Он пришел. Глава 3. Красные Ангелы

16 октября 2015 года

Даллас, Техас, США

21:30

Энрике Луис Гонсалес Сааведра возглавлял Аngeles Rojos (Красных Ангелов, то есть) вот уже почти четыре года. За время его правления «ангелы» добились впечатляющих успехов, превратившись из второразрядной банды в одну из крупнейших Latino группировок (преступных группировок, разумеется) Далласа. Да и не только Далласа, а и всего гигантского мегаполиса DFW. Dallas-Fort Worth, то есть.

Занимались Аngeles Rojos (причем весьма успешно) всем, чем и положено заниматься группировке – контрабанда наркотиков (в основном), оружия и нелегальных иммигрантов из Латинской Америки, рэкетом, проституцией, порнографией (онлайн и оффлайн), подпольными тотализаторами и казино и так далее.

Однако, в отличие от своих менее продвинутых конкурентов, Энрике вкладывал (разумеется, после надлежащего отмывания) значительную часть криминальных денежных потоков в высокодоходные легальные предприятия. Официально он и большая часть руководства Ангелов числились членами советов директоров (Энрике, естественно, был председателем), двух средних (по меркам Уолл-стрита, разумеется), инвестиционных фондов (венчурного и хедж-фонда), приносивших весьма неплохой доход.

Как таковой штаб-квартиры у Ангелов (из соображений безопасности) не было; деловые еженедельные совещания со своими подчиненными Энрике проводил в выбранном случайным образом ночном клубе, баре или ресторане (в одном Далласе Ангелам принадлежал не один десяток подобных заведений).

Каждое заведение имело свой буквенный код (менявшийся каждую неделю), который рассылался соратникам Энрике по «безымянным» сотовым номерам, тоже менявшимся еженедельно. Время и дата встречи тоже были зашифрованы кодом, известным только участникам совещаний. И тоже менявшимся еженедельно.

Все руководители Ангелов были обучены (постарались профессионалы из частных security companies) навыкам выявления и ухода от слежки. Поэтому уверенность в том, что ни банды – конкуренты Ангелов, ни полиция Далласа, ни ФБР, ни DEA, ни прочие федералы не имели ни малейшего представления о том, где и когда произойдет очередное совещание, была стопроцентной и абсолютной.

Опаздывать на совещания всем, кроме «босса» (Энрике, то есть, который всегда приходил на совещание последним), разумеется, категорически запрещалось. Никакие оправдания не принимались; опоздавшие безжалостно штрафовались на умопомрачительные суммы, а то и получали (в дополнение к штрафу, разумеется) по физиономии. Лично от босса.

Тем сильнее было удивление Энрике, когда, поднявшись на второй этаж бара Uncle Martinez и проникнув в потайную комнату (в каждом его заведении была такая в качестве дополнительной меры предосторожности), он, во-первых, не обнаружил ни одного из своих «лейтенантов», а во-вторых…

Энрике Луис (как, впрочем, и все боссы криминальных группировок), любил комфорт. Как «в личной жизни», так и «на работе». В том числе, разумеется, и в своих corporate boardrooms. Комнат для рабочих заседаний, то есть.

Все они были обставлены примерно одинаково – внушительное (и очень комфортное) кресло для Энрике и два дивана (не менее внушительных и комфортных) для «его команды». Никому и в голову не могло прийти сесть в его кресло – за подобное неуважение к боссу вполне можно было поплатиться головой. Причем немедленно. Нес ходя с места, так сказать.

Впрочем, в данном случае нарушителю этого незыблемого правила ничего не грозило. Вообще ничего. Ибо в кресле Энрике Луиса сидел францисканец. Монах-францисканец неопределенного возраста (ему можно было дать и сорок, и пятьдесят, и шестьдесят лет). Облаченный в… в довольно неожиданную монашескую одежду.

Энрике Луис был хорошо знаком с орденом францисканцев, ибо был крещен в католическом храме в Тихуане, принадлежавшем этому монашескому ордену. Монахи иногда носили «гражданскую одежду», но гораздо чаще – современное облачение францисканца, которое существенно отличалось от одежды монаха, бесцеремонно занявшего его (его!) кресло. Впрочем, францисканцам никогда не было свойственно соблюдать правила поведения – в любом обществе.

Одежда монаха полностью – до мельчайших деталей – соответствовала одеянию святого Франциска Ассизского – основателя ордена францисканцев. Длинная (до щиколоток) просторная туника крестообразной формы пепельно-землистого цвета. Явно ручной работы по изначальной технологии – ткань получалась в результате смешения, в одинаковой пропорции, белых шерстяных нитей с черными или темно-коричневыми. В данном случае, скорее с черными. Крестообразная форма туники была призвана постоянно напоминать монаху о земных страданиях Христа.

Туника была подпоясана грубой веревкой (явно ручной работы – никаким Wall Mart’ом тут и не пахло). Сандалии из грубой кожи на босу ногу. Святой Франциск носил еще и штаны из той же ткани, но в Далласе было все еще очень тепло (глобальное потепление, однако), поэтому францисканцу, видимо, вполне хватало туники.

Все без исключения члены Latino gangs всегда были католиками. Были, есть и будут – пока на земле существуют эти преступные группировки. Как не бывает неверующих в окопах на войне, так не бывает таковых и среди бандитов, которые каждый день рискуют жизнью. Причем будут они жить или нет далеко не всегда зависит от них. Нередко это просто дело случая.

Поэтому какими бы жестокими ни были бы бандиты по отношению к своим противникам, представители Церкви всегда пользовались в их среде бесконечным уважением. Даже абсолютно незнакомые. Впрочем… Энрике был уверен, абсолютно уверен, что этого монаха он уже где-то когда-то видел. Только вот где?

«Добрый вечер, Энрике» - улыбнулся монах. «Меня зовут отец Диего. Мне нужно с тобой кое-то обсудить. Нечто очень важное».

Как ни странно, Энрике совершенно не удивился. Ни тому, что монах знает его имя, ни тому, что он узнал о «рабочем заседании» в это время и в этом месте. Ни тому, что монах сумел преодолеть несколько «постов безопасности», что сумел найти вход в потайную комнату. И что ему нужно что-то важное обсудить. Ибо за двенадцать лет, проведенных в латино бандах Далласа Энрике увидел достаточно, чтобы перестать чему-либо удивляться.

Впрочем, нечто удивительное в францисканце все-таки было. Даже не его одежда (вряд ли бы его «начальство» было бы против решения монаха предпочесть облачение святого Франциска нынешней униформе ордена. А его речь.

Лексика отца Диего была вполне современной. А вот произношение… Произношение было… странным. Архаичным. У Энрике было ощущение, что с ним говорит… нет, не святой Франциск, конечно, а святой Игнатий Лойола. Или другой испанский святой… шестнадцатого века. Или около того. Но уж точно не двадцать первого.

Энрике и в голову не пришло сесть в присутствии монаха. Тот – что характерно – не предложил.

«Я хочу попросить тебя…» - монах сделал многозначительную паузу -  «…и твоих людей сделать нечто важное для жителей Далласа. И для Церкви»

В этом не было ничего удивительного. Представители Церкви постоянно обращались к нему с различными просьбами. В которых, разумеется, им отказа никогда не было. Ни в деньгах, ни в «работе». Деньги, разумеется, были всегда чистыми, а «работа» - легальной.

Что-то (какой-то «внутренний голос») подсказывало Энрике – причем весьма уверенно так подсказывало, что на этот раз просьба будет несколько иной. Даже существенно иной.

«Нечто, так сказать, по профилю Ангелов…»

Энрике был настолько ошарашен, что потерял дар речи. И невольно опустился на диван.

«Сын мой Энрике» - по-францискански мягко начал монах, «я прекрасно осведомлен и о том, что ты являешься лидером – боссом, точнее – Красных Ангелов. И чем эта твоя организация занимается»

Отец Диего сделал еще одну многозначительную паузу, затем продолжил:

«Меня это… не то, чтобы устраивает… просто я реалист. Прагматик. Если Dallas Police Department или федералы закроют тебя и твоих ангелов, то ваше место на рынке немедленно займут колумбийцы. Или доминиканцы. Или просто другие мексиканцы. И – насколько я знаю все эти и другие банды – будет только хуже. К сожалению, спрос на определенные… продукты и услуги никуда не денется. Как и капитализм, поэтому пока будет этот спрос, будет и предложение»

Это Энрике не удивило. Нечто подобное он – пусть и в завуалированной форме - не раз и не два слышал и от сотрудников отдела оргпреступости Dallas Police Department, и от ФБР, и от DEA, и от ATF и от прочих федералов. Приблизительно также мыслили и католические священники, и даже иерархи в католических епархиях Далласа и Форт Уэрта.

«Насколько мне известно» - продолжил францисканец, «Красные Ангелы контролируют значительную часть Южного Далласа. И поскольку муниципальные власти Далласа – включая полицию, эээ… не очень уютно себя чувствуют в этой части Big D…»

Энрике усмехнулся. Ибо это было чистейшей правдой.

«… Ангелы уже давно взяли на себя предоставление определенных муниципальных услуг в Южном Далласе. Не в такой степени, конечно, как в свое время Пабло Эскобар в колумбийском Медельине, но в существенной. Причем получается это у вас, по слухам, несравнимо лучше, чем у городской администрации»

Энрике аж просиял. Доброе слово и кошке приятно; тем более – гордому латиносу.

«Тем не менее» - вдохновенно продолжал монах, «есть одна проблема, которой, насколько я знаю, ваша параллельная администрация, пока не уделяла существенного – и, на мой взгляд, необходимого внимания…»

«Какой именно? Проблем просто море, вообще-то»

«Бродячие собаки» - кратко и неожиданно жестко ответил францисканец.

«Собаки?» - удивился Энрике.

«Да, именно собаки» - подтвердил монах. «Если верить газете Dallas Morning News – а у меня нет никаких оснований ей не верить, то положение дел с бродячими собаками в Южном Далласе можно назвать лишь одним словом. Хаос. »

«Газета утверждает, что в пределах городской черты Далласа бегают 250 тысяч собак. Или около того. В подавляющем большинстве – в Южном Далласе и его окрестностях. Я думаю, что, как обычно, медиа преувеличивает проблему в разы. Впрочем, по официальным данным, служба по контролю за животными отлавливает примерно 20 000 собак в год (умерщвляя минимум половину), но популяция животных не уменьшается нисколько. Если не увеличивается»

«И Вы хотите…» - Энрике начал догадываться, о каком «профиле» пойдет речь.

«Я хочу» - жестко ответил монах, «чтобы Красные Ангелы – в своей зоне контроля, разумеется, я не призываю вас заходить на территорию конкурентов – сделали то, на что муниципальные власти Далласа хронически, категорически и принципиально неспособны».

Сделал долгую паузу, внимательно посмотрел на Энрике и резюмировал.

«Ликвидировали всех без исключения бродячих собак. До последнего щенка, кобеля и суки. Всех. 100%. Это единственный способ покончить с этой проблемой раз и навсегда»

«Но…» - несколько неуверенно начал Энрике, «выбрасывать-то собак на улицу все равно будут…»

«Не будут» - отрезал францисканец. «Если Ангелы найдут способ – а вы найдете этот способ – объяснить людям, что собак выбрасывать на улицу не надо. А лучше – вообще не заводить»

«Найдем» - усмехнулся Энрике. «Всенепременно найдем».

«Не сомневаюсь» - улыбнулся монах. «Как не сомневаюсь и в том, что вам хватит и денег, и организаторских способностей обеспечить, так сказать, народное решение проблемы бродячих собак…»

Энрике усмехнулся. Он прекрасно понял францисканца.

«Платить за каждый хвост?»

«Именно. Кстати, власти на Украине…»

«Это еще где?» - изумленно подумал Энрике

«… откуда родом главная защитница бродячих собак в Далласе  - Марина Тарашевская, перед проведением чемпионата Европы по футболу 2012 года решили проблему бродячих собак – как оказалось, временно – именно таким способом»

«Платили за хвосты?»

«Да, за хвосты. Хвосты и видео. Только они платили заезжим догхантерам…»

«Мы своим заплатим. Южный Даллас – район, мягко говоря, небогатый, поэтому от желающих подзаработать отбоя не будет. За пять долларов за хвост…»

«Десять» - жестко перебил его монах. «Минимум десять. Собак в Далласе реально тысяч сто. Максимум. Ангелы контролируют где-то пятую часть»

«Четверть»

«Тем лучше. Уничтожить необходимо всех собак в городе. Доля Ангелов поэтому – 25 000 примерно. Даже по двадцать долларов за хвост взрослой собаки или щенка – без разницы – вся операция обойдется ангелам в полмиллиона долларов. Вы только на наркотиках такую сумму в неделю зарабатываете. А то и быстрее. В смысле чистой прибыли»

Энрике промолчал.

«Люди и заработают неплохо, и смогут, наконец-то, ходить по улицам спокойно, не боясь быть покусанными, изувеченными, а то и убитыми. Бродячая собака – это не только биомусор. Это еще и гигантская крыса, которая представляет реальную опасность для человека. Особенно для маленького ребенка»

Энрике кивнул. Буквально несколько дней назад на его глазах огромная и внешне спокойная и добродушная колли ни с того не с сего с громким лаем бросилась на проходившего мимо маленького ребенка. С явным намерением в клочья разорвать беззащитное существо.

Хозяйка собаку удержала. Что ее не спасло. Энрике кивнул телохранителю, тот вынул из кобуры Глок и застрелил обоих. И собаку, и хозяйку. Перепуганной мамаше Энрике лично выдал пачку стодолларовых купюр. На лечение ребенка у детского психиатра.

«И потом» - задумчиво добавил монах. «Бродячая собака – даже если она не представляет физической опасности для человека, есть Зло. А Зло должно быть уничтожено. Быстро, эффективно и безжалостно. Поэтому…»

Отец Диего сделал очередную многозначительную паузу.

«… объясни вашим… эээ… исполнителям, что ликвидировать собаку нужно максимально быстро и безболезненно. Пуля – из огнестрела или пневматки, удар по голове – одного должно хватать всегда… и тому подобное. Никакого садизма, мучений и издевательств – это пресекать нужно безжалостно. Это в их же интересах. В смысле исполнителей»

Энрике кивнул. В его Ангелах правила были ровно те же. Никакой бессмысленной жестокости. Жестокость ради удовольствия пресекалась безжалостно. Пулей в затылок.

«Сколько тебе потребуется времени?»

«Для полной очистки города? Месяца два-три. Если на внешнем фронте будет все спокойно»

«Будет» - кивнул монах. Энрике почему-то в этом тоже не сомневался.

Францисканец поднялся, благословил Энрике – Во Имя Отца, и Сына, и Святого Духа, Аминь - и бесшумно покинул потайную комнату. Ровно через минуту появились его «лейтенанты».

Энрике уже было раскрыл рот, чтобы устроить подчиненным феерическую выволочку… но тут его взгляд упал на наручные часы. «Ролекс», не что-нибудь. Дороже – причем значительно - «Мерседеса» S-класса в неслабой комплектации.

Часы показывали 9:25 вечера. Рабочая встреча руководства Ангелов была назначена на 9:30.

«Что за…» Он был абсолютно уверен, что пришел на встречу в 9:40. «Мистика какая-то…»

Встреча была короткой – всего минут сорок. Ничего необычного, business as usual. И конкуренты, и правоохранители словно куда-то пропали. Энрике пока решил не информировать подчиненных ни о необычном монахе, ни о его поручении (ни разу не просьбе).

Все время встречи Энрике молчал, вполуха слушая доклады подчиненных. Что было обычным делом, поэтому ничего необычного никто не заподозрил. Ему никак не давала покоя какая-то странная подсознательная уверенность в том, что этого таинственного монаха он уже где-то когда-то видел. Но где?

Энрике был человеком настырным и целеустремленным. И очень гордым. Очень. Поэтому он просто не мог не решить проблему. Особенно такую простую, как вспомнить где и когда.

Как он обычно поступал в тех случаях, когда нужно было решить какую-то более или менее серьезную проблему, Энрике после совещания отправился не домой, а на одну из своих конспиративных квартир, о существовании которой знал очень и очень ограниченный круг «особо приближенных» лиц.

Он удобно устроился на сделанном по специальному заказу диване (ценой в два Мерседеса), включил громадный, во всю стену телевизор. Выбрал свою любимую программу («История Латинской Америки» на канале Дискавери)…

И остолбенел.

С телеэкрана на него смотрел его сегодняшний посетитель. В скромном одеянии святого Франциска (хотя францисканцы к тому времени уже не один раз сменили униформу) перед ним собственной персоной был не кто иной как известнейший историк, этнолог, лингвист и просветитель, автор уникального «Сообщения о делах Юкатана», епископ Мериды Диего де Ланда Кальдерон.

Скончавшийся, «окруженный ореолом святости» в монастыре святого Франциска в Мериде, административном центре мексиканского штата Юкатан 29 апреля 1579 года.

Четыреста сорок шесть лет назад.