04-Оптимистическое настроение!

На обратном пути Гоша с Фимой плотно встали в четырехчасовой пробке. На Садовом кольце недалеко от магалафовского  дома произошла крупная авария. Когда движение восстановилось, Гоша предложил поехать поужинать в кошерный ресторан во французской галерее. Сие заведение национальной кухни держал его друг Рувен Каландаров, как и Гоша, выходец из Бухары. Старохаткин с удовольствием согласился. День был удачный, да и кушать хотелось не по детски. Веня Гробович предложил такие условия работы, о которых Фима даже не мечтал перед встречей. Можно и в ресторане посидеть. Еще часа полтора добирались по пробкам до Лубянки. С трудом припарковавшись на Ильинке, друзья потопали по направлению к ГУМу. Добравшись до французской галереи, поднялись в лифте на самый верх. На входе в ресторацию  покорителей Москвы приветливо встретил живописного вида молодой метрдотель с симпатичными пейсами. Всех братьев Магалафовых он хорошо знал. Они щедро одаривали чаевыми прислугу и всегда были желанными гостями в заведении Рувена Мордехаевича. С максимально возможной учтивостью обладатель симпатичных пейсов проводил Гошу с Фимой к столику для особо почетных гостей, принес меню и удалился. На обложке меню красовалась надпись: «Ресторан находится под присмотром главного раввина России Берла Лазара».
Фима заказал шакшуку и доро ват. Гоша цимес из яблок с рисом и тушеную баранину с медом и черносливом.
- Ефим! Что-то я подустал сильно, давай выпьем хорошего вина и обсудим твои планы. Решим, с кем из наших тебя в первую очередь познакомить, - изобразив на лице жуткую усталость, предложил Гоша. – Винная карта тут отменная. У Рувена для близких друзей предусмотрена эксклюзивная коллекция.
-А эксклюзивные скидки для близких друзей у Рувена предусмотрены? - поинтересовался Старохаткин. Фима прекрасно понимал, что платить за ужин придется ему. И судя по ценам в меню, платить немало.
-Конечно, мы же не гои последние случайно сюда зашедшие! Будет тебе скидка, свои все-таки люди, - в этот раз на физиономии младшего Магалафова просматривался отпечаток легкой обиды.
-Тогда совсем другое дело, - вымученно улыбнулся Фима. – А как мы домой поедем, если ты бухой будешь?
 Гошино лицо выразило недоумение:
 - А водитель на что? Как нам тут надоест, вызовем его, он нас и отвезет. Я обычно сам за рулем редко езжу, в особо исключительных случаях. Сегодня водиле внеплановый выходной устроил. Но он всегда наготове. Не парься по мелочам. - Старохаткин больше не сопротивлялся:
- Давай винную карту посмотрим, - Гоша кивком головы подозвал метрдотеля.
- Возьмем бутылку «Yarden Mount Hermon Red», мне это вино очень нравится, - предложил Фима.
- Хороший выбор. «Golan Heights Winery» самая известная винодельня Израиля, - одобрил выбор Гоша. - И бутылочку «Shiraz» от «Carmel Winery», очень вкусное вино.
-  Хорошо. Гулять так гулять! - кивнул Фима.
- Разве так гуляют? - усмехнулся Гоша. - Мы всего лишь скромно отметим твою обнадеживающую банковскую договоренность. Гулять начнем, как ты первый лям зеленью срубишь. Мое сердце подсказывает, что это случится очень скоро. С Веней сегодня удачно получилось. Перед твоим приездом я на всякий случай попросил Шмуэля найти тебе в Москве банк для работы. Мало ли, не договорились бы с Веней. Других вариантов ведь у тебя нет?
- Есть еще один, но он менее привлекательный, -  ответил Старохаткин.
- Что за банк? - заинтересовался младший Магалафов.
- В том-то и дело, что не банк там вовсе, а финка. Помнишь в Минске Гришу-штангиста, заходил ко мне частенько? Предложил свои услуги. Они по России с пятью банками работают. Говорит, на уровне хозяев договоренности имеются.
- Такой здоровый и тупой? - вспомнил Гоша. - Ты вот что, заканчивай в печаль меня вгонять. Где это видано, чтобы хасид у гоя на подхвате работал?
- Он там не основной. Главная у них Марина еврейка. Но она живет неправильно. В синагогу не ходит, шаббат не соблюдает, свинину жрет. Недавно упилась, как тварь последняя, на столе плясала в клубе «Тумба-Юмба». Стриптиз изобразить пыталась, равновесия не удержала и рухнула наземь. Бестолковку чуток повредила. Как из больницы выписалась, стала по ночам голоса слышать.
- И ты с такими сотрудничать собирался? - поразился Гоша.
- Гоша, вон нашу пайку несут. Давай сменим пластинку.
Вино подняло настроение. Несколько раз к их столику приходили разные люди семитской наружности и тепло здоровались с Магалафовым. Гоша тут же представлял их Фиме, емко пересказывая последние шесть лет его жизни с того самого момента, как Фима совершил гиюр, включающий в себя обрезание крайней плоти и окунание в микве. До этого Фима как будто и не жил вовсе. Новые знакомые одаривали Старохаткина своими визитками и, улыбаясь,  интересовались, требуется ли от них какая-нибудь помощь. Среди обладателей визиток значились: ведущий финансовый аналитик «Гута-Банка», хозяин модного стоматологического центра, адвокат, специализирующийся на экономических преступлениях, мелко-средний чиновник из московской мэрии и представитель продажной прессы. Неплохо для второго дня в Москве, подумал Фима. Гошу почти никто из них не называл Гошей. Обращались к нему исключительно по имени Авигдор. Фима поймал себя на мысли, что пора и ему исключать в отношении Магалафова употребление гойского имени. Чтоб быстрее сойти за своего, Гошей Авигдор Магалафов назывался при знакомствах со славянами. Впрочем, он ничуть не обижался, когда его так называли и некоторые евреи. «Какие у нас планы на завтра?» - тщательно пережевывая баранину осведомился Авигдор Магалафов. «Квартиру мне надо снять», - ответил Фима. В этот момент зазвенел магалафовский мобильник. Авигдор, он же Гоша для гоев, вмиг стал серьезным. Звонил самый старший из братьев Магалафовых Шмуэль. Последние полгода он безвылазно находился в Нью-Йорке. Разговор продолжился не более трех минут. По его завершении Гоша перестал идиотски хихикать.
- Я завтра вечером улетаю в Нью-Йорк, примерно на три недели, - сообщил озабоченный чем-то Авигдор, он же Гоша. Билет забронирован. Ключи от хаты тебе оставляю. Мой «мерс» вместе с водителем в твоем полном распоряжении.
- Авигдор, как вернешься, я уже буду работать.
- Напомнишь мне завтра, дам тебе телефон Ильи Шахарова. У него риэлтерское агентство. Он и продажами занимается, и в аренду сдает. Квартиры приличные в центре. Позвонишь ему, скажешь от меня. Илияху из наших, из бухарских. Он своих озадачит, чтоб под тебя квартиру искали. Ты же в Выхино жить не собираешься?
- Выхино это где? - уточнил неместный Фима.
- Очень далеко. Там самые низкопробные гои живут. Каждый второй алкаш или наркоман.
- Не моя публика, - поморщив нос согласился Фима.
- Кого из своих в Москву вызовешь?
- Пока не решил. Размышляю… Или Лелика Погремушкина или Олега Толмачева.
 -Лелика не вызывай, - посоветовал Гоша. - Спору нет, парень он хороший. Только тупит сильно. Вытаскивай Олега, этот быстро соображает.
В то время Ефим Старохаткин еще не утратил последние остатки человечности и не считал поголовно всех без исключения неевреев полным дерьмом. Небольшое количество совести еще имелось.  Лелик  Погремушкин, в отличие от Олега Толмачева, был проверенным и закаленным в разных жизненных перипетиях соратником, начиная еще со времен «Колхозной атмосферы». Он верой и правдой прислуживал Фиме на протяжении последних шести лет бурной активности в Минске. Лелик по кличке Лаваш был предан Старохаткину, как собака. Даже когда Погремушкину ОБЭПовцы несколько часов отбивали почки, не сдал босса. Толмачева за время работы на Фиму подобное счастье благополучно миновало. Как сотрудник Олег на порядок превосходил Лелика по всем параметрам. Деловые качества и феноменальная работоспособность Толмачева восхищали Фиму. Принципиальное отличие между Леликом и Олегом заключалось в том, что Погремушкин считал Старохаткина другом и по глупости своей ошибочно полагал что это взаимно. Толмачев рассматривал Фиму исключительно как работодателя. И никаких красивых поступков в ущерб себе во имя уважаемого начальника совершать не собирался. Лелик же дважды проявил себя в 1996-м и в 1997-м годах, когда к Фиме в офис нагрянул ОБЭП.
В первом случае Старохаткин снимал под офис квартиру в доме послевоенной сталинской постройки возле площади Победы, со стороны улицы Захарова напротив старого посольства ФРГ. ОБЭПовцы пришли в офис в пятницу около 17-00. Задержание перед выходными - распространенная практика. До понедельника человек отрезан от контактов с внешним миром и соответственно легче поддается обработке.  В это время Ефим Самуэлевич, как и положено всякому правоверному еврею, готовился к шаббату. Все телефоны были отключены и связаться с ним не представлялось возможным. Минские борцы с экономической преступностью наивно полагали, как только они произнесут грозное слово ОБЭП, вся Фимина офисная челядь испытает первобытный страх и отворит стальную пуленепробиваемую дверь. Не тут-то было! Из старохаткинских шабесгоев в офисе находился только Лелик. Да, он медленно соображал. Зато принимал правильные и нестандартные решения.
Когда представители власти нажали кнопку дверного звонка, Лелик прильнул к монитору. Профессионально замаскированная с наружной стороны видеокамера выводила четкое изображение на экран. Четверо агрессивно настроенных плечистых мужиков колотили в дверь и размахивали ксивами. Выждав пару минут, Лелик нажал на голосовую связь и интеллигентно поинтересовался: «Вы к кому?» В ответ послышалось: «ОБЭП. Немедленно откройте дверь!» Неформальный певец ничего не ответил и погрузился в размышления, наблюдая за поведением незваных гостей. Те остервенело пинали дверь и грозились вызвать ОМОН, который церемониться не будет, а вскроет дверь при помощи взрывчатки. Лаваш вновь нажал на голосовую связь и поинтересовался: «А вы меня не обманываете, вы точно из ОБЭПа?» В ответ послышалась отборная ненормативная лексика и угрозы на время следствия определить его в прессхату к обломанному мясу, которое отобьет Погремушкину половину здоровья, и непременно совершит с Леликом групповой акт мужеложества. А затем посадить Валика на пятнадцать лет в крытую зону. «Назовите мне свои должности звания и фамилии. Я позвоню дежурному в ГУВД и уточню, те ли вы, за кого себя выдаете», - спокойным голосом отозвался Лелик. В ответ посыпались новые порции проклятий и угроз. Погремушкин, что называется, посадил на коня бравых белорусских милиционеров.
Лелик со смехом продолжал вести наблюдение за беснованием борцов с экономической преступностью. Самый толстый из них решил с разбега вынести дверь ногой. То обстоятельство, что дверь открывается наружу, слетевшего с катушек правоохранителя не смутило. С разбега он подпрыгнул и со всей дури ударил пяткой в стальную твердь. Дверь и не подумала открываться. Зато ОБЭПовский мастер восточных единоборств схватился за колено, опустился на пол и жалобно заскулил. С непривычки бедолага повредил коленный сустав. Коллеги склонились над раненым товарищем. Лаваш, воспользовавшись замешательством врагов, быстро собрал в большой пакет все улики в виде печатей фирм-однодневок, накладных, доверенностей, приходников, расходников, съемных винтов и невыданных денег, наспех оделся и, выключив везде свет, выбежал на балкон. Внизу его никто не пас. Прыгнув с четвертого этажа, мягко приземлился в сугроб и был таков. Дверь офиса вскрыли ближе к ночи. И только тогда до ОБЭПовцев дошло, как сильно они облажались.
Ефим Самуэлевич забашлял кому надо в прокуратуре и действия борцов с экономической преступностью были подвергнуты тщательному изучению. При детальном разборе полетов всплыли интересные нюансы. Визит к Фиме в офис не был никак задокументирован. Начальство визитеров оказалось не в курсе проводимой операции. А это означало только одно – сотрудники ОБЭП решили по быстрому снять со Старохаткина денег. Топорно сработавших милиционеров хотели даже посадить. Фима ничьей крови не желал и через своего адвоката Арона Яковлевича Фельцмана предложил забыть досадный инцидент с несанкционированным вскрытием двери, если лоханувшиеся правоохранители сдадут наводчика. Даже о возмещении расходов на установку новой двери речи не шло. Попытки решить все миром, без раскрытия данных источника оперативной информации, ни к чему не привели. Тертый еврей Старохаткин был непреклонен - или сливаете своего стукача, или прокуратура возбуждает уголовное дело. Нетрудно догадаться, какой выбор сделали служивые.
Второй случай закончился для Лелика Погремушкина не так благополучно. После событий, последовавших за зимним десантированием, офис пришлось сменить. Новое рабочее помещение также представляло собой просторную квартиру в одной из минских сталинских высоток напротив железнодорожного вокзала на девятом этаже. Туда ОБЭПовцы пришли летом. Опять под вечер, опять в пятницу и опять кроме Лаваша в офисе никого не было. Лелик, от души курнув гашиша, экспериментировал с музыкальной аранжировкой к недавно написанной песне. На этот раз старые друзья с юридической точки зрения подготовились безукоризненно. Все бумаги были в полном порядке, в том числе имелся ордер на обыск. Три видеокамеры зафиксировали на лестничной клетке, кроме четверых зимних приятелей, еще восемь ОМОНовцев в полной экипировке, плотно прижавшихся к стене и ожидавших команды: «Фас!»
"Серьезный попандос!" - подумал Лелик.  Дверной звонок пищал, не смолкая. Медленно работающий в обычных условиях мозг Погремушкина довольно быстро принял единственно верное решение. Свалив на пол документы, печати и сопутствующий компромат, Лаваш облил все это туалетной водой «Fahrenheit 32» от Christian Dior и чиркнул зажигалкой. Симпатичный костер в центре просторной комнаты приятно радовал глаз, внося милое разнообразие в монотонную повседневность. Схватив молоток, с неистовством душевнобольного, Лелик расколотил съемные диски с трех компов. Квартира наполнилась едким дымом. Лаваш открыл окна для проветривания. Образовался сквозняк, отчего процесс сгорания пошел быстрее. Дверной звонок тем временем перестал пищать, а входная железная дверь начала сотрясаться от ударов кувалды. Лелик прекрасно понимал, бойцы ОМОН вынесут дверь через две три минуты и тогда он отгребет по полной программе. Если он сам откроет дверь, тоже наваляют, но слабее. Движимый инстинктом самосохранения верный Фимин шабесгой нажал кнопку «Open».
Мощный, профессионально поставленный удар в лицо лишил Погремушкина сознания. Придя в себя, Лаваш обнаружил, что лежит на полу, а на его руки за спиной надеты браслеты. Костер был потушен, по квартире летал пепел. «Что ж ты, сука, с балкона не выпрыгнул?» - поинтересовался один из прошлогодних знакомых. «Вы пожарные?» - непонимающе вопросил Лелик. «Мы карающий меч правосудия!» - ответил жирный боров, повредивший зимой колено при попытке выноса двери. В подтверждение своих слов он эффектно сверкнул милицейской ксивой. «Так вы из милиции? Я как раз вам звонить собирался. У нас тут между этажами каждый день наркоманы собираются. Долбятся по вене, аж смотреть страшно. А вчера они бомжиху возле мусоропровода оттрахали в особо извращенной форме. Надо решительно положить конец этому безобразию и наказать виновных по всей строгости закона», - залепетал Погремушкин. «Дурачек, ты не понял? Накажут по всей строгости закона тебя. Влип ты по самые помидоры!» - злорадно улыбаясь выдал еще один участник неудавшегося зимнего штурма. «Меня-то за что? Я бомжиху не насиловал. Все, без адвоката разговаривать отказываюсь»,  -  срывающимся голосом проговорил Лелик и громко расплакался.  «Смотри, Сергеич, эта гнида прикалывается!» - обратился первый собеседник к перенесшему зимой производственную травму толстяку.  «Сейчас, падла, поедем к нам. Будут тебе и пожарные, и наркоманы с адвокатами. И особо извращенный секс в сугубо мужской компании тоже будет!» - потирая от удовольствия ладони подытожил Сергеич.
В ОБЭП Лелика били долго и с упоением. Страшно болели почки. Лаваш рыдал в голос. Слезы на представителей закона не действовали. Погремушкин плотно включил дурака и изображал полное непонимание, чего от него хотят злые дядьки, обличенные властью. Ни о какой финансовой компании, обналичивающей деньги, Лелик никогда не слыхивал. С Ефимом Старохаткиным знаком, в одной школе учились. В то же время ему не известно, чем занимается последний в настоящее время. Слышал, бизнесом каким-то религиозным, а подробностями Погремушкин не интересовался, так как, во-первых, придерживается материалистических взглядов и является стойким атеистом. Во-вторых, уважает все без исключения вероисповедания и в душу ни к кому не лезет. За три часа допроса с пристрастием ничего ценного гражданин Погремушкин Алексей Владимирович так и не сообщил. Превозмогая боль, нес бессвязную ахинею. Недооценили люди в погонах стойкость Фиминого любимчика. Думали, за полчаса расколют на явку с повинной, а не тут-то было. Время приближалось к 22-00, любимые жены названивали все чаще и выносили мозг. Несмотря на интенсивное физическое воздействие, Лелик держался как партизан.
Служивые решили применить в отношении Лаваша изощренную пытку под названием слоник. Обычно она давала стопроцентный результат. Раскалывались и подготовленные спортсмены и бывалые рецидивисты. Погремушкину на голову натянули старый советский противогаз и пережали шланг. Два раза лишение доступа к кислороду подозреваемый в совершении ряда экономических преступлений Алексей Владимирович Погремушкин с трудом, но выдержал. На третий решил сымитировать приступ энуреза, и будь что будет. Опорожнив мочевой пузырь Лелик весьма правдоподобно изобразил обморок. ОБЭПовцы перепугались. Двумя неделями ранее их коллеги на допросе забили до смерти подозреваемого в мошенничестве. История получила широкую огласку. Правозащитники подняли жуткий вой. Прокуратура быстренько возбудила уголовное дело, не в меру ретивые правоохранители отправились до суда за решетку.
Перспектива пополнить ряды осужденных бывших сотрудников ни капли не прельщала истязателей Лаваша. Два трупа для одного отдела - это явный перебор. Проявив чудеса лицедейства, не знающие жалости и сострадания к преступникам служаки превратились в отзывчивых и добродушных михалковских дядей Степ. «Видим, ни в чем ты не виноват… Мы, конечно, погорячились, у нас работа такая… Пойми нас правильно. Преступнусть с каждым днем наглеет все больше и больше. Кто ей поставит заслон, если не мы?» - подхалимски оправдывался Сергеич. «Кофе хочешь? С печеньем вкусным», - виновато улыбаясь предложил коллега Сергеича. «Ничего я не хочу. Вызывайте мне врача», - всхлипнул Лелик. «Давай мы тебе такси вызовем и езжай-ка ты домой. Отдохнешь, с семьей побудешь. Вот увидишь, все наладится», - решил закончить этот балаган Сергеич.
- Я жене позвоню, скажу чтоб штаны сухие привезла, - продолжил канючить Лелик.
- Алексей, зачем по таким пустякам супругу беспокоить? На улице жара двадцать пять градусов, обсохнешь быстро. И  темно уже. Никто ничего не заметит, - уговаривал Сергеич.
- Какие вы заботливые вдруг стали! О нервах моей супруги заботитесь. А когда почки мне отбивали, не думали о ней? - осмелел Лелик. - О том, что у меня ребенку три года, тоже не думали?
- Давай не будем о грустном. Кто старое помянет, тому глаз вон! Как старший по должности и по званию, от лица службы, приношу тебе  извинения. Мало того, проведу служебное расследование. Виновные в превышении полномочий будут наказаны. А теперь пошел вон отсюда.
Лелик предпочел удалиться. На следующий день по окончании шаббата, Фима оперативно связался с прикормленными высокопоставленными коррупционерами из прокуратуры. Дело быстренько замяли за пятнашку зелени. За проявленное мужество Погремушкин был премирован двухнедельной путевкой в Таиланд, отель пять звезд. А по возращении из экзотической страны Старохаткин оплатил Лавашу съемку клипа на новую песню.
Когда Фима приступил к поеданию курицы, к столу подошел невысокий и очень толстый человек, страдающий неизлечимой формой зеркальной болезни. Гоша-Авигдор издав радостный вопль на иврите, кинулся его обнимать. «Ефим, познакомься с Рувеном,  директором этого прекрасного места, где каждый из наших может насладиться изысканной кошерной пищей, где исключена любая трефа, где самая высокая в Москве концентрация евреев на квадратный метр», - выпалил Магалафов, закончив с обниманиями в стиле дорогого Леонида Ильича Брежнева. Рувен Мордехаевич крепко пожал  Ефиму Самуэлевичу руку и подсел за столик к дорогим гостям. Через минуту официант водрузил на стол коллекционную бутылку «Domaine du Castel» от винодельни  «Yatir». У Фимы екнуло сердце. Вино было реально дорогим. Пересиживая тревожные времена в Израиле, Фима пил вина попроще. Офицант элегантно сгрузил на стол две широких тарелки с рыбными нарезками. «Угощение за счет заведения», - сухо прокомментировал господин Каландаров. Старохаткин вновь почувствовал интерес к жизни.
«Авигдор рассказывал о тебе. В общих чертах я в курсе», - проявил осведомленность о Фиме Рувен. «Я хоть и принадлежу к ашкеназской общине…» - начал было Фима, но ресторатор Каландаров безапелляционно прервал вступительную часть: «Какая разница, к какой общине ты принадлежишь? Все мы евреи, все мы братья! Ты мой брат. Я всегда буду рад тебя видеть в своем ресторане. И не только когда у тебя все хорошо. Будут проблемы, не стесняйся, заходи. Будем думать, как их разрулить.» Такая речь тронула Фиму за живое. «А теперь давайте выпьем за знакомство!» - провозгласил Рувен Мордехаевич. Посидев минут двадцать в компании Авигдора-Гоши и Ефима, Рувен оставил Старохаткину свою визитку и, сославшись на дела, удалился.
Фима блаженно развалился на кожаном диване под песню про скрипача Моню, который играет каждый вечер в ростовском кабаке. Его переполняла радость. В меру громкая музыка вдобавок к вину дополнительно расслабляла. Музыканты работали вживую. В репертуаре преобладали исконно еврейские расовые мелодии вроде 7-40 и Хава нагила вперемешку с пользующимися популярностью в среде криминала и симпатизирующего ему быдла творениями Вилли Токарева, Бориса Сичкина, Александра Розенбаума и Михаила Шафутинского. Гоша говорил без умолку, обрисовывая с присущим ему красноречием  грандиозные перспективы, ожидающие Фиму в России в целом и в Москве в частности. К концу третьей бутылки Ефиму Самуэлевичу стало так хорошо, что он перестал слушать магалафовский треп. 
После опустошения четвертой бутылки Старохаткин с Магалафовым пустились в пляс. Общие знакомые поддержали танцевальное начинание. Вскоре вся ресторанная публика задорно выплясывала вокруг минского и бухарского евреев. За вечер Магалафов, по необъяснимым причинам, шесть раз заказал для Фимы токаревскую песню про дядю Юзика, ресторанного гардеробщика. Ближе к полуночи Авигдор Биньяминович, он же Гоша для гоев, вызвал водителя. Как они добрались домой, Фима не помнил.