Промысел 2 12 1

Начало:
http://www.proza.ru/2014/04/28/602

Предыдущая страница:
http://www.proza.ru/2015/11/21/1635

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
ПОЛЁТ

Из горячего воздуха делают воздушные шары вот как: сделают большой
пустой шар с горлышком внизу, как перевёрнутый кувшин, и в горлышке приделают клок хлопка, и хлопок этот намочат в спирт и зажгут.

От огня разогреется воздух в шаре и станет легче воздуха холодного, и шар потянет кверху, как пузырь из воды. И шар будет лететь до тех пор кверху, пока не придёт в воздух легче
горячего воздуха в шаре.

 Для того, чтобы летать на шару, подвязывают под него лодочку, и в эту лодочку садятся по двое, по трое и даже по восьми человек и берут с собою питьё и еду.

 Для того, чтобы спускаться и подниматься, когда хочешь, в шару сделан клапан,
и этот клапан тот, кто летит, может за верёвку потянуть и открывать и закрывать. Если шар слишком высоко поднимется и, кто летит, хочет спустить его, то он откроет клапан, газ выйдет, шар сожмётся и станет спускаться.

Кроме того, на шару всегда есть мешки с песком. Если сбросить мешок, то шару будет легче, и он пойдёт кверху. Если кто летит, хочет спуститься и видит, что внизу неладно, - или река или лес, то он высыпает песок из мешков, и шар становится легче и опять
поднимается.

 Народ собрался смотреть на то, как я полечу. Шар был готов. Он подрагивал,
рвался вверх на четырёх канатах и то морщился, то надувался. Я простился с своими, сел в лодку, осмотрел, все ли мои припасы были по местам, и закричал: "Пускай!"

Канаты подрезали, и шар поднялся кверху, сначала тихо, - как жеребец
сорвался с привязи и оглядывался, - и вдруг дёрнул кверху и полетел так, что дрогнула и закачалась лодка. Внизу захлопали в ладоши, закричали и замахали платками и шляпами.

Я взмахнул им шляпой и не успел опять надеть её, как уж я
был так высоко, что с трудом мог разобрать людей.

Первую минуту мне стало жутко и мороз пробежал по жилам; но потом вдруг так стало весело на душе, что я забыл бояться.

Мне уж чуть слышен был шум в городе. Как пчёлы, шумел народ внизу.
Улицы, дома, река, сады в городе виднелись мне внизу, как на картинке. Мне казалось, что я царь над всем городом и народом, - так мне весело было наверху.

Я шибко поднимался кверху, только подрагивал шар и верёвки в лодке, да раз налетел на меня ветер, перевернул меня два раза на месте; но потом опять не слыхать было, лечу ли я или стою на месте.

Я только потому замечал, что лечу кверху, что всё меньше и меньше становилась подо мной картинка города и дальше
становилось видно. Земля точно росла подо мной, становилась шире и шире, и вдруг я заметил, что земля подо мной стала, как чашка. Края были выпуклые, - на дне чашки был город.

Мне веселее и веселее становилось. Весело и легко было дышать и
хотелось петь. Я запел, но голос мой был такой слабый, что я удивился и испугался своему голосу.
Лев Николаевич Толстой.

Банный лист – земной архаизм. Охотник Мойи не догадывался, прилип без отрыва. Пришлось уступить.

Больше никто не захотел летать. На прощанье Тинк обещал обеспечить безопасность женщин. Пойст попросил подстраховать на Сонном перевале.

Трое обесцветились, взмыли вверх. Несколько мгновений было приятно парить над грозящими безднами, чувствовать себя победителем высоты. Потом открылось иное.

Встало и не обрадовало необъятной ширины небо. Прозрачные до звона облака иглистыми обломками дрожали в толще густого воздуха. Справа пылал восход, броскими оттенками спектра предварял появление главного светила. Слева лиловым платком с небесного затылка скатывалась ночная темень.

Подвластный лишь воле ветров простор тискал кругленькую подставочку. Движение в 1,5 Маха * [отношение скорости течения в данной точке газового потока к местной скорости распространения звука в движущейся среде] вертонуло твёрдый мир, точно камушек в руках любопытного ребёнка.

Великая река глянула прихотливо брошенной нитью. Горные вершины стали неотличимы от осыпающихся к западу звёзд. Войлочные тени легли меж хребтов.

Пуговица обводнённого солончака мелькнула под ногами, напомнив байки земных детей про космическую чёрную дыру. Благо, быстро унеслось видение.

Люди в «стакане» стояли плотно, сросшись плечами, коленями, сомкнув руки. Двоим и прежде доводилось подниматься так высоко. Третий, несмотря на близость братьев по разуму,  ощутил себя выброшенной из воды рыбой.

Мощь открывшегося пространства ставила привычную систему оценок и восприятий с ног на голову, сводила в ничто представления о масштабе явлений, очертаниях предметов. Обитаемая вселенная сжалась до объёма кулака. Мир людей показался плодом грёз и воображений. Не было даже намёка на человеческое жильё.

Стволик гасил воздушные потоки. Абсолютная тишина испугала бы, но Ида подзвучила камеру шуршанием одежды, покашливаниями, нарочито выраженными вздохами.

«Куда полетим, охотник?»
Услышал Тонд, словно из небыли.
«Ты обещала показать крайний север и крайний юг».
Вспомнил давнее Кин.

«Не самое лучшее время различать. Теперь на юге весна, на севере намечается осень. День разомкнут, ночь ещё не слилась».

«Тогда посмотрим, куда течёт Великая Река».
«Чего смотреть. Видишь, впереди дуга, сплошное водное пространство. Зовущаяся у людей Великой река одна из мелких ниточек, питает единый водоём большого мира».

«Мир, женщина, точно ладонь в дырявой рукавице! Открывается клочками. На пять вдохов продвинулись к северу, и наших излучин не видно!»

«Излучины что! Смотри сюда. Видишь, где устье Великой Реки? Тут хребет или кряж вдоль побережья. А тут, в шаговой доступности от устья, исток другой реки. Она быстрая, бежит к северу и впадает в Великую Реку на закруглении ближней излучины, почти возле Синих Камней»

«Значит, женщина, отсюда можно сплыть туда и сплыть обратно?»
«Можно, охотник, и без особых приключений, если Чернобрюхих не считать».

Тонд откровенно пожалел, что напросился на неособое приключение. Голова кружилась, поводили приступы тошноты. Хотелось зажмуриться и, открыв глаза, оказаться на твёрдой почве.

Кин чувствовал, как властная робость объемлет душу. Мысль о Рождающейся Звезде и полёте за пределы отжимает сердце, точно масленый комок, мешает гонять кровь.

«Здесь тоже люди живут?»
Спросил Тонд полузадохшимся голосом, ткнул пальцем в перемычку между чёрточками.

«Живут, охотник. Вот пониже спустимся. Видишь: костры, натянутые пологи. Что б я стала облаком, если тут не брачные игры».

«Давайте поглядим, - предложил Кин. – Можно присутствовать и не показываться».

«Обесцветить Тонда будет трудно, охотник. Придётся зажать между нами, но нет уверенности. Посмотреть со стороны нельзя, рисковать опрометчиво. Даже если получится, праздное место среди толпы вызовет подозрение».

«Тут множество людей, одеты по-нашему. Зачем прятаться? Войдём, смешаемся, поглядим».
Предложил окончательный вариант Тонд. Согласились.

Поразил лес. Одинаковые до слепящего мелькания хвойные деревья вздымали головы так высоко, что только лёжа удавалось разглядеть  вершины. Почва была светлее, подлесок гуще и неплодней.

Орешники встречались редко. Зато ступающие в девственном мху ноги скоро пропитались соком ягод.

Кабы выдумать такую тишину,
Кабы выслушать заветные слова,
Кабы выверить дорогу во страну,
Кабы вызнать, да не ведала б молва.

У нас матери – сокровище души,
У нас родичи – согретая стена,
У нас девицы - очами хороши,
У нас молодцы - весенняя волна.

Как там по ветру поветрие летит,
Как там по утру, по утренней тропе,
Как там по снегу под полозом хрустит,
Как там по нутру, по слову, по судьбе.

А ты хочешь, чтобы раз и навсегда,
А ты думаешь, что стрелы в колчане,
А ты понял, что за радостью беда,
А ты сделал, чтобы ясно стало мне.

А я по воду, - кувшин калёный дан,
А я по столу, - в довольстве и тепле,
А я по лугу, - по росному в туман,
А я по свету, - на песенном крыле.

Сколько раз можно входить в одну и ту же реку? Глупый мудрец сказал: лишь один. Пришлецов заметили сразу и не схватили только потому, что в знак мирных намерений охотники успели выбросить вперёд раскрытые ладони.

Пришлось объясняться. Коренастые хозяева поляны говорили понятно, хоть несколько на распев, глотали концы слов. Кин врал, точно полотно стелет. Тонд диву давался, как складно получается.

Оказалось: трое приплыли по Правой реке, чтобы выяснить, действительно ли она кончается там, где начинается Левая. Двигались на север. По факту Великая Река была левой, приток – правой. Откуда Нокк узнал местные названия рек, Тонд не понял.

«На юге нет людей, - безапелляционно заявил седой человек, вероятно хранитель или старейший. – Там страна чудищ. Эти нежить. Никого не пускают, бьют или  обращают в камень. Видели вы по дороге прозрачные стволы?»

«Стоят, отец, на свету качаются. Легенду про жену, пославшую мужа и сына в погибель, мы знаем.Летающую смерть тоже видели. Опасная, да, только волшебства тут нет. Осколки камня, из которого стволы сложены, украшают волосы здешних невест. Наши тоже пользуются. Вы находите кристаллы в песке на берегу, мы – там же.

Далеко на юге большие горы, в них  есть пещеры, вымытые водой в таком камне. Если без предрассудка приглядеться, складывается вывод: дивно сложен прозрачный страх, на изделие рук походит.

А вот чудища живые. Племя гордых людей выродилось до подобного вида. Вряд ли можно с ним знаться, но противостоять легко. Чуткие уши этих не выносят крика, слабые глаза боятся света дня».

«Чем подтвердишь свои слова, охотник?»
«Тем, что мы здесь, а вы сможете добраться к нашим стойбищам».
«Вот оружие, отнятое у чудищ. - Тонд показал летающий нож. – Мы не умеем делать такое. Предки этих могли. Потомки пользуются и бросают при первой же опасности. Ваши охотники смогут добыть, если смелости хватит».

Разумнее всего казалось повернуть к реке, только рыжий Глейст видимо знал нечто, стремился строго на юг. Зайн считала: как ни силён человек, любое из животных лучше приспособлено к превратностям бродячей жизни. Теперь дочь Тайви задумалась, так ли знает.

Охотник перехитрил преследователей, навёл стаю на дозор внешнего кольца. Ватажники охранения наитием звероловов почуяли неравенство поединка, бросили по стреле, разбежались, спутали след.

Вой смолк. Спустя малое время должно бы ждать контакта с разъярённой стаей. Только нападения не произошло, а сзади вновь возник и длился погребальный крик древесных царапунов.

Женщина чувствовала, силы на исходе, но спутник не сбавляет скорости, в кромешной темноте стремится к некоей цели.
«Я упаду через пять шагов, охотник».
Прошептала Зайн.

«Сделай пятьдесят, и будем на месте. - Выдохнул Глейст. - Скоро подлога зимнего дозора. Подвиснем так, чтобы не прыгнули сверху, а снизу отобьёмся и продержимся до света».

Продолжение:
http://www.proza.ru/2015/11/26/1413