XII. H - Сказки Тейе

Говоря о Небытии, я каждый раз мысленно посещаю Camera Obscura. Я говорю сейчас не о таинственном пространстве в Храме Сердца. Нет, я говорю о самом тёмном, тёплом и родном уголке моего собственного сердца. 
На что это похоже? Представь себе: ты попадаешь в абсолютно тёмную комнату без единого проблеска света — без дверей и без окон... Моя Camera Obscura — пространство дематериализации, где человек теряет форму. Поэтому меня здесь нет, я для тебя невидима, как и ты для меня — всё, что я могу — это пощекотать тебя дыханием – по плечу, по запястью или по щеке, чтобы ты ощутил моё присутствие, чтобы тебе не было так одиноко... Или же окружить тебя тёплым плащом темноты — настолько густой, что, кажется, её можно зачерпнуть ложкой...
Я сказала, что здесь меня нет — и всё же я здесь! С тобой говорит мой голос и некая эссенция меня — особый ритм, особая температура, частота и характер прикосновений — некое общее ощущение, трудноуловимый след, который я оставляю, который вьётся за мной хвостом...
Человека, которого ты знаешь, в Тёмной камере нет и быть не может — в первую очередь потому, что путь сюда лежит через Дестилляцию — пространство, где волосы развеваются ветром, кожа осыпается песком и лепестками, а позвоночник вытягивается сияющей винтовой лестницей, ведущей в Неизвестность. Так человеческое тело превращается в Храм, тайную камеру для совершения мистерий. Лишь пройдя через Дестилляцию, ты окажешься в Camera Obscura — тайной комнате на вершине Храма.
Зачем же я наношу это мрачное место на нашу карту, спросишь ты. Потому что хочу показать тебе глубину моего сердца, где нет ни капли иллюзии — ни масок, ни лиц, только я — настоящая. Если ты даже тому, кому веришь, не показываешь своего сердца, то твоё сердце становится твоей тюрьмой. 
Я не верю, не хочу верить что люди — одинокие острова в океане, на которых стоят, словно тюрьмы, наши эго. Я верю, что между миром людей и миром Душ есть — должны быть лазейки и мосты. Я верю, что люди — это космические киты, исследующие безбрежный океан возможностей...


***


Между нами остался лишь один нерешенный вопрос: почему, если я тебя люблю настолько, что пустила в Чёрную Ночь в себе, я предпочла отправить тебя в Небытие, когда была младше? Почему я тебя сожгла в тот раз?
Это было давно, я очень плохо помню.
На самом деле, я снова вру. Вру себе, соврала Леонардо... Позже я сказала ему, что это случилось из-за родителей, психотерапевта, священника... Что это они меня убедили позабыть, иначе я сойду с ума. Да, так они сказали...
Но сейчас, когда прошло время, я поняла, да и ты, думаю, чувствуешь, что вовсе не из-за мамы с папой, Иуды Искариота и религиозной реформы фараона Эхнатона я однажды солнечным утром (словно принося жертву какому-то бессовестному солнечному идолу) развела костёр из своих писем и набросков на решётке для барбекю. Да-да, там, где нормальные люди прожаривают сочное телячье филе, я прожарила тебя. И, поверь мне, гамма моих чувств, запечатленная в тех забытых тетрадях, чадила ничуть не меньше, чем индийские специи на лакомом куске мяса! Индийцы были бы оскорблены привычкой европейцев жарить и потреблять в пищу коров, ведь коровы для них священны. Ну, так что ж, и ты был моим священным тельцом! Боюсь, когда-нибудь решетки для барбекю станут нашими алтарями... 
Ты знаешь, всё, что я делала с мыслями о тебе, было сделано с любовью. Я ведь и сожгла тебя с любовью, любовью, из любви...  Мне казалось, вместе с этими листками я горю сама. Это было моё маленькое сати. Мне было так больно, что нельзя тебя коснуться, так невыносимо в своей любви... именно невыносимо — это чувство было столь огромно — не знаю, как звезда, как планета. Эта наша с тобой Вселенная, постоянно растущая, живая, невыносимая — мне было тяжело её выносить одной. И потому я однажды утром всё взорвала.
Звёзды ради новой жизни взрываются и орошают искристыми жемчужинами Космос, люди умирают, чтобы родиться вновь, так почему же моё чувство, моя живая любовь должна была жить? Увы, не должна.
Мне сейчас так внутри светло и больно, как будто снова какое-то неведомое Солнце растёт прямо здесь, во мне... Спасибо тебе, кем бы ты ни был, что ты меня, девочку, научил так тебя любить, так любить эту боль, так лелеять её, так взращивать — я никогда так не лелеяла ни цветов, ни котят, ни детей, ни мужчин, ни даже саму себя.
Где бы ты ни был, я хочу передать это тебе сейчас, вплести в лучи утреннего солнца, прокричать ему в бессовестно-плоское лицо — как лицо цезаря на римской монете, чтобы оно разбудило тебя, оставило ожог на твоей коже... О нет, не тот болезненный ожог, что ноет-воет по ночам. Я оставлю тебе иную печать, ожог нежности. Теперь, когда в тебе тихонько зазвенит наша алая струна, знай, что это звучит моя нежность.
Звёзды перерождаются во что-то прекрасное, умирая... Души людей обретают в новых жизнях очередной шанс. Я же буду звенеть. Я буду жить дальше, буду снова любить, буду всегда с нежностью вспоминать о тебе.
До свидания, Вергилий. Будь счастлив и любим.