Зов родного пепелища

Фаина Самойлова
П. Новоивановский
                Зов  родного  пепелища

        Сложно передать  словами  красоту  нашей  сибирской  природы.   Смотришь:  перед  глазами  перелистывается  живая  книга  родных мест.
       Так,  восторгаясь,  разглагольствовал мой муж,  ведя  видавший  виды мотоцикл по гравийной дороге на  Покровскую  гору. 
И,  действительно.  Время  необыкновенное, сибирское лето. На перевале  пряным запахом спелых трав дышит тихий воздух спокойного августа, месяца-хлебосола, густоеда.  По  бокам  от дороги созревает колосистый хлеб на полях сельхозпредприятий.   Где-то ближе к тайге на полянах краснеет  малина, зреет в околках шиповник. Зарумяниваются рябины, густые кисти которых зависают над травой  и кустарником. 
-   Смотри, как много рябины,-  продолжил великий любитель сибирской природы-матушки.  Знать, зима будет, судя по приметам суровая. А сейчас тепло,  бабье лето на носу.
        Да,  тепло и влажно.  С полей пахнет рожью, травой, цветами.  А вот уже  стоят величественные  сосны. Поневоле впиваешь душой сосновый озон, наслаждаешься  несказанной прелестью тишины тенистого бора.  Глаз тешит румяная мозаика  фигурных папоротников,  нежит  лучистая  ласка  кроткого солнца.  Последней  теплынью лета  дышит  светлый простор хрустальной синевы неба.
          Любуясь  увиденным,  мы не заметили, как дорога пошла на подъём.  Впереди, метрах в ста, шла «Нива», осторожно  обходя рытвины и неровности дороги.  Въехав на взгорок, машина остановилась.  С заднего сиденья с трудом вылезла бабушка  и пошла в сторону.
-   Ты  уверена, ба,  что это здесь,-  спросил обеспокоенно водитель.
-    Конечно. Это мои родные места.  Правда, такой дороги тогда не было.  Но вот там – карьер,  брали песок на стройку.  А  здесь  был  маяк,  и  от  него  -  дорога  к  нам  в деревню.
-    Но  никакого маяка  нет,  где  ты  его  видела?  -  воскликнул  внук.
-    Да  здесь.  Вот  и  место от него.  Давай  сворачивай,  тут  дорога  была, да она сейчас есть,  поедем.
       В  это  время  из машины  вышла  модно одетая молодая женщина в черных очках.  Желая пообщаться с природой,  подошла к берёзке ,  чтобы сломать веточку для отпугивания комаров  и  мошек, и вдруг  неожиданно  отпрыгнула с криком: 
-  Там  муравьи!  И  много!  Они  кус аются!
-   Так ты залезла  ногой к ним в кучу, - пояснила  бабуля.
В  ответ захлопнулась дверь   «Нивы»
        Машина  тихонько  съехала  с  тракта  и напрвилась  лесной  дорогой  в  глубь  леса.  Заинтересовавшись  разговором,  мы  поехали  следом,  тем  более,  что  примерно  через  километр  за  двумя полянами мы неоднократно  собирали  грибы.   В  сосняке  брали  белый гриб,  а  через  дорогу  росли  грузди. 
        Машина  остановилась на краю  огромной  поляны,  по  краям  которой рос  молодой  лес.  Берёзки  чередовались  с  осинником .  В  отдельных местах  были  заросли  крапивы, что говорило о том,  что  здесь  был  человек.  Сама поляна полого  ухоила  вниз к реке.  От  поляны  шёл  медвяный  запах  клевера.  В  лощинках около  тальника  рос  белоголовник,   а  чуть  дальше  пламенели  свечами  цветы  кипрея- иван-чая.
         Бабушка уверенно засеменила в сторону реки.  Вдруг  она остановилась.  Постояв немного, обошла небольшой участок   и  села  на  куче  земли ,  заросшей  травой.  Посидев  минут  десять,  встала  и  прошла  в  глубь  травяных  зарослей.  Вернувшись,  взяла  горсть  земли и  завязала в платок.  Затем,  перейдя поляну,  пошла  по  еле заметной  лороге  в лес.
         Собирая  грибы  около  дороги,  мы  не  упускали  из  виду  бабульку,  которая,  по  походке  было видно,  знала,  куда  шла.  Долго шла,  минут  двадцать,  не меньше,  пока не показалось  мелколесье,  с  холмиками,  ямками  - остаками могил.  Подойдя к одному холмику, встала на колени и что-то долго говорила.  Затем, уткнувшись головой в землю, замерла.
         Шло  время.  Обеспокоенная  её  состоянием,  я подошла  ближе.  Подняв  голову,  она  не удивилась  моему  присутствию,  просто умиротворённо  улыбалась.  Взяв ещё земли с могилы,  она  также  завернула  в  носовой  платок  и  спрятала  на  груди.  Поневоле  завязался  разговор,  в  ходе  которого бабушка  рассказала,  что последние годы её не покидала мысль  посетить родные места, поклониться могилам родителей.
-  Теперь даже на душе  легче  стало,  а земелька  - это часть  меня  самой,  ведь  я  здесь  родилась и выросла.  Здесь корни моих родителей, - пояснила она.   Когда-то очень давно мой дед Тимоха,  потомственный  донской казак, 
Вместе со всей роднёй  переехали с Дона  в  эти  края. Он тогда был совсем молодой.  Деревенька  эта  была небольшая,  потом разрослась  и  стала  большой.  Мать  рассказывала,   что землю каждый свою обрабатывал сам, а зимой промышляли охотой.  Жили, как  говорится,  не тужили.  Отец  в молодости по речкам  мыл  золото,  иногда  в  день  намывал  золотник.         
        Коллективизация  изменила  ход  жизни,  у  нас  всё  стало  общим,  кроме  огорода  и  некоторой  живности.  Нас  в  семье  было  пятеро  детей,  я  самая  старшая.  Мать  с  отцом  трудились  в  колхозе,  я  -  с  ребятишками. 
        Потом  грянула  война. Мужиков  забрали  на фронт, и все трудовые дела  легли  на  плечи  баб.  Мать  приходила  домой  очень  поздно,  уставшая,  я  старалась  к  её  приходу  приготовить  ужин.  Потом  меня  забрали  работать  на  свинарник.  А  мать  часто  с  обозом  увозила  зерно  в  город  за  пятьдесят  с лишним  километров.  Тяжела  была  моя  работа.  Мне было всего  четырнадцать  лет.  Особо запомнились  и  даже  часто  снятся  деревянные  вёдра,  которыми  я  черпала  воду  из  речки  и  наливала в бочку, от этого  юбка  моя зимой  звенела  льдом.   
         Иногда  мать,  приехав  из  города,  бежала ко мне на свинарник, пмогала  справиться с вёдрами.
         В зимнее время часто из леса  выходили  волки  к  деревне.  Тогда  жители  брали тазы, заслонки и били палками, чтобы от шума они убегали.  Корову  свою.  чтобы  спасти,  мы  на  ночь  заводили в сенки, и так делали многие.
          Голода  сильно  у нас не было,  так  как  много садили  картошки.   Так и жили…   Когда  мне  исполнилось  пятнадцать  лет, меня и брата  Васю забрали  на работу в город.  Васю – в ФЗО, а меня – на шахту, где я до конца войны заправляла и раздавала лампочки шахтёрам.  Там, в городе, я встретила свою судьбу.  Израненный,  после  долгого  лечения в госпитале,  Петро вернулся  в  родной  город.  Поженились,  построили  свой  домик.  Он  стал  работать  тоже  на  шахте.  Одна  беда,  лишил  нас  Господь  детей   сказалась  моя  работа  на  свинарнике.   Тогда  взяли  мы  мальчика из детского дома  и  воспитали  как  собственного  сына.  Вырос  наш  Николушка  и тоже  стал  работать  на  шахте.  А Петро  так и не отошёл от фронтовых  ранений  и,  когда  Коля  закончил  школу,  ушёл  на  тот  свет.  Так  мы  остались  вдвоём.  После  армии  сын  женился,  и  вот  у  нас  вырос  внук.  Он-то  и  привёз  меня  сюда  с  молодой  женой.  Спасибо  ему, теперь  я  со  спокойной  душой  уйду  на  тот  свет, и земля  с  родного  пепелища  будет  греть  моё  израненное  сердце.
-   Ба!  -  раздалось  от  машины,  -  пора  ехать,  дорога  длинная.
-   Иду,  иду,  родной.
 Бабуля,  кивнула  мне  на  прощание,  засеменила  к  машине и уже на ходу добавила:  «Много  чего  хотела  рассказать  матери  о  том,  как  жила  все  эти  годы,  да  разве   ж  обо  всём  расскажешь».
         «Зов  родного  пепелища»…  Как  порой  эта  фраза  проникает  в  души  людей  преклонного  возраста.  И  как  бы  ни  была  устроена  жизнь,  дороже  тех  мест,  где  ты  родился,  нет  и  быть   не  может.