Он пришел. Глава 8. Вопрос на шесть миллионов

21 ноября 2015 года

Малибу, Калифорния, США

09:45

Я нисколько не удивился, когда Мордехай разместился на том же самом диване и даже на том же самом месте, что и Гейдрих за несколько часов до того. Я бы скорее удивился, если бы Мордехай устроился не на том же самом месте. Мы с Эмили заняли диван напротив.

«Я Вас внимательно слушаю»

«Дело, о котором я говорил, связана с книгой, над которой Вы сейчас работаете. Лавина Холокоста»

Опять эта книга… Да что же это такое…

«Восемь месяцев назад умер мой отец. Хаим Штерн»

«Мои соболезнования»

«Спасибо» - благодарно кивнул головой Мордехай. «Мне, впрочем, жаловаться не на что. Отец прожил долгую, яркую, насыщенную и в высшей степени достойную жизнь. И умер практически мгновенно и безболезненно. От инфаркта. В девяносто один год. Причем буквально до самых последних дней вел весьма активный образ жизни. 90-летие отметил… прыжком с парашютом. С армейского самолета»

«Впечатляет. Я так понимаю, это был не первый его прыжок? И даже не десятый?» - неожиданно осведомилась Эмили

«Было дело» - улыбнулся Штерн.

«Ваш отец…» - неумолимо продолжала фурия – «тоже работал в Моссад?»

«С самого первого дня существования этой организации» - с нескрываемой гордостью подтвердил офицер Моссад. «Как и моя мама, впрочем. Я пошел по стопам моих родителей»

Обворожительно улыбнулся (искусству соблазнения и вообще пси-манипулирования в Моссад учат зер гут) и продолжил:

«Мой отец родился в Париже в 1924 году – да-да, я очень поздний ребенок. От второго папиного брака. Вырос в довольно обеспеченной еврейской семье, абсолютно не религиозной и полностью ассимилированной. Семья жила среди католиков, все друзья и знакомые были католиками и они всегда ощущали себя французами, а не евреями. Что, к сожалению, им не помогло…»

Мордехай сделал грустную паузу, затем продолжил:

«Летом 1940 года после капитуляции Франции, отец ушел с де Голлем на Туманный Альбион. Точнее, пробрался, приписав себе пару лет. Выглядел он старше своего возраста; кроме того, свободно владел полудюжиной языков. Кроме родного французского, немецким, английским, итальянским, греческим и латынью. Поэтому взяли его с собой без колебаний»

Он запнулся.

«Семья эмигрировать не захотела. И погибла в Освенциме. В сорок четвертом. Вся. Полностью. Отец остался один»

«Сначала он работал в штабе де Голля переводчиком. Потом перешел в разведку. Где его абсолютно бесцеремонно и забрало Управление специальных операций военного министерства Его Величества. Точнее, конечно, сэра Уинстона Черчилля. Отдел F занимавшийся Францией. Там, кстати, он и научился прыгать с парашютом. И много чему ещё. После обучения отец… в общем, он провел на оккупированных территориях гораздо больше времени, чем на Туманном Альбионе. В основном во Франции, потом – в Германии. За особые заслуги получил британское гражданство и звание капитана армии Его Величества. Наградами был обвешан как рождественская елка игрушками»

«После войны ему предложили перейти на работу в МИ-6. Секретную разведслужбу Соединенного Королевства. Но…»

«К тому времени он уже знал о Шоа?»

«Спасибо, что употребляете еврейский термин» - благодарно улыбнулся Штерн. «Да, ужас Холокоста все изменил. «Никогда больше» - под этим лозунгом немедленно подписался и мой отец. Выучил иврит и при первой же возможности эмигрировал в Палестину. Участвовал в Войне за Независимость с первого до последнего дня. Потом перешел на работу в Моссад. Где и проработал всю свою жизнь. Даже после выхода на пенсию он консультировал своих коллег. Которые его просто обожали»

«Не сомневаюсь»

«Профессиональные разведчики часто становятся историками после выхода на пенсию. Ибо очень уж похожие эти сферы деятельности. Некоторые – как мой отец – занимаются этим параллельно. Собственно, то, чем занимался мой отец, та сказать, в свободное от основной работы время было работой не столько историка…»

«Сколько частного детектива» - снова вставила Эмили.

«Вы очень проницательны, агент Рестон»

«Эмили»

«Да, Эмили. Именно частного детектива. Он пытался понять…»

Штерн запнулся.

«В общем, дело было вот в чем. Вы, конечно же, знаете об акции Тиргартенштрассе 4?»

«Конечно» - подтвердил я. «Это была евгеническая программа сначала стерилизации, а затем – физического уничтожения так называемых неполноценных (с точки зрения нацистской расовой теории). Психически больных, в основном; умственно отсталых; лиц с серьезными генетическими нарушениями. Затем стали уничтожать инвалидов, неизлечимо больных… В общем, неизвестно еще, где бы нацисты остановились – и остановились бы вообще, если бы не…»

«Если бы не?» - заинтересованно перебил меня израильтянин.

«Если бы не пламенные проповеди Клеменса Августа фон Халена – епископа Мюнстерского, в которых он метал громы и молнии, называя программу эвтаназии и тех, кто ее проводил… в общем, в выражениях он не стеснялся. Наплевав на угрозы гестапо, он чуть ли не единолично поднял такую волну возмущения – к которой присоединились не только другие католики, но и видные протестанты и даже влиятельные функционеры НСДАП (в частности, ни много ни мало председатель Высшего партийного суда НСДАП Вальтер Бух) – что нацисты вынуждены были закрыть эту программу»

Я вдруг понял, что хотел мне сказать Мордехай Штерн. По крайней мере, частично.

«Правильно ли я понимаю, что Ваш отец пытался понять, почему католическая Церковь, остановившая одну программу массовых убийц, не остановила другую?»

«Правильно» - кивнул головой офицер Моссад. «В начале 50-х годов отца направили на работу в Рим. Что было неудивительно, учитывая, что он вырос среди католиков, близко общался как с мирянами, так и со священниками, свободно владел итальянским и латынью… »

«Отец быстро обзавелся широкой сетью знакомств в Ватикане. Благо официально он никакого отношения к Израилю не имел и выдавал себя не за еврея, а за французского журналиста – фрилансера. Причем такого… весьма правого толка»

«Его основной задачей было выявление крысиных троп…»

«Каких троп?» - удивилась Эмили.

«Крысиных» - пояснил я. «Так назывались каналы переправки нацистских военных преступников, а также присвоенных ими ценностей – в безопасные для них страны. В основном, в Латинскую Америку и на Ближний Восток. Хотя некоторые тропы протянулись и в Канаду. И даже в США. Что вызвало много лет спустя эпохальный такой скандальчик…»

«Ключевую роль в организации этих троп играли католические священники» - добавил Штерн. «Особенно отличился епископ Алоис Худал - ректор Pontificio Istituto Teutonico Santa Maria dell’Anima в Риме, семинарии для австрийских и немецких священников и «духовным главой немцев-католиков в Италии. Ватикан либо закрывал на все это глаза, либо прямо потворствовал»

«Возникает вопрос, почему» - задумчиво протянула Эмили. Детектив – он всегда детектив. Она, впрочем, тоже. «Ведь, насколько мне известно, нацистская идеология была не то что несовместима, а прямо враждебна католичеству…»

«Много вопросов возникает» - расширил и углубил израильтянин. «Многие католические священники – в Литве, Словакии, Хорватии и других странах – принимали самое активное участие в массовых убийствах. При полном попустительстве Ватикана. Хотя одной даже приватной выволочки было бы достаточно, чтобы немедленно пресечь эти преступления. Но Ватикан категорически не желал вмешиваться…»

«Хотя» - вставил и я свои пять центов, «прочитай папа Пий XII проповеди, аналогичные галенским, только по еврейскому вопросу, окончательное решение было бы заблокировано немедленно. Не говоря уже о папской энциклике. Тем более, булле».

«Несомненно» - согласился Штерн. «И потому, что это решение осудил папа, мнение которого для очень и очень многих католиков рейха было куда важнее мнения фюрера. Ибо фюрер есть преходящее, а папа определяет Вечность. И потому, что тайное стало бы явным для миллионов немцев…»

«Нацисты» - пояснил я, «предприняли беспрецедентные меры секретности, чтобы тайна Шоа не стала достоянием гласности. Ибо как ни старалась нацистская пропаганда – и лично доктор Йозеф Геббельс – для подавляющего большинства (в прямом смысле, кстати) немцев в Рейхе массовое убийство евреев было абсолютно неприемлемо»

«А уж для вермахта…» - усмехнулся Штерн.

«Да, вермахт, конечно. Вермахт пусть и со скрипом, но переносил как-то расстрелы евреев на оккупированных территориях (зачистка территории, антипартизанская борьба и все такое). Хотя постепенно переставал терпеть – кстати, и поэтому тоже было решено перейти к использованию лагерей смерти. О которых в вермахте не знали. А если бы узнали… в общем, лавочку пришлось бы закрывать мгновенно».

«Пий XII» - принял эстафету Штерн (было такое ощущение, что мы совместно читаем лекцию по истории Холокоста агенту Рестон), «был талантливым, опытным и весьма осведомленным политиком. Поэтому он не мог не знать, что его публичное выступление с осуждением Холокоста – тем более, угроза отлучения от Церкви, мгновенно остановила бы Шоа. Тем более, что аналогичный успешный опыт уже был. Вопрос: почему он этого не сделал? Почему он позволил нацистам реализовать окончательное решение еврейского вопроса?»

«Вопрос на шесть миллионов» - пробормотала Эмили. «На шесть миллионов человеческих жизней».