!!! Я своих у-ва-жааааю пи-том-цееев…
Чарльз Гарольд насторожённо приподнял голову с подушки. В следующую секунду дверь с грохотом распахнулась, и в неё ввалились двое. Первым был толстый, нечесаный мужик лет сорока пяти с широкими глазищами и картофелеобразным носом. Едва переступив порог, он споткнулся и шлёпнулся на пол, уткнувшись лицом в замызганный половик. Другой был несколько похудее. Это он орал своим явно не оперным голосом.
- Я Земля… То бишь, своих увааааажаю пиииит…
Впрочем, я думаю, для эстрады бы он, наверное, сгодился б. Правда, нашему герою пение не понравилось, но ведь, как известно, о вкусах не спорят.
- Уважай потише, приятель, - не вставая с постели, попросил Чарльз Гарольд. – Все честные люди уже спят!
- Эк… - осёкся от неожиданности певец. - Гляди-ка, Саня, что это здесь такое? А? Интелляга какой-то!
- Нет, ик, ой… Я просто удивляюсь! – простонал толстяк, приподнимаясь на локтях. – На ровном месте упал! Т-такое только спьяну бывает…
- Спьяну, - передразнил его наш герой, - нализались – и ещё удивляться смеют.
- А! А ты тут откуда? – широкие глаза Сани ещё больше расширились. – Я тебя не знаю… Отвечай!
- Да что там говорить. Прогоним этого губошлёпа, Саня. А то дрыхать хочется, а он тут место занял, - высказал предложение певец.
- А ну, ты! Вставай, чтоб тебя холера взяла! – взревел толстяк, подходя к ложу Чарльз Гарольда. В нос нашему герою ударил до боли знакомый запах перегара, причём чувствовалось, что перегорело отнюдь не марочное вино, а обычнее плодово-ягодные «чернила».
- Как понять «ты»? – с интересом переспросил Чарльз Гарольд. – И почему вы так настаиваете, чтоб меня взяла холера? Во-первых, у меня есть имя – Чарльз Гарольд! В милиции знакомо это имя… Во-вторых, холера – болезнь неприятная, и, если уж на то пошло, я бы предпочёл дизентерию. А в третьих…
В следующую секунду наш герой уже стоял на ногах. Его кулак резко поздоровался с нечищеными зубами толстяка. Далее Чарльз Гарольд поймал обоих налётчиков за шиворот и, нравоучительно произнеся крепкое ругательство, столкнул приятелей лбами. Раздался гулкий звук удара, за ним последовали растерянные оханья пьяных.
- Эх вы… Головёшки-то маленькие – ума мало, - вздохнул наш герой и с силой толкнул обоих к противоположной стене. Налётчики полетели на пол, по пути гремя стульями и костями. Победа Чарльз Гарольда была быстрой и убедительной…
Пьяные стонали, потирая ушибленные места. Выждав с минуту, наш герой заговорил громовым решительным голосом, презрительно глядя на поверженного во прах противника.
- Так, дорогуши, очухались? Теперь отвечайте, кто из вас живёт здесь?
- Я… Ик. Ой… Тута, ммм… Поселился, - с трудом промямлил Саня.
- А я так, ну, в гости зашёл…
- Тогда ты! – крикнул певцу наш герой, поддёргивая свои новые трусы в цветочек. – Вали отседова в свою конуру, да живее-живее! Я – Чарльз Гарольд, и не люблю отлагательств!
- Я Земля… Я своих у-ва-жааааю… - печально затянул тот и, спотыкаясь, поплёлся прочь.
- До свиданья! – крикнул толстяк ему вслед.
- А ты ложись – и храпи! – категорично распорядился Чарльз Гарольд. – Да поживее! А завтра я с тобой поговорю на темы… нравственного воспитания.
Саня на коленях подобрался к своей койке, залез на неё и молниеносно захрапел, следуя указаниям победителя. Наш герой с чувством выполненного долга забрался обратно в постель, где спокойно предался мечтам о радужном будущем… Сон незаметно подкрался к нему.
Глава 7
АЛЕКСАНДР БРЮХАНОВ
Под утро Чарльз Гарольду приснился шум дождя. «Да, а зонтик-то свой, японский, я от безденежья на толкучке загнал», - подумал наш герой и проснулся. Он открыл глаза и улыбнулся заглядывающему в окно солнцу, но тут с удивлением услышал, как что-то действительно капает… Но не дождь!
Чарльз Гарольд вслушался внимательней и уловил какие-то странные звуки, похожие на те, что временами издаёт засорившаяся раковина. Что же это? И тут страшная догадка поразила нашего героя. Он взглянул на кровать соседа по комнате и убедился в правильности своих предположений. Толстяка рвало. Блевотина лилась на простынь, а оттуда уже капала на пол.
- Внимание, товарищи отдыхающие! – внезапно рявкнул динамик металлическим женским голосом. – По пансионату «Плешивые люди» объявляется подъём!
Вслед за этим заиграла весёлая, бодрая, жизнерадостная музыка, призывающая всех ликовать в связи с наступлением нового дня.
-Эй ты, товарищ отдыхающий, - усмехнулся Чарльз Гарольд. – Поднимайсь! На зарядку становись!
- М-ммм, - простонал Саня, морщась от невыносимых страданий. – Ой, как мне худо. Башка трещит, чтоб её холера взяла, как бешеная! Всю душеньку мутит. Как я болен… Всю ночь меня рвало…
- Ну и как, не разорвало? – уточнил наш герой, насмешливо глядя на опухшую красную физиономию толстяка. – Стоило ль на свои деньги так себя насиловать?
- Не на свои! Меня сюда мой друг, Тушилин, устроил… Ну и хряпнули с ним за встречу – всё, как положено. И сколько раз я себе зарок давал. Сорвался вчера. Дай, думаю, промою горло… Промыл. Как мне плохо. Всё! Больше ни капли! Не прикоснусь, не посмотрю на эту пакость!
- Смелое решение, - сказал Чарльз Гарольд, в голове которого уже строился план, как бы получше использовать этого незадачливого соседа. – Звать-то тебя как, кстати?
- Александр Дмитриевич Брюханов.
- Чарльз Гарольд, - небрежно представился наш герой.
- Очень приятно, - застенчиво улыбнулся Брюханов, осторожно вытирая загаженной простынью загаженный пол.
- А мне нет! – строго произнёс Чарльз Гарольд, натягивая брюки. – Пришёл вчера в невменяемом образе, дебоширил, антисанитарию тут устроил… Я не хотел, но, увы, ты сам вынуждаешь меня к этом. Я иду жаловаться к директору пансионата. А ты укладывай вещи пока и шустрее!
- Не надо! – взмолился Брюханов. – Гарольд, пощадите!.. Куда ж я подамся, если меня выгонят?
- Вот это уж твоё личное дело, - с подчёркнутым равнодушием пожал плечами бывший президент общества «друзей чужого кошелька», приоткрывая дверь. После спёртой атмосферы маленькой комнатушки свежий воздух подействовал на него опьяняюще.
- Не погубите! – воскликнул Брюханов. Казалось, ещё немного, и он упадёт на колени.
- Ну что ж, - Чарльз Гарольд остановился на веранде и поморщил лоб, будто призадумавшись, - ладно уж. Но с одним условием: в случае чего ты поможешь мне обделать одно небольшое дельце! Ну как, согласен?
- Об чём речь! Конечно! – лицо толстяка расцвело, как молодой подснежник. – Хотите – хоть на край света с вами!
- Этого, скорее всего, не понадобится, - задумался наш герой. – К тому же, сплетничают, что Земля – круглая. Верится с трудом, но, в принципе, я считаю, не так уж плохо. Милиция никогда не прижмёт тебя к краю, а по кругу удирать можно до бесконечности… Кстати, Брюханов, почему ты такой храбрый, на край света замахиваешься? Это для меня, положим, нет преград, а ты? А как же семья?
- Семья, - вздохнул Брюханов, уныло почёсывая волосатую грудь, - да, была семья… Жена, дети… Любил я семью – и распалась. Жена сказала, что ей, понимаешь ли, надоело, что я слишком часто пить бросаю. Мол, пьяную свинью больше в комнаты пускать не стану. Вот ведь так и выразилась, падла. Это значит, она меня под свиньёй подразумевает…
- Я понял-понял… А дальше что?
- Что… Алименты! А детей двое у меня: парню четырнадцать и дочери девять. А зарплата не постоянная, с гулькин нос, да и то отовсюду выгоняли. Так подсчитайте, сколько это надо платить… Взял я – да и плюнул на это всё… Теперь в бегах. Скрываюсь.
- А где же живёшь? – поинтересовался Чарльз Гарольд.
- Где?.. Бездомный я теперь. Где солнышко пригреет, где пожрать дадут – там и остановлюсь, - всхлипнув, завершил Брюханов свой печальный рассказ.
«А этот человек мне подходит, - отметил про себя наш герой, - да лучшего прямо-таки и желать нельзя! Ничем и никем не связан, куда угодно его можно с собой прихватить. К тому же этот Брюханов глуп, а это тоже говорит в его пользу!»
Итак, настроение Чарльз Гарольда повышалось. Сама судьба услужливо подбрасывала ему надёжного помощника. Впоследствии наш герой ещё не раз раскается в том, что принял этот «подарок судьбы»…
- Что ж, - после небольшого обдумывания изрёк бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта, - мне понравилась твоя прямая, честная и, что наиболее ценно, бескорыстная натура! Итак, отныне мои приказания для тебя закон. Слушайся меня, если хочешь выйти в люди. Мы с тобой, Брюханов, горы своротим, горы!
- Да, Гарольд, но ведь уже в столовую бежать пора!!! – спохватился Александр. – Так что сперва закусить надо, а потом горы-то воротить!
- Верно, - согласился наш герой, - но только сперва постираешь простынь.
- Как? Это ещё зачем? – недоумённо приоткрыл рот толстяк.
- Не перечить! Раз я сказал – исполняй! Да и вообще, «Чистота – залог здоровья», - говорил дядя Петя, протирая свои кожаные перчатки перед скачком… Уразумел? Так действуй!
Брюханов скорчил гримасу крайнего неудовольствия, но всё же взял в охапку испачканную постельную принадлежность и, продолжая морщиться, побежал к озеру.
- - -
Когда через десять минут наш герой неторопливой походочкой подошёл к берегу водоёма, то застал своего новоиспечённого сообщника в самом разгаре работы. Зайдя в озеро по щиколотки, Брюханов старательно полоскал простынь в густой смеси водорослей, тины, рыбьей требухи, гнилых грибов, плевков и опавших листьев.
- Нет, с тобой, однако же, не соскучишься, - рассмеялся Чарльз Гарольд, - хоть бы уж на мосток зайти догадался – всё не так грязно.
- Ага! – улыбнулся Брюханов и смело шагнул на мостки. Доски оказались весьма скользкими, оступившись, толстяк сел на них толстым задом и, как мячик, отскочил в воду. Оглушительный всплеск прокатился по озеру, и все рыбаки на лодках невольно прислушались: уж не сам ли Нептун всплыл на поверхность, чтоб выразить своё негодование беспощадного загрязнения вверенного ему водоёма.
- Тону! – на всякий случай вскрикнул Брюханов, но, ощутив под собой твёрдое дно, на четвереньках выбрался на берег. С его волос и одежды тихо струилась озёрная вода.
- Купаемся, - усмехнулся сзади какой-то мужчина лет тридцати, в котором наш герой узнал вчерашнего великолепного певца. – Водичка тёплая?
- Как молоко! – буркнул Александр, отряхиваясь.
- Ой, ну дела творятся! Нынче не успел опохмелиться – директор залетает, мол, комиссия приезжает, пошли посмотрим, в каком состоянии противопожарный пункт. Вон он, видишь! Ну, будка из воды торчит. Затопило всё, как до сих пор стоит, удивляюсь. Приходим – в будке плесень, вонь, всё в тине, огнетушители не работают. Зак разошёлся… Не в духе директор, с ним это, слава богу, редко бывает. «Где противопожарные средства?!» - орёт. Где – а тина на что? Её в огонь зашвырнёшь – так в сто раз лучше пены потушит! В общем, такие дела. Закурить не будет, Саня?
- В комнате оставил, - похлопав себя по карманам, сообщил Брюханов. – Нет, мы всё-таки опоздаем в столовую! Побежали, Гарольд!
- В таком-то виде? Может, сподобишься переодеться?
- Не во что! – махнул рукой Брюханов. – У меня только трусы сменные есть – остального же всё по одной паре…
- Тогда пойдёшь на расстоянии, - сказал наш герой. – А то ещё подумают, что я с тобой знаком.
Заведующий противопожарным пунктом проводил сообщников недоумённым взглядом, не понимая, что его вчерашний собутыльник нашёл общего с этим странным типом в шляпе и кожаном пиджаке. Но долго думать было непривычно, и Тушилин пошёл по берегу стрелять сигареты…
Возле столовой толпился народ, как потом выяснилось, люди стояли в очереди к умывальнику. Брюханов с Гарольдом, конечно же, ревностно соблюдали правила гигиены. Они вымыли руки, тщательно вытерли их об потемневшее от грязи общее полотенце, выяснили у завзала, где есть свободные места и пошли их занимать. Быстрый взгляд нашего героя пробежался по чавкающему залу – Петра Ивановича, увы, не наблюдалось.
- А-а-а-! – с наслаждением Сашка втянул воздух обеими ноздрями. – Как вкусно пахнет! Картофельным пюре с котлетой…
- Да, но зато Облезлых не пахнет, - задумчиво проронил наш герой.
- Чего? Разве ж бывают облезлые котлеты?
- Возможно, и бывают, но не в этом дело. Сейчас я всё объясню.
Наши герои расположились за столом и с чувством приступили к завтраку. Чарльз Гарольд ел не спеша, с расстановкой, как человек, уважающий себя и едавший на своём веку много более изысканных кушаний. Брюханов же накинулся на пищу, как дикий зверь, единым махом проглотил свою порцию и, воспользовавшись тем, что за столик, накрытый на четыре персоны, никто пока не подсаживался, скушал всё и за не явившихся…
- Я вижу, ты не страдаешь отсутствием аппетита, - заметил Чарльз Гарольд. – В некоторой степени это похвально, но и меру надо знать. Так вот, друг, в настоящее время я занимаюсь грандиознейшим в моей жизни делом!
- Сейчас, Гарольд, я только за добавкой сбегаю, - Брюханов сорвался с места и с пустой тарелкой в руках побежал в сторону кухни. Он отсутствовал целых семь минут. Наш герой ждал, от нечего делать, сдувая пылинки со своей великолепной шляпы.
- Котлет не дали, черти, - пожаловался Александр по возвращении, - но зато картофельного пюре сколь навалили!
- Мда, - покачал головой бывший президент общества «друзей чужого кошелька». – На твой паёк, я думаю, три с половиной свиньи можно прокормить. Но свиньи-то хоть какую-то пользу приносят. Их зарежут, да, глядишь, продадут населению накануне праздника какого-нибудь. Ну, а ты что? Какая кому польза, что ты себе столько сала под кожу отложил? На бутерброд его всё равно не намажешь… Даже если зарезать тебя, допустим, так всё равно, поди, мясо ни к чёрту! Пропитое, прокуренное, невкусное…
- Мало ли что! – не поднимая глаз от тарелки, огрызнулся Брюханов. – На то они и свиньи, чтоб сало с молоком давать. Мы ж люди!
- Да неужто! – прищурил левый глаз Чарльз Гарольд. – А знаешь ли ты, что отличает настоящего человека от свиньи? Запомни, только тот человек, у которого есть в жизни великая, большая цель, к которой он стремится! Вот так… Я хочу заполучить огромную сумму денег – вот моя мечта! Их надо отнять у одного заурядного жулика, и ты будешь помогать мне в этом!
- О! – радостно заулыбался Брюханов. – Это по мне… Сотенная, что ль?
- Выше бери!
- Двести! – дрожащим голосом воскликнул Брюханов.
- Да больше, чёрт возьми! – кипятился наш герой, входя в азарт.
- Никак, тыща… - прошептал Александр.
- Крупнее! Ну, думай-думай!!
А больше я даже не знаю, что может быть, - развёл руками толстяк, - хотя нет, погодите… Этот, как его… Миллиграмм?
- Мил-ли-он!!! – по слогам повысил голос наш герой. – Боже, с кем я связался? В наш бурный век сиксилионов ты, мелочный человек, не можешь поднять голову выше тыщонки… Стыдно…
- А давайте пойдём на рыбалку! – неожиданно предложил Брюханов, запивая чаем свой обильный завтрак. – Удочки у меня есть, прочие снасти, а? Погодка-то как разгулялась! Небо голубенькое и ветерок… Лещок такую погоду любит…
Чарльз Гарольд с удивлением посмотрел на Сашку, на лице которого, лишь только он заговорил о рыбалке, появилась мечтательная, одухотворённая улыбка.
- Ты что, рыболов заядлый, что ли? – спросил наш герой.
- Ага! Обожаю это дело!
Чарльз Гарольд на некоторое время задумался, а затем командным тоном изрёк:
- Хм… Пошли на рыбалку. Но помни, рыбы – то так, для маскировки. А главное, нам надо выловить кого?
- Миллионщика!
- Верно! Его самого…
Глава 8
ПЕРИПЕТИЯ НА ВОДАХ
А в это самое время Пётр Иванович Облезлых с распаренной лысиной вышел из процедурного зала и решил прогуляться по территории пансионата «Плешивые люди». Миллионер в белой рубашечке и коричневых брюках не спеша шёл по аллее, и настроение его было вполне благодушное. Неожиданно Пётр Иванович несколько раз икнул. «Наверное, в школе вспоминают, - подумал Облезлых, веривший в народные приметы, - соку, что ли, выпить, чтоб икота отпустила…» Помыслив таким образом, миллионер заглянул в кафе «Подлещик». У стойки очереди не было, он свободно взял два стакана мандаринового сока и, присев в мягкое кресло, сосредоточенно занялся питьём.
- Здесь свободно? – внезапно услышал Пётр Иванович над ухом чей-то мелодичный вкрадчивый голосок. Облезлых поднял голову и с изумлением узрел, что за столик к нему подсаживается очаровательная молоденькая брюнетка в импортных тёмных очках.
- Да-да! – поспешно кивнул директор школы, щекастое лицо которого тотчас расплылось в улыбке. Взгляд миллионера непроизвольно скользнул вниз: незнакомка была облачена в короткие шорты, и глазам Петра Ивановича продемонстрировались стройные загорелые ножки.
- А мне кажется, я вас где-то видела! – воскликнула брюнетка, снимая свои тёмные очки. Она загадочно прищурила свои карие глазки, и этот взгляд, пройдя сквозь жировую прослойку, потревожил чувствительное сердце миллионера.
- Где ж я видела… Вы в Свердловске живёте?
- Да, - подтвердил Облезлых, не сводя глаз с очаровательной незнакомки.
- А кем? – с живым интересом спросила та.
- Директором школы…
- О! Ну конечно же! – обрадовалась брюнетка, будто невзначай хлопнув Облезлых по груди, а точнее, по карману рубашки. – Вспомнила! Я же училась у вас. Меня Галей зовут… Ну как, узнали?
- А, Галя!!! – просиял Пётр Иванович, талантливо сделав вид, что действительно узнал. – Да-да… Взросленькой ты стала…
Дорогие читатели, мой долг развеять ваши радужные иллюзии по поводу этой милой встречи. Галина Ерохина, а именно она имела честь подсесть к миллионеру, никогда не знала его и, конечно же, не училась в его школе. Наш бедный, беззаботно улыбающийся Пётр Иванович даже и помыслить не мог, что попался на удочку опытнейшей воровки.
- Вы как, один здесь отдыхаете? – между тем наводила справки Галя.
- Да-да, один! – поспешно до неприличия заверил Пётр Иванович, любуясь стройными ножками Ерохиной.
- А какие у вас планы на сегодня, - игриво осведомилась та, придвигаясь всё ближе и ближе к директору школы, - всё, небось, дела… А день-то сегодня какой! Слушайте, давайте… Как вас зовут, я забыла?
- Пётр Иванович.
- Давайте, Петя, на лодочке прокатимся, а? Давайте!
Ну как можно было отказать этой милой девушке?! Да и её очаровательные взгляды казались директору школы весьма недвусмысленными. Занимавший отдельный номер Пётр Иванович, грешным делом, уже строил план мероприятий на вечер и на ночь. Рассудок и природная осторожность миллионера были побеждены загорающейся страстью к своей, якобы, бывшей ученице. Обидно мне за него, дорогие читатели…Но, продолжим.
- На лодке… Я не откажусь, если вы приглашаете, - проговорил он.
- Вот и хорошо! – улыбнулась брюнетка. – Пойдёмте. И вот что, давай, Петя, на «ты», ладно…
Из «Подлещика» они выходили вместе, причём Ерохина крепко держала Петра Ивановича под руку. А в обрюзгшее тело директора школы вновь вселился молодой дух…
Впрочем, в скором времени Петру Ивановичу пришлось спуститься на землю. Он с ужасом осознал, каким тяжёлым испытанием для него грозит обернуться романтическое катание на лодке. Но отступать, увы, было поздно…
Муки начались сразу на лодочной станции. Ерохина запорхнула в лодку и, закинув ножку на ножку, расположилась на корме. Пыхтя и обливаясь потом, Облезлых приналёг на нос лодки и стал, морщась от натуги, спихивать её в воду. Лодка не поддавалась. На лице несчастного директора школы изобразилось страдание всех «Бурлаков» Репина вместе взятых. Брюнетка с милой улыбкой наблюдала за нечеловеческими муками своего кавалера. Но вот лодка продвинулась вперёд и закачалась на воде. Опершись обеими руками о борт, Пётр Иванович попытался шагнуть в неё, но по причине своего веса так и не смог этого сделать… В лодку миллионеру пришлось заползать на животе и, перевалившись через борт, ткнуться в мутную, грязную воду, не полностью вычерпанную со дна посудины.
- Какой славный денёк! – жизнерадостно щебетала Ерохина. Она сняла шорты и импортную майку, так что теперь сидела на корме в одном купальничке. – А куда мы поедем, Петя?
- Куда… Фуууух, ой… А, всё равно, - устало махнул рукой Пётр Иванович, пыл которого заметно поугас.
- Тогда давай вооон к тому берегу! Там так интересно! Поехали!
- Поехали, - вздохнул миллионер, грустно глядя на далёкий противоположный берег и без энтузиазма вставил вёсла в уключины…
- - -
Чарльз Гарольд с Брюхановым сидели в лодке и удили. Был штиль. На небе – ни облачка. Солнце жарило людей методично и беспощадно. Не выдержав такого пекла, Александр скинул с себя рубаху со штанами, оставшись лишь в пропотевшей майке и чёрных, хлопчатобумажных трусах. Зато наш герой, невзирая на каприз погоды, оставался при полном параде: в шляпе и кожаном пиджаке. Это было одной из слабостей Чарльз Гарольда – вежде и всюду при любых обстоятельствах выглядеть пижоном. На дне лодки уже валялся при смерти небольшой подлещик, изловленный лично нашим героем. Брюханов беспрерывно ворчал, что подлещик – мелочь, но, тем не менее, бывший президент общества «друзей чужого кошелька» гордился своим уловом.
Сам же Александр бросал спиннинг с невиданным рвением, и счастье, наконец, улыбнулось ему: попалась щука. Правда, тоже не очень большая, но и не такая уж и маленькая. Сейчас она билась и злобно скрежетала зубами, упорно не желая осознать всю обречённость своего положения.
- Что это за рыбалка, - недовольно ворчал Брюханов, - так, баловство… Вот в том году я лещару на четыре кило взял! Вот это рыбина была – ой… Морда – во! Ну прямо, как у меня, представляете, Гарольд. На закидушку он мне попался. Тащу, а сам думаю: «Господи! Что ж это за рыбина такая?! А как сорвётся – что тогда? Только и останется, что жизни себя решить!» А как он, чёрт, сопротивлялся… Но поймал я его, за жабры хватил… Вот это было счастье!
- Да, миг удачи – это прекрасно, - согласился наш герой, - но у каждого он свой. Я пока тоже тащу свою рыбину. Она упирается, ещё где-то в глубине, сама огромная… Но я всё равно возьму этого Облезлых за жабры, не будь я Чарльз Гарольд…
- Гарольд, клюёт! – воскликнул толстяк. Наш герой дёрнул удочку, но вытащил лишь объеденного червяка.
- Да, - произнёс Чарльз Гарольд, - а вот на уду ловить я всё-таки не мастак. Помню, мы с дядей Петей другим способом рыбалили. Сеточку поперёк речки раскинули, ночку у костерка посидели, а потом поехали рыбу выбирать… Вот это было интересно. Жаль только, рыбнадзор подкатил не вовремя. Пришлось поделиться. Щучек пяток мы им в лодку закинули. Пусть хоть жёны им в выходной рыбные пельмени сварят. В общем, все мы люди, и только курица гребёт от себя… Ха, погоди-ка… Взгляни-ка вон туда!
- Туда? – всматриваясь по направлению, указанному нашим героем, прищурился Брюханов. – Да, неплохая тёлочка… Хе, а рядом с ней какой-то пузан в очках лысиной сверкает!
- Так вот, это и есть Он, - многозначительно проронил Чарльз Гарольд. – Срываемся с якоря!
…Уже не один десяток раз проклял себя Пётр Иванович в продолжение катания. И как он мог решиться на эту страшную авантюру. Казавшаяся столь заманчивой прогулка на лодке теперь оборачивалась для миллионера своей изнаночной стороной. Облезлых грёб с тупым усердием, ощущая, как жир перекатывается под кожей от каждого взмаха веслом, и при этом ещё пытался улыбаться своей спутнице. Улыбка получалась вымученной и унылой, как у бездомной собаки. Пётр Иванович думал лишь о том, когда окончится этот кошмар, а на свежее, полуобнажённое тело Ерохиной ему было глубоко наплевать. Галя покуривала, небрежно развалясь на корме, а несчастный Облезлых истекал потом. Он парился в своих брюках и рубашке под палящими лучами солнца, но не раздевался, стесняясь показывать многоярусные жировые складки на своих боках.
- Ой, ну какой же ты смешной, Петя, - захихикала брюнетка, загадочно выдыхая из носа сигаретный дым. – Ведь жарко же! Ты б разделся.
- А, угу, - после столь разумного предложения Пётр Иванович постеснялся не раздеваться и суетливо стал стягивать брюки.
- На корму положи, Галя, - попросил миллионер, передавая брюнетке одежду.
Ерохина взяла в руки штаны Петра Ивановича, бросив на карманы мимолётный, но алчный взгляд. По оттопыренности одного из карманов она определила, что кошелёк там присутствует, и теперь только выжидала удобный момент, чтоб запустить руку за добычей.
Тем временем лодка нашего героя буквально летела по поверхности озера, с пеной рассекая воду. Брюханов, ухая и шумно дыша, шутя вращал вёслами, а Чарльз Гарольд для поднятия духа гребца распевал старинную бурлацкую песню:
И, эх-ма, братцы, дюже жарко!
И, эх, никому-то нас не жалко,
Эх, дубинушка, ухнем.
Эх, дубинушка, ухнем…
- Слушай, дубинушка, куда ты так гонишь? Не в очередь же за зарплатой. Сбавь темп и перестань плеваться по сторонам. На абордаж мы брать Облезлого всё равно не собираемся.
- А чего ж, тогда, собираемся?
- Следить.
- Нет, но какую кралю он себе подцепил, лысый чёрт! – с чувством отметил Брюханов.
- Да. Губа у него – не дура, язык – не лопата, - согласился наш герой. – Стоп! Тормози!
- - -
Пётр Иванович, дыша, как загнанный зверь, по-прежнему налегал на вёсла. Он сидел в узких плавках с голубыми цветочками и чувствовал себя преглупейше. Но разве мог подумать директор школы, что, пока он добросовестно упражняется в гребле, почти всё содержимое его кошелька, а именно, пятьдесят рублей, перекочевало из кармана его брюк в бюстгальтер очаровательной брюнетки. Миллионеру Галина Ерохина милостиво оставила лишь рублёвку, чтобы ему было чем расплатиться за прокат лодки. Она по-прежнему улыбалась, но теперь в этой улыбке было удовлетворение.
- Скажи, Петя, ты любишь природу? – спросила Ерохина, прищуриваясь, словно кошка, когда её скребут за ухом.
- Да, как тебе сказать, - выжидательно пожал плечами директор школы. Он продолжал надрываться за вёслами и опасался дать легкомысленный ответ, который может обернуться для него новыми муками…
- Может быть, на бережок сойдём, походим, - подмигнула Галя, улыбнувшись. Глаза её излучали неописуемое завлекающее сияние, лицо Петра Ивановича тоже озарилось похотливым задором. Облезлых живо представил, как они с прекрасной брюнеткой высаживаются на пустынный дикий берег, заходят в лес, устраиваются на солнечной полянке, он придвигается к ней, обхватывает за талию… Эх! Ради этого стило страдать! И, учащённо дыша, директор школы с новой силой приналёг на вёсла.
- Лодка противника ускоряется, - хладнокровно констатировал Чарльз Гарольд, - мы будем следовать за ним на дистанции в сто метров.
- А ведь обед скоро, - заметил Брюханов, засовывая в рот беломорину, - может…
- Нет! Пожрать успеется! Но куда этот Облезлый так спешит? Неужто от меня? Нет, этого просто быть не может! Ну-кась, дай-ка я погребу…
В это время Александр, низко свесившись с лодки, с наслаждением окунал в воду свои раскалившиеся на солнце волосы. Эта приятная процедура так увлекла его, что он пропустил мимо ушей последние слова шефа. Между тем Чарльз Гарольд сел за вёсла, лодка резко дёрнулась вперёд, и толстяк, не успев даже выругаться с перепугу, выпал за борт…
- Ну, кино! Как не везёт тебе нынче! – рассмеялся наш герой, видя, что его спутник уже бултыхается в воде.
- Тону! – отфыркиваясь, прохрипел Брюханов и судорожно вцепился обеими руками в корму. – Гарольд! Спасите!
- Что? Ты полагаешь, что с твоим жиром можно утонуть? Да ты ляг на воду, ветерок подует и тебя, как кусок пенопласта, понесёт к берегу!
- Не смейтесь, чирей вам на язык! – возмутился утопающий. Смилостивившись, наш герой швырнул ему спасательный круг. Брюханов просунулся в него и стал покачиваться на волнах, переводя дыхание. Любопытные чайки низко кружились над головой Александра и, словно насмехаясь над его незавидной долей, что-то покрикивали по-своему.
- Кышш! Пернатые! – погрозил им кулаком Брюханов. – Так что же делать, а?
- Не знаю, друг… Но ты теперь вдвойне мне обязан. Из пансионата я тебя не выгнал – раз! Сейчас жизнь спас – два! – с усмешкой разглагольствовал наш герой. – Ну, а от тебя совершенно никакой отдачи! Не человек – сто рублей убытку!
- Не время об этом, Гарольд, - взмолился Брюханов, в изнеможении опираясь подбородком о кромку спасательного круга. – Затащите меня в лодку – и дело в шляпе…
- Ты так думаешь? Возможно, это и было б приемлемо, если б ты был, скажем, костлявым мальчиком лет десяти, или, на худой конец, какой-нибудь девушкой в полцентнера… Но боюсь, что тебя мне не осилить. Такая туша просто перетянет меня, лодка перевернётся, и отправимся мы кормить рыб. Это, конечно, дело полезное, рыбки кушать тоже хотят, но я человек эгоистичный и не хочу доставлять им удовольствие…
- Так… К-к-к-как ж-ж-же… - с отчаянием в голосе простучал зубами Брюханов. Он уже начинал замерзать в воде и мелко подрагивал всем телом.
- Как? Сейчас поясню. Хватайся руками за корму и держись крепче. Я буду потихоньку грести, а ты за лодкой потащишься.
- И так до берега?! – ужаснулся толстяк, но поперхнувшись водой, вынужден был замолчать.
- Что поделать, - вздохнул Чарльз Гарольд, садясь на вёсла, - этот мир придуман не нами…
На пляже около лодочной станции впритык друг к другу были разбросаны полуголые людские тела. Отдыхающие, пользуясь жарким деньком, торопились подставить солнцу всё, что возможно. Вскоре скучающее лежбище загорающих стало свидетелем забавнейшего зрелища. По озеру медленно продвигалась лодка, в ней гордо восседал Чарльз Гарольд в своём великолепном кожаном пиджаке и кожаной шляпе. Наш герой, не глядя по сторонам, плавно работал вёслами. Сзади же, вцепившись обеими руками в корму, на спасательном круге волочился Брюханов. Лицо Александра было угрюмо и выразительно. Чтоб хоть как-то согреться, он отчаянно бултыхал ногами, создавая этим уродливое подобие прицепленного к лодке мотора…
Глава 9
«РЫБА ПО СУХУ НЕ ХОДИТ»
В потрёпанной рубахе и в потрёпанных чувствах Пётр Иванович Облезлых сидел в кафе «Подлещик» и жадно, стакан за стаканом, хлебал холодный мандариновый сок. Все его великолепные планы относительно Гали рухнули с треском. Не успел миллионер со своей спутницей сойти на безлюдный берег, как Ерохина, шепнув что-то вроде «я вас жду!» будто бы смутившись, скрылась где-то в лесных зарослях. Директор школы, смело пошёл вперёд, предвкушая, как очаровательная брюнетка вдруг выйдет ему навстречу, возможно, уже без купальника. Увы, в диких зарослях миллионера встретили лишь комары. В одно мгновение они густо облепили его изнеженное тело и стали жалить деловито и хладнокровно. Пётр Иванович в панике ретировался к лодке, вскочил в неё и поспешно отчалил от негостеприимных берегов.
Пропажу денег директор школы обнаружил только на лодочной станции. Лишь тогда он окончательно всё понял… С горя Пётр Иванович не пошёл на обед, страшно проголодался, за ужином не наелся, и сейчас, в злобе на всё и всех, пропивал остатки денег в «Подлещике».
« Как жестоко я одурачен! – негодовал сам на себя миллионер. – Куда тебя потянуло, старый чёрт? За этой Галей… Куда? Ученики в школе «старой песочницей» кличут, а я всё… Старый козёл. Обворован… Ну что это за жизнь?»
Тем временем наш герой с сообщником совершали небольшой моцион по территории пансионата «Плешивые люди». После скудного маннокашного ужина на Брюханова напала хандра. Он то и дело тяжело вздыхал, постукивая себя по животу… Вечер был тихий и тёплый. Ночная темень всё ниже и ниже зависала над озером. Краски исчезли, всё стало серым и туманным. Активизировались комары. Ласточки, покинув свои малометражные гнёзда, кружили над столовой, сверчки завели своё нескончаемое нудное пение, лодочник выехал ставить на ночь сети, группы отдыхающих не спеша стекались к танцплощадке, в общем, пансионат «Плешивые люди» погружался в сон.
- Не знаю, как вы, Гарольд, а вот я бы между прочим, не отказался, если б мне предложили закусить, - мечтательно произнёс Брюханов.
- О-ой, - зевнул наш герой, - одна у волка песня… Ты мне начинаешь надоедать!
- Надоедать, - хмуро повторил Александр, - это, по крайней мере, лучше, чем недоедать… Не дают мяса, чтоб их всех холера взяла, чирей им на обе лопатки, и вот человек страдает! Что теперь делать? Я ж голодный не усну!
- Послушай, если ты чревоугодник, так проявляй активность. Готовь еду и добывай. О! Величайшая идея, я назначаю тебя своим поваром. Чтоб хоть какая-то от тебя польза была.
- Хе, поваром… Жрать-то нечего!
- Как? Ведь у нас же рыболовные трофеи имеются…
- А! Точно же! – возликовал толстяк. – Вы гений, Гарольд! Я мигом мировую ушицу сварганю!
- Кастрюля есть?
- Всё есть! Я ж рыбак. Эх! Ну, пойдёмте костерок разводить!
- Сам управишься, не маленький, - распорядился Чарльз Гарольд. – А я, пожалуй, делом займусь…
И он занялся. Не успел наш герой переступить порог «Подлещика», как в глаза ему бросилось плешивое, очкастое и толстое существо, в грустной задумчивости просиживающее кресло за столиком в углу помещения. Чарльз Гарольд сразу узнал Облезлых и некоторое время смотрел на миллионера как зачарованный, ведь в такой близи наш герой ещё никогда не видел объект преследования… Но вот бывший президент общества «друзей чужого кошелька» совладал с собой и, купив бутылочку пива, рванулся в атаку. Он решил применить свою излюбленную тактику, представившись этаким бесшабашным рубахой-парнем.
- Здрасьте, а я к вам! Скучаете вы, я вижу, я тоже грущу, так скомпануемся! Я вот пивка приобрёл, а вы, извините, что халкать изволите? Сок?! Очень хорошо… Тот, кто пьёт томатный сок, будет строен и высок… Это Пушкин, да, по-моему? Талантливый был мужик всё-таки, умел рифмовать. Да, а вобла-то у вас есть? Или вы, может, раков к пиву наловили? Здесь, говорят, они водятся. Да что там, я сам видел, мужики ныряли, руки под камни засовывали, раков доставали, да-да! Конечно, только клешни да шейку можно есть, но ведь…
- Простите, молодой человек, - решительно перебил директор школы, недоброжелательно косясь на незнакомца, - по-моему, мы с вами не знакомы.
«Я слышу ЕГО голос… Неужели это правда!» - мелькнуло в мозгу у нашего героя.
- Ах, да! – спохватился Чарльз Гарольд. - Верно… Ну, так исправим ошибку. Я – Чарльз Гарольд. Не удивляйтесь, такое оригинальное прозвище мне дал мой дядя Петя. Конечно, слыхали о таком?.. Нет… Ну и ну! Если мне скажут, что человек свою родную мать не знает – это я пойму… Но, простите, не знать дядю Петю… Впрочем, в жизни всякое бывает. Но не в этом дело. Так вот, когда в Новый год выпивки для полного забытья не хватило, и все от безысходности положения стали хлебать политуру, я воздержался. «Что это ты стоишь каким-то Чарльз Гарольдом?!» - рассмеялся тогда дядя Петя. С тех пор и пошло, на всю жизнь остался Чарльз Гарольдом. А вас, простите, как величать?
- Пётр Иваныч, - нехотя ответил Облезлых.
- Так что, Пётр Иванович, раз так, может лучше ко мне в номер пойти! – как бы невзначай предложил наш герой – Посидим, поговорим, выпьем за знакомство, ну как?
«И что это ко мне нынче всякие проходимцы и проходимки липнут? – с удивлением думал Облезлых. – Сначала эта черноволосая… собака, теперь какой-то тип придурошный. Ну та, ладно, обокрасть, а этот что? Может, и впрямь пойти… Делать нечего, а то хоть вечер скоротаю. К том же, если он вор, так у меня ни копейки!»
Итак, миллионер решился. Через пять минут он уже переступал порог комнаты, в которой обитал Чарльз Гарольд. Душа нашего героя буквально пела от счастья. Даже не верилось, что он имеет возможность говорить с САМИМ с глазу на глаз!
- Фу-у. Русским духом, однако ж, потягивает, - поморщился Пётр Иванович, с неудовольствием втягивая носом запах перегара, табака и плесени.
- А, не обращайте внимания. У меня сосед скандальный, - пояснил наш герой. – Присаживайтесь, Пётр Иванович, чувствуйте себя как дома… у прокурора. Нет, это я шучу. Ба, кто идёт!
Брюханов ввалился в двери с дымящимся котелком в руках. Увидев гостя, он слегка растерялся.
- Вот и уха приехала, - сейчас потрапезничаем! Саша, познакомься, это Пётр Иванович, наш гость, - посмеиваясь, говорил Чарльз Гарольд, отчаянно подмигивая толстяку, что тот молчал, дабы случайно не проговориться перед жертвой о видах на неё… Брюханов, надо отдать ему должное, понял это и, не слова не говоря, поставил котелок на стол. Миллионер втянул носом дурманящий аромат свежей ухи и подумал, что поступил правильно, приняв это неожиданное приглашение.
- Эх, щучка! Хороша! – Чарльз Гарольд вилкой достал рыбу из ухи и положил её на общую тарелку. – Так, где-то тут ещё подлещик завалялся. Вот интересно, в озере они, поди, недолюбливали друг друга. А варились вместе. И перевариваться они у нас в животах тоже вместе будут… что? Где подле… Ах, подлец! Что это всё значит, Брюханов?!
- Да, это, как…. В общем, кошка съела… - пряча глаза, ответил Александр.
- Ну-ка, ну-ка, посмотри мне в глаза! – напуская на лицо суровость, потребовал Чарльз Гарольд. – Кошка ли… А? И не стыдно тебе?.. Кот-воркот…
- Голодно было, а у костра темно и страшно к тому же. Я попробовать хотел и… Так получилось…
- Сожрал с костями, - заключил наш герой, - спасибо тебе, что хоть щуку оставил. Видите, Пётр Иванович, какие у нас аппетиты. Кушайте-кушайте, чего ж вы сидите!
Облезлых придвинулся к столу и, отломив себе кусок разваренной щуки, стал есть.
- Хороша рыбка! – зажмурившись, оценил он вполне искренне.
- Рыба по суху не ходит! – торжественно гаркнул Брюханов, водружая на стол бутылку «Экстры».
- Верно, - немного поразмыслив, согласился наш герой. – Эх, Саша, да тебе бы с твоими познаниями океанологом бы быть! Такой талант не раскрылся. Ну, давай, поставил, так откупоривай… Стакашки вот. Маловато, конечно, я бы сказал…
- Сколько уж есть, - ответил Брюханов, - но, как сказать, тоже… Помню, было нас трое мужиков и бутылка водки. Одна на троих – смех ведь! Думаем, как бы крепче опьянеть. Ну и что! Вылили мы водку в кастрюлю, накрошили туда хлебушка, как котятам похлёбку делают, ну и чайными ложками стали хлебать. И что ж вы думаете? До дна выскребли – да так и легли…
- Экономно, - оценил Чарльз Гарольд, - но не эстетично. Мы лучше по маленькой станем кушать…
Пётр Иванович осторожно пригубил стакан с водкой и улыбнулся. Он постепенно приходил в себя после сегодняшнего удара и мало-помалу начинал оттаивать…
- Первый тост за щуку! – высокопарно провозгласил Александр, поднимая стакан. – Ну, и за меня заодно! Я ж её поймал. А сколько с ухой возился. Пока только чистил, все брюки в кишках перемазал…
- Зачем подробности, - прервал сообщника наш герой, - лучше об этом когда-нибудь напиши в своих мемуарах, а застолье длинными тостами загромождать нечего: водка выдохнется. Итак, пьём. Стоп, Брюханов! Ты ж утром, мне помнится, давал обет не пить… Как же так?
- Хы, господи, я что – пить собираюсь? Только выпью, - невинно улыбнулся Александр.
- В общем, с тобой всё ясно. Зарекалась свинья дерьма не есть, ну, разве что, иногда…
Тем временем Александр, подняв глаза к небу, полушёпотом пробормотал:
- Ну, бог видел, как я сопротивлялся, - после чего содержимое стакана забулькало у него в горле. Выпил и Пётр Иванович. Пиршество началось. Чарльз Гарольд, чтоб стакан Облезлых не пустовал ни секунды, заботливо подливал гостю то пива, то водки. Разговоры пошли более лёгкие, весёлые и развязные. Миллионер мало-помалу хмелел и уже без смущения поведал компании парочку свежих анекдотов.
- Эх, жизнь! Покачивал головой наш герой, обсасывая щучью голову. – Поживёшь вот так, поживёшь… А потом перестанешь. Я часто думаю: к чему всё это? Вот я, например, директор школы, а в жизни ничего хорошего…
- Как! Директор школы! – изумлённо и обрадовано воскликнул подвыпивший миллионер. – И я тоже!
- А! Какое совпадение, - Чарльз Гарольд растроганно похлопал Петра Ивановича по плечу, - бывает же такое… Ну и как? Денег-то много гребёте?
- Ну что там, какие деньги, школа – это ж не ресторан…
- Я так мыслю, что человек с мозгой всюду не пропадёт, - с улыбкой заметил наш герой. – Предлагаю тост за человека с мозгой!.. Не надо, Брюханов, себе так много наливать. Только чтоб на донышке!
- Верно говорите! – сказал миллионер, с готовностью выпивая очередную стопку. – Умный человек имеет право деньги делать. На то он и…
- Да, школа – не ресторан, но… - продолжал доказывать наш герой. – Вот взять, к примеру, колечки и серёжки некоторые из соплячек носят. Это ж не порядок, согласитесь! Мещанство, нарушение школьного устава – и прочее. Поэтому я с этим борюсь. Побрякушки забираю, а с родителей штраф… пятьдесят рублей!
- Вот, вот это, вот это да! – восхитился директор школы. – У меня в школе математичка, Олимпиада Дмитриевна, есть, она тоже со всех кольца срывает, но чтоб пятьдесят рублей штраф… А почему не сто, а?
- «Потому, что всё хорошо в меру», - отвечал дядя Петя, когда его спрашивали, почему он ворует не каждый день. – «К тому же, существует ещё и высшая мера», - добавлял он после паузы, - задумчиво промолвил Чарльз Гарольд. – Вот вы выразились, что школа – не ресторан.
- Тост за дядю Петю! – перебил Брюханов, поднимая стакан. – Бог видел, как я сопротивлялся!
- Отчаянное сопротивление, - сострил Пётр Иванович. Надо сказать, миллионер был непривычен к алкоголю, и сейчас выглядел «хорошеньким».
- Школа… Вроде, откуда деньги грести. А пораскинуть умом и… Сколько там парт! Не счесть! Так вот, я списываю совершенно новые парты и загоняю их частникам, - невозмутимо сообщил Чарльз Гарольд. Если про штрафы за ношение серёжек он действительно слышал, что такое практикуется в одной из школ, то махинация с партами была плодом его сиюминутной фантазии, плодом гниловатым, однако ж, Пётр Иванович под влиянием пивоводочных паров не заметил подвоха.
- Да ну! – только и сказал он. – Здорово! Мне это даже в голову не приходило!
- А что приходило? – прищурив левый глаз, полюбопытствовал наш герой. – Да пейте, пожалуйста, вот, ушки хлебните, щучку, вот, поешьте, ещё плавники остались… И не стесняйтесь, поделитесь своим опытом. Здесь все свои!
- Хм… Это между нами если, а ваш приятель кто?
- Кто? – переспросил наш герой, повернувшись к Брюханову, который старательно прежёвывал остатки щучьей головы. – Завуч! Мы с ним вместе работаем. Посмотрите, какое лицо, так и блещет интеллектом… Он, кстати, анатомию преподаёт.
- Ой… Щука быстро кончилась, - вытирая губы рукавом рубахи, пожаловался завуч. – Покурить пойти, что ли, чтоб голод перебить.
Брюханов вышел на веранду.
- Я, - лукаво улыбнулся Пётр Иванович. Глаза его блестели, пухлые щёки наливались нетрезвым румянцем. Чарльз Гарольд склонился над столом, приготовившись слушать. – Я тоже кое-что… в то лето в школе ремонт был, деньги отпущены на него, а я шабашников пригласил, они немного подмазали – и порядок… А я положил себе в карман. Сколько б вы думали? Две тысячи четыреста пятьдесят семь рублей! Это вам не полсотни штрафу!
- Ого! – воскликнул Чарльз Гарольд со смешанными чувствами. С одной стороны, он был рад, что имеет теперь кое-какие козыри против Облезлых, но с другой стороны, наш герой призадумался. Зачем миллионеру путаться в двух тыщонках? А дело здесь было не только в скупости Петра Ивановича, просто директор школы был осторожен, но как-то однобоко. Это выражалось в том, что он и копейки не потратил из припрятанного в диване миллиона, но деньги, прикарманенные в обход всех препон из школьных средств, он считал заработанными почти что законно и свободно распоряжался ими.
- Но, повторяю, школа – место не доходное, - язык у Облезлых развязался и обратно не завязывался, - подумаешь, директор школы, так… Мелочь. Вот директор пансионата «Плешивые люди» - это величина! Тут, как и везде, всё больше блатные, настоящих-то плешивых мало. Нет, не обижайтесь, я не намекаю на вас. Хотят люди отдохнуть – вот и приносят Карлу Клоповичу взятки. Я его сегодня видел, разговаривал. Просит Карл Клопович, чтоб я его сына на золотую медаль тянул. Тоже, хватил… Я ему так и пояснил, извините, но сын ваш к учёбе туповатый, так что больше 4,5 балла аттестата обещать не могу.
- Выходит, вы знакомы с Заком, - усмехнулся Чарльз Гарольд, - ну, и как он вам, нравится?
- Как вам сказать… Дерьмо! – с чувством выразился Облезлых, выразительно мотнув головой. – Своего не упустит! На завтрак отдыхающим варёное яичко не додадут, ну и что? Никто, вроде, не заметил… А Карл Клопович себе сотню в карман ложит – ну каково это?! Так что, как педагог, я его, конечно, презираю, но как человек – понимаю и завидую…
Накурившись, в комнату вернулся Александр.
- Что ж, давайте по последней вдарим! – с грустью в голосе сказал он, разливая по стаканам остатки водки. – За знакомство, так сказать. В общем, бог видел, как я сопротивлялся, - машинально пробормотал Брюханов, опрокидывая содержимое стакана себе в рот.
Пётр Иванович Облезлых, расчувствовавшись, стал рассыпаться в благодарностях за прекрасно проведённый вечер. Чарльз Гарольд не растерялся и предложил миллионеру повторить удовольствие завтра: утром порыбачить, а вечером сварить уху, купить в «Подлещике» что-нибудь «запить», ведь «рыба по суху не ходит»…
- Гениально! – просиял Пётр Иванович и, прослезившись, стал растроганно вытирать о брюки запотевшие стёкла очков. – Умнейший вы человек… Простите, как вас?
- Чарльз Гарольд, - напомнил наш герой, - это имя вы надолго запомните! Значит, насчёт завтрого мы договорились. Я провожу вас, Пётр Иванович.
- До свидания, завуч, - сердечно пожал Облезлых руку Брюханова, - спокойной ночи.
- Приятного сна! – любезно буркнул в ответ Александр, заваливаясь спать.
Осторожно ступая, Пётр Иванович выкатился на свежий воздух. Под руку его, словно заботливый сын подгулявшего папашу, аккуратно придерживал наш герой…
Минут через пятнадцать бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта бодрой поступью влетел в свой номер. Брюханов стоял на кровати и с остервенением лупил по стене полотенцем, видимо, решив немного поубивать комаров.
- Заели, подлюги, чтоб их холера взяла, чирей им на нос, на самый кончик! – пожаловался он. – Как ляжешь – так и гудят, гудят. А потом кусают. Я, чтоб вы все подохли, донором не нанимался, чёрт вас дери!
- Облезлого доставил в целости и сохранности. Но что это такое: я у него все карманы перещупал – даже задрипанной рублёвки нет. Ну и хитёр… Ничего, справлюсь. Зато мы вошли к нему в доверие! Завтра продолжим игру!
- У-у-у, - сладко потянулся Брюханов, вновь приземляясь на койку, - люблю повеселиться, особенно поспать… Как вы считаете, Гарольд, хорошо ли, что люди дрыхнут почти полжизни, а?
- Наверное, да, - задумчиво изрёк Чарльз Гарольд. Он, расстегнув все пуговицы своего кожаного пиджака, аккуратно повесил его на спинку стула и стал снимать рубашку. – Ведь не было бы сна – не было бы и снов… И бедные люди никогда бы не могли взглянуть на свою заветную мечту… Мне бы их было б жалко. А так мечты появляются… в сновидениях. А потом люди вспоминают о них и печально вздыхают… Но я из тех, кто предпочитает, чтоб мечта стала явью – во сне я и так каждую ночь кучи денег хватаю. Но я – Чарльз Гарольд, и я добьюсь своего!
Глава 10
ОШИБКА ЧАРЛЬЗ ГАРОЛЬДА
А правда, дорогие читатели, хорошо это или плохо, что мы спим, пусть и не полжизни, но треть-то точно? Я лично затрудняюсь сразу ответить, думаю, что это – кому как… Помню, были у меня в жизни дни, когда я досадовал до злобы, что вынужден спать восемь часов. Это ж так обидно: ежедневно прекращать радостные, интересные дела ради глупой спячки! Ложась спать, я долго не мог заснуть, сгорая нетерпением дождаться утра, так что невольно сам себе продлевал вынужденное отбывание в постели… Проплыли годы, я жил, то есть, скучал, и постепенно полюбил сон! Какое это благо поспать: отключиться на несколько часов от мелких, никчёмных забот и великой, непоколебимой скуки… Теперь я сплю и днём, и ночью, и на работе, и дома и очень сожалею, что у сна имеются пределы. Восемь часов… Правда, в последнее время я довёл время сна до десяти, но всё равно остаётся целых четырнадцать часов скучать! Обидно… Но всё же сон – это прекрасно, природа устроила очень мудро. Сон – это единственное, за что я благодарен жизни…
Лирические отступления – старая традиция романов. И это правильно, ведь если вкладывать свои мысли в уста героев, вы, дорогие читатели, справедливо возмутитесь, что роман неправдоподобен, мол, в жизни не бывает так много дураков сразу. Но я преступно долго злоупотребляю вашим терпением, спешу исправить ошибку. Вернёмся же к нашим замечательным героям!
- Довольно дрыхнуть! Полдевятого утра!
- А! Что? Завтрак проспали?!
- Нет, а Облезлого проспать можем. Вставай, я сказал!
- Ой, чтоб вы все подохли… А Облезлому этому чирей на нос! Чтоб его холера взяла!
…Между Чарльз Гарольдом и Брюхановым происходила рядовая утренняя перебранка. Впоследствии это станет доброй традицией наших героев.
- Будем готовиться к совместному с Петром Иванычем рыболовству! Этот толстенький плешак оказался глуп и доверчив – теперь он у меня в кармане, - самодовольно говорил Чарльз Гарольд, вытирая махровым полотенцем мокрое после умывания в озере лицо. – Да поднимешься ты наконец!
- Ох, - Брюханов, исторгнув тяжёлый вздох из глубины души, присел на кровати, - ночью мне снилось, что я валяюсь на тротуаре, весь пьяный, а на газон отползти не могу. Все проходят, пинают. К чему б такой сон?
- Конечно, к удаче!
- Да? Посмотрим… Вот вы, Гарольд, вроде бы умный человек, а чего вчера квартиру Облезлого не обшарили? Забрали бы все деньги – и все дела…
- Ха, не всё так просто в жизни, этим она и привлекательна. Жизнь – игра, и играть в неё надо учиться. Какого чёрта Облезлому таскать деньги с собой?! Нет, он их где-то прячет. Смысл наших действий в том, чтоб получше снюхаться с ним. А уж там посмотрим. Может, в квартиру проникнем, а может, он их сам отдаст… Ладно, вставай, готовь снасти.
Александр встал и, широко зевая, стал перебирать лески, поплавки и мешки с прикормом. Это дело Брюханов любил и занялся им без лишних пререканий. Чарльз Гарольд любовался на себя в загаженное мухами зеркало шкафа, аккуратно приглаживал на голове волосы и мурлыкал какой-то мотивчик…
- Гарольд! – раздался сзади взволнованный голос Брюханова. – Вы, случайно, червей не брали?
- Всякое бывало… И червей брал, и крестей, и бубен. Но чаще брали другие, а я брал выигрыш.
- Нет, не то, дождевые черви, чирей им на ноги… Банка пустая!
- Что?! – вздрогнул наш герой, оборачиваясь. – Черви разбежались по дому, ты хочешь сказать! Точно, вон один у тумбочки ковыляет. Безобразие, Брюханов! Я человек чистоплотный, а ты о чём думаешь? Лови, что застыл?!
Александр опустился на четвереньки и полез под койку с целью там накрыть основную массу бежавших. Некоторое время слышалось лишь его целеустремлённое сопение и позвякиванье банки.
- Каковы успехи? – осведомился Чарльз Гарольд, нетерпеливо поглядывая на часы.
- А, ни черта… Одного схватил, - проворчал Брюханов, приподнимая голову. Он гулко ударился макушкой о металл кровати. – Ой-я!.. С-с-с… М-мм. Головушка моя. Какая боль, ай, чтоб вы все подохли… Вот ещё один, в самом углу. Ать, не уйдёшь… Вот, не понимаю: червяк, ну ни рук, ни ног – и охота ему ползать?!
- Ну, дак не поползёшь – подохнешь, - тоскливо объяснил наш герой, - диалектика!
Ловля расползшихся по вине диалектики червей успехом не увенчалась. Брюханов выполз из-под кровати расстроенный и помрачневший.
- Вот так всегда… Порыбачили…
- Вот, дали ему год. Отсидел двенадцать месяцев и вышел, - усмехнулся наш герой одной из своих поговорок. – Не падай духом! Рыбалка – не самоцель! Главное, быть рядом с Облезлым. Пошли, кстати, попроведаем его.
- О! Вспомнил! – оскалился от радости Брюханов. – Я ж на той неделе 2-х подлещиков протухших в землю зарыл, чтоб опарыши выпарились. Как раз должны созреть… Ну, теперь не пропадём!
- - -
Пётр Иванович Облезлых пробудился с изжогой, головной болью и недобрым предчувствием. «Зря я всё-таки пил, - подумал директор школы, воскрешая в памяти вчерашнюю уху, - поди, лишнее трепал. Что это за типы? Директор и завуч… якобы. Не верится – морды уж больно протокольные. Да и здоровые, беззаботные, какие ж это учителя? Нет…»
- С добрым утречком, Пётр Иванович! – Чарльз Гарольд влетел в комнату миллионера неожиданно, как ангел (если, конечно, верить сплетням, что ангелы действительно влетают. Я, дорогие читатели, прожил на свете не так мало, но пока ко мне в дом влетали только черти).
- Стучать надо, - недоброжелательно бросил миллионер, застёгивая пуговицы пижамы.
- Извините, привычка… К тому же стук – тоже вещь обманчивая. Ведь работники милиции тоже вначале стучат в дверь. Однако ж, если не открыть, они её взломают… Как спалось, Пётр Иванович?
- Нормально, - тихо ответил Облезлых, из-под опухших век пристально вглядываясь в нашего героя. – Очень вкусная была уха, спасибо. Простите, забыл, в какой школе вы директором работаете?
- В К-ой, - не моргнув глазом, ответил Чарльз Гарольд и весело продолжал трепаться о прекрасном дне, солнечной погоде и утреннем аппетите, то и дело вспоминая великие изречения дяди Пети, не забывая также уточнить, по какому поводу было сделано то или иное высказывание.
«Так, опасения подтверждаются, - со страхом соображал Пётр Иванович, - я прекрасно знаю директрису К-й школы, знаю и то, что она обосновалась там до пенсии… Подлог! Кто этот тип? Что он замышляет? И какие у него хитрющие глаза!!! Нет, нужно от него поскорее отделаться. Любым путём…
- Одевайтесь, Пётр Иванович, собирайтесь, поедем на рыбалку…
- Да-да, конечно, - кивнул миллионер, - через двадцать минут зайдите за мной. Я пока умоюсь, приготовлюсь…
Не успел Чарльз Гарольд выпорхнуть за дверь, как Облезлых проворно метнулся к шкафу, выбросил из него свою одежду и стал лихорадочно пихать её в чемодан. Пётр Иванович решил не «умыться», а смыться. «Бежать, бежать, бежать, - трепетало в мозгу у миллионера, - этот тип замышляет недоброе! Бежать!!!»
Тем временем Брюханов с узкой дощечкой в руках вышел за ограду пансионата. Там под кустом малины лежал большой кирпич, под ним был зарыт клад. Александр отворотил кирпич и стал торопливо раскапывать палкой влажную, серую землю… Вскоре его глазам предстали два подлещика. Своими протухшими, ввалившимися глазами они смотрели на убийцу с немым укором, впрочем, Брюханов не отличался чувствительностью к подобным мелочам. Его внимание привлекло другое – в протухшем мясе рыб кишели опарыши, белые, толстые червяки, своим внешним и внутренним обликом чем-то неуловимо напоминавшие своего хозяина, который пришёл проведать урожай.
- Хороши, - облизываясь, улыбнулся Брюханов. Так улыбнулся бы садовник, видя, как на яблоне, им взращенной, наливаются соком прекрасные плоды… Александру, самозабвенному рыболову, уже представлялось, как он нанизывает опарышей на крючок, забрасывает уду, поклёвка… Тут Брюханов спохватился, что не захватил с собой банку, и урожай не во что собирать. Но разве это беда! Окрылённый успехом толстяк, как на крыльях полетел в домик. Уже через пять минут, вооружившись пустой банкой из-под сгущёнки, Александр вернулся к захоронению. Тихая радость переполняла душу рыболовного маньяка. Но вдруг!.. Глазам Брюханова предстала жуткая, душераздирающая картина: два рыжих, поджарых пса с аппетитным урчанием угощались тухлыми подлещиками.
- Эй вы! Вы не того… - крик, полный боли, гнева и отчаяния вырвался из уст Александра. Пулей он рванулся вперёд, но увы, было поздно… Не осталось ни подлещиков, ни опарышей… Чавкая и облизываясь, собаки невинно посматривали на Брюханова и дружелюбно виляли хвостами, как будто бы ничего не произошло. Александр потерянно вздохнул, машинально стягивая с головы свою замусоленную, мятую кепку…
- Эх вы! А ещё друзья человека! – в отчаянии воскликнул толстяк. – Ну чё уставились, чё?! Чирей вам в пасть! Жрать, что ли, больше нечего? А ну кыш отсюда!
Собаки не пошевелились. Разозлённый Брюханов в сердцах запустил палкой в коварных зверей. Псы, показав зубы, глухо зарычали.
«А может, это волки!» - испугался Александр и, не раздумывая, стал малодушно пятиться назад. Собаки, гордые своей моральной победой, медленно потрусили продолжать завтрак на пансионатскую помойку…
- Гарольд! Меня обидели животные! – закричал Брюханов, вбегая в дом. – Все опарыши сожраны! И они ещё облизывались, падлы! Псы! На что ж ловить теперь?
- Не ори, - успокоил его наш герой, - ну, тебя в случае чего на крючок нанижем – не пропадём…
- Всё смеётесь, - махнул рукой Александр, сокрушённо качая головой. – На хлеб удить – что за интерес. Клюнет раз в час – да и то сорвётся, что тогда, удочку от злости ломать? А на опарыш как берёт… Одно расстройство…
- Ты просто эгоист, - спокойно заметил Чарльз Гарольд, сдувая пылинку с рукава своего кожаного пиджака, - собачки попотчевались тухлятинкой. А много ль у них в жизни хорошего? Пусть хоть немного порадуются. Вот если б из людей кто твоих опарышей сожрал – тогда б, конечно, по всей строгости б спросили, а с собак что возьмёшь! Бессловесные твари… Всё понимают, а выругаться не могут – ну что это за жизнь?!
И наш герой стал нудно распространяться о тяжёлой доле собак, которые, в отличие от людей, не могут облегчать ругательствами душу. Брюханов, как ни был расстроен, вспомнил, что пора бы идти на завтрак.
- Я заскочу к Облезлому, с ним и приду. Жди нас у дверей столовой! – распорядился наш герой и, сдвинув на бок шляпу, отправился в гости к миллионеру.
- - -
Дверь Петра Иванович оказалась на запоре. Чарльз Гарольд настойчиво молотил в неё кулаком, всё никак не желая верить в то, что планы по каким-то неведомым причинам рушатся. «А может, он просто умывается?» - с надеждой подумал бывший президент общества друзей чужого кошелька» и метнулся к озеру. Увы, надежды не оправдались. «Эх, надо было следить за ним! – проклинал свою доверчивость наш герой. – Но что могло случиться? Ах, «в какой школе работаете?» Это была его ловушка, а моя ошибка…»
И тут где-то вдали среди деревьев промелькнула лысина Петра Ивановича. Миллионер трусил по тропинке с чемоданом в руке.
- Пётр И-ва-но-вич!!! – во всё горло окликнул его Чарльз Гарольд. – Куда вы?
Директор школы, испуганно обернувшись, метнулся в кусты.
«Врёшь, не уйдёшь!» - подумал наш герой, и глаза его блеснули боевым азартом. Что есть духу он бросился в погоню за Облезлых!
В лесу было сумрачно. Сосны неприветливо покачивали своими макушками, будто осуждая мелкие страстишки людей… Своим появлением Чарльз Гарольд вспугнул не только миллионера, но и огромную стаю ворон, слетевшихся попировать на помойке. Птицы поднялись, расселись по ветвям сосен и, деловито перекаркиваясь, сверху вниз стали наблюдать за непрошенным гостем.
- Пётр Ива-нови-ич! – ещё раз крикнул наш герой. – Куда же вы?!
- Ы-ы-ы-ы, - печально отозвалось лесное эхо.
- Кааар! Карррр! – на все лады возмущались потревоженные вороны. Они долбили своими сильными клювами по высохшим сучкам, сучья ломались и падали вниз, некоторые точно на голову Чарльз Гарольду.
- Ну, а вы-то что не в своё дело мешаетесь?! – в сердцах крикнул бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта на обнаглевшее вороньё. Он задрал голову вверх, чтоб взглянуть в лицо своим недоброжелателям. Беда одна не ходит… Чарльз Гарольд наступил на муравейник, споткнулся и, не устояв, растянулся на земле. По ногам у него суетливо забегали муравьи, некоторые из них, не мешкая, уже приступили к кусанию.
- Чёрт… - морщась, простонал наш герой. – Ой, труженики леса, ой, собаки!.. Спирт из вас мало гонят…
В то самое время, как Чарльз Гарольд выяснял отношения с муравьями, Пётр Иванович Облезлых поймал попутную машину и теперь, уютно раскинувшись на заднем сидении, с комфортом мчался домой. Быть может, бегство Петра Ивановича из пансионата «Плешивые люди» кому-нибудь из вас, дорогие читатели, показалось непонятным и странным? Действительно, особых поводов для страхов не было, зачем же ударяться в такие крайние меры, как бегство? Это ж просто глупо, да и неприлично! Всё это так, но при этом надо учесть, что Пётр Иванович, во-первых, был подпольным миллионером, а во вторых, был человеком нервным. Впрочем, последнее вытекает из первого. Приобретите нечестным путём миллион, дорогие читатели, и тогда, думаю, вы поймёте состояние Петра Ивановича и посочувствуете ему…
В столовую Чарльз Гарольд прошёл несколько раздосадованный, но не павший духом. Ну и что, что Облезлых убежал? Ну и что?! Чарльз Гарольд как будто бы шлёпнул полотенцем по летающей в комнате мухе, промахнулся, муха поднялась к потолку, жужжит, теперь она станет осторожней, но ведь ясно, что деться ей некуда и своей участи не миновать.
Брюханов уже сидел за столиком и с энтузиазмом работал вилкой.
- Я же, кажется, просил подождать у дверей, - для порядка попрекнул его наш герой.
- Да ну… Всех стали запускать, а я, что, лысый, что ли, у дверей топтаться? – буркнул Александр, пережёвывая котлету. – Вернее, лысый, конечно, но по справке, так же, как и вы, Гарольд… А где этот?
- Облезлый слинял, - с печалью в голосе проговорил Чарльз Гарольд, - кажется, он раскусил нас. Но ничего: он боится, значит, причины есть, и мы на верном пути. Ну, а с Петром Иванычем я ещё встречусь. Ещё только начало лета!
Глава 11
БРЮХАНОВ ЗАБОЛЕВАЕТ БРЮХОМ
Это случилось на следующий день после поспешного отъезда Петра Ивановича. Вечно голодный Брюханов прикупил в «Подлещике» целый килограмм какой-то старой, полузасохшей колбасы и перед сном отвёл душу… Наутро ему сделалось худо…
- Ой, господи прости! Э-э-э… - стонал Александр на койке, вцепившись руками в больной живот. – Такая боль, будто зубами кто изнутри кусается… Ой, схватила, ааа… И за что такое, ой… М-м-м, ооо… Ой, схватило!
- Схвати-схватило… Рожать-то когда будешь? – зевнул наш герой, вставая с постели. Он бросил косой взгляд на сообщника и понял, что с Брюхановым не обычное утреннее недомогание, а нечто серьёзнее.
- О-о-о! – закатив глаза к потолку, тяжело дышал Брюханов. – Как болит, чтоб вы все подохли. Небось, из-за колбасы это… Лучше б я её не кушал…
- Хорошая мысля приходит опосля, - усмехнулся Чарльз Гарольд, которого ничто на свете не могло заставить лишиться своего изысканного остроумия, что, бесспорно, являлось признаком необыкновенной выдержки и хладнокровия. Толстяк продолжал корчиться от боли. Лицо Александра высунуло язык и стало покрываться страдальческой испариной. Наш герой не спеша застёгивал пуговицы своего шикарного пиджака.
- Помираю, - полубессознательно забормотал Брюханов, - тяжело… Скоро отмучаюсь. Похоронят меня под сосёнкой… Гарольд, вы слышите! Передайте моей, моей жене, что я её прощаю…
- Ха, представляю, какой подарочек будет твоей жёнушке. Вместо алиментов – на похороны раскошеливайся. А вообще, с какой стати? Нет, она сумеет отбояриться, коли не дура. Скажет: «Ничего не знаю, мы в разводе!» Занимательно, ты ж нигде не работаешь. А кто ж тебя, милый друг, хоронить будет? Умирать-то в наше время недёшево.
- Как же так… Но ведь не бросят же меня под забором?!
- Возможно, - согласился Чарльз Гарольд, - твоё могучее тело отвезут в мединститут, там вскроют и будут студентов на лекции поучать. Да-да, там, в препараторской, только такие, как ты, и лежат.
- Бррр, какие вы, Гарольд, страсти несёте, - передёрнулся Александр, - неужели так и будет? Жил-жил, не тужил… Как же так?..
- Сам во всём виноват. Сколько людей колбасой травятся. Колбаса, а особенно, не свежая, страшное дело! Свежесть продуктов – залог жизни… Я на этом деле собаку съел.
- Какую ещё собаку, - морщась, процедил Брюханов.
- Какую?.. – задумался наш герой. – Сейчас скажу. Знаешь, рыжие, с длинной шерстью, ну как же их… А, колли! Вспомнил, наконец. Дядя Петя большой шутник был и затейник. Собака у него была, колли. Букой он ещё звал, была, значит, была, ну, а потом померла. Он с неё шкуру содрал и притащил мясо на наш конторский сабантуй, мол, баран! Ой, накушались все вволю! А дядя Петя потом шкуру-то и показывает, мол, посмотрите, чем потчевались, приятного, мол, вам аппетита.
- Ну и что? – спросил Брюханов, на миг забывши о своей болезни.
- Ничего… Некоторые побежали выворачиваться, а лично я, как ел, так и продолжал есть. Мясо вкусное, вот только псиной малость припахивает. В общем, собака – друг человека.
- Да, - вздохнул Александр, нежно поглаживая себя по брюху. – Ой, но живот-то у меня как разламывается, чтоб его холера взяла! За что такие муки?!
- Этот философский вопрос мы обсудим после, - рассудительно изрёк Чарльз Гарольд, - а сейчас не желаешь ли проехаться… в больницу?
- Как, вы думаете, меня ещё можно спасти? – удивился Брюханов.
- Всё бывает… Идти-то ты в состоянии?
- Попытаюсь…
Брюханов медленно сполз с койки и, присев на колени, стал зашнуровывать ботинки. Чарльз Гарольд смотрел на него, слушал недовольное ворчание толстяка и невольно улыбался. Несколько дней знал наш герой Брюханова, а, казалось, сто лет прожил с ним под одной крышей. Конечно, Чарльз Гарольд понимал, что в деле от Александра проку мало, даже очень мало, но Брюханов веселил его одним своим видом, и чем-то неуловимо нравился нашему герою.
Пансионат «Плешивые люди», как ни в чём ни бывало, продолжал жить своей спокойной, размеренной жизнью. В «Подлещике» бойко торговали пивом, по озеру плавали лодки, плешивые по справкам люди отдыхали. У ворот пансионата стояла зелёная «Волга», а около неё – её хозяин. Он собирался съездить в город и, желая подзаработать, поджидал попутчиков.
- Товарищ! – издали закричал Чарльз Гарольд. – До Свердловска не добросишь?! А то тут одному товарищу помирать приспичило. Колбасы наглотался, а переварить не может…
- Пятнадцать рублей, - без предисловий назначил цену владелец «Волги».
- А совесть ваша… - заикнулся было Брюханов.
- Тише, - шикнул на него Чарльз Гарольд, - и похуже бывает! Это ещё по-божески, так что садимся… Платить, естественно, будешь ты…
- Но почему?.. У меня денег мало, может, поровну, а?
- Не перечь. Ты – виновник торжества, ты – организатор поездки, ты и раскошеливайся.
Сообщники расположились на заднем сидении машины. Водитель уселся за баранку. Брюханов, постанывая, откинул голову назад и застыл с приоткрытым ртом. По лицу его блуждала судорожная ухмылка великомученика…
- Если вас, гражданин, стошнит, возьму десять рублей, - деловито предупредил владелец «Волги», включая газ. «Волга» тронулась и, набирая скорость, понеслась по дороге. Гостеприимный пансионат «Плешивые люди» всё уменьшался, пока не затерялся среди сосен и мусорных куч…
- - -
В больнице было душно, жарко, пахло болезнями и медикаментами. В приёмных покоях было неспокойно. Запинаясь о ноги ожидающих своей очереди больных, Чарльз Гарольд и Брюханов пробирались по коридору в поисках нужного кабинета.
- Уролог, ухогорлонос, невпропатолог, - вслух читал наш герой надписи на дверях, - тебе-то кого?
- Да чёрт его знает? Нос с ушами у меня, вроде, на месте. Как же энтот врач называется, чтоб его холера взяла… А, брюхопатолог!
- Чего-чего? – удивился наш герой лингвистическим способностям Брюханова. – Бесспорно, у тебя редкостная патология… О, давай-ка к хирургу очередь займём. Он уж, если не вылечит, так хоть разрежет…
Наши герои спросили, кто крайний к хирургу и стали ждать. Чарльз Гарольд скучал, Брюханов мучился. Ожидающие своей очереди больные увлечённо обсуждали многочисленные медицинские проблемы.
- Бог весть, что мне на той неделе прописали, - во всеуслышание жаловался мужчина с чёрными усиками. – Какой-то препарат с кисловатым вкусом. Так, понимаете ли, у меня после него в моче появились творожистые хлопья розового цвета.
- Ой, чего только не бывает, - покачала головой толстая дама, - вот потому-то я в медицину не верю.
- Все они – сапожники в этой медицине, - выразительно махнул рукой очкарик с неприветливым лицом. – Один мой знакомый в больнице лежит, лечится. Переливание крови ему делают. Так у него после этого то желтуха, то сифилис. Сапожники…
- Мне столько таблеток выписали, - растерянно разводила руками какая-то старушка, - пятнадцать в день глотаю! Не знаю, толь помогают, толь нет…
- Нет никакого смысла, бабушка. Всё равно помирать вам скоро, так что траться на таблетки – не траться, - мило улыбнулся очкарик с неприветливым лицом.
- Вообще, мне один знакомый ветеринар говорил, что вообще все лекарства вообще не помогают! – оживлённо заговорила толстая дама. – Ничего! Только мумиё… Мумиё. Я его три раза в день по чайной ложечке пью…
- Мумиё! – оживился мужчина с чёрными усиками. – Как же вы такую ценность достали?
- Ой, целая история. По блату всё, через дядю Колю, через какого-то Селеванова. Он конюхом в колхозе служит. Продал мне мумиё совсем дёшево: рубль кубический сантиметр. Вообще, на него всегда пять рублей платят, так что повезло мне… Муж смеётся только, говорит, что это за прихоть у тебя конский навоз пить, да ещё смаковать, но да что он понимает в медицине!
Разговоры тянулись бесконечно. То одно, то другое медицинское светило делилось с другими опытом лечения той или иной болезни новейшими и, конечно, единственно верными средствами. Брюханов, морщась от колик, отмалчивался в углу, и вскоре публика обратила на него внимание.
- Вы по какому вопросу, товарищ? – любезно поинтересовался у Александра мужчина с чёрными усами.
- Да… Живот у меня, - нехотя ответил толстяк.
- У всех живот, - усмехнулся кто-то.
- Нет, - авторитетно возразил очкарик с неприветливым лицом, - у одного моего знакомого рак, так ему живот вырезали. Он теперь двенадцатиперстной кишкой пищу переваривать приспособился.
- А я просто колбасы поел, - поделился своим горем Брюханов, - что теперь будет?
- Плохи дела, - радостно улыбнулся очкарик с неприветливым лицом. – Ботулизм, как пить дать, ботулизм. Теперь не выкарабкаться, товарищ. Нет, сперва помучают, не думайте! Рвотное дадут. Потом три градусника поставят: под мышку, в рот и в задний проход, чтоб посмотреть, где температура больше… Да-да… Ну, а потом прозондируют – это уж обязательно!
Брюханов, приоткрыв рот, с ужасом слушал рассказы о своей бесперспективной участи. Даже боль в животе от страха будто бы поутихла.
- Товарищи, не пугайте человека! – вступился за сообщника Чарльз Гарольд. – Он начинающий, ещё и клизмы не нюхал, а вы про зондирование…
- А чё это такое… зонд… зондирваньё?
- Не рваньё, а зон-ди-ро-ва-ни-е! – по слогам произнёс очкарик с неприветливым лицом, явно с наслаждением смакуя это слово. – Ничего особенного, на самом деле… Просто резиновый шланг сглотнёшь, его у тебя из заднего прохода достанут и будут в разные стороны тянуть.
И без того совиные глаза Александра постепенно округлялись от ужаса. Наш герой ещё раз попросил оставить Брюханова в покое, но очкарик с неприветливым лицом вошёл во вкус, и не просто было заставить его замолчать.
- Умирать, ты не думай, тоже придётся в страшных мучениях. В страшных. Никакой надежды! Ни-ка-кой! Завтра же…
- Ну, почему же «никакой», - задумчиво возразил мужчина с чёрными усиками, - медицина сейчас далеко шагнула. Например, один мой знакомый целую неделю протянул… Правда, он дышал искусственно, а ел задницей, но…
- Не-е-ет!!! – затрясшись, заорал Брюханов и, сорвавшись с места, помчался прочь. Больные с удивлением и насмешкой смотрели ему вслед.
- Молодой, неопытный, - презрительно хмыкнул очкарик с неприветливым лицом и отвернулся к стене.
Чарльз Гарольд остался сидеть на своём месте, в растерянности не зная, что делать. Александр убежал бог весть куда, вернётся ли, нет… И тут вдали коридора замаячил человек в белом халате, в нём наш герой неожиданно признал Ничвоглота.
- Роман Романыч! – бросился бывший президент общества «друзей чужого кошелька» навстречу врачу, будто бы тот был его другом детства, а не случайным автобусным попутчиком. – Здравствуйте!
- А, это вы, - состроил приветливую улыбку Ничвоглот, - здравствуйте.
- Вы же, мне помнится, на больничном состояли, Роман Романыч!
- Да… За зарплатой приехал, - вполголоса пояснил Ничвоглот. - Ну, а вы здесь какими судьбами?
- Да вот, такое дело, приятель мой захворал. Как вам понятнее объяснить. Ну, в общем, поел колбасы, а потом стал жаловаться на боли в области брюха…
- Бывает-бывает, - понимающе закивал Роман Романыч. – А где ж он сам?
- Да вот, сбежал. Наслушался пересудов разных и смалодушничал…
- Я тут! – внезапно выкрикнул Брюханов из-за спины Чарльз Гарольда. Лицо Александра светилось глубокой радостью.
- Вот он как раз… Ты чем это доволен, а?
- Был в уборной – всё прошло! – отрапортовал счастливый толстяк и, спохватившись, вежливо поздоровался с врачом.
- Хм, бывает-бывает, - слегка улыбнулся Роман Романович. – Ну так как, Чарльз Гарольд, лечить будем, или уж пусть живёт?
- А, пускай поживёт малость! – великодушно махнул рукой наш герой. – Тем более, что он мне ещё понадобится.
- Ну что ж, тогда до свиданья, - откланялся Ничвоглот и прошёл дальше. А Чарльз Гарольд и Брюханов лёгкими, бодрыми шагами устремились к выходу.
- Уходят… Везёт дуракам, - проскрипел очкарик с неприятным лицом, провожая завистливым взглядом исцелившегося Александра, и, тяжело вздохнув, скрылся за дверями хирургического кабинета.
Глава 12
СВАДЕБНЫЕ ЗЛОКЛЮЧЕНИЯ
Борис Облезлых, сын Петра Ивановича, ворвался в квартиру в чёрном костюме жениха с перекошенным от волнения лицом и, сорвав с себя пиджак, молча повалился на кровать… Пётр Иванович невозмутимо пил чай, Таня читала книгу, Лидия Мироновна вытирала заплаканное лицо кухонным полотенцем. Все уже знали о случившемся. И надо ж было произойти такому! Главное, поначалу всё шло хорошо: и расписались, и марш Мендельсона прослушали, и колечками поменялись, даже поцеловались у всех на виду, - в общем, всё как у людей! Однако на выходе из ЗАГСа случилась неприятность: Боря по собственной инициативе решился взять невесту на руки и потащил к перемотанной ленточками машине. Осталось дойти каких-либо пять шагов, но тут!.. Жених оступился и выронил из рук свою ношу. Больно стукнувшись о тротуар, невеста вскочила на ноги, с упоением залепила растяпе пощёчину, запрыгнула в машину и умчалась прочь…
- Господи, какая неприятность, - всхлипывая, причитала Лидия Мироновна, - какая неприятность…
- Уж не брался бы, коль силёнок маловато, - сказал Пётр Иванович, - так нет же, сам на рожон полез!
- Да кто ж знал, что она такая скользкая, стерва, - озлобленно промычал жених. Нет, Борю не особенно расстраивала размолвка, просто в последние дни он был выведен из себя свадебными хлопотами и реагировал болезненно на любую мелочь. Посочувствуем ему, дорогие читатели, а заодно подумаем о том. Как часто необдуманные поступки приводят к печальным последствиям. Лично я никогда ничего не делаю необдуманно, поэтому и последствий дурных со мной не случается. Правда, хороших тоже, но, как говорил наш замечательный герой, «этот мир придуман не нами…»
Некоторое время над комнатой повисло молчание. Оно висело три минуты, потом из кухни вразвалочку вышел Константин Терентьевич Бухой, дальний родственник Петра Ивановича. Вчера он приехал из Челябинска, хотя и не получал приглашения на свадьбу. Он прибыл по зову своего сердца.
- Так что же теперь, свадьбы не будет, - тихо вымолвила Лидия Мироновна.
- Ничего не будет! – огрызнулся Боря, не поднимая головы от подушки. – Зоя такого никогда не простит!
- Ну нет, это уже слишком. Непорядок, - сердито надул губы Бухой. – По мне, если что обещано – непременно должно быть! Хорошо, пусть не свадьба, но гулять всё равно будем! Нельзя же так людей морочить!
- Эх, вам бы только выпить, Константин Терентьевич! – в сердцах выкрикнул жених.
- Вот, ну зачем такие обидные слова говорить! – покачал головой дальний родственник. – Там же, я знаю, эскалопы, карп жареный – ведь тоже стоящие вещи!
- Как же теперь, Боренька, - гнусила Лидия Мироновна, - может, мне пойти, у Зои прощения попросить, а? Сыночек..?
- Да что вы все паникуете?! Боря, ты же знаешь, наверное, твоя Зоя – с пузом: куда она денется! – цинично пожал плечами директор школы. – Это она тебя теперь из рук не выпустит. А что сейчас – так это просто характер показывает! Бабы ж – они глупые, но злые…
Зазвонил телефон. Директор школы подтянул его к себе и поднял трубку.
- Алло. Да-да. Угу… Хорошо, передам, - сказал он, вешая трубку. – Ну вот, Боря, звонила твоя Зоя, просила передать, что всё остаётся в силе.
- Ой, ну слава богу! – облегчённо улыбнулась Лидия Мироновна. Боря встал и без эмоций принялся обратно облачаться в торжественный пиджак. Он не был ни обрадован, ни расстроен. «Скорее бы всё кончилось», - мрачно думал издёрганный жених, ничего не говоря и ни на кого не глядя.
- Так что пойдёмте в школу, там уже накрывают, - вымолвил Пётр Иванович, вылезая из-за стола.
- Вот это вот правильно! – улыбаясь, закивал головой Бухой. – Раз сказано – значит сделано! И нечего было зря людей тревожить.
- - -
- Знакомьтесь! Это агент Поляк. А это, Витя, мой новый ассистент, Брюханов. Я повстречал его в пансионате «Плешивые люди», где проходил курс лечения по профилактике лысины. Он тоже оказался ярым поборником справедливости и вызвался помочь нашему общему делу.
- Очень приятно, - кивнул Котлецкий, без особого энтузиазма пожимая мясистую ладонь Брюханова. Сегодня Витя с утра катался на велосипеде, потом дома выправлял колесо, погнутое вследствие врезания в сосну, и только под вечер вышел погулять. Около подъезда его повстречали Чарльз Гарольд с сообщником. Котлецкий несказанно обрадовался нашему герою, который одним своим видом пускал в жизнь и образ мыслей Поляка приключенческо-романтическую струю. Брюханов же ему почему-то сразу не понравился, но Виктор подумал, что в их с Чарльз Гарольдом великом деле такие люди, наверное, тоже необходимы, и на том успокоился.
- Хе, а этот щенок, что, тоже, что ли, Облезлого ловит? – удивился Александр.
- Брюханов! Прошу не оскорблять моего лучшего агента! – строго сдвинул брови наш герой. – Извинись! Ну…
- Извиняюсь, - буркнул толстяк, не глядя на Витю, - только я не понимаю, что он может…
- Не понимаешь, значит, не дано тебе понять! – прервал Александра наш герой. – Ладно, к делу. Облезлых в городе, Витя?
- Да, - ответил Поляк. – Прикатил, а сегодня в школе сына своего женит.
- Свадьба, что ли?! – усмехнулся наш герой. – Облезлому не откажешь в оперативности. В школе, значит…
- Да, в нашей школе. Уже три часа, как началось.
- Да ты отлично работаешь, Поляк! – дружески похлопал Чарльз Гарольд девятиклассника по плечу.
- Да нет, что там, - засмущался польщённый Котлецкий, - просто Таньку встретил, она и рассказала про всё.
- Таньку… Кто это?
- Дочь директора школы. Со мной в одном классе учится.
- Везёт Облезлому, - позавидовал Брюханов, - разведётся, так сыну вообще ничего не надо, ему уж за восемнадцать, поди, ну только на дочь годик-полтора алименты поплотит – и только, чирей ему на ноги.
- Итак, план действий! – молниеносно принял решение Чарльз Гарольд. – Мы идём на свадьбу. Ха-ха, он думает, убежал, и всё шито-крыто. Как бы не так! Я напомню Петру Ивановичу о себе, и справедливость восторжествует! Не так ли, Поляк?
- Конечно! – с готовностью подхватил Котлецкий.
- Молодец! Ты пойдёшь с нами?
- Не-ет, - боевой задор Виктора быстро поубавился, - ещё директор заметит и спросит, что я тут забыл…
- Дело твоё, - улыбнулся наш герой, прищурив левый глаз, - ну, а мы с Брюхановым люди бывалые – директора школы не боимся! Возможно, он нас и заметит, но посмотрим, хватит ли у Петра Ивановича смелости нас о чём-нибудь спросить…
- - -
В этот день школа изнутри была неузнаваема. Не звенели звонки, не рыскали по коридорам ученики с портфелями, не надрывались от крика учителя в классных комнатах… Четвёртый, третий, второй и даже первый этажи застыли в мрачном безмолвии. Зато из школьной столовой доносился шум и грохот: гремела ритмичная музыка, которую всё-таки умудрялись перекрикивать десятки голосов. В столовой пела и плясала свадьба.
…Чарльз Гарольд с Брюхановым проникли в школу незамеченные и неостановленные.
- Вышибал нет! – радостно констатировал наш герой. – Прекрасно!
Они двинулись дальше. Посреди коридора, прямо на их пути, распростёрлось чьё-то бесчувственное пьяное тело. По-видимому, это кто-то из гостей отправился в туалет, но, сломленный алкоголем, упал, так и не завершив похода.
- Глядите-ка, Гарольд, люди уже гуляют, а мы тут всё трезвые, как нелюди, толчёмся! – возмутился Александр, кивнув на спящего. – Пойдёмте скорей!
- Главное, сразу не броситься обществу в глаза! – на ходу инструктировал сообщника наш герой. – Присесть к столу – а там дело сделано!
Столы в столовой были сдвинуты вместе, молодёжь расположилась своей группой, старшее поколение – своей. Наши герои засунули в дверь носы и застали свадьбу в самом разгаре. Начальную скованность гостей уже растопило спиртное, так что веселье шло полным ходом. Часть гостей ело, часть пила, некоторые делали и то и другое, более молодые дёргались под музыку, иные болтали за столом, в общем, всё как обычно. Наиболее набравшиеся мужчины уже начинали выяснять друг с другом отношения, при этом хватаясь за вилки и поминутно приглашая друг друга «выйти поговорить». Недалеко от дверей толстый черноволосый парень «разговаривал» с худощавым, деловито нанося ему удары обеими кулаками в живот. Худощавый никак не мог наладить «разговор» в свою пользу, лишь изредка ему удавалось достать толстого кулаком по голове. Молоденькая девушка сидела на стуле и с увлечением следила за ходом этой «беседы».
В столовой стоял интимный полумрак, поэтому все опасения Чарльз Гарольда оказались излишними. На наших героев никто не обратил никакого внимания, и они благополучно пристроились в углу свадебного стола. Брюханов, не теряясь в новой обстановке, пододвинул к себе большое блюдо и накинулся на винегрет.
Жених с невестой, достаточно трезвые и потому невесёлые, сидели рядом и молча, без удовольствия и аппетита ели эскалопы. Время от времени гости орали пресловутое «горько!», понужая молодых целоваться. Пётр Иванович посиживал невдалеке от молодожёнов и, как подобает всякому порядочному отцу, вёл беседу с родителями невесты сына. Предупредительно-слащавая улыбочка не сходила с его пухлого лица.
Брюханов, окончательно освоившись, нагло пододвинул к себе бутылку «бренди», налил себе полстакана, выпил и, зажмурив глаза, тихонько застонал от наслаждения.
- Гарольд, а мне здесь нравится! – заметил он, закусывая ломтиком сыра. – Тепло, уютненько, и, главное, всё под рукой!
- Смотри, не очень только усердствуй, - предупредил наш герой, - давно ли ты умирать собирался!
- Хо, тут же всё сочное, свежее, - возразил Брюханов, закладывая в рот маленькие, пропитанные уксусом котлеты со странным названием «люля».
Веселье продолжалось. Чарльз Гарольд не сводил пристального взгляда с беззаботной физиономии директора школы и терпеливо ждал, когда же Пётр Иванович прекратит любезничать со своими новоиспечёнными родственниками. Брюханов ел в две руки, в основном нажимая на мясные кушанья.
- Го-орька-а! – диким голосом завопил Константин Терентьевич Бухой. Он уже наугощался до того, что ничего не соображал.
- Горько! – лениво подхватили гости, поспешно опорожняя стаканы. Приподнявшись на ноги, жених и невеста чмокнулись без особенного энтузиазма и снова сели за стол.
- А котлеты – ничего себе, - тоном знатока заметил Брюханов, - жаль только, быстро кончились, чирей им в печёнку… Эх, свадьба! Я ведь тоже, помню, женился как-то. Под самый Новый год. Тогда ещё как раз цены на водку подняли – вот обида! А, всё прошло… Эх, жисть, чтоб вы все подохли… А вы, Гарольд, женились когда-нибудь?
- Я-то… Женился, но только не до конца… То есть, свадьба была, это я помню. Ах, молодость-молодость. Я тогда в конторе по заготовке куриного помёта работал, заместителем директора. И вот, понимаешь, директорская «Волжанка» мне приглянулась, я и решил жениться. На его дочери. Он лучшей кандидатуры и не искал, мы ж с ним деньги на пару гребли… Давно это было. Свадьбу заварганили – дай боже! Сам дядя Петя пришёл!
- Ну, и как свадьба прошла? Весело?
- Да не особенно. Я к тому же плохо помню, что там было. Пили… Я пил, невеста пила. Вспоминаю, ещё поспорили тогда о чём-то, и я тестю своему нечаянно нос сломал. А вот потом какая-то скотина меня по кочану табуретом брякнула, всю память и отшибло… Ой, что было! Проснулся – темно! Сыро! Кругом мужики пьяные лежат. «Где ж это я?!» - думаю. Оказалось, под столом. А выбраться оттуда мне уже милиционеры помогали. Накрылась наша контора! Так что медовый месяц я прозагорал в КПЗ, а в качестве свадебного путешествия отправился в Сибирь. По этапу… Славные были годы…
- Да, так оно и случается в жизни… - вздохнул Александр, тронутый сентиментальным рассказом нашего героя. – Ну, а потом вы как, с женой-то?
- Что как? К моему возвращению она уже успела три раза побывать замужем и четыре раза развестись… Любовь – великая вещь, сам знаешь… Гляди-ка лучше, наш дорогой Пётр Иванович пододвинулся к столу. Покушать захотелось, сердечному… Ты пока посиди, а я пойду, обрадую его своим появлением!
Директор школы, позёвывая, не спеша кушал салат. Хотелось спать, было скучно, и он рассчитывал через часок покинуть свадьбу. На душе миллионера стояло относительное спокойствие. Все неприятности, так обильно валившиеся на его плешивую голову в пансионате «Плешивые люди», остались позади, а, главное, никто о них не узнает! И ни эта распроклятая Галя, ни подозрительные типы, прикинувшиеся директором и завучем, больше никогда не омрачат жизненный путь Петра Ивановича своим появлением!
- Ку-ку! – внезапно услышал Облезлых над самым ухом. Директор школы повернул голову, и глазам его предстала нахальная физиономия Чарльз Гарольда, расплывшаяся в широкой улыбке.
«Может, это сон?!» - с надеждой промелькнуло в мозгу у миллионера.
- Здравствуйте, дорогой Пётр Иванович! – с чувством проговорил наш герой. – Помните нашу ушку, нашу приятную беседу?
- Э… Э-это вы… - упавшим голосом промямлил Облезлых, инстинктивно отодвигаясь. – Как же это… Но кто вы?!
- Забыли… - обиженно покачал головой бывший президент общества «друзей чужого кошелька». – Как это не любезно с вашей стороны. Но нет, Пётр Иванович, я не сержусь. Склероз – болезнь века. Сколько людей им больны! Одолжат деньги – и тут же забывают об этом… Один мой знакомый всю жизнь только этим и занимался, что в долг занимал и забывал. Ему дали три года, я считаю, это так несправедливо. Ведь склероз – болезнь, а не преступление.. Так вот, Пётр Иванович, запомните, меня зовут Чарльз Гарольд! Больше я это повторять не буду.
- Горька-а-а! – не поднимая головы, затянул до невменяемости пьяный Константин Терентьевич Бухой и, соскользнув со стула, уронил голову на колени Чарльз Гарольду.
- Чем обязан? – осведомился наш герой, учтиво приподнимая пьянчужку за волосы.
- А, з-з-здрасьте! – забормотал дальний родственник миллионера.
- До свиданья, - сказал Чарльз Гарольд и оттолкнул пьяного прочь. Свалившись, Бухой немного потёрся головой о радиатор, будто хлебнувший валерьянки кот, а потом забылся богатырским сном, который уже не могли нарушить ходящие по Константину Терентьевичу гости.
- Так вот, Чарльз Гарольд! – собравшись с мыслями, решительно заговорил Пётр Иванович. – Вы такой же директор школы, как я балерина!
- Какие остроумные сравнения! – восхитился наш герой.
- А сейчас не знаю, зачем вам понадобилось приходить в школу!
- Как, зачем?! – недоумённо развёл руками Чарльз Гарольд. – Учиться – зачем же ещё ходят в школу?
- Оставьте шутки… У кого вам здесь учиться?
- У вас, дорогой Пётр Иванович, у вас! Учиться делать деньги. Как гениально вы школу-то отремонтировали, а? Помните, хвастались? Наверное, ещё много чего стоящего есть, о чём вы тогда умолчали.
«Какой-то пронырливый ревизоришко, не иначе», - понял миллионер и молниеносно изменил тактику.
- Я не понимаю, про что вы говорите, - категорично вымолвил он, отвернувшись. Тут же Облезлых натолкнулся взглядом на жующую физиономию Брюханова. Александр дружески подмигнул ему.
- Удивляюсь я вам, Пётр Иванович, - усмехнулся наш герой, - и не помните ни чего, и не понимаете. Как так можно?! Нужно воспитывать себя, Пётр Иванович, развивать память, мышление, а как же!
Колонки кричали что-то нерусскими и нетрезвыми голосами, гости танцевали, пили, ели, говорили, свадьба продолжалась. Пётр Иванович понурил голову и замолчал. Он вдруг почувствовал себя беспомощным и слабым. Но тут на помощь миллионеру пришла его жена, заботливо поинтересовавшись, не устал ли он? Облезлых ответил утвердительно, тогда Лидия Мироновна предложила ему идти домой вместе с придремавшей в углу стола дочерью.
- Ну что ж, до свиданья, Чарльз Гарольд, - любезно раскланялся Пётр Иванович с нашим героем на глазах своей жены, - и вы, завуч, до свиданья!
- Гуд-бай! – крикнул уже достаточно подвыпивший Брюханов, посылая директору школы воздушный поцелуй. Затем Александр подбросил к потолку кружок колбасы, ловко поймал ртом и сам себе зааплодировал.
- А ты, Брюханов, - покачал головой наш герой, - ты не очень-то! Вспомни, как утром загибался. Но твоё «гуд-бай»… Ты меня поражаешь. Тебе бы в институт иностранных языков, а ты тут на всяких пирушках свой талант губишь.
Директор школы подчёркнуто не спеша двинулся к двери. За ним, зевая, плелась его дочь Таня.
- Пётр Иванович! – крикнул ему вслед наш герой. – Может, мне вас проводить? Поздно уже, темно…
- Не стоит, я уж как-нибудь сам, - мотнул головой Облезлых.
- Но как же, Пётр Иванович, - не отставал Чарльз Гарольд, – вас же, не ровён час, хулиганы обидеть могут… Всякое бывает!
- Не волнуйтесь, - теряя терпение, прошипел миллионер, - у меня два кастета в кармане!
- Ношение холодного оружия! – воскликнул бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта. – От двух до пяти лет лишения свободы!
«Собственно, зачем мне тащиться за ним по пятам? – сам себе задал вопрос наш герой и сам же себе ответил. – Совершенно ни к чему. Своё дело я сделал – пусть теперь человек спокойно понервничает. А мы подождём.
- Ну ты чё, застрял что ли?! – рявкнул сзади грубый женский голос. – Кроме как в дверях, встать негде?!
Чарльз Гарольд, не вступая в пререкания, вежливо освободил дорогу. Как выяснилось, его потревожила, в некотором роде, героиня сегодняшнего торжества, невеста, которая вышла из столовой покурить. Наш герой, почёсывая затылок, долго провожал её задумчивым взглядом.
- Гарольд, это вы? А Облезлый куда подевался? – поинтересовался подошедший к шефу Брюханов.
- Ушёл мучиться бессонницей, - ответил наш герой. – Но, слушай, у меня в голове созрел очередной гениальный план! Есть возможность заработать!
- Да?..
- Вон видишь, невеста идёт. Видишь?! Что делаем мы. Украдём её и стребуем с жениха выкуп!
- Как, - задумался Александр, - не понимаю, значит, утащим её, а жених денег даст… Ну да, слишком просто получается.
- Всё гениальное просто! – с азартом воскликнул Чарльз Гарольд. – Вперёд!
Пока сообщники обсуждали новый план, невеста успела исчезнуть за углом. Наши герои перешли на бег, поднялись из подвала на первый этаж. И вот вдали, словно белая моль, замаячила девица в мятой фате. В полумраке коридора она чем-то смахивала на привидение.
- Постойте, гражданка! – улыбнулся Чарльз Гарольд, приближаясь к невесте. – Я очень сожалею, но вам придётся задержаться…
- Что за на фиг?! – вскинула накрашенные брови Зоя.
- Вы украдены, - с милой улыбкой пояснил наш герой, - только спокойно, пожалуйста, без суеты… Я Чарльз Гарольд.
- А ну, вали-ка отсюда, - устало бросила невеста, стряхивая на пол пепел с сигареты, - и без шуток!
- Вот это вы напрасно. Весёлая шутка украшает жизнь, - заметил Чарльз Гарольд, приоткрывая двери классной комнаты. – Итак, мадмазель, прошу. Посидите в этом помещении минут десять, не больше.
- В чём дело?! – возмутилась невеста.
- В шляпе! – сострил наш герой, поправляя на голове свой низменный головной убор. – Брюханов, держи её! Уйдёт же!
Зоя, разозлившись, рванулась вперёд и махнула рукой, желая залепить Александру по лицу. Брюханов резко уклонился, настолько резко, что не упал лишь благодаря поддержке Чарльз Гарольда.
- Да я тебя, стерва… - сжав кулаки, толстяк решительно двинулся на врага.
- Только осторожней! – предупредил Брюханова наш герой. – Ты знаешь, что такое когти?..
- Хамьё! Шантрапа! – визгливо выкрикнула невеста, отскакивая прямо в дверь тёмного классного кабинета. Чарльз Гарольд поспешил захлопнуть за ней дверь. Оказавшись взаперти, Зоя разразилась бурным потоком матерщины.
- Порядок, - радостно посмеивался наш герой, - теперь сделаем так: я пойду к жениху и потрясу его. Ты же стоишь и держишь дверь, ясно?
- Ясно! – кивнул головой Брюханов. – Погибну, но не пропущу!
- Я надеюсь на тебя. Ты вроде бы, не особенно сильно набрался… Ой, как голубка-то бьётся… Бедняжка… Простите, мадмазель, зачем вспоминать о моей матери, она тут совершенно ни при чём. Сидите и не волнуйтесь, сейчас твой сокол ясный тебя выкупит. До встречи в эфире!
Итак, поручив Брюханову охрану украденной невесты, наш герой устремился обратно в столовую, где свадьба всё ещё гуляла. Сокол ясный, то бишь, жених, обсуждал с приятелем важный вопрос, а именно: в какой приёмный пункт лучше всего нести бутылки, которые в изобилии останутся после свадьбы?
- Здравствуйте, молодой человек! – торжественно заговорил Чарльз Гарольд, подсаживаясь к жениху. – Да, как вас зовут, кстати?
- Меня… Боря, - ответил тот, удивлённо таращась на незнакомца.
- Борька, значит… Так, вообще-то, обычно поросят кличут, ну да ладно, сойдёт… Значит, в законный брак вступаешь. Я приношу свои соболез… то есть, поздравления, желаю всего-всего, и даже этого, не говоря уж о том… Но, дело вот в чем – я твою невесту украл.
Сидящие рядом молодые приятели жениха стали с интересом прислушиваться к разговору.
- Что так стряслось? – спросил кто-то.
- Невесту спёрли! – пояснил другой.
Возле Бори и нашего героя стал образовываться кружок любопытных.
- А-ха-ха, - натянуто заулыбался жених, - это традиция свадебная, да, кажется? Я ещё сейчас должен искать идти, да?
- Нет, зачем же, - прищурил левый глаз Чарльз Гарольд, - не надо никакой самодеятельности, я её тебе сам отдам… так уж и быть. Только выкуп уплати, Боря – и всё… Немного, рябчиков пятьдесят… Устроит?
- Да вы… По какому праву?!
- Эх, возможно, мы обряды знаем слабо, - грустно покачал головой наш герой, - и возможно также, стали мы излишне скупы…
- Да у меня что, деньги лишние?! – вспылил несчастный жених. – Мне такие шутки не нравятся! Ни копейки не буду платить! Не хочу!
- Не хочешь, а придётся, - мягко возразил ему Чарльз Гарольд, - этот мир придуман не нами…
- Да не жмись ты, Боб, - стал уговаривать жениха приятель, - подумаешь, пятьдесят рублей! Зато интересно же…
- Хорош интерес, - надул губы непутёвый сын миллионера, - может, четвертной хватит, а?
- Господи! Как измельчали чувства! – подняв глаза к небу, с горечью в голосе проговорил наш герой. – Ему предстоит приобщение к великому таинству брака, а он тут из-за какой-то бумажки… тьфу! Слушать противно!
- Нате! – Боря резко вынул из внутреннего кармана пиджака пятидесятирублёвую купюру и протянул её вымогателю.
- Вот это вот правильно! – одобрительно улыбнулся бывший замдиректора в конторе по заготовке куриного помёта, принимая деньги. – Так бы сразу… Ну, а теперь пошли за твоей голубкой.
Итак, сделка состоялась, теперь Чарльз Гарольд, жених и несколько увязавшихся с ними зевак поспешили к классной комнате, где, как предполагалось, в ожидании освобождения должна была тужить невеста. Тужила она, как в сказке Пушкина, в темнице (в кабинете стояла темень), только вот бурый волк у неё в услужении отсутствовал, а так всё вполне соответствовало классике…
У дверей временного заточения невесты охраны в лице Брюханова не оказалось. Наш герой сразу почуял недоброе, но не подал вида, продолжая оживлённый трёп о том, что настоящая любовь должна быть выше всего материального.
- Ну, где же она? – сердито спросил жених, остро переживавший потерю пятидесяти рублей и надеющийся хоть на невесте сорвать свою обиду.
- Вот! – невозмутимо кивнул Чарльз Гарольд на приоткрытую дверь кабинета. Боря медленно вошёл в тёмный класс. Прошло пятнадцать секунд, двадцать пять… Затаив дыхание, все с интересов ждали исхода.
- А это уже издевательство! – грянул в тишине гневный возглас жениха. – Я за невестой пришёл, а вы мне тут что хотите подсунуть?!
Как по команде, все ворвались в класс, на ходу кто-то догадался нажать на выключатель. Класс оказался кабинетом военной подготовки, как выяснилось при загоревшемся свете, впрочем, не это главное. У доски валялся увесистый плакат по гражданской обороне, а рядом с ним Брюханов…
- Как это называется! – ещё громче вскричал возмущённый жених. – Тут Зойкой и не пахнет! Гоните деньги обратно!
- Нет, ты не прав… Как это не пахнет?! – убеждённо возразил наш герой. – Внюхайся внимательно в этот запах. Ну? Разве ж это не её сигареты?!
Лежащий на полу Александр с трудом приоткрыл глаза и среди склонившихся над ним людей, узнал шефа.
- А, Гарольд, - тихо простонал он. – Я… Я жив?
- Вполне вероятно, - Чарльз Гарольд поднял с пола плакат и, сохраняя олимпийское спокойствие, стал вслух читать первую просившуюся в глаза фразу, - ОВ кожно-нарывного действия… Хм, жестоко. Поражают кожу, глаза, органы дыхания и пищеварения… Последние как раз для тебя, Брюханов. Ну, потрудись поведать публике, что же тут без меня произошло?
- Да вот, - приподнимаясь на колени, заговорил толстяк. – Я прикурить у неё хотел, чтоб её холера взяла, и только! Вошёл… И вдруг по башке мне кааак хряпнет! Ой, больно, чтоб вы все подохли… Вот этой доской меня…
- В общем, она дала тебе прикурить, - резюмировал Чарльз Гарольд, - вот этим прекрасным плакатиком. Ладно, вставай, что ползаешь, как в вытрезвителе?
Трое приятелей жениха, переглядываясь, хохотали, и чем дальше, тем безудержней. Разлучённый с невестой и с пятьюдесятью рублями Боря вконец рассвирепел и едва не вцепился нашему герою в глотку, как вдруг в дверях нарисовалась сама похищенная.
- Ага, попались, хулиганьё! – торжествующе воскликнула она. – Вот эти вот двое меня тут заперли! Толстый и в шляпе, двое. Боря, ребята, дайте им, а?
Боря и ребята в нерешительности переминались с ноги на ногу. По их лицам было видно, что никто из них не рвётся в бой.
- Не беспокойтесь, мадмазель! – очаровательно улыбнулся Чарльз Гарольд, - Боря мне уже дал, что требовалось, а ребята тут ни при чём. Нет, в принципе, я ничего не имею против, если они скинутся по красненькой мне на бедность. Ну, так как, ребята?
- Пойдём в зал, Зоя, - предусмотрительно предложил жених. Вслед за ними за дверь вышмыгнули и приятели Бори.
- До свиданья, друзья! – воскликнул на прощанье Чарльз Гарольд, машинально гладя ладонью переселившиеся в его карман полсотни. – А всё-таки, я вам скажу, нет ничего прекраснее старинных русских обрядов! Нельзя их забывать, понимаете, это ж наша культура…
Глава 13
КОНЦЫ В ОГОНЬ!
Пётр Ильич Облезлых полулежал в мягком кресле, равнодушно слушая стрёкот учителей. Он слушал, но не слышал, или, правильней будет выразиться, слышал, но не слушал. Нет, дорогие читатели, не подумайте, директор школы вовсе не дремал. В этом не было ничего странного – коварный план настойчиво вынашивался в нечестном мозгу миллионера. Облезлых решил ликвидировать опасность, которая нависла над ним с тех самых пор, как он, что называется, с пьяных шар, проболтался о ремонте в школе… Откровенно говоря, не одно это дело висело на совести Петра Ивановича. Да, конечно, этому пронырливому типу, который назвался Чарльз Гарольдом, можно было бы попытаться заткнуть рот сотней-другой, но это будет полумера… Миллионер же задумал иначе: рискнуть, но зато полностью обезопаситься!
- А какое ваше мнение, Пётр Иванович? – сквозь свои размышления услышал директор школы адресованный к нему вопрос. «Вот чёрт, надо же что-то отвечать!» - подумал миллионер, отрываясь от своих коварных мыслей.
- Я согласен, - окинув учителей ленивым взглядом, уверенным тоном бросил он. С чем именно он согласился, так и осталось для Петра Ивановича неизвестным.
Педсовет продолжался. Толстая математичка Олимпиада Дмитриевна Чурбанова монотонно подводила итоги экзаменов в десятых классах. Главная мысль её была, что успеваемость не плохая, но можно добиться лучшего, и вокруг этой фразы докладчица вертелась около часа. Наконец, окончив своё дело, Олимпиада Дмитриевна приземлилась на стул. Трудовик громко высморкался. Химичка высморкалась значительно тише.
- Всё сказанное, конечно, совершенно правильно, - с расстановкой заговорил Пётр Иванович, - успеваемость, конечно, необходимо повышать. И при этом, я считаю, нужен индивидуальный подход к ученику. Вот, например, такой ученик, как Миша Зак. Мальчик очень умный, сообразительный. Надо бы как-то обратить на него внимание…
Трогательная забота директора школы о Мише, как мы уже знаем, объяснялась просьбой Мишиного отца, Карла Клоповича. Директор пансионата «Плешивые люди» попросил у Облезлых сделать Мише аттестат со средним баллом 4,7, подкрепив свою просьбу баночкой чёрной икры. Пётр Иванович не мог отказать доброму знакомому.
Все учителя прекрасно знали, что означает это «обратить внимание». Но Мишу Зака не любили за его бесконечные дурацкие выходки на уроках, поэтому некоторые педагоги дерзнули возразить директору.
- Зак? – недовольно переспросил учитель истории. – Он спо-соб-ный… В восьмом классе нарисовал… в общем, нижнюю часть тела на карте США!
- Ну что ж, политически Миша правильно развит, - не растерялся директор школы. – А что в такой форме выразилось – возраст такой…
- Возраст?! – воскликнула биологичка. – Он, я погляжу, с возрастом не умнеет! В этом году отвечал у доски и сказал, что мёд – это кал пчелиный!
- Какая ошибка, какое откровенное невежество! – покачала головой Олимпиада Дмитриевна. – Да его надо на второй год оставить!
- Мёд… Кал… А что, разве это не так? – растерянно спросил майор Козицкий, преподаватель военного дела. Все посмотрели на него и деликатно сделали вид, что не расслышали.
- Миша Зак-то умный? – неожиданно взорвалась русскоязычница. – Да вы его сочинения почитайте. Что пишет?! Тема была в каком-то году «Моя мечта». Так он знаете что написал: «Мечтаю, чтоб в унитазе водилась рыба». Ну как это называется?!
- Безобразие, - покачала головой химичка. Трудовик невольно хохотнул, но строгий взгляд Петра Ивановича заставил его вспомнить приличия.
- В сочинении ребёнок вправе излагать свои мысли, - миролюбиво заметил директор школы, - и я не вижу здесь ничего особенного.
- Да что же это за мысли?!!! – выкрикнула Олимпиада Дмитриевна, с жаром брызжа слюной. – Я… Я даже слов подходящих не нахожу… Это… Это ограниченность, извращённость, вульгарность!
- Вообще-то, унитаз нельзя назвать вульгаризмом, - робко возразила русскоязычница, - но, действительно, что это за мысли? Нет, чтобы написал, мол, хочу космонавтом стать, или врачом, как все.
- Ну и что? Может, мне за один только день такие мысли приходят, что любой судья бы за это вышку прописал, - разоткровенничался трудовик (наверное, он, как обычно, был навеселе).
- Но позвольте… Настоящий комсомолец или пионер не должен держать в голове таких порочных, чуждых нашему социалистическому образу жизни мыслей! – яростно перебила математичка преподавателя труда. – Да разве в каком-нибудь постановлении сказано, чтоб в унитазе водилась рыба? Нет! И значит, мысли эти аморальные, недостойные настоящего комсомольца!
- Мда… Хм… А вообще-то, неплохо, если б водилась рыбка… - мечтательно протянул майор Козицкий, по-видимому, страстный рыбак.
- Да это в принципе невозможно! – авторитетно заметил историк. – Что там, бассейн, что ли, в унитазе?
- Нет, почему, - задумалась биологичка, - конечно, никто не говорит про рыб осетровых пород, окунёвых и других. Но аквариумных-то можно завести.
- Ха-ха-ха-ыыы! – взорвался хохотом трудовик. – Да как же?! Их ведь смоет, рыбок-то, смоет, понимаете, смоет! Ха-ха-ой… Смоет, понимаете?..
Споры вокруг сочинения Миши Зака разгорелись не на шутку.
- Хорошо, товарищи, хорошо! Давайте прекратим дискуссию, - мягко сказал Пётр Иванович. – А на Мишу Зака в следующем учебном году обратить внимание всё-таки нужно… Так, переходим к вопросу об организации труда школьников в пятой трудовой четверти…
В конце концов, педсовет благополучно окончился. С портфелем в руках директор школы медленно спускался вниз по лестнице. Уже у самых дверей его догнала химичка и, предъявив справку от врача, заявила, что не может ехать в колхоз. Пётр Иванович для порядка повозмущался, сказав, что в колхозе учителя не работают, а только надзирают за учениками, что это много легче, что и он, и Олимпиада Дмитриевна в колхоз едут… Но химичка упёрлась на том, что она женщина болезненная и настояла на своём.
- Ну хорошо, больны – так больны, - согласился Облезлых. – А так я строг в этом отношении. Моя дочь, например, обязательно в колхоз поедет – нечего от отработки отлынивать!
- Это конечно. Вы же, Пётр Иванович, человек честный, принципиальный, - заискивающе улыбнулась химичка. – Ну, до свиданья… Всего хорошего!
Распрощавшись с химичкой, миллионер вышел за дверь. Там он остановился и прислушался. Некоторое время из коридора доносился стук химичкиных каблуков. Потом всё стихло. «Итак, все видели меня выходящим из школы, - смекал Пётр Иванович, - прекрасно…»
И тут Облезлых, с несвойственной его пухлому телу скоростью, метнулся обратно к своему кабинету. Слава богу, на этаже никого нет, значит, никто его не мог заметить. Теперь скорее! Дрожащими руками Пётр Иванович всунул ключ в замочную скважину. Откуда-то сверху донёсся зычный голос Олимпиады Дмитриевны Чурбановой. «Быстрее, быстрее», - твердил про себя миллионер, поворачивая ключ. Но вот дверь директорского кабинета распахнута, Облезлых заскочил туда и поспешно заперся изнутри. Отлично! Пётр Иванович устало опустился в кресло и протёр полой пиджака запотевшие стёкла очков. «Итак, полдела, можно сказать, сделано. Теперь надо подождать до темноты!» - подумал миллионер и, поудобней устроившись в кресле, стал ждать…
Время плелось медленно. Пётр Иванович начал было скучать, но тут мимо его кабинета стали проходить учителя. Рабочий день окончился, они возвращались домой, а по пути говорили исключительно о своём директоре.
- Наш тюфяк-то совсем обнаглел, - делилась своими впечатлениями химичка с русскоязычницей. – О Заке вспомнил – это ж надо! Не иначе, поднесли ему…
- Вне сомнения, вне сомнения, - поддакивала та, - а что вы скажете про эту свадьбу?! Это ж безобразие вопиющее! В столовой до сих пор запах, как в, извините, кабаке!
- Ничего… Мне одна моя знакомая из районо сказал, мол, есть надежды, что снимут нашего тюфяка…
- Дай бог…
Они прошли дальше по коридору, и Пётр Иванович уже не мог разобрать слов. Надо сказать, директор школы не был ни обижен, ни удивлён, слыша столь нелестные отзывы о себе. Вообще-то, дорогие читатели, миллионер был не очень глуп, он понимал, что подчинённые о начальнике никогда не скажут ничего хорошего. Да и иные мысли в этот момент обосновались в плешивой голове Петра Ивановича…
Опустевшая школа затихла, но Облезлых не спалось. Томительное ожидание начинало раздражать его. От нечего делать директор школы открыл первый попавшийся шкаф с бумагами. Протоколы собраний, характеристики, личные дела учеников, планы общественных работ… Сколько макулатуры! На протяжении скольких лет он занимается этим?! Зачем? Да, зачем? Всё это давно опостылело ему. Может, он зарабатывает себе на хлеб? Да ведь он же миллионер. Денег хватит сполна на три жизни! Зачем же тогда он продолжает эту работу? Бросить всё!!! Опасно… Семья… Ведь жена ничего не знает о деньгах, и никто не знает! Значит, если он не будет работать, начнутся всякие подозрения, а он этого боится… Так зачем же ему тогда этот миллион? Зачем???
Нередко такой вопрос вставал перед миллионером. В таких случаях Пётр Иванович обычно утешался тем, что ещё придёт его время, когда он поживёт всласть! Будет безжалостно транжирить деньги! Этой мыслью директор школы успокоил себя и в этот раз. Ничего, пусть дурацкая работа, пусть семья… Но придёт время… Облезлых сел обратно в кресло и задремал. Да-да, конечно, придёт время… Чудесный сон привиделся Петру Ивановичу. Будто бы он входит в шикарный ресторан и заказывает себе отдельный кабинет с ванной. Официант раздражённо крутит пальцем у виска, но Пётр Иванович суёт ему в руку сотню – и вот, ванна готова! Затем Пётр Иванович делает заказ: «Жареных осьминогов, чёрную икру, уху из осетра, бифштексов, кофе, бутылочку «Армянского» и булочку с маком за семнадцать копеек». Заказ сделан. Он раздевается и окунается в зеленоватую от хвои, душистую водичку ванны. Официанты прибегают с подносами и услужливо сгружают кушанья на изящный столик, специально вмонтированный в дно ванной.
- Извините, но булочек с маком нет, - виновато опускает глаза шеф-повар.
- Вызовите такси, сгоняйте в «Полуфабрикаты» на улице Первомайской, купите булочку и доставьте! – распоряжается Пётр Иванович, небрежно швыряя официанту двадцать пять рублей. Через двадцать минут на фарфоровом блюде приносят булочку с маком за семнадцать копеек. Такие булочки Облезлых нередко покупал в «Полуфабрикатах», а также в школьной столовой и они ему очень нравились. Директор школы начинает языком слизывать с булочки мак.
- Извините, к вам в кабинет какая-то девушка просится, - с любезной улыбкой сообщает официант, - видите ли, все столики заняты. Вы не возражаете?
В двери входит очаровательная брюнетка по имени Галя. Распаренный в горячей воде миллионер млеет от счастья…
- Кушайте-кушайте, Пётр Иванович, - неожиданно говорит Галя мужским голосом, - только глядите, не подавитесь…
Облезлых удивлённо смотрит на брюнетку, но она странным образом превратилась в брюнета, а именно в Чарльз Гарольда.
- Опять вы! – возмущенно восклицает миллионер. – Да дадите вы мне, в конце концов, отдохнуть спокойно?!
- Нет, Пётр Иванович, - злорадно улыбается тот. – Вылезайте! Освободите место!
…Директор школы проснулся. «Хм, хороший сон, - покачал он головой, - только концовку опять этот проходимец подгадил! Что за напасть?!»
Из форточки дул прохладный ветер. Пётр Иванович поёжился, встал с кресла, выглянул в окно. На пришкольном участке было безлюдно, только трое, расположившись под кустиками сирени, дегустировали тройной одеколон. Темнело… «Однако ж, пора…» - подумал Облезлых. Решительным движением директор школы приоткрыл ящик стола, вынул из него не очень толстую папку и бросил на пол. В ней были документы, которые для личной безопасности необходимо уничтожить. Пётр Иванович радостно смотрел сверху вниз на валяющуюся на полу папку, будто это был поверженный противник. Затем миллионер поставил на подоконник портфель, медленно открыл его и вынул трёхлитровую банку с бензином. «Все концы – в огонь! Все концы – в огонь!» - возбуждённо нашёптывал Пётр Иванович, щедро расплёскивая по полу огнеопасную жидкость. Вот банка опустела. Расстегнув верхнюю пуговицу рубахи, Облезлых устало присел на подоконник. Теперь дело за спичкой… Чиркнуть ею о коробок – и пусть-ка тогда попробует этот Чарльз Гарольд что-нибудь доказать! Нет, Пётр Иванович Облезлых всех обхитрит, всех обведёт вокруг пальца!
Миллионер запалил спичку и, будто раздумывая, плавно выпустил её из рук. Всё вспыхнуло! Как и предполагалось, в первую очередь папка на полу – с весёлым потрескиваньем загорелся шкаф, стопка характеристик занялась синеватым огоньком… Пылали личные дела, злобно дымились медицинские индивидуальные карты… Огонь постепенно начинал доставать и Петра Ивановича. Объятый огнедышащим жаром, директор школы начал поспешно вылазить из окна. Для этого миллионер лёг на брюхо и стал медленно сползать вниз. Увы, его короткие ноги беспомощно болтались в воздухе, не находя опоры! Вот где Пётр Иванович допустил просчёт! Облезлых вцепился руками в карниз, отчаянно свешивая своё шарообразное тело всё ниже и ниже, но ноги по-прежнему не касались земли. Разъярённый огонь уже во всю свирепствовал в кабинете, мешкать нельзя было ни секунды, приходилось решаться… «Первый этаж, всё ж таки, не двенадцатый» - попытался успокоить себя миллионер и, зажмурившись, разжал пальцы…
…Он летел не очень долго, но в полёте как-то ухитрился принять горизонтальное положение. Упал директор школы навзничь, больно ударившись спиной об пустую бутылку. Однако выяснять, сломан позвоночник или нет, было некогда, да и обстановка не позволяла. Поэтому Пётр Иванович поднялся и, даже не отряхиваясь, потрусил прочь.
Стояла летняя ночь, тёплая и тёмная. Из окна первого этажа N-ской школы с рёвом вырывалось жаркое, бушующее пламя, мрачно озаряя своим дрожащим светом плешивый пришкольный участок…
- - -
В огромной куче обгорелой макулатуры, наваленной под окном директорского кабинета, с восторгом рылись любопытные дети. Это занятие чрезвычайно увлекло их, хотя лично я сомневаюсь, удалось ли детишкам отыскать что-нибудь ценное… Сгоревший мусор остаётся мусором…
- Значит, кабинет директора школы сгорел, - вслух проговорил Чарльз Гарольд, задумчиво созерцая чёрную груду полуистлевших бумаг.
- Так точно! – радостно отрапортовал высунувшийся из окна школы трудовик. – Любо-дорого смотреть! Всё сгорело! Куча-то какая здоровая, ха… Там и моих выговоров пачка! Эх! Теперь пока новые напишут – пей не хочу!!!
«Что это, - напряжённо размышлял наш герой, - случайность? А может, Облезлых с перепугу решился всё спалить? Нервный же он человек в таком случае, а нервным людям крупные деньги счастья не приносят…»
- Скажите, Чарльз Гарольд, скоро ли директор наш будет разоблачён? – спросил Виктор Котлецкий. Он стоял рядом с шефом и с видимым удовольствием любовался пепелищем Облезловского кабинета.
- Не знаю, - глубокомысленно ответил тот, - многое зависит от тебя, Поляк.
- Что я могу сделать?! – воскликнул Витя, заглядывая в голубые, как утреннее небо, глаза нашего героя. – Послезавтра на отработку едем. В колхоз.
- Это, конечно, нехорошо, - вздохнул Чарльз Гарольд, - ну, а про директора нашего узнал что-нибудь новенькое?
- Да что про него узнавать?! Он ведь с нами едет… Руководить…
- И ты молчал! – воскликнул наш герой, чуть не споткнувшись от неожиданности. – Значит, Облезлых едет… Тогда, Поляк, я тоже еду! Я верю, именно в колхозе нам предстоит нанести мошеннику Петру Ивановичу решительный, сокрушительный удар! И справедливость восторжествует, не будь я Чарльз Гарольд!!!
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Приключения Чарльз Гарольда
© Copyright: Игорь Одиноков, 2015
Свидетельство о публикации №215112000764
Свидетельство о публикации №215112000764
Рецензии