Промысел 2 11 5

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/11/16/1891

Между тем хранители племени Третьего Рукава не дремали. Широкая лента обвила и по мере опустошения заматывала стан супруги Мака.

Наконец младенцы перестали вылезать. Пещерной женщине дали выпить из большой плошки отвар седой травы, а затем приложили к груди двух новорождённых.

Послед не замедлил выпасть. Мак шарахнулся от громадного мясного мешка, и правильно сделал. Не поднять было бы эдакой тяжести.

Молодой колдун растянул послед, внимательно осмотрел слезящуюся сукровицей поверхность, прицельно бросил вниз на уголья. Подручные подали человеку посудину с хлебным напитком и длинную ложку.

Самка, видимо, закричала. Мак бросился защищать жену, только сильные руки отодвинули маленькое создание к обвитой войлоком стене.

«опытный целитель, - заявил Тинк, - знает: если не выскоблить остатки, роженица истечёт кровью. Мучительное чувство, а поделать нечего».

 Женщина Мака обрела стандартные очертания пещерного существа. Живот допеленали, положили мешочек со льдом, повесили капельную плошку время отмерять. Младенцев продолжали прикладывать к груди для первого подсоса.

Лидд поминутно просила пить, облизывала губы. Четыре кувшина выпила крохотная самка. Молоко появлялось мгновенно, а травяной отвар усиливал лактацию и позволил до сыта накормить шестнадцать отпрысков.

На острове Жёлтого Песка родился азартный уговор: в стойбище до срока вернётся сумевший переплыть Великую Реку. Охотники научились преодолевать протоки, но главного стремени опасались.

Рыжий Глейст распластался на отмели выброшенным камнем. Путь домой не заказан, только дом стоит, где сам сидишь. К великой радости наблюдавших издали товарищей Звезда третий раз победил мокрую змею.

Жизнь улыбалась охотнику. Устоявшееся равенство среди равных силой и молодостью грело душу. Уверенность в завтрашнем дне подтверждалась обретением круга безусловных единомышленников. Обида на прозвище сникла до того, что отвечал, если окликали.

Для обратного пути запала не хватило, и предводитель левобережных насельников Священной Горы тихо упивался мигом славы.

Две упругие ноги втоптали человека в песок, не заметили, что под них попало, умчались дальше. Глейст сел, глянул, замер на новом витке восторга.

Женщина бежала по нетронутой присутствием живых кромке, Ладно сидящая одежда служила обрамлением великолепной натуры. Одичавший от многолетнего поста самец проснулся в человеке, откликнулся на зов, поджёгший, словно сухостоину.

Если бы не саднящее чувство прикосновений стоп, Глейст решил бы:, женщина - видение, плод тайных грёз. Такое настигало во сне, раскачивало рассудок, подводило к сердцу прибитое смертью любимой желание. Потом приходилось отстирывать полотно.

Охотник встал, отряхнул песок, зашнуровался и побежал, норовя ступать в заветренный след.

«Ты всегда добывал не то!» слышался во встречном ветре голос Мейса, подхлёстывал, точно крепил за спиной крылья. Незнакомка хребтом почуяла опасность, разом стала, обернувшись, выбросила руки для встречного удара.

«Ого! Деточка! Умеешь, да!»
Глейст отпрянул, сунулся снизу и тотчас развёл ладони, уклоняясь от живых топоров.

Поединок завязался, был упоительно приятен. Женщина стоила двух насельников острова Жёлтого песка, дралась умело и отчаянно. «Ты всегда добывал не то, охотник!» Говорил себе Глейст, не спешил, со знанием дела подставлялся под удар, с ловкостью водяной змейки отскакивал, пластался и взлетал в безумно дерзком прыжке.

Результат оправдывал усилия. Гибкая, обрамлённая слоем смертоносных прикосновений награда за дерзость предлагала и подсказывала правила игры.

Охотник норовил схватить, женщина отбивалась, нападая. Невесть как, выдернула из кустарника толстый сырой прут, но Глейст косым скользящим ударом превратил грозное оружие в хлопающую по ветру мочалку.

Поединщики, вроде бы, кружили на месте. Только выходило, будто удаётся отодвигаться всё дальше и дальше от реки. Женщина была довольна. Ещё немного, и густая поросль колючих кустов позволит оставить ни с чем назойливого соперника.

Только Глейст знал местность лучше. Сталось так: охотник и добыча тихо съехали в расщелину меж отвесными глиняными скатами, сухое русло зачаточного оврага. С двух сторон выросли стены, Глейст оказался третьей стороной треугольника, и негде стало размахнуться.

Сильный человек успел на пол вдоха раньше, обхватил женщину, пропихнул себе подмышки беспомощно царапающиеся стебли рук, коленями стиснул ноги.

«Вот и ладно! – прохрипел охотник на выдохе. – Вот и моя ты! Маленькая совсем!»

Зайн не вдруг заметила разницу. Как правило, ненависть во время поединков подхлёстывал мерзкий запах потного страха, глушил малый намёк на симпатию к противнику.

Здесь сталось иначе. Отшлифованное водами Великой Реки тело охотника дышало свежей силой. Волосы хранили потаённый аромат мыльного корня.

Часто приходится выслеживать, редко случается поймать. Глейст держал удачу, длил обладание до сравнимой с вечностью минуты, не спешил развязывать узел. Тёрся щекой о залитое слезами бессилия лицо, не позволял вцепиться зубам. Сам же овладел хрустящей раковиной ушка, шептал на грани остановки дыхания:

«Девочка милая! Я не привык получать отказы. Ты по праву мне досталась! Сделаю с тобой, что хочу!»

«Подлый насильник! Всё равно убью».
В захлёб выкрикнула женщина.

Глупости какие. Насилие скучно и бессмысленно. – Глейст поворачивал слова, точно отзвуки грозы по ту сторону приречного холма. - Чья бы ты ни была! Очертишь мой круг. Будешь ждать моих прикосновений. Попросишь моего ребёнка поселиться внутри тебя. Хочу, и станется.

Изумление – лучший способ обезоружить. Зайн, сама не понимая, как, почувствовала очевидную безопасность.

«Моё имя Глейст с Кручёной Протоки, - Вставлял слова меж ударами сердца охотник. – Мой круг у основания восточного конца. Уже теперь ты не возразила бы повертеться со мной, я знаю».

Женщина тоже знала. Глейст с Кручёной протоки не вызывал отвращения. Призванные поглощать губы ласкали. Слова ложились, будто строки дивного плетения. Пара широко поставленных глаз лучилась радостью.

«Пусти, если не хочешь мучить!»
«Не хочу. Такая связь отвратительна, чревата ощущением предательства. Я не за тем одолел тебя, чтобы на мелочи размениваться. Ты нужна для торжества жизни. У тебя будет круг, защищённое пространство.

Здесь тёплый свет, мягкая трава, два сильных тела. Только нет черты, алтаря и права называться женой».
«Пусти, охотник!»

«Давай побежим в стойбище. Тут недалеко. По дороге ладонями я буду звать желание и радость, сделаю тебя полноправной хозяйкой».

«Свою женщину прогонишь?»
«Смерть взяла давно. Жила, - не стал бы глядеть в эту сторону».

Зайн резко выдохнула. Плевок целил в глаз, но охотник согнул колени. Руки женщины взмыли кверху. Глейст одним толчком очутился на кромке овражка, глянул под ноги.

«Лжёшь ты, гнусный негодяй! Топить вас всех надо в тухлом озере!»
Догоняла словами Зайн, за неимением ускользнувшей жертвы дёргала нить с амулетами.

Искушённая в общении со сластолюбцами самка успела вполне почувствовать Глейста и теперь видела, какой объём натягивает шнуровку. Не в силах ударить, бросала грязные слова.

«Насиловали тебя, милая девочка, или поголовно домогались, - хотел ответить Глейст. – Куда отец смотрел, вот вопрос! Живут же у вас на болотах».

Сказал бы, но вспомнил бродяга, сколь прихотливо горе в других местах, и удержал праздное слово.

Решение пришло мгновенно. Зайн выбралась из ямы, бросилась бегом на северо-восток туда, где за сплошняками лесов и пустоплёсными отмелями лежали родные острова.

Глейст смотрел вслед, понимал несостоятельность затеи. Тайви выросла великолепной поединщицей, но охотник из неё никакущий. Лишь поэтому удалось одолеть.

Теперь следопыт видел: женщина не чувствует направления, не соблюдает створа. Левый шаг на порядок длиннее правого, значит, куда бы ни стремилась, выйдет к берегу сухой затонины.

Вправо видно реку. Влево сплошной бурелом, без привычки не пройти. Охотник отряс камешки с подошв, перепрыгнул овражек, неторопко затрусил вдоль реки.

Зайн бежала, и знойный ветер сметал слёзы. Редкий после глубинного пожара лес почему-то зеленел. Было похоже, деревья пришли сюда своими ногами. Вековые кряжистые стволы стали так, чтобы смелее поднималась молодая поросль.

Зайн почувствовала прикосновение жути, глянула назад. Охотника не было видно.

Человек ли остался возле той ямы? Шевельнулась дерзкая догадка. Вспомнила рассказы про похищения женщин змеями, птицами, другой животной нечистью. Верилось с трудом, но сама недавно выбралась из небывальщины.

Духи воплощаются, да! Только сегодня победил человек. Шальная мысль проверить, есть ли у основания восточного конца круг Глейста, глянуть на хозяина, мелькнула и сникла в воронке беспричинного ужаса.

Нет. Следует добраться домой, выйти, куда велит отец, переломить гадливость совокупления , хотя бы для того, чтобы обрести детёныша, а потом! Будь, что будет.

И снова вперёд, вперёд! Только с каждым оттолкновением рвущийся навстречу ветер задерживает, точно натягивается и слабнет упругое полотно, пыльное от многодневного зноя небо хлещет по щекам.

Ждала, что при очередном толчке бессмысленный бег задержит, повеление  взгляда, спружинит дерзость пульсирующая грудь охотника, на спине сомкнутся ладони, покатятся комья тихих рокочущих слов. Но ветер лишь дразнился, позволял проникать всё глубже в нежеланное.

Вспомнила: Данн и Вейт говорили о женитьбе сына, в связи с родом невесты упоминали рыжего Глейста по прозвищу Звезда. След на скуле, который не вдруг заметила, стал последним доказательством ошибки.

Не чудище противостало там, но лучший из лучших охотник, «Слово Имеющий», славный верностью умершей жене. Такому действительно претит насилие. Он, взяв однажды руку, не выпустит, не предаст.

Женщина качнулась, упала на поросший жёлтым лишайником ствол широколиста, закричала, точно подраненная птица, обхватила лесное тело руками и коленями, носом прокопалась до коры.

Дерево пахло Глейстом. Почудилось, что сам охотник прошёл сквозь неё горячим снизу, вызвав тупую боль, но не восторг единения вырос в душе, а чёрное, поднятое до небес горе.

Зайн не была неженкой. Работала до самозабвения, невзгоды встречала стоя. Теперешняя опрокинула навзничь, «озёрным огнём» залила глаза.

Стало очевидно: куда бы ни ушла, бередящий запахом лес есть везде, а значит, будет рвать на клочья душу память о собственноручно добытой утрате.

Зайн огляделась. Дерево стояло у края обрыва. Подчернённые пожаром стены широкого лога уходили отвесно, не позволяли спуститься. Внизу точно так же росли большие деревья, оформлялся мельчайший подлесок.

День склонялся глубоко к вечеру. Следовало подыскать пристанище для ночлега. Сумерки стремительны, место не знакомо. Разумнее всего пересидеть в безопасности, а утром вернуться к Синим Камням.

Выбрала невысокое дерево, ствол которого одномоментно ветвился нашестеро. Получился естественный лежак, широкая отшлифованная площадка.

Зайн свернулась клубочком, вытянулась, закинула руки, уперлась ногами, поняла, что ни при какой встряске во сне не свалиться с удобного ложа, и беспечально уснула.

Знобкий холодок заставил сгруппироваться, и тотчас на лицо легла жёсткая ладонь. Зайн метнулась, разомкнула губы, чтобы крикнуть. Щепоть моховых ягод скользнула в рот, тихая волна дыхания прошлась по щеке.

«Глейст!», сказала бы женщина, но услышала едва уловимое слово:
«Молчи».

Как дивно пахнут волосы! Нежные, точно утро, непомерно густые и рыжие. Запустила в ласковую мякоть пальцы, но охотник вынул, уложил на рукоять короткой дубинки.

«Тихо сиди. Слушай».
Зайн обмерла.

«Ты нашла не лучшее место спать. Тут лежбище древесных царапунов, час охоты кончается. Следует ждать хозяев».

«Зачем ты пришёл, если так опасно?»
«Я выбрал тебя. Подобными словами не бросаются. Теперь одна смерть способна изменить выбор».

«Давай убежим, охотник!»
«Здесь мир зверей, женщина. С любого дерева глядит на нас угроза, мы не в силах предвидеть, откуда напасть».

«Почему не разбудил?»
«Стоило усилий найти тебя, добыть оружие».

Оглаженная огнём деревяшка легла в другую ладонь. Воительница обрела опору в зыбком мире, захлебнулась благодарностью.

«Удобная позиция. Сучья растут в стороны, сверху не прыгнешь. Бить следует одновременно, меж зелёных огней. – объяснял Глейст.

– У полосатых есть обряд: плакать по мёртвым. Для исполнения скликают родичей, воют, потом бросаются в погоню за обидчиком. Мало времени, но больше взять негде».

«Смотри! Глаза! И сколько!»
Глейст прижался спиной к спине женщины. Ударили одновременно, колотили по впрыгивающим на дерево крупным полосатым хищникам до тех пор, пока не онемели пальцы, и проявилась явная брешь в ряду нападающих.

Глейст до мелочей выверил стратегию боя. Прыгнули вниз. Женщина сорвалась бы с обрыва, если бы не схвативший за опояску охотник.

Помчались бездорожно, в кромешной темноте. Сзади нарастал, плавил тишину унылый вибрирующий вой. И так приятно было бежать рядом с тем, кого следует поименовать мужем, что не заботило отсутствие времени и возможности назвать.

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/11/23/1085