О людях близких... Главный организатор

     Моя бабушка по маминой линии Анфея Дорофеевна (в девичестве Чичканова) родилась в 1905 году в бедной крестьянской семье, в той же деревне, откуда родом и Александр Прокопьевич, – Чеболтасово  Свердловской области. Вместе с ней в семье росло пятеро детей, среди которых были, по маминым воспоминаниям, сестры Лида, Тоня, Марфа, брат Виктор. Прабабушку мою звали Марьей.

     Мама пару раз гостила у них, лет в девять, затем в тринадцать. Дом родителей Анфеи Дорофеевны был довольно большим, вместительным. Но мама не помнит ни его расположения, ни обстановки. Скорее всего, он мало чем отличался от десятков других деревенских домов, где пахло сушеными яблоками и деревом, где в жару сохранялась прохлада, а в дождь и вьюгу – уют и тепло.

     Весь уклад жизни сельских жителей был обусловлен месторасположением населенного пункта. Лес давал кров, во многом – пищу и средства для обустройства быта.  Дом, как и все постройки во дворе, был из того леса. И летом, и осенью в его бескрайние зеленые «угодия» шли, чтобы дополнить домашние запасы овощей и фруктов лесными ягодами, клюквой, кедровыми орехами, грибами. Плановые лесозаготовки советской власти давали оплачиваемую работу местному населению, обрекая, с другой стороны, не только мужчин, но и женщин на  тяжелый физический труд. Анфея Дорофеевна всю свою жизнь никогда не гнушалась работы ни по домашнему хозяйству, ни какой-либо другой, позволявшей получить хоть какие-то деньги.

     Дедушка Александр с бабушкой был знаком с детства, ведь росли они в одной деревне, а свататься к ней надумал, когда ей было около девятнадцати, а ему уже за двадцать. Однако вскоре дедушку призвали в Армию. Перед его отправкой на службу из бабушкиной семьи в семью деда перекочевала шаль. По обычаю, чтобы девушка дождалась своего любимого, вышла за него замуж, семья ее «закладывала» в дом жениха какую-то вещь…

     После службы состоялась свадьба, скорее всего, небольшая свадьба: тревожное, да и не очень сытое время не располагало к шумным застольям, и бабушка переехала в дом семьи Широковских. Но прожить в нем долго молодым не было суждено. В период раскулачивания хозяйство прадеда Прокопия укрепило колхоз. Отобрали и дом. Так, дедушка был вынужден и по этой причине с женой и детьми переехать на  станцию Лопатково Ирбитского района Ерзовского сельского совета Свердловской области.

     Постоянной работы на такой станции женщине, как говорится, днем с огнем не сыскать. Поэтому бабушка максимально старалась использовать другие возможности, чтобы семья не голодала. Во-первых, Анфея Дорофеевна приспособилась быстро собирать ягоды, которые в тех местах произрастали в большом изобилии. Клюквы, брусники, черники было видимо-невидимо. За один сезон она умудрялась собирать для сдачи по двадцать пять ведер одной только клюквы. Этому же «ремеслу» она обучила и детей. Особенно старались девочки.

      – Девки! – обычно призывно восклицала она. – Пошли собирать ягоды!

     В это время она складывала в узелок хлеб или что-то из стряпанного. Обычно дети, наблюдая за ней, говорили: «Зачем? Мы же не надолго!..». Но Анфея Дорофеевна точно знала: еда в лесу обязательно пригодится.

     Дети послушно шли с ней в лес, который она знала в округе как свои пять пальцев. Расходиться далеко никому не позволяла, заставляла, словно утят, держаться стайкой. Это обеспечивало и безопасность, и давало возможность не кричать в лесу, собирая детей на обед. Ведь крики привлекали внимание других людей к известным только Анфие Дорофеевне ягодным местам.

     Для себя рвали, во-первых, землянику на варенье, либо для сушки на зиму, а также другие ягоды, из которых, в основном, делали так называемую бражку.

     Во-вторых, заготавливали кедровые орехи. Главным организатором этих заготовок была также бабушка. Мальчики, Алексей, а затем и Аркадий, когда подрос, стучали деревянными кувалдами по стволам вековых деревьев, с которых осыпались шишки. Позже для того, чтобы сорвать с дерева шишки, они стали пользоваться металлическими «когтями». «Добычу» приносили домой, заталкивали в горячую русскую печь. После такой «закалки», шишки раскрывались и из них беспрепятственно вынимались мелкие и гладкие коричневатые орешки. Если их слегка обжарить, а потом расколоть, то  получится очень вкусное, состоящее из отдельных белых зернышек, маслянистое лакомство, которое, безусловно, и очень полезно.

     Бабушка была высокой стройной женщиной, немного выше дедушки. Конечно же, не из-за роста, а по причине строгости характера своего  пользовалась исключительным авторитетом в семье. Ее решению перечить никто не смел. Дважды она никогда ни о чем не просила. Улыбалась редко. Ее сухое вытянутое лицо с пристальными цепкими глазами было чаще всего абсолютно беспристрастным и непроницаемым. Она курила. Увлечение это было повальным в тех местах, поэтому в глаза не бросалось. В огороде у нее всегда большими зелеными листьями рос табак, который она, когда наступало время, аккуратно срезала, сушила и размельчала в махорку, а уж из нее скручивала так называемые «козьи ножки». Иногда, дымя самодельной папиросой, она о чем-то напряженно думала. О чем – было скрыто от всех за суровым усталым взглядом.

     Пришлось Анфие Дорофеевне на своем веку немало бревен перекатать и ломами попереворачивать. И в Лопатково, и в Шуфруке, куда Александра Прокопьевича перевели начальником станции еще до войны, она, иногда и вместе с детьми, не щадя сил и здоровья, пыталась хоть что-то заработать вдобавок к дедушкиной зарплате. А еще практически на ней одной была домашняя скотина и все тот же нелегкий быт, где на большую семью успевай только еду готовить, да со стола убирать.

     Начав еще в годы войны, и вплоть до пятидесятых годов прошлого века дедушка строил в Шуфруке свой дом. Конечно, помогала ему и бабушка без жалоб, без вздохов, никогда не вспоминая о том, что она женщина.

     В 1964 году бабушка умерла. Похоронена она там же, где и дедушка, в деревне Ерзовка Туринского района Свердловской области.

     Конечно, то, что рассказано мной о бабушке, наверное, не выглядит чем-то исчерпывающим и завершенным. Но я посчитал своим долгом изложить хотя бы некоторые отрывочные сведения о ее бесхитростной жизни. Пройдут годы, сровняется с землей надгробный холмик на ее могиле, не обласканный взглядами и не украшенный цветами потомков. Но да сохранится в памяти у моих детей, внуков и правнуков пусть не расписанный в деталях и ничем неприукрашенный образ этой простой русской труженицы, которой они обязаны хотя бы своим существованием.