Возвращение

  Степь уже дышит летним зноем. Высоко в небе жаворонки разливают свою утреннюю песню: как капли дождя,  звонкая трель разбрызгивается по всей степи. И становится легче на душе. Сердце замирает и дрожит от радости.
  В доме Гориных большой праздник. Уже во всё село  ворвалось трепетное,  радостное ожидание  чуда. Такое великое дело: всем миром встречать будут героя войны Митю. Ведь до этого  в село приходили только похоронки. Все бабы ждут его: и те, кто овдовел,  и те, кто оплакивал своих сыновей и отцов… Но никто  не  встревожен так, как бабка Алена. Костлявой рукой она  непрестанно крестится и шепчет-шепчет благодарные слова Господу. Казалось, душа ее воскресла к жизни. Потеряв  одного сына перед войной, на другого она получила в 42-ом похоронку.  А  сегодня старший внук возвращается в родное село — покалеченный, но живой.
  Еще до восхода солнца председатель Николай Петрович Добронравов отправил лошадь с повозкой на станцию. Мужиков-то  практически нет, одни старики да мальчишки-сорванцы остались: вот  он  и послал с дедом Алексеем встречать внука Савельевну.  «Она баба удалая, подсобит, если что!» — решил Петрович.
  Бабка Алена  с рассвета сидит на скамейке возле палисадника и пристально вглядывается в пыльную дорогу, уходящую из села в степь. Думая о  своей горькой бабьей  доле, она вспоминает, как провожала  мужа на Первую мировую и три года ждала его возвращения, как в 41-ом бежала за грузовиком, навсегда увозившим ее  сына Андрея на Великую Отечественную,  как упало на нее это огромное небо и почернела степь, когда узнала  о гибели сына,  как  страдала  Соня,  оставшись вдовой с тремя детьми и  с ними — стариками, как выли бабы на селе  все эти страшные годы…   И вот вдали -  столб пыли. Дыхание перехватило: она не могла кричать. Только охрипшим голосом стала звать своих девок:
— Соня, Дуня, Верочка….Едут!
   Залаял Полкан, и все выбежали на дорогу. И откуда собралось столько народу!  Облако пыли рассеялось. Видно, что Савельевна остановила лошадь  метров за сто до дома.  В повозке сидел бледный  дед, прижавшись к внуку-фронтовику. Протянув руки, бабка Алена пошла, как завороженная, навстречу. Запричитали бабы вокруг, но у неё не было ни слезинки. Повзрослевший, в военной форме,  с виновато-радостной полуулыбкой, Митя, так   неумело управлявшийся с костылями, весь дрожал.
— Добро-добро, внучек, держись! — проговорил повидавший на своем веку дед Алексей. — Аленушка, хоть он у нас живой остался! Радость-то какая!
  Но ни слова не обронила бабка Алена. Лишь прижалась головой к груди внука и долго-долго не отрывалась.  Вокруг ревом кричали и  Верочка, и Дуня,  и Соня, но не она.
  За большим столом во дворе чествовали вернувшегося с войны Митю.  Все его перецеловали-переобнимали. А Николай Петрович держал речь! Вспомнили поименно  всех ушедших на войну односельчан. Рассказали Мите о жизни в лихолетье, о том, как выращивали для фронта хлеб, работая от зари до зари, про суровые зимы, про молчаливое горькое ожидание самой малой весточки с фронта, про то, что война оборвала всякую песню и в поле, и в доме… Но тут вдруг раскатисто и  ярко заголосили дед Алексей  и бабка Алена.
  Что за песня понеслась над степью?  Что за скорбная радость? Их голоса, соединившись, наполнились красками. В этом чудном двухголосье ожили думы и чувства  всех селян, чьи мужья, сыновья, отцы, братья сражались за родину, все тревоги и горести, все силы, которыми поддерживалась жизнь на селе. Все стихли, только слезы орошали скромное застолье. А песня крепла, набирала мощь, исполински разрывая тишину!  Песня  вырывалась из самого  сердца, исстрадавшегося, но мужественного – золотого сердца!  И, казалось, содрогнулись небеса от нее, обрушив на  землю ливневые потоки…
 –  Сильны  дед с бабкой!  – шептали соседки.
 – Даже небо зарыдало! – сказал председатель.
  Следующей весной страна  праздновала Великую Победу. А двадцатитрехлетний Митя стал первым и последним вернувшимся с войны жителем небольшого села, затерявшегося в оренбургских степях…