***

                6



    Так, наверное,  и должен  чувствовать  себя  потомок   геологов,  с детства привыкший  обитать среди  камней.  Лазурит, нефрит,  эффузив,  арагонит,  доломит,  мрамор …    Эти   и другие  полудрагоценные  и совсем не  драгоценные  камни разбросаны у нас по всей квартире. А   еще  всякие   загадочные   трубки - цилиндры, с контурами всевозможных пород;   мезозой, палеозой,  кембрийский взрыв  –  мама дорогая,  70 миллионов  лет! ничего себе взрыв  -  железная  руда …
    Мы и в  жизни  умеем руду дорогую отличить от породы пустой… 
   Ой, водичка! С  тех пор, как  мы  осели  в Москве,  мама переквалифицировалась  в  гидрогеолога. 
     А  это  что?!  Сталактиты и  сталагмиты  –  ледяные сопли  земли?
     Нет, это наши  детские  сопли,  которые  некогда  и  некому было утирать, потому что родители  вечно  пропадали  на работе.
    Папа  безвылазно  по  командировкам.  Мама,  не   разгибая  спины,   строит   графики  и   рассчитывает  формулы  мытищенской  Н2О  на улице  памятного   всем  советским  людям 1905 года.
  Один  доброжелательный  следователь,  криминалист - психолог,   гнущий спину в соседнем  с нею подвале,  на той же  самой улице,  где  располагалась  и  редакция «МК»,  очень  доходчиво  недавно  мне, молодому корреспонденту,  объяснил, откуда в  нашей стране берутся преступники.
   - Вот  видите,  – он   провел линию и  разделил ее  на две части, с одной  наставив  каких – то  минусиков, а  с  другой -  плюсиков.   -  Чем больше вы  одерживаете  в жизни  побед, встречаете  хороших  людей, испытываете  положительных  эмоций,  короче, чем больше у  вас  всяческого   позитива,  тем  меньше  шансов стать  преступником.  Ну, а кому не повезет…
    Мне  в  детстве  везло.  Мне  везло  даже  13, даже 13,  в пятницу.  Может,   поэтому    в    моей   жизни   успело  накопиться   необходимое  количество  плюсов,  а  порой   попадались  даже  огромные   плюсищи.
    Мы  с  подругой  ходили   по  крыше  12 - этажного  дома  за   бортиком  и нас запросто  могло  унести ветром.  Но не унесло. Мы с братом, стоя спиной к  спине,  дрынами   отбивались  от  целой кучи   озверевших деревенских  ребят  и  -  отбились. А потом, задыхаясь,  галопом  доскакали  до  своей избы. Задраили ворота,  перевели дух.  - Что случилось?  -  Ничего. Все хорошо, бабушка! 
      Почему нигде не  любят  москвичей?
   А если  припомнить,   сколько я  дралась!  Да,  не  переставая,   лет до  14 и потом  еще  приходилось.  Хрясь! -   музыкальной  папкой  по  кумполу.  - Отвали, козел!  Я приемы знаю...
   Я  сто раз могла свернуть  себе  шею; меня  запросто  могли  изнасиловать;  я  дважды тонула;   спасалась  из  горящего  дома;  блуждала  в лесу… 
   А однажды  мне  чуть было не  размозжило  голову  колесами поезда,   как Анне Карениной. 
    Это случилось  во время летних каникул,  в деревне,  когда  бабушка  послала  меня  за хлебом.  Магазин находился на  торговой площади, подступы к  которой отрезала  железная дорога.  И  составы  в этом месте имели привычку стоять  подолгу,  по  полчаса, а  то  и битый   час.  И нетерпеливые граждане  вынуждены  были  перелезать  через них, прыгая, кто под  вагонами, кто по  верху,  по сцепке  между ними.  На этот раз я  решила  пролезть  низом,  пригнулась,  зажала авоську в кулак,  сунула  ногу - а  поезд,  возьми,   да и  тронься.
    Знаете, с тех пор мне не надо объяснять, почему Анна  в последнюю минуту,  вроде бы,  опомнившись,  не смогла  перерешить свою судьбу.  Вращение  колес,  действительно,  обладает мощным  гипнотическим эффектом.  Я смотрела,  как эти огромные,  блестящие,  круглые колеса  катят на  мою  несчастную  головушку   и  ничего не могла с собой поделать:  ни высунуть  эту голову наружу, ни убрать ногу.
   Потом – о чудо! - почувствовала, что  кто-то  сгреб  меня за  шкирку и я  - полетела. Очнулась уже на  земле.  Рядом  стоит дяденька,  обычный  работяга,  керзовые   сапоги,  серая,  попыленная   тужурка.  Подмигнул  мне  весело,  ругнулся,  дождался, когда  поезд  прогремит, и   пошел, покачиваясь,  через  рельсы на  площадь,   наверное,  в   тот  самый тесный, вонючий   магазин в подвальчике, где  продают  водку,  и  где  мужики по вечерам сидят на  корточках, как зашибленные,  и тянут ее прямо из горлышка, из маленьких,  похожих   на  молочные,   бутылочек  -  четвертинка называется.
      Даже не оглянулся. Я  даже  спасибо ему  не успела сказать. Да  и  на кой дьявол,   ему  мое спасибо?  Обычное дело!  Пацану  или  девчонке  -  какая разница?  - чуть не  отрезало башку.
    Полезные ископаемые,  природные богатства! Нет, нет,  мне эти недра говорят совсем  о  другом.  Для  меня все эти  пещеры, шахты, штольни, пласты, тоннели, стволы –  это сюр,  подсознательное земли, ее  историческое ДНК,  все те же  залежи   плюсиков  и  минусиков.  Чего  больше?
   Мы замерзли.  В пещерах холодно. Муж обнял меня, чтобы согреть. Ничего не бойся  я с тобой. А я и так ничего не боюсь. Чего мне боятся?
   Наши матери в шлемах и латах бьются в кровь о железную старость…
   Ладно, ладно! -   и отцы тоже.  Теперь - то я  отлично понимаю, как  же они  оба  к   своим  40   должно были вымотаться.   Годами   таскаться  с  места на место  с  целым   табором детей.  Без стиральной машинки -  автомат, без  смартфона…
   Твоя мать сделала глупость,  что  развелась с отцом.  Он – мужик, он просто снимал напряжение  с женщинами. Сколько раз я слышала от мужчин эту фразу! 
    Ну, да, просто снимал. Это же просто женщины.
    Между прочим, я  тоже  женщина.  Руки  убери,  придурок!



                ххх


    Году в  90м,   будучи  в   командировке  в  Кривом Роге  я вдруг  вспомнила, что моя мама в юности  собиралась стать маркшейдером,  и спустилась в рудник.  Курская магнитная  аномалия. Несколько километров под  землю.   Стволы, стволы, стволы… джеспилиты,  джеспилиты, джеспилиты… Мрак, сырость, дьявольский грохот.  Мужики чумазые  забились в  какую-то нору, курят, косят  блестящим  звериным глазом. Как - будто и не люди,  будто часть этого  мрака и сырости. Я  выбралась на поверхность ошеломленная.  Ну,  маман,   дает!  Во  бы  вляпалась.  И  чего эти люди там  делают? Разве можно работать в таких условиях?! 
    Сопровождавший  меня  инструктор  горкома комсомола,  криво – в этом Кривом роге, похоже, все было кривое -  усмехнулся. -  Вот и я  жене говорю  то же самое, а она  мне:  полезай в шахту, там хорошо платят!
     Вечером,  прогуливаясь   по  этому   кривому  городу   я   наблюдала  этих  жен с  их  мужьями -  шахтерами, которым хорошо платят. Они  двигались  мне навстречу по  длинной   и,  разумеется,  кривой улице  -  толстые женщины,  заторможенные мужчины -   ни проблеска мысли в  глазах, как  покойники. 
    Ну, ладно,  проехали.  Плюсов все же  было  больше.
   Ай да,  в  Сухум!


                ххх

   До сих пор не возьму в толк,  зачем я тогда скрупулезно  в тетрадочку  в клеточку  заносила  название всех деревьев и  кустарников,  приглянувшихся мне в Сухумском ботаническом саду?
   Разумеется, у меня была пятерка по биологии, но  я,  отродясь,  не была ботаником.  И меня совершенно  не интересовали  растения, тем более  редкие и  экзотические.  А уж  в  те бездетные  годы  сама  мысль о даче  (не говоря  уже о домике в  деревни)   не вызывала  у меня  ничего,  кроме  приступов удушья.
   Бабушкин домик и мамина подмосковная  дача  на пару  качали  кровь не только  из них самих.  Они докучали  всем.
   Только советская власть  при таком количестве непаханой  земли  в стране могла придумать  выдавать  людям  по  6  соток  на  самых оскорбительных  неудобъях.
   Только  такие  сверхтрудолюбивые  и  неприхотливые  люди,  как  моя  маман,  могли   преобразовать   эти   чертовы  пустоши  в  цветущие  и  плодоносящие  эдемские  сады.
  И  для  чего? Чтобы  детки  питались  натуральными продуктами!  Чтобы маленькие,  бледненькие,  чахлые  горожане  имели возможность  поднабраться  свежих  силенок  на  свежих  же  воздусях.   
  При наших доходах полезное  приходится  совмещать  с полезным.
  Для  мамы,  выросшей  на земле и  страдавшей  от  своей   пойманности   в   каменный  мешок,   работа на  даче, несомненно,  представлялась  еще занятием и  увлекательным.  Для  нас,  выросших  непосредственно в мешке – уже нет. Как выразилась одна моя приятельница:  китайский  способ обработки земли,  который культивировали мои родители, то есть перетирание  ее комочков  вручную  -    напрочь   отбил у  меня всякую охоту к отдыху на даче.
  То же самое  я могла  бы сказать  и  про себя.
  Спорт  – вот,  что  с  успехом  заменяет   любую дачу.  Так я считала.
 Поле  для  гольфа   против   картофельного. 
 А собственно природа,  все эти  деревья, кустики, травинки, былинки…
 Для  меня  они  с годами  превратились во  что-то,  вроде друзей детства. Когда-то  были  близки, ползали  вместе  на  пузе,  бегали,  лазали,  нюхали - обоняли, осязали,  снимали  толстых,  полосатых шмелей  с тонких  стеблей одни щелчком  в  коробочку.  Вот она – искусственная   инсеминация  старика  Спалацци,  это  вам  не   экологически  чистое   ЭКО.   Здравствуйте,  добрые,   милые  доктора  без  пробирки  -  bumble bee и  humble  bee!  Жужжат  в  темноте,  обалдевшие,   колотятся:  отпусти,  паршивка!
 – Внимание, выпускаю!
   Полетел  зигзагом.
   Но  - детство миновало. И,   по – правде,  мне уже совсем не  интересно вспоминать  их имена. Зачем?  Все равно  позабудутся. Да  и какая разница, как называется тот или иной цветок или дерево?  Есть  ромашка - пиретрум,  есть  береза, семейства березовых  - этого вполне достаточно.
  Теперь,  перелистывая эту тетрадку,  я думаю:  а  может,  я  ошибалась? Может,  на самом деле со мной тогда  все обстояло  совсем  иначе, чем я  о себе  воображала? Может,   растительный мир все-таки  представлял для меня   интерес? Просто  времени на все не хватало? Ведь жестко загруженная с детства  я привыкла планировать свою жизнь, четко расставлять  приоритеты. Вот это второстепенное, отложим  пока в сторонку, а это – главное, засучим рукава. Что  главное? Учеба,  работа.  А цветущие сады  -  побоку.  Но  вот  выдалась  свободная  минутка и  этот подавленный интерес, загнанный  в подкорку,  вдруг пробился.
     В этом свете я  уже начинаю сомневаться и  в своих характеристиках отца. Так ли он был  равнодушен к детям, как я  всегда  полагала? А вдруг его  видимое  равнодушие к нам, тоже  всего лишь   подавленный интерес,  загнанный  за  Можай?  Ну, не  хватало у него на все  времени!  Физически не было.  Работа забирала  почти  все целиком.  А ведь помимо  нее,  наваливалось  еще нескончаемое  количество  житейских  забот. А  кроме  них  –  свои  интересы, соблазны.  Почему  мы  живем  так мало?..
   В любом случае, сейчас бы  в этот  сад  бот  я  даже  носа  не сунула.   На   фига  мне  вся  эта мушмула,   самшитики?….   
  Спасибочки  и  спасибон  тоже!  Перестройка полностью удовлетворила мой  живой интерес  к  природе.   То  картошку сажаешь, есть  нечего;  то капустные листья в ванной  полощешь,  на них   какая-то  тля  завелась.  Нагрузил   мешок  – в   машину, из  машины -  в гараж, из  гаража  -   в погреб  (сами вырыли);   потом  на тележке с  колесиками, как Саврасов,  катишь  ее  домой.   Восхитительно!
  Штыковой  лопатой  ворочаешь землю (15 соток сплошного,  в человеческий рост,   бурьяна);  живешь  в сарае,  борешься с  непобедимой травой  с  помощью дедовой  косы и бабушкиного серпа;  растишь морковку  и свеклу;  растишь  ребенка  на  мегаскромные  средства;  кормишь - поишь, возишь  в школу  и  в  бассейн;  таскаешь  по музеям, читаешь  книжки, учишь кататься на велосипеде и  на  лыжах, лечишь;  мотаешься  по командировкам,  пишешь статьи;  циклюешь  пол в  квартире и отмораживаешь холодильник каждую неделю ( бракованный попался); сливаешь воду из стиральной машины ( она еще родительская, без слива);   пишешь статьи и мотаешься по командировкам;  мотаешься по магазинам;  по ночам пишешь статьи, варишь  щи – борщи;  опять пишешь статьи, спишь через ночь;    воспитываешь ребенка, возишь  его по театрам и консерваториям;  пишешь стихи и  сценарии для школы;   скоблишь там стены и окна; вместо того, чтобы передохнуть на каникулах,  вытаскиваешь  с  того света собаку 
( ветеринары  нам не по карману);  стрижешь  собаку; сколачиваешь  забор и клеишь обои;  красишь  и белишь  полы и потолки;  опять отмораживаешь  холодильник
( уже в деревне );   закручиваешь банки, банки, банки! варишь варенье;    кладешь плитку в кухне  и ванной,  печешь пироги; ищешь работу - не находишь, увольняешься, ссоришься  с работодателем;  не находишь общего языка  с  коллегами;  шьешь, вяжешь;  меняешь редакции, как  колготки  ребенку,   и  - строчишь, строчишь,  строчишь…
 -  Брось писать!  Лучше  пойдем в банк  чужие деньги считать. За это больше платят.
 -  А кто заплатит  за  то, что  в  стране  бедлам?  Я   не   хочу, чтобы   моя  дочь жила  в  таком  грязном,   глупом   и   опасном  мире!  -  и,    как    дура,   продолжаешь   писать,  вязать,  шить,   мыть, клеит, копать,  учить  ребенка, лечить   собаку,  заводишь  кошку -    воспитываешь  ребенка…
   Чему  могут  научить люди, которые  не могут  даже  заработать  денег? 
    А   муж  в  это  время  тоже,  как другой  передвижник,  Иванов  «в дороге»,   мечется  с  работы на работу,   параллельно  не переставая  колотить,  резать,   рубить,   сверлить…  И   ремонтирует, ремонтирует,  ремонтирует!   Проводку,   водопровод,     старую   машину,  еще   более   древнюю  швейную машинку,  дверные   ручки,  стесавшиеся   каблуки,   рваные  сумки, телевизор,  радио,  подержанный   компьютер,  перекошенные  двери…
   Зачем мы  ввязались в   постройку  этого дома в  деревне? На кой  черт,   нам этот дом?!
  Ну,  изначально-то  план  был прост.  Купить  какую-нибудь  развалюху, повесить гамак,   читать в  нем книжки,   писать книжки,  растить ребенка. Показать ему мир, где бессчетные  поколения  наших предков жили, растили,  верили и знали, что вся эта прекрасная лесная  земля - наша.
 Надо  расширять  горизонты  детей за границы МКАД. Надо  научить их  чтить  настоящую, а не ура - патриотичную Родину. Чтобы никто и  никогда не вклепал  им  в головы  эту  ересь про русскую лень.
  А во  что  все  вылилось? На  развалюху  денег  не  хватило и  пришлось взять  15 соток  отменного  бурелома   с  помойкой  посередине.  Вся деревня в эту золотую  серединку  десятилетиями  сбрасывала  всякий хлам.  Последний  хозяин  выехал с этого участка в 45  году -  в  Москву. Мы в  89  из  Москвы  приехали  на его место, словно нарочно,   чтобы  убрать  все  эти отходы человеческой жизнедеятельности  и  за  вывоз  местным еще и приплатить.  Наши соседи  за время  бесхозности  заузили  наш  участок с  двух сторон  и  когда возникли территориальные споры,  на их лицах  не промелькнуло  и тени  смущения.  Все вокруг колхозное,  все вокруг мое!  Какая  власть  сделает людей людьми, если они сами того не пожелают?
     Опять сплошные  нервы, опять ломовой труд на чертовой пустоши.
     Нет, в этом,   и  впрямь, есть  что-то фатальное!



                ххх

      Когда-то в  детстве я  воображала:  вот  стукнет  мне  сорок  и  все  будут звать  меня  не  Люда  и  даже  не   Людочка, а   уважительно  Людмила Викторовна.  И буду  я  почтенным  членом общества. А  как же иначе с моими - то данными?  Я  же  всегда  хорошо  училась  и меня с детства  всегда  выдвигали  на  руководящую  работу. И  буду я…  Стоп!
    Мне  -  сорок,  я  -  безработная, стою  на  бирже,   денег  в   обрез,  за спиной у меня  огромный   рюкзак,   на  который  беспорядочными  комками (откуда же  в этой  новой,  капиталистической,   Москве  возьмутся  зимой  правильной  формы,   цивилизованные  снежинки?)  -   валится  снег.
     На  дворе  декабрь – скользко.  Я  возвращаюсь   со  своим   неподъемным   рюкзаком, набитом  самыми   дешевыми  в  Москве продуктами,   с самого дешевого  в округе  рынка,   прикидывая, что  хорошо бы,  конечно,  подъехать   остановок    пять  до  дома  на  троллейбусе, но –  приходится  экономить.
   И все же я позволяю себе эту  роскошь -  воспользоваться  городским транспортом. Сажусь в  троллейбус. Контролера нет.  Повезло!
  Однако на выходе из-за баранки вдруг  выбирается  милая  кавказская  девушка в дорогих  кожаных  мушкетерских  сапогах по колено   и  рукой преграждает мне дорогу: 
  - Ваш билет?
– А где же  ваш контролер?  - вежливо  осведомляюсь  я. 
 Однако ей  некогда  препираться  со  мной  и  она без  лишних разговоров срывает  шапку с моей головы  и  швыряет  ее на приборную доску.
   Как вы думаете,  я поступила  с  этой  мушкетершей?
   Правильно.  Как и  положено  преданному  поклоннику  Дюма, я  въехала   ей  кулаком  в  ее загорелую,  носатую физиономию  и  эта  муму  на Титанике  быстро у  меня  улетела обратно  за руль. 
   А  я   не спеша  забрала  свою  шапку - ушанку -  чтобы  нас,  русских, в  Москве,   да  так унижали!  -  и   стала  уже   было  покидать троллейбус,  как она  – ну,   вы помните,  у меня за спиной  необъятный   рюкзак, а  девушка, горячая, кавказская  -  как она вторично  выкопалась  из  своей кабинки и  попыталась  сзади  ударить  меня ногой.   Я же  ее не предупредила, что с детства знакома с  приемами  боя. 
   Чудачка! Конечно, я увернулась,  ухватил  ее за высокий  сапог,  да  как следует  и дернула...
  А мальчишки в  троллейбусе,  русские,  засвистели,  зааплодировали мне.  Стали ее обзывать. А когда  троллейбус тронулся,   обстреляли его снежками. И я  вернулась  домой   с победой  и  продуктами,  села,  и что, как  вы думаете,  сделала?
 Правильно.  Я разрыдалась.  Злыми, яростными слезами.
Я рыдала и  думала:  господи! Да  что же это такое?! Мне  40 лет. Я  - взрослая,  интеллигентная  женщина. Я  в «Пионерской правде» учила детей дружить друг с другом, не обращая внимания на  национальности. Я в  «Известиях»,  в еженедельнике «Союз»,  до того, как перейти в отдел истории,  работала  в  отделе национальностей и  от первого лиц описала   их  всех:  и коряков, и кумыков, и кабардинцев…   Все  их  мучения и страдания в  СССР  и  тюрьме народов - дореволюционной  России.  Я  же  всегда,  всегда  ратовала  за дружбу между народами.  За  их  процветание и независимость.  Пусть  все уходят! Пусть  катятся  на  все  четыре стороны!..   
     Я стояла возле  Белого Дома в 91 году,  потому что считала, что России  давно уже  пора освободиться  от   этой экономически  неподъемной  интернациональной  дружбы и  заняться, наконец,  собственным,  натерпевшимся  за  имперские века  русским народом.  Но -    я  голосовала против  распада  СССР.  Потому что я, в  принципе,   против  любых  спонтанных  распадов. Я  против  Перестроек  без детально разработанного  плана. Я  против разрывов  вместо цивилизованных разводов.  Я  против того, чтобы  плевали   на мнение  большинства.  А ведь   большинство  людей   всех   национальностей    в  нашей  многонациональной  стране,   в те годы  голосовали  против распада СССР.  Мы все были заодно, за разумные действия. За  честь, за совесть, за  здравый смысл.
    И  вот…  Зачем  я  только что  врезала  этой  несчастной  водиле?
  - Ну,  чего ты  ревешь? Ведь  это ты ее побила, а  не она тебя, - муж,  как всегда   (а что еще он  может сделать в его  возрасте,  с больным сердцем?)  мягко  посмеивается, утешает.
- Ты не понимаешь!  Мне -  40 лет, а я  веду себя,  как ребенок. Я теряю себя…
  Но  зачем, зачем  она схватила  мою шапку?!
   Я  терпеть не могу  писать.  Я люблю  читать и  думать. И еще я  люблю кататься на роликах -  великах,  лыжах…   Я люблю путешествовать  и  заниматься любовью.  Вот, что  я  по-настоящему люблю.  Писать – это нелегкий труд. И я бы никогда,  не за что не стала заниматься этим, если бы…
    Если  бы  - меня с  детства  не   ранила   наша «прекрасная»   окружающая действительность.  Если бы я  не  видела, как  страдают люди  вокруг.  Люди, которых я люблю, люди, которые  не заслуживают этих страданий.      

                пр.