0. Пролог

Es ist die Wahrheit, die niemand versteht
Oswald Henke «Es ist...»

(Это Правда, которую не понимает никто
Освальд Хенке «Это...»)


X

В Вавилоне живёт множество людей, все спешат по своим делам, никому ни до кого нет дела. Кажется, люди заключены в персональные капсульные аквариумы... И, вроде бы, всех всё устраивает…
Так думала Лизбет в дождливом городском кафе. Стены облеплены мотылями и масками. На лице Лизбет – нарисованная алым улыбка. Под маской – слёзы. Порой солёные капельки срываются с длинных накладных ресниц в Колумбийский кофе. Она пьёт кофе со слезами и вспоминает её, Минну, свою подругу. Бывшую.
В голове, словно зацикленная аудиозапись, повторяются слова Минны:
… Лиззи…(на секунду останавливается возле раскрытого чемодана, дыхание тяжёлое, непослушная прядь прилипла к вспотевшему лбу) … Я не могу так! Тебе нужно слишком много любви… тебе постоянно надо трахаться! Посмотри на себя: ты не выходишь на улицу (один туфель – алый, на высоком каблуке, летит в чемодан), не читаешь книг (за ним следует его фиолетовый приятель), тебе безразличны чьи-то чувства… Тебе нужен только секс, секс, секс!.. (Переводит дыхание, устало плюхается на кровать) Лиззи, ведь ты была другой, когда мы начинали встречаться. Ты медитировала, рисовала, варила превосходный кофе, Лиз! (Минна неосознанно приближается лицом к лицу Лизбет, отчего Лизбет не выдерживает и ныряет ладонью под юбку Минны, за что получает по руке).
Купи себе заводной член, и развлекайся с ним , террористка чокнутая!
Это были последние слова Минны. Когда кто-то покидает тебя, наступает пустота, ни с чем не сравнимая пустота – пустота в душе, пустота в постели. Весь мир, все цвета, всё пространство принадлежат только тебе. Почему же ты стенаешь, Душа, отчего не воспользуешься этой пустотой? Зачем ты куришь все эти сигареты, заливаешь алкоголем своё прекрасно-опустевшее тело? Зачем слоняешься по дому, как во сне? Тем не менее, Лизбет старалась. Она купила себе целую сумку секс-игрушек и развлекалась с ними до изнеможения. Но заполнил ли силиконовый змей её сердечную пустоту? Не заполнил. Вот уже почти неделю приходила нимфоманка Лизбет каждый день в одну и ту же вавилонскую кофейню, притаившуюся под уютным скатом черепичной крыши, и заполняла свои кричащие сосуды кофе. Сидела там, пока слёзы не иссохнут. Но гораздо больше скорби сердечной её томила иная тоска, или лучше сказать, напряжение? Это непрестанное напряжение непреодолимого желания, играющее испанские горячие серенады на струнах туго натянутых нервов. Честно сказать, порой и сама Лизбет не понимала, что удерживает её от того, чтобы тут же, в тёмной кофейне за столиком незаметно запустить между ног ладонь.
Так было и в тот день, когда она услышала это необычное слово:
…Элизиум…    
Она подняла беспокойный взгляд от кофейной чашки, и тут же вперилась глазами в остро-чёрные зеницы молодого мужчины. Казалось, его взгляды – стрелы, пронзающие сквозь глаза её помыслы, интеллектуальные, живые стрелы, считывающие каждое её желание с задней стенки черепа, словно с поверхности зеркала.
…Кто ты?.. Спросила Лизбет мысленно, не произнеся ни слова.
Его глаза в тот же миг расцвели фиолетовым. Столь ярко, что даже в полумраке душной кофейни нельзя было не заметить. Кажется, это сверх-фиолетовое, ультра-сапфировое сияние наполнило собой каждый уголок тихого заведения, заставив крылья мёртвых мотыльков затрепетать.
… Я дам, что тебе нужно. Пойдём?.. Молчаливо ответили гипнотизирующие искры напротив.
И, быстрым кивком встревожив смоляно-текущие по плечам волны тяжёлых волос, незнакомец упруго поднялся, и, более не глядя на шокированную Лизбет, направился к двери.
Нимфоманка, словно зачарованная, пошатываясь, шла следом.


***


В наполненном благовонным туманом помещении незнакомец усадил её на леопардовую шкуру, устланную подушками, и поднёс к припухшим от желания губам небольшую деревянную чашечку с чем-то, по виду напоминающим травяной чай с плавающим по поверхности цветком лотоса. Отхлебнув из чашки, молодая женщина закашлялась от горечи и оттолкнула чашечку:
- К чему всё это? Мне надо, чтобы ты просто…
Холодный палец незнакомца клеймил её губы, заграждая путь непростительному слову. Ей казалось, мёд потёк по её горлу от этого предательского касания. Мягкий, певучий, отрешённый голос напомнил ей голос высокого горного духа. Гора промолвила:
- Дыши мягко и тягуче… мягко и тягуче… вот так.
От мягких и тягучих волн воздуха, свободно плывущих по взбудораженной груди, голова Лизбет запела поющей чашей, лоно же обратилось в море…
Я лежу неподвижно в песке, вокруг темнота, лишь накатывают волны: одна за одной, одна за одной. От первой волны я кричу, моя голова поёт, руки и ноги – живут отдельно, они танцуют мистический танец жизни. Следующая волна заставляет мои намокшие волосы паутиной упасть на лицо, тело конвульсивно дрожит… Я боюсь своих конечностей: они становятся пауками. После третьей волны я чувствую, что голова и тело мне неподвластны – голова уже давно укатилась отдельной планетой во тьму, смазав лицо, пауки окончательно расползлись в разные стороны…мне не собрать их, ох, нет… из моего живота толчками вытекает море – вытекает быстрой рекой, океану навстречу. Четвёртая волна выносит меня прочь…
Я чувствую, как вытекает моё море – вытекает быстрой рекой, океану навстречу. И океан встречает меня. Волнами быстрой реки я наполняю огромный аквариум – огромный прозрачный аквариум в форме восседающего в лотосе Будды. Вот, я наполняю реками любви своей его ноги, вот, уже и живот, цветущую чакру груди… В этом огромном аквариуме плавают рыбы – я и другие люди, другие любящие, плаваем, сжавшись в позу эмбриона. У переполненного Будды реки волос текут из головы и падают на бёдра… А мы всё плаваем в нём, как звёзды в открытом Космосе. И будем так плавать долго, долго, долго…


***


- Так ты убил её? – Спросила она.
В ответ он только пожал плечами:
- Просто показал ей путь в Элизиум. У каждого он свой.




Иногда... ответ на вопрос
порождает ещё больше вопросов