Обратная сторона топора. Роман. Часть 1. Глава 5

                Глава пятая. Димон
 
      Макс без особой цели брёл вдаль по коридору, переживая дилемму: поехать в школу, успев на основную часть уроков, или же воспользоваться дарованной привилегией и загулять на весь день. То есть, конечно, не загулять — Макс ненавидел дурацкие загулы, — а зайти в то или иное «стойло Пегаса», аудиторию, где на Пегасах проводились лабораторные занятия, посмотреть, что новенького. Отец говорит, что летом в Германии факультет закупил третье поколение, с режимом полиреал. У отца японский, и он не запрещает сыну им пользоваться, но навигационные навыки Максима более чем скромны, а отец тренировать его не собирается, объясняя вполне логично: «Не надо тратить время — ни тебе, ни мне. Успеешь. Погрызи-ка лучше физику». Так что отцовский Пегас Максим и не трогает. Но если в стойле попадётся добрый лаборант и даст попегасить, можно чуток побороться со злейшим врагом — креатофобией. Есть такая болезнь у начинающих пользователей, да и не только у начинающих: в мемории и вообще в виртуале можно творить всё что угодно, а они там торчат как в музее, боясь что-нибудь тронуть.
      Ехать в школу — вроде бы нет смысла. Сегодня первая так называемая «очка», учителя будут рассказывать известные вещи, которые Макс для себя прочитал ещё весной. Он не любил задерживаться на том, что уже знает, и из-за этого жестоко страдал в младших классах, где надо было сидеть и дожидаться, пока материал урока дойдёт до сумеречного сознания последнего дебила. И вздохнул свободно только в новой школе, где задания и сделанные уроки слали по электронной почте, а очные занятия — очки, ударение на первый слог, — проводили раз в неделю, чтобы, как выражается Диана Григорьевна, любимая учительница Макса, ведущая историю и футурологию, заглянуть друг другу в глаза — вживую, а не по скайпу.
      Макс явно созрел для экстерната, год можно было выиграть прямо сейчас и перейти на режим самоподготовки. Министерством образования такое допускалось, новые поколения стали удивительно взрослыми. Да и отец говорит: почему бы и нет? Но был один тормозящий фактор, который Макс не стал бы обсуждать ни с кем и никогда. Правда, поговорить об этом очень хотелось, но с кем-нибудь вроде случайного попутчика в поезде. Так что Макс не хотел экстерната, в чём его поддерживала — наивная! — мама, Вероника Юльевна, опасаясь перенапряжения и подросткового невроза.
      Макс подошёл к дверям на лестничную площадку, так и не решив, на верхние ли этажи, к стойлам Пегасов, или вниз, к выходу, — до метро и в школу. Скосил глаза налево, где по данным Карлоса Кастанеды находится смерть. Но там, в обвисшем парусиновом костюме, сером — и весь вообще пыльно-серый, пришаркивал на своих вечно отстающих ногах всего лишь старина Бургундский, Лев Бургундский, отставной журналист.
      — Здравствуй, старая крыса! — приветствовал его Макс.
      Журналист даже не повернул к Максу длинный острый нос, собравший к себе остальное лицо, будто главным в жизни этого субъекта был нюх, лицо же гнусно выражало закоренелого активиста-общественника, которому до всего есть дело. То есть который любит совать нос в чужие дела.
      Почему Бургундский — журналист, Макс не знал, но почему-то это было так. Фамилия отражала, скорее всего, давний интерес Макса к французской истории. Но почему, обладая богатой фантазией, он сфантазировал такую мерзость, которая прилипла к нему на долгие годы, — Максим понять не мог. Похоже, это зависело не от него. Пегас тут был ни при чём. Когда начал являться Бургундский, Пегаса в России ещё не было. Правда, иногда журналюга своим каркающим голосом давал дельные советы, но всегда с подначкой, как провокатор. Однако если бы его всегда слушать, можно было избежать многих неприятностей.
      — В школу намылился? — спросил Бургундский, остановившись у лестницы вместе с Максом. — Да я всё вижу, даже через штаны, — гнусно прибавил он. — Хочешь посмотреть, наросла ли у Дианы за лето жопка? Поезжай, не пожалеешь. Она и кофточку надела такую, что ложбинка между сисярами видна.
      — Откуда ты знаешь? — с возмущением спросил Максим.
      — А я только что оттуда. Я и сейчас там. У меня режим полиреал, как у Пегаса. Могу провести репортаж, хочешь? Тогда побежишь вприпрыжку, только бы штаны не замочить!
      Действительно, Диана была проблемой. Диана Григорьевна. Если бы всё сводилось к тому, что с ней необыкновенно интересно и у неё такое лицо, даже в очках, что хочется его всё время видеть, и все мировые так называемые красавицы и звёзды — тетёхи рядом с ней, — это бы ещё полбеды. Но у Дианы, кроме лица, было, к сожалению, и кое-что другое, и весьма внушительных габаритов, что действовало на Макса особенно скверно. Макс даже придумал, что Диана — вроде кентавра. Думая о её низшей половине, Макс испытывал томительное напряжение, неприятное, поскольку отвлекало от нужных мыслей и дел. Он знал, что это называется эрекцией, и чем она кончается — тоже знал, но мужественно запрещал себе с этим играть. Однако иногда финал наступал не по его воле, и потом бывало стыдно и противно. Но самое интересное, что если думаешь только о Диане-верхней, эрекция почему-то опадает. Макс считал это своим открытием, вряд ли известным науке, и использовал в борьбе против себя.
      Кто-то потеребил за правый рукав. Максим отвернулся от скотины Бургундского и увидал Элис.
      Элис, девочка-подросток, спасла мир от монстров, которые собирались захватить Машину Чудес, созданную её отцом, профессором физики. Машина Чудес могла совершать превращения материальных объектов, и её захват монстрами не сулил человечеству ничего хорошего. Максимка в детстве любил эту игру. Дело не ограничивалось компьютерной игрой, а, как водится у американцев и вообще у деловых людей, был запущен солидный коммерческий проект: и цикл фантастических романов, и голливудский экшн, и анимация, и серия комиксов. Элис стала приходить к Максу вместе с Бургундским — странная пара! Она тоже иногда давала советы, но, в отличие от советов старой крысы, не было ощущения, что тебя топчут, — наоборот, вырастали крылья!
      — Добрый день, Макс, — сказала Элис. — Он уговаривает тебя не ехать?
      — Наоборот, он пытается меня соблазнить. Как будто я такой маленький, что меня можно завлечь сиськами.
      — Вот и я об этом, — улыбнулась Элис. — Он уговаривает тебя так, что теперь ты ни за что не поедешь.
      — Не раскрывай секретов фирмы, девчонка! — взвизгнул Бургундский.
      — Но я скажу тебе то же самое, Макс: не надо ехать в школу. — Голос Элис звучал по-матерински мягко, но непреклонно.
      — Ха! — вскричал журналист. — Сегодня игра в одни ворота?
      — Они должны встретиться, — объяснила Элис.
      — Несомненно, — подтвердил Бургундский, потирая руки. — Предвижу интересную партию.
      — Встретиться — с кем? — спросил Макс.
      — С одним человеком, — сказала Элис, — который многому тебя научит.
      — Очень знающий человек, — согласился Бургундский. — Человек знания. Встреча в День знаний с человеком знания — потрясающе! Но что из этого выйдет, мы посмотрим, — ехидно добавил он.
      — Посмотрим, — приняла вызов Элис. — А потом, Макс, ты станешь воином. Ты ведь хотел когда-то стать воином?
      — В детстве, — уточнил Макс.
      — Лучшие планы приходят к нам в детстве, — сказала мудрая девочка. — И это наша звёздная судьба. А потом мы всю жизнь только тем и заняты, что предаём своё призвание, размениваем на ерунду.
      От этих слов стало так сладостно тоскливо, что было похоже на эрекцию, но где-то в другом месте.
      — Это придумала не я, — призналась Элис, — это сказал когда-то Пауло Коэльо, замечательный писатель.
      — Замечательный, — подтвердил Бургундский. — Его друг Дьявол делал ему неплохие тиражи.
      Стойла Пегасов располагались на третьем этаже. Макс шёл по коридору мимо лабораторий, и во всех были занятия — старшие курсы приступают без всяких торжественных церемоний. Но вот попалась пустая: наверно, «окно» в расписании. Макс остановился в нерешительности: наставники куда-то испарились, и он пытался почувствовать сам, зайдёт ли сюда человек, встречу с которым ему пророчили.
      Макс вошёл. В лаборатории не было никого. В кабинках, похожих на отсеки лингафонного кабинета, где учат иностранным языкам, совершенно безнадзорно лежали пояса-Пегасы. У Макса дух захватило, он вмиг забыл про какую-то мифическую встречу: засесть в кабинку и пегасить сколько душе угодно! Макс решительно двинулся к приглянувшемуся месту, но его остановил окрик сзади:
      — Стоять! Не двигаться! Теперь лечь на пол, руки за голову. И без шуток!
      Послышался даже некий щелчок. Презирая себя, Макс растянулся на ковролине, правда, вроде бы чистом, похожем на зелёный мох.
      — Кто таков? — сверху спросил голос.
      И Макс, столько раз дававший себе слово с презрением молчать, когда тебя унижают, мелкотравчато, щекой на полу, стал объяснять:
      — Хотел немножко позаниматься, пока никого нет.
      Ответа не последовало. Макс всё лежал, и это стало напоминать позорную клоунаду. Рискнул отжаться и сел на полу. Лаборатория была пуста. Впрочем, нет: в хитрую нишу сбоку от двери вписался столик, за которым сидел какой-то тип, по виду студент-старшекурсник, в очках, и углублённо читал что-то на своём планшете, то и дело усмехаясь, но не по адресу Макса. Эту нишу в стене трудно было сразу увидеть, если о ней не знать.
      — Отдохнул? — участливо спросил студент, оторвавшись от чтения.
      — Слегка, — поднимаясь с пола, сказал Макс.
      Что-то влажное коснулось уха.
      — Дмитрий, — прошептал Бургундский в самую ушную раковину. — Его зовут Дмитрий, Димон. Скажи ему. Это важно.
      — У вас тут все такие шутники? — спросил Макс, принимая свой обычный тон с теми, кто слишком заносится.
      — А что случилось? — невинно удивился студент.
      — Да случается за такое и в глаз получить, Димон, — ответил Макс.
      Студент пытливо посмотрел на Макса, и они долго молчали, изучая друг друга. Потом студент встал из-за стола, убрав очки в карман. Был он высокий, белобрысый, с ясными наивными глазами в белёсых пушистых ресницах, неторопливый, основательный в движениях. Такие люди нравились Максу. Когда-то он сам хотел быть таким: степенным, холодно-затаённым, безобидным с виду, — пока не почувствовал, что это не его стиль. Студент был на кого-то похож из недавно виденных лиц, но Макс не смог вспомнить на кого.
      — А как вас изволите, господин… — с издевательской церемонностью начал Димон, но Макс оборвал:
      — Угадай, если крутой!
      Димон на секунду задумался. Потом пожал плечами и произнёс как по писаному:
      — Подумаешь, бином Ньютона! Максимка, Щебетанов сын.
      — Макс, — поправил тот. Конечно, загадки в этом фокусе не было: про сына главного психотехнолога на факультете знали и наверняка не раз видели.
      Димон прищурился:
      — Я вижу, у тебя на жопе написано «Навигатор». Что, большой мастер?
      — Не смей заводиться! — предостерёг строгий голос Элис. — Смирение, воин!
      — А ты что, большой учитель? — осенило вдруг Макса.
      — Не большой, но даю уроки. В Штатах вообще бум на мемо-гуру. Люди гребут деньги лопатой.
      — Давай! — крякнул Бургундский.
      — Ну и сколько за час? — спросил Макс.
      — В Штатах?
      — Нет, у вас, сэр.
      — Да у тебя же старик Щебетан под боком! Тебе-то зачем?
      — Да я полный ноль, — сказал Макс, достигнув наконец смирения.
      Димон склонил голову набок и издал мычащий звук заинтересованности.
      — Попотрошить, что ли, профессора? — подумал он вслух.
      — Но у меня Пегаса считай, что нет, — предупредил Макс.
      Димон вернулся за стол задумчивый, словно перестав замечать Макса.
      — Ладно, молодой, — произнёс он наконец, и подобное звание означало, вероятно, заключение договора. — Сдам тебе в аренду. Но, салага, учти: прибор дорогой. Я год голодал, чтобы купить две штуки. Санкция папаши будет?
      — Стопудово, — скупо подтвердил Макс, абсолютно не уверенный, что его учёба, да ещё у такого учителя, обрадует отца.
      По дороге домой, переходя Ломоносовский проспект, Макс вдруг сообразил, кого ему напомнил Димон, его простодушное с виду лицо, наивные глаза, хлопающие блёклыми ресницами. Недавно Макс листал историю спецопераций Второй мировой войны, богато иллюстрированную. Димон был, вне всякого сомнения, похож на Отто Скорцени, но пока без шрама. Или, может быть, на князя Мышкина в исполнении актёра Юрия Яковлева в старинном фильме по Достоевскому из отцовской видеотеки.