***

Я зашила грубой ниткой пудовые веки,
чтобы больше не видеть этот мир и тебя.
Знаешь, последнее время кажется,
что это всё нереально, не более, чем – иллюзия, сон:
в котором я рассказала тебе все тайны,
даже те, в которых боялась признаться себе самой.

Мой Бог умер:
сбросился с башни Олимпа, петлю на шее плотно затянув и,
вслед за собой, скинул нас в бездонную пропасть.
Всем всё равно.
На трупы плевать.
Чёрт, а Ницше всё-таки был прав.
И, если это Ад, то нам вместе погибать и до тла сгорать,
за одним столом чай с Юлием попивать:
хм, а с ним есть о чём по душам поболтать,
которых, по сути и нет.

Ты стал сильнейшим наркотиком,
глубоко пустившим корни в меня,
доводя до состояния комы.
Рассыпал все мои звёзды в кармане,
поменял местами Африку с Антарктикой внутри.
И я уже давно смирились с тем фактом,
что медленно, но верно, ты убиваешь меня изнутри,
растворяясь в безумии всепоглощающей пустоты,
где чувствую тебя в каждой строке,
в каждом слове и в этой никчёмной истории.

Мой безжалостный палач,
я потрошу себя бритвой, молясь Анубису и Аиду,
чтобы до конца времён никто никогда больше не трогал веки.
Крылья сожженны, болезненный холод.
Я падаю.
Падаю вниз, но если и лететь с обрыва, то только красиво.
После тебя уже ничего не спасёт.
После тебя привычка ненавидеть людей с похожим именем.
После тебя в груди дыра,
которую совсем не видно,
но ни задраить,
ни заштопать её – поздно и тщетно всё,
там птицы давно гнездо вьют, причиняя боль. 
Но, несмотря на это всё,
я по-прежнему тебя люблю,
моё маленькое потухшее Солнце.