Под покровом тьмы продолжение 2е

МАГДА
    
     Когда стих конский топот, Магда, дрожа от страха, спрыгнула с дерева.

     – Сейчас иезуиты займутся обыском городка, – думала она, – и этим они будут заниматься до вечера, а ночью на поиски в лес не поедут, так что у меня есть почти сутки на то, чтобы уйти так далеко, чтобы они прекратили поиски.

     Магда обошла всю полянку, погладила каждый кустик, постояла у места, где похоронила останки своей бабушки, потом прижалась к стволу дерева, которое укрывало её своими ветвями от её врагов, и горько расплакалась. Слёзы неудержимо катились по щекам, и всё тело её сотрясалось от рыданий. Казалось, она выплакивала все свои горести, свалившиеся на неё неожиданно и сразу. Дерево поглаживало её своими ветвями по голове и щекам, и Магде становилось легче, как от утешения хорошего друга. Наконец она перестала плакать и только всхлипывала, ещё крепче прижимаясь к дереву.

     – Крепись, дорогая, – прошелестели листья. – Тебе нужно много сил на твоём пути, береги себя, а мы тебя никогда не забудем.

     Восходящее солнце пронизывало лес косыми лучами. Что же, нужно уходить, выполнить завещание бабушки, которое она дала ей перед смертью. Но уйти Магде с этой полянки, где она выросла под присмотром своей бабушки, заменившей ей мать, было не так просто. Здесь прошло её детство, здесь она тайком убегала на болото и, перепрыгивая с кочки на кочку, рвала кувшинки, а по ночам слушала уханье филина. Когда Магде становилось грустно, она залезала на дерево, прижималась к его стволу и тихонько плакала, а дерево гладило её своими ветвями, и девочке становилось легче. Часто они с бабушкой углублялись в лес собирать травы и грибы. Она вспоминала, как бабушка учила её собирать и хранить травы, объясняла их действие на организм человека, а возвратившись в избушку, учила готовить из трав отвары и настои. Вспоминала, как бабушка обучала внучку тайным знаниям. Зимними вечерами, сидя у топившейся в избушке печурке, Магда постигала удивительные сведения из уст бабушки о том, что нужно сделать, чтобы взглядом убить человека или животное, уметь летать и даже двигать горы. Она с жадностью впитывала всё, что говорила бабушка.

     – Будь достойной хранительницей этих знаний, – говорила она Магде, – а когда придёт  твой час, передай их надёжному и доброму человеку, взяв с него клятву: не применять их во Зло.

     Магда росла красивая, стройная и очень гибкая. Ей нравилось ходить по тонким ветвям деревьев, сохраняя сверхъестественное равновесие. Это увлечение впоследствии сослужило ей хорошую службу, когда она начала работать в балагане, танцуя на канате. Теперь Магда уже никогда не увидит своих друзей – бродячих актёров, которые приезжали в их городок на каждую ярмарку, она даже не успела попрощаться с ними. Всё кончилось в считанные часы. Сначала появился Чёрный рыцарь,оказавшийся её отцом и пытавшимся убить свою родную дочь, потом внезапно умерла бабушка, сгорела их избушка, а она осталась совсем одна. Даже следа от их избушки не осталось. В этом лесу погибли бабушка и отец, охотившейся за нею с целью убийства. Как горько сознавать это, и то, что она теперь осталась совсем одна: нет ни родных, ни друзей. Жители города знают Магду только как танцовщицу из балагана, ни с кем из них она не знакома. После выступления девушка покупала необходимые вещи и продукты, не показываясь в городке до следующей ярмарки.

     Завтра утром сюда нагрянут иезуиты, вытопчут её любимую полянку, осквернят бабушкину могилку, ведь они непременно заметят следы пожара и перероют то место, где стояла их избушка. Невыносимо даже думать об этом.
    
     И Магда стояла на своей полянке, будучи не в силах двинуться с места. Солнце поднялось высоко, и нужно было уходить. Она низко поклонилась деревьям, которые стояли над их бывшей избушкой, потом поклонилась всему лесу со словами:
     – Прощай мой лес, спасибо тебе за приют, может быть, мы больше не увидимся.
     Деревья низко склонили перед ней ветви. Магда повесила свой узелок на руку и пошла навстречу солнцу вдоль леса, который махал ей ветвями.

     – Прощай, Магда,– послышалось ей среди шороха листвы.

     Магда шла вдоль опушки леса, опустив голову, мрачные мысли одна за другой возникали в её сознании: как найдёт она большую реку и глухие леса, растущие за ней? Ведь это так далеко. Когда она доберётся до этих мест?

     – Я с тобой, внученька, не бойся, – послышалось ей, как будто ветерок коснулся уха. Магда погладила ладанку на груди и зашагала быстрее. Она шла до тех пор, пока не погас последний луч солнца, дальше идти было опасно – могла потерять направление. Нужно устраиваться на ночлег. Её узелок с одеждой промок, и она развесила пожитки на ветвях дерева, под которым решила заночевать, потом нарвала сухой травы, бросила её под дерево и легла на неё, свернувшись клубочком, укрывшись высохшей копной своих волос. Утомлённая событиями дня, Магда заснула, но сон её был тревожным. Ей снились мать и бабушка. Они были высоко, окружённые туманом. Мать улыбалась и протягивала к ней руки, а бабушка грозила ей пальцем, и у неё было суровое лицо.

      – Помни мои наставления, Магда, – глухим голосом говорила она, – пользуйся своими способностями, но Силу и тайные знания не трогай ни при каких обстоятельствах, пока тебе не исполнится тридцать три года. Исключение из этого закона только угроза твоей жизни. Помни! Иначе ты можешь погибнуть.

     И обе они исчезли.

     Когда на исходе ночи небо побледнело, птичий гомон и свежий ветерок разбудили Магду. Ей снова стало грустно: только что во сне она видела маму и бабушку, слышала их голоса, а, проснувшись, снова осталась одна. Она вынула из-за корсажа шейный платок своей матери, которым та повязала её ещё маленькую при расставании и, приложив его к лицу, с упоением вдыхала. Платок ещё хранил следы запаха материнского тела. Затем Магда собрала подсохшую одежду в узелок и стала ждать восхода солнца, усевшись под деревом на сухой траве. Она всё время после пробуждения думала о своём сне. Бабушка явно её о чём-то предупреждала. Как будто она должна была совершить какую-то ошибку, и бабушка хотела её от этого предостеречь. Магда сидела на траве, обхватив руками колени, стараясь разгадать свой сон. Где-то в глубине её существа зарождалась тревога. Ведь ей только шестнадцать лет, а она обладает тайными знаниями и сверхъестественной Силой, к которой не привыкла: ей было странно понимать язык птиц и животных, непривычно было видеть в темноте. Да и пользоваться этой Силой можно только в тридцать три года – это больше половины той жизни, которую она прожила. Что ждёт её впереди? Магда развязала свой узелок, достала из него хрустальный шар, принадлежавший её умершей бабушке, а теперь перешедший в её собственность, сосредоточилась и стала пристально на него смотреть. После того, когда дымка, заполнявшая шар, рассеялась, она увидела юношу, высокого и смуглого, с густой шевелюрой кудрявых чёрных, как смоль, волос. Он ласково смотрел на неё, и Магда, смутившись, быстро закрыла шар чёрным бархатным платком.

     -Вероятно, этот человек будет играть какую–то важную роль в моей жизни», – думала она.

 Однако пора продолжать свой путь. Магда сложила в узелок все свои вещи, собираясь встать и идти навстречу солнцу, но вдруг рядом послышались лёгкие шаги. Магда замерла, вцепившись в узелок.
     Из леса вышли три женщины, по видимости, цыганки, и подошли к ней почти вплотную. Две молодые девушки – её ровесницы – присели рядом с ней, а третья – лет тридцати пяти, богато одетая, – стояла и пристально на неё смотрела.

      – Откуда ты взялась, сестра? – спросила её одна из девушек. – Дай мне руку, по ней я судьбу твою  расскажу. И что было. И что ждёт тебя.

     – Оставь её, – сказала старшая цыганка. – Она тебе сама твою судьбу предскажет, не чуешь разве, кто она? Силу надо чуять, на то вы и цыганки.

     Девчата отошли, а старшая цыганка уселась перед Магдой на корточки, звеня надетым на неё монистом из множества золотых монет.

     – Послушай, доченька, ты недавно потеряла близкого тебе человека.

      Цыганка говорила ласково и неотрывно смотрела Магде в глаза.

     – На всём белом свете ты одна, – продолжала цыганка, – а СИЛА, ох, тебе дана большая, и с ней тебе пока одной оставаться опасно. Ты слишком молода.

     Пойдём к нам в табор. Вожак его – мой муж Платон – тебя примет как родную дочь. Идёшь ты на Восток, и мы туда же путь держим, ведь по дороге нам. Меня зовут Зарема, не бойся, я тебя не дам в обиду.

      Магда почувствовала безграничное доверие к этой женщине, и решила довериться своей интуиции.

     – Спасибо тебе за добрые слова, – ответила она, – я пойду с вами, сколько нам будет по пути, потом расстанемся. Я постараюсь не быть вам помехой.

     Они пошли по узенькой лесной тропинке навстречу солнышку, которое уже высоко поднялось над лесом, освещая верхушки деревьев и траву на лесных полянках.

     Цыгане – этот особенный, не похожий ни на какой другой народ – не знали никаких преград. Они свободно проходили пограничные заставы, и никто никогда их не задерживал. Так кочевали они из страны в страну, выбирая для стоянок самые живописные уголки природы. Некоторые учёные считают, что цыгане – выходцы из Индии, которые принадлежали там к касте неприкасаемых. Этот экзотический народ, несомненно, обладал экстрасенсорными способностями, возможно, поэтому среди них были талантливые гадалки. Они хорошо разбирались в психологии, обладали сильно развитой интуицией. Любили огонь. Цыганский костёр почитался ими как нечто ритуальное. Обладая музыкальным слухом и специфическим голосом в сочетании с природной грацией, они использовали свои способности в практических целях. Особая проницательность давала им возможность заглянуть в душу человека, и прочитать его как открытую книгу. Вот почему Зарема так быстро разгадала Магду.

     Они недолго шли и вышли на поляну, где ночевал цыганский табор. Там уже кипела работа: собирали вещи, бросали их в кибитки, тушили костры, заливая их водой  из ручья. Стоял шум, гам, слышались протяжные с надрывом песни, у взрослых между ног сновали нагие дети и ручонками трепали юбки матерей. В кибитке, что была богаче остальных, сидел вожак и за всеми наблюдал. Цыганки, бросив свои дела, окружили Магду, бесцеремонно разглядывая девушку. Зарема подвела её к мужу, сказав при этом:

     – Смори, Платон, кого я привела. По предсказаниям, она одна заменит нам весь табор.

     Платон, весь обросший смоляными кудрями, сливающимися с такой же бородой, лениво повернул голову, не выпуская изо рта трубки, взглянул на Магду и бросил: «Полезай в кибитку!» Она очень ловко, с кошачьей грацией запрыгнула туда. Платон по имени, по прозвищу Барон, удовлетворённо хмыкнул. В кибитке рядом с ним сидела старая цыганка, поджав сухие от старости ноги. Посмотрев на Магду, она сказала скрипучим голосом.

     – Ох! Какую большую Силу ты в себе таишь, красавица, будь осторожна. Она может вознести тебя, но и низвергнуть тоже может. Ты молода, и опыта, как обращаться с Силой, у тебя нет, поэтому на время забудь о ней, а пока пользуйся тем, чем одарил тебя Творец.
 
     Магда поблагодарила её кивком головы, и села, поджав ноги, как турчанка. Барон сел впереди, чтоб управлять кибиткой.
 
      – Все ли готовы в путь?! – зычным голосом спросил он.

     Шум сборов стих, в кибитку вскарабкалась Зарема и уселась рядом с Магдой. Цыганский обоз тронулся в путь. Ехали медленно, по бокам и сзади кибиток шли молодые цыгане и  цыганки, А те, кто постарше, и дети ехали в кибитках. У многих цыганок к груди широкими полосами материи  были привязаны грудные дети. Магде было неловко ехать в кибитке, когда другие шли пешком, и она робко попросила:

     – Можно, я вместе со всеми пойду рядом с кибиткой?

     – Сиди! – властно сказала Зарема – Сначала о себе расскажи.

     – История моя печальна. Я родом из Испании, там мою маму сожгли на костре…

     – Так я и знала, – вставила старая цыганка.

     – …Потом мы с бабушкой бежали из Испании и поселились в южной Пруссии, в том лесу, где вы меня нашли. И долго жили там. Бабушка гадала и судьбу человеку предсказать могла, а я на ярмарках танцевала на канате. Потом моя бабушка умерла, а мне велела идти на восток, где за широкой рекой растут дремучие леса, и там укрыться в небольшой деревушке от людей, которые по всему свету ищут таких, как я, чтобы убить. Похоронив бабушку, я сразу же пошла на восток, мне путь указывало солнышко. Когда стемнело, я под деревом заночевала, там меня нашли ваши девчата.

     – Постой, так ты с тех пор ничего не ела? – спросила старая цыганка.

     – Нет, – покачала Магда головой – да и не хочу я есть.

     – Всё равно поешь немного, – старуха протянула ей булку, – запей вином, оно некрепкое. Не будешь есть, тогда ослабнешь и не дойдёшь до места, куда судьба тебе велит.

     Вдали мелькнули черепичные крыши домов. Платон насторожился:

     – Внимание! Тут город на пути, нам заработать надо. Поворачивайте в лес.
 
     Обоз остановился. Вскоре кибитки были укрыты в лесу, лошади распряжены и стреножены, цыганки прихорашивались, надевали яркие широкие юбки, цветастые платки, прятали по карманам гадальные карты и зеркальца.

     – Магда, давай оденем и тебя по–нашему, – галдели цыганки, окружив её, – волосы в косы заплетём, платок по-цыгански на голову тебе повяжем, зеркальце и карты дадим тебе, и будешь всем желающим гадать, как делаем все мы. У тебя всё получится.

     – Я рада, сёстры, вам помочь, – ответила Магда, – ведь я – должница ваша, и если бы не вы, была бы я сейчас одна. Поэтому я сделаю всё, что смогу.

     – Да разве в долге дело, – сказала одна из цыганок, что была постарше остальных. – Ведь ты предсказывать и гадать умеешь, значит, и мы, и ты одной породы.

     Магду одели в нарядную широкую юбку с оборками, расшитый блёстками пояс, свободного покроя блузку, надели ей браслеты на руки и неизменное монисто. Одна из цыганок расчёсывала её густые волосы, их пряди, обвивались вокруг её рук, мешая плести косы. А заплетённые с великим трудом, они тут же расплетались, и завивались в кольца.

     – Да они живые, что ли у тебя?! – наконец воскликнула она.
   
     – Да, они живые, и помогают мне во всём, – ответила Магда. – Я ими даже укрываюсь.

     – И как же они помогают? – недоверчиво хором спросили цыганки, окружившие её.

     – Всё видеть помогают: что было, и что будет, что у кого болит, когда наступит смерть и будет ли счастлив тот, кому гадаю. Да и от холода они меня спасают.

     – Вот это да-а-а! – удивлённо воскликнули они – А не боишься ты, что волосы твои во сне враги отрежут и порчу на тебя по твоим волосам наведут?

     – Отрезать их только я могу, и только мне они служат от рождения.

     – Так вот ты кто! – хором воскликнули цыганки – Теперь мы догадались, тебя не выдадим, не бойся. Нас ведь тоже ведьмами считают.

     Наконец непослушные волосы Магды были уложены на затылке и скрыты под широким и тонким, красивым  цыганским платком.

     – До чего ж ты хороша в нашей одежде, – восхитились цыганки, – а походка – идёшь, как будто бы танцуешь. Вот что значит работать танцовщицей. Станцуешь нам, когда костры после работы разожжём и будем отдыхать?

     – Станцую непременно, – пообещала Магда, – но только то, что на моей Родине танцуют.

     Цыганки разошлись, чтобы рассыпаться по улицам города и начинать работать. Мужчины же пошли все вместе, прихватив кузнечные предметы.
 
     Магда в город вошла одна. Она устроилась недалеко от рынка, поставила перед собой небольшое ведёрко для денег и стала ждать. На блеск её зелёных глаз к ней сразу потянулись люди. Первую девушку она взяла за обе руки.

     – Ты не кручинься, что рассталась с милым, – сказала она. – Его зовут Петром, он по тебе скучает и скоро вернётся, поженитесь и будете счастливы, вот только у тебя детей долго не будет, и только под старость ты родишь сына, и он тебе будет утешением.

     Девица улыбнулась, и крупная монетка звякнула о донышко ведёрка. Желающих узнать свою судьбу у Магды было много, и очень быстро её ведёрко наполнилось блестящими монетами, среди них сверкало даже золото. Последним был парень богатырского сложения, и  Магда на него особенно пристально посмотрела, потом сказала:

     – Я с тебя денег, милый, не возьму, Тебе недолго жить осталось, не пройдёт и часа, как ты отправишься к своим праотцам. Грех мне деньги брать с тебя.

     – Почём ты знаешь? Я здоров как бык. Подковы могу гнуть руками, с рождения я ничем не болел. Работаю, как вол. А ты о праотцах мне толкуешь.
 
     – Я на твоём лбу печать смерти вижу. А хочешь жить, то не ходи сейчас по этой улице, а лучше иди закоулками, а то вовсе посиди тут часок, тогда спасёшься.

     – Всё врёшь, противная цыганка, теперь я нарочно по этой улице пойду, – сказал силач и пошёл по улице, от которой его остерегала Магда.

     Тут Магда встала, взяла ведёрко с деньгами, и со словами: «Знать судьба такая» быстро побежала к кибиткам. Там, задыхаясь, бросилась к Платону.

     – Чего ты, Магда, испугалась? – спросил он – какая бледная и дышишь тяжело.

     – Беда, Барон, – со слезами в голосе воскликнула она, – я одному парню предсказала скорую смерть. И чтобы его спасти, дала совет, чтобы он шёл другой дорогой, а он не послушал, разозлился, обругал меня и нарочно пошёл той дорогой, от которой я его остерегла. Я печать смерти у него на лбу увидела, и он теперь, наверно, уже мёртв.

     – Не бойся, – отвечал Платон, – не все предсказания сбываются, зато какую ты принесла добычу – ведёрко, полное монет, теперь наша казна пополнится…

     Он не договорил – прибежавшие из города цыгане были напуганы, и  все наперебой торопливо говорили.

     – Ой, Барон, что там творится! Парень молодой по улице шёл не спеша. Навстречу ему бежала тройка лошадей, запряжённая в карету, вдруг кони понесли и сбили парня, а железное колесо ему по шее прокатило и голову, как топором снесло. Ой, сколько было крови!..

     – Толпа разбушевалась, – продолжали другие. – Одни кричат: «Цыганка ему смерть наколдовала», другие – «Убить колдунью!», а третьи – «Она его предупреждала, чтоб не ходил он улицей…»

     Не дослушав их, Платон закричал:

     – Скорей, Ромала, коней запрягайте, и все быстро залезайте в кибитки, пока жандармы не нагрянули, поехали быстрей!
 
     Все три кибитки промчались мимо города, а Платон всё погонял коней и сетовал:

     – Когда же сын Михай вернётся к нам со свежими конями?  Уже неделя, как я его за ними послал, а он всё ещё не едет, уж не случилось ли чего?
 
     А в это время Зарема поучала Магду:
 
     – Ты, дочка, во время гаданья, если увидишь смерть, не говори о ней. Мы плохое, что человека ждёт, ведь тоже видим, но не говорим ему об этом. Ты когда-нибудь гадала?

     – Нет, я в балагане танцевала на канате, бабушка мне запрещала гадать.

     – Ну, ничего, впредь будешь умнее, о парне не жалей, знать у него судьба такая. Обидел он тебя, ты не обиделась, а только добра ему хотела. А Небо за таких, как ты, обидчиков наказывает быстро.
 
     – А других людей за причинённое ими зло разве не наказывают?
 
     – Непременно наказывают, только наказание это может быть отсроченным. Иногда отец людям причинит горе, а наказывают его сына или внука.

     – А если я зло сотворю? Хотя бы и нечаянно, – не унималась Магда.

     – Тогда тебя накажут сильнее остальных, ведь у тебя – ответственность за Силу, – ответила Зарема, сурово посмотрев на неё. –  Будь внимательна, тебе не простят даже небольшой провинности, будь всегда такой же доброй, как сейчас. И к людям будь добра.

     Кибитки ехали всё так же быстро, и кони начинали уставать: пена клочьями летела у них изо рта. Платон велел попридержать коней. Увидев густой лесок и речку, он отдал приказ спрятать в нём кибитки, а коней стреножить и пустить пастись, потом раскинуть шатры и в них заночевать.

     – Вот пусть теперь докажут, – сказал он, – что именно наш табор к ним в город явился, а если обыск будет – не дай Бог – то Магду мы так спрячем, что ни одна ищейка не найдёт её, уж мы, цыгане, умеем это делать.

     И только он проговорил эти слова, как в их кибитку запрыгнула молодая цыганка, державшая на руках годовалого ребёнка, который не подавал признаков жизни. Его ручки и ножки беспомощно свисали, бледное личико с посиневшими губами напоминало жуткую маску. Только на правом виске обозначалась небольшая припухлость, из которой сочилась кровь, капая на одежду. И не заметно было: дышит он или нет.
 
     – Магда, помоги! – кричала цыганка, заливаясь слезами. – Мой сын упал головой на камень и с тех пор не шевелится и не дышит. Он умер?! Да?!

     Магда положила мальчика себе на колени, приложила ухо к его обнажённой груди и уловила слабенькое биение сердца. Затем начала тереть свои ладони одна об другую, отчего они приобрели ярко-красный цвет и сделались горячими. Такими руками Магда обхватила голову мальчика, как обручем, ото лба к затылку и сразу почувствовала, как что–то чёрное и болезненное вибрирует в её руках.
 
     – Ведро воды дайте скорее! – вскрикнула она.

     Мать ребёнка исчезла и через минуту подала в кибитку ведро с водой. Магда опустила руки в воду и, осушив их полотенцем, повторила процедуру лечения. У ребёнка порозовели щёки, и он глубоко вздохнул. Магда потребовала водки и, получив её, обработала ранку на виске. Ребёнок сморщился и захныкал, тогда она подержала свои разгорячённые руки над его головкой, и ребёнок заснул. Дышал он ровно, на щёчках появился румянец. Цыганка бросилась Магде в ноги, чтобы покрыть их поцелуями, но та ей этого не позволила, а подняла перепуганную мать и стала успокаивать её.

     – Возьми сына, – сказала она, – пусть поспит, а как проснётся, то будет здоров, как и раньше. И не считай его больным. Пусть резвится. Он больше голову не ушибёт и долго проживёт до самой старости.

     – Спасибо, сестра, – произнесла цыганка, вытирая слёзы. – Я хочу отблагодарить тебя, возьми, – протягивала она Магде своё монисто. – Это всё, что у меня есть.

     – Ты назвала меня сестрой, это для меня дороже всего: ведь у меня никогда не было сестры, и это для меня самая большая благодарность. А монисто возьми.

     Пока Магда лечила ребёнка, в кибитке все замерли, не произнося ни звука.
     Когда же цыганка унесла своё исцелённое дитя, все встрепенулись и заговорили.

     – Ты у нас, оказывается, целительница, Магда, – с уважением сказал Платон. И давно ты занимаешься лечением? Так лечит только опытный целитель или Маг.

     – Сегодня в первый раз, – ответила она. – Сама не знаю, почему я всё делала так, а не иначе. Мне трудно это объяснить. И я не знала, что могу лечить.

     – Тебе это Небо подсказало, – объяснила старая цыганка. – Значит, ты находишься под его покровительством.

     А Зарема обняла Магду, прижала к себе и прошептала:

     – Какая ты умница, дочка, что ничего за лечение не взяла, от этого небесный дар пропадает. И дальше никому не отказывай в помощи. Только плату за это не бери.

     Вдруг все услышали приближающийся цокот копыт. Зарема быстро уложила Магду на дно кибитки и набросала на неё тряпья, а сверху разостлала скатерть, разложила на ней разной еды, и вся семья уселась ужинать. Но тут в кибитку впрыгнул молодой цыган, высокий, стройный,  в плечах – косая сажень, с шапкой чёрных кудрей на голове, а под густыми дугами бровей жгучей чернотой горели глаза.
 
     – Михай приехал! – закричал Платон. – Коней добыл?

     – Добыл, отец, я четырёх коней привёл, на пятом прискакал.

     – Вот хорошо, – Зарема свернула скатерть и сняла тряпьё. – Поднимайся, Магда!

     – Магда?! – удивлённо воскликнул Михай – Кто она?

     – Это – сестра твоя, мы её в дочки  взяли, – ответила Зарема.

     Магда поднялась. Она сразу узнала юношу из хрустального шара и посмотрела в глаза Михаю. Два взгляда: изумрудно-зелёный и жгуче-чёрный слились в один.

     « Она – моя», – подумал он.

     «Он – мой единственный», – решила Магда.

 И оба прочитали мысли друг у друга. А за столом (то есть за скатертью) сидели молча, почти ничего не ели. Магда сидела, опустив глаза, боясь, что старшие прочтут её мысли. От этого ей было не по себе.
 
     – Ну что же вы молчите? – спросил Платон.

     – Михай устал, а Магда расстроена сегодня, – сказала старая цыганка, которая сразу поняла, в чём дело.

     – А почему расстроена? – вскинулся Михай.

     – Да она смерть одному парнишке предсказала, а он возьми да и умри через минуту на глазах у всех.  Едва мы ноги унесли от разъярённой той толпы, которая хотела убить Магду, объявив её колдуньей.

     – Ну хватит разговоров о печальном событии, – вмешался Платон – Давайте лучше праздником отметим добычу коней.

     Все вышли из кибитки. Вокруг уже горели костры,  на скатертях, лежащих на траве, между бутылок вин были разложены закуски. Цыганки пели под гитару, а молодёжь плясала у костра. В ночное небо от него летели искры, подобно роящимся светлячкам.
 
     – Пойдём плясать, – пригласил Магду Михай.

     – Я – не цыганка, не знаю ваших плясок.

     – А кто же ты?

     – Я из Испании, там хабанера в моде, вот её я бы станцевала.

     Тут к ним подошёл Платон со скрипкой в руках и хабанеру заиграл, да так проникновенно, что все затихли. Не выдержала Магда, поднялась, распрямилась, гордой  походкой вышла в круг. И пляска началась, темп всё убыстрялся,  развевающиеся волосы девушки казались продолжением костра. Руки её, поднятые вверх, щёлкали пальцами подобно кастаньетам.  Затем всё смолкло, раздались восторженные крики.

     – Где ты научилась танцевать хабанеру? – спросил Михай – Ведь ты же в южной Пруссии жила, а это далеко от твоей Родины.

     – Я в детстве помнила, как мама её танцевала, и тренировалась, когда мы с бабушкой жили в лесу, а там была просторная полянка.

     – Так это в тебе испанская кровь заговорила, – понял Михай.
 
     Он взял Магду за руку и повёл в лес подальше от костра. Она пошла за ним нетвёрдой походкой, от пляски и вина у неё кружилась голова. Бабушкин совет был забыт, она открыла своё сердце для любви. На исходе первого весеннего месяца аромат цветов пьянил и кружил голову. На тёмном небе ярко сияли звёзды и с завистью смотрели на влюблённых. Как только небо побледнело от рассвета, они возвратились к своей кибитке. Магда тихонько забралась в неё и улеглась на своё место. Михай же пошел к мужчинам.

     Так ехали цыганские кибитки всё время на восток. Им на пути попадались странные деревеньки, с ослепительно белыми домиками, утопавшими в садах, и Магда с любопытством смотрела на них.

     – Это украинские хаты, – объяснял ей Платон. – Смотри и наблюдай, мы въехали уже в Россию, туда, где тебе придётся жить.

     Во время ночёвок Михай и Магда уходили в лес, предаваясь радостям любви, и только звёзды были этому свидетелями, да луна, освещая призрачным светом лес, была на страже их свиданий. Однажды Магда призналась своему возлюбленному, что носит под сердцем его ребёнка. Михай вскочил, схватил за руку Магду и потащил её к своей кибитке. Там мирно спала старая цыганка, дремал Платон, Зарема шила Магде юбку из тонкой бархатной материи. Подобно урагану Михай заскочил в кибитку и стал трясти отца.

     – Проснись, отец! Благослови нас с Магдой на брак, жениться я на ней хочу, она ребёнка моего под сердцем носит!

     Зарема отложила рукоделие, Платон поднялся, разгладил бороду и произнёс:
     – Всегда мы рады дочерью назвать колдунью Магду. Сыграем свадьбу! Эх! – притопнул он ногой, и сделал круг вокруг себя, как бы танцуя.

     Печальная стояла Магда: припомнила она, что бабушка ей говорила умирая.

     – Я рада бы Михаю быть женой, да не могу нарушить бабушкин завет, вы скоро уж на юг поедете, а мне всё время на восток идти придётся, найти широкую реку, на берегу которой растёт дремучий лес, ведь только там я смогу выжить, в глуши лесов, куда мои преследователи не сунут нос.

     – Но мы тебя в обиду не дадим, – ответила Зарема, – и от любой беды, и от своих врагов всегда ты у табора найдёшь защиту.

     – Хотите посмотреть, что со мной случится на юге, куда вы едете? – спросила Магда и достала хрустальный шар, сняв с него чёрный бархат.

     – Смотрите все на шар, смотри, Михай! Не отрывайте глаз от шара, смотрите пристально, пока в нём не исчезнет туман. Он правду вам покажет.

     Все стали пристально смотреть на шар. Сначала он был прозрачным, потом внутри него начал клубиться туман, потом туман рассеялся, внутри шара возникла картинка: текла широкая река, на берегу её сидел Михай и вдруг он увидел, как течение реки несёт тело человека. Михай поплыл и вытащил его на берег. Это была Магда, она была бледна, как снег, и не дышала. Вода стекала с когда-то длинных, а теперь обрезанных её волос.
         
     В кибитке воцарилась тишина, а Магда свой шар завернула в чёрный платок и спрятала в свою котомку.

     – Ну что, увидели теперь? – спросила она со слезами в голосе.

     Все молчали, Михай сидел с поникшей головой и всё ещё смотрел на место, где только что был шар.

     –Я говорила вам, что с СИЛОЙ не поспоришь. – сказала старая цыганка – У каждого – своя дорога, которую указали звёзды человеку при его рождении. У каждого своя судьба, особенно у тех, кто обладает Силой.

     – Пусть будет так, как ты решила, красавица, – вздохнул Платон. – Знать, не судьба… А так хотелось дочкой тебя назвать и чтобы была ты с нами.

     Магда стояла, прислонившись к кибитке, и лицо её было бледным, как полотно.

     - Может быть, мне лучше не расставаться с табором, – думала она, – уехать вместе с ними на юг и вести кочевой образ жизни? Но там нет такой глуши, о которой говорила бабушка, советуя мне искать убежища за большой рекой.
 Михай, обняв за талию свою Любовь, повёл её к реке. Там они сели на траву, крепко обняв друг друга, а он с грустью сказал.
     - Прошу тебя, как только ты родишь ребёнка, назови его цыганским именем, тогда ты будешь помнить обо мне.
 В глазах его стояли слёзы.
     – Если сын родится, Платоном будет, а если – дочь, то назову Заремой.

     А время шло, лето уже близилось к концу, в кронах деревьев, словно седина, мелькали жёлтые листочки, и ночи стали холоднее. Цыганский табор приближался к Дону. У Магды уже начала полнеть талия и обозначилась небольшая выпуклость на животе, которую ещё можно было скрыть под широкими цыганскими юбками. Иногда она ощущала в животе слабые толчки, тогда её душа наполнялась блаженством. Там жило самое близкое, самое родное ей существо, которому она нужна и которое она никогда и никому не отдаст.

     Когда Дон остался позади, обоз остановился, Платон сказал:

     – Теперь мы повернём на юг, подумай, Магда, в России неспокойно, бежавшие от своих хозяев крепостные крестьяне укрылись в лесах, сбились в шайки, к ним примкнули беглые рекруты, чтобы избавиться от воинской повинности, и те шайки очень опасны: проезжих грабят, а пешеходов убивают просто так. Жестокость ими правит.

     Платон был прав: перед отменой крепостного права экономически изживший себя строй уже не приносил того дохода, в каком нуждалась знать. Сложившаяся ситуация порождала жестокость помещиков к своим крепостным, которые отвечали на это поджогами их поместий. Начались массовые побеги крестьян от своих владельцев. Многие из них вступали в бандитские шайки, грабили и убивали проезжих. Укрытием им служили дремучие российские леса. Не спокойно было в то время на Руси.
 
     – Я пойду с тобой! – воскликнул Михай, –  Возьму с собой кинжал и карабин, буду защищать тебя до самой Волги. Я слышал, так зовут реку, к которой ты идёшь.
 
     – Нет – отвечала Магда, – вдвоём опасней, со мной же будет мой амулет, где хранятся бабушкины волосы, они помогут мне.

     – Ну тогда пора прощаться, – сказал Платон, –  вот деньги, Магда, ты нам много их приносила из каждого селенья, а это только небольшая доля. Возьми, в России зимой очень холодно, тебе понадобится шуба и тёплая обувь, а для малыша – одеяло. Старайся выйти на большую дорогу, в России она трактом называется, и жди попутной повозки. Пешком тебе такой путь не пройти. Через каждые пятнадцать вёрст на трактах есть постоялые дворы, они у них называются трактирами. Там можно поесть и переночевать. В своём пути будь осторожна, ты не одна, в себе несёшь младенца.
 
     – Ну, красавица, прощай. Дай поцелую тебя, как отец.

     Магда обняла Платона, и они поцеловались. Зарема плакала, собирая вещички Магды в узел, и говорила:

     – Вот тебе монисто, дочка, из золотых монет, вот тёплый кафтан, его надень сейчас, уже становится прохладно, вот шаль, тебе она в дороге пригодится. А это – узелок с едой, тебе нельзя голодать ради малыша. Дай обниму тебя и поцелую, вот так.

     – А что за страна – Россия? – спросила Магда у Платона. – И что за широкая река, за которой я найду себе убежище?

     – Россия не похожа на другие страны, а в чём разница, сама скоро увидишь. Река, к которой ты идёшь – это Волга, и тоже не простая река. Недаром тебя твоя бабушка к ней направила. Это очень древняя река, и много тайн хранит она на протяжении веков.

     Задумалась Магда, уж очень не хотелось ей расставаться с табором, где она нашла свою вторую семью. Но и не выполнить завета бабушки она не могла.
 
     Михай подвёл её к дереву, и там они простились. Она припала к нему на грудь и, оттолкнув, сказала: «Иди быстрей!». Он побежал, вскочил в кибитку, цыганский обоз тронулся, а Магда стояла и смотрела вслед, пока последняя кибитка не скрылась за поворотом. Солнце уже поднялось к верхушкам деревьев.

     – Прощай, моя Любовь, пора мне действовать самостоятельно, – сказала она и пошла на восток.
   
     Магда шла, опустив голову, по едва заметной лесной тропинке. Опавшие сухие листья шуршали под ногами. Лес уже оделся в осенний наряд, играя яркими цветами листьев на своих деревьях. Было тепло, а на полянках солнце пригревало так, что его лучи казались колючими. Прозрачный, чистый воздух, казалось, звенел, высокое небо бабьего лета синело над головой, но Магда ничего не замечала. Её мысли были там, где ехали цыганские кибитки, и где в одной из них была её недолгая семья. Все они стояли перед глазами, как живые, особенно Михай. Толчок в животе заставил её очнуться.

     – Ну конечно, я буду жить ради тебя, моя крошка, – прошептала она, поглаживая свой уже округлившийся живот.
 
     Магда осмотрелась вокруг. Лес уже поредел, а впереди простиралось необозримое поле, лишь вдалеке на её пути виднелся  такой же пёстрый лес. Она шла среди стогов сена и удивлялась бескрайнему простору без признаков жилья, впервые открывшемуся ей.

     Магда без отдыха прошагала целый день и очень устала. Солнце уже клонилось к закату, и она решила заночевать у одного из стогов и поужинать запасами Заремы. Удобно устроившись в сене, она немного поела и улеглась, подложив под голову свой узелок. Сон пришёл мгновенно, и только утренняя прохлада разбудила её до восхода солнца. Магда закуталась в шаль, отпила глоток воды из фляги, и  пошла по направлению к лесу, помня, что он вчера находился напротив заходящего солнца. Она дошла до него только на исходе дня и с облегчением вздохнула. Выросшая в лесу, Магда в нём чувствовала себя увереннее. Прямая накатанная дорога вела её всё дальше вглубь дремучего леса. Исполины-деревья, соприкасаясь кронами, превращали дорогу в зелёный тоннель. Тишина казалась осязаемой, и среди этой тишины ей послышался отдалённый топот копыт. Магда быстро свернула с дороги и спряталась за развесистым деревом, окружённым кустарником. На дороге показалась группа вооружённых  всадников. Ехавший впереди главарь вдруг осадил коня, внимательно глядя на дорогу.

     – Стой! – закричал он – Здесь свежие следы. Кто-то, услыхав нас, свернул с дороги. Он далеко не мог уйти, должно быть, прячется в кустах.

     – Смерть ему! – раздалось среди всадников – Он может выдать нас!

     Главарь спешился и пошёл по следам, вглядываясь в примятую траву. Магда от страха забыла, что нужно сделать, чтобы стать невидимой, выскочила из-за кустов, пока бандит был ещё далеко. Он от неожиданности остановился как вкопанный, потом, придя в себя, крикнул:

     – Да это баба, развлечёмся, братцы!

     Магда стояла неподвижно, пристально глядя в глаза бандиту, её волосы поднялись горизонтально, переливаясь волнами, затем встали вертикально, образуя вокруг неё ореол. Солнце, выглянув в просвет деревьев, осветило их, и волосы вспыхнули огненным светом. Казалось, что Магда стояла на земле, в бушующем пламени огня. Бандит попятился, и завопил:

     – Огненная Ведьма! Чур… чур меня!

     Он бросился бежать и со словами: «С нами крестная сила», вскочил на коня.
     Отряд всадников галопом промчался по дороге.

     Как только всадники скрылись из глаз, Магда без сил опустилась под дерево и, немного отдохнув, пошла дальше. Солнце опустилось за горизонт, и она, удобно устроившись под развесистым дубом, расположилась на ночлег. Нижние ветви дерева опустились и укрыли её от посторонних глаз. Магда вслушивалась в шорох листьев, и они говорили ей:

     – Берегись, завтра будет дождь.

     Утром небо нахмурилось, тяжёлые тучи поползли из-за горизонта. Магда встала, наскоро перекусила пирожками и быстро пошла, закутавшись с головой в тёплую шаль.

     Так шла она на восток в непогоду и редкие солнечные дни, ночуя то в стоге сена, то под деревом, зарывшись в опавшие листья. Припасы Заремы уже кончались, а осень неумолимо наступала, в воздухе уже кружились редкие снежинки.

     – Это не страна, а какая–то пустыня, – сама с собой говорила Магда. – Иду много дней, и ни одной живой души не встретила, не считая бандитов, ни одной хижины мне не попалось, не говоря уже о тракте и трактирах.

     Однажды шла она под дождём, который лил вместе со снегом. Вечерело, Магда промокла насквозь и дрожала от холода. Съестные припасы кончились, и она уже три дня ничего не ела. Голод терзал её, силы были на исходе, и только толчки ребёнка, которые она ощущала в себе, заставляли её шагать дальше. Недалеко у опушки леса показался маленький домик. Магда, собрав последние силы, добрела до него, но постучать уже не могла и свалилась на крылечко у самой двери. В окне домика она видела слабый свет, хотела крикнуть, но из горла вырвался лишь слабый стон.
     – Где же ты, бабушка? – мысленно взмолилась она. – Помоги мне!

     – Я с тобой, внучка, – услышала Магда её слова и потеряла сознание.
 
     Дверь домика открылась, и на пороге показалась бодренькая старушка. Увидев лежащую у порога молодую женщину, она вскрикнула и принялась тормошить её. Магда застонала.

     – Слава Богу – жива! Господи, промокла вся, – приговаривала старушка, помогая ей подняться. – Привстань немного, милая, я обхвачу тебя.
 
     Магда с трудом поднялась и, еле передвигая ноги, вошла в дом. От тепла у неё закружилась голова, и она начала оседать на пол. Хозяйка еле довела её до деревянной лежанки, сняла с неё мокрую одежду и уложила, накрыв одеялом и тулупом из овчины.

     – Да бедняжка никак в тягости, – удивилась она. – Дитя сберечь бы.

     – Пить… – прошептала Магда, открыв глаза.

      Она с удивлением осмотрелась вокруг. Всё было незнакомым: и большая кирпичная печь, и вышитые петухами полотенца, висящие перед иконой, маленькие окна, затянутые слюдой. И хозяйка – она, оказывается, ещё не старушка, а крепкая пожилая женщина. Она была одета в сарафан, подвязанный под грудью длинным передником, волосы её, заплетённые в две косы и короной уложенные на голове, были покрыты непонятным головным убором, похожим на шапочку с двумя рожками.

     – Где я? – уже громче спросила Магда.

     – Наконец–то очнулась, милая, – обрадовалась женщина. – Да ты на чужом языке говоришь, иноземка что ли? Не понимаю я, о чём ты мне сказать–то хочешь. Ты рукой покажи, где у тебя болит.

      Так рассуждала добрая женщина, не догадываясь, что её речи иностранка так же не поймёт, как и она её не понимала.
 
     Магда знаком показала, что хочет пить, открыв пересохшие губы.

     – Сейчас, сейчас, – заторопилась хозяйка, согревая молоко с мёдом.

     - Господи, да ты вся горишь! – воскликнула она, помогая Магде справиться с молоком. – Меня звать бабка Вера, – сказала хозяйка, тыча себя пальцем в грудь, а тебя как звать?

     – Магда. – С усилием произнесла больная.

     – Ох! Не наше это имя, и откуда только ты взялась?

     В это время пришёл хозяин дома – богатырского сложения пожилой мужчина

     – Вот Бог гостью нам послал, – приговаривала бабка Вера, помогая мужу раздеться, – я её на нашем крыльце нашла уже замерзавшую, да ещё в тягости, пусть уж она поживёт у нас, а, Егор? Хоть и иноземка она, а всё – тварь божья, куда её денешь?

     – Вот задача, – почесал в затылке Егор. – А если барин сюда на охоту с дружками нагрянет или так кто заедет из деревни?

     – А чулан-то на что? – возразила жена – Мы её быстро в чулан запрём, никто и не увидит, да у нас редко кто бывает – на отшибе живём.

     – Ну, так тому и быть, – согласился Егор. – Бог не выдаст – свинья не съест, на всё воля Божья, – и он широко перекрестился на икону.

     Егор работал лесничим в барском лесу, и его домик стоял далеко от поместья и прилегающих к нему крестьянских деревень. В то время была в моде охота на лосей. Владельцы соседних поместий собирались вместе, угощались водкой, вооружались охотничьими ружьями, седлали коней и выезжали на охоту. Сзади них ехали псари, окружённые гончими псами. Прежде чем приступить к охоте, вся ватага заезжала в домик лесника за Егором, который во время таких охотничьих прогулок исполнял обязанности егеря: следил за тем, чтобы у барина охота прошла удачно.
 
     Бог не дал им с женой своих детей, и поэтому они были рады ухаживать за больной Магдой. Видимо, их родительские чувства нашли свой выход. Болезнь её затянулась на целый месяц. Ранняя в этом году зима вошла в свои права: ударили морозы, закружили метели, но в домике лесника было всегда тепло и уютно. За время болезни Магда освоила русский язык и рассказала бабке Вере свою историю. Во время её рассказа бедная бабка то ужасалась, то плакала.

     – Какой же ты, дочка, веры, что-то не пойму я, – недоумевала она.

     – В Бога я верю, – отвечала Магда. – Он немногих людей наделяет способностью видеть и знать то, что не видят и не знают другие. Это называется «тайное знание». Люди этого не понимают, и за это нас боятся и преследуют, а мы так же боремся со Злом, как и все верующие. Но если тайным знанием овладеет недобрый человек, то из него получится злой колдун или злая ведьма тогда он людям много зла может причинить.

     – А ты, дочка, злая ведьма или добрая? – с замиранием сердца спросила Вера.

     – Я, баба Вера, пока не ведьма, но, возможно, стану ею, а вам зла никогда не причиню – вы столько добра мне сделали, можно сказать, жизнь спасли, и я перед вами в долгу. Вижу, что у тебя спина болит, хочешь, вылечу?

     – И правда – болит, ох! Как болит! Нагнуться не могу, а дела-то по дому делать надо, помоги, если можешь, – запричитала Вера.

     – Тогда сними с себя всё, – скомандовала Магда.

     – Господи, помилуй меня грешную, – причитала бабка, раздеваясь и поминутно осеняя себя крестным знамением.

     – Быть здоровой – это не грех, баба Вера, в ваших деревнях знахарки тоже ведь лечат.

     Магда сосредоточилась и начала водить руками вдоль обнажённой Вериной спины, не прикасаясь, однако, к коже, при этом руки у неё сделались красными и горячими. Процедура длилась пять минут.

     – А теперь нагнись, баба Вера, – попросила Магда. – Ну, как?

     – Вот благодать-то, – обрадовалась бабка, – всё как рукой сняло. Ну и мастерица же ты! Наши знахарки  меня уже лечили, да их лечение не помогло.
 
     Время шло. Магда с удивлением смотрела, как бабка Вера из привязанного к палке клока шерсти вытягивает нитку и скручивает её какой-то вертящейся палочкой.

     – Что ты делаешь, баба Вера? – спросила она.

     – Пряду шерсть, а потом из этих ниток буду вязать деду фуфайку да носки. Хочешь, и тебе носки свяжу или кофту тёплую?
 
     – Научи меня, – попросила Магда, – я тоже хочу вязать носки.

     – Ну, что же: осваивай наше ремесло, чужеземка.

     Бабка Вера принесла ещё одну прялку, прикрепила к ней пучок кудели и объяснила Магде, как пользоваться веретеном. Ученица оказалась понятливой и вскоре пряла не хуже бабки Веры.

     А время шло, зима была в разгаре, стояли сильные морозы, и Магда не выходила из дома. Приближалось Рождество. Однажды Егор привёз из леса ёлку и укрепил её на полу крестовиной. В доме сразу запахло душистой смолой. Магда это видела впервые. «Настоящее дерево в доме: это ли не сказка?» – думала она. Баба Вера украшала ёлку игрушками из блестящего картона, стеклянными бусами и красными бантами, а Магда помогала ей. Получилось очень красиво. В день Рождества рано утром баба Вера зажарила в печке гуся с начинкой из гречневой каши, и они втроём отпраздновали этот большой православный праздник. Ёлка постояла в доме ровно неделю, потом её разобрали и вынесли во двор.

     Магда была на последнем месяце беременности. Иногда в хорошую погоду она выходила ко двору погулять, но от дома далеко не отходила. Воспитанной под южным солнцем, ей даже небольшой морозец казался жутким холодом, и она спешила домой. Её удивляло обилие снега и то, как люди могут жить в таких суровых условиях. Когда Егор уезжал в лес, они с бабкой Верой, сидя за столом, шили распашонки и чепчики для будущего младенца.
 
     Однажды ясным солнечным днём Магда стояла у маленького оконца и любовалась искрящимся под солнечными лучами снегом, снежинки переливались всеми цветами радуги и блестели под лучами солнца.
 
     – Всё-таки в этой стране есть своя прелесть, – думала она.
 
     И вдруг Магда увидела на горизонте приближающуюся кавалькаду всадников.

     – Баба Вера, – закричала она, – посмотри, кто сюда едет!

     Вера подошла и охнула:

     – Ведь это же барин на охоту едет, – запричитала она, – они сейчас здесь будут. Дочка, прячься скорее, – и повела Магду в чулан. – Сиди, и чтобы ни звука не было. Лучше не двигайся. И не волнуйся: всё будет хорошо.

     Вера усадила Магду поудобнее, укрыла её шалью, а чулан заперла на замок.
     Только она успела это сделать, как у двора раздался лай собак, ржание лошадей и возгласы приезжих. Через некоторое время в домик ввалилась толпа людей, смеясь и топая ногами, стряхивая с сапог налипший снег.
 
     – А ну, хозяйка, дай-ка нам чего-нибудь горячего, – басом проговорил высокий усатый мужчина в охотничьем костюме.

     – Сию минуту, барин, – пролепетала Вера.

     Она быстро накрыла стол чистой скатертью, вынула из печи медовуху, нарезала хлеб и подала закуску – квашеной капусты и солёных грибов.

     – Кушайте, гости дорогие, не побрезгуйте моим угощением.

     Мужчины уселись за стол и принялись за еду, частенько прикладываясь к медовухе и похваливая хмельной сладкий напиток.

     Магда сидела в чулане, боясь шелохнуться, у неё онемели ноги и заболела поясница, потом она почувствовала тупую боль в низу живота, которая быстро прошла, но через несколько минут боль повторилась снова и была уже сильнее прежнего. Через полчаса она была уже нестерпимой, и короткие промежутки её отсутствия были всё короче. Чтобы не кричать от боли, Магда до крови кусала себе губы. А за стенкой несмолкаемый гул голосов сменялся гомерическим хохотом и звоном бокалов, сопровождающимися тостами с пожеланиями удачной охоты. В чулане же, где мучилась Магда, время остановилось на одном чувстве боли, которая терзала её внутренности.

     Наконец гости за столом закончили угощаться, поблагодарили хозяйку и отправились на охоту. Когда утих лай собак, бабка Вера отперла чулан и ахнула: Магда полулежала на скамье, руками обняв живот, из её искусанных губ текла кровь. Вера сразу поняла, в чём дело.

     – Да ты никак рожаешь, болезная моя. И принесла же этих охотников нелёгкая, да как не вовремя-то, – причитала она, поднимая Магду и c трудом помогая ей дойти до кровати.

 Она постелила на клеёнку чистую простыню и уложила Магду.
 
     – Потерпи, милая, скоро маменькой станешь, – приговаривала баба Вера.

     Она поставила в печку воды, вымыла руки и начала помогать Магде, приготовив чистое тряпьё и тазик тёплой воды.
 
     – Понатужься, дочка, ещё немного, – уговаривала она роженицу, обессилевшую от боли. Прошло немного времени, и в доме раздался слабый крик новорожденного. Вера быстро обработала ребёнка и поднесла его Магде. Родилась девочка, смуглая с кудряшками чёрных волос на головке.

     – С дочкой тебя, милая, смотри, какая красавица, – радовалась Вера.

     Магда посмотрела на дочку и слабо улыбнулась.

     – На отца похожа, – подумала она, – цыганочка моя.

     – Как назовёшь-то? – не сдержав любопытства, спросила Вера.

     – Зарема – так мать моего мужа звали, – медленно проговорила Магда, засыпая.

     – Ну, поспи, милая, намучилась ты, – тихонько бормотала Вера, укрывая родильницу одеялом, – потом поговорим, а поговорить нам есть о чём.

     Добрая женщина понимала, что на Руси с такими именами жить нельзя, что мать и дочь могут стать жертвами российского уклада жизни, и что Магде нужно измениться от одежды до привычек. Ей нужно быть похожей на русскую женщину и внешне, и внутренне. Иначе беда подстережёт их с дочкой.
         
     Магда быстро оправилась от родов и пыталась помогать бабе Вере по хозяйству, но та категорически возражала. Тогда она целиком посвятила себя ребёнку: пеленала, кормила грудью, укладывала спать, напевая испанские колыбельные песенки на своём родном языке. Бабка Вера слушала, как она поёт, и хмурилась. Она знала о планах Магды скрыться в заволжских лесах и находила это правильным. И хотя Вера привыкла к ней, как к родной дочери, постоянное жительство у них иностранке, прямо говоря – колдунье, да ещё с ребёнком, было опасно: её могли обнаружить, сделать крепостной, а если бы узнали, кто она такая, то и убить. И бабка Вера решила поговорить с Магдой начистоту. Когда Егор ушёл в лес, а малышка заснула, бабка Вера позвала Магду.

     – Садись, дочка, поговорить нам надо.

     Они уселись за стол, и начался откровенный разговор.

     – Вот, дочка, судьба привела тебя в страну, совсем другую, чем твоя, так надо не отличаться от людей, которые в ней живут. А у тебя волосы распущены, одета ты в цыганское платье, а это опасно: вдруг тебя кто увидит, сразу поймут, кто ты есть. Давай-ка я тебе сарафан сошью с фартуком, на рубашку с длинными рукавами будешь его надевать, волосы твои в косы заплетём, на голове их уложим, да кичку на голову оденешь. На нашем языке ты говорить умеешь, так за русскую бабу и сойдёшь. Притом весна не за горами, с ребёночком гулять надо, так если кто и увидит тебя, то за русскую бабу примут, поняла?

     – Ты права, баба Вера, я согласна, спасибо тебе, только волосы мои уж очень непослушные, не заплетаются они в косы.

     – Ничего, заплетём, – возразила бабка, – а самое главное – это ваши с дочкой имена. Не бывает на Руси таких имён, пропадёте вы с ними в чужих людях. Называйтесь Мария и Зоя, и что б дочка к этому имени привыкла, к ней «Зоя» обращайся. Вот подумай, о чём я с тобой говорю.

     – Всё правильно ты говоришь, баба Вера. Как ты сказала, так и будет, спасибо тебе за совет. Добрая ты. В Бога веришь, а меня – нехристя – не прогнала. Наоборот – помогла, по-божески. Воздастся тебе добром за это.

     Долго привыкала Магда к непривычной русской одежде, особенно было трудно справиться с волосами: они никак не хотели заплетаться в косы, но наконец-то общими усилиями справились и с ними. Магда теперь выглядела как типичная русская женщина, только её ярко-зелёные глаза да грациозная походка не гармонировали с её новым обликом. Наступила весна: растаял снег, зазеленели деревья. Земля покрылась зелёным ковром молодой травы с жёлтыми пятнышками одуванчиков. Магда – теперь все её называли Мария – ежедневно выходила с дочкой на прогулку, а по утрам до восхода солнца, оставив Зою на попечение бабы Веры, уходила в лес собирать лечебные травы, сушила их на чердаке, потом измельчала и раскладывала по баночкам. Она собиралась продолжить свой путь в заволжские леса, но Вера с Егором отговорили её от этой затеи.

     – Куда ты пойдёшь одна с малым дитём на руках, да ещё узел с добром понесёшь? – уговаривала её бабка. – А вдруг с девочкой что случится? Её ведь накормить-напоить и искупать надо. Не кончится это добром.

     – Кочуют же цыгане с маленькими детьми, и ничего с ними не случается, – возражала Магда. – Я сама летом кочевала с табором и насмотрелась на цыганских детей, у них крепкое здоровье, и они, закалённые на свежем воздухе, редко болеют.

     – Цыгане табором кочуют, у них кибитки – всегда крыша над головой. А если тебя дождь проливной дорогой застанет, простудишь дочку свою, и умрёт она у тебя, а помочь тебе некому будет, ты ведь одна поедешь.
 
     Последний довод бабки Веры убедил Марию, и она согласилась остаться в домике лесника ещё на одну зиму. Так прошло лето, миновала и осень, наступила долгая, холодная русская зима. Малышке исполнился год, она уже ковыляла по дому на ещё не окрепших ножках, лепетала что-то на своём младенческом язычке, однако, слова «мама», «баба» и «деда» выговаривала отчётливо и очень радовалась очередной рождественской ёлке. Мария помогала бабке Вере по хозяйству: стирала, мыла пол и даже научилась топить русскую печь. Во время обеда она ловко орудовала ухватом, доставая из печи горшки со щами.

     – Вот какую хорошую помощницу Бог нам послал, – радовалась бабка Вера. – Мне как легко жить-то стало. Я как бы заново родилась.

     Егор, к удивлению обеих женщин, обнаружил привязанность к ребёнку. Каждую свободную минуту он сажал Зою себе на колени и рассказывал ей сказки, мастерил игрушки, и даже укладывая спать, мурлыкал ей песни.

     – Своих-то детей нам Бог не дал, вот он и тешится, – умилялась баба Вера. – Вот уедешь ты, Марья, каково нам будет? Привыкли мы к тебе и к дочке твоей.
   
     Эта зима прошла у них спокойно: барин уехал в Петербург, на охоту никто не ездил, и домик лесника никто не посещал. Но однажды вечером, когда на снегу тени становятся фиолетовыми, у домика послышался скрип полозьев и фырканье лошади. Вскоре в дверь громко постучали. Егор её открыл, и, охнув, обнял высокого молодого человека, одетого в длинный овчинный тулуп. На шум в сени выбежала бабка Вера.

     – Боренька, барчук ты наш! – голосила она – Глазам своим не верю!

     – Нянюшка моя, – сняв тулуп, обнял её приезжий, – какая ты стала… маленькая и… 
     – Старенькая, – добавила бабка Вера, – зато ты под потолок вымахал. Тебе отпуск из твоего гарнизона дали? Решил у нас на природе отдохнуть, на охоту походить, в тишине побыть, а то у вас суета, да спешка, прости Господи, балы да пиры. Вот отдохнуть бы, да некогда.

     – Нет, няня, – с грустью ответил Борис, – меня из офицеров разжаловали и в своё имение сослали. А поскольку отец уехал в Петербург, то я уж к вам пожить приехал, не прогоните? – шутливо добавил он, ласково глядя на бабу Веру. – Ведь я часто летней порой жил у вас, и мне это нравилось.

     – Ох, Господи, за что же тебя разжаловали–то? – испугалась Вера.

     – За дуэль, – сказал Борис. – На дуэли подрался, вот и погорел.

     – Чай, никого не убил? – с опаской спросила его нянюшка.

     – Не волнуйся, не убил, мы оба в воздух стреляли, и обоих нас разжаловали.

     – Да что это я заговорила тебя, – встрепенулась бабка Вера.

     Она быстро растопила печь, вскипятила воды, заварила чай, нарезала калач собственной выпечки и пригласила всех за стол. В это время Магда укладывала спать маленькую Зою, напевала ей колыбельную песенку и не слышала приезда гостя. Когда дочка уснула, она расчесала уставшие от русской причёски волосы и вышла к столу. Увидев Бориса, Магда остановилась как вкопанная, страх молнией метнулся в зелёных глазах. Борис тоже выпрямился за столом, с удивлением разглядывая неожиданное чудо. Опомнившись, Магда скрылась в спальне, заплела волосы в косы, повязала на голову платок, скрыв под ним волосы, и села на кровать, ожидая, что будет дальше. Странно, но она только слегка испугалась от неожиданности, скорее это было чувство неловкости за распущенные волосы перед посторонним мужчиной.

     – Боренька, – просительно обратилась к нему баба Вера, – не предупредили мы тебя. Молодую бабу с её маленькой дочкой в нашей избушке прячем, не выдай нас Христа ради. От погони она у нас прячется.

      – Нянюшка, неужели ты думаешь, что я – такой подлец, что мать с ребёнком могу выдать?! – возмутился Борис. – Не волнуйся, няня, я никому ничего не скажу. И если смогу ей чем–то помочь, то помогу.
 
     – Мария! – позвала она Магду – Иди чаю с нами попей. Не бойся, это воспитанник наш, сын хозяйский к нам приехал, не выдаст он нас, я его с пелёнок вырастила, поэтому знаю, что он за человек.

     Нужно сказать, что после рождения ребёнка Магда в чём-то изменилась. В глазах её появилась твёрдость, за которой таился незаурядный ум, исчезла детская пухлость губ, её легкая, танцующая походка превратилась в поступь, плавную и величавую. Она вышла из спальни, спокойно посмотрела на Бориса и села на своё место, опустив глаза.

     – Вот это та самая, о которой я тебя просила, Боря, – сказала бабка Вера.

     – Разумеется, я никому ничего не скажу, даю слово дворянина! – воскликнул Борис, удивлённо поглядывая на Магду. Она же после ужина сразу ушла в спальню и больше не появлялась.

     Борис в эту ночь долго не мог заснуть, гадая, кто же такая эта дама? В том, что это дама, а не простая крестьянка, он не сомневался. Решив, что завтра же разгадает эту загадку, Борис, наконец, заснул. Утром, проснувшись в десять часов, когда все уже давно позавтракали, Борис трапезовал в гордом одиночестве. Еду на стол ему подавала Магда. Когда они остались одни, Борис попросил:
 
     – Посидите со мной Мария, мне нужно с Вами поговорить.

     – Да, господин, – ответила она, усаживаясь на стул неподалёку.
 
     – Мария, – начал он, – я уже дал честное слово дворянина, что не выдам Вашу тайну. Вы можете меня не опасаться.

     – Я Вам верю, и не сомневаюсь в Вашей порядочности, – ответила она, – хотя и впервые Вас вижу. Мне достаточно Вашего слова.
 
     – Тогда доверьтесь мне и скажите, кто Вы на самом деле? Одеты Вы, как крестьянка, но Вы не крестьянка, скорее дворянка, если не ещё выше. И притом, Вы – иностранка: акцент выдаёт Вас.

     Магда задумалась: как же легко разоблачил её этот дворянин, не зря бабушка велела ей жить в глухой деревеньке, где простые люди, такие же наивные, как баба Вера, не распознают её. Нужно больше тренироваться для простонародной речи.
 
     – Ну что же Вы поникли и молчите, неужели такая ужасная тайна тяготеет над Вами? – не выдержал её молчания Борис. – Скажите, чем Вам помочь?

     – Да, я незаконная дочь испанского гранда и простой гадалки, – призналась Магда. – Он жил с моей матерью шесть лет, потом она стала ему помехой, и он сдал её иезуитам. Те обвинили её в колдовстве и сожгли на костре, а мы с бабушкой бежали в южную Пруссию и жили в лесу десять лет. Но иезуиты узнали, что у гранда есть дочь. Началась охота. Иезуиты искали меня, чтобы доказать вину отца в преступной связи с колдуньей, а отец охотился за мной, чтобы убить, и уже напал на мой след, но, разъезжая на коне по лесу, утонул в болоте. В это время умерла моя бабушка и, умирая, велела мне скрыться в заволжских лесах. Моё настоящее имя – Магда, а не Мария, – добавила она.

     – Да, много же Вам пришлось пережить, – сказал Борис. – Ваша бабушка была права: в заволжские леса иезуиты сунуться побоятся, но Вам нелегко там придётся. Климат там очень суров, да и люди тоже. Вам нужно избавиться от акцента.

     – Ничего, ради дочки потерплю, буду жить в глухой деревеньке.

     – Деревенские жители ещё могут принять Вас за крестьянку, если Вы овладеете лексиконом жителей крестьянских деревень, но Боже Вас упаси попасться на глаза образованному человеку, он так же не поверит Вашему облику, как и я. И Вы будете разоблачены очень быстро.

     – Спасибо за науку, господин, – ответила Магда.
   
     Их разговор прервала баба Вера, беспокоясь о муже. Дело в том, что Егор ещё утром уехал в лес, была солнечная погода с лёгким морозцем. Но к полудню небо покрылось свинцовыми тучами, повалил снег, закручиваясь в спирали от сильного ветра. Разыгрался настоящий буран. Бабка Вера забеспокоилась: как-то доедет до дома её благоверный? Наступил вечер, а Егора всё ещё не было. Теперь уже беспокоились все. Борис предложил свои услуги – поехать на коне, поискать его, но бабка Вера решительно отвергла это предложение.

     – Ещё и ты пропадёшь, – возразила она. – Егор привычней тебя с бураном справляется, ему это не впервой.

     Наконец около десяти вечера, в дверь неуверенно стукнули. Борис выбежал, и привёл в дом почти замёрзшего Егора, еле передвигавшего ноги. Его раздели, уложили на лавку, и Борис начал растирать его тело водкой, потом закутал в тулуп и оставил подремать. Через час у Егора начался сильный жар и бред.
 
     – Вот и конец пришёл моему Егорушке, – плача причитала Вера.

     – Подожди хоронить его прежде время, баба Вера, – сказала Магда. – Разреши мне полечить его.

     – Полечи, милая, полечи, ты мне вон как быстро спину-то вылечила.

     Магда дала бабе Вере пучок сухой травы, сказала, чтобы она его заварила, завернула в тёплую материю и принесла ей ведро холодной воды. Когда всё это было выполнено, Магда обнажила по локти свои руки, села около больного, намочила полоски материи в холодной воде и разложила их на шее больного. Затем начала руками водить вдоль головы, лица и всего его тела. Баба Вера и Борис, затаив дыхание, следили за процедурой. Вскоре руки Магды покраснели и вспухли, она быстро опустила их в холодную воду и держала их там до тех пор, пока они не приобрели первоначальный вид. После этого она попросила заменить в ведре воду.

     – Баба Вера, только вылейте эту воду в отхожее место, – попросила она: – в ней много дурной силы.

     Воду заменили, и лечебная  процедура продолжалась. Вскоре больной глубоко вздохнул и открыл глаза.

     – Ух! Как мне хорошо стало, – хриплым голосом произнёс он.

     – Молчи, пожалуйста, дед Егор, – попросила его Магда, – лучше повернись вниз животом. Лежи и не двигайся, не то помешаешь мне.

     Егор повиновался, и процедура со сменой вёдер холодной воды повторилась. Когда лечение было окончено, Егора одели во всё сухое и уложили в постель. Он пытался рассказать, как он заблудился в буран, обессилел, и как лошадь сама привезла его к дому, но Магда просила его помолчать, напоила горячим отваром заваренной травы и велела спать. Наутро жар у Егора спал, он хотел уже подняться с постели, но ему было велено лежать ещё три дня.

     – Баба Вера, не беспокойтесь, – сказала за завтраком Магда, – теперь он пойдёт на поправку. Болезнь отступила.

     – И как благодарить мне тебя? – прослезилась баба Вера – Спасительница ты наша! И меня вылечила, и деда моего спасла.

     – Спасибо скажите, и хватит с меня, – ответила Магда.

     – А я и не знал, что Вы умеете лечить, Вы – врач? – спросил Борис.

     – Природный врач, без образования, – засмеялась она.

     Борис задумался: его всё больше интересовала эта женщина, какая-то она странная. И о таком лечении, какое она применила к Егору, он никогда не слышал. Скорее всего, она владеет какими-то тайными знаниями. Именно за это её преследует орден иезуитов.

     И Борис дал себе слово: во что бы то ни стало разгадать эту загадку. Через неделю Егор поправился, как будто бы никогда и не болел.

     Наконец отступили изнуряющие морозы, но зима не хотела сдавать своих позиций, хотя солнышко грело уже по–весеннему. Настал первый день масленицы. Вера напекла на завтрак блинов и следила за тем, чтобы каждый за столом наедался блинами до отвала.

     – Это для того, чтобы нас не заели блохи, – говорила она, – примета такая есть.

     – Лес проверить поеду, – сказал Егор после завтрака, – давно там не был.

     – Да какой тебе лес? – возмутилась баба Вера. – Март на дворе, сырость в воздухе, а ты так тяжело болел недавно. Простудишься, не дай Бог.

     – И правда, дядя Егор, – вступился Борис, – рано ещё тебе в лес ехать. Разреши мне вместо тебя съездить. Погода отличная, солнышко так и пригревает, хотя снег ещё и не растаял, но воздух уже весенний, сырой.

      – Ну, что же, – ответил Егор, – если охота ехать, то поезжай, проверь, не был ли там кто чужой, да лес–то не испортил?

     Магда задумалась,  внимательно посмотрела на Бориса, потом отложила в сторону рукоделие и решительно сказала:

     – Я еду с Вами, господин, мне тоже нужен весенний, свежий воздух. Баба Вера, пожалуйста, присмотри за Зоей, пока я езжу, – попросила она старушку.

     – Присмотреть-то я присмотрю, – ответила она, – только женское ли это дело по лесам с мужиком ездить?

     – Это дело – самое женское, – ответила Магда, одеваясь, пока Борис запрягал лошадь.

     Несколько минут спустя они уже сидя в телеге, проехали мимо дома.

     – Не нравится мне это, – проворчала бабка Вера. – Видно, она глаз на Бориса положила.

     – Немудрено, – ответил Егор, – их дело молодое, да ещё весна кровь будоражит. Вот дай-ка, я тебя обниму, как в молодости.

     – Уйди, старый паскудник! – вырывалась от него бабка Вера с лукавинкой в поблекших глазах – Ишь! Бес-то за ребро тебя щекочет.

   Магда уже полюбила русскую зиму, особенно лунные ночи. В полнолуние она часто выходила из избы и любовалась призрачным лунным светом, заливавшим лес и прилегающую к нему снежную равнину. Сугробы были особенно белыми и какими-то таинственными. Днём снег сверкал мириадами разноцветных блесток, днём это была явь, а ночью – сон природы, навевающий мысли о том, что есть иной мир тишины, покоя и забвения. И Магде казалось, что бабушка и мама где-то близко стоит только протянуть им руку.

     Весна постепенно вступала в свои права, и утренние морозы сменялись сырым запахом подтаявшего снега. В это время Борис и Магда ехали лесом. Их лошадь везла сани медленно по лесной дороге, поскольку её копыта увязали в набухшем весеннем снегу. Чувство тревоги не покидало Магду, поэтому они оба молчали, не зная, что сказать. Борис смотрел по сторонам, любуясь лесом, ещё одетым в зимний убор. По-весеннему ярко светило солнце, окрашивая осевшие сугробы снега нежным розоватым цветом. Стояла особая тишина, когда ещё не было гомона прилетевших на лето птиц. Вдруг тяжёлый хруст веток заставил их вздрогнуть. Лошадь понесла, не слушая команд седока, и тут же телега опрокинулась на бок, волочась за убежавшей лошадью. Борис и Магда очутились в снегу, к тому же Борис потерял ружьё и ползал по снегу, надеясь его отыскать. Магда же быстро вскочила на ноги и сделала шаг вперёд. Борис лихорадочно искал ружьё, а на неё, встав на задние лапы, медленно наступал огромный медведь. Его пасть была открыта, из неё уже веяло звериным смрадом. Магда быстро сконцентрировалась и стала пристально смотреть медведю прямо в глаза.

     – Пощади! – возник у неё в сознании просительный голос зверя.

     – А ты пощадил бы нас? – мысленно задала она ему вопрос.

     – Я уйду и не трону вас, – мысленно ответил он.

     Магда опустила глаза. Медведь повернулся и тяжело зашагал прочь, но вдруг споткнулся, завалился на спину и больше не двигался.
 
     Борис, нашедший в снегу своё ружьё, как в столбняке смотрел на эту сцену, затем, подойдя к медведю, пнул его ногой, тот был мёртв. Магда побледнела, без сил опустившись прямо на снег, и было не понять, пот или слёзы струились по её щекам и падали на снег. Борис, поражённый увиденным зрелищем, робко посмотрел на Магду. Она была бледна, лицо её выражало крайнюю усталость.
 
     – Только теперь я понял, в какой Вы находитесь опасности, – сказал Борис,– недаром за Вами так упорно охотится инквизиция. Вы – носительница тайных знаний. В России есть масонская ложа. Они тоже ревностно хранят эти знания, но Вы – женщина, и лучше держаться от них подальше, неизвестно, чем кончилось бы, если бы Вы попытались вступить в масонскую ложу.

     Но Магда не слушала его.

     – Я не хотела его убивать, но не рассчитала Силу. Он согласился уйти, а теперь получается, что я обманула, предала его.

     И Магда горько расплакалась. Борис утешал её, как мог, но она плакала ещё сильнее.

     – Вы же знаете, что существует охота на диких животных, –  растерянно говорил Борис. – Их убивают не из-за того, что людям нечего есть, а чтобы развлечься.

     – Да…– отвечала Магда, всхлипывая, – охотники не знают языка зверей!

     – Господи, какой Вы ещё ребёнок, – терял терпение Борис. – Сколько Вам лет?

     – Восемнадцать, – ответила она, успокаиваясь. – Это сейчас пройдёт, и я сделаюсь старше. Просто нервы не выдержали.

      – Ну вот, и ладненько – ободрился Борис, вытирая ей глаза и нос своим носовым платком. – Не сидите на снегу, простудитесь ещё.

     Он помог ей подняться, потом поймал лошадь, поправил повозку и, найдя верёвку у запасливого Егора, привязал к концу саней медведя за голову. Лошадь поднатужилась и выехала на накатанную дорогу. До самого дома она шла шагом, рядом с ней шёл Борис, а Магда сидела в повозке.
 
     Старики несказанно удивились этой добыче, когда странный поезд доехал до ворот.
     – Бог спас, Бог спас! – в испуге повторяла баба Вера.

     А когда Борис рассказал про то, как Магда убила медведя, Егор, зажав голову руками, опустился на лавку, а баба Вера низко поклонилась Магде.

      – Ты прости меня, Марьюшка, плохо я о тебе подумала, когда ты за Боренькой в лес увязалась, а ты, кажись, беду почуяла, когда он в лес собрался.

     – Я видела это, – ответила Магда и, уловив удивление бабы Веры, добавила: – Картинка такая перед глазами появилась.

     – Спасибо тебе, милая моя, ты ведь Бореньку от лютой смерти спасла, – продолжала благодарить её баба Вера.

     Когда все страсти улеглись, Борис, взяв топор и нож, вышел во двор со словами: «Пойду займусь медведем», ему было неловко, что медведя убила женщина, а не он, хотя он и убедился в колдовской силе Магды. Через два часа запыхавшийся, усталый Борис втащил в дом медвежью шкуру.

     – Это принадлежит Вам по праву, Магда, – сказал он, бросив шкуру к её ногам. – Вы её заслужили, я видел, какая Вы были после этой процедуры.

     – Зачем она мне, дед Егор найдёт ей применение, а пока пусть в сенях полежит. Да и куда я с такой махиной за Волгу поеду. Не нужна она мне.
 
     – И верно, – сказал Егор, – её ещё обрабатывать надо, а мясо, которое ты, Борис, нарубил, сегодня же в погреб спустим, и следы крови уберём, а то волки учуют и явятся сюда пировать.

     Шкуру вынесли в сени, и мужчины пошли разбираться с мясом.

     – Теперь надолго нам мяса хватит, – довольным голосом сказала баба Вера, – после пасхи будем и жарить, и парить, и щи варить. Медвежатина – она полезная.

     Магда не присутствовала при заготовке мяса и старалась не слышать восторженных рассуждений бабы Веры по этому поводу. Она дала себе слово, что не возьмёт в рот ни одного кусочка от убитого ею медведя. Ей было очень жаль этого большого лохматого зверя, который так покорно пошёл с ней на компромисс. Она применила только крупицу тайных знаний для спасения жизни своей и Бориса. Это называлось «убийство взглядом».

     – Не нужно было этого делать, – раскаивалась Магда. – Хватило бы применить немного Силы, чтобы уговорить его уйти.
 
     А время шло. Снег растаял, и в лесу бурно зацвели подснежники. Было полнолуние, и Магда по ночам ходила в лес любоваться ими. Залитые лунным светом, они были особенно хороши: крупные, светло-голубые, казалось, они сами источали свет. Себе в провожатые Магда не брала никого, чем искушала бабку Веру на самые тёмные мысли.
     - Уж не на шабаш ли по ночам ходит наша Марьюшка? – думала она.

     Тревога бабы Веры улеглась, когда Магда принесла с прогулки букет подснежников.

     – С шабашей, чаю я, цветов не приносят, – успокаивала себя религиозная женщина.
     Весна полностью вступила в свои права. Солнце грело остывшую за зиму землю, пробуждая к жизни семена растений, и вскоре вокруг домика лесника зазеленела трава. Опушка леса покрылась ранними цветами, подсохла земля на дороге. Наступил Великий праздник Пасхи. Накануне баба Вера испекла кулич и пасхальный сыр, накрасила яиц, и рано утром Егор отвёз её со всей снедью в церковь ближайшего села «святить» пасхальное угощение. А по приезде из церкви все сели за стол разговляться скоромной едой. После Великого поста, который соблюдали все, кроме маленькой Зои, всем хотелось полакомиться.
 
     – Пост, оказывается, очень полезен, – думала Магда. – Я чувствую себя бодрой как никогда, хотя с трудом перенесла его.

      Маленькая Зоя радовалась крашеным яичкам, и ей хотелось есть их прямо в скорлупе, чего ей, разумеется, не позволили. За столом баба Вера поучала Магду:

     – Если тебе, дочка, скажут на Пасху, «Христос воскрес», то ты ответь: «Воистину воскрес». Это обычай у нас такой, запомни, не то в плохом тебя заподозрят. И обязательно в церковь на Пасху сходи, даже если она в другом селении будет. На Пасху крашеные яйца дарят, и ты дари со словами: «Христос воскрес». А после этого принято у нас троекратно в щёки поцеловаться с тем, кто с тобой христосуется.

     – Какой странный обычай – подумала Магда, но промолчала.
    

     На пасхальной неделе из Петербурга вернулся хозяин поместья и через нарочного вызвал Егора и Бориса к себе. Они быстро оделись, собираясь немедленно ехать. Егор запряг пару лошадей в телегу со спинкой, бросил в ней медвежью шкуру и позвал Бориса.

     – Вероятно, я уже сюда не вернусь. Будь здорова, моя нянюшка, – сказал Борис, обнимая бабку Веру. – А Вам, Мария, желаю удачи на новом месте. И помните мои советы, ищите самую глухую деревеньку в глуши заволжских лесов, там Вам будет спокойнее.

     Он поцеловал руку Марии, поклонился им обеим и вышел. Во дворе раздался звон колокольчика и стук колёс. Обе женщины и ребёнок остались одни.

     Девочка в развитии опережала свой возраст и физически и умственно. Смуглая, как её отец, с такими же, как у него смоляными кудрями, она взяла от Магды только её глаза. Большие, ярко-зелёные, они удивляли своим изумрудным блеском всех, кто впервые видел её. Между тем на улице было по-летнему тепло, зазеленели деревья, установилась тёплая, солнечная пора. Зоя бегала вокруг дома, гоняясь за бабочками. Магда на неё не нарадовалась – красивая у неё вырастала дочка: смуглая, высокая, она выглядела трёхлетней, хотя ей было всего два года. Баба Вера из цветных лоскутков сшила ей куклу, и девочка каждый вечер, укладывая её спать, пела песенку, которой научила её баба Вера.

     А мать смотрела на дочь и думала: как сложится её жизнь в будущем, когда она вырастет, станет взрослой? Магда легко могла узнать это. Она взяла в руки свой хрустальный шар, но задумалась, и положила его на место.
     – Нет! Лучше я ничего не буду знать, и будем жить так, как живут все люди.
    
 (продолжение следует)