Я ждал тебя... Глава 25

Первым его чувством было желание плакать. То же самое чувство унижения и обиды, которое Антон помнил с детства. После того, как мать оставляла его в покое, впав в алкогольное беспамятство, он прятался где-нибудь, где, как ему казалось, он был в безопасности, - и давал волю слезам. Плакал Антон так, чтобы никто не мог его услышать и чтобы, не дай Бог, не разбудить спящую мать. Места ударов саднило, тело вздрагивало в конвульсиях страха, но Антону становилось легче после того, как он проливал накопившиеся слезы.

Сейчас Антон был недалек от того детского состояния. Как и тогда, он не понимал, чем заслужил такое отношение. И, как и тогда, не мог ответить, постоять за себя. Если тогда он был слишком маленьким и слабым, чтобы биться со своей матерью, которая была крупной, крутой женщиной, - таких еще называют бабами, - то теперь он был слишком взрослым и сознательным, чтобы вступать в перепалку с детьми. Считается, что дети многого не понимают, и нужно относиться к ним снисходительно. Куда там, эти дети понимали, возможно, побольше его самого, брызгая, как слюной, вполне взрослой ненавистью. Но, конечно, Антон не смог бы поднять на них руку. Не потому что его, возможно, тут же выкинули бы из детского дома. А просто он был против побоев, не понаслышке зная, что это такое.

Кое-как отбившись от детей, Антон выбежал за калитку и побрел куда глаза глядят, стирая с себя следы гнилых овощей. Ему необходимо было какое-то время побыть одному. Антон прошагал через поле, засеянное какой-то культурой и нырнул в лес. То, что произошло, настолько впечатлило Антона, что он никак не мог успокоиться. Даже любимая природа на сей раз не убаюкивала, не умиротворяла его мятущуюся душу. Невысокие деревья обступили Антона с двух сторон, и он очутился на узенькой тропинке, где местами приходилось орудовать локтями, чтобы пробраться через цепкие ветки. А разве в жизни не так: разве не приходилось Антону каждый день пробираться сквозь тернистый узкий путь к неизвестной цели, отстаивать свое право на существование?

Эта аналогия, наконец, успокоила Антона; проявления природы - это подсказка человеку во всем, этакая вселенская библиотека, где Богом уже всё написано и откуда следует черпать мудрость и вдохновение. Итак, жизнь бросала ему очередной вызов в виде ватаги маленьких детей, которые требовали у него отступиться от Таисии. А ведь они этого и требовали, - нужно взглянуть правде в глаза. Они были правы: Таисия принадлежала им больше, чем ему. Она принадлежала детям всецело, - ради этого и пришла в детский дом, - а ему она не принадлежала вообще.

Когда Антон подумал об этом, его нутро сжалось от возмущения. С каждым днем он всё сильнее осознавал, что не хочет с ней расставаться. Он словно прорастал в нее всем своим существом, как дерево прорастает корнями в благодатную почву. Без нее Антон не мог больше стоять, без нее он не смог бы уже бороться. Она была очень нужна этим бедным, недолюбленным детям, но ему Таисия всё равно нужна была больше! Просто им повезло, - она пришла к ним, а к нему никто не пришел в свое время, но ведь он тоже был когда-то бедным, недолюбленным ребенком, а в глубине души оставался им до сих пор. Да, Таисия не принадлежала ему, но у него были на нее такие же права, как и у Виталика, и у всех остальных. Антон не собирался отступаться от Таисии, даже если соперники у него были весьма своеобразные. Ему не в новинку было отстаивать свое место под солнцем, а дальше пусть уж Таисия сама выбирает, как ей быть.

Решив так, Антон вконец успокоился, и деревья тут же расступились, обнажая крохотную, всю холмистую поляну, посреди которой стояла прехорошенькая избушка непонятного назначения. Прямо к избушке змейкой стекал широкий ручей и прятался под ее фундаментом. Кому это пришло в голову строить домик прямо на воде, изумился Антон, но спросить было не у кого, - он был совершенно один в чаще леса. Ручеек весело и безмятежно журчал по камешкам, обвивал домик, - и исчезал где-то в кустах, которыми густо поросла поляна. Буйство зелени успокаивало и радовало зрение. А голубой купол неба, сегодня без единого облачка, казалось, был разбит на самых верхушках деревьев и теперь заботливо укрывал это тихое место от ненужных людей и всякой скверны.

Антон запрокинул голову и увидел небольшой деревянный крест, прикрытый зеленью, - а оттого сразу неприметный, - который венчал покатую крышу домика. Антон привык видеть на храмах купола, а тут не было никакого величественного купола, только самая обычная четырехскатная крыша; во всем чувствовалось строгость, простота и аскетизм. Антону здесь понравилось.

В этот же самый момент из домика донесся всплеск воды, так, что Антон даже вздрогнул от неожиданности, но не испугался, - в этом месте он почему-то чувствовал себя в безопасности. Антон не ушел, остался дожидаться возле домика, кто же оттуда выйдет, чтобы, возможно, расспросить его об этом удивительном месте. Вроде храм, а вроде и нет... Зайти внутрь Антон не решался.

Возле двери примостилась маленькая лавочка, на которую Антон аккуратно сел, не зная, что можно здесь делать, а чего нельзя. Через некоторое время дверца заскрипела на петлях и стала медленно открываться. Антон невольно подумал, что не удивился бы, если бы из-за нее показался сейчас какой-нибудь сказочный герой.

Тот, кого Антон увидел, действительно был похож на доброго волшебника: длинная черная ряса с воротником под горло, серые от воды волосы, стянутые резиночкой и спускающиеся вниз по крепкой шее, благородное лицо, зардевшееся от недавнего купания и еще покрытое мелкими капельками. Одеяние, фигура, лицо этого человека настолько поразили Антона, что он даже привстал со своего места. Черты лица показались Антону какими-то знакомыми, родными.

Назвать его стариком не поворачивался язык: он не был ни дряхлым, ни немощным, - его тело каким-то необыкновенным образом противостояло старости, принимая ее в себя, но при этом не старея... И тогда Антону на ум пришло странное слово, чтобы обозначить этого человека, - странное, потому что было непонятно, откуда Антон это слово знал, - Старец. Старец посмотрел на Антона с любопытством и какой-то отеческой лаской; было такое чувство, как будто он давно поджидал его тут. Движением руки старец усадил Антона обратно на скамью и сказал, переводя дыхание:

- Здравствуй, Антоний! Тоже пришел искупнуться? Это хорошо, хорошо...

С этими словами старец опустился на скамейку, и они оказались совсем близко друг от друга. Эта близость приводила Антона в трепет, он робел и не знал, как вести себя.

- Откуда вы знаете мое имя? - проговорил Антон онемевшими губами.

- А мне дочка про тебя рассказывала, Таисия. А узнать тебя нетрудно...

- Вы - отец Таисии?

- Да, батюшка Василий, - представился священник, с любопытством разглядывая Антона и не обращая внимания на то, что это смущает молодого человека. Антон, хоть и сжался весь под взглядом батюшки, но тоже успел исподтишка того рассмотреть. Таисия была очень похожа на отца, - вот почему его черты показались Антону до боли знакомыми.

От батюшки приятно пахло растопленными свечками. Волосы его понемногу подсыхали, постепенно превращаясь в снег, - его шевелюра действительно была белоснежной, отчего голова казалась, словно метелью припорошенная. Рядом с ним было спокойно, надежно, как должно быть, наверное, рядом с настоящим отцом, - которого у Антона никогда не было. Антон почему-то очень обрадовался, что у Таисии такой необычный и красивый родитель. Он был дорог Антону как человек, благодаря которому она появилась на свет, благодаря которому выросла и стала такой, какой Антон ее узнал.

- Ты искупаться пришел? - снова спросил отец Василий.

Антон, комкая улыбку, сознался:
- Да нет! Я и не знал, что тут есть источник, просто брел наобум и вот наткнулся... Да я и не знаю, как себя здесь вести...

- А что ж мудрствовать лукаво? Веди себя просто, - а больше ничего и не надо. Или ты себя здесь чужим чувствуешь?

- Нет! - поспешил заверить собеседника Антон. - Скорее наоборот...

- А раз наоборот, значит, Бог принимает тебя. А ты Его принять боишься.

- Точно! Мне всегда казалось, что я этого... недостоин что ли...

- А кто, по-твоему, достоин? Успешные люди или те, кому дарована физическая красота? Никто по сути недостоин. Но разве не за всех Христос принес себя в жертву? За первого и за последнего. За того, кто у всех на виду, и за того, кто постоянно пребывает в тени этой жизни. Человека забывают люди, а у Бога никто не забыт...

Эти слова врезались Антону в душу. Против них ничего нельзя было возразить, как невозможно было что-то к ним прибавить.
 
- А я ведь, батюшка, даже не крещеный. Некому было меня крестить.

- Это ничего! Каждому плоду свой срок. Главное, что ты веришь. А скоро и покрестишься...

Они помолчали, нисколько не тяготясь тишиной, каждый обдумывая что-то свое. Природа вливала им в уши свои тихие трели, сотканные из шорохов, пения птиц и журчания воды. Вдруг отец Василий скользнул взглядом по строению купели и посетовал, указывая Антону на украшавшее дверь распятие, черное, как будто обуглившееся.

- Вот видишь, что делают...

- Его кто-то сжег? - спросил Антон.

- Похоже на то... Надо бы новое изготовить, да вот где найти хорошего резчика? В наших краях днем с огнем не сыщешь, хоть из Москвы выписывай! - улыбнулся отец Василий.
 
- А можно я попробую! - спросил Антон, похоже, неожиданно для себя самого.
 
- А сможешь? - спросил батюшка, испытующе глядя на Антона. - Не такое уж простое это дело...

- Я не подведу, буду очень стараться! Хотите, нарисую сперва, а вы посмотрите, одобрите, - только после этого начну работу.
 
- А ты что, режешь по дереву? - удивился батюшка.

- Я не профессионал, конечно, - но обучал меня очень стоющий мастер!

Отец Василий улыбнулся с хитрецой, как улыбаются бывалые люди, которые, кажется, заранее знают весь диалог, но продолжают испытывать молодежь своими вопросами.

- Давай сделаем так, - рассудил, наконец, отец Василий. - Даю тебе неделю на то, чтобы нарисовать эскиз.

- Да я и за пару дней справлюсь! - поспешил заверить Антон, но батюшка был непреклонен, и Антон пожалел, что чуть с ним не поспорил. Ему наконец-то представился шанс создать что-то действительно нужное, - и Антону не терпелось поскорее начать работу, испытать себя. И потом, ему очень хотелось сделать что-нибудь для отца Василия, - просто так, в благодарность за то доверие, которое оказал ему старый священник.

- Неделю, Антоний! И еще одну на то, чтобы вырезать красивое распятие. Не забывай, что у тебя и других забот достаточно, - и твоя работа в детском доме никак не должна пострадать. Если справишься, я заплачу тебе за работу. Всякий труд должен быть оплачен, - сказал батюшка, видя, что Антон собирается протестовать. - Приходи через две недели к нам домой, - я тебя приглашаю, - и работу свою приноси. У Таисии как раз будет день рождения. Посидим, потолкуем, чайку попьем. Жена и дочка у меня - очень уж хорошие стряпухи!

На этом они распрощались, каждый отправившись своим путем к своему очагу. Правда, у Антона очаг еле теплился, скорее, поглощая тепло, нежели отдавая его. Но согревали другие мысли: о предстоящей работе и о том, что на вырученные деньги он сможет сделать Таисии какой-нибудь хороший подарок ко дню рождения.


Продолжить чтение http://www.proza.ru/2015/12/07/994