Сказка. Никольская колокольня

       В аду разрешили маленький отпуск. Кто захотел, мог встретиться с кем пожелает и посетить те места, где они захотят побывать, на всё про всё выделялось ровно три тысячи шесть сот секунд, по-нашему ровно один час.


       Не сговариваясь, собрались в одну компанию - Александр Сергеевич Пушкин, Василий Макарович Шукшин и Владимир Семёнович Высоцкий. И решили они отметить это дело на Никольской колокольне в городе Калязине место уж больно красивое и трагичное.


       Ушла под воду старая часть города с монастырём, церквями, с могилами предков, этим всем пожертвовали при строительстве Угличского водохранилища. Но осталась посередине Волги колокольня, построенная так основательно, что не поддалась она динамиту, а выдержала разрушительную силу взрыва и, тогда решили пусть стоит. А может просто динамита пожалели.


       Быстро накрыли «поляну», откуда-то появилась водочка, огурчики малосольные, селёдочка и солёные груздочки с Алтая. Хорошим людям всегда и все рады, а на Руси, хлебосольство всегда в чести. Налили по первой и, тост по старшинству достался Пушкину. Ну, бояре за Россию окаянную, пусть стоит на зло, супостатам и процветает богатством, красавицами, поэтами и писателями. Чокнулись, опрокинули, похрустели огурчиками и по второй. Шукшин налил до краёв, сдвинул кепчонку на затылок, потом и вовсе снял, почесал затылок, оглядел окрестности своим прищуром, крякнул, матюгнулся. А затем спросил.


       – Саня, ну что ты попасть не мог в этого пидара – Дантеса?, Сейчас глядишь и жизнь бы совсем другая была.
       – Да, опередил он меня на миг я только жать на курок, а здесь пуля в брюхо, еле на ногах устоял, я стрельнул, но судорога прошила всё тело и моя пуля ушла мимо.


       – Ладно, давайте за детей, внуков, правнуков может быть, им больше повезёт. В следующий раз соберёмся на Алтае вот, где красотища: тихо, рыба плещется в речке, ели пронзают небо, воздух прозрачный и чистый.
Под вторую рюмочку пошла селёдочка и груздочки. Посидели, молча, каждый думал о своём.

 
       – Жалко Макарыч, что ты про Стеньку Разина кино не снял. Продолжил разговор Высоцкий.


       – Да, жалко, пить надо было меньше. Кино ладно у меня такие задумки были, хотелось всё бросить уехать в деревню, как Белов и писать, писать, что бы ничто не отвлекало. Столько всего накопилось, а кино это баловство, мода она пройдёт и все забудут и об артистах и всех тех, кто делал кино. Книга, да она вечна, здесь пиши, что душа тебе нашепчет. Помогли мне на тот свет отправиться, траванули газом, сердце то у меня здоровое было, а диагноз патологоанатом поставил по указке КГБ – сердечная недостаточность. Бондарчук хотел в Москве повторное вскрытие сделать не дали. Язык – враг мой, открылся я одному мудаку, про евреев поведал, что нарыл в архивах, как они душат русский народ. Мне это простить не могли и вынесли приговор.


       – Ты то, самый молодой был тебе то, что не жилось? Обратился Макарыч к Володе.
       – Спой про волков это моя любимая, видишь, псы вокруг, как шакалы дерут Россию на части.


       Возникла из ниоткуда гитара та самая, концертная, что висит в театре на Таганке.

       – Наливай Макарыч, сухая ложка горло дерёт.
Забулькала водочка в стопках.

      – Говори Семёныч, твой черёд.

       Володя взял гитару слегка прикоснулся к струнам-нервам, глаза затуманились, налились слезой и устремились за горизонт.


      – Сергеич, а что было в девятой главе в романе об Онегине?
      – Ничего. Я не успел дописать, всё обдумывал, а не складывалось, набросков было много, но всё не то, не складывалось.
      – А ты спой, я люблю гитару, но вот играть не умел, хотя хотелось научиться, я цыганские напевы любил и романсы.


      – Петь сейчас не могу. Я же поэт, ты как считаешь, Сергеич поэт я или нет?
      – Володя ты поэт, держи руку её Державин жал, когда я ещё мальчишкой был.
Вмешался Шукшин.
 
       – Мы пить будем? Или как? Семёныч ты поэт, лучше тебя мало кто так про войну писал. Тебя там не было, а кажется, что ты сам и летал на самолётах, и в штрафбате ходил в рукопашный да много чего.
       - Ты молодец – Высота, так тебя пацаны звали во дворе? Не тяни, говори тост.


      – Погано у меня на душе мужики. Всё не так. На этот бардак в России смотреть не хочется. Не кому руку пожать. Все очумели от жадности. Где поэты? Где патриоты? Давайте, молча, как на поминках я не знаю, что дальше будет.

 
      – Не к столу про евреев вспоминать, но лучше царя Соломона никто так и не сказал: «Всё пройдёт».
       - И устаканится добавил Шукшин.
И залихватским голосом пропел: "Как у нас в Калязине девки нас не сглазили, если б нас не сглазили, мы бы с них не слазили".


      Выпили, посидели молча. Действительно, как на поминках по русским по России.


      – Саня, а тебя в Африку не тянет, твои корни оттуда же?
      –Почему не тянет, тянет особенно в суровую зиму.
     – А как же стихи мороз и Солнце день чудесный.
     – Стихи это одно, а жизнь совсем другое ни вам это объяснять.


     А всё равно, лучше русских баб ничего на свете нет.
       Существует легенда-быль, что когда под водой зазвучит сброшенный и утопленный колокол в России наступит беда.



     г. Калязин, Никольская колокольня. Фото из интернета.