По бездорожью

 
I


Сняв дембельский китель с лычками старшего сержанта, Артем не на миг не задумался о погружении в пучину самых соблазнительных развлечений и беззаботно нестись в быстротечности веселого времяпровождения. И несмотря на то, что молодой организм в определенной степени того требовал, он решил не утолять этой жажды, а напротив , употребить весь свой духовный и физический неисчерпаемый потенциал для покорения материальных вершин  - цель, которой, вероятно, задается большинство неудовлетворенных своей жизнью молодых людей, для которых, как им кажется, не все еще потеряно и даже все только начинается. Полагаться ему было решительно не на кого и не на что, опостылевшая с детства юдоль вновь предстала перед его далеким мысленным взором во всей своей серости и однообразии, не позволяя распоясаться ни оптимистическим домыслам, ни химере. Отец его являлся выходцем из многодетной бедной семьи ремесленника, насчитывавшей десять душ; мать воспитывалась с отчимом, и, как в большинстве случаев слагается, была его нелюбимым ребенком, - свела судьба однажды двух сходных по духу и образу мыслей людей, и стали они жить в мире и согласии, ни на кого не надеясь, и не ожидая от жизни многого. Отец женился с одним чемоданом, все содержимое которого составляли пара сменного белья, документы и ворох писем с фотографиями; в приданое матери входил двустворчатый шифоньер, железная кровать и постельные принадлежности. Супруг работал шофером,  супруга – воспитателем в детском саде, -  жизнь свою они коротали едва сводя концы с концами от зарплаты до зарплаты. В семье их главенствовала честность и справедливость - поровну делилась каждая горсть конфет, каждая кучка яблок, - и всякий раз, когда супруги из снисхождения к своему малолетнему чаде, заполняли его карманы большей долей, он впадал в состояние глубокого душевного смятения. Не меньшее негодование Артем испытывал и тогда, когда на фоне очевидных материальных затруднений, не покидающих их добропорядочную семью, мать тайком от отца выделяла ему рубль на кино или «трешку» на тир, -  в его душе поселялись переживания, он понимал, что эти деньги далеко не лишние.
Первый силач в школе, Артем пользовался авторитетом среди сверстников, побаивались его и старшеклассники. Напористый, смелый, с дерзким независимым духом и, вместе с тем, гуманный и справедливый, он всегда готов был противостоять несправедливости в любых ее проявлениях. Видя непрерывную муку своих родителей, он однажды дал себе слово, что когда вырастет, повернет их жизнь вспять. Впрочем, ждать той далекой поры он и не собирался, желание выбраться из серости, страстная жажда устроить передышку родителям были настолько велики, что не только терзали его внутренне, но и побуждали к активному участию в принятии мер  по устранению семейных финансовых трудностей, появляющихся внезапно и вырастающих подобно головам   мифологического дракона, безотлагательно.
Жили они в пятиэтажном панельном доме, в каждом подъезде которого соседствовало пятнадцать квартир. Уборщики их подъезда часто менялись – ежедневно выгребать кучи мусора и грязи и при этом с досадным разочарованием наблюдать, как труд остается неоцененным, незамеченным жильцами, полагающими, что их плата за уборку подъезда оставляет за ними само собою разумеющееся, неоспоримое право мусорить, - за смешную пошлину устроит, естественно, не каждого.
Прислушавшись к голосу совести, в один из таких моментов, не обращаясь к родителям за благословением, советом и даже не ставя их в известность о своем решении, Артем занял эту вакансию. Поскольку хозяин каждой квартиры раз в месяц расплачивался с ним полутора рублями, вкупе сумма от его сборов ежемесячно составляла

-  1  -
двадцать один рубль. Даже отроку, ему эта сумма казалась незначительной, тем не менее с получением своих зарплат он получал и приливы неуемной радости, лица родителей также светились сдержанными нежными улыбками благодарности. Учился Артем тогда в четвертом классе, и ему приятно было сознавать факт своего посильного вклада в семейный бюджет. Краснея от скептических взглядов и ироничных насмешек некоторых ехидных девчонок, он упорно и терпеливо продолжал убирать подъезд: ежедневно подметал пол, два раза в неделю - мыл, раз в квартал драил окна и стены. Соседи искренне восхищались его старанием и всячески подбадривали и восхваляли. Он в некоторой степени  дорожил их отзывами, но больше гордился тем, что из семи подъездов дома за короткий промежуток времени их подъезд стал самым чистым. И лишь после двух лет добросовестного труда, попав под воздействие переходного возраста и в связи с этим поняв, что дальнейшее исполнение своих обязанностей станет для него тягостным, молодой уборщик ушел в отставку.
По мере его взросления возрастали и его потребности в самореализации. По окончании шестого и седьмого классов на все летние каникулы он устраивался на овощную базу изготавливать деревянные ящики, где в условиях сдельной оплаты труда ему подобный работник при желании мог заработать за месяц в среднем от сорока до шестидесяти рублей. Не мудрено, что в силу мизерных расценок на работы на базе всегда бывали рабочие места и работали на ней исключительно подростки: тариф на сколачивание из заготовок стандартного ящика под капусту составлял пять копеек, под помидор – три. Поскольку работать в рукавицах не представлялось возможным, ибо поднять с земли тонкий короткий гвоздь и наживить его в нужном на ящике месте в них довольно неудобно, то руки мальчишек бесконечно пощипывали от царапин и заноз. Впрочем, этому неприятному ощущению они находили компенсацию в удовольствии, когда после своего четырёхчасового рабочего дня весёлою шумную гурьбой забегали в реку и барахтались в ней до посинения и изнеможения.
Обладая высоким ростом и прекрасно сложенной не по годам атлетической фигурой, в начале восьмого класса он почувствовал необходимость применения своих сил в делах более значительных и по достоинству оплачиваемых,  и под воздействием этого порыва со всей серьёзностью и энтузиазмом решил ступить во взрослую жизнь, которою тотчас же обжёгся, едва соприкоснувшись , и о которой остался далеко не с ожидаемыми впечатлениями.
Загоревшись своим желанием, однажды без особых усилий со своей стороны он воспламенил им и своего друга детства Сергея, у которого было два младших брата и нетрудоспособный отец, а все заботы по семье и дому лежали на плечах  матери. Не откладывая своего намерения в долгий ящик, в один из воскресных дней, уверенные в себе и в своей физической подготовленности, они явились на базу «Горторга», работающую и выходные дни, с целью подзаработать деньжат.
С минуту поглазели на пышущих здоровьем с брюшками мужчин, носивших неторопливо продовольственные товары из вагона в склад, затем обратили взоры на крепких розовощёких грузчиков, так же неторопливо носивших промышленные и канцелярские товары из склада в грузовик, после чего решили действовать и обратились к стоящей неподалёку и наблюдающей за работами кладовщице: «Вам грузчики не нужны?». – «Нечего уже грузить, ребятишки». – «В грузчиках не нуждаетесь?». – «Своих девать некуда».
Минут тридцать у ребят ушло на поиск рабочих мест, и всюду они наталкивались на бесчувственные отказы. Порядком разочарованные и не надеясь уже ни на что, поплелись было домой, как вдруг из широко распахнутых ворот склада строитель- ных материалов выплыла невероятных  габаритов женщина средних лет с выкрашенными в каштановый цвет волосами и ярко накрашенными губами; если б она взвизгнула или хрюкнула, то отнесе -

-  2  -
ние её к известному неприхотливому семейству было бы, пожалуй, слишком бессердечно и для неё оскорбительно, но в тоже время и отчасти справедливым, - то была не монстр, не вепрь, а хуже – то было чистейшей воды олицетворение плотской жизни: ни её довольно высокий рост, ни чёрный цвет халата, висевшего на ней мешком, существенно не скрадыва- ли её пышных телесных форм; весила она не менее полутора центнеров, полное лицо её лоснилось и было по – мещански величавым, мягкий подбородок колыхался от прикосно-вения с  ключицей, также заплывшей жиром; мочки  ушей тянули книзу массивные золо- тые серьги. Неторопливо передвигая  с толстыми икрами ноги, она вышла на платформу и упёрла свои полные руки в бока, не без усилий завертела головою по сторонам, по-видимо-    му, в поисках рабочей силы.
- Извините, вам грузчики не нужны? – с безнадёжными видами обратились к ней мальчишки.
- Каши – то в детстве много ели? – насмешливо сказала кладовщица, брызнув на них блеском золотой челюсти. – Цемент ведь не шутка – не каждый здоровенный мужик выдерживает: с десяток мешков покидает и, отказавшись от денег, оставляет машину незагруженною, - мне снова приходится рыскать в поисках грузчиков.
- Мы не подведем, - с мольбою во взглядах в один голос заверили её мальчишки, - мы и большие тяжести поднимали.
- Если уж будет тяжело, начнем вдвоём браться за один мешок – не устанем, - прибавил Сергей.
Мгновение поколебавшись, кладовщица согласилась на предлагаемую ими услугу, и сделала жест рукою полудремавшему за рулём грузовика водителю, который сразу оживился и запустил двигатель. Радости ребят не было предела.
- Полуприцеп! – не веря своим глазам, радостно воскликнул Сергей, - а нас всего двое, - меньше народа – больше кислорода!..
- Вот и на нашей улице праздник! – с радостью потёр ладони Артём.
Мешки с цементом, весившие пятьдесят килограммов, сначала они носили вдвоём, но из соображений экономии времени решив, что ноша не так тяжела, как казалась вначале, стали взваливать мешки на свои плечи и транспортировать их  из склада в кузов машины  в одиночку. Кряхтя, пыхтя и шатаясь, они едва удерживали на плечах мешки, в которых цемент бесконечно пересыпался из угла в угол, изменяя тем самым центр тяжести груза.
Спустя три с небольшим часа полуприцеп был доверху нагружен мешками , а Артем с Сергеем стояли взмыленные в пропитанных потом и цементом одеждах, плечи и шеи их были растерты до крови, спины гудели, руки и ноги дрожали, на зубах скрипел цемент и песок. Убедившись, что работа выполнена в лучшем виде, толстуха, ничего не сказав, небрежно, точно подачку, протянула им  четыре рубля. Грузчиков будто парализовало, они с ошеломленными видами живо переглянулись и, одновременно признав неуместность своих возмущений, поскольку, об оплате своей услуги с самого начала переговоров с кладовщицей речи не велось, оба поникли, печально опустили головы, с рассеянным безразличием взяли из ее рук деньги.
С базы брели молча, с понурыми видами. Пройти мимо столовой были не в силах.
- Пирожками пахнет… - втянув ноздрями запах вареного мяса и печеного теста, тихо, с унылой мечтательностью протянул Сергей, проглотил слюну.
- Пельменями… - так же мечтательно произнес Артем.
В силу совершенного отсутствия в столовой свободных столиков им ничего не оставалось, как спросить позволения подсесть к упитанному молодому мужчине с крепкой шеей, багряным лицом и здоровенными лопатообразными руками, который уже расправился с первым и вторым блюдами и теперь с расстановкой допивал компот, опола-

-  3  -
       
скивая им рот ; мужчина в этот сентябрьский солнечный выходной также работал на базе  «Горторга», и Артем с Сергеем сразу его узнали. Едва мужчина допил компот, не дожидаясь, пока он встанет из-за стола, Артем обратился к нему с вопросом, не работал ли он случайно сегодня на базе «Горторга».
- Работал, - против воли задерживаясь за столом, сказал тот, - я  там каждый день работаю уже на протяжении двух лет.
- А на цементе когда-нибудь доводилось работать? – влился в диалог Сергей.
- Было дело. А что?
- Мы сегодня три с лишним часа грузили цемент – закидали им полный полуприцеп и подозреваем, что нам маловато заплатили: четыре рубля на двоих.
- Сколько человек еще с вами работало?
- Нас было только двое.
- На двоих четыре рубля..? за полуприцеп цемента..? – мужчина вытаращил глаза на  Сергея, перевел взгляд на Артема и, так переводя  с веселым недоумением взгляд с одного мальчугана на другого, продолжал: - да вам по четвертаку на брата полагается!.. Вы что же, не рядились с кладовщицей? Эх вы … - качнул неодобрительно головою. – Вам минимум по четвертаку полагается.
- Мы надеялись хотя бы рублей по восемь – десять заработать, - огорченно вздохнул Сергей.
- Минимум по четвертаку на брата. По четвертаку – у. – Неодобрительно хмыкнув, мужчина поднялся из-за стола, окинул мальчишек насмешливым взглядом и, оставив их в неподвижности и с приоткрытыми ртами, ушел.
- Я так и знал, что надула, ворона толстая, - с озлобленной горечью выдавил из себя Сергей, и слезы обиды капнули в его тарелку с пельменями.
- Серый, не плачь, - положив руку ему на плечо, теплым растроганным голосом сказал Артем, сам едва сдерживая слезы. – Наши деньги не пойдут ей впрок, встанут у нее поперек горла.
- Ничего подобного не произойдет, - возразил тихо Сергей, вытирая слезы, - такие мрази чужим не давятся. Думаешь, она нас первых лапошит. Рожа хоть прикуривай, вся в золоте – и все мало!..
- Чем богаче человек, тем он жаднее, - мрачно заметил Артем.
- Неужто у нее сердца совсем нет, - не унимался Сергей, - неужели она не боится брать на душу грех, неужели совсем без совести или детей у нее нет -  таких же, как мы с тобою… Ворона толстая! Мне денег ни капли не жалко – мне только обидно за то, что каждый, кому не доверишься с открытой душой, норовит облапошить; и ведь знает, кого дурить – не каких-нибудь толстосумов или взрослых мужиков, а нас, простолюдинов, мальчишек… Вернуться бы на базу да швырнуть ей в рожу ее четыре рубля. – Он решительным движением руки, точно находясь на базе «Горторга» перед толстой кладовщицей и намереваясь бросить в ее полное сытое лицо деньги , выгреб из кармана своих брюк остаток заработка, бросил  на стол, тяжело вздохнул и неожиданно умолк. Помолчав, с мрачною улыбкой глядя на деньги, тихо сказал: - Два рубля – их нам с тобою хватит разве только на кино. Ворона толстая…
Потерявшие всякий аппетит, они тем не менее механически доели свой полуостывший обед и , несколько повеселевшие от ощущения сытости и простившие толстую кладовщицу, поглощенные обыденным разговором с рублем в карманах поплелись домой.

По возвращении из армии Артем был по-прежнему верен своей клятве: изменить жизнь родителей радикальным образом и преобразовать свою в благодатную – была исти-               

-  4  -
нная причина стремления заработать побольше денег и болезненной страсти скопить их.  Пораженные его неудержимым рвением ворочать горы, со ссылкой на закон об уволенных в запас военнослужащих срочной службы, дающий бывшим воинам право на трехмесячную беззаботную жизнь после демобилизации, родители советовали ему не торопиться с трудоустройством, со свойственными родителям доброжелательной сентенциозностью и обеспокоенностью заверяя его, что за свой век наработаться вдосталь он еще успеет, и настаивали на его отдыхе, однако от сознания тщеты этих доводов оставили свои увещания.
Как, вероятно, и всякий человек его сословия, познавая многие стороны бытия, Артем получал крепкую закалку вместе с рубцами и шрамами, однако в финансовых делах в целом ему везло, он всегда без особых усилий находил для себя поле деятельности, обеспечивающее его минимумом.
Впрочем, юность его уже давно ушла в вечность. Канули в небытие и те времена, когда булка хлеба стоила двадцать копеек, когда слово « кооператив» зачастую вызывало сомнение у обывателей и они, как заклятые, работали на заводах, фабриках и других государственных учреждениях и службах, не ведая о каких-либо свободных рыночных отношениях, а общеизвестны были лишь понятия « спекуляция» и « фарцовщики»;  когда длиннющая многожильная очередь за колбасой соблюдалась, благодаря номерам, записан-   ным шариковой ручкой прямо на ладонях потребителей, и когда  нетерпеливые любители спиртного, стиснув зубами кошелки, порой по головам и плечам своих собратьев с пылом прорывались к заветному прилавку вино-водочного магазина, напоминая своим ярко выраженным вкусом к самопожертвованию подвиги героев, некогда устремлявшихся к вражеским амбразурам.
Теперь все было совершенно по-иному. Улицы города были заполнены супермаркетами и павильонами, витрины которых ломились от всевозможной продукции, в том числе и импортной; словосочетание «дефицитные товары» перестало быть на слуху и, вероятно, навсегда исчезло из разговорного обихода.
При виде всех этих перемен в стране, с которыми, увы, четче обозначилась и социальная контрастность среди слоев населения, Артем не знал, радоваться ему или горевать. Как незнающему алфавита малышу преподнесли бы книгу и попросили б его что-нибудь из нее прочесть и он, естественно, не знал бы, как это сделать, так и ему  не приходило в голову, как жить теперь, в настоящее время.
Адаптироваться в условиях гражданской жизни, жизни несколько другой, демократической, формации было чрезвычайно нелегко, поэтому Артем решил познавать нынешнее бытие не посредством экспериментов, а устроиться на завод, славившийся тем, что его рабочие своевременно получали заработную плату, и между тем планировать свою будущую жизнь. Друг детства Сергей работал на том заводе в цехе с первою сеткой вредности прессовщиком, тарифная ставка которой была самою высокой не только в тарифной сетке рабочих завода, но и всего рабочего класса города, и , с его слов, за один год работы прессовщиком можно было чуть ли не озолотиться. Отец же Артема, также работавший на этом заводе в автотранспортном цехе, имел совершенно иное, диаметрально противоположное отзыву Сергея суждение относительно профессии прессовщика, заключающееся в том, что за год работы прессовщиком больше шансов серьезно подорвать здоровье, нежели озолотиться; он не одобрял решение сына об избранной профессии. Впрочем, вопрос сбережения своего здоровья не виделся Артему столь важным и вовсе не занимал его.
Приятной наружности, с ровными белоснежными зубами, еще не старый начальник отдела кадров завода «Синтез-каучук» приветливо предложил работоискателю присесть на один из стоявших у стены в ровном рядке стульев, спросил у него документы. Получив их, спросил : - Давно вернулись из вооруженных сил?

-  5  -
- Две недели назад, - сказал Артем.
- Кем бы хотели устроиться к нам на завод?
- Прессовщиком, - с готовностью сказал Артем.
-Прессовщиком… прессовщиком… - озадаченно забубнил себе под нос ответственный за подбор кадров, начав рыться в лежащих перед собою бумагах. Вытащив, наконец, из кипы одну, всмотрелся в нее, сказал: - Нам в третий цех требуется один прессовщик, но я лично не советую вам устраиваться на пресса – адский труд. Я  бы посоветовал вам устроиться транспортировщиком. Мн…мн…сильно они не перетруждаются: подвозят на тележках заготовки прессовщикам, а от них увозят готовые детали – вся работа… Как раз сейчас в тот же третий цех требуется транспортировщик. Правда, зарплата у них пониже, чем у прессовщиков… Пониже, гм…Но, я полагаю, зарплаты транспортировщика вам хватит вполне…вы женаты? а дети? Я даже уверен в том. Главное беречь здоровье смолоду, хе-хе… тем более, вы еще не отдохнули как следует, от армии…
Глядя на него неподвижным взглядом и слыша только звучание его голоса, Артем бессознательно вспоминал свое детство, когда он завидовал пацанам со двора, имеющим магнитофон, роликовые коньки или велосипед «взросляк».
- И все-таки я бы попробовал поработать на прессах, - сказал с оттенком настойчивости в голосе.
- Как знаете, - равнодушно пожал плечами начальник отдела кадров, и принялся выписывать вновь поступающему на работу разовый пропуск, с которым тот мог пройти на территорию завода для переговоров с начальником цеха. Заполнив пропуск, сгреб в кучу документы Артема, которые так и не раскрыл даже для порядка, и все это с тонкою улыбкой протянул ему.
- Удачи вам!
В просторном и прекрасно освещенном цехе со множеством рядов из прессовых установок копоти, как будто, не наблюдалось, в воздухе тоже особой загазованности не чувствовалось, однако уже после минутного пребывания в нем Артему нестерпимо захотелось пить. Он подошел к стоявшему неподалеку автомату с газированной  водой, выпил два стакана холодной воды подряд, и только тут отметил про себя, что в цехе неимоверно душно. Бессознательно заострив внимание на том, что среди суетившихся возле прессов рабочих значительно преобладали фигуры женщин, он решил понаблюдать за функциями прессовщиков.
Его изучающий взгляд остановился на объемистой женщине средних лет: работая на четырех прессах почти одновременно, она настолько быстро и проворно управлялась со своею задачей, что сама со стороны походила на запрограммированную машину, находясь в непрерывном движении за исключением коротких пауз, когда раскрывались пресс-формы и из них требовалось извлечь готовые детали, а на их место заложить заготовки. Несколько изумившись ее мужеством, Артем вознамерился понаблюдать за другими рабочими, и неторопливо пошел вдоль ряда прессов. Теперь его взгляд приковал к себе жилистый парень в очках, обслуживающий три пресса, и он невольно остановился;  впрочем, и не сам парень явился возбудителем его интереса, а собственно то, как этот парень, соблюдая инструкцию, запрещающую на длительное время покидать рабочее место, на ходу обедал: заложив в первый пресс заготовки, рабочий быстро метнулся к металлическому сейфу для инструментов, на котором размещался его нехитрый съестной провиант; торопливо закинув в рот мякиш хлеба, он бросился ко второму прессу, вынул из него готовые изделия и положил в его пылающую пасть  заготовки; мухой подлетев снова к сейфу и откупорив банку, зачерпнул из нее и плеснул себе в рот полную ложку борща, после чего, обронив ложку, рванул к третьему прессу. В такой последовательности прошла вся трапеза рабочего;  естественно,  боковым зрением сложно было уловить каж-

-  6  -
дую мелочь этой неприглядной сцены, однако объективное суждение относительно условий труда прессовщиков Артем уже имел:  обедают рабочие не по-человечески. Впрочем, этот факт нисколько не отравил настроя недавнего солдата, и он вынес решение: «бабы работают- и я не сломаюсь».
Через три дня медицинская комиссия была им пройдена, инструктажи прослушаны, постоянный пропуск получен. На десять учебных дней Артема закрепили за Варварой Ивановной, худенькой прессовщицей лет пятидесяти, которая должна была обучить подопечного всему нехитрому ремеслу. «Открывается пресс, кладется заготовка, пресс закрывается, - с задором объяснила ему Варвара Ивановна, - согласно технологии, устанавливается соответствующие температура и время». Очевидно, большого ума  или  каких-то недюжинных способностей в этом занятии не требовалось, и Артем моментально  им овладел. Наставница показала ему место хранения заготовок, буфет, туалет, и потекли его серые рабочие будни.
По истечении десяти учебных дней, он сдал экзамен и был допущен к самостоятельной работе, за ним закрепили три пресса.
- Не пуха тебе! – улыбнулась Варвара Ивановна.
- К черту! – отмахнулся Артем, - постараюсь не хуже женщин работать. Кстати, почему мужчин так мало работает на прессах?
- Слабенькие нынче мужчины пошли, - весело сказала Варвара Ивановна, - не выдерживают. Это мы, бабы, вкалываем, как ломовые лошади – терпеливый народ…

                *  *  *


 Безжалостные лучи палящего летнего солнца загоняли жителей города на водоемы, и работа в душном цехе возле огненного пресса, температура которого в течении всей смены не покидала отметку двухсот восьмидесяти  градусов выше нуля, сродни была аду.
Исходя из сравнений с условиями труда профессий, относившихся к другим сферам и отраслям народного хозяйства, еще более тяжкими и невыносимыми, обусловленными в том числе и суровостью климатических факторов, прессовщики пассивно отзывались о своей работе как об относительно терпимой, и, получая  совершенно не соответствующую их нечеловеческим усилиям и той ненормальной среде, в которой они трудились, заработную плату, безропотно работали на износ. Всю свою смену они проводили в той атмосфере действительности, которая бывает только в протопленной на совесть парной. Словно по замкнутому кругу, одержимые рвением выполнения нормы, они, как ошалелые, неистово метались от первого пресса ко второму, от второго - к третьему, от прессов – к тележке с заготовками, от тележки снова прыгали к прессам – крутились так, как крутится только белка в колесе, и были взмокшими до невероятности. Усугублялась их маета тем, что от высокой температуры прессов плавились и обильно выпадали их волосы, поэтому во избежание облысения они вынуждены были прибегать к использованию головных уборов; ни нарукавники, ни длинные рукава рабочих курток не препятствовали появлению на их руках все новых и новых ожогов. Узнать прессовщика среди сотни, тысячи других рабочих завода не представляло особой сложности: обрамленное редкими волосами пепельно-желтое с бледно-мертвенным оттенком лицо с мешками под глазами, снулый болезненный вид и дряблая кожа – были естественными их отличительными признаками, - и тому факту, что прессовщики с пятилетним стажем считались «стариками» и были на предприятии редкостью Артем нисколько не удивлялся.
За два месяца работы прессовщиком он внешне несколько подурнел и похудел на четырнадцать килограммов. В сущности это не слишком его беспокоило, он оптимистиче-

-  7 -
 
ски полагал, что базовой составной его тела являются все-таки кости, на которые мясо и мышцы так или иначе нарастут; усиливалось его спокойствие сознанием того, что достоинство мужчины кроется никак не в красоте. Будучи человеком закаленным в тяготах и лишениях, он, быстро освоившись в коллективе и слёта втянувшись в работу, самоотверженно трудился, почти не уступая по производственным показателям передовикам. Однако, оставаясь во время работы наедине со своими мыслями,  все чаще и чаще обращался к своему прошлому, которое неизменно приводило его к вопросу о том, как бы он прожил свою жизнь, если б прожить ее ему можно было заново – хотя бы не с самого рождения, а только со дня  поступления его в школу.
Память, как укор, то и дело уносила его в день получения  свидетельства о неполном среднем образовании. Классная руководительница полюбопытствовала тогда у него о его дальнейших связанных с учебой планах.  Он ей сказал, что имеет намерение поступить в профессионально-техническое училище. Анна Гавриловна искренне удивилась и опешила. «Не совершай глупость, Артем! Бери себя в руки, исправляй поведение и продолжай учиться в школе- ведь у тебя хорошие оценки…» - были ее слова. Услышав от него  о принятом им решении, родители также обезумели и в один голос принялись наставлять его на путь, безусловно, истинный: «Учись, сынок, в школе; по ее окончании поступишь в институт: пока мы будем живы, вытянем все свои жилы, но тебе на свои копейки поможем выучиться, выбиться в люди». Артем был тогда чрезвычайно взволнован благожелательностью классной руководительницы, крайне благодарен ей за ее трепетную озабоченность его судьбою, тронут словами родителей до глубины души, однако, не желая отклоняться от уже выбранного им курса, не внял их увещаниям и позволил-таки себе проявить вольность. Впрочем, расставание со школой не было результатом овладения им сиюминутного порыва или выражением его спонтанности – решение это вынашивалось в нем продолжительное время и затвердело в хаосе вяжущих причин подобно желе.
Помимо признания им той выгоды, что наряду со средним образованием профессионально-технические училища давали учащимся рабочую специальность, в спектре его соображений на этот счет имел место  и такой существенный для него резон, как факт обеспечения государством учащихся ПТУ стипендией, сухим пайком, форменной одеждой и льготным бесплатным проездом в городском общественном транспорте. Но даже и не прельщение этими ничтожными, по сути, выгодами вылились в доминирующую причину его выбора , ибо, имея представление об уровне знаний, даваемых в ПТУ, он понимал, что с получением этих выгод он потеряет нечто большее. Непримиримость с несправедливостью и нежелание выделяться из кого бы ни было белою вороной более всего способствовали его принятию решительных коренных мер. Поскольку учились в ПТУ преимущественно отроки его сословия, а также  двоечники с шалопаями из зажиточных семей, на которых родители давно уже махнули рукой, то Артем был убежден, что в этом контингенте он будет чувствовать себя как рыба в воде.
В семье, как известно, не без урода, и в таких  больших семьях, именуемых  педагогическими коллективами, такие уроды, как не странно и не прискорбно, всегда были, есть и , вероятно, будут на всем протяжении существования школ. «Уроды» эти, разумеется, не отрицают, что истинный предмет учения состоит в приготовлении человека
быть человеком, однако не всегда приемлют этой догме, и часто не только сами не соответствуют избранной ими профессии, но, нисколько не смущаясь нигилистических сторон своей сущности, очевидных для наблюдательных окружающих, в том числе и учеников, ставят под удар авторитет учителя в целом. То ли в силу их ментального, то ли духовного несовершенства разрушается их профессиональный имидж – понять подчас

- 8 -


невозможно, но, так или иначе, учеников они подразделяют на три  категории: приятных,   
терпимых и невыносимых.
К первой категории, как правило, относятся беспрекословно послушаемые и блещущие прекрасными знаниями и примерным поведением умники и умницы, каковых всегда мало, а также дети обеспеченных родителей, имеющих возможность при каждом удобном случае преподносить педагогу гостинцы, презенты или свертки с дефицитными товарами, за которые педагог зачастую расплачивается прямо на глазах у учеников. Любимцы всегда пользуются благосклонностью и определенным покровительством педагога, им все сходит с рук; в большинстве случаев они входят в актив класса или школы, а их родители охотно возлагают на себя полномочия членов родительского комитета и время от времени наносят визиты в дома отстающих учеников с целью проверки их подготовки к завтрашним урокам. Во время урока любимцы порой разговаривают в полный голос и почти всегда свободно перешептываются, кидают друг в друга мелом, стреляют из рогаток, дергают девчонок за косички – позволяют себе практически все, что им вздумается и, несомненно, позволили бы ходить по классу на головах, если б то умели, однако педагог того будто не замечает и только непрестанно дружеским тоном призывает их к тишине, напоминая, что идет урок и в класс невзначай может заглянуть завуч или директор.
Положение тихонь и неуспевающих тугодумов, составляющих категорию терпимых, зиждется на холодном снисхождении к ним педагога, полностью определяющемся степенью подхалимства и  приспешничества, которыми оперируют терпимые, добывая себе претензию на это снисхождение; но и тогда педагог терпит их до  тех пор, пока его терпение к ним не иссякает. Поскольку запас учительского терпения целиком зависит от его настроения, то при не лучшей форме его жизненного тонуса терпение это недолговечно,  и тогда после малейших  звука или шороха, на свою беду допущенных терпимыми, он на них гневно шипит или молча со строгим видом указывает им перстом на дверь, что означает: вон из класса!
Зато поистине страшным бывает гнев учителя, направленный на невыносимых, в которые, естественно, входят разгильдяи и проказники, причем все больше  беззлобные; на них педагог вымещает все свое зло, и часто виноватыми они остаются только за то, что  существуют. Ученику, не пользовавшемуся привилегиями приятных и не обладавшему преимуществами терпимых, угодить в категорию невыносимых проще простого. Из совершаемых им незначительных шалостей нередко педагог раздувает целые трагедии, и подобно дятлу, который долбит кору дерева и не перестанет ее долбить, пока не доберется до червяка, всякий раз вдалбливает в сознание этого ученика, что он неисправимый хулиган и «тюрьма по нему плачет», - совершает гораздо более неблаговидные поступки, граничащие с самым типичным преступлением, поскольку слова его впоследствии чаще всего оказываются  пророческими, ибо жертва его,  заклеванная, презренная и переставшая верить в возможность успеха своей борьбы за возрождение своей доброй репутации и восстановление в долженствующем положении себя среди одноклассников, обреченно опускает руки и продолжает плыть по течению, замыкаясь в себе, озлобляясь и назло учителю начиная саботировать его требования: с этого момента зарождается вероятность того, что ученик этот,  потерявший надежду и потому отчасти сломленный, озлобится на все человечество и незавидное его будущее несомненно составит наитяжелейшее беспросветное существование потенциального злостного хулигана, натурально страшного, представляющего истинную опасность для всего общества, о чем, возможно, не узнает растоптавший его в свое время педагог, а если и узнает, то вряд ли станет мучиться угрызениями совести.
Артем был не из тех, кто под гнетом самовнушения сокрушается от мысли, что все их невезения и несчастья следуют по причине астральных нападений , преследования  их
-  9  -

 роком и даже какого-нибудь проклятия, и уже с ранних лет понимал, что лежит в основе его собственных неприятностей.
Не обученный холуйской арифметике, по воле судьбы он волочился в хвосте класса, в категории невыносимых, с чем был решительно не согласен, что крайне возмущало его и совершенно не давало ему покоя.
Однажды, на перемене, во время веселого обсуждения с мальчишками просмотренного ими вчера комедийного фильма, вспомнив один из кадров, Артем изобразил пьяного героя. При виде этой сцены проходившая мимо учительница замедлила шаг, остановилась, глаза ее недобро округлились, волосы на голове шевельнулись, брови срослись на переносице, губы злобно запрыгали в дрожи. Она тотчас истребовала у Артема дневник и , глубоко продавливая ручкой бумагу, нервически быстро сделала в нем запись: «настоятельно прошу лишить вашего сына улицы и телевизора!». При последующих обсуждениях с ребятами подобных фильмов Артем против воли стал с досадной предосторожностью озираться по сторонам.
После каждого его выяснения отношений с любимцем у него в дневнике неизменно появлялась жирная единица за поведение и к ней комментарий учителя: «бьет детей!», - и хотя вина поссорившихся мальчишек была равною, любимец всякий раз отделывался лишь лояльным порицанием педагога.
На одном из уроков внеклассного чтения завуч, проводившая этот урок, предложила ребятам изрядно опостылевшую тему о жизни Ленина, и после ее слов по классу прокатилось громкое многозвучное и унылое «у-у-у…». Мальчишеское любопытство и пытливый ум не позволили Артему остаться равнодушным к теме, и он вежливо, с деликатностью взрослого пояснив завучу, что о жизни Ленина их классу бессчетное количество раз рассказывали на уроках литературы, истории, внеклассного чтения и на пионерских сборах, попросил ее рассказать о жизни Наполеона, Гитлера или Чингисхана. Завуч перестала, по-видимому, чувствовать свой язык, вытаращила на него глаза, затряслась как осиновый лист, побагровела, побелела и снова побагровела, но вдруг ее речь точно прорвало, она начала сбивчиво, с возмущением тараторить так, что из всех ее слов отчетливо прозвучало лишь слово «кощунство», после чего под взрыв хохота учеников выбежала из класса, и в экстренном порядке вызвала родителей Артема в школу за срыв темы урока. Возмущению и недоумению Артема по поводу таковых, беспричинных, на его взгляд, вызовов его родителей в школу – а аналогичных вызовов было немало,- виною чему, по его мнению, являлась непростительная невежественность педагогов, не было предела.
Не меньший протест и раздражение вызывали в нем и наносившие в их дом визиты представителей родительского комитета. Хотя и наведывались они вовсе не с целью проверки его знаний или приготовления уроков, ибо учеником он был способным и учился хорошо, а для порядка .Они всякий раз свысока окидывали взглядами стены их зала, поклеенные приятными для глаз, но скромными обоями, и, вместо ковров находя на них висящие недорогие картины и гравюры, брезгливо поджимали губы.
Нестерпим для него был и конфуз от того смешного положения, в которое перед всей школой его поставила классная руководительница. Прочувствовав в его родителях известное к ней почтение, она тут же этим почтением и злоупотребила: вероятно, находя их бесподобными страшилками для их сына, вопрос об эффективности его воспитания
подвела к тому , что вопреки своему «несогласию с ее методами воспитания», невзирая на ее манеру раздувать из мухи слона, его родители, тем не менее, стали еженедельно являться в школу. И каждый раз, в назначенный день посещения ими школы, мысли Артема уносились в минувшие дни недели на лихорадочные поиски хоть тени своей погрешности, и сердце его при этом уходило в пятки.
Поэтому всякий раз, погрязнув в своих противоречиях, он неизменно приходил к

-  10  -
убеждению, что если б прожитую им жизнь ему суждено было пройти заново, он прожил
бы ее аналогичным образом, ничего в себе не изменяя. Причиною же столь частых его размышлений об одном и том же служило противоестественное, на его взгляд, обстоятельство, которое его задевало и угнетало более всего.
Периодически, несколько раз в течении смены, от работы его отвлекали представители всевозможного контроля, от которых рябило в глазах.
Первою в турне по цеху отправлялась табельщица, за ней  следовали мастера, за ними технологи, затем контролеры ОТК, инженеры по технике безопасности, инспекторы пожарной службы, и последним неторопливо плыл полный с плешью на голове начальник смены – было их столько, что если б прессовщики всего цеха загнули все свои пальцы, то этих пальцев не хватило бы. Впрочем прессовщики и не думали загибать пальцы: одни  встречали контролеров с тихими не выражающими антипатии лицами, и покорно устраняли их замечания, в том числе и сумасбродные; другие вились вокруг контролеров с подобострастными улыбками и учтиво-робкими взглядами, и открыто заискивали перед ними, - так цепко держались за работу, точно за плащаницу Христа.
Как правило, по цеху контролеры ходили группами из четырех-шести человек, и в основном это были женщины. Бездушные, сытые, холеные и нарядно одетые, благоухающие пьянящими ароматами, без сомнения, дорогих парфюмерных изделий, они с величаво-неприступными видами облепляли прессовщиков и , придирчиво заглянув во все уголки их рабочего места, начинали  так же  придирчиво и ехидно задавать  вопросы или металлическими голосами высокомерно говорить им замечания, не забывая  и постращать  лишением премии, - очевидно, они смаковали этой процедурой, так как более заниматься  им было, видимо, нечем.
Делающие снисхождения раболепным и проявляющие благосклонность к пресмыкающимся, контролеры были явно нерасположены и излишне придирчивы к Артему, от природы своей прямолинейному и в силу своих безупречных позиций остававшемуся перед ними непреклонным, и потому атаковывали его с особым жаром. Их надменно напоминающие о субординации виды и интонации, с которыми они вступали в сношения с ним, в свою очередь неприятно поражали и внутренне воспламеняли его, однако он, скрепя сердце, с видом непоколебимого спокойствия вежливо, но твердо отражал их нападки, исходившие от их личной к нему неприязни, покуда терпение его бунтовало на привязи. Но однажды, во время очередной их травли чувство духовного подъема овладело им настолько, что эта надорванная привязь оборвалась совсем, и он незамедлительно написал заявление с просьбой об увольнении.
   

 

II



В осмысливании своего вынужденного из принципиальных соображений увольнения
с работы и в унылом осознании зыбкости почвы своего положения несколько дней кряду  с полудня до захода солнца он провел на берегу Волги. Он часами энергически плавал в теплой, как парное молоко, воде, лежал растянувшись на раскаленном песке и смотрел на синее без единого облачка небо, любовался кричащими над водой чайками, потреблял прохладительные напитки и мороженое, но искомого состояния полной расслабленности все же в этих удовольствиях не находил, - мозг его ни на минуту не оставляла мысль о завтрашнем дне. Он пробовал прибегнуть к спиртному, чтобы хоть искусственным путем

-  11  -
вывести себя из хандры, и, действительно, после опустошения нескольких бутылок пива
ему удавалось отойти от своих забот. Но только на короткое время. Очень скоро хмель проходил, и вместе с хмелем Артема покидало и обновленное чувство, чувство радости и уверенности, а оставались только неприятный привкус и сушь во рту, и начинала болеть голова. И от вопроса материальной стороны бытия, к которому против воли он неизменно возвращался и который по-прежнему оставался для него приоритетным, его головная боль усиливалась.
«Карасевский песчаный карьер принимает на работу водителей» - единственное, что осело в его сознании из всего им прочитанного свежего номера купленной газеты «работа». Не видя для себя лучшей перспективы, он решил не откладывать трудоустройство в долгий ящик. И на следующей же день, мимолетно вспомнив добрым словом  старого военкома, незадолго до призыва в армию пославшего его в ДОСААФ осваивать специальность водителя, отправился в карьер.
Войдя в пахнущую мазутом диспетчерскую с многочисленными кучками весело болтающих в клубах сигаретного дыма шоферов, он подошел к свободному окошку и, сказав полной седовласой с добродушным лицом женщине, по какому  поводу он явился, спросил ее, к кому ему  следует обратиться. Диспетчер подтвердила, что водители в карьер требуются и , приподнявшись со стула, поискав глазами кого-то, указала ему на выделявшегося среди шоферов опрятной одеждой и спортивного сложения фигурой усатого мужчину, энергически жестикулирующего руками и с задорною улыбкой бойко что-то рассказывавшего другому мужчине, низенькому пухловатому и тоже прилично одетому.
- Его фамилия Хомутов, - прибавила она, - начальник четвертой колонны: ему как раз и требуются водители – на «Белазы».
Артем поблагодарил ее, и отошел от окошка, стал ждать, когда Хомутов освободится. Минут через десять в заключение своего оживленного разговора Хомутов громко засмеялся и, легонько потрепав плечо своего собеседника, быстро скользнул из диспетчерской. Артем тотчас шмыгнул за ним и, настигнув его уже на улице, обратился к нему, сказал , с какою целью приехал в карьер. С внимательно-спокойным видом выслушав его, Хомутов задумчиво покарябал свой чисто выбритый с ямочкой волевой подбородок, потер переносицу, большим и указательным пальцами поглаживая кончики своих усов, сказал: - Пьешь много?
- Совсем, можно сказать, не пью, - ответил Артем.
- Все вы «не пьете», - с сомнением усмехнулся Хомутов. – «Троих человек месяц назад принимал – тоже говорили: не пьем, -  а позавчера всех троих с треском вытолкали с работы за пьянку. Ладно, - сказал , поразмыслив, - поверю тебе на слово. Но смотри, -один залет – не погляжу, что ты молодой и не потерянный, враз в трудовой твоей две тройки нарисую. – Немного поразмыслив, доверительно прибавил: - если уж загудишь перед работой, то с бодуна не вздумай соваться в медкабинет; лучше поставь машину в ремонтный бокс и копайся в ней, чтоб начальство видело.- Опять в задумчивости выдержав паузу, прибавил еще: - ну а если все же врачу, старой тигрице, удастся разоблачить твой маневр и она заставит тебя дуть в трубку, после чего, естественно, с коварной  радостью поздравит тебя с положительною реакцией на алкоголь, - быстренько разыщи меня, пока она не успела составить протокол – я утрясу с ней этот вопрос.
Артем снова его заверил, что спиртным вообще особо не увлекается и что  представить себе не может, как можно им увлекаться на рабочем месте – тем более, на таком ответственном, как техника: он полностью разделял суждения родственников, просто знакомых и знакомых бывалых шоферов, в том числе и своего отца, о профессии водителя, которые все как один основывались на том неоспоримом факте, что садясь за руль, любой водитель независимо от своих  классности и опыта, автоматически одною по-

-  12  -
ловинкой себя садится на скамью подсудимых. Очевидно, поверивший ему и перешедший на ознакомительно-наставительный тон, Хомутов серьезно сказал:- Итак, в колонне у меня остались одни «Белазы», весившие сорок тонн – все тридцатитонники заняты. Задача – легче не бывает: загружаться под экскаватором и возить песок вон в тот отвал, - он мотнул головою на находившуюся в отдалении необозримую крутую и высокую, точно небоскреб, гору, на которой взад-вперед елозил едва заметный гусеничный трактор, - и снова возвращаться к экскаватору. Но сразу хочу предупредить: почти все машины древние, многим более четверти века, поэтому ручные тормоза на этих черметах не работают, а пневматические, сам понимаешь, не совсем надежные – такую дуру в сорок тонн удержать… . – Немного помолчав, он продолжил: - Заменой колес и шиномонтажом у нас  занимаются слесаря, весь остальной ремонт лежит на плечах самих шоферов.
- А как выглядит фон оплаты труда ваших рабочих? – слетело с языка Артема, едва тот умолк.
- Не ахти, - несколько понизив тон, признался Хомутов, лицо его сделалось задумчивым, меж бровями четко обозначились две линии, - не ахти. Но все лучше, чем в других шарагах. – Он назвал среднюю заработную плату водителей карьера, сказал, что выдачи ее руководство по разным причинам задерживает максимум на три месяца и , заметив, что глаза Артема радостно засветились, сам стал оживленнее и бодрее. – Работают мои шофера по двенадцать часов: одна смена выпадает в день, другая – в ночь, затем следуют два выходных. График, к сожалению,  скользящий. Но зато выходные и праздники оплачиваются двойным тарифом! Так что, если тебя эти условия не пугают, бери в отделе кадров направление на медицинское освидетельствование,  засучивай рукава – и в бой. - Артем искренне сказал ему слова признательности и без особых раздумий направился в отдел кадров.
Трудности, которые, с философской  точки зрения, отчасти и составляют жизненную основу, благодаря которым происходит эволюция, расчищает себе дорогу прогресс, и без которых, вероятно не обходится ни министр, ни генерал, ни пекарь или сапожник, отнюдь не пугали его, он готов был без замедлений вступить с ними в схватку. Кроме того, к его уверенности в себе добавлялось чувство холодного удовлетворения тем условием, что  работать ему  предстоит только в пределах карьера, находя в этом условии своего рода оберег от излишних аварийных ситуаций; сознание совершенной исключаемости его контактов с работниками дорожно-патрульной службы радовало его более всего. Что же касалось задержек выдач зарплаты, размеры которой его вполне устраивали, то, учтя, что рабочие большинства предприятий города не получали свою заработную плату по шесть, восемь, двенадцать, а то и восемнадцать месяцев, он пришел к заключению, что  даже при наихудшем положении дел и в этом пункте для него содержится безусловная выгода; к тому же , денег, полученных им при увольнении с завода, даже без отцовских зарплат при самом скрупулезном расходе должно было, по его расчетам, хватить их семье как раз на два-три месяца скромной жизни. Графиком работы, который, на его взгляд, был вполне сносным, он также остался доволен.


*  *  *


Первый рабочий свой день Артем провел не на линии, а в ремонтной мастерской, где и познакомился с троими своими сменщиками. Юрий и Андрей, также недавно вернувшиеся из армии,  работали на «Белазе», который закрепили и за Артемом и высота колес которого была около двух метров, по два месяца, и уже могли поделиться впечатлениями о работе. Третий член экипажа, Григорий, был старше всех, лет тридцати

-  13  -
пяти. Он имел сравнительно немалый водительский стаж, на протяжении семи лет работал в карьере на «Белазе», в совершенстве владел знанием всех узлов, агрегатов этой гигантской машины, и потому Юрий и Андрей не без уважения обращались к нему по прозвищу «командир». Со сменщиками, простодушными, приветливыми и общительными,  Артем быстро сошелся, и трудовые его будни подхватило временное течение.
Течение это неслось меж двух сторон действительности, одна из которых была негативной. Сразу же Артему бросилось в глаза, что пожилые шоферы с безупречною репутацией и огромным водительским стажем работают на стареньких развалюхах, тогда как молодые неопытные олухи, обладающие волшебным мандатом, называемым связями, щегольски, с ветерком и ребяческим задором носятся на новых машинах. Правда, несколько раз  Хомутов делал и ему прозрачные намеки на то, что при известном желании
и  он мог бы пересесть на более новый самосвал, однако, подвластный своим принципам, Артем не желал улакомливать этого и так живущего в довольстве крохобора своими зарабатываемыми нелегким трудом деньгами, и всякий раз делал вид , что не понимает его.
Большинство машин, принадлежащих карьеру, были изношены до невозможности и давным – давно списаны. Двигатели таких «Белазов» ревели так, что, закончив смену, водители выходили из них порядком оглушённые, точно из танков; а аккумуляторы  были настолько хилыми, что если автомобиль вдруг глох, завести его удавалось только строго при помощи мощнейшего зарядного устройства, поэтому водители предпочитали не выключать двигатели даже уходя в столовую на обед, - таким образом машины находились в постоянном рабочем режиме по несколько суток, недель, месяцев и даже лет, если разумеется, им не требовался крупный ремонт. Машина, на которой работал Артём, не была исключением, поэтому всякий раз после двухнедельной беспрерывной эксплуатации неизменно выходила из строя и ставилась в ремонтный бокс, где все члены экипажа несколько дней кряду с раннего утра и до позднего вечера лежали под ней по уши в мазуте.
Быстро Артёму наскучил и маршрут, представляющий собою две встречные колеи протяжённостью в полкилометра, по которому, точно  по замкнутому кругу, «Белазы» ползали, как цирковые лошади: от экскаватора до горы и с горы - до экскаватора.
И всё же работа ему приходилась по душе. Гружённая песком, машина с надрывом ревела и , мерно покачиваясь из стороны в сторону, медленно, тяжело и упорно взбиралась по колее в гору. Опорожнив кузов, на обратном пути она, казалось, с радостью пофыркивала и как бы укоряла седока за медленную осторожную езду. Особенно нравилось Артёму работать ночью при свете фар. В это время суток от освещённой панели приборов и монотонного рёва двигателя в кабине создавался особый уют. Дожидаясь своей очереди к экскаватору, он включал в одноместном салоне машины свет,
с удовольствием закуривал сигарету и неизменно раскрывал принесённую из дома книгу. Прерывал чтение лишь сигнал экскаватора.
Однако сознание своей  серости и бесперспективности все чаще и чаще охватывало его душу страшной тревогой, водило его всего в оцепенение. Мысль, посетившая его еще во время несения службы в армии и освежившаяся в нем в бытность его прессовщиком, мысль о поступлении в высшее учебное заведение на заочное отделение с каждым днем приобретала для него непомерно возрастающую актуальность все неотвязнее. Когда в пропитанной насквозь мазутом одежде он ремонтировал машину, эта мысль особенно довлела над ним. В такие минуты перед его глазами мелькали кадры из фильмов, в которых благородные адвокаты в шелковых галстуках, светлых сорочках и строгих костюмах, блестяще разрешая дела, буквально вырывают своих подзащитных из пастей прокуроров. Тут же он видел и себя, в шелковом галстуке, светлой сорочке и безукориз -

-  14  -
ненном строгом костюме защищающим какого-нибудь шалопая, набедокурившего на экзекуцию из розг и штраф в сто рублей, но которому светит несколько лет острога.
Впрочем, сознавая свое первородство и вспоминая басню Крылова о лягушке, затеявшей сравняться в дородстве с волом, но, так и не сравнявшись с ним, лопнувшей с натуги и околевшей, он не стремился лезть из кожи вон; тем не менее, для этой цели, цели поступления учиться, стал откладывать часть денег от каждой своей получки.


* * *


Все  шло у Артема как нельзя  лучше. На смену  он отправлялся бодрый, с хорошим  настроением и очередной книгой;  с работы возвращался разбитым от усталости, но с еще более повышенным настроением и зверским аппетитом. Он аккуратно,  с убеждением нужности совершаемого пополнял свою копилку, предназначенную для  поступления в  ВУЗ, и сознание возможности достижения своей цели являлось стабилизатором его прекрасного расположения  духа.
Но однажды  жизнь ударила его по рукам,  лишив его тем самым и работы, и радужных надежд.
В одну из ночных смен после очередного рейса на гору он, как обычно, подъехал к месту погрузки и поставил машину в очередь за «Белазом», весившим тридцать тонн, неподалеку от которого стоял ,  скрестив ноги, и курил  его водитель, Туманов Игорь, с рыжею  шевелюрой, круглолицый и коренастый добродушный малый. Глубоко затянувшись сигаретой, Игорь выпустил изо рта смачное кольцо дыма, растянул свои толстые губы в широкую добродушную улыбку, сделал Артему зовущий жест рукою.
- Пошли покурим.
Был конец сентября, но многие деревья уже приняли осенние краски, начинался обильный листопад. На улице давно было  не жарко, а ночами даже весьма прохладно. Из теплой кабины Артему не хотелось выбираться, но, чувствуя потребность легких в кислороде, желая размять свое затекшее тело и  освежиться после коварного укачивания, он решился. Выключив свет фар и оставив включенными только габаритные огни, осторожно полез по лесенке вниз.
- Я уже в машине накурился, - спрыгнув на землю и начав медленно делать круговые движения головою, сказал он, - хочется просто подышать свежим воздухом.
- Да уж … «свежий», - весело засмеялся Туманов, как в Альпах. Посмотри, как у тебя выхлопная чадит, - немного помолчав, мотнул головою на «Белаз» Артема, весь окутанный сплошным сизым облаком дыма. Не сводя с машины взгляда и снова помолчав, предположил: - Движок масло, наверное, жрет по-черному.
- Двухсот литров хватает на трое суток, - сказал Артем.
- Да, - качнул головою Туманов, с устремленным на «Белаз»  Артема взглядом призадумался. После непродолжительной паузы вдумчиво сказал: - Давно я на таких не ездил. -  И тотчас оживился. -  Может махнемся на одну ходку: ты на моей прокатишься, а я на твоей?
Артем в растерянности пожал плечами.
- А для нас это не обернется в неприятность? кругом глаза…
- Да кому нужно смотреть на нас, - недоуменно сказал Туманов, видимо, внутренне посмеиваясь над его излишней предосторожностью. – Да и темень какая – глаз можно выколоть.


-  15  -
В это время неожиданно и нетерпеливо прозвучал  сигнал экскаватора. Оставив Артема в очевидных колебаниях, Туманов мухой влетел в кабину его «Белаза» и , объехав
свою машину, поехал на погрузку; Артему ничего не оставалось, как без особой решительности взобраться в самосвал Туманова.
После первого рейса Туманов, не выходя из машины, поднял кверху указательный палей, очевидно, этим знаком показывая Артему, что хочет сделать еще один рейс не пересаживаясь. Артем ему не возразил. Поскольку время близилось к обеденному перерыву, Туманов уступил место в очереди Артему и поехал в столовую, а когда пообедал, то оказался позади Артема, который за время его отсутствия уже сделал три рейса и теперь снова отъезжал с горкой нагруженным кузовом от экскаватора.
Тем временем в черном беззвездном небе поочередно в нескольких местах быстро сверкнула молния, зарокотал гром, и крупные капли дождя, точно свинцовые, забарабанили по крыше и стеклам,  щетки ветрового стекла едва успевали расчищать обзор от косых ливневых струй. В очередной раз выгрузив в отвале песок, Артем стал медленно отъезжать от кучи, но не успела опуститься платформа, с левой стороны в трех метрах от самосвала остановился «Белаз» с родным двадцатым номером, и он вынужден был выключить скорость, нажать на педаль тормоза.
Приопустив дверное стекло, Туманов начал что-то кричать ему, но рев моторов несколько заглушал его, а порывистый ветер уносил часть  речи. Тем не менее, из обрывков его фраз Артем логически сконструировал цельное предложение, суть которого состояла в том, чтобы возвратиться в свои машины по прекращении или  хотя бы ослаблении дождя. И снова согласился.
А между тем дождь не прекращался, лил, как из ведра, и уже размыл песчаную колею, добрался до земли. «Белазы» стали елозить по колее из стороны в сторону, из-под колес их летели огромные ошметки грязи. В гору стало подниматься чрезвычайно тяжело, с горы же машина летела инерционно и была совершенно неуправляема, - удержать ее невозможно было ни легким притормаживанием, ни, наоборот, нажатием на педаль газа до состояния работы двигателя внатяг . Всякий раз, когда Артем съезжал с горы вниз, сердце его замирало, начинало клокотать коротко и часто, лоб покрывался холодною испариной, и он в мыслях торопливо читал молитву, а когда, наконец,  спускался, мысленно благодарил небо и с облегчением выпускал из легких воздух.
Ближе к рассвету дождь начал стихать, и вскоре, так же резко, как и начался, перестал.
В очередной раз в неимоверном напряжении спустившись по скользкой, точно залитой солидолом, колее с горы и вздохнув с облегчением от выдержанного испытания, Артем приоткрыл форточку и, впуская в салон свежесть отшумевшего дождя, не без удовольствия подумал, что сейчас возвратится в свой самосвал,  в обжитую им, несравнимую ни с какой другой кабину, где все знакомо до мелочей, все отдает родным и потому особенно мило сердцу: перед его глазами качнулся висевший на тонкой алюминиевой цепочке под салонным зеркальцем подпоясанный ремнем с пятью разноцветными кольцами, символом олимпиады, крохотный  плюшевый медвежонок, тут же промелькнули по обыкновению покоящиеся на панели приборов сигареты со спичками, лежащая в нише с правой стороны от сиденья его книга с закладкой на самом интересном месте, кем-то давно старательно выцарапанная на рулевом колесе надпись: «Водитель, помни: тебя ждут дома!». И только он об этом подумал, как  неожиданный мощный  толчок сзади сначала с силой откинул его на спинку сиденья, а затем с еще большею силой швырнул вперед: грудью он припер руль, а лбом чуть не врезался в ветровое стекло. Едва не  съехав в кювет, кое-как выровнял машину и остановил.
Разглядеть что-либо в зеркало заднего вида, оказавшееся  испещренным мелкими трещинками, не представилось возможным. Открыв дверь  и встав на порог кабины, он на -

-  16  -
чал внимательно-тревожно всматриваться за пелену сизой дымки,  поднимавшейся кверху из выхлопной трубы. Когда, наконец, рассмотрел смятый капот  и с раскрошенным в мелкие крупицы стеклом  кабину с двадцатым номером, внутри у него все оборвалось, кровь прилила к сердцу, ему так стало жалко машину, что он в порыве гнева не знал, что сделает с Тумановым. Но тут же овладел собою;  на смену его взрыву злобы вдруг пришли запоздалые мысли о состоянии самого Туманова, и его охватил ужас, сердце неистово заколотилось, по телу пробежал холодок. «Жив ли?» - пронеслось у него в голове. Тотчас, не пользуясь лестницей, он спрыгнул на землю. Увидав Туманова, тихонько спускавшегося по лестнице с кабины поврежденного «Белаза», облегченно  выдохнул.
Не на шутку испуганный и с виноватым видом, Туманов вяло подошел к нему, даже в предрассветной мгле можно было не всматриваясь разглядеть его бледное, как полотно, лицо, мышца его  правой щеки нервически дергалась.
_ Слишком разогнался… а тормоза слабенькие, - сказал подавленно и потупил взор ; тяжело вздохнув, присел на корточки и сокрушенно обхватил виски ладонями.
Некоторое время Артем смотрел на него с негодующим оцепенением во все глаза, однако в подсознании гневное чувство его  граничило с какою-то дикой радостью. Вмиг осознав, что машина – всего лишь машина, агрегат, железка, и с некоторым стыдом укорив свой рассудок за позднее включение в ситуацию, он проникся вдруг к с отрешенным видом Туманову чувством безграничной жалости. И только возбужденно, с нотой теплого сентенциозного упрека отрывисто произнес:  - Скажи спасибо, что хоть голову свою не снес, - расчувствовался … Чего уселся?! Цепляй трос и,  пока никто  не видел, - поехали в мастерскую – нечего тут людям глаза мозолить, давать повод для разговоров.
Туманов послушно вскочил с корточек и бросился  к своему «Белазу», с лихорадочной поспешностью стал извлекать из-под платформы трос.
Однако скрыться с места происшествия незамеченными им не удалось. Рядом с ними тотчас остановились два других «Белаза», их водители с холодным возбуждением и любопытством высунули  головы из окон.
_ Что, поцеловались, ха-ха…? – сказал добродушно один из них.
- Ничего страшного, - тоном теплого участия сказал другой, -  в калашном ряду списанных машин полно: кабину можно взять с восьмого, а капот – с четырнадцатого.
Оба эти средних лет водителя не то чтобы находились с начальником колонны, Хомутовым, на короткой ноге, но часто им удавалось втянуть последнего в веселый непринужденный разговор, в котором они бойко, с запалом масляными фальшивыми голосами и с приторными улыбками лебезили перед ним, и  вряд ли упустили бы случай лишний раз отличиться в его глазах. Движимый этим соображением, Артем не решился снизойти до того, чтобы попросить их, противных ему, о сохранении ими молчания по поводу аварии, да и было бы это, на его взгляд, совершенно бессмысленно.
Утром, с приездом начальства, узнавшего о ночном чрезвычайном происшествии и говорившего об этом возбужденно, с шумом,  точно о всемирной катастрофе, Хомутов вызвал участников аварии к себе в кабинет и попросил их объяснить случившееся в письменной форме.
Поскольку в «Белазах» установлена автоматическая коробка передач, и , следовательно, педаль сцепления на полу кабины отсутствует, а с левой стороны от рулевой колонки находится педаль тормоза и с правой – акселератора, то запутаться в этих двух педалях довольно сложно, однако Артему нужно было что- то писать. Скрыв факт обмена машинами, целиком выгородив тем самым Туманова, он без долгих раздумий, с безразличием в объяснительной написал, что следуя за «Белазом» Туманова, соблюдал должную дистанцию, но в последний момент, когда Туманов стал притормаживать, неожиданно растерялся и вместо педали тормоза надавил на педаль газа. Туманов же, также умолчавший об обмене самосвалами, изредка бросая витиеватый взгляд на Хомутова

-  17  -
и вовсе не поднимая глаз на Артема, в своей объяснительной во всех вымышленных подробностях поделился пережитыми им ощущениями в момент столкновения машин.

Машину Артем восстанавливал в одиночку. Ни сменщики его, ни Туманов на помощь ему не явились. Слесаря же, все время беззаботно сидевшие на лавках в уголке для курения и, по-видимому, оправдывающие себя тем, что их прямою обязанностью являются лишь шиномонтажные работы, беспрестанно дымили сигаретами, без устали шлепали засаленными картами о стол, и косо, не без тени злорадства поглядывали на него,  надрывающегося, кряхтевшего и покрытого слоем мазута и сажи.  Лишь однажды пожилой Кузьмич за бутылку водки уделил ему пятнадцать минут обеденного времени и вилочными захватами автопогрузчика, на котором  работал, помог ему снять с кузова поврежденные фрагменты, транспортировать эту груду металла на свалку, доставить от списанного самосвала такие же, пригодные, кабину и капот и водрузить их на кузов приводимой в должное состояние  машины. Работая в гордом одиночестве, Артем не раз с горькой ироничной усмешкой вспоминал книги и фильмы, воспевающие широкую натуру русского человека, и этот стереотип против воли разлетался в его сознании, точно паутина под напором ветра.
На шестнадцатый день своего кропотливого труда он вымыл, наконец, полностью восстановленную машину. Счастливый от сознания  собственноручной победы, смахнул со лба капельки пота, прислонился к бамперу спиной и в радостном предвкушении своей работы в завтрашнюю ночную смену с жадностью закурил сигарету. Но спокойно докурить  ему было не суждено.
«Водитель Лунев, срочно зайдите к своему начальнику колонны!» - трижды протрещал голос диспетчера в громкоговорителе,  установленном на крыше ремонтного бокса.
С ничего не выказывающим видом, Хомутов сидел за столом погруженный в свои мысли и поглаживал кончики усов, в  стоявшей перед ним полной стеклянной пепельнице тлел плохо потушенный окурок. Когда Артем вошел в его кабинет, он  едва заметно мотнул ему головою на стоявший по другую сторону стола стул, бесцветно сказал: - Садись, гонщик.
Несколько насторожившись от обращения «гонщик», Артем сел. Хомутов спокойно поставил локоть на стол, опустил подбородок в ладонь, впился в него смеющимися не без грусти глазами.
- Значит, из «Белаза» решили «Формулу» сделать?
- Я вас не совсем понимаю, - с некоторым недоумением сказал Артем, и посмотрел на него, спрашивая взглядом, смеется ли он над ним. Но Хомутов и не думал смеяться.
- А тут и понимать нечего, - вдумчиво сказал он. – Вас застучали главному инженеру: кто-то видел, как вы с Тумановым устраивали гонки «Париж-Дакар», ха-ха-ха… и расписал ему ваши состязания во всех красках.
Разумеется, донос о гонках – был чей-то самый что ни на есть гнуснейший наговор, и Артем при этой новости о самом себе невольно с изумлением застыл и внутренне весь вспыхнул, однако в очередной раз и ко времени пришедшие ему досадные мысли о сущности русского человека тотчас остудили его, и стужа эта настолько сковала его, что он не захотел не только опровергать собственно эту ложь, но и оправдываться вообще, сидел молча, неподвижно,  с безразличным видом и потухшими глазами.
- Туманова сразу уволили, а тебя приказали уволить после того, как восстановишь машину, - досказал Хомутов.
- Приказы не обсуждаются, а выполняются, - устало-шутливо армейским языком заметил ему Артем.


-  18  -
В этот же день он сдал машину механику и уволился с карьера.


III


С сотворения мира так повелось, что со злом неразлучно рука об руку ходит добро, только добро, в отличие от зла, не назойливо, сливается со светлыми тонами самой  жизни и оттого не так броско, и пользоваться им нужно без промедления, так как оно всегда мимолетно и невозвратимо, точно свободная перелетная птица. На этой нехитрой истине Артем поймал себя, едва один из его соседей в завязавшемся непринужденном разговоре с ним о житие-бытие проронил, что день назад по причине прогулов на работу за ворота троллейбусного депо выставили электрогазосварщика.
Не без некоторого удовлетворения отметив про себя, что учеба в училище все-таки не прошла для него бесследно, на другое же утро к началу рабочего дня он сломя голову понесся в троллейбусное управление.
В небольшом уютном с стоявшим в воздухе приторным запахом духов кабинете отдела кадров за письменными столами светлой полировки сидели три женщины преклонных лет: одна из них красила губы, вторая полировала ногти, третья пудрила лицо. Две из них подняли на мгновение глаза на Артема, и тотчас продолжили заниматься своим делом. Третья, полная с выкрашенными в фиолетовый цвет до плеч волосами , которая пудрила лицо, спросила, чего угодно ему, и, получив  ответ, не очень охотно оставила свое занятие; спросив у него документы, протянула к нему, начавшему рыться во внутреннем кармане пиджака, пухлую и мягкую усыпанную веснушками руку.
Пока она внимательно рассматривала документы, Артем холодным пространным взглядом смотрел в окно на стоявшие вереницей с опущенными штангами полсотни троллейбусов, и,  допуская, что столько же троллейбусов в данный момент могут находиться на линии и с десяток не в очень большом ремонтном боксе, без особого интереса прикидывал в уме, сколько таких работников, красивших губы, полирующих ногти и наносивших пудру на лицо, числится на инженерно-технических  должностях управления, если на каждом его этаже, которых было пять, находится как минимум десять кабинетов и в каждом кабинете мелькает по три-четыре нарядно одетых и беспечно болтающих фигуры.
Впрочем, многого времени на изучение его документов сотруднице не понадобилось - едва в графе диплома «госэкзамены» она обнаружила оценку «отлично», без лишних вопросов  принялась оформлять его на работу.


*  *  *
 
 
 
  Более или менее устойчивое суждение о новом месте роботы из отзывов рабочих и собственных наблюдений Артем составил себе уже после двух дней работы, в дневную и ночную смены.
Как и в большинстве муниципальных организаций города, получка работникам троллейбусного депо выдавалась с опозданием. Разумеется, в первую очередь, с задержкой в две недели или месяц, ее получал инженерно-технический персонал; следующими, с задержкой на два-три месяца, ее имели радость получить водители и кондукторы; и в

-  19  -
самую последнюю очередь, с задержкой на пять-шесть месяцев, с беззлобным ропотом на слишком быстрый рост инфляции, порядком обесценившей за эти пять-шесть месяцев их деньги, и со светящимися лицами зарплаты получали и тут же, возле окошка кассира, с жадностью лихорадочно пересчитывали остальные рабочие.
Ежедневно приносимый троллейбусами немалый доход организации благотворно сказывался лишь на среде, в которой трудились работники управления: их превосходно отделанные светлые кабинеты были обставлены шикарной мебелью и оснащены кондиционерами, компьютерами, телевизорами. В то же самое  время в сырых полумрачных смотровых ямах слесари, ремонтируя троллейбусы, творили настоящие чудеса, работая примитивными, а то и самодельными инструментами и приспособлениями и часто – кувалдой и ломом. Прачечной в депо не было отродясь, и потому наиболее чистоплотные рабочие вынуждены были стирать свою пропитанную мазутом одежду дома. Душ был сломан, по-видимому, уже много лет, в нем давно вымерли мокрицы, - по окончании смены рабочие скромно натирали лица, шеи и руки каустической содой, после чего смывали её ледяной водой, выстояв предварительно очередь к единственному в ремонтном боксе умывальнику.
Бригада ремонтников, в которую влился Артем, состояла из трех электриков и четырех слесарей; его же приняли на работу слесарем-сварщиком, и стал он восьмым. В бригаде он был единственным молодым человеком: пятеро рабочих годились ему в отцы, двое – в деды .Поэтому отчасти из уважения к старшим, отчасти из нежелания обретать репутацию лодыря он упреждал зов и , тем более, упреки рабочих и,  принимая участие во всех без исключения ремонтных операциях, брался за выполнение самых сложных и тяжелых работ.
Едва на смотровую яму заезжал троллейбус, вся бригада устремлялась к нему: слесаря осматривали агрегаты, узлы и механизмы, относящиеся к слесарной части, электрики – к электротехнической. И часто слесарям было нелегко, замена колес была для них чем-то вроде разминки.
Завершив работу, они направлялись в комнату отдыха играть в домино и пить чай, оставляя сварщика один на один со своей задачей. Поусердствовав с ними, Артем брал в руку сварочную дугу и принимался сваривать или резать, и таким образом перерывы его в работе были редки и непродолжительны. Это обстоятельство, впрочем, нисколько не выводило его из духовного равновесия, сознание неминуемости компенсирования его усилий на поприще сразу двух смежных профессий относительно приличной заработной платой, не превышающей по размерам разве только зарплату бригадира, успокоительно действовало на него. И он всякий раз только слегка удивлялся тому, что после чаепития слесаря возвращались к нему в смотровую яму несколько раскрасневшимися, с некоторым блеском в глазах и со странным, не свойственным чаю запахом, - и чем чаще они ходили пить чай, тем эти изменения в них становились очевидней. Впрочем, очень скоро он отыскал ключ к этой загадке, управившись со сварным швом и войдя в комнату отдыха.
Его старшие товарищи по бригаде сидели все с ангельскими видами на лавках за длинным в выщербинках столом; посередине стола стоял заварочный  чайник из нержавеющего материала и рядом с ним - единственный стакан с черной накипью, тут же лежали краюха черного хлеба, ломтиками нарезанный кусок сала и дюжина средних размеров головок репчатого лука, уже очищенного и отталкивающего своим иссиня-розовым цветом.
- Выпьешь чайку, Артем? – лукаво улыбнувшись при слове «чайку», предложил ему объемистый и добродушный пожилой дядя Миша Буденный, прозванный Буденным за длинные и пышные седые свои усы. – Нет!.. Зря. А мы любим чайком посмаковать, тонус, так сказать, повысить, хе-хе… . – С вороватым видом приоткрыв входную дверь, выглянув из комнаты и, повертев головою по сторонам, захлопнул дверь и энергически взмахнул ру -

-  20  -
кою, обратив лицо в сторону бригадира, с рыхлым лицом и утиным носом мужчины лет пятидесяти.
- Наливай, Васек, - нет никого!
Васек  спешно налил из чайника полстакана подкрашенного заваркой самогона, быстро протянул ему. Приняв стакан, Буденный покосился на входную дверь, и одним глотком торопливо влил в себя эту  дурно пахнущую жидкость.
- А!.. -  произнес грудной с рыком звук; сморщившийся до неузнаваемости, он поставил стакан на стол, вытер усы рукавом, сунул в ром ломтик сала, откусил от луковицы, и с слегка обозначившемся на  щеках румянцем сел на свое место; прожевав сказал: - Хорош  лучок – ядреный, водой не залитый. Хорош. Свой лучок, Федорыч , с дачи? – обратился к худому плешивому и тоже пожилому слесарю.
- Свой, - отозвался тот; он еще хотел что-то добавить, но тут ему преподнесли стакан с самогоном и поторопили , слегка на него шикнув.
Так, в порядке очередности, они выпили все.
Когда Буденный выпил следующие поднесенные ему сто граммов самогона и сморщился не так кисло, а румянец на его лице разлился до самых ушей, он закусил одним только луком, после чего снова его похвалил. Товарищи ему искренне поддакнули.
И у них завязался живой и, судя по всему , традиционный разговор обо всем том, что заключает в себе понятие «дача». Делясь рецептами выращивания зелени и цветов, фруктов и овощей, обсуждая вопросы удобрения земли и хранения продуктов в погребе дачного домика, они изредка мягко возражали друг другу и сдержанно спорили; украдкой выпивая свои дозы самогона, вновь присоединялись к захватившему их разговору, который неизменно приводил их к обсуждению методов ведения борьбы с ненасытным демоном, колорадским жуком.
Вдруг Артем почувствовал, что нижняя челюсть его неудержимо начинает заворачиваться на зевок. Он зевнул с закрытым ртом, и встряхнулся. Но следом почувствовал, что проваливается в забытье и скоро захрапит. Однако тут же, когда разговор рабочих зашел в тупик из-за проблемы безденежья и выпитый ими самогон на глазах превратил их перерыв в собрание революционного кружка, он опять встряхнулся и, охваченный чувством солидарной непримиримости к злу, стал с жадностью ловить каждое их слово.
Проглотив очередную порцию самогона, теперь ничем не закусив и совершенно не сморщившись, Буденный, очевидно, самый ярый в бригаде поборник справедливости, не в силах усидеть от всплеска отрицательных эмоций с лихорадочной поспешностью потушил самокрутку о стенку пепельницы и, точно обожженный, вскочил со своего места, начал гневно сетовать: - Какой тут яд!.. тут сами скоро сдохнем от голода, а не только будем в состоянии покупать отраву для жука. Опять, говорят, зарплату первыми будут получать итээровцы… Я тут, понимаешь, горблюсь, кувалдой машу, - говорил он возмущенно, сопровождая свою речь экспансивной жестикуляцией руки, - весь, как шахтер, в грязи и мазуте, а деньги получать должен в последнюю очередь!.. А они, дармоеды, сидят в чистых кабинетах, палец о палец за целый день не ударят, зарплату имеют в полтора раза больше моей, и еще, на хрен, получают самыми первыми. От перенагрузки, - прибавил со злобной иронией, и с возмущенным видом замолчал, его невидящий взгляд остановился на Артеме. – Подумать только: пять месяцев! – сказал, очнувшись. – Представляешь, Артемчик: пять месяцев уже сидим без зарплаты – и уже который раз подряд!.. – прибавил, точно жалуясь.
- Пять месяцев!
-Как вы еще ноги таскаете,- участливо покачав головою и чувствуя, что кривит душою, сочувственно сказал Артем.
- Если б не было дач, давно бы уж не таскали. У нас один работал, - кстати, тебя на его место приняли, - так вот работал у нас этот сварщик … ни дачи у него, ни воровать не

-  21  -
умел;  а на шее у него трое детей – желторотиков мал мала меньше: самый  младшой во втором классе, старшой – в шестой перешел … жена тоже зарплату годами не видит – медсестра в поликлинике. И что ты, Артемушка, думаешь? Раз упал он на работе от истощения – на «скорой» увезли, второй раз упал… прямо в смотровую яму… еле кости его собрали – три месяца в гипсе лежал, - и вежливо попросили его написать заявление об уходе по собственному. Конечно, кому такие работники нужны… Зарплату вовремя дать им ума не хватает, а вот уволить человека… Мы уж ходили в белый дом всей бригадой, хлопотали за него, да разве начальство чем проймешь… - он с отчаянным негодованием махнул рукой, и погрузился в угрюмую задумчивость; товарищи его также потупили пасмурные взоры. Настало молчание.
- На, выпей, - нарушил тишину Петрович, рыжий круглолицый электрик, подавая стакан с самогоном Буденному.
Тут все снова оживились, зашумели.
- Пять месяцев!.. – не унимался Буденный, со   свирепым  видом машинально взяв стакан. – Какая наглость!
- Детям стыдно в глаза смотреть, - негодующе произнес Федорыч.
- Хоть в петлю лезь, - мрачно добавил Остап Матвеич, высокий и худой с глубоко посаженными глазами мужчина пятидесяти лет.
- И когда это издевательство прекратится, - тяжело вздохнул Барон, грузный и плечистый белокурый мужчина лет пятидесяти шести, прозванный  Бароном за чтимое им и без устали всем рассказываемое будто бы семейное предание о том, что якобы его предку, старому морскому волку, выпал уникальный случай давать совет относительно выбора места под строительство верфи лично самому Петру I, и  что якобы впоследствии монарх одарил советчика титулом барона и сделал своим личным вассалом: поскольку его басня не была подкреплена историческими фактами, в нее мало кто верил, лишь добродушно подсмеивались над ним, однако не почли за лишнее величать его в соответствии с его сословной   принадлежностью.
- Когда рак на горе свистнет, - криво усмехаясь, заключил Петрович. – Под лежачий камень и вода не бежит.
- Надо бастовать, - решительно сказал Буденный, - солидаризироваться, на хрен, с другими бригадами и не выходить на работу до тех пор, пока нам не выдадут зарплаты за все пять месяцев.
- А на кой нам другие бригады, - мягко возразил ему бригадир. – Меньше народу – больше кислороду: одной – то нашей  бригаде деньги быстрее найдут.
- А другие бригады пусть сами рогом шевелят, - поддержал бригадира Петрович. – А то так им будет больно хорошо…  чужими руками жар загребать.
- Значит решено: больше ни к одному троллейбусу пальцем не прикасаемся, пока нам всю задолженность по зарплате не погашают, -  отрезал Буденный и, точно воду, выпив самогон, поставил стакан на стол.- И завтра поутру все вместе идем к директору со своим ультиматумом и говорим с ним твердо, по-деловому. Возражения есть? Все со мною согласны? – он обвел одухотворенно-решительным взглядом своих товарищей. И в ответ не услышал ни звука, не удостоился ни чьего взгляда: рабочие сидели безмолвно, неподвижно, с озадаченными потупленными взорами. – Все согласны? – повторил Буденный. И снова никто не шелохнулся, не поднял на него глаз.
Тогда Буденный стал допытываться до каждого в отдельности.
- Ты, Барон, чего скажешь?
- Я… да что сказать… - замялся Барон. – Мне, вообще-то, нежелательно с начальством конфликтовать – я в очереди на квартиру уже шестнадцатый. Если б все депо забастовало…

-  22  -
- Все депо, - недовольно передразнил его Буденный. – А ты, Остап Матвеич, чего скажешь?
- Чего скажу? – пожал плечами Остап Матвеич,- и не знаю, чего и сказать… Сказать могу только то, что моя мегера глаза мне выцарапает, если в профкоме мне перестанут путевки в санаторий за полцены давать. Ну, если все будут бастовать… поглядим.
- Всё о здоровье своем пекутся… - с досадой буркнул Буденный, отводя от него взгляд и устремляя его на Федорыча.
- Ты чего молчишь, Федорыч, будто воды в рот набрал?
- Я, наверное, воздержусь от забастовок, - старательно ковыряя ноготь, очевидно, для того, чтобы не смотреть на Буденного, сказал Федорыч. – Мне до пенсии два года осталось, и надо бы их спокойно доработать.
- Эх!.. – махнул рукою Буденный, чуть не плача, -каши с вами, видать, не сваришь.
- Тебе-то что варить, - слегка загорячился Федорыч, глядя на Буденного исподлобья, - тебе до пенсии три с половиной месяца осталось. Бунтарь…
- Да и что толку бастовать, - поддержал Федорыча Барон. – Ну покричим, повозмущаемся… скажут: не нравится – вот порог и за ним семь дорог… ищите работу, где деньги вовремя платят. Валерка вон, сварщик, все кричал, возмущался, - а кому что доказал..? Думаешь его уволили за то, что он много времени на больничных проводил? Как бы не так.
- Конечно, за язык, - сказал Остап Матвеич, очевидно,  довольный, что не один он пасует, и потому выход из затруднительного и не особо приглядного его положения отыскался сам по себе, - он для начальства был костью в горле.
- Ну и шут с вами, - сердито бросил Буденный, и вонзил мрачный, без особой надежды  взгляд в бригадира: - Ну а ты , Васек?
- Мне по барабану, - равнодушно сказал тот, - мне, если что, долго работу не придется искать.
- Ты что, Петрович? – несколько приободрившись, обратился к Петровичу Буденный.
_ Я, пожалуй, буду требовать свои деньги, - беспечно сказал Петрович, потягиваясь и зевая, - будь что будет. Мне с начальством детей не крестить.
- Ага!- хлопнул в ладоши и потер их Буденный, и переместил свой светящийся взгляд на Артема: - А ты, Артем?
Когда Артем устраивался на работу, в отделе кадров его предупреждали о том, что рабочие депо, и в частности сварщики, зарплату получают с задержкой до шести месяцев, и тогда в силу своей безысходности он с этим обстоятельством вынужден был согласиться, поэтому вопрос Буденного заставил его сердце бросить жребий, однако врожденное чувство справедливости тотчас навело его на ответ.
- Я с вами, -  сказал он твёрдо.
- Прекрасно! – обрадовался Буденный, - нас мало, но мы в тельняшках! А вы, - обвел недобрым взглядом Барона, Остапа Матвеича и Федорыча, - не забудьте помолиться за нас, когда квартиру получите, путевку возьмете в профкоме за полцены, когда до пенсии спокойно доработаете.
- Я ж не сказал окончательно, что отказываюсь бастовать, - с   нотой   обиды промолвил Барон. – Если вы начнете, то и я с вами – куда же я без вас, хе-хе…
- Да и я не говорил, что мне с вами не по пути, - витиевато ворочая глазами, сказал Остап Матвеич. – Я только сказал, что если мне перестанут обламываться в профкоме льготные путевки, моя мне всю душу вымотает. А так … и я вас поддержу.
- В таком случае и на меня смело можете рассчитывать,- краснея и, очевидно, делая усилие скрыть свое волнение от  неловкого положения, в котором  оказался, вымолвил Фе-

-  23  -
дорыч. – Я думал, не вся бригада к директору пойдет, а раз вся… И надо идти, требовать, -  прибавил с деланным жаром , - а не требовать – ни один дурак не принесет нам зарплаты … гм… на блюдечке с золотой каемочкой. Правильно, Буденный, я говорю? – обратился заискивающе  к Буденному.
Но Буденный не то его не услышал, не то сделал вид, что не слышит, смотрел перед собою неподвижными грустными глазами и покручивал свой длинный седой ус.
Едва они смолкли, на пороге комнаты отдыха бесшумно, точно шпик, появился небольшого росточка хиленький сменный мастер с маленькими хитрыми и недобро блестящими глазками, тонкими черными полосками усов и карандашом за ухом.
- Поработать бы уже пора, - без особой уверенности в голосе и с нотой упрека сказал он бригадиру, - слишком уж часто вы перекуриваете. На яму уже троллейбус зашел.
- Хорошо, Пал Филимоныч, уже идем, - бодрым голосом живо отозвался бригадир; и рабочие с пасмурными задумчивыми лицами послушно поднялись со своих мест и, старательно не глядя на Буденного, поплелись к троллейбусу.
Ошарашенный, Буденный с изумлением и ненавистью посмотрел им вслед, но тут же опомнился, угрюмо сдвинул свои седые лохматые брови, качнул в отчаянии головою и , покосившись на Артема, вросшего в лавку и в ожидании смотрящего на него, слабо и безнадежно развел руками.
Все смены были однообразны и походили одна на другую, словно спички в коробке, с тою только разницей, что иногда в заварочном чайнике рабочих вместо самогона плескалась дешевая водка. Сами же рабочие незыблемо пребывали в своей стихии: их перерывы в работе по обыкновению начинались с разговора о даче, который неизменно переходил в  ропот на свою серую жизнь с неотъемлемым заговорщицкого характера перемыванием костей начальству, вследствие чего инерционно вытекал в бойкое, с пылом обсуждение вопроса государственного обустройства. И их воинственный пыл всякий раз с бесшумным появлением мастера угасал так же быстро, как прогорает спичка.
Поначалу Артем присматривался к  ним, изучал их и в особенности с жадностью и участливо прислушивался к их разговорам о социальной несправедливости. Но очень скоро старшие его товарищи по бригаде утратили в его глазах свою индивидуальность, а их нетрезвые пустопорожние разговоры стали его раздражать, он смотрел на рабочих не без презрения и, удерживая поднимавшийся в себе гнев, думал: «На что вы, мужланы, еще-то способны, кроме как самогон хлестать да с колорадским жуком сражаться, - свои заработанные деньги не можете истребовать, а рассуждаете о глобальных вопросах… Валухи вы, а не мужики!». От их разговоров, от которых у него порой начинало гудеть в голове, он уставал больше, чем от сигналов и воя троллейбусов, треска трансформатора и стуков кувалд, сливающихся в общий гул, и потому с облегчением вздыхал, когда заканчивалась смена; он тогда мигом переодевался, и только при выходе из депо прохладный ветерок освежал его кровь и приводил его в чувство.


*  *  *


Уход Буденного на пенсию позволил занять его место в бригаде приятной наружности человеку двадцати шести лет с притягивающими к нему прямым бесхитростным взглядом, очевидным простодушием и легкостью характера. Среднего роста жилистый и крепкий, с высоким выпуклым лбом,  прямым носом и светло – русыми не длинными вьющимися волосами, Владимир и впрямь оказался простодушным, прямолинейным, общительным и весьма не глупым. Правда, он имел некоторую невыдержанность, которая проявилась уже на третий день его работы в бригаде, когда он 

-  24  -
со склонённую набок головой, очевидно, без особо интереса и с грустной насмешкой во взгляде в очередной раз послушав разговоры рабочих о житие – бытие, резко раскритиковал их за пустой надоедливый ропот, отчего те, пристыжённые, сразу умолкли и потупились, и больше уже в его присутствии не решались заводить уныло – злобную речь о том, « кому на Руси жить хорошо». Тем не менее, Артёма эта его черта нисколько не смутила; напротив,  он проникся к Владимиру некоторым уважением, отчасти приписав и оправдав его невыдержанность прямолинейностью.
Судя по рассказам Владимира, за свои двадцать шесть лет он многое повидал и испытал. Он и дрался в Москве на профессиональном ринге, и ходил в дальнее плавание матросом, и тянул газопровод на крайнем севере, и удил рыбу на траулере вблизи Курильских островов, и валил лес в окрестностях Воркуты, успел жениться и расторгнуть брак.
Появление в бригаде Владимира существенно скрасило повседневное трудовое прозябание Артёма живостью и разнообразием. Оба невыносившие пустых и потому скучных посиделок, во всякие перерывы в работе они упражнялись на турнике, который быстро соорудили неподалёку от ворот ремонтного бокса из двух  бесхозно валявшихся труб и обломленного поручня, или же, не нанося ударов по лицу, состязались в рукопашном  бою.
Исходя из всосанных с молоком матери духовных истин, Артём приятно обнаруживал во Владимире всё новые и новые черты, долженствующие, по его твёрдому убеждению, составлять эталон настоящего друга; во всяком случае Владимир производил на него  впечатление человека надёжного и со всех точек зрения положительного. Владимир, вероятно, также увидел в  характере  Артёма спектр импонирующих ему черт и , хотя биография Артёма была не так богата, он скоро зауважал его.
Они быстро сошлись, постепенно и по – настоящему привязались к друг другу, стали общаться не только на работе,  но и вне её, и в короткий срок стали что называется друзьями не разлей вода.
Выходные дни предпочитали беспечно не коротать, максимально насыщали их хлопотами, приятными и не очень. С раннего утра до раннего вечера активно подрабатывали подсобными рабочими на строительстве какого-нибудь частного объекта, выполняли сварочные или малярные работы в гаражных кооперативах, загружали или разгружали грузовики знакомых коммерсантов, - зарабатывали не так много, зато сразу и наличными рублями; по завершении работ направлялись по домам, где принимали душ, переодевались, наскоро ужинали, и, снова встречались, чтобы приятно провести досуг – посетить какой-нибудь музей или выставку, сходить в кино, на дискотеку, просто погулять;
в завершении вечера неизменно заходили в какой-нибудь бар и неторопливо выпивали по чашке кофе, после чего под впечатлением случайной встречи со знакомым, неожиданного знакомства и общения с кем-либо и несколько оглушенные музыкой расходились по домам спать.
Как-то раз их прогулку испортил внезапно невесть откуда налетевший пронизывающий, проникающий под одежду и обжигающий лицо сырой мартовский ветер. По неведомой для них причине все находящиеся поблизости бары оказались закрытыми, поэтому товарищам ничего не оставалось как укрыться от непогоды в скромном небольшом, без сомнения, третьего или даже четвертого класса ресторанчике с тусклым освещением и тихо игравшей заунывной мелодией внутри.
- Есть предложение: принять по двадцать капель водочки для согрева и поддержания тонуса, - положив руку Артему на плечо и весело улыбаясь, сказал Владимир.
- Принимается, - без раздумий и тоже улыбаясь ответил Артем, растирая озябшими руками красные щеки.
Сдав верхнюю одежду в гардероб, они прошли в самый отдаленный угол зала и сели

-  25 -
за свободный столик; к ним скоро подошел официант, вежливо  принял  заказ, юркнул в стенную арку, и поскольку заказ был не обилен, а отдыхающих в заведении наблюдалось чрезвычайно мало, уже через несколько минут официант явился к ним с двумя порциями по сто граммов водки и нарезанным тонкими кружочками лимоном.
- Лучшее средство против всех недугов и, в особенности, от непогоды, - довольно сказал Владимир, аккуратно и, как будто, с благоговением поднимая рюмку, едва официант
отошел. – Твое здоровье! – улыбнулся Артему, и быстро осушил рюмку.
Артем также пожелал ему здоровья, и, глядя на кисло сморщившуюся мину товарища, спешно жующего лимон, тоже выпил.
Выпитая водка приятно разлилась по жилам и согрела их тела, уходить из теплого заведения  не хотелось; кроме того, у них неистово возбудился аппетит. Они подозвали официанта и попросили его принести бифштексы, минеральную воду и бутылку водки в графине.
Тем временем ресторан пополнялся, свободных мест становилось все меньше. Сначала по соседству с Артемом и Владимиром, за столиком у окна, расположилась слегка подвыпившая компания молодых модно одетых женщин, расточая веселые многозначительные улыбки вместе с благоуханием яблочного аромата дорогих духов; на их столе моментально появилось шампанское, шоколадные конфеты и апельсины; отмечая, по-видимому, какое-то событие, они без умолку вполголоса щебетали и нередко сдержанно разражались дружным веселым смехом. Следом за ними в отдыхающую публику влились две дамы интеллигентных внешностей в сопровождении респектабельного господина с проседью в черной копне волос и ухоженною, также не без серебра, бородкой; опытным глазом определив их сословие, официант без раздумий устремился к их столу, услужливо изогнулся в ожидании заказа. Следующими посетителями все были парни и девушки, приходившие парами и небольшими компаниями; все были подвыпившими и чрезвычайно веселыми.
- Давай еще водки закажем, - сказал Владимир Артему спустя полтора часа, когда водка у них закончилась, а закуски осталось довольно.
- Давай, - охмелевший самую малость и оттого чувствовавший себя прекрасно, согласился Артем, рассудив, что вечер только начинается и что впереди еще один выходной.
И они еще заказали триста граммов водки.
По прошествии следующих трех четвертей часа Владимир оказался изрядно окосевшим, посоловелым взглядом он созерцал танцующих модниц и то поднимал, то опускал брови.
- Ничего танцуют, - восхищенно качнув головою , сказал он , старательно раздавливая потушенной сигаретой рассыпанные по дну стеклянной пепельницы мелкие дымящиеся угольки, - особенно вон та, сивенькая в ботфортах. – Глаза его вожделенно блеснули, он перенес взгляд на Артема и, многозначительно осклабившись, пониженным голосом заговорщески прибавил: - Да и сами они ничего… А чего мы-то с тобой сидим, как древние, -  вдруг всполошился он, - все танцуют… Пошли-ка, - сказал, решительно вставая с пространною задорною улыбкой, - подрыгаем ногами.
Не успев опомниться и осмыслить его предложение и только чувствуя себя превосходно, точно выпитая водка подействовала на него благотворно, нисколько  не опьянив, а наоборот, взбодрив и вызвав  желание подвигаться, Артем тоже встал, вышел из-за столика и устремился за товарищем. Но едва сделал несколько шагов, перед глазами у него все поплыло и задвоилось. Он вознамерился возвратиться за столик, чтобы прийти в себя, но тут полная девица своим пышным тазом втиснула его в круг, который тотчас сомкнулся; он завертелся в поиске лазейки к столу, однако выбраться из  людской гущи ему не представлялось возможным, в какую бы сторону он ни обращал свой взор, он всюду

-  26  -
упирался в бойко извивающихся, подергивающих плечами, шеями, животами, рукоплещущих и с усердием отбивающих ногами ритмы захваченных мелодией танцующих. И он,  участливо улыбаясь Владимиру, стал осторожно, чтоб не упасть, переступать с ноги на ногу в такт музыке. Владимир же танцевал гораздо энергичнее, он на глазах раскраснелся, был взъерошен и, судя по всему, вспотел. Особенно отдавался он весь без остатка рок-н-роллу. И танцевал он его, как будто умело, однако принятый им алкоголь
нарушал координацию его движений и делал их несколько неуклюжими и неимоверно быстрыми. Минутой подумав, что в него вселился бес, Артем мысленно прыснул со смеха, но тут же отдал ему должное, отметив про себя, что в том состоянии, в котором находится товарищ, так шустрить сможет далеко не каждый. И когда, слегка приятно уставшие, по завершении очередной мелодии они возвратились к своему столику, он сказал другу комплимент.
- Рок-н-ролл ты танцуешь просто виртуозно! В жизни не видел человека так мастерски владеющего техникой этого танца.
- А…- слабо махнув рукою, скромно сказал Владимир. – Порой бывает на сердце тоскливо, - мы с братом, Сашкой,  немного подопьем и отводим душу в танцах. Совершенно вдвоем. И тоски, как не бывало…Жить стоит! – после минутных размышлений вдохновенно, с едва заметною улыбкой прибавил он, взяв в руку графин и начав разливать остаток водки по рюмкам. Наполнив рюмки, поставил графин на стол, поднял свою рюмку. Но пить не стал; услышав очередную композицию рок-н-ролла, поставил рюмку и, сделав Артему легкий зовущий жест рукою, не дожидаясь его, ринулся в гущу танцующих.
Решивший воздержаться от танцев Артем остался на месте и , немного полюбовавшись танцующим от души другом, отлучился в туалет, а когда вернулся за столик, невольно обратил внимание на появившуюся в зале шумную компанию из десятка парней и нескольких девушек, и тотчас ощутил душевный дискомфорт и интуитивно почувствовал приближающуюся опасность: в заношенных не совсем опрятных одеждах, молодые люди сидели за тремя сдвинутыми воедино столами, пили дешевую  водку, что-то громко обсуждали, не скупясь на крепкие нецензурные словечки и часто взрываясь развязно-вызывающим хохотом.
Пресытившись танцами, Владимир вернулся к столу, с облегчением плюхнулся на стул, взял двумя пальцами свою рюмку.
- Нам лучше не пить, - с серьезным видом пристально посмотрев на него, предостерегающе-настоятельно произнес Артем, глазами значительно указал на шумную компанию. – Предчувствие у меня нехорошее.
- Да ты просто внушил себе, - добродушно-насмешливо улыбнулся тот, и поднес рюмку к губам, однако, покосившись на с рыком гогочущих парней, против воли отставил  её в сторону.
Тем временем, с громким скрежетом небрежно отодвинув стул, от шумной компании отделился высокий худосочный парень в вылинявшем с явно коротковатыми ему рукавами свитере и потертых до невозможности мятых джинсах, и прямиком уверенным шагом направился к их столу; остановившись возле Владимира, нагнулся к его уху, что-то быстро ему прошептал, выпрямился.
- Я сейчас приду, - очевидно, не совсем понимая, в чем дело, и без тени волнения на лице спокойно сказал Артему Владимир, нерасторопно поднимаясь со стула. Поднявшись, он последовал за долговязым к выходу из зала, и они скрылись за дверью.
Несколько встревоженный уходом товарища и внешне не выказывающий своего беспокойства, Артем курил сигарету и осмысливал происходящее. Сердце его билось коротко и часто, лицо пылало, всем своим нутром он предчувствовал недоброе, и был уверен, что корень его неубывающей тревоги произрастает от присутствия в зале громко и

-  27  -
деланно смеющейся шпаны, без сомнения, ищущий повод подебоширить. Старательно вытесняя тревожные мысли, он питал слабую надежду на то, что они беспочвенны, что Владимир был прав в своей добродушной насмешке над его мнительностью; однако, полностью доверяя своей интуиции, служившей ему лучшим, никогда не разочаровавшим  барометром определения действительности, а также грядущих обстоятельств и даже событий, он вынужден был признать, что обманывает сам себя и надежды его ложны.
Не испытывая особого страха за предстоящее злоключение, которое, он почти наверняка знал, ждет их с Владимиром в этот вечер, он поманил официанта, попросил крепкий чай, и начал осторожно уголками глаз изучать силы пока еще условного противника, определять его возможности и выискивать слабые стороны. Всего недругов, недобро и не без любопытства косившихся на него, вместе с долговязым, увлекшим за собою из зала Владимира, и, разумеется, не считая их подруг, было двенадцать: один из них спал богатырским сном, уронив голову в тарелку; еще двое, еле державшиеся на стульях и с трудом ворочавшие языками, также не составляли категорию опасных; в полутораметровом заросшем щетиной хлюпике,  голова которого была чуть более кулака Артема, соперника  тоже не виделось; однако восьмеро других были высоки, широкоплечи, объемисты, с крепкими шеями, большими красными ручищами и тупыми животными упитанными лицами, и, к тому ж, пребывали в состоянии легкого опьянения, - недооценить этих было бы верхом невежества и близорукой амбициозности.
Когда он уже допивал свой чай и чувствовал себя на порядок трезвее, из лихорадочной думы вывел его звонкий переливчатый голос.
- Потанцуем?
Он поднял голову и был очарован яркой природной красотой рядом стоящей блондинки лет двадцати трех, примеченной ранее Владимиром: с чудесной осанкой, осиной талией, высокой изящной шеей, распущенными вьющимися волосами и ямочками на щеках, она была серьезна и мила; сиреневый в обтяжку топ, в меру короткая кожаная юбка и ботфорты с узким раструбом лишний раз подчеркивали ее точеную и без того эффектную фигуру. Девушка смотрела на него пристальным ласковым взглядом, по ее лицу пробежала тень веселой насмешки над его изумленным взглядом.
В мыслях Артем с досадой отметил, что в данный момент ему совершенно не до танцев, однако против такой очевидной красоты не устоял.
- Э… - в растерянности промычал он, поднимаясь и подбирая в уме слова, могущие, на его взгляд, сгладить то оскорбление, которое он, верно, нанес девице замедленностью
своего ответа. – Если отдавлю вам ноги, - не обессудьте, -скромно-шутливо сказал наконец, радуясь этим быстро найденным словам, словам самоуничижения, которые, судя по всему, еще более расположили к нему блондинку, - танцор из меня, признаться, как из петуха наседка.
Растянув свои пухлые губы в миловидную добродушную улыбку, обнажившую маленькие ровные ослепительно белые зубы, девушка, ничего не говоря, смело взяла его за руку и увлекла за собой.
С осторожной  нежностью сжимая своею ладонью прохладную ладонь ее маленькой руки, на каждом с безупречно наманикюренным ногтем тонком пальце которой было по несколько узеньких колец из серебра, нежно обхватив второю рукой ее хрупкую талию, Артем кружился с красивой незнакомкой в медленном танце и был охвачен приятным волнением; всякий раз, когда он случайно касался своею грудью ее миниатюрного  упругого бюста, сердце его замирало; он украдкой созерцал ее красивую шею с белой бархатистой кожей,  четкие стрелки черных тонких посаженных вразлет бровей, маленький точеный носик, прекрасные большие голубые и ясные глаза, изредка только на миг прикрываемые длинными пушистыми черными ресницами, упивался исходящим от нее

-  28  -
нежным яблочным ароматом духов, и , предаваясь самым сладостным, связанным с партнершей, мечтаниям, бесконечно взвивался на седьмое небо , - так гложущая его недавно тревога совершенно от него отступила, хотя входная дверь в зал, через которую вышли Владимир и долговязый, не ускользала из его вида.
Карина , оказалась умеренно разговорчивой, говорила просто и умно, однако то, о чем она говорила, - а говорила она о хореографии, - было Артему абсолютно чуждо и совершенно  не надобно, и потому очень скоро он перестал слушать ее слова,  и слушал только звучание ее голоса, который был, казалось, не голосом, а неким отголоском целомудрия, изучал все ее черты, в которых также светилась сплошная девственная чистота и кротость.
По завершении мелодии Карина предложила ему пройти с ней за столик, за которым сидели ее подруги, познакомиться с ними и выпить шампанского. Вспоминая, что на последние деньги заказал себе чай и что больше нет ни копейки ни у него, ни у Владимира, и с некоторой  досадой сознавая, что, следовательно, и ответный жест угощения делать будет не на что, Артем заколебался в замешательстве. Но тут, или на радость ему или на горе, в зал порознь вошли Владимир и долговязый, и своим появлением выручили его. Извинившись, Артем спешно попрощался с Кариной и, машинально сунув в карман салфетку, на которой она старательно вывела номер своего телефона, устремился к товарищу.
С насупленной гримасой и играющими желваками, показывавшими, что предельно раздражен, Владимир сидел за столом и нервно кусал губы.
- Что ты, друг мой, так не весел, что ты голову повесил? –вдохновлённый  приятным  знакомством, бодрым голосом благодушно произнес Артем, опустившись на стул. 
- Повеселишься тут, - тучно промолвил Владимир, с негодованием покосившись на долговязого, с заговорщеским видом рассказывающего что-то своим приятелям, кучно сдвинувшим к нему свои стулья и внимательно, с накрененными к нему туловищами слушавшим его. – Одолел  меня этот длинный: навязывал тонкую золотую цепочку. Я ему говорю, что денег нет, а он свое заладил: купи и купи – подруге или жене своей подаришь. Идиот какой-то!
- Пора нам ветерок рисовать, - без раздумий заключил Артем, - и чем быстрее, тем лучше.
- Еще чего, - недовольно буркнул Владимир, - неужели мы не в состоянии постоять за себя. Как- никак, нас двое!..
- Вот именно, - поражаясь его нелепой храбростью, возразил Артем, - всего двое да и то пьяных, а их целая кодла. Случись что-нибудь – нам несдобровать… Безумное геройство. – Немного поразмыслив, рекомендательно-наставительным тоном серьезно продолжил: - Незаметнее будет исчезнуть по одному. Сначала иди неторопясь к выходу ты; бери в гардеробе свою одежду и выходи на улицу, скрывайся где-нибудь впотьмах; затем выйду я. А уж если провалится наш план… что ж, тогда примем бой.
- Я отродясь ни от кого не прятался, - колко сказал Владимир, удрученно покачал головою, как бы осуждая товарища.
- Да и я не из трусливых, - задетый за живое вспыхнул Артем.
Ничего не сказав, Владимир неохотно поднялся со стула, и с пасмурным видом побрел к выходу. Но тотчас же долговязый и один из его приятелей, невозмутимого вида толстяк, бросились ему наперерез и преградили собою путь; долговязый с Владимиром перекинулись короткими репликами, и они втроем вышли в аванзал.
Артем кивнул на прощание Карине, по-видимому, заподозрившей в сношениях Владимира с долговязым неладное, и взглянувшей на него, с деланной тонкой улыбкой кивнувшего ей, с явственной обеспокоенностью, и также спокойным твердым шагом направился к выходу.

-  29  -
Уже одетый, Владимир со спокойным видом застегивал свою куртку и, не замечая долговязого, что-то с пылом требовавшего у него, упорно молчал . С довольным видом превосходства и со скрещенными на груди руками, толстяк свысока поглядывал на него  и то и дело нагло и глупо гыгыкал ему в лицо.
Получив в гардеробе куртку и неторопливо её одев , Артем напустил на себя беспечное выражение и неторопливо подошел к товарищу, слегка кивнул незнакомцам, нисколько не смутившимся его появлением и небрежно кивнувшим ему в ответ, и спокойно, будто на глазах у него ровным счетом ничего негативного не происходило и двух незнакомцев он принял за приятелей своего друга, сказал Владимиру: - Я готов. – Взглянув на часы, прибавил: - не опоздаем?
- Уйдет он отсюда не скоро, - ехидно усмехнулся долговязый, - пока не расплатится. Осла во мне увидел!.. – добавил с насмешкой, впившись смеющимся наглым взглядом во Владимира, смотревшего на него исподлобья серьезно, с оттенком вызова; переместив свой веселый взгляд на Артема, бесцветно с ядовитой ухмылкой поделился: - Он меня кинул на цепь: я ему одну золотую цепь показывал, а он ее повертел – покрутил, и вернул мне совсем другую, гораздо тоньше – представляешь? Верни мне цепь или деньги за нее! – растягивая слова, потребовал он  от  Владимира, - а не то…я с тебя вдвое больше получу.
 Зная Владимира и имея представление о гнусных наклонностях шалопаев, подобных этим двум, стоящим подле, Артем не поверил ни единому слову долговязого. Тем не менее прямо об этом ему не заявил, и, проявляя должную дипломатичность, нейтральным примирительным голосом обратился к незнакомцам: - Ребята, мне очень жаль, что вы стали жертвами гнуснейшего мошенничества, и я искренне разделяю ваше негодование по этому поводу. Я также очень сожалею, что ваше подозрение в подмене цепочки пало именно на этого человека, - он слегка повел головою в сторону Владимира, - однако отсутствие у вас самых элементарных доказательств невольно наталкивает на сомнения в уместности ваших к нему претензий, и дает мне надежду на прояснение этого, без сомнения, недоразумения. Своего друга я знаю очень хорошо, поэтому уверяю вас: ваш гнев, направленный на него, напрасен – он так не может поступить.
Однако, со свойственной подобному сброду невежественностью, незнакомцы не оценили его дипломатичности и только ядовито усмехнулись над ним, точно над помешанным.
- Почему это – не может? – небрежно сказал ему долговязый.
Несколько оскорбленный и видя, что его дипломатические приемы оказывают на оппонентов такое же действие, какое на мертвого оказывают пиявки, и что на какой лад, дружелюбный или враждебный, в сношениях с этой великовозрастной шпаной не настроишься, она будет продолжать гнуть свою хамскую линию, Артем бесцветно, с нотой дерзости ответил: - Потому же, почему и авиакомпании не занимаются разведением свиней. Человек он не тот.
- А ты, что же, его гарант? – едко, с враждой в голосе задиристо сказал ему долговязый.
- Что-то вроде этого, - твердо, с вызовом во взгляде произнес Артем.
Едва он это договорил, долговязый с толстяком значительно переглянулись, после чего толстяк быстро метнулся в зал . И уже через полминуты из зала вывалила вся их орава,  беспорядочным полукругом стала стремительно угрожающе наступать на недругов.
По всей видимости, остановить эту весьма возбужденную толпу можно было разве только танком, но ни танка, ни времени для раздумий у Артема не было, поэтому с целью предотвращения кровопролития он преминул воздействовать на хулиганов менее слабым и менее надежным, чем танк, оружием – блефом. Он резко рванул отворот своей длинной кожаной куртки, расстегнув сразу несколько верхних клепок,  решительно сунул руку за пазуху и, задержав ее там, окинул наступавших пренебрежительным с вызовом взглядом.

-  30  -
- Расслабьтесь, ребята! – сказал спокойно и отрывисто, держа руку за пазухой и видя, что хулиганы, оторопев, чуть попятились назад и замерли, точно восковые фигуры. – Еще один шаг, - в биографии одного из вас я поставлю точку, - его острый взгляд скользил по ним. – Не будем друг другу портить вечер .
Однако этот номер дал осечку.    
- Покажи-ка свою волыну, фраер, - опасливым взглядом покосившись на своих товарищей, робко усомнился один из хулиганов, по всем признакам, недавний узник; очевидно, он отмечал с приятелями свое возвращение на волю. – Может, у тебя там не ствол, а…
- А ты ближе подойди, ухарь, - с серьезным видом оборвал его Артем, - я рассею твои сомнения.
Ухарь мгновение помялся и, снова с нерешительным  видом покосившись на своих несколько стушеванных приятелей, как бы говоря им о своем расчете на их поддержку, начал осторожно мелкой поступью приближаться к недругу.
Бить хулигана было, вероятно, нецелесообразно, но иного выхода у Артема не было. Подпустив неприятеля на расстояние вытянутой руки, он, резко выпростав руку из пазухи, так же резко нанес ему хлесткий удар, попав ему вместо подбородка в кадык: с перекошенным лицом, ворочая белками чрезвычайно вытаращенных невидящих глаз, тщетно пытаясь глотнуть в себя открытым ртом воздуха и лишь с судорогами удавленно хрипя, тот,  скошенный, отлетел назад, и был пойман товарищами. Не долго думая,  Владимир ударил сначала в живот, а затем снизу в челюсть согнувшегося долговязого: долговязый сделал сальто в воздухе и, упав навзничь, стал недвижим.
Впрочем, такое, достойное жесткое противостояние отнюдь не поколебало дух хулиганов, и только раззадорило их.
- Долби, братва, волков позорных! – густым басом заревел конопатый верзила своим приятелям, и те лавиной обрушились на противников.
Получив несколько ударов в голову и корпус одновременно, Артем  снова сделался страшно хмельным, однако на ногах устоял. Видя сплошь и рядом разъяренные лица неприятелей, их непрестанные взмахи рук и ног, стал посылать частые резкие удары наугад, и  после нескольких серий заметил, что толпа начала редеть: двое лежали не шевелясь; но трое продолжали его атаковать, вытесняя на улицу.
Отступив – таки на улицу от сыплющихся ударов, прежде всего Артем отступил  на скользкое мраморное крыльцо заведения, на котором, сразу потеряв устойчивость, стал нерасторопным и, несколько замешкавшись, тотчас получил удары в пах и челюсть, отправившие его в нокаут на спину в высокий хрустящий сугроб. Не давая ему опомниться, недруги кинулись к нему, и принялись избивать руками и ногами, взрывая серый обветренный снежный покров. Он живо перевернулся на живот и  попытался вскочить на ноги, но его с размаху ударили тяжелым тупым предметом по голове, и он снова пал ниц, потеряв ориентировку. Тем не менее, инстинктивно  попытался вскочить на ноги вторично, однако двое держало его за рукава и ворот куртки, натягивая ее ему на голову и не позволяя ему подняться, а третий с остервенением пинал его ногою, судя по всему, выбирая целью наиболее уязвимые точки человеческих членов. Видимо, сознавая ничтожно малое превосходство над крепким энергичным неприятелем, все трое навалились для надежности на его тело и голову  и, продолжая удерживать, стали тыкать кулаками теперь полулежа. Впрочем, Артем уже не чувствовал их ударов, не слышал криков официантов, не видел высыпавшей на крыльцо ресторана толпы зевак, и только делал тщетные попытки приподняться хоть капельку на своих локтях, чтобы утолить единственное  желание – глотнуть воздуха. Не надеясь уже на то,  вдруг стал чувствовать все возрастающее облегчение, и, поняв, что тела недругов поочередно с него поднимаются, с радостным сознанием жизни захватил в себя воздуха всею грудью.

-  31  -
Встав, наконец, во весь рост, он обнаружил, что Владимир принял бой на себя, и ,  сбросив свою куртку, без раздумий устремился к нему на выручку.
Менее, чем через пять минут и елозившие на снегу в густых лужах крови, и безнадежно закрывавшиеся руками от сыплющихся градом ударов, хулиганы внезапно сорвались к проезжей части улицы и,  оставив своих подруг, всей ватагой бросились наутек. Окрыленные победой, Артем с Владимиром кинулись преследовать ненавистную толпу, но, задыхаясь от собственного перегара, быстро от нее отстали.
Едва они возвратились к ресторану за  брошенными в горячке на снег вещами, откуда-то из-за угла вырулил милицейский «Уаз» с включенной сиреной. Всполошившись, Артем призвал Владимира поскорее уносить ноги, но тот со спокойным бесстрашным видом и слегка жмурясь от света фар стремительно приближающегося к ним «Уаза» отрицательно покрутил  головою: - Не убежим – мы слишком устали. Да ты не переживай, - добавил  с тонкой улыбкой, - пару часиков подержат да отпустят.
Пророчество Владимира, по всей видимости, было основано на опыте. Действительно, по прошествии двух часов дежурный милиционер вывел их из маленькой с неимоверно дурным кислым запахом клетушки и, даже не оформляя протокола, указал им резиновой дубинкой на выход из отделения: «Пш-шли отсюда!».
К радости своей, товарищи оказались без шишек и кровоподтеков, лишь на голове своей Артем обнаружил небольшую покрытую коркой ссадину. По ночному городу они неторопливо шли домой и возбужденно делились оставшимися от прошедшего вечера впечатлениями.
Домой Артем пришел под утро и сразу лег спать, однако сразу заснуть ему не удалось, в глазах  стоял переполох испорченного вечера, неряшливо одетые здоровенные шалопаи с туповатыми и перекошенными от злости лицами, отделение милиции… В калейдоскопе острых впечатлений вдруг воспроизвелся танец с девушкой, и глаза его при этом  воспоминании широко  раскрылись. Совершенно позабыв о том, что девушка, с которою он танцевал, писала для него на салфетке номер своего  телефона, о том, что салфетка эта покоится во внутреннем кармане его куртки, забыв и имя той девушки, он тщетно мучительно напрягал свою память и перебирал в уме все женские имена, какие только знал, в том числе и устаревшие, и так же тщетно связывал каждое из этих имен со светлым образом милой, красивой, с грациозной головкой, божественной осанкой и точеной фигурой блондинки, застилавшим все его  сознание. И он стал одержим намерением найти ту девушку во что бы то  ни стало. «А нужно ли?» - он медленно прикрыл веки, с досадой сознавая, что блондинка та возвышается над ним на длинной и крутой социальной лестнице; и, найдя красотку чем-то для себя запредельным,  тотчас выбросил затею об ее поиске из головы, пока она не засела там слишком прочно. К тому же поймав себя на мысли, что красота физическая не только есть ничто не в соединении с красотами духовной и ментальной, но и подчас кроет в себе куда более отвратительные пороки, нежели наружность серенькая и неприглядная, как бы в противовес вновь мелькнувшему перед глазами обрамленному белокурыми волосами прекрасному личику он снова воскресил в памяти драку возле ресторана и камеру: в ней они с Владимиром, глядя друг другу в глаза, вдохновенно поклялись быть братьями, после чего крепко обнялись, - и внутри у него все заклокотало, как в те священные минуты.


*  *  *

От веселых теплых солнечных лучей снег быстро превращался в кашицу, потекли извилистые ручьи, обозначились первые проталины и островки с прошлогодней пожухлою травой. Синицы и снегири улетели, на смену им прилетели ласточки и жаворонки. Воздух

-  32  -
наполнился пьянящею весенней свежестью, запахом талого снега и не очень уверенным щебетом птиц.
Точно выбравшиеся на свет после долгой спячки медведи, Артем с Владимиром неимоверно обрадовались отступлению холодов, и встряхнуться после мрачного зимнего однообразия, набраться энергии, почерпнуть сил решили исключительно в природе. Заполнив сумки не хитрым съестным провиантом и двумя бутылками хорошего красного вина, в один из выходных дней они отправились на прогулку за город.
Доехав на автобусе до конечной остановки и пройдя с километр пешком по узкой засыпанной щебнем проселочной дороге, вошли в чудесный сосновый бор. Углубившись в него на полтораста шагов, вышли на прекрасную с видом на небольшое с зарослями камыша озеро поляну, залитую тусклым солнечным светом, пропускаемым рыхлыми, ажурными кронами сосен.
- То, что нам и нужно, - с радостью произнес Артем, увидев два разделяемых черным от костра пятаком пенька и глядя на них; вокруг не было не души, лишь пташки, сосны да усыпляющий запах смолы и коры деревьев.
 Беззлобно побранив предыдущих туристов и закопав в песчаную почву оставленный ими мусор, товарищи развели костер и развесили над ним прутья с навздетыми на них кусочками мяса и луковицами. А пока шашлык готовился, упиваясь наисвежайшим воздухом, наслаждаясь чудным пением птиц, испытывая неповторимое состояние внутреннего покоя, отрады и блаженства, смаковали вино и вели беспечную болтовню на самые разные мирские темы.
Немного охмелев, раскрасневшись и несколько пресытившись шашлыком, Владимир потянулся к своей сумке. Мастак на сюрпризы, он и сегодня был в своем амплуа, что стало очевидным, когда из сумки он извлек самодельный, однако сделанный опытною рукой, пистолет; к пистолету у него было припасено и несколько патронов. На вопросительный взгляд Артема он с еле заметною улыбкой ответил: - У одного алкаша недавно купил за бутылку самогона. – Выдержав паузу, ушедшую на рассматривание пистолета, прибавил: - еще ни разу не стрелял из него.
Поставив на пенек толстостенную бутылку из-под вина, они решили проверить возможности пистолета. Однако выстрела так и не услышали.
- Боек сточен, - с удрученно сдвинутыми бровями негодующе констатировал Владимир, разглядывая и щупая механизм. – Боек бы новый выточить…У тебя нет среди знакомых надежного токаря? – обратился к Артему, значительно взглянув на него при слове «надежного».
- Как будто есть, - бездумно сказал тот, устремив свой мысленный взор  на родного дядю по линии матери, токаря – универсала, и думая в это время, что имей он в тот злополучный день за пазухой хотя бы этот, не внушающий особого страха, пистолет, неравная потасовка в ресторане все же  вряд ли бы произошла; взяв из рук товарища оружие, бросил его в свою сумку.
И они снова с прежним аппетитом приступили к поглощению шашлыка и вина.
На другой же день Артем отнес пистолет своему дяде. Дядя паша долго отмахивался, не желая даже и слушать ни о каких пистолетах, однако под натиском пылких уговоров племянника, основанных на его данном другу обещании, сдался.


*  *  *

Дневные смены чередовались с ночными, рабочие будни сменялись выходными днями, а между тем становилось все теплее и теплее, на  дворе  вовсю расцветала весна.

-  33  -
Ворота ремонтного бокса троллейбусного депо теперь были открытыми настежь и ночью и днем.
Наступление долгожданной благодатной поры повлияло на Владимира, по всей видимости, пагубно. Однажды он пришел на работу хорошо подвыпившим. Отчего, естественно, был чрезвычайно возбужденным, веселым и особенно дружелюбным. Он беспричинно смеялся, громко и задорно завывал песни, лобызал в щеки всех рабочих бригады и, преданно глядя на Артема, с отвисшею нижнею губой многократно твердил о безграничности своего уважения к нему. На просьбы Артема затаиться он совершенно не реагировал.
- Все нормально, братишка, - широко улыбаясь и обнимая товарища , громко нараспев говорил он..
На него обратил внимание начальник ремонтной мастерской и, нахмурившись, подошел ближе.
- Колесников, переодевайся и иди домой , - сказал строго, - работник из тебя сейчас… А как протрезвеешь, зайдешь ко мне.
- Есть, - язвительно ответил Владимир, по-солдатски вытянувшись в струну с поднесенной к виску рукой. – Пойду опохмеляться, - со злобною улыбкой провожая тусклым взглядом уходящего начальника, тихо поделился с Артемом. – Вчера у брата был день рождения – сегодня быть продолжению.
С этого дня Артем его не видел. На работу Владимир не являлся, не звонил по телефону и не приходил к Артему . Родители Владимира, очевидно, привыкшие к ведению сыном самостоятельного кочевого образа жизни, затруднялись что-либо сказать о его возможном местонахождении; на вопрос, где  Владимира можно отыскать, его приятели и знакомые также лишь пожимали плечами; дверь однокомнатной квартиры брата Владимира, Александра, никто не открывал, за нею не было слышно ни звука . Ни в одной больнице города, ни в реанимации, ни в морге Владимира, к счастью, не оказалось. Дежурный милиционер городской милиции также не сказал ничего вразумительного Артему, искавшему Владимира и там, он прыснул со смеха от,  видимо, наивного слова «друг», которым Артем представился, и ледяным тоном, дающим основания полагать, что искомого в списке задержанных нет и быть не может, как бы к слову небрежно присовокупил в трубку : «Родители пусть ищут свою пропажу…». И после тщетных розысков друга Артему ничего не оставалось как заключить, что тот просто- напросто закутил.
Прошла неделя. Открыв однажды почтовый ящик, Артем обнаружил в нем повестку в милицию. Тщательно прокрутив в памяти всю хронику своей короткой послеармейской жизни, он не отыскал на своей совести ни одной даже самой пустячной погрешности, и, сообразив, что многим отслужившим в армии и на флоте ребятам присылают из милиции подобные повестки с тем, чтобы предложить им служить закону, и он, видимо, не стал исключением, окончательно успокоился. Сама по себе служба не привлекала его, поэтому, решив не ходить в милицию, он равнодушно сунул повестку в карман, и тотчас забыл о ней. Но уже через день получил новую повестку: короткое послание небрежным мелким почерком содержало в  себе, судя по всему, настойчивое приглашение его в милицию.
В назначенный в повестке день и в указанное время он постучал в нужную, обитую кожимитом дверь с табличкой «начальник уголовного розыска»; бодрый низкий мужской голос тот же час отозвался за дверью. Он вошел в маленький уютный и очень светлый кабинет с кактусами в горшках на подоконнике, назвал одетому со вкусом в штатское худощавому с трехдневной щетиной и с наметанным глазом сыскнику свою фамилию, с видом спокойного вопрошения протянул ему повестку. Сыскник пробежал глазами по повестке, длинным худым указательным пальцем ткнул кнопку селектора.


-  34  -
- Дьяченко, зайди ко мне..
Через полминуты в кабинет вошел здоровый, как буйвол, с красным мясистым лицом и исходящим от него терпким запахом одеколона мужчина лет тридцати пяти, одетый в простенький серый костюм.
- Тут вот парень по твоему делу пришел, - сказал ему главный розыскник ,  едва за -
метно мотнул головою на Артема.
- Как ваша фамилия? – быстро обратился к Артему Дьяченко.
Артем назвался.
- Следуйте за мною, - вежливо сказал ему Дьяченко, и распахнул дверь, вышел из кабинета, Артем юркнул за ним.
Так они шли несколько времени: уверенно и широко ступая, бойко поворачивая плечами и с энергичной отмашкой рук, Дьяченко шагал впереди; следом за ним, стараясь не отставать, шел Артем, взгляд его против воли упирался то в бычью розовую шею впереди идущего здоровяка, то в его широкую закрывающую обзор спину, то в не менее широкий таз, раздвигающий полы пиджака в разрезе; сначала они шли по длинному коридору, затем свернули на лестницу, ведущую вниз. Встретив на лестнице двоих коллег, еще не старых мужчин, в штатском, Дьяченко пригласил их с собой, и те пристроились позади Артема. На первом этаже Дьяченко заглянул в один из кабинетов, и оттуда торопливо вышел еще один его сослуживец, щекастый и плешивый человек средних лет,  тоже одетый не по форме, и замкнул колонну.
У двери с табличкой «изолятор временного содержания» Дьяченко остановился, нажал на кнопку звонка; крохотное оконце сразу открылось, и он просунул в него свою граблеобразную лапу с удостоверением. Скрипнув засовом, охранник отворил дверь, впустил их внутрь.
Все вместе они зашли в не очень большую ярко освещенную камеру для допросов  с   грязно-зелеными стенами, двумя длинными лавками вдоль стен, столом и парою табуретов, один из которых стоял возле стола, а другой посередине комнаты.
Жестом руки указав Артему на табурет, стоящий посередине комнаты, Дьяченко что-то негромко сказал охраннику и когда тот, кивнув, быстро вышел из комнаты, уселся за
стол, его коллеги расположились все на одной лавке.
Охваченный легким волнением и нехорошим предчувствием, Артем сел на табурет, не совсем понимая, что все это значит, и надеясь, что с минуты на минуту начнется какой-то серьезный разговор, который все и откроет; однако стражи закона только вполголоса весело болтали о личном, не имеющим ровно ничего с происходящим, тем самым еще более натягивая его нервы и нагнетая на него страх.
Только с некоторым возмущением он решился спросить у Дьяченко объяснения его странным и, вероятно, противоправным действиям, и в случае необходимости потребовать адвоката, дверь неожиданно распахнулась, и конвоир ввел в комнату Владимира.: лицо друга было заметно осунувшимся, кожа болезненно бледной, на лбу его еще более обозначились складки страданий от, видимо, изматывающих допросов; одет он был в вылинявшие майку и трико и комнатные тапки на босу ногу. При виде своего клятвенного брата Артем с состраданием обезумело приподнялся с табурета, замер в полуприсяде и, едва опомнившись, безнадежно опустился на табурет: несмотря на то, что Владимир был без наручников, вид его был жалок, хотя сам Владимир, очевидно, старался хорохориться, чтобы выглядеть так, как должно выглядеть человеку, умеющему отвечать за свои поступки, и не терпящему ни чьей к себе жалости. В комнате сразу воцарилась мертвая настораживающая тишина.
- Привет, - глухим голосом сказал Владимир Артему и, крепко пожав ему руку, опустился на пустующую лавку; сев на табурете к нему лицом, Артем оказался сидящим боком к Дьяченко и спиною – к троим его коллегам.

-  35  -
Собираясь с мыслями, Владимир с потупленным взором помолчал, с обреченным видом поднял глаза на Артема.
- Артем, мне нужна твоя помощь: тот пистолет, который я тебе давал… верни его, пожалуйста
Изумление и злобное отчаяние одновременно обуяли Артема, слившись в какой-то единый раздражитель, от которого у него защекотало в горле и он поперхнулся; быстрота биения сердца мешала ему дышать, он ясно чувствовал, как язык его деревенеет и сам он врастает в табурет. Несколько мгновений он силился выйти из оцепенения и не мог, но мало-помалу разум  его возобладал над эмоциями.
- Какой пистолет? – с вытаращенными глазами вырвалось у него; с выражением полного недоумения на лице, будто услышав нечто бессвязное от умалишенного, он повернул голову к Дьяченко, с этим же видом быстро крутнулся к позадисидящим и, снова повернувшись к Владимиру, устремил теперь на него строгий с укором взгляд: - Ты, Вовчик, что-то путаешь. Получше вспоминай, кому и что ты давал. Я вообще впервые слышу о пистолете. Пистолет какой-то…
- Да перестань, Артем, - болезненно сморщился Владимир, - тут все свои.
Тут дознаватели оживились, повскакивали со своих мест, возбужденно загалдели и заходили вокруг Артема, точно лисы возле сыра.
- Да, да, - дружелюбно сказал ему один из них, - можешь нас не смущаться – мы не замышляем против тебя ничего дурного.
- Мы к тебе, Артем, никаких претензий не будем иметь, - масляным голосом произнес второй, - отдашь нам пистолет и все… Даже протокол не будем составлять.
- Мы лишь искренне хотим помочь твоему другу выкарабкаться из трясины, в которую он угодил, - с притворной сердечностью вставил третий.
- В уголовном деле ты никоим образом не будешь фигурировать, -  так же с напускным добродушием заверил Артема Дьяченко. – В деле состряпаем так, хе-хе… что якобы пистолет обнаружен нами на месте преступления. Ну, Артемчик… - прибавил он
с мольбою во взгляде, - выручи своего друга-то. Да не переживай ты…
Артема еще более насторожила их очевидная фальшивая расположенность к нему.
- Я и не переживаю, - с видом недоумения пожав плечами, стоял он на своем; он говорил негромко, чтобы скрыть дрожь своего голоса, - никто никогда не давал мне никакого пистолета.
- Вот оставим тут тебя суток на десять, - вспыхнул один из дознавателей, - как миленький  вспомнишь и кто, и когда, и что тебе давал.
- Я уже сказал, что никакого пистолета он мне не давал, - возвысив голос, отрезал Артем, видя, как дознаватели озадаченно переглядываются, и чувствуя выступившую у себя на лбу испарину. Сглаживая свой резкий тон, с нотой обиды пояснил: - Владимир последнее время много пил, кутил… мы с ним не виделись. Вероятно, по пьяному делу он кому-то что-то и давал, а теперь на меня думает и несет галиматью. Уверяю вас : я впервые слышу о том, что у него был когда-нибудь пистолет. Посудите сами: зачем мне пистолет? – добавил простецки, - я не охотник, образ жизни веду мирный, законопослушный, опасаться мне тоже  некого… Неужели, вы думаете, я не помог бы своему другу, неужели стал бы отпираться, если б у меня действительно был этот проклятый пистолет..? тем более вы утверждаете, что в деле я фигурировать не буду, что вы даже протокол не будете составлять… Чем бы я рисковал? Абсолютно ничем. Если б у меня хранился его пистолет, то, поверьте, если я бы и не решился принести его сюда, в милицию, то,  во всяком случае, обронил бы его где-нибудь и сообщил вам его местонахождение, а вы без меня б его и подобрали…
Снова болезненно скривившись, Владимир быстро окинул дознавателей с горькой насмешкой взглядом, с видом мученика запрокинул голову назад. Через мгновение с

-  36  -
тяжелым вздохом свесил ее; медленно подняв голову устремил томный без надежды взгляд на Дьяченко.
- Можно нам поговорить с глазу на глаз?
Дьяченко ему  бодро кивнул, и дознаватели спешно удалились из комнаты , захлоп-нули входную дверь.
- Артем, что с тобою? – вкрадчивым тихим голосом и преданно глядя на друга, сказал Владимир, покосившись на дверь, - ты, как будто, чего-то щекотишься… Я ж тебе сразу сказал: тут все свои… Мне минимум восьмерик светит, и то я так не щекочусь…
- Что у тебя стряслось? – нетерпеливо оборвал его тот.
- А… - с видом человека, свыкшегося со своею болью, рану которого бередят, Владимир слабо махнул рукою, потупил взор и умолк. – В тот день, когда начальник мастерской отстранил меня от работы, я поехал к брату, и мы с ним стали опохмеляться после его дня рождения. Вечером к брату в гости пришел один его знакомый паренек лет двадцати шести, коммерсант, присоединился к нам. Так мы пили всю ночь и все утро до самого обеда. Не могу припомнить, из-за чего у меня с этим барыгой вспыхнула ссора, - ну, сам знаешь, как это случается во время попойки в одной компании с незнакомцем: сначала харя не понравилась, потом слово за слово и все грубее, а уж потом в ход идут не только кулаки, но и бутылки с вилками да ножами… Одним словом, мы с ним принялись выяснять отношения. Мой Сашка не позволил нам драться у себя в квартире, выставил нас на улицу, а сам завалился спать. Ну, вышли мы с барыгой на улицу, и давай врезаться. Я-то честно дерусь, а он все норовит ногой мне в пах попасть; и попадал он часто, но все как-то вскользь А тут как зарядил мне меж ног со всего размаху, - у меня аж в глазах потемнело…ну, тут уж я тигром взревел да не сдержался, - черт меня дернул захватить на всякий случай из квартиры столовый нож, - и саданул его пером в грудь… прямо в сердце. – Он на мгновение, в задумчивости кусая нижнюю губу, замолчал; очевидно оживлять в памяти ужасную эту картину ему стоило невероятных усилий. – Барыга умер на месте, ни
слова не сказав, ни охнув, - продолжил он скорбно, буравя взглядом одну точку пола. – А я растерялся, не знаю, что делать – звать ли кого на помощь, убегать ли…И все-таки решил следы замести- не оставлять же покойника на тротуаре. Осмотрелся: вроде никого вокруг; мигом затащил труп в подвал, вырыл в земле яму, отрезал барыге голову, и все это закопал в землю, после чего землю тщательно утрамбовал…сбегал домой за  хлоркой, и посыпал ею то место.
Артем был шокирован  этой исповедью. Глядя на впалые щеки и горящий взгляд Владимира, он его внимательно не моргая слушал, не веря своим ушам, только неприятный холодок  какою-то маленькой живностью взад-вперед бегал по его спине.
- Оказалось, что кто-то видел, как мы дрались, - вздохнул Владимир, - и донес в милицию… Пистолет ментам нужен для того, чтобы пришить мне превышение пределов необходимой обороны: якобы барыга наставил на меня свой ствол, а я, в силу безвыходности, опередил его ножом. Так что выручай, братишка. Если поможешь, может даже такое статься, что присудят мне всего пару лет, а при нормальном раскладе дел совсем оправдают да нагонят меня из зала суда: ранее судим я не был, характеристики на меня соседей и с работы также будут весьма положительные…
Тем, что в силу своего малодушия Владимир не только не намерен принять и понести самое суровое наказание и очиститься в мучительных страданиях от страшного греха, не только надеется всеми правдами и неправдами уйти от ниспосланной ему небом кары, но и, не сдерживая себя угрызениями совести, не приемля законам нравственности, пускает в ход свою изобретательность в уготовлении клеветы на уже перезахороненного убиенного им, Артем был очень неприятно поражен, однако осуждать товарища из христианских соображений не взялся.


-  37  -
- А мне ничего не пришьют? – не пришедший до конца в себя от рассказа, усомнился он.
- Ты что, братишка!.. – обиженно протянул Владимир, - разве стал бы я тебя под пресс подставлять… . – Положив товарищу руку на плечо и пристально глядя в его глаза, доверительным  тоном   прибавил: - Все менты, которые здесь были, куплены вместе с бо - тинками: Сашка мой уже постарался. Думаешь, почему они мечутся возле меня, обговаривают, как покрасивше отмазать меня от большого срока… Все будет, поверь мне, устроено шито-крыто: отдашь им ствол безо всякого протокола, и к тебе никаких претензий, - клянусь!.. Или ты больше не веришь мне?
 Движимый долгом дружбы и даже в приближенной  степени не допускающий вероятности козни от Владимира, Артем принял его слова за чистую монету.
- Хорошо, я отдам им пистолет, - сказал он, качнул головою на дверь, из-за которой доносились приглушенные голоса дознавателей. – Но только при условии, - добавил он, глядя на Владимира в упор, - в котором ты меня уверял.
- Спасибо, братишка, - вонзив в него взгляд, растроганным голосом промолвил Владимир.
Горячее искреннее рукопожатие завершило их разговор; Владимир тотчас пригласил дознавателей в комнату, и сообщил им о согласии Артема помочь делу.
Ободрившиеся, дознаватели препроводили Владимира в камеру, и вместе с Артемом вышли из милиции на улицу, усадили его в свою служебную «Волгу».
С голым торсом, слоем пены на своем полном добродушном лице и бритвенным станком в руке открыв дверь, дядя Паша спокойно -вопросительно поднял брови.
- Уголовный розыск, - сухо представился ему Дьяченко. – Разрешите войти?
В растерянном недоумении, дядя Паша обвел визитеров пространным взглядом и, приметив среди них своего племянника, распахнул дверь шире.
- Прошу.
Едва дознаватели вошли в квартиру, Дьяченко, нахмурившись, сразу неприязненным командирским голосом прикрикнул: – Всем, кроме следственной группы, оставаться на своих местах: мы будем проводить обыск!
Он предъявил хозяину квартиры санкцию на проведение обыска, видимо, добытую им у прокурора заблаговременно, и, расположившись за кухонным столом, принялся заполнять протокол обыска.
- Лучше сдайте пистолет добровольно, - торжествующим мурлыкающим голосом сказал он, не отрываясь от бумаг, - обеспечите себя, по крайней мере, смягчающим обстоятельством. – На миг подняв с лукавой насмешкой глаза, с издевкой широко улыбнулся Артему, коварно хихикнул и продолжил писать. – Оформлю явку с повинной, и походатайствую в суде,  чтоб вас обоих приговорили к условному наказанию.
Артем был шокирован таким неожиданным поворотом дела не меньше, чем рассказом Владимира . Он проникся к дознавателям, так недавно уверяющим его в чистоте своих помыслов, расшаркивающимся перед ним и так легко подкупившим его этим, лютой ненавистью, кровь по его жилам устремилась быстрее; еще более он возненавидел себя за свою наивную доверчивость, ставшую причиной зла не только для него, но и для дяди . Стыд и гнев, объединившись, топтали в нем все оправдания. Владимира же, не только как друга, но и как личности, теперь для него не существовало.
Из внутреннего смятенья его вывел голос дяди.
- Ищите, - равнодушно сказал тот Дьяченко, и заговорщицки подмигнул племяннику.
Артем понял его сигнал, призывающий к спокойствию, и тотчас задышал несколько ровнее, однако обыск решил предотвратить.

-  38  -
- Можете не мылиться – бриться не придется, - с нотой дерзости обратился он к Дьяченко. – У меня нет и не было никакого пистолета – пошутил я.
- Как это – пошутил ? – оторопело откинувшись на спинку стула, выпучил на него глаза Дьяченко.
- А вот так.
Поняв, что попали впросак, дознаватели заметно занервничали, заметались растеря -нно на месте, однако обыск проводить не стали; озадаченно переглядываясь, принялись, по-видимому, соображать, как опять заворожить жертву. И ничего лучше не сумев придумать, они снова с деланным дружелюбием, приторными улыбками, с сверкающей в их взорах сплошной доброжелательностью начали масляными голосами лебезить перед Артемом и склонять его к исполнению долга чести.
Их усилия похоронились в своей напрасности, Артем теперь был непреклонен.
- Я уже все сказал: о пистолете слышу впервые, - отрезал он, -добавить мне больше нечего.
Когда несколько взбешенная от провала своего замысла следственная группа, с силой хлопнув дверью, вышла из квартиры и каблуки их туфель враждебно застучали по лестнице, Артем рассказал дяде о Владимире, о его трагедии и о своем с ним разговоре в милиции.
- Да, скверная история… - тихо и задумчиво промолвил дядя Паша, все еще не смывший пену с лица. – Дружок у тебя, однако… - удрученно покачал головою, - ничего не скажешь: «менты куплены с ботинками», «ствол отдашь без протокола»… Дешевка… Все они надеялись оставить тебя в дураках: раскрывая дело об убийстве, следователь попутно раскрыл бы и дело о хранении огнестрельного оружия, а значит был бы поощрен начальством . За оказанное содействие в этом раскрытии этот… Володя, трясущийся за свою шкуру, получил бы на два-три года меньше полагаемого срока… А тебе пришлось бы вынужденно отказаться от многих радостей жизни года на три… на первый раз.
Некоторое время Артем всеми силами души не хотел мириться с дядиными словами по поводу подлости Владимира и даже внутренне восставал против них, хотя, борясь в противоречиях, признавал долю их правды и тогда переживал к Владимиру двойственные чувства, любовь и ненависть. Однако все сомнения его превратились в прах очень скоро, когда из прокатившегося по троллейбусному депо слуха он узнал, что суд не только не проявил хоть сколько-нибудь гуманности в отношении Владимира и приговорил его к пятнадцати годам лишения свободы, но также счел нужным исправить тремя годами заточения и брата Владимира, Александра, только за то, что во время обыска в его квартире, месте, где произошла роковая попойка, в груде валявшегося в кладовой хлама милиция обнаружила два ржавых патрона шестнадцатого калибра.
Пистолет же своего недавнего друга, лежавший на сохранении на работе у дяди в сейфе, он забрал, и вместо произведения пробного выстрела со всего размаху закинул его далеко в Волгу вместе с памятью о Владимире.



IV


Снова оставшемуся в бригаде единственным молодым человеком, Артему приходилось из смены в смену скрепя сердце безучастно слушать пьяные дебаты рабочих о даче и колорадском жуке, их сдержанный ропот на начальство троллейбусного депо и руководство страны. Он по-прежнему добросовестно выполнял всю  надлежащую работу, однако делал это без особого настроения и тем более энтузиазма. Особенно беспечно, с

-  39  -
гнетущей тоскливостью, точно отбывал каторгу, коротал он ночную смену, когда молодежь высыпала на улицы города, заполняя все парки, скверы, бары и летние кафе, а почти во всех уголках природы готовились шашлыки и рекою лилось пиво . Обслужив заезжавшие на осмотр троллейбусы, вся бригада подобно кротам разбредалась по всевозможным укромным местечкам ремонтной мастерской, устраивалась на нехитрых лежанках из телогреек или просто располагалась на сиденьях стоявших во дворе троллейбусов, и тотчас
погружалась в сон; Артем также укладывался на сиденье одного из троллейбусов, и,                не имея способности заснуть, буравя неподвижным взглядом потолочную обшивку транспортного средства, думал о своем бытие и не видел будущности. Впрочем будущность вскоре явилась ему нежданно-негаданно, сама собою и в весьма ярком насыщенном колорите. Словно в наказание за его недовольство настоящим, жизнь уготовила ему очередной испытательный виток и завертела, закружила в нем его, как пылинку,  после чего морскою волной, нередко выбрасывавшей на берег утопающего, выбросила его из этого витка, полного потерь и с горьким уроком.
Возвращаясь однажды вечером домой после непродолжительной прогулки и решив выкурить перед сном сигарету, он остановился возле подъезда, закурил, присел на корточки. Откуда ни возьмись – мимо него ураганом пронесся старенький зеленый «Москвич», но вдруг резко затормозил, подняв клуб пыли, и , сдав назад, остановился напротив него.
- Здорово, Артем! – задорно крикнул ему упитанный с круглым лоснящимся лицом и орлиным носом водитель.
Приподнявшись с корточек, Артем всмотрелся в него, и не без труда узнал в нем своего соседа по подъезду Величко Кирилла: в прошлом юноша любвеобильный, Кирилл, казалось, только тем и был занят, что крутился возле зеркала, холил свою физиономию и флиртовал с девчонками, - видимо, поэтому из училища его выпустили со справкой о прослушанных им трех курсах, вследствие чего он вынужден был кидать лопатой бетон в бригаде у своего отца, - и, вероятно, причиной всецелого погружения в амурные дела объяснялись  тогда  его  осанистость и  стройность.
- Привет, Кирилл! – радостно воскликнул он, шагнул к машине, протянул ему руку. – Ну ты и раскабанел! Года три мы с тобою не виделись… Я тебя сразу-то и не узнал – богатым, видимо, станешь.
- Откуда ему взяться – богатству, - с деланной скромностью и хитринкой во взгляде сказал Кирилл, - езжу вот на отцовской лохматке, вечерами калымлю – на скромную жизнь да на бензин хватает. Ты сейчас свободен? Поехали со мною, если свободен – я буду калымить, и заодно поболтаем.
Весельчак и балагур, Кирилл всегда был Артему небезынтересен и симпатичен, поэтому он без раздумий принял его предложение. Они поехали по вечернему городу, поглощенные веселыми воспоминаниями забавных эпизодов из далекого детства, пацанов со двора , рассказывая друг другу о своей теперешней жизни.
На другой день Кирилл приехал к Артему на работу под конец его смены. «Не завидую я тебе, Артем, - говорил он с тонкой сочувствующей улыбкой, любуясь вечерним солнцем, играющим на жестяных крышах и в стеклах троллейбусов золотыми переливами, - такая погодка стоит!..».  Артем с ним согласился, но что-либо изменить в своей участи был не в силах, и по первому зову бригадира, застегнув на все пуговицы свою сварочную брезентовую куртку, оставил товарища. Пока он работал, Кирилл также не бездействовал, он произвел мелкий ремонт машины и вымыл ее , а когда смена Артема закончилась, они вместе поехали по домам. После ужина же Кирилл снова пригласил по телефону Артема прокатиться по городу, и тот снова согласился.
Так, незаметно для самих себя, они стали общаться изо дня в день, их отношения быстро прочнели и  скоро переросли в дружеские, большею частью, может быть,

-  40  -
обусловленные их одинаковой думой, ставшею общей: как преуспеть в жизни. И однажды, точно с неба, на них, казалось, свалилось счастье.
Счастье то был их общий знакомый, высокий стройный и довольно симпатичный человек двадцати трех лет, Дубровин Емельян, и упал он к ним, разумеется, не с неба, а с тротуара, на котором он пьяный едва стоял, мотаясь из стороны в сторону и слабо выписывая рукою жесты, очевидно, в попытке остановить такси. Когда Кирилл, ловко опередив все такси, подлетел к нему стрелою и машина с визгом тормозов остановилась,
Дубровин кое-как открыл ее заднюю дверь. С трудом забрался в салон и,  промычав адрес, повалился на заднее сиденье, сразу захрапел. Кирилл с Артемом знали его домашний адрес, и уже через три минуты Кирилл доставил его по назначению, принялся его тормошить, хлестать по щекам.
Кое-как пробудившись, Дубровин попросил включить свет, и когда свет в салоне был включен, стал шарить руками по карманам в поиске денег.
- Да не нужно мне ничего, - с добродушной усмешкой сказал ему Кирилл, - со своих не беру.
Дубровин посмотрел на него мутными красными глазами и вытаращил их, перевел взгляд на Артема.
- Парни! Привет! – вырвалось у него с исступленной радостью; не найдя слов, он бросился обнимать их и целовать в щеки. – Кирилл, Артем!.. – кричал радостно, - сто лет не видал вас… Где вы, что с вами..? Калымишь, Кирилл? – сказал, громко икнув, слегка заплетавшимся языком.
- Куда деваться, - с улыбкой признался Кирилл.
- А ты, Артем – трудишься где-нибудь? – снова  дважды громко икнув, полюбопытствовал Дубровин.
- Тружусь, но удовольствия от работы не получаю, как не получаю и зарплату шесть месяцев, - беспечно сказал Артем.
- Эх, пацаны, пацаны… Хорошие вы пацаны…- тихо, с задумчивостью пробормотал Дубровин, низко свесив голову; в очередной раз икнув, он вдруг резко вскинул голову, с решительностью во взгляде добросердечно произнес: - Хотите со мною серьезным делом заняться?
Кирилл с Артемом переглянулись с тенью приятной настороженности.
- Каким делом? – вырвалось у них в один голос.
- Значит хотите, ха-ха…- лицо Дубровина расплылось в добродушной улыбке; он тщательно облизал свои пересохшие губы и серьезнее прибавил: - Если хотите, - завтра в восемь утра я жду вас на этом месте: на пьяную голову о делах не разговариваю. Все.- Он решительно открыл дверь, выбрался из машины и, заглянув в окно со стороны Кирилла, повторил :– Ровно в восемь, - и, пошатываясь, направился в свой подъезд.
Некоторое время Кирилл с Артемом сидели в машине с выключенным двигателем в противоречивых догадках относительно сути дела, предлагаемого Дубровиным. Поначалу ими овладело сомнение в серьезности его слов, они заключили, что, проснувшись утром, Емельян не будет помнить не только о своих словах, но и вообще о встречи с ними. Но тут же, коснувшись его нежелания разговаривать о делах в нетрезвом состоянии,  нашли свое заключение зыбким и необоснованным. Их сомнения еще более поредели, когда они единодушно признали, что мнимый простак, называющий свою жену бабой, Дубровин является одним из тех, кто за пятак готов в поле загонять воробья, пока не поймает его, кто лезет из кожи вон и ночей не спит, чтобы только шагать в ногу со временем. При советской власти Емельян невесть где доставал заморские товары вроде джинсов, кроссовок и блузок, и с неискушенных провинциальных модников и модниц драл за них втридорога; но однажды милиция взяла его за бока, и он, неведомо каким образом ускользнув из ее когтей, вынужденно оставил свой бизнес и переметнулся в открытый для себя своим

-  41  -
изобретательским умом и по прошествии дней ставший в городе модным другой, противозаконный более с моральной точки зрения: приобщая к своему ремеслу девушек, он принялся по два раза на неделе подавать с ними фиктивные заявления в ЗАГС; получая подарочный талон на покупку в салоне для новобрачных импортных товаров, талон весьма выгодно сбывал и женитьбу откладывал до лучших времен, а деньги за талон делил с сообщницей, после чего снова приступал  к несложному поиску очередной невесты.
На другой день в назначенное Дубровиным время они приехали к его подъезду, за -
курили, храня молчание, словно боясь своими словами отогнать удачу. Едва в тихо работающей магнитоле пропикало шесть раз, к их приятному удивлению, Емельян бодрой походкой вышел из своего подъезда; был он свеж и чисто выбрит, только краснота  зеленых глаз указывала на его внутреннее недомогание.
- Фу… - скривился он с отвращением, сев в машину и подавая парням руку, - накурили, хоть топор вешай. Как вы с утра курите…
Кирилл с Артемом раскрыли двери, и свежесть утра быстро вытеснила из салона сизые клубы сигаретного дыма.
- Итак, - серьезно сказал Дубровин, когда салон проветрился, - предлагаю вам вместе со мной заняться бизнесом: я вознамерился гонять на продажу из Владивостока подержанные легковые иномарки, и. полагаю, мы могли бы с вами сработаться.
- А деньги?  - нетерпеливо оборвал его Кирилл.
- Деньги – не ваши трудности,- авторитетным тоном заверил его Дубровин, сделал жест рукою, как бы отстраняя все сомнения на этот счет, - будут и деньги; вопрос о деньгах значится под номером десять. Желание, упорство и дисциплинированность – вот наша общая главная задача. Деньги, конечно же, тоже будут играть в нашем деле далеко не последнюю роль… но об этом я скажу чуть позже. Итак, для начала деятельности прежде всего необходимо открыть фирму, индивидуальное частное предприятие. Сразу хочу оговорить один момент: я буду директором фирмы, моя баба – бухгалтером.
Не желающие фигурировать ни в каких документах и попадать в поле зрения всевозможных контролирующих органов, Артем с Кириллом охотно согласились с этим его условием.
- Когда откроем фирму, - уверенно продолжил Дубровин, - сразу получим в банке кредит под свой проект: как взять кредит  ,  еще раз повторюсь,  мои  трудности; кстати, кредит получим под самый минимальный процент. По получении в банке денег сразу их все пустим в оборот, то есть вместе поедем во Владивосток и купим там три тачки. Во Владивостоке живет мой дядя, полковник милиции, чем я упреждаю ваши обеспокоенные вопросы относительно возможных нападок на нас рэкетирами. По возвращении домой жадничать не будем, и если на иномарки, пригоняемые из Владивостока, в нашем городе коммерсанты набавляют семьдесят-восемьдесят процентов, мы ограничимся полстами, и тогда машины будут уходить у нас влет. Но! Еще один момент: прибыль должна будет находиться в неприкосновенности; никаких шмоток, никаких уик-эндов, никаких слабостей… все это будет тогда, когда расплатимся с банком и заимеем собственные деньги, которые , кстати сказать, тоже не помешает пустить в оборот. Дальше: как продадим машины, - сразу стартуем за новой партией. Таким образом, за счет оборота мы постепенно, подобно снежному кому, обрастем капитальцем. Вот и все! Если все эти условия вас устраивают, завтра в восемь утра приезжайте на это же  место: начнем заниматься открытием фирмы. Надеюсь, вы не разочаруетесь во мне, - прибавил он сдержанно, - весь проект мною продуман и просчитан от начала до конца и довольно основательно… мальчишество мне не к лицу.
Осмысливая им сказанное, некоторое время Артем с Кириллом сидели с неподвижными лицами и молчали; смелый замысел Емельяна они находили вполне реальным, а работу для себя – милостью божьей.

-  42  -
- Ну что, до завтра? – с открытой улыбкой сказал Емельян, глядя на их озадаченные лица и приоткрыв дверь, чтобы выйти из машины,- или вам не нравится моя идея?
- Идея твоя просто ошеломляет своей прелестью, - с несколько удрученным видом сказал ему Артем, - но я не знаю, как мне быть с работой: сразу увольняться будет очень неосмотрительно с моей стороны – вдруг бизнес  у нас не сложится. Не прогуливать же … Ночную смену я смог бы пропустить – за литр водки мужики поработали бы за  меня с охотою, а вот дневную… табельщица, начальство…
- Поехали, - сказал Кириллу Дубровин, решительным движением руки закрыв снова дверь. Кирилл без лишних вопросов включил двигатель, и тронулся.
Они подъехали к четырехэтажному зданию милиции. Емельян быстрым шагом зашел в него и через несколько минут вышел с крепким коротко остриженным парнем, по-видимому, следователем. Подойдя к курящим возле машины Артему и Кириллу, незнакомец без всяких предисловий спросил , кому нужно освобождение от работы .
- Мне, - ответил Артем.
- Фамилия?
Артем назвался
Прямо на крышу «Москвича» незнакомец бросил чистый бланк повестки, заполнил его, протянул Артему.
- Если на работе поинтересуются причиной вызова в милицию, скажи, что был свидетелем грабежа. Я подтвержу. Повестки на работе тебе обязаны оплачивать по стопроцентному тарифу – ты не обвиняемый, не подозреваемый.
Артем начал было рассыпаться в словах благодарности, но тот с благодушно-беспечным видом слабо отмахнулся и, легонько по-дружески хлопнул Дубровина по плечу, тотчас скрылся за дверью милиции.
Радуясь, точно дети, Артем с Кириллом в этот день были сами не свои. Кирилл на радостях решил на денек забросить свою повседневную работу, извоз пассажиров, и они выехали на берег Волги, искупались и, наслаждаясь бодрящею речною прохладой, стали предаваться сладким мечтам.
-Как только заработаем деньжат, - взвизгивая от радости, с мечтательной улыбкой говорил Кирилл, - я сразу себе телегу возьму. Я знаю одного мужика, который гонял из Владика японские подержанные тачки: раньше ездил на «Запорожце», затем купил «копейку», потом, смотрю, заменил ее на «шаху», через полгода взял «девяносто девятую», а теперь ездит на джипе «Ниссане» и дом двухэтажный отгрохал, - за два с половиной года приподнялся!..
Уже смеркалось, но товарищи, возбужденные жизненно важным событием , смаковали захватившую их всецело тему, не думая обо сне. В предвкушении занятия бизнесом, они тщательно разбирали все его плюсы, отбрасывали со счетов, разрешая, минусы, и по домам разошлись только за полночь, когда небо порядком заволокло тучами и луна скрылась за облаками.
Наэлектризованный словами Емельяна, а затем Кирилла, Артем долго ворочался с бока на бок, сон не приходил ему. Лежа с закрытыми глазами, он приятно отдавался во власть иллюзий. Он видел себя ехавшим за рулем японского внедорожника по залитой солнечным светом дороге, из магнитолы тихо льется мелодия: бизнес налажен и жизнь потому настала спокойная. Надежды казались ему более верными при обращении его мыслей к факту изначального рабского положения Чингисхана и нищенского – Наполеона,  прозванного в свое время «Плащ и шпага» за неимение у него всего прочего.
Едва в окне забрезжил сероватый свет, он поднялся с постели, так и не заснув.




-  43  -
*   *   *


День выдался ветреным и ненастным, за окном моросил дождик и гремел гром. Словно в тон этой погоде, парни встретились пасмурными и неразговорчивыми. Однако, когда они вышли из юридической конторы, где  получали справку по поводу всех формаль-
ностей, связанных с открытием фирмы, дождь прекратился, небо постепенно прояснилось, быстрые тучи лишь изредка наплывали на бледное солнце. Глубоко вдохнув в себя чистого разряженного после грозы воздуха, парни тотчас приободрились и посветлели. И со свойст- венным им динамизмом принялись колесить на «Москвиче» по городу, содрогать полови -цы всех необходимых инстанций, ускоряя процесс открытия частного предприятия шампа- нским и шоколадом.
Однако все их хлопоты, увы, оказались всего лишь почками, бутоны были еще впе - реди. Препятствия на их пути к цели вырастали, точно грибы после дождя.
Когда через месяц фирма была зарегистрирована в администрации города и других компетентных органах и пришло время заносить ногу на новую ступень преобразования организационного этапа, из банка Дубровин вышел весь поникший, с хмурым лицом. С не- хорошим предчувствием сгорая от любопытства, в ожидании его Кирилл с Артемом заерза- ли на сиденьях «Москвича».
- Облом, - сев в машину, глухим  голосом   раздавлено сказал Дубровин, - кредит да- ют только под залог имущества, недвижимости или под поручительство гаранта.
Ошарашенные, Артем с Кириллом быстро переглянулись, успев уловить друг у дру- га в глазах всплеск раскаяния в своей былой преждевременной радости по поводу гранди - озности предприятия.
- А если в другой банк обратиться? – сказал Артем Дубровину.
- Во всех банках условия выдачи кредита одинаковые, - мрачно сказал тот, виновато опустил глаза. – Впрочем… впрочем не все еще потеряно, - оживился вдруг , в его глазах сверкнула искра надежды, - я совсем упустил из вида одного своего хорошего знакомого, который мне обещал устроить это дело без всяких залогов и гарантов. Я, по правде сказать, отчасти на него и уповал. Правда…гм…его тоже придется брать в долю…
- Поехали к нему, -решительно, в один голос сказали ему Артем с Кириллом, снова быстро и значительно переглянувшись.
- Съездить-то съездим, - задумчиво промямлил Дубровин, - только вот станет ли он сейчас заниматься нашей головной болью…у него сейчас своих проблем хоть отбавляй. Впрочем, не мне за него решать.
- Куда ехать? – бросил ему   через   плечо Кирилл, поворачивая ключ зажигания.



*   *   *


Через пятнадцать минут они миновали пост ГАИ, выехав за рубеж города, и, проехав с километр, свернули с главной дороги на узкую асфальтированную, ведущую к базе отдыха и здоровья «Эстафете». Метров за пятьдесят до широких железных ворот базы Дубровин заметно занервничал, опасливо завертел головою по сторонам.
- Черной «девятки» на базе не видно? – с дрожью в голосе спросил Кирилла.
- Как будто нет, - с вытянутой шеей и устремленным по ту сторону ворот внимательным ищущим взглядом, растягивая слова, сказал тот.
- Слава богу, - вздохнул с облегчением Дубровин, - хоть не придется встречаться с

-  44  -
этим извергом, Гусаром.
- Кто этот Гусар? – равнодушно спросил Кирилл.
- Рецидивист один. Он арендовал на все лето эту базу: сам здесь балдеет и его должники здесь же долги отрабатывают.
Когда Кирилл вплотную подъехал к воротам и выключил двигатель, Дубровин вышел из машины и юркнул в калитку; за ним, влекомые окружающею красотой природы, из машины выбрались и Кирилл с Артемом, из любопытства зашли на территорию базы, окинули ее изучающим взглядом. Окруженная поднимающимися вдали из полосатой пашни курганами, одетыми туманом, и усыпанная пушистыми соснами, стройными пятнистыми березами, кудрявыми рябинами и непролазным кустарником, база находилась в прекрасной холмистой местности на берегу Волги; тишину ее нарушали лишь многозвучное пение птиц, глухой стук дятла да шум верхушек деревьев, качающихся взад и вперед под воздействием северного ветра; на другой стороне реки были видны березовые рощи и лесистые холмы с чернеющими елями, которые отражались в воде; летнее солнце с улыбкой золотило эту простую и чудесную картину. Сразу при входе на базу с левой стороны от ворот находилось небольшое кирпичное кафе с покатой крышей и узкими окнами, напротив него располагался обычный металлический павильон с продовольственными товарами; множество маленьких деревянных домиков, выкрашенных
в разные яркие цвета, громоздились друг за другом в неровной убегающей к востоку цепи, конец которой упирался в рой высоких холмов. Неподалеку от кафе с десяток подростков лет пятнадцати неспешно и, очевидно, с неохотою, будто по принуждению, носили кирпичи из одной кучи в другую; увидев прохлаждающихся с весьма добрыми лицами незнакомцев, стали поочередно переставать работать, принялись отряхивать загорелые руки, с печально-обнадеженными видами, словно ища в них своих заступников, следили за ними.
- Вам кого, Антона Сергеевича? – обратился к ним мальчуган с веснушками на носу, очевидно, желая втянуть их в доверительный разговор.
- Нет, - покрутил головою Кирилл; теплым голосом издали спросил: - А вы что, работаете здесь?
Пацаны мрачно вразноброд засмеялись, на их лицах появились горькие улыбки.
- Долги отрабатываем, - пасмурно пояснил подросток с веснушками на носу, жмурясь от солнца; он раскрыл пачку сигарет и тотчас к ней потянулось множество рук   его товарищей.
- Много должны? – с тенью жалостливого участия полюбопытствовал Кирилл.
- Да ничего мы не должны, - в сердцах бросил белокурый паренек, услышав искреннюю ноту сочувствия из его уст, - уже сто раз отработали все долги. Хоть бы работа была полезной, а то таскаем кирпичи из кучи в кучу или бревна перекладываем из поленницы в поленницу…и так каждый день, а иногда и по нескольку раз в день – в зависимости от настроения Гусара.
- За что  ж   вы ему задолжали?
- Гусар пригласил нас сюда отдыхать: в футбол играть, купаться…- вмешался пухлый подросток в очках, - сказал: «пансион будет совершенно бесплатный, ни копья я с вас не возьму». Мы уши и развесили. Правда, он нас не обманул: разрешил нам три раза в день кушать в кафе, отовариваться бесплатно по мелочам в ларьке, перед каждой игрой в футбол давал курить нам анашу, и мы играли в футбол без правил, ха-ха-ха…можно толкать соперника руками и корпусом, пинать ногами…ну и отпускал нас на выходные домой…Но потом неожиданно предъявил нам за травку счет, и сказал, что и питание отныне будет платным. А цены в кафе…кусок в горло не лезет!
- Что ж вы не слиняете отсюда? – недоуменно сказал Кирилл.
- От Гусара, пожалуй слиняешь…Один уже пробовал слинять: Гусар выловил его в

-  45  -
городе, привез сюда и посадил  на всю ночь в бочку с ледяной водой, а рядом с бочкой посадил своего дога, чтобы тот снова не улизнул.
- А одному три ребра сломал, - добавил подросток с оттопыренным ухом, не то простуженным, не то ушибленным. – Он без причины-то дубасит нас, как виноватых…анаши накурится, шашлыков наестся, и  занимается кикбоксингом, удары на нас отрабатывает, резвится…А туша у него!..
Разговор их вынужденно прервался из-за возвращения Дубровина с щуплым небольшого роста мужчиной интеллигентной наружности лет тридцати двух с ввалившимися большими голубыми глазами и впалыми щеками, покрытыми недельной щетиной. Все четверо, Кирилл, Артем, Емельян и незнакомец, представившийся Игорем, отошли от подростков в сторону, устроились в деревянной беседке с поблекшей краской. Видимо, Дубровин наедине с Игорем успел затронуть свой волнующий вопрос, потому что, сев на лавку, Игорь обвел истомленным взглядом Артема с Кириллом и без лишних предисловий без тени сомнения сказал: - Вопрос о получении в банке кредита без залога и гаранта решить можно без проблем. Но в данный момент руки у меня связаны, поскольку я нахожусь здесь, а отпустить меня отсюда для Гусара будет верхом идиотизма: он считает меня своим должником по жизни.
- Много ты ему должен? – полюбопытствовал Кирилл.
- Ни цента, - измученным голосом сказал Игорь. – Однажды я у него ссудил на неделю несколько тысяч . Ровно через неделю – день в день – принёс их ему обратно, а он вдруг заговорил о процентах. Я ему напомнил, что ни о каких процентах прежде речь у нас не велась…а он говорит: « а что об этом базарить, это само собою разумеющееся – ни один банк не даст тебе денег без процентов». Я, естественно, запротестовал, но Гусар тут же меня осадил – разговор у него короткий: избил меня, как собаку, связал и кинул в багажник моей же машины…очнулся я уже здесь. Теперь вот ремонт в домиках делаю, дорожки подметаю, брёвна с кирпичами таскаю…а он ездит на моей  машине, живёт в квартире моих родителей, когда ему вздумается, и всё время напоминает мне о том, что процентный счётчик включён.
- Может вы поговорите с Гусаром? – обратился Дубровин к Кириллу и Артёму.
- Вряд ли от этого будет толк, - мрачно сказал ему Игорь, - Гусар считается только со своим мнением. А давление на него оказывать…он известен всему уголовному миру, с милицией тоже чуть ли не в засос целуется. Ты думаешь, менты не знают об этой базе, о его беспределе Он продавцу, - он слегка мотнул головою на павильон, - торгующему ночью, каждый вечер обрез выдаёт. А травка в ларьке продается средь бела дня…Так что, из – за меня никто не станет с Гусаром   конфликтовать.
- И всё же попытка не пытка, - вдумчиво возразил Игорю Кирилл, - поговорим с ним, а там будет видно. Если ты ему в самом деле должен, то будешь сидеть на этой базе до седых волос, а если не должен, - мы постараемся что – нибудь для тебя придумать.
- Ничего я ему не должен, - слезящимся голосом заверил Игорь, - ни копейки. Если я должен деньги бригаде Ферзя – занимал у них тысячу долларов под одну сделку и прогорел – то я этого и не отрицаю.
Егор Совков по кличке Ферзь некогда жил в одном доме с Артёмом и Кириллом, и, не смотря на то, что был старше их на три года, все детские игры и отроческие забавы они разделяли вместе. Бывши дисциплинированным мальчиком и прилежным учеником, Егор до беспамятства обожал книги и фильмы о мафиози, его неодолимо влекло к неформальному лидерству и более всего захватывали игры в бандитов. По прошествии дней по воле судьбы он стал тем, кем, видимо, и мечтал стать: однажды каким – то образом он влился в преступную шайку, и с этим событием принялся усиленно наращивать свои мышцы; мышцы его нарастали с неимоверною быстротой, вместе с мышцами возрастал его

-  46  -
авторитет среди шпаны, и в скором времени он стал возглавлять шайку, в которою входил. Теперь  Егор был на короткой ноге с влиятельными должностными лицами города, был указом матерым лагерным  уркам, а расчётливые девицы при встрече с ним задерживали в лёгких воздух.
При произнесении его имени Игорем Артём с Кириллом машинально и значительно, с проблеском надежды во  взорах переглянулись, и Игорь, по всей видимости, угадал их мысли.
- А  вы что - знаете Ферзя? – сказал он.
- Немного, - раздумывая, ответил Кирилл.
Вот если б вы с Ферзем поговорили…- В голосе Игоря зазвучала мольба, - может он увидел бы в моём освобождении резон: ведь, сидя здесь сложа руки, я в жизнь не рассчитаюсь с его бригадой. Пусть лучше мои машина с квартирой будут находиться в распоряжении Ферзя до тех пор, пока я долги не возвращу. Если он засомневается в моей порядочности, то пусть приставит ко мне охрану. Да и какой смысл мне убегать…мне нужно с долгами рассчитаться И бежать – то некуда: родители мои в данный момент работают за границей, а кроме них у меня никого нет. А, ребят..? может поговорите с Ферзем ? я бы хоть начал суетиться… занялся бы вплотную вашим кредитом…а ?
- Мы подумаем над всем этим, - пообещал ему Артем, - и известим тебя о своём решении. А ты запасись терпением и спокойно выжидай.
Парни попрощались с Игорем, и, несколько смущённые противоположностью  между своим отрадным положением и тяжкою кабалой подростков, снова переставших носить кирпичи и печально -разочарованными взглядами провожающих их, с задумчивыми сумрачными лицами направились к выходу . Им хотелось поскорее развеять впечатление, сложившееся у них от полуторачасового пребывания на этой базе: вовсе не зная Гусара и даже ни разу не видев его, они его уже ненавидели и презирали; и домики, и кафе, и павильон, и сосны с берёзами и рябинами, и чудный вид на Волгу – всё теперь вызывало  в них отвращение и давило на них какою – то неизъяснимой тяжестью, холодило их души мрачным ледяным ужасом.



*  *  *


Поскольку Ферзя в городе не оказалось и, по словам его супруги, он должен был приехать дня через три, эти три дня парни решили провести в домашней идиллии.
Придя домой, Артем погрузился в чтение, но, с трудом одолев десяток страниц, так и не уловив содержания, отложил книгу; что-то не давало ему покоя и рассеивало внимание. Он обрадовался длинному телефонному звонку, похожему на междугородний, подумав, что звонит армейский товарищ, Александр, с недавних пор живущий в Москве; быстро снял трубку. Однако, к его досадному разочарованию, звонившей была табельщица троллейбусного управления.
На протяжении  месяца он изредка наведывался в депо и то только для того, чтобы предоставить табельщице веер повесток из милиции и подкупить бригадира водкой. «Что это ты, Лунев, все влипаешь в какие-то истории..?» - недоумевала табельщица. Охваченная сомнениями, она несколько раз при нем звонила в милицию с намерением проверить предоставленные им повестки на предмет подлинности, но, всякий раз слыша в ответ одни и те же дежурные фразы: «был вызван в качестве свидетеля ограбления», «вызвали в качестве свидетеля уличной драки», -и им подобные, в гневе бросала трубку. Глядя на нее, Артем смеялся в душе, но ни один мускул на лице у него не дрожал. «Я без зарплаты шесть

-  47  -
месяцев бычил на вас, дармоедов, - думал он при этом со злорадством, - теперь вы мне липовые повестки оплачивайте».
- Соизвольте, товарищ Лунев, срочно явиться к директору троллейбусного управления, - с ехидною торжествующей насмешкой, слегка картавя, сказала табельщица после того, как он ответил в трубку. – Сегодня весь день он будет у себя, - прибавила ледяным тоном , и бросила трубку.
Зная наверняка исход своего визита к директору, Артем приготовил очередной во -
рох повесток  из милиции и начал неторопливо собираться. Несколько минут у него ушло на поиск зажигалки, он обшарил все свои карманы, но ни в одном ее не нашел . Не отдавая отчета своим действиям, раскрыл створки шифоньера и запустил руку в карман своей кожаной куртки, висевшей в нем . Зажигалки и там не оказалось, но вместо нее он обнаружил чрезвычайно смятую салфетку со следами крови. Развернув салфетку,  увидел номер телефона с подписанным   рядом  именем: Карина.
- Точно! – воскликнул он, - Карина! А я-то голову ломал… Но когда она успела записать мне номер телефона..?. – С полминуты он вглядывался в красивый почерк, свидетельствующий о том, что делая запись, обладатель его не торопился, и, копаясь в воспоминаниях, не мог найти ответа на свой вопрос. Мысленным взором он силился взглянуть на Карину, но образ ее перед ним расплывался, как за дымкой костра, в памяти его лишь всплывали ее большие голубые ясные глаза, смелый разлет бровей, достающие до
хрупкой талии белокурые душистые волосы и точеная фигура. Повинуясь безотчетному импульсу, он быстро снял с телефона трубку, набрал написанный на салфетке номер. Через минуту, когда Карина ответила в трубку своим звонким приветливым голосом, который также запечатлела его память, он представился и, предположив, что она его, вероятно, уже не помнит, сказал, что они познакомились с ней раннею  весной в ресторане.
- В ресторане «Старая мельница», - быстро и сдержанно-радостно отозвалась Карина. – Напротив, я тебя прекрасно помню, - она звонко и добродушно хихикнула, - ты предупреждал меня, что можешь ноги мне отдавить.
По обращению девушки к нему на «ты» он приятно заключил, что границу некоторой официозности они с ней стерли еще тогда, во время танца в тускло освещенном зале ресторана, и душа его невольно растянулась гармонью.
- Долго ж ты решался позвонить мне, - с оттенком веселого укора продолжила Карина. – Что, возникло желание снова потанцевать со мной? – прибавила несколько игривым тоном .
- Я им просто одержим, - шутливой патетической интонацией сказал Артем.
- Что ж, я готова – на этой неделе я абсолютно свободна.
- В таком случае предлагаю встретиться сегодня в баре «Фламинго» в двадцать один час.
- Принято. До вечера, - сказала Карина, и неторопливо положила трубку.
С приятным впечатлением от телефонного разговора Артем вышел из квартиры, забыв свое желание отыскать зажигалку, не думая и о подкарауливающей его в троллейбусном депо неприятности.


*   *   *
 

От оконца кассира троллейбусного управления вдоль стены по коридору тянулась длинная строго соблюдаемая порядок очередь в ожидании получки. Приятно удивленный сим событием, Артем занял в ней место, и направился к директору.

-  48  -
Увидев его, директор, небольшого роста сухонький старичок, подпрыгнул со своего кресла, метнул в сварщика свирепый взгляд.
- Лунев, тебя снова не было на работе две недели! – сразу набросился на него. – Чем ты это объяснишь? Вызывали в милицию? Теперь по какому поводу? Грабеж, драка, дорожное происшествие..?! Чего молчишь?. – Закинув руки за спину, он принялся возбужденно мерять шагами свой кабинет; Артем хотел высказаться в свое оправдание, но директор не позволил ему и  открыть  рта. – Сколько можно по милициям мотыляться, Лунев ?! То ты случайно увидел уличную драку, то случайно увидел грабеж…а-а-пчхи!. То
случайно увидел…а-а-пчхи!..пчхи!..угон машины!.. Я за всю свою сознательную жизнь столького не видел… У меня складывается такое впечатление, что ты специально выискиваешь такого рода шероховатости, чтобы на работу не ходить. – Он нервически закурил, и решительно произнес: - Короче, или работай, как подобает, или пиши заявление на увольнение.
- А не складывается ли у вас, Серафим Иванович, впечатления, что рабочие ваши, поднимая неимоверные тяжести и видя зарплату только на расчетных листах, не получая  денег по полгода, - колко сказал Артем, - падают в обморок от истощения организма прямо в смотровую яму именно по этой причине..? или вам эта мысль и в голову не приходила..? сами-то вы, осмелюсь заметить, курите дорогие сигареты с угольным фильтром…Так-то… в чужом глазу видна и соринка, в своем же и бревна не приметно
Он быстро написал заявление с просьбой об увольнении, подал его директору.
- Нет стимула у вас работать, Серафим Иванович. Я молодой, и потребности у меня, следовательно… и вообще, бесплатно пусть работают дураки да еще троллейбусы – они железные.
Нехотя  выслушав, директор молча подписал его заявление.
- Расчет можешь получить сегодня – деньги привезли, - беззлобно буркнул он, усаживаясь в кресло.
Получив деньги и выйдя на улицу, Артем окинул прощальным равнодушным взглядом троллейбусное депо, и пошел прочь.
Вернувшись домой, сразу позвонил Кириллу и, известив его о своем увольнении с работы, по этому случаю пригласил его в бар. Кирилл лениво протяжно зевнул и сонливым голосом вяло сказал, что не хочет даже из дома выходить.
- Впрочем видно будет, - снова протяжно зевая, добавил он.
- Ну,  если надумаешь, - я в «Фламинго» после девяти вечера, - несколько раздраженный манерой Кирилла мямлить по телефону, отрезал Артем, и положил трубку.
Встрече с Кариной он не придавал особой торжественности, однако радость, вызванная то ли предстоящим свиданием, то ли полученными за все семь месяцев работы в депо деньгами, то ли, наконец-то, разгулявшейся погодой, разлилась по его душе сладкою негой. Приняв контрастный душ, он,  мобилизовав всю свою фантазию и эстетические познания, принялся неторопливо одеваться.
Одевшись, подошел к зеркалу, и увидел в нем видного молодого человека с отпечатком душевного разлада на лице; на нем была кипельно белая рубашка, классического покроя черные брюки и легкий темно-синий пиджак с отливом; немного поразмыслив, он повязал шею пестрым шелковым галстуком .
- Теперь полный порядок! – сказал отражению, и сунул в карман пиджака два чистых надушенных носовых платка.
День был ясен и свеж, слабый прохладный ветерок по голубым сводам неба гнал на запад отрывистые легкие облака; погода взывала к прогулке. Поскольку до встречи с девушкой оставалось полтора часа, до бара Артем решил дойти пешком. Миновав узкий переулок, вошел в лесопарк с журчащими разбрызгивателями, орошающими газоны и цветочные клумбы. Там у одиноко  стоящего на своем посту торговца мороженым купил

-  49  -
брикет черносмородинового  пломбира, и, неторопливо смакуя им, так же неторопливо стал пересекать парк, и вскоре незаметно для себя вышел на тесно застроенный зданиями разных высот, величин и конфигураций шумный проспект, в одном из закутков которого находился бар «Фламинго».
В зале было немноголюдно: за одним столиком располагалась маленькая компания из двух полных с большими лысинами мужчин и двух еще молодых женщин, они о чем-то весело и негромко спорили; за другим вели оживленную беседу  трое  подвыпивших моло -
дых  парней, один из которых был в форме матроса; за тремя столами, стоящими вдоль стены, сидели одинокие влюбленные пары; бармен непринужденно разговаривал с франтовато одетым невозмутимого вида армянином. Присмотрев столик возле окна, несколько загороженный разросшимся каштаном, Артем заказал кофе, и сел за него. Бармен внимательно всмотрелся в диск, и оконные стекла тотчас содрогнулись от голоса Аллы Пугачевой; армянин одобрительно кивнул ему.
Когда на синем небесном своде  исчезла красная черта, граница дня и ночи, и на город спустились сумерки, бар уже был полон раскованных, жизнерадостных людей, пришедших отдохнуть после трудовых суетных будней. Допив к тому времени третью чашку кофе, Артем закурил сигарету и посмотрел в окно, его взгляд невольно задержался на нем: из подъехавшего прямо ко входу бара «Мерседеса» последней модели вышла очаровательная блондинка, и, сделав водителю кокетливый жест прощания одними пальцами, легкой неторопливой походкой зашла в бар. Это была Карина. Когда она вошла в зал, мужчины живо повернули головы в ее сторону, а женщины, очевидно, почувствовали себя уязвленными: короткое светлое вечернее платье облегало ее стройную фигуру и искрилось на ней, вид ее прелестных ног заставлял трепетать сердце. Она подошла к бар-стойке, купила баночку колы и, не обращая ровно никакого внимания на заигрывания франтовато одетого армянина, в мгновение ока выросшего возле бара-стойки, не поворачивая головы, принялась искать глазами. Поймав на себе  взгляд  Артема, легкой уверенной походкой направилась к нему. В ожидании ее  тот  с непринужденной легкостью встал и вышел из-за стола. Глядя на нее, приближающуюся к нему и еле заметно улыбающуюся одними уголками губ, он, как и в первую встречу с ней, с досадой подумал, что он еще не дорос до того положения, при котором мог бы с уверенной непринужденностью обладать подобным олицетворением непревзойденного распустившегося  цветка, но тут же устыдился своих мыслей.
- Привет! – подойдя к нему, негромко своим звонким переливчатым голосом сказала Карина, глаза у нее восторженно вспыхнули, она заметнее улыбнулась, ее свежее лицо с маленьким точеным носиком, правильно очерченным ртом и ямочками на щеках было приветливо-ласковым; белокурые длинные волосы, заплетенные во множество тонких косичек, придавали ее большим кристально чистым голубым глазам тонкое выражение.
Как-то само собою у Артема давно устоялось мнение по поводу закономерности того, что во вторую встречу с девушкой, о которой грезил в снах и наяву после первой встречи , непременно разочаровываешься в ее красоте, и он внутренне готовился испытать то же чувство при встрече с Кариной, однако, увидев ее, он снова был очарован ею, как и в первый раз, и понял, что его суждение относительно обманчивости первого впечатления неприложимо к  этой  белокурой  красавице.
С напускным холодно-спокойным дружелюбным выражением лица он пожирал ее глазами, кровь в его жилах взыграла, сердце гулко застучало, и когда душа его в очередной раз уныло скрипнула: «Она тебе не пара…», он с ожесточением огрызнулся:»Посмотрим!».
- Привет! – с тонкой улыбкой сказал  ей, - я очень рад нашей встрече.
Карина ему улыбнулась простодушной миловидной улыбкой без тени притворства или жеманства.
- Я тоже очень рада.

-  50  -
- Предлагаю отметить это историческое событие шампанским, - шутливым тоном сказал Артем.
- Отличная идея! – в тон ему произнесла Карина с улыбкой на устах.
Артем сделал заказ, и скоро шампанское, кофе и шоколад появились на их столе.
- Сейчас такое время настало, что только шампанское и следует пить… и то в небольших дозах. С наступлением сумерек даже выйти из дома стало боязно, - с   задумчи -
востью сказала Карина. – О времена, о нравы!.. Кстати, как поживает твой друг, с которым вы тогда в ресторане дрались?
При воспоминании о Владимире Артем чуть было не переменился в лице, но тут же возобладал собой.
- Уехал на заработки…лес валить, - сказал уклончиво бесцветным голосом; с болью в душе всмотревшись мысленным взором в изможденное на фоне темно-зеленой стены камеры лицо бывшего друга, в одну минуту ставшего недругом, измену которого давно уже и искренне простил и изгладил из своей памяти, так же бесцветно предложил: - Если не возражаешь, пусть первый тост наш будет за то, чтобы в погоне за деньгами он не растерял всего своего здоровья и с заработков вернулся живым  и   невредимым.
Они выпили, и увлеклись непринужденным разговором.
Когда шампанского в бутылке осталось на треть, о Карине Артем немного уже знал: была она не замужем, жила с родителями, работала младшим юристом в солидной строительной кампании, время от времени по делам фирмы выезжала в Германию, и, судя по всему, не знала проблем ни в чем, что невольно создавало между ними невидимый контраст, скребущий когтями кошки душу Артема; некстати явившееся ему воспоминание о «Мерседесе», на котором подвезли к бару Карину, с болью ткнуло его под  дых.
- Да что я все о себе да о себе, - спохватилась Карина, и закинула ногу на ногу, осторожно и ненавязчиво демонстрируя свои точеные икры и изящные лодыжки, - экая эгоистка!.. . – И она коснулась больной для Артема темы, задав ему ожидаемый вопрос, от которого ему стало несколько не по себе: - А ты чем занимаешься – работаешь, учишься?
Вообще ярких страниц в книге жизни Артема не было достаточно, и многим повествование о них показалось бы, на его взгляд, банальным и скучным, и он не решился бы развлекать им кого бы то ни было; и ему тем более не хотелось посвящать в свои проблемы новую знакомую, весьма не глупую и довольно разборчивую девушку, осторожно и хладнокровно определяющую его сущность, оценивающую каждый его жест, каждое слово, изучающую рубцы и шрамы на его лице и руках. Однако вопрос был задан, и он отнюдь не счел нужным от него уклоняться. С видом напускной веселой беспечности и придавая голосу бодрый уверенный тон, дабы удержать атмосферу общения с ней в духе жизнерадостности, сказал: - Безработный я, ха-ха-ха-ха… Работал до сегодняшнего дня сварщиком в троллейбусном управлении, а сегодня уволился.
Весь вечер Карина была оживлена и весела, она с увлечением рассказывала Артему о своей работе, семье, друзьях, о прочитанной книге «Царская охота на Руси», о своей собаке с могучей грудью, ротвейлере «Факире», в самых живописных красках патетической интонацией расписывала жизнь людей в Германии, и заливалась веселым звонким смехом над старыми затасканными анекдотами, которые Артем говорил к слову и которые, как ему казалось, были лишены особого остроумия и потому не были для него смешны, однако после этих его слов Карина заметно скисла, хотя и не старалась показать видом упадок своего настроения и по-прежнему растягивала маленькие пухлые и мягкие с тонким слоем помады губы в улыбку, издавала звуки радости, и тем не менее веселый блеск в ее глазах потух и более не загорался. Впрочем вскоре, услыхав медленную композицию, она вновь оживилась и в ее глазах появился зовущий блеск; она положила свою с тонкими пальцами и отлично наманикюренными ногтями руку на руку Артема.
- Потанцуем?

-  51  -
Они вышли в центр танцевальной площадки, и их закружил медленный танец. Восхищаясь высокой округлой с белою нежною кожей шеей Карины, ее узкой талией, касаясь грудью ее упругого бюста и вдыхая исходящий от нее пьянящий аромат «Шанели», Артем почувствовал к ней безумное влечение. От шампанского ее щеки разгорелись, большие влажные глаза смотрели то прямо, светло и уверенно, то веки ее слегка приопускались, и тогда взгляд ее внезапно  становился глубоким и нежным. Хотя колючие
осколки недавней перемены настроения Карины после признания Артема в отсутствии у него определенного рода занятия застряли в душе его, точно семечки в сите, он вдруг неожиданно ощутил на себе ее нежные флюиды,  и сразу почувствовал себя увереннее, сильнее и значимее.
Когда мелодия прозвучала, они в обнимку вернулись к столу, и Артем в очередной раз наполнил бокалы.
- Какая я уже пьяненькая!.. – игриво протянула Карина, когда они выпили, - в таком состоянии не трудно и стать чьей-нибудь добычей.
Намек ее был прозрачен, а легкая улыбка, заигравшая на губах, вожделенный томный взгляд и игривый тон говорили о том, что его можно понимать как призыв. Не зная еще, сразил ли ее или это притворство с ее стороны, Артем решил-таки не поддаваться на провокации и держаться с благородным достоинством . Будто не поняв ее намека, он перевел разговор на другой предмет, тотчас заговорив с серьезным выражением лица, как бы поддакивая ей, о стремительном росте в стране охотников за чужими душами и кошельками, но Карина,  словно  угадав его мысли, вдруг бросила на него быстрый изум -ленно-вожделенный пронзительный взгляд.
- Думал ли ты обо мне после первой нашей встречи? –сказала  быстрым  шепотом , не сводя с него глаз .
- Еще бы! – с оттенками недоумения и обиды воскликнул он, в мыслях добавил: «когда пришел домой под утро из милиции, и начал вспоминать драку в ресторане».
- А почему же так долго не звонил мне? – допытывалась Карина.
Артем было растерялся, не зная, что ей ответить, но его выручил официант, в это время принесший очередную бутылку шампанского, блюдо с дымящимся шашлыком и чисбургеры, стал расставлять заказ на столе.
Видимо, позабыв о своем вопросе, Карина допила оставшийся в ее бокале глоток шампанского, и они принялись с аппетитом поглощать мясо с чисбургерами, запивая все это вином.
Несколько пресытившись и услыхав бойкую ритмичную мелодию, Карина, слегка встрепенувшись, предложила Артему снова потанцевать. Полагающий, что если браться что-то делать, то делать это нужно непременно как должно и с душой, Артем знал, что танцор из него скверный, поскольку в силу неимения у него ни малейшего пристрастия к танцам он и не стремился никогда научиться делать это хорошо, и он не решился потешать публику; сделал отрицательный жест рукою.
- Я, пожалуй, воздержусь…пока.
- А я пойду потанцую, - сказала она, и встала, направилась к танцевальной площадке. В зале сразу возникла тишина, прекратились разговоры: мужчины вперили в Карину вожделенные взгляды, а их оставленные без внимания дамы заметно слиняли, и только изредка враждебно косились на объект всеобщего внимания. Ее немая усмешка была ответом мужчинам, а холодный взгляд служил вызовом их дамам; словно не замечая никого вокруг, она танцевала легко, раскованно и очень ритмично; ее косички бесконечно всплескивались, точно волны, миниатюрная высокая грудь слегка воздымалась согласно с ее телодвижениями. Глядя на нее, танцующую прекрасно и с увлечением, мужчины восхищенно качали головами, и то и дело вонзали в Артема любопытные взгляды; исполненный своеобразной гордости, Артем также не мог оторвать от Карины глаз.

-  52 -
Когда мелодия умолкла, сопровождаемая долгими восхищенными взглядами,  Карина, шаловливо  покачиваясь, вернулась к столику.
- Как я выгляжу, когда муж мой в командировке? –  сказала с шутливым кокетством.
- Твоему мужу не следует отлучаться из дома  даже в булочную за хлебом, - весело
улыбнулся Артем. Карина отпила из чашки остывшего кофе и, поставив чашку на стол, встала.
- А теперь, извини, я вынуждена на несколько минут тебя снова оставить.
При выходе из зала ей встретился Кирилл; он с восхищением посмотрел на  нее  и, остановившись, проводил  долгим взглядом. Когда Карина скрылась за дверью туалетной комнаты, Кирилл принялся шарить  глазами по залу в поиске Артема, и вскоре подошел к нему.
- Где мне упасть?
Артем усадил его на свободный стул, с левой стороны от себя, взял у бармена для него бокал, и налил в бокал шампанского.
- А мне дома скучно стало: родители уехали на целую неделю на дачу…- сказал Кирилл, сделав глоток из бокала, - вот я и решил прогуляться да тебя заодно проведать. Ты с кем?
- С тобой, - широко и лукаво улыбнулся Артем, с хлопком уложив руку на плечо товарища, - и, надеюсь, до конца вечера останусь с тобой.
- Нет, нет, - торопливо закрутил головою Кирилл. – Я сегодня плохо спал – не выспался. Сейчас шампанское выпью и отправлюсь домой на сонтренаж. Так с кем ты?
В это время в зал вошла Карина, упругой, пружинистой походкой направилась к своему столику. Подойдя, в удивлении изогнула свои начертанные вразлет брови .
- Артем, если у меня двоиться в глазах, то в одном глазу ты светленький, в другом- темненький.
- Недаром же существует понятие «раздвоение личности», - весело сказал Артем. – Просто в натуре моего друга всегда присутствует элемент приятной неожиданности: когда сегодня я приглашал его развеяться, он сказал, что болен, но, как видишь, превозмог свой недуг и не остался к нашему обществу равнодушен.
- Очень мило с его стороны, - приветливо сказала Карина, и протянула Кириллу свою изящную приятно пахнущую руку: - Карина.
- Кирилл, - краснея, сказал  Кирилл волнующимся голосом, приподнявшись со стула и пожимая ее руку; он был поражен ее красотою не меньше, чем тем, что красавица, встретившаяся ему при входе, на которую  он, заглядевшись, чуть не столкнулся лбом с франтовато одетым армянином, отдыхает в обществе его друга. – Надеюсь, мое появление не покажется вам слишком обременительным? я, впрочем, только на минутку зашел…
- Как вам не совестно, Кирилл…-обидчивым голосом сказала Карина, тронутая его скромностью, - напротив, нам очень приятно, что вы пришли … и, более того, мы вас никуда не отпустим ни через минутку, ни через три часа.
Кирилл с трудом опомнился и первое время был суетен , рассеян и неловок, но Карина, ласково расположенная ко всем, скоро освежила его своим простым и веселым разговором. Попытав разные предметы разговора, она навела его на собаководство, отрасль, в которой Кирилл что называется зубы съел, поскольку в армии служил на границе в питомнике инструктором по выращиванию и обучению собак, и, следовательно, говорил о собаках языком профессионала, и внимательно слушала его.
И все же, несмотря на это, Кирилл не мог спокойно усидеть на месте, во всех его словах и движениях чувствовались скованность и внутреннее волнение. Под давлением душевного дискомфорта уже через час, выпив три бокала шампанского, он, не желая и слушать уговоры Артема и Карины остаться, поднялся со стула и стал прощаться.

-  53  -
Отойдя на несколько шагов в направлении  выхода, он, сделал  вид, что что-то сугубо личное забыл сказать Артему, подозвал его. Когда Артем к нему подошел, он незаметно ему подмигнул, давая этим понять, что подозвал его вовсе не по той причине, которую продемонстрировал своим видом, и одобрительно изогнул брови.
- Вот это рыбка! – сказал с восхищением полушепотом, - словно с полотна Рафаэля
сошла. Ты где  такую зацепил?
Артем весело расхохотался.
- Места рыбные надо знать.
С выражением холодной зависти на лице Кирилл хлопнул его легонько по плечу и, метнув в Карину очередной и последний восхищенный взгляд, повернулся и вышел из зала.
Артем и сам отчасти завидовал себе. Несколько раз за вечер он ощущал на себе теплые нежные взгляды Карины и, как заядлый рыбак чувствует клев рыбы, чувствовал, что она не просто флиртует с ним, а  имеет на него более серьезные виды, и он вознамерился отнестись к ее чарам со всею бережливостью и благородством. И тем не менее когда они покинули бар, в его мозгу сверкнула-таки заманчивая животная мысль.
Выйдя на крыльцо, он посмотрел на звездное небо; Карина нежно взяла его под руку
и, слегка прислонившись к нему, тоже запрокинула голову: полная луна обливала черепицы и контуры зданий бледным сиянием.
- Что включим в дальнейшую программу? – сказал радушно Артем, не опуская головы. Карина пожала плечами.
- У меня нет устоявшейся традиции насчет проведения досуга. А вообще…уже поздно: половина второго ночи.
Они подошли к одному из такси, длинной вереницей стоявших возле тротуара в свете уличного фонаря, и Карина назвала водителю свой адрес; получив от него удовлетворительный ответ, обернулась к Артему, кокетливо подставила ему свою щеку. Артем хотел было поцеловать ее, но она вдруг отпрянула.
- А ты сейчас куда? – спросила с  обеспокоенностью.
- В гостиницу, - слукавил Артем. – Поздно уже… родителей не хочется будить.
- Тогда и я с тобою, - внезапно сказала Карина, и слегка зарделась от смущения, - не оставлять же тебя одного да еще нетрезвого.



Утром, когда Карина еще спала крепким младенческим сном с закинутой на Артема своей точеной упругой с белой бархатистой кожей и маленькими ровными пальчиками ножкой, изумительно высокой в подъеме ступни, в смятой постели гостиничного номера, свидетельствующей о бурно проведенной  клиентами  ночи, Артем осторожно, чтобы не разбудить ее, выбрался из-под ее ноги, и, быстро приняв душ, спустился в ресторан за тоником. Когда вернулся, постель обнаружил идеально заправленной; Карина же, тихо мурлыча себе под нос мелодию, обливалась водой. Из душа она вышла свежей, бодрой, с перезаплетенными косичками, порядком порастрепавшимися в пылу ночной мятежной страсти. Взглянув на него, сияющего, как и минувшим вечером возле такси, зарделась от смущения. Артем нежно притянул ее к себе за талию и, с чувством неубывающего восхищения взглянув в ее приопущенные очи, жадно и медленно поцеловал в шею.
Усадив Карину в такси и проводив её недолгим победоносным взглядом, он, окрыленный, с удовольствием закурил сигарету, и неторопясь пошел в сторону своего дома, до которого было пять минут ходьбы. Он чувствовал прилив энергии и жизненных сил, душа его расширялась и рвалась из него, чтобы обнять всю природу, все человечество; он с наслаждением бередил приятные впечатления проведенной в гостиничном номере ночи, и был счастлив. Однако, освободившись от сладостных воспоминаний,  почувство -

-  54  -
вал, что на душе горько. «В первую же встречу переспала со мной!.. Сегодня со мной, а завтра…» - подумал он, и эти мысли, как стрелы, впились в его сознание. И, утешая себя, доступность Карины он приписал ее любви к нему с первого взгляда, подобной его влюбленности в нее, хотя, впрочем, и сам мало в это верил.

V


Зная, что почти ежедневно свой вечерний досуг Ферзь проводит в баре «У Геры», заведении, посещаемом денежной публикой, в основном, сомнительных родов занятий, Артем с Кириллом направились туда. Оставив за углом заведения видавший виды «Москвич», шмыгнули внутрь, стали стрелять ищущими взглядами по посетителям.
- Вон он, - сказал Кирилл, устремив взгляд на столик, стоящий в углу возле окна в тени, падающей от колонны: с широкими покатыми плечами, бычьей шеей и темно-русыми длиною со спичечную головку волосами Ферзь сидел за столиком с двумя девчушками лет четырнадцати, и с широкой веселой улыбкой, по-видимому, шутливо подтрунивал над ними, изредка подносил чашку с чаем  ко рту. – Увидел нас!
Действительно, увидав их, Ферзь подарил девчушкам сияющую улыбку и, что-то им, поднимаясь, сказав и кивнув, стал грузно пробираться через рой столиков с сидящими за ними отдыхающими. Пробравшись, наконец, подошел к ним с радужной улыбкой, крепко стиснул их руки, приветливо сказал: - Как дела?
- Похвастаться пока нечем, - пожал плечами Кирилл. – Ты не слишком занят –разговор к тебе есть?
Они вышли в аванзал, подальше от грохота музыки, и Артем с Кириллом, коснувшись разговора об Игоре, томящемся в заточении у Гусара, поведали Ферзю о мольбе Игоря вызволить его и о связанных с этим его доводах и выдвигаемом предложении. Внимательно их слушая, Егор, над чем-то подспудно раздумывая, быстро, точно в такт своим мыслям, покручивал на среднем пальце из стороны в сторону массивный перстень с черным камнем, взгляд его был сосредоточенно-бегающим, брови поминутно стягивались к переносице. Видя, что их обращение вызывает у Ферзя выгодную для них реакцию, Артем с Кириллом плеснули еще керосина в огонь, негодующе упомянув и о подростках, загнанных Гусаром в кабалу.
Завтра я этот вопрос раскачаю, - решительно пообещал Ферзь; он имел репутацию человека, с молниеносной быстротой принимающего решения. – Завтра в девять утра встретимся у въезда на «Эстафету».
Они попрощались.
На другой день, едва Кирилл с Артемом вышли из машины на условленном с Ферзем месте встрече, на своей «Волге» приехал и сам Ферзь; вид у него был воинственный и, как накануне вечером, решительный: майка на нем, точно струна, была натянута буграми  мышц; хмурое несколько недовольное лицо и краснота  глаз говорили о том, что он не выспался. Выйдя из машины, он поздоровался за руки с его ожидавшими, и вместе с ними молча уверенной грузной походкой направился к воротам базы, но, вдруг резко остановившись, вернулся к машине, достал из салона резиновую дубинку.
- Вдруг там собаки злые, хе-хе…- сказал сонливым с хрипотцой голосом.
На базе царила, судя по всему, обыденная атмосфера. Где-то в глуби неровной ленты из домиков, обитых жестью, которые золотило утреннее солнце, негромко потюкивал молоток, жикала размеренно пила. Десяток подростков с принужденными видами таскали кирпичи из одной кучи в другую; лучи солнца останавливались на их головах, плечах и спинах. На примыкавшей к кафе бетонной площадке, покачиваясь в кресле-качалке, поглаживая смирно сидящего рядом сытого огромного серебристого  дога

-  55  -
и умиленно жмурясь от солнца, пил кофе и весело, с увлечением что-то рассказывал двум смазливым девицам, сидящим по ту сторону пластмассового стола в креслах, Гусар, двухметровый, белокурый толстяк с заплывшим добродушным лицом лет тридцати пяти; очевидно, он был доволен собою, и ему, по всей видимости, очень нравилось, что девицы слушают его с подобострастной притворной внимательностью  и   изредка  за  компанию  с
 с ним угождающе разражаются фальшивым смехом.
Увидев визитеров, Гусар поставил чашку на стол, поднялся, потянулся, и, с лучезарной улыбкой приветливо глядя на  Ферзя, нерасторопно двинулся им навстречу; девицы насторожились, будто почувствовав  недоброе; застыли в любопытстве и подростки.
- Какими судьбами, пацаны? – говорил он гостеприимно, - отдохнуть, в футбол поиграть, в баньке с девчонками попариться, гэ-гэ-гэ…?
Так и не получив ответа, поздоровался за руки с Артемом и Кириллом, особенно горячо пожал руку Ферзю; он намеревался и обнять Ферзя, но тот от него отпрянул, вонзил в него строгий взгляд, сердито укорил: - Ты, рожа беспредельная, что тут у тебя за должники такие батрачат?
Побежденный его решительным видом, Гусар несколько стушевался, улыбка сошла с его лица.
- Должники как должники, - сказал растерянно, - почему у меня не может быть должников… Я живу своею жизнью, ни в чью жизнь не лезу… мне чужого не надо, мое только не надо присваивать…взял - отдай…
- Ты мне  кудри  не  завивай, - загорячился Егор, - «взял – отдай»… Селиванов тебе должен?
- Да, должен, - без колебаний сказал Гусар.
- Ну-ка позови его.
Гусар обернулся к подросткам, одному из них велел сходить за Селивановым; подросток тут же бегом припустился в направлении к домикам, и через мгновение вернулся, сказал, что Селиванов через пару минут явится.
- И эти малолетки должны? – ожесточённо сказал Ферзь, качнув головою в сторону подростков.
- И эти, - совсем растерялся Гусар.
Пропустив его ответ мимо ушей, Егор смерил его презрительным взглядом, обратил лицо к подросткам.
- Эй, пацаны, а ну кончай работу, и отваливайте отсюда домой! И если ещё раз я вас здесь увижу, получите по ушам, - он погрозил им резиновой дубинкой; пацаны посмотрели на него испуганно, перевели робко – вопросительные взгляды на Гусара. – Ну, что не понятно? – разозлился Ферзь, и гаркнул на них с такими рыком и свирепостью в лице, которыми, без сомнений, можно пугать не только ворон, порхающих над огородом, но и медведей: - Марш   домой – бегом!..
Пацаны побросали кирпичи, мигом выскочили за ворота; их дружный торопливый топот быстро удалялся, и скоро стал вовсе неслышен.
- Беспредел сплошной в городе, - осуждая действия Ферзя, только и молвил тихо себе под нос Гусар, потупив взор и удручённо качая головою.
- Беспредел! –  оторопел Ферзь, - а ты не беспредельничаешь..? кого ты в должники записал!.. Они только жить начинают, - он мотнул головою в след убежавшим , - а ты их жизнь с первых дней травишь. Чем они хуже тебя?! Они состоят из такой же плоти, такой же крови, как и ты…
Так Ферзь читал нотацию Гусару до тех пор, пока не явился Игорь. Увидев его, Ферзь иронично изумился: - Селиванов, и ты здесь отдыхаешь! В то время, когда нужно и

-  56  -
днём и ночью работать в поте лица, чтобы быстрее мне и моим пацанам деньги вернуть, ты на базе отдыха тащишься!.. во крендель!
Смущённый, Игорь ничего не ответил, только скользнул взглядом по Гусару, как бы указывая на виновника подобных упрёков и своего положения, и  потупил взор, почесав за ухом.
- Так за что он тебе должен? – обратился Ферзь к Гусару, слегка мотнув головою на Селиванова.
- Я ему деньги давал под один процент в день, - твёрдо сказал тот.
Игорь вскинул голову, посмотрел на Гусара с праведным гневным возмущением, начал было опровергать его слова, но, пронзённый пристальным угрожающим взглядом Гусара, вдруг осёкся, снова опустил голову.
- Хорошо, должен так должен, - озадаченно и уже мягче сказал Гусару Ферзь. – Но ведь, сидя у тебя на базе, он никогда ничего не заработает и не отдаст ни тебе, ни мне. Пусть занимается делами, бегает, суетится, ищет деньги… Отпустил бы ты его.
- Положим, я его отпущу, - нашёлся Гусар, - а вдруг он из города свалит – тогда как быть..?
Ферзь с задумчивым видом помрачнел.
- Придётся вам ручиться за то, что Селиванов не сквозонёт из города, -с грустью сказал Кириллу и Артёму, - в противном случае, если Селиванов всё-таки улизнёт, вам придётся его разыскивать  по всему бывшему Союзу, по всему белу свету, хоть под землёй… Или выплачивать за него долги.
Такая перспектива никоим образом не улыбалась ни Кириллу, ни Артёму, они свесили головы, призадумались. Но, растроганные жалким видом Селиванова, поочерёдно обнимающего их молящим взглядом глаз, из которых, казалось, вот–вот брызнут слёзы, подписались под этим обязательством, не удостоив будущего ни единым вопросом и не заботясь о том, в какой омут может затянуть их данное поручительство.
- Это другое дело, это всё меняет, - бодрым голосом сказал Гусар. – Раз пацаны ручаются…
Он вразвалку зашёл за кафе, и тут же взревел мотор легковой машины; через минуту подъехал к ожидавшим его на чёрной «девятке», выключил двигатель и, взяв в салоне свои личные вещи, вышел из автомобиля.
- Я жду должок, - сказал враждебно Селиванову; достав из кармана шорт связку ключей, протянул ему, но Ферзь решительным движением руки перехватил связку, положил в свой карман . Вяло попрощавшись со всеми, Гусар повернулся и вразвалку пошёл допивать утренний кофе.
Выгнав «девятку» за ворота базы, Ферзь вышел из неё, серьёзным взглядом обвёл Артёма и Кирилла.
- Ну, теперь смотрите за ним в оба, - качнув головою на Селиванова, глаза которого засверкали искрами необъятной благодарности и  надежды, и нисколько не смущаясь его, сказал им рекомендательным тоном, - будьте постоянно на чеку: живите у него, ключи от квартиры и от машины не доверяйте ему, за рулём тоже ему делать нечего… от него ни на шаг не отходите, с телефоном один на один не оставляйте… глаз за ним да глаз – барыга есть барыга. Короче говоря, если его упустите, я уже ничем не смогу вам помочь…


*   *   *


Сознавая риск бремени своей ответственности и потому неуклонно следуя инструктажу Ферзя, чтобы не тревожить родителей новшеством в своем быте, Артем с

-  57  -
Кириллом неотложно  известили их, что устроились на работу в коммерческую фирму водителями, сменщиками на одну машину, и бесконечно будут находиться в разъездах по дальним дорогам, поэтому, следовательно, дома будут появляться крайне редко. И в этот же день  поселились у Игоря в прекрасно обставленной  с хорошим ремонтом квартире; Кирилла Селиванов разместил в одной небольшой спаленке, Артема – в другой,                сам, на правах хозяина, устроился в зале, большой просторной комнате, походящей более на зоологический уголок: на одной из стен висело несколько мумий черепах, по застланному ковром полу с открытою пастью крался полутораметровый крокодильчик, на телевизоре сидела готовящаяся к прыжку белка, тишину комнаты нарушал живой неугомонный говорящий попугай «Ромка».
Несколько освоившись во временном жилище, Артем с Кириллом напомнили Селиванову о важности беспокоящего их вопроса, и Селиванов спешно зашелестел своею записной книжкой, стал звонить по телефону всем своим знакомым, весьма влиятельным, по его словам, людям, могущим помочь ему выхлопотать в банке кредит без залога и  чьего-либо  гарантийного   поручительства, - и таких бескорыстных добряков у него набралось, к всеобщей радости, с полсотни; еще до наступления позднего вечера его перекидной календарь был испещрен пометками о назначенных встречах.
Однако тщета его активности обозначилась очень скоро. Спешно проглатывая завтрак, разделяя с другом обед и отдавая врагу ужин, ежедневно вместе с Дубровиным и в неотступном сопровождении Артема и Кирилла, он, как ошалелый, с утра до вечера носился по банкам, встречался с дельцами всех мастей и рангов, и всех просил о помощи, однако дальше длинных многообещающих переговоров дело не продвигалось: прося время на обдумывание, бизнесмены ему предлагали позвонить через день-два, затем просили перезвонить еще через пару-тройку дней; - и это продолжалось до бесконечности. Правда, когда он уже порядком разочаровался в своей надежде и руки у него начали опускаться, на него, казалось, подул ветер перемен.
Однажды утром зазвонил телефон. Селиванов рысью прыгнул к нему, сорвал трубку, представился в нее.
- Мар-га-ри-та! – чуть не вскричал, - сколько лет, сколько зим! Непременно приезжай ко мне – жду тебя с нетерпением! – Положив трубку, он чуть не перевернулся от радости. – Маргарита!.. – упав в кресло, вымолвил он блаженно с облегченным вздохом, задыхаясь от счастья.
- Кто такая? – равнодушно полюбопытствовал у него Кирилл.
- Наше спасение! – восторженно и вдохновенно заверил его Селиванов. – Я даже затрудняюсь подобрать слово, которым по праву можно ее назвать. Человек дела. Неутомимая труженица. Вол. Пчелка… А ума у нее – палата!
Затаив дыхание, Артем с Кириллом слушали его. Придавая значимость своим словам, Селиванов выдержал паузу, после нее продолжил: - Мозги у нее работают, как ЭВМ – она нас троих может проглотить вместе с ботинками. А связей у нее... видимо-невидимо!. Нет, наверное, ни одной организации, ни одного колхоза в нашей области, с которыми она в свое время не сотрудничала бы. Она в свое время была на короткой ноге с начальником милиции и прокурором города, у нее было море знакомых среди банкиров, директоров заводов, птицефабрик, мясокомбинатов, председателей колхозов и совхозов, и все, в основном, были ее любовниками. Прагматичная женщина, ха-ха… На первый взгляд она может показаться этакой простушкой – веселушкой, но эта манера общения есть всего лишь ее стратегия ведения игры: она очень умна, и ее способности строить с нужными людьми в высшей степени дружеские отношения можно позавидовать. Два года назад ей предъявили ряд обвинений в экономических преступлениях, связанных с мошенничеством, но, как видите, она снова на свободе… значит, ничего не доказали. Вчера она приехала из мест  не столь отдаленных.

-  58  -
- Если она такая умная, как ты говоришь, и у нее были такие влиятельные любовники, - усомнился Кирилл, - как же такое могло случиться, что, однажды оплошав, - он сделал ударение на слово «оплошав», и после него выдержал паузу, - она два года парилась под стражей?
Селиванов пожал плечами, озадачился, медленно потер переносицу.
- Справедливое замечание, и на него я могу только сказать, что человек есть то же животное, такой же живой организм, только высокоразвитый. И, как и всякому животному, человеку свойственны инстинкт самовыживания, стремление к более достойному существованию, его тяготит сознание неудовлетворенности своим образом жизни, своей несостоятельностью, в том числе и финансовою, им движет алчность, в конце концов. Поначалу судьба Маргарите благоволила – любовники зажигали ей зеленый свет: она брала у них товар на реализацию, реализовывала его и некоторое время – весьма продолжительные сроки – крутила деньги, после чего погашала задолженность за товар. Но аппетит ее, как это всегда бывает, возрастал, и однажды жадность толкнула ее на поступок, не совместимый с представлением о порядочности: она взяла товар на реализацию в одной из организаций, возглавляемых ее любовником, и деньги за товар не вернула; учтя то, что любовник ее обладает репутацией примерного семьянина, она пригрозила ему тем, что если он даст этому делу дальнейший ход, она разобьет его счастливую семью; хахоль ее, естественно, все умял, а Маргарита занеслась выше небес и, как говорится, сошла с рельсов – принялась кидать всех своих ухажеров без разбора. Вот тут-то она и обожглась.
- Что-то не похоже на то, чтобы она была слишком умной, - усмехнулся Кирилл. – Во всяком случае, жадность взяла верх над разумом.
- Скорее наличие детей, а у нее их пятеро, - очевидно, оправдывая  старого друга, сказал Игорь. – Но, как бы там ни было, меня в беде она никогда не оставляла, и убежден, что она, как никто другой, поможет нам получить кредит в банке и очухаться.
Едва он договорил, раздался звонок в дверь.
- Она никогда не заставляет себя долго ждать! – восторженно сказал Селиванов, и бросился к входной двери.
- Проходи, дорогая! – донесся вскоре его голос из прихожей, и тут же послышались частые громкие и смачные чмоканья.
В комнату он вернулся с приятной грациозной женщиной лет сорока трех: ее оживленное овальное лицо с большими серыми глазами и прямым носом, обрамленное темно-русыми волнистыми волосами, плавными полукружиями ниспадавшими на ее узкие плечи, светилось подобно майскому солнцу; на ней было легкое белое платье с воротничком и поясом. Присутствие в комнате двух незнакомцев нисколько не смутило гостью и даже, как будто бы, обрадовало.
- Парни, познакомьтесь с моею давней и очень надежной подругой, - уважительно сказал Селиванов. – Какие бы невзгоды на нас не обрушивались, мы неизменно находим друг друга и продолжаем разделять взлеты и падения.
- Маргарита, - лучезарно улыбаясь, сказала женщина, протянув Артему, а затем Кириллу свою маленькую гладкую руку. Те почтительно пожали ее руку и тоже представились.
- Ну, что нового в городе? Как у тебя, Игорь, идут дела? – задорно начала сыпать вопросы Маргарита, усаживаясь в уступленное ей Кириллом место в кресле и кивнув ему в знак признательности. – К повторному браку тебя никто не склонил?
- Хватит с меня и одного раза, - весело сказал ей Селиванов; но тут же голос его упал, сделался мрачным. – Ну а дела у меня неважнецкие. Благодаря ребятам, - он с благодарным взглядом слегка качнул головою на Артема и Кирилла, - буквально вырвавшим меня из лап Гусара, я дома.
И он посвятил ее в свою проблему, связанную с долгами.

-  59  -
- Да, дела твои действительно неважные, - вдумчиво согласилась Маргарита, выслушав его; и вдохновенно прибавила: - Но главное – не падать духом. Ты, к счастью, не один, тебе есть на кого опереться. Со временем сколотим дружную команду, будем честно работать, и постепенно с твоими долгами рассчитаемся. – Она закурила сигарету и несколько раз подряд затянулась ею, выпустила струйки дыма из носа и рта. – Есть у вас какие-нибудь планы на ближайшее будущее? – обратилась ко всем.
- Были бы планы, мы б здесь не сидели второй день на телефоне, - мрачно усмехнулся Игорь.
И он рассказал ей о тщете предпринятых и предпринимаемых им усилиям, вызванных острой необходимостью в получении банковской  ссуды для занятия бизнесом.
- Глупость какая – кредит, - несколько ошеломленно пониженным голосом сказала Маргарита, снова выслушав его, - да в банке если и дадут кредит, то этому кредиту и сам не
обрадуешься: такой процент объявят – в целую жизнь не расплатитесь. По крайне мере нужно изначально иметь хоть немного деньжат на то, чтобы подмазать управляющего банком взяткой… тогда еще можно рассчитывать на то, что банк предоставит кредит без залога и поручителя вообще и под минимальный процент – в частности. – Она снова глубоко затянулась сигаретой и, выпустив из себя клуб дыма, начала тихо размышлять вслух: - Так… индивидуальное частное предприятие у вас есть… так… Так! – воскликнула вдруг громко и радостно, будто какая-то удачная мысль наконец-то пришла ей на ум, и обратила лицо к Игорю: - машина у тебя на ходу?
Игорь ей ответил, что машина его стоит на платной стоянке совершенно исправной.
- Прекрасно! – торжествующе произнесла Маргарита, - значит скоро у нас будут деньги на взятку управляющему банком. Сегодня утром я связалась по телефону с одним своим старым другом, председателем колхоза, и он ждет меня в колхозе в любой удобный для меня день. Думаю, нам стоит съездить к нему, не откладывая – завтра. Я  ему вечером позвоню домой и предупрежу, что завтра к началу рабочего дня мы приедем  к нему в правление.
Изумленные ее деловой хваткой, Артем с Кириллом переглянулись.
Увы, созданное у них впечатление об этой женщине оказалось мимолетным. К тому же очень скоро вопреки своим ожиданиям они не только не обнаружили в Маргарите недюжинных умственных способностей, но и  были неприятно поражены ее некоторой ветреностью, неуравновешенностью, капризностью и упрямством; вместе с тем вся сущность Маргариты состояла из сплошной хитрости – качества, еще не равнозначного коварству или подлости, но уже говорящего о мелочности, узкомыслии его обладателя и потому однородным с ними в своем материальном свойстве, что при дефиците ясного, прозорливого ума неизменно влечет человека ограниченного вершить делишки недальновидные, опрометчивые, способствующие его запутыванию в хаосе собственной хитрости; вдобавок ко всему Маргарита была с лихвой наделена амбициозностью, и тщеславие выплеснулось из нее уже на второй день их знакомства, когда вся их коммерсантская капелла вознамерилась ехать в деревню Сосновку к тамошнему  председателю колхоза с тем, чтобы улакомить старого крохобора складными сладостными речами и вследствие этого отщипнуть хоть сколько-нибудь сельскохозяйственной продукции у возглавляемого им колхоза под реализацию, и она вежливо, но настойчиво попросила Дубровина уступить ей место на переднем сиденье, рядом с Кириллом, сидящим за рулем. Впрочем, сознавая ее принадлежность к слабой половине человечества, к ее слабостям парни относились с должным терпением и даже снисходительно.




-  60  -

*   *   *


 День выдался солнечным и жарким, и только серебряные облака обнадеживающе тяжелели с каждым часом. Но едва Маргарита уселась на переднее сиденье «девятки»,боль-
шое хмурое облако набежало на солнце, и тут же брызнул дождь; на город стал наваливаться сизый туман.
- Дождь в дорогу – хорошая примета! – радостно воскликнула Маргарита; ее отличное расположение духа прекрасно сочеталось с ее своеобразным резковатым шармом и нарядным красным в мелкий белый горошек платьем.
- Надеюсь, не зря едем за тридевять земель да еще в такой туман? – обратился к ней Дубровин, несколько задетый той фамильярностью и бесцеремонностью, с которыми Маргарита переместила его с переднего сиденья на заднее.
- Не зря, - с самоуверенным видом холодно отрезала та; ее тон говорил о нежелании подвергаться дальнейшим расспросам. – Ну, с богом! -  одухотворенно сказала она, делая рукою решительный жест; Кирилл повернул ключ зажигания.
Разрезая серый туман, машина стремительно преодолевала километры. Дождь, казалось, шел полосами; он то утихал, то его пригоршни отбивали на ветровом стекле барабанную дробь. Чем меньше расстояния оставалось до Сосновки, тем туман становился все гуще, и дальность видимости значительно сокращалась; порой машина ползла с черепашьей скоростью: ссутулившись, Кирилл зорко вглядывался в густую дымчатую завесу и то и дело притормаживал.
Но когда они уже подъезжали к деревне, дождь начал заметно редеть, и вскоре его крупные капли лишь стали с тяжестью шлепаться на землю, в лужах вздувались и лопались пузыри; при въезде же их в деревню дождь совсем перестал, с одного края небо уже порядком очистилось и быстро светлело, где-то вблизи уже играло солнышко.
Едва они подъехали к правлению колхоза, на крыльцо с лукавой приторной улыбкой выскочил бывший милиционер, а ныне председатель колхоза, Хомкин Олег Васильевич, маленький рыжий человек лет пятидесяти трех с сединою на висках и узким разрезом хитрых живых глаз.
- Вот это чудеса! – восторженно всплеснул он руками, и поспешил  навстречу сияющей Маргарите; демонстрируя чрезвычайную радость от приезда гостей, вцепился в ее руку и с жаром поцеловал ее. – Очень, оч-чень рад! Вот это чудеса! – приговаривал он, оглядывая Маргариту узкими щелками глаз, обрамленных золотым пушком ресниц. – Я, признаюсь, уже и не рассчитывал увидеть вас, Маргарита Львовна: вы так непредсказуемы…
- Ну что вы, Олег Васильевич, как вы могли даже допустить такую мысль! – любезно-обиженно  молвила  Маргарита, - я своих друзей никогда не забываю.
С приторною приветливою улыбкой и оценивающим взглядом кивнув приехавшим с ней мужчинам, Олег Васильевич пригласил всех в свой кабинет, маленькое уютное помещение с развернутым большим российским флагом в переднем углу, множеством почетных грамот и вымпелов на стенде и портретом  Болотова на стене. Познакомившись с компаньонами Маргариты и усадив всех на стулья, сел в свое кресло, и с живым участием стал расспрашивать Маргариту об ее детях, уважительно поговорил об ее отце, восьмидесятилетнем старике, бывшем начальнике районной милиции, и,  передав ему горячий привет, ненавязчиво, как бы мимолетно поинтересовался ее успехами в области бизнеса, снова осторожно скользнув оценивающим взглядом по приехавшим с ней.
- С божьей помощью держимся на плаву, - с неуверенной улыбкой и окидывая своих компаньонов витиеватым взглядом, сказала Маргарита, после чего тактично недвусмысленно дала ему понять, что, собираясь к нему с визитом, таила надежду

-  61  -
обсудить с ним кое-какие деловые вопросы в более непринужденной, не официальной обстановке.
- Да, да, конечно! – живо согласился председатель, и нажал кнопку селектора, тоном вежливого приказания сказал: - Трофимыч, будь добр, сделай мне баранинки на шашлык.
Маргарита начала его оживленно уговаривать, чтобы он не беспокоился  по пустякам, но тот сделал категорический жест рукою.
- Ну а пока готовится мясо, предлагаю посмотреть на мои владения, - весело  нараспев  сказал председатель; все поднялись со своих мест.
В колхозные угодья входил большой животноводческий комплекс с коровами, свиньями и овцами. По птицефабрике важно, переваливаясь с бока на бок, ходили гуси, крякали утки и неугомонно пищали встревоженные цыплята, опекаемые заботливыми наседками и охраняемые воинственно настроенными и готовыми, казалось, без раздумий вступить в схватку с большими двуногими незнакомцами ради защиты своего семейства отважными петухами . В небольшом с чистою прозрачною водой озере, в котором, со слов Хомкина, колхозники разводили рыбу, бесконечно то тут, то там расходились круги или показывался на поверхности рыбий хвост . Возле ремонтных мастерских на выгоревшей от солнца траве ровными рядами стояли грузовики, комбайны и тракторы: готовясь к сбору урожая, водители и механизаторы проводили контрольный осмотр техники, устраняли в ней мелкие неисправности, водружали на кабины красные флажки. Также председатель показал гостям небольшую деревенскую пекарню и четыре маленьких сельских магазинчика, два из которых являлись частной собственностью его сына; в одном из них, несмотря на легкие отговоры Хомкина, Кирилл купил к шашлыку литровую бутылку водки.
На обратном пути Хомкин задержал взгляд на одноэтажном выбеленном кирпичном здании, возле входа в которое стоял монумент пионера с горном.
- Школу вот подготовили к началу учебного года. А это наш клуб, - прибавил, устремив взгляд в противоположную сторону на большое бревенчатое сооружение, - правда, последнее время он перестал быть востребованным молодежью – лето, а из-за полутора человек, хе-хе… желающих фильм посмотреть, нет смысла электричество жечь. Зимой еще крутим дискотеку, хе-хе… танцы – манцы, так сказать, устраиваем. – Извинившись, он юркнул в обитую жестью дверь мясоразделочного цеха. Скоро вышел с большим бумажным пакетом; из пакета поднимался легкий парок.
- Ну что, на природу? – сказал весело,  указывая рукою на озеро.
С наслаждением вдыхая запах отшумевшего дождя и резкий запах полыни, на высокую мокрую траву они постелили клеенку, поверх нее положили мягкое байковое одеяло, уселись. Пока вызвавшийся готовить шашлык Селиванов занимался его приготовлением, компания любовалась раскинувшимися на той стороне озера живописными ландшафтами; туман постепенно разбредался, сквозь тонкую дымку уже проступали контуры далеких холмов и строений; и вскоре из-за серых туч прорвались неуверенные лучи солнца, от чего настроение гостей несколько упало: последнее время стояла невыносимая жара, и обыватели не знали, как от нее спастись, изнывали от солнцепека; медики не успевали фиксировать сердечные приступы и солнечные удары; в окнах состоятельных горожан урчали кондиционеры, окна большинства были распахнуты настежь. Впрочем тут же солнце скрылось за хмурыми облаками, и вокруг снова стало пасмурно.
Когда шашлык был готов, Маргарита подняла рюмку, лучезарно улыбнулась Хомкину.
- За встречу, Олег Васильевич!
- За встречу, Маргарита Львовна! – живо отозвался Хомкин, и, учтиво кивнув ее партнерам по бизнесу, поспешил добавить: - и за знакомство!

-  62  -
Когда все выпили и закусили, он снова стал издали затрагивать вопросы бизнеса, вероятно, напоминая Маргарите, для чего она  приехала к нему. И тут Маргарита, видимо, решила, что обстановка способствует решению волнующего ее вопроса и время для этого настало самое подходящее. Набравшись духу, она выразила Хомкину свое трепетное желание посотрудничать с возглавляемым им колхозом.
- Это было бы для нас большою честью, - прибавила она. – Как говорится: лучше с умным проиграть, чем с дураком выиграть.
- Всегда рад поддерживать теплые дружеские контакты, в том числе и деловые, с приятными во всех отношениях людьми, - с выражением легкого самодовольства на лице твердо сказал тот. – Вы же знаете, Маргарита Львовна, как я к вам отношусь, как вас уважаю…
И, пустившись в воспоминания минувших дней, они с приторными фальшивыми
улыбками начали наперебой масляными голосами восхвалять друг друга и говорить друг другу, по- видимому, лживые комплименты; и продолжалось это на протяжении получаса; смотреть на них и слушать их было противно.
Наконец председателю эта процедура, видимо, порядком наскучила, он поднял рюмку и обольстительно улыбнулся Маргарите.
- А теперь я предлагаю выпить за весь прекрасный женский пол и в частности за вас, дорогая  Маргарита Львовна!
Дорогой или обременяющей была для него Маргарита, оставалось только догадываться: все ее пятеро детей, находящиеся в настоящий момент на воспитании в школе-интернате, были рождены в свое время от разных отцов, официально не зарегистрированных браком с их матерью. Однако, как бы то ни было, все подняли рюмки и выпили.
После нескольких выпитых всеми рюмок водки атмосфера на встрече стала еще более теплой и многообещающей, разговор лился  все непринужденнее, легкое напряжение оставило всех, срезались углы некоторой официозности, Маргарита с Хомкиным стали обращаться друг к другу просто по имени; в тон этой мирной беседе из «девятки» негромко лилась мелодия саксофона.
- Какая же продукция вас интересует? – обратился к Маргарите председатель, явно принимающий ее за директора солидной фирмы или, по меньшей мере, бухгалтера.
- Нас интересует практически вся сельскохозяйственная продукция, - без раздумий уверенно произнесла та. – Рынок сбыта на нее у нас прекрасно отлажен, и нам очень хотелось бы увеличить масштабы товарооборота. Видите ли…мн…команда у нас растет, ребята все молодые, с запросами…
Несколько ошеломленные ее способностью фантазировать и лгать, ее компаньоны сидели в совершенном безмолвии с   устремленными на озеро взглядами.
- Понимаю, как же!.. жизнь стала такая дорогая, а молодому человеку хочется и того, и того… - живо поддакнул председатель. – Что ж, уверен, что мы с вами сработаемся. Как бы вы хотели с нами расплачиваться – наличными или перечислять на наш счет безнал? – полюбопытствовал он, и, неотрывно сосредоточенно-учтиво глядя на Маргариту, машинально положил в рот кусок мяса.
- Э…мн…вы знаете, Олег, в настоящее время все наши средства до последней копейки вложены в один грандиозный коммерческий проект, - с серьезным видом пояснила Маргарита, эффектно щелкнула золотой зажигалкой, закурила, - поэтому мы были бы вам крайне признательны, если б вы нам предоставили свой товар под реализацию на небольшой срок.
При произнесении ею последних слов, Олег Васильевич изумленно поднял брови и поперхнулся, кусок мяса застрял в его горле. Однако просьбу воспринял лучше, чем  ожи -


-  63  -
дали гости. Когда кашель от него отступил, он вытер платком влажные глаза и, видимо, через силу улыбнулся.
- Кто-то ко мне торопится, - вымолвил шутливо, окинув витиеватым взглядом гостей; и, напустив на себя серьезный вид, сказал: - Нехватка средств – не порок. Я всегда
иду навстречу порядочным  людям, желающим добывать свой кусок хлеба честным трудом. Что ж, под реализацию так под реализацию. Что у вас за фирма?
- Индивидуальное частное предприятие, - не очень уверенно промолвила Маргарита, несколько слиняв в лице.
- Хм… - озадачился Хомкин, - признаться, меня всегда смущали индивидуальные частные предприятия. Согласитесь, что «индивидуальное» даже и звучит как-то неубедительно: один учредитель все-таки… если что с ним вдруг случиться, не с кого будет, так сказать, и спросить.
- В принципе, в нашей коммерческой ассоциации есть еще и товарищество с ограниченной ответственностью, - поспешила заверить его Маргарита, незаметно подмигнула своим компаньонам.
- Вот это другое дело, - удовлетворенно воскликнул Хомкин. – Позвоните мне через недельку, когда я подобью дебет с кредитом, - тогда можно будет уже обсудить детали да начать отгрузку.
- Я не могу отыскать слов благодарности, - точно в забытьи, воскликнула Маргарита, готовая, казалось, прыгнуть ему на шею.
- Полноте, Маргарита, полноте – рано еще благодарить.
- Ребята, давайте выпьем за этого замечательного человека, которого я знаю уже чуть менее десяти лет и который всегда приходил мне на помощь в трудную минуту, - едва сдерживая волнение от замаячившего на горизонте счастья, выдвинула  тост  Маргарита.
И все начали одну за одной опрокидывать рюмки с водкой в свои рты за Хомкина, этого замечательного, со слов Маргариты, человека. Судя по старанию Хомкина не отставать от других в этом нехитром упражнении, он страшно себя любил.
И потому когда начало смеркаться, из «девятки» возле своего дома он выбрался не очень уверенно, слегка пошатываясь, с его немного заплетающегося языка к тому времени вперемежку со словарными словами уже слетали и нецензурные. Гости довели его до самой калитки, и,  любезно распрощавшись с ним, отправились домой.
На протяжении почти десяти километров погруженные все в свои думы, поводом для которых была, вероятно, прошедшая встреча, они молчали,  разглядывали сельские пейзажи; Кирилл настороженно поглядывал по сторонам и, то и дело сбавляя скорость, менял во рту жевательные резинки.
- Можно верить-то этому преду? – обратился наконец Дубровин к Маргарите.
- Вполне, - убежденно сказала та, не вдаваясь в подробности и, опустив подбородок на грудь, задремала.
На следующий день, не теряя времени, чтобы не стать уличенными председателем во лжи, они начали стремительно, точно угорелые, носиться по мраморным ступеням многоэтажных величественных зданий администрации города, налоговой инспекции, пенсионного фонда и других необходимых инстанций. И через неделю товарищество с ограниченной ответственностью «Маргарита и К» начала свое существование: одним из учредителей фирмы, директором, вызвалась стать Маргарита;  в состав учредителей также вошли Дубровин и Селиванов; обязанности бухгалтера легли на жену Дубровина; Артем же с Кириллом были формально зачислены в фирму охранниками.
Первое, что по открытии фирмы ее  сотрудники решили предпринять – напомнить о себе Олегу Васильевичу. И позвонили ему по телефону. Выказав голосом страшную радость от их звонка, председатель заверил , что разговор относительно сотрудничества


-  64  -
помнит от начала до конца, и от своих слов отрекаться не намерен. Однако встретиться предложил через неделю, сославшись на неотложные дела, связанные с уборочной страдой.
- По-моему, он нас просто водит за нос, - предположил Селиванов, когда с задумчивым видом Маргарита положила трубку. Видимо, подумав то же самое и не желая с
этой мыслью мириться, Маргарита смерила его гневным взглядом, раздраженно бросила ему: - Вечно у тебя все «за нос водят»… тоже мне юродивый нашелся … нытик!
Через неделю «Маргарита и К» в полном составе прибыла в Сосновку. Столкнувшийся с ее сотрудниками в дверях правления колхоза куда-то торопящийся Хомкин, быстро переводя витиеватый взгляд с одного гостя на другого, убедительно заверил их, что разговор, шедший во время первой встречи, помнит и готов повторить свои
слова. Упорно рассеив их сомнения в твердости устной договоренности о сотрудничестве, Олег Васильевич снова предложил позвонить ему через две недели, и, в очередной раз сославшись на свою чрезвычайную занятость в связи с уборкой урожая, сухо извинился, большими скорыми шагами направился к служебному «Уазу».
- Заднюю врубил, змеюга, - мрачно заключил Кирилл, провожая взглядом отъехавшую машину.
Разочаровавшиеся и несколько опечаленные, визитеры намеревались усесться в «девятку», но, увидев приближающуюся отару овец, гонимую с луга пожилым мужчиной с кнутом, невольно, словно сговорившись, застыли в нерешительности.
- Надо с пастухом помурлыкать, - сказал прожорливый Кирилл, глаза его блеснули алчным блеском, - может баранчика нам продаст. С драной овцы хоть шерсти клок урвать, хе-хе… Братишка, почем твои баранчики? – обратился он к пастуху, когда отара поравнялась с автомобилем.
- Они колхозные, - пожал  плечами пастух, остановившись. – Но если что, можно и договориться. Вам сколько – одного, двух?
- Одного. Самого жирного. Сколько он будет стоить?
Разглядывая скотину, пастух призадумался, желтым от табака пальцем поцарапал заросший недельной щетиной подбородок.
- Ну, за  литруху  водки договоримся, - сказал равнодушно.
- Да ты, брат, в наш багажник, словно в воду, глядишь, - весело воскликнул Кирилл, помня о двух бутылках водки, всегда лежащих в неприкосновенном запасе в багажнике и предназначенных на случай нежелательной встречи с придирчивым госавтоинспектором. – Считай, что договорились.
Пастух попросил Кирилла выбрать барана, и, получив заказ, устремил раздумывающий взор вдаль.
- Ждите меня возле тех кустов, - мотнул головою на разросшуюся покачиваемую легким ветерком иву, утопающую в высоком бурьяне; отойдя на несколько шагов от незнакомцев, стеганул кнутом, подняв пыль.
- Не следует нам размениваться по мелочам, - сказал с оттенком укора Кириллу Артем, - мы в этом колхозе, как белые вороны. - Если до председателя дойдет слух, что мы подстрекаем пастуха к хищению казенного добра, он с нами не только не захочет делами заниматься, но даже и разговаривать не станет, - добавил Селиванов. Судя по несколько сведенным бровям и строгому укоризненному взгляду, Маргарита тоже отнеслась к легкомысленности Кирилла с осуждением, но, видимо, ощущение испытанного ею в тюрьме голода настолько укоренилось в ее сознании, что она не нашла в себе сил воспрепятствовать исполнению его прихоти, промолчала.
- Поздно пить боржоми, если почки отвалились, - хихикнул Кирилл, принялся доставать из багажника спиртное.
- Никуда председатель от нас не денется, -неожиданно для всех спокойным


-  65  -
авторитетным тоном сказала Маргарита, - не посмеет. А что касается барашка, то в случае обнаружения его пропажи весь спрос будет с пастуха. Даже если председатель в разговоре и упомянет о нашем причастии к этому деликту, выразим на лицах полное недоумение и скажем: незнакомый мужчина сам предложил нам барана, выдавая отару за собственную.
 Едва они подошли к указанному пастухом месту,  с большим холщевым мешком за спиной пришел и сам пастух, низко  пригибаясь  к  земле, и без промедления приступил к
работе. Он быстро вытряхнул барана из мешка, повалил на землю, принялся связывать его копыта. Надежно их связав, извлек из-за пазухи орудие убийства. Блеск нержавеющей стали остро отточенного ножа заставил животного дернуться, вскочить и попытаться
вырваться из лап смерти, но сильные руки палача тут же крепко схватили его за шкуру и снова свалили на землю, прижали. Когда пастух поднес к горлу баран нож, Артем невольно отступил немного назад и с горечью на сердце отвернулся.
- Вот и все! – весело сказал пастух, глядя на бьющуюся в конвульсиях жертву.
Менее часа ему потребовалось на то, чтобы снять с трупа шкуру, отделить потроха и расчленить тушку. Когда работа была закончена, он вытер рукавом лоб, тонко улыбнулся.
- Приятного вам аппетита! Если мясцо понравится, еще приезжайте.


По прошествии двух недель Маргарита опять позвонила по телефону  Хомкину, но тот лишь холодно буркнул, что занят и освободится от неотложных дел дня через три. Спустя три дня Маргарита вновь позвонила ему, но, видимо, узнав ее голос, председатель наигранно-возбужденно прокричал в трубку: «Алло! Алло! Вас не слышно – перезвоните». Маргарита тут же снова принялась упорно накручивать диск телефона, однако все ее попытки поговорить с председателем не увенчались успехом, больше услышать его голос ей не довелось, а поднимавшая трубку всегда недовольная полная секретарша правления колхоза металлическим голосом всякий раз неприязненно отвечала: «Председатель занят», « У него люди», «Просил не беспокоить», -и   раздраженно бросала трубку.
Ослепленные россыпью заманчивых возможностей, которые, увы, на поверку оказались фикцией, сотрудники «Маргариты и К» обругали Хомкина непристойными словами, и в атласе автомобильных дорог на деревне Сосновке поставили крестик. «Не падайте духом, - подбадривала всех Маргарита, - не все еще потеряно, ещё перевернётся  на нашей улице «Камаз» с пряниками . Надо только хорошенько подумать, к кому следующему обратиться».
И после десятка поездок в различные колхозы и совхозы, где в отличие от их первого визита в Сосновку председатели не жаловали их ни приватной беседой, ни шашлыком, крестиков в их атласе автомобильных дорог заметно поприбавилось, они местами, срастаясь, образовывали собою некие условные цепи неприступного военного заграждения.

VI


А между тем наступила осень. Из налоговой инспекции директору фирмы уже начали приходить повестки с просьбой о явке с отчетом о проделанной работе. Однако отчитываться Маргарите было не в чем, на счету ее фирмы не значилось ни одной проведенной сделки. Поэтому, не зная забвенья, все ночи на пролет, точно тигр в клетке, с горящими глазами и дымящейся сигаретой она нервически ходила взад и вперед по своей темной кухне, изобретая грандиозные проекты на будущее. И, видимо, полагая что ее планы того стоят, она систематически среди ночи, когда весь город еще спал крепким сном, звонила по телефону компаньонам и настойчиво просила их срочно приехать к ней.

-  66  -
Вынужденно пробуждаясь от сна и торопливо одеваясь, те большими шагами по кромешной темноте шли на  стоянку за машиной, и через весь город мчались к директрисе, а приезжая к ней, им раз за разом приходилось слушать ее малополезные вымыслы крупномасштабных предприятий, в которых уже при обсуждении выявлялись разного рода неустранимые препятствия, и которые никак не соответствовали тому положению директора не оправдывающей свое существование фирмы, в котором находилась Маргарита. На их недовольные реплики по поводу того, что тот или иной вопрос можно было поднять на обсуждение когда угодно и уж никак не ночью, Маргарита всякий раз лишь молча насупливалась и обиженно поджимала губы.
В пустой болтовне и пересудах проходили драгоценные недели, от длинных скучных однообразных разговоров во рту набивалась оскомина, на языке временами натиралась мозоль. И дальше этого дело не продвигалось. Угнетенный сознанием своих долгов, Селиванов все чаще впадал в уныние, однако продолжал уповать на неординарное мышление и находчивость Маргариты и веровать в надежность ее товарищеского плеча.
Безрезультативная  деятельность фирмы отозвалась звоном на отношениях Артема и Кирилла с Ферзем. Изредка случайно с ними встречаясь, Егор, как обычно, спрашивал их о делах, говорил шутливые остроты, однако уже не был с ними таким приветливым, каким был обыкновенно, а в его улыбающихся глазах проблескивала плохо скрытая злоба.
- Селиванов-то суетится? – спросил он их однажды во время случайной встречи на автозаправочной станции, - или жизнь ему уже медом начала казаться?
- Суетится, - в один голос заверили его Артем и Кирилл, - бегает.
- Мало что-то толку от его беготни, - недовольно проворчал Ферзь, - видимо, плохо вы его гоняете. Надо ему, роже барыжной, ни днем, ни ночью покоя не давать, чтобы он мозгами шевелил, думал, как быстрее с долгами рассчитаться, а не спал.
С минуту стояли молча, погруженные все в свои мысли.
- Я слышал, вы с какой-то устрицей подвязались работать? – после раздумий не без интереса и уже дружелюбнее сказал Ферзь. – Это случайно не та, которая в машине сидит?
 Почувствовав на себе его любопытный пристальный взгляд, Маргарита, по-видимому, машинально и без промедления, с трепетом сердца навела справки о нем у сидящего рядом Селиванова, и, вероятно, заключив, что знакомство с этим коротко остриженным богатырского сложения человеком с громким именем, чей интерес к ней явно польстил ей и приятно взволновал, отнюдь не будет для нее помехой, энергически ткнула Селиванова в бок, и вместе с ним выскочила из «девятки». Лучезарно улыбаясь, она протянула ему свою маленькую руку, заискивающе сказала, что слышала о нем много хорошего, на что Ферзь ответил ей взаимной приветливой улыбкой. Привыкшая слета брать быка за рога, Маргарита бодрым дружелюбным тоном представилась Ферзю директором фирмы и, намекнув ему о своих больших возможностях, ясно дала ему понять и о своем не менее большом желании помочь Селиванову как можно быстрее рассчитаться с долгами. Застигнув Ферзя врасплох напором дружелюбия, лести, оптимизма и уверенности, приятно поразив его своими незаурядными риторическими способностями, тем самым расположив его к себе, Маргарита тотчас ненавязчиво предложила ему обменяться  номерами  контактных  телефонов.
- С удовольствием, -с готовностью сказал Ферзь; он извлек из внутреннего кармана кожаного жилета визитную карточку, передал Маргарите. – Только не забывайте хотя бы изредка информировать меня о своих делах, - прибавил он, скользнув многозначительным взглядом по Селиванову.
Воодушевленная знакомством с Ферзем, человеком, способным разрешать вопросы практически любой степени сложности не только в городе, но и за  его пределами, Маргарита почувствовала, что она не только все еще на коне, но и не собирается с него падать, и в лихорадочных раздумьях принялась выискивать предмет, на котором можно

-  67  -
было бы сосредоточить всю выгоду этого знакомства; во всех ее движениях, словах, взоре появились небывалые важность, степенность и грациозность, голову она стала держать высоко и гордо; голос ее все более набирал командирские нотки с диктаторским оттенком, на компаньонов она стала временами неистово покрикивать. Ее компаньонам досадно было
открывать в директрисе новые не лучшие качества, и одним из этих качеств была  необузданная ее деспотичность.
Однажды Маргарита попросила охранников срочно приехать к ней. Артем с Кириллом сразу отправились в путь, но по дороге попали в затор, поэтому приехали к ней не так быстро, как ей бы, вероятно, хотелось. Не желая слушать их объяснений причины долгой езды к ней, директриса бранилась, нервически расхаживая по комнате и выкуривая одну сигарету за другой, на протяжении часа. «Если б вам какие-нибудь девочки позвонили, вы бы, наверное, быстрее приехали» - едко прибавила она, несколько поостыв.
Через два дня она снова позвонила им далеко за полночь и попросила срочно приехать. Проклиная день, в который произошло знакомство с взбалмошной самодурной женщиной,  и спотыкаясь во сне о кочки, Артем с Кириллом чуть ли не бегом неслись за машиной. Но едва выехали за пределы автостоянки, неожиданно засветившийся жезл указал им на обочину.
- Что-то видок у вас, товарищ водитель, подозрительный, - освещая лицо Артема карманным фонариком, мурлыкающим голосом придирчиво сказал госавтоинспектор, - глаза красные… Спиртное пили? Или наркотики употребляли?
- Вдыхал токсины обувного клея, - бесцветно пошутил Артем.
Пропустив шутку мимо ушей, инспектор начал неторопливо прохаживаться вокруг машины с направленным на нее тонким ярким лучом фонаря.
- Так, так, так, - сказал с напускной строгостью, - номерной знак в брызгах грязи. Ручник работает?
- Работает, - с уверенностью ответил Артем.
- Так, так, так. Включите-ка поворотники. Теперь свет. Теперь дальний.
- Товарищ капитан, нельзя ли побыстрее, - высунув голову из машины, возмущенно-молящим голосом произнес Кирилл. – Нас человек уже заждался…
Весело хихикая, инспектор похлопал его легонько по плечу.
- Куда торопишься, на тот свет? На тот свет всегда успеешь. Включите-ка заднюю скорость, - обратился снова к Артему. – Так, так. Нажми-ка на тормоз. Ага! – воскликнул радостно, - левый стоп-сигнал не загорается!
- Видимо, только что лампочка перегорела, - пожав плечами, предположил Артем, - еще вечером все приборы освещения были исправны.
- Не знаю, товарищ водитель, не знаю, - сугубо официальным тоном произнес инспектор, - это не мои трудности. Моя задача заключается в обеспечении безопасности дорожного движения в городе. Так что, водительское удостоверение я вынужден у вас изъять и выписать вам временное. Как замените лампочку на заднем фонаре и оплатите штраф в сберкассе, сразу обращайтесь во второй кабинет ГАИ, и вам выдадут ваше удостоверение. Пойдемте составлять протокол.
Артем предложил ему оплату штрафа на месте без составления протокола, но, видимо, в силу незначительности размера суммы штрафа инспектор лишь засмеялся глазами, и шагнул к кустам сирени, за которыми, как оказалось, стоял « Жигуленок», а в нем, откинув назад спинку сиденья, за рулем полулежал его напарник. Тогда, вспомнив о лежащей в багажнике водке, предназначенной для  подобных экстренных случаев, Артем решил ее теперь насадить на крючок, и окликнул инспектора: - Товарищ капитан, вы еще багажник не осматривали.
- Хм… какой водитель сознательный! – изумился тот и, с любопытством глядя на

-  68  -
Артема, вернулся к «девятке». Открыв багажник, Артем вонзил спокойный неподвижный взгляд в выглядывавшую из-под покрывала горловину бутылки: - Поскольку ночи нынче стали уже прохладными, я подумал, что это согревающее средство будет вам полезнее протокола.
- Так-то оно так, - колеблясь сказал инспектор, - но я, сам понимаешь, не один, с напарником – боюсь, донесет на меня начальству.
Артем приподнял край покрывала, обнажив вторую бутылку.
- А мы и его угостим, чтоб не донес.
- Отнеси бутылочки к нам в машину, - тотчас согласился инспектор, возвращая водительское удостоверение, - положи их под переднее сиденье.
Быстро выполнив его указание, Артем запрыгнул в «девятку».
Ловко объезжая колодцы, лавируя между редко встречающимися машинами и периодически придавливая педаль акселератора, он мчался вдоль набережной, не обращая внимания на бьющий в приоткрытое окно ветер, дорожные знаки, крутые спуски и подъемы. И проехал чуть более трех километров, когда услышал за спиной быстро нарастающий вой сирены. Машинально взглянув в зеркало заднего вида, увидел стремительно настигающую их «скорую помощь» с сверкающим маячком.
- Кому-то плохо, - сказал Кириллу, сбавляя скорость и съезжая на крайнюю правую полосу.
- Маргарите, возможно, - усмехнулся тот. – Она уже, видимо, давно икру мечет: где же охрана? ха-ха-ха-ха…
- Водитель « Ваза» двадцать один ноль девять с государственным номером четыре пятерки, приказывая вам остановиться! – неожиданно резануло воздух.
- Этого нам еще не хватало, - с досадой произнес Артем, включив указатель поворота, снизив скорость и припарковывая машину к обочине.
Увидев высыпавшую из остановившегося впереди пассажирского «Уаза» с медицинской символикой группу вооруженных автоматами омоновцев в масках и бронежилетах,  Кирилл присвистнул, Артем удрученно покачал головою.
- Выйти из машины! – приказал им один из омоновцев, судя по всему, офицер, когда «девятка» была взята в кольцо его коллегами. Переглянувшись, Артем с Кириллом послушно вышли из машины.
- Старший лейтенант Гнусев, - небрежно вскинул вялую руку к виску, величаво представился им старший омоновец, - операция «Буря». Наркотики, оружие, взрывчатые вещества имеются?
- Вот, - тонко улыбнулся Кирилл, показывая ему свой пухлый кулак, - бьет, как динамит.
- Кругом! – строго скомандовал Гнусев. – Лицом к машине! Накренить корпус вперед! Руки на крышу!
Парни неторопливо выполнили его приказания.
- Ноги шире! – рявкнул один из подошедших омоновцев, и ноги задержанных дрогнули от неожиданных ударов резиновыми дубинками, по их голеням жгучими иглами пробежал тонкий огонь.
- Аккуратнее, ребята!.. – дерзко сказал Кирилл, обернувшись, - хотите работы лишиться?!...
Не обратив, по-видимому, на его протест никакого внимания, омоновцы начали тщательно обыскивать задержанных, однако элементов грубости с их стороны более не последовало. Ничего подозрительного у парней не обнаружив, милиционеры разрешили им выпрямиться и принялись производить обыск в машине . Они поднимали коврики и прощупывали сиденья, шарили руками по полу и исследовали каждый находящийся в


-  69  -
пепельнице окурок, осматривали содержимое автомобильной аптечки и запускали пальцы внутрь солнцезащитных козырьков. И когда обыск в салоне автомобиля был завешен и Гнусев разрешил парням следовать дальше, стало светать, веселый щебет птиц заглушало протяжное воронье карканье.
Опять Маргарита начнет сейчас кукситься, - негодующе сказал Кирилл.
Он не ошибся. Открыв дверь, Маргарита зажмурилась от яркого света подъездной
лампочки и, с неприступным сердитым видом молча впустив охранников в квартиру, нервической вертлявой походкой зашла в ванную комнату. Выйдя к ним через несколько минут расчесанной и умытой, резким тоном недовольно сказала: - Вас пока дождешься, можно сотню раз выспаться. Нет, так дело не пойдет. Не хотите работать добросовестно…
Артем с Кириллом открыли было рты с готовностью оправдаться, но директриса не дала им вымолвить и слова.
- Хватит! – взвизгнула она, - хватит из меня дурочку вылепливать!.. . – Гневно сверкнув глазами, сорвала с телефона трубку, дрожащей от злости рукой быстро набрала номер. Когда на другом  конце провода ответили, на ее лицо набежала гримаса легкого подобострастия, по губам скользнула робкая улыбка. Извинившись в трубку за причиняемое в столь раннее утро беспокойство, она стала объяснять, что побудило ее к этому: - Егор, мы говорим с тобой о серьезных делах – о расчете со всеми долгами Селиванова, а Артем с Кириллом не могут элементарно быстро приехать, когда их просишь об этом. И вообще… с девчонками, наверное, развлекаются всеми ночами, а днем по делам сонные, как курята, ездят. Ты не мог бы как-то повлиять на их отношение к работе, поговорить с ними, что ли..? Мои силы уже на исходе…
От услышанного Ферзь, видимо, стал сам не свой.
- Может им еще сиську дать?! Что у вас там , детский сад?! Сами разбирайтесь в своих отношениях – у меня своих головных боле хватает! – на одном дыхании прорычал он так громко, что охранникам была слышна вся его речь: сдерживая звуки горьких ожесточенных насмешек над директрисой, неприятно пораженные ее глупой выходкой, ошеломленные ее попыткой навредить им, они продолжали сосредоточенно следить за развитием диалога.
- Тогда я хотела бы срочно встретиться с тобой, Егор, - несколько растерянная и слегка побледнев, дрожащим голосом сказала Маргарита в трубку. – И если тебя не затруднит, передай пожалуйста Гусару, чтобы и он подъехал на встречу… буду тебе очень признательна, - поспешила она добавить.
Договорившись с Ферзем о встрече через три дня, Маргарита положила трубку, и, по-прежнему оставаясь заметно стушеванной, ровным голосом, но все же с отблеском вызова во взгляде обратилась к охранникам: - Ваше присутствие на встрече тоже необходимо.
- О чем же будем на встрече чирикать? – с вдумчивым видом сказал ей Кирилл.
- На встрече и узнаете, - отрезала Маргарита, - всему свое время.
- А зачем просила нас сегодня срочно приехать?
- Теперь это уже не имеет никакого значения – вы все равно поздно приехали. Могу только добавить, что за то, что я задумала, - после паузы сказала Маргарита совершенно дружелюбно и доверительно, -вы мне еще спасибо скажете.
Сбитые с толку, охранники переглянулись. Не зная, с кем, с вероятным противником, недоброжелателем или самым что ни на есть верным, преданнейшим другом, они, несколько рассеянные, попрощались с директрисой и ушли.
Три дня они тяготились вынужденным бездельем, целыми днями томительного ожидания выстраивая всевозможные мотивы, могущие, по их мнению, побудить Маргариту к решительным действиям; противоречивые мысли роились в их головах; то надежда, то отчаяние растравляли  сердца. Сосредоточенные на предстоящей встрече, они,

-  70  -
не желая никого не видеть, не слышать, попросили Игоря, отвечая на телефонные звонки, говорить, что дома никого, кроме него, нет. Прогоняя вставшие перед глазами не ко времени образы знакомых и теснившиеся в голове ненужные мысли, Артем старался не думать и о Карине, хотя на сердце временами щемило, а когда она звонила и Игорь отвечал ей: «Артема нет… когда появится – не знаю», -  он мучался угрызениями совести, и душа его сжималась от острой тоски.


*   *   *

День угасал; лиловые облака, протягиваясь с севера на восток, едва пропускали красные лучи, которые отражались на черепицах зданий. Возле центрального входа в городской парк культуры Ферзь с Гусаром, прислонившись к задним стойкам своих машин широкими твердыми плечами, непринужденно разговаривали, умиленно поглядывая на журчащие фонтанчики. Увидав вышедших из подъехавшей «девятки» Маргариту, Кирилла, Артема и Селиванова , выпрямились, сделали им навстречу несколько неторопливых шагов.
- Ну, что у вас за проблема? – с ходу ровным приветливым голосом сказал Ферзь; пожав руки мужчинам, он кивнул Маргарите и спокойный вопросительный взгляд задержал на ней; мутные блестящие, точно стеклянные ,глаза Гусара свидетельствовали о том, что незадолго до встречи он принял изрядную дозу наркотиков, и в том, что он никому не кивнул, не подал руки, не сказал приветственных слов было что-то оскорбительное.
- Ребята, - переведя дыхание, волнующимся голосом обратилась к Ферзю и Гусару Маргарита, - я крайне заинтересована в том, чтобы Селиванов быстрее с вами рассчитался. Надеюсь, с вашей стороны не будет возражений, если я лично расплачусь с вами за него?
- Нам-то какая разница, гэ-гэ-гэ… - весело воскликнул Гусар.
- Абсолютно никаких возражений, - с некоторым недоумением твердо заверил Маргариту Ферзь.
- Видите ли… - кашлянув в кулак, несколько спокойнее продолжила Маргарита, - я имею более серьезные виды на Селиванова, нежели Артем с Кириллом – они всего-навсего его охраняют… и не слишком-то рьяно способствуют продвижению его дел и дел нашей фирмы вперед, - скользнув быстрым с ехидной торжествующей насмешкой взглядом по охранникам, отрывисто прибавила она, - как не попросишь их срочно приехать, вечно они попадают в какие-то заторы, милицейские облавы…
Остолбеневшие, точно получившие незаслуженные оплеухи мальчишки, Артем с Кириллом смотрели на нее во все глаза не в силах выдавить из себя ни слова.
- Словом, если все свои деньги вы хотите получить уже через месяц, - авторитетным тоном досказала Маргарита, - то соизвольте уж пойти мне навстречу – выполните одно посильное для вас условие. – Придавая значимости своим словам и как бы прибавляя себе веса как личности, она проворно извлекла из сумки сигарету, неторопливо вставила ее в губы, эффектно щелкнула золотой зажигалкой и, затягиваясь, суженными глазами побуравила Гусара и Ферзя,  после  чего продолжила: - Наделите меня правом распоряжаться машиной и квартирой Селиванова, то есть отдайте Селиванова под мою  личную ответственность.
Протяжно зевнув и потерев рукою свои мутные глаза, Гусар серьезно-развязно сказал ей, что если он через месяц не увидит обещанных денег, то похоронит ее заживо прямо в парке, возле которого они стояли; видимо, считая излишним что-либо добавлять к сказанному и не имея интереса к дальнейшему ходу встречи, он пожал руки Ферзю, Артему, Кириллу, стрельнул недобрым взглядом в Селиванова, и сел в невесть откуда появившийся у него старенький «Понтиак»; рванул с места, подняв пыль.

-  71  -
После недолгих и, по-видимому, не легких раздумий, Ферзь обвел Артема и Кирилла пасмурным взглядом.
- Придется пойти человеку навстречу – вы же не будете за Селиванова долги отдавать, - сказал вдумчиво, с сожалением, и потупил взор; после недолгой паузы обратил с серьезным видом лицо к Маргарите: - Я согласен. Но если Селиванов исчезнет из города, а вы вдруг передумаете за него расплачиваться… - он с решительным видом покрутил головою, показывая этим, что говорить о проблемах, которые в том случае появятся у Маргариты, не имеет смысла. Маргарита живо заверила его, что Селиванов никуда от нее не денется, поклялась ему, что ровно через месяц сама привезет ему деньги прямо домой, и,
осыпав его словами благодарности, перевела взгляд на охранников.
- Отвезите меня домой, если вас это не затруднит, - попросила  вежливо; с ехидством добавила: - и надеюсь, вечером вы без напоминаний подгоните машину к моему подъезду.
Еще раз поблагодарив Ферзя и попрощавшись с ним, она окинула охранников торжествующим не без ядовитой насмешки взглядом, и резко повернулась, направилась к машине, ее каблуки застучали по декоративным плиткам с ядовитой насмешкой.
- Ну и курица! – провожая ее печальным взглядом, сердито сказал Кирилл, - обнажила зубки…
- Пусть обнажает, - усмехнулся Ферзь, выражая этим свое отношение к тем, кто ручается за кого-то,- не все ли равно, с кого получать – с зубастых или совершенно беззубых, ха-ха-ха…- Не переживайте, - просмеявшись, сказал он, - радоваться надо, а не грустить: эта тетка вместо вас сунулась на острие ножа. – Немного помолчав, он слегка встрепенулся, точно что-то вспомнив, серьезно произнес: - Кстати, работенка есть для вас постоянная. Если интересно, встретимся в среду в девять утра у входа в торговый центр «Юбилейный» - там все подробнее объясню. – Видимо, куда-то спеша, он стиснул руки Артему и Кириллу, сел в свою «Волгу» и, включив двигатель, подарил им несколько коротких сигналов.
Смутно догадываясь, какую работу может предложить им Ферзь, Артем с Кириллом тем не менее проводили его благодарными взглядами, и когда его «Волга» скрылась из вида, неторопливо направились к «девятке», в которой на переднем сиденье важно восседала Маргарита, а на заднем, точно запуганный зверек, с жалким безнадежным видом, склонив низко голову, сидел Селиванов.
- Что такие невеселые? – как ни в чем не бывало веселым дружеским голосом сказала им Маргарита, едва они сели в машину.
- Тебе показалось, - холодно ответил ей Артем, включая двигатель, сейчас от радости бросимся тебе на шею.
- Не сомневаюсь, что я этого заслужила, - оторопело сказала Маргарита, и решительным движением руки повернула ключ зажигания в исходное положение. – А вы не находите..?
- Мы находим, что у тебя нет и оттенка совести, - прозвучал сзади голос Кирилла.
- Ребята, я от вас беду отвела!.. – каким-то не своим голосом громко воскликнула Маргарита, растягивая слова и скользя быстрым обиженно-укоризненным взглядом то по Артему, то по Кириллу. – Я не хочу думать об Игоре плохо, но, тем не менее, если б он удрал от вас из города – кто бы стал крайним… То-то  и  оно! А с меня каким будет спрос, что мне смогут сделать бандиты в случае чего… Ровным счетом ничего, потому что я женщина и у меня пятеро детей. И за мое же хорошее…
Растроганные прозвучавшими в ее голосе нотами неподдельной искренности, охранники молчали.
- И я же еще бессовестная! – убедившись, что их лица несколько посветлели, с обиженным возмущением договорила Маргарита. – Так что, скажите спасибо, что я о вас

-  72  -
позаботилась, а уж как сама за себя буду отвечать – мои трудности.
- Не надо о нас так больше заботится! – в один голос взревели охранники.



*   *   *   
               

На голубом небе сияло солнце; южный ветер гулял по салону машины и нежно ворошил волосы Артема и Кирилла, мчавшихся в торговый центр «Юбилейный».
Когда они приехали, Ферзь с приятелем, пышным розовощеким парнем в темных очках, были уже на месте; толстяк курил  сигарету и, внимая каким-то наставлениям Егора, то и  дело  вежливо кивал головою.
С подчеркнутой приветливостью пожав их руки, Ферзь предложил им познакомиться со своим товарищем. Артем перевел взгляд на последнего, и когда тот, широко улыбающийся, снял свои очки, узнал в нем Степанькова Богдана, с которым некогда учился в училище в одной группе:  всегда скептически усмехающийся над законами нравственности, но, как будто бы, простодушный, Богдан обладал недюжинной физической силой, и был из тех сильных, у которых бессильный всегда виноват; в былые времена, заступаясь за более физически слабых товарищей по группе, несправедливо притесняемых Степаньковым, Артему частенько приходилось охаживать того кулаком по хребту, но, видимо, по прошествии лет эти неприятные ощущения изгладились из памяти Степанькова и его широкая открытая улыбка свидетельствовала о том, что его добрые чувства к Артему преобладают над зачерствелыми враждебными; Артем тем более зла на него не таил.
- Мы уже знакомы, - мягко улыбнулся он, пожимая потную руку Степанькова и глядя на него приветливо.
- Тем лучше, - удовлетворенно сказал Ферзь. – Ты здесь работаешь не первый день – объяснишь пацанам, что к чему, - немного поразмыслив обратился к Степанькову. – Ну а я поехал – встреч на утро назначено!..
Попрощавшись со всеми, он направился в сторону автомобильной стоянки. Когда скрылся в пестрой тесной толпе торговцев и обывателей, Степаньков, видимо, почувствовав себя старым, опытным работником рынка, а потому и главным, напустил на себя тотчас величаво-озабоченный вид, серьезно сказал: - Ничего сложного в нашей работе нет. Сейчас коммерсантам стрелки на завтра забьем, а завтра приедем деньги с них собирать. За охрану. Семьдесят процентов всех собранных денег отдадим Ферзю на нужды нашей бригады – в общак, одним словом, а тридцать процентов – наши.
И они пошли к площади, заставленной множеством разноцветных металлических павильонов, торгующих разнообразной продукцией, чаще всего продовольственной, алкогольной и табачной. Подойдя к витрине самого крайнего, Степаньков бесцеремонно сильно постучал в маленькое оконце. Оконце отворилось, и с настороженным видом юноша уставился на него.
- Передай хозяину, чтоб завтра в девять утра был на месте, как штык, -  деланным баритоном грозно сказал ему Степаньков, - скажи: насчет оплаты охранных услуг.
- А всегда Витяй деньги собирал… - робко вымолвил продавец.
- Рот закрой! – оборвал его Степаньков, - и делай, что тебе говорят.
- Х…хорошо, передам, - пролепетал продавец, испугавшись его, точно бес ладана.
На протяжении часа Артем с Кириллом занимались лишь тем, что наблюдали, как Степаньков через продавцов павильонов назначает встречи с их владельцами. После посе -


-  73  -
щения ими последнего павильона Степаньков с облегченным вздохом бодро сказал: - На сегодня все. Завтра с барыгами встретимся, и будут у нас деньжата – работать, короче говоря, можно. Только вы лица делайте злыми, свирепыми, чтоб у барыг от страха муражки по коже бегали – лица у вас слишком  добрые.
Артем с Кириллом попрощались с ним до следующего утра, и  направились к выходу из торгового центра.
Некоторое время они молчали, каждый думал о своем.
- Как тебе работа? – прервал молчание Артем после того, как Кирилл осторожно пересек перекресток со светофорным регулированием.- Ничего, - пожал плечами Кирилл, -
не пыльная. Не понравится, - прибавил после паузы, - заднюю включим: скажем, неотложные дела появились.
- Когда не понравится, может стать уже поздно, - вдумчиво возразил ему Артем, - или посадят или пристрелят, как бешенных собак.
- А мы не будем на рожон лезть, будем рядом с Богданом стоять и все …хе-хе…
На другой день они снова приехали в торговый центр. Степаньков в ожидании их жадно курил сигарету и пил кофе. Увидав их, бросил окурок в остававшийся на донышке пластмассового стаканчика кофе, стаканчик культурно опустил в урну.
- Ну что, в бой? – улыбнулся он, пожимая их руки. Немного подумав, серьезно сказал: - Сегодня деньги будем собирать вместе, а в следующий раз, когда барыги уж будут знать вас в лицо, - по одному. Так  быстрее дело пойдет.
- А если они не захотят платить? – обронил Кирилл.
- Куда они денутся! .. – насмешливо скосоротился Степаньков. _ если кто-нибудь не захочет платить, заведи его в укромное местечко, наедь как следует, припугни, что ларек спалим, напомни ему о его семье и детях… а при необходимости врежь ему по корпусу или по жевалке. Нас, братву, барыги должны бояться, как огня, - прибавил он гордо, придавая голосу твердость, - их душонки при виде нас должны трепетать, как ярлыки от дуновения ветра.
Артем с Кириллом переглянулись, лавры рэкетиров их явно не прельщали. От услышанного Артем начал было раздумывая мрачнеть, но Кирилл, смекнув,  в чем дело, незаметно с просяще - заговорщеским видом подмигнул ему. И, по настоятельной просьбе Степанькова сведя брови в свирепую гримасу, они двинулись за ним.
Следуя по вчерашнему маршруту, Степаньков неистово барабанил в витрины павильонов. Узнавая его, предприниматели тотчас спешно распахивали двери, с натянутыми фальшивыми улыбками на устах приглашали незваных гостей внутрь, где, заискивающе заглядывая им в глаза, гостеприимно усаживали на стулья, угождающе подносили пламя зажигалок к их сигаретам, по-дружески предлагали выпить; лица их светились. И лишь когда приходила минута расплаты за охранные услуги, их лицемерная вуаль начинала пропускать жар огнепышащего протеста, на их улыбающихся лицах переставали улыбаться глаза, в них мерцали искорки ненависти и злобы.
Впрочем для охранников день прошел без эксцессов. Лишь посещение ими последнего павильона, владелец которого, судя по всему, оказался личностью незаурядной, свободомыслящей, руководствовавшейся своими жизненными принципами, навеяло на них некоторое волнение. Впрочем эмоционально встряхнуло их всех по разному.
Высокий худощавый бледнолицый брюнет лет тридцати с длинною челкой волос, закрывающей половину его правого глаза, вырос на пороге павильона сразу же после стука Степанькова; от него веяло мягким, полуизнеженным белоручкой. Он спокойным бесстрашным взглядом посмотрел на Степанькова, затем на Артема с Кириллом, стоящих  позади  Степанькова.
- Чем могу служить? – его тонкий голос звучал равнодушно.
- Мы по поводу зарплаты за охрану, - будничным тоном сказал ему Степаньков.

-  74  -
- Странно, - призадумался предприниматель. – А твой напарник, Витяй, ничего тебе не говорил? Я в прошлом месяце на месяц вперед ему заплатил…
- Нас не касается, кому, сколько и когда ты платил, - возвысил голос Степаньков, обрывая его, - кому платил на месяц вперед, тому и напомнишь. К тому же, Витяй ничего мне об этом не говорил. И вообще…Витяя мусора недавно за сопротивление упаковали на три года.
Предприниматель иронично хмыкнул.
- У вас всегда кого-нибудь упаковывают – доля ваша, бандитская, такая. Вчера Витяя упаковали, завтра вас упакуют, а я только и буду успевать раскошеливаться!.. Нет
уж, я лучше под милицейскую крышу залезу.
- Ах ты, мышь!.. – вспыхнул Степаньков, и схватил его за лацканы пиджака, толкнул  внутрь павильона, не выпуская материю пиджака из рук: предприниматель колыхнулся и врезался спиною в ящики с пустыми бутылками, от чего бутылки звякнули; побелевший от испуга, продавец, черноглазая хрупкая девчушка лет семнадцати, вскочила со стула со сложенными на груди ладонями. – Рожа барыжная, о ментах заговорила! – вздернув предпринимателя к себе, зло цедил сквозь зубы Степаньков, - да мы тебя за одни эти слова замочим! Выйдешь, козлиная рожа, из дома, и окажешься без вести пропавшим!.. Понял?! – заорал  зычным голосом. – Чего молчишь! Говори, а не то точку в твоей автобиографии я поставлю прямо сейчас! Усек?!. – Так и не получив ни ответа, ни утвердительного кивка, он разжал пальцы, высвободив из них зеленую ткань ультрамодного пиджака. С несколько возмущенным видом, предприниматель одернул на себе пиджак, сунул руку во внутренний  карман, извлек из него портмоне из крокодиловой кожи.
- Сколько? – устремив невидящий взгляд в окно, сказал с гордым достоинством; в эту минуту Артему вдруг стало до глубины души жаль с отрешенным взгядом предпринимателя, жаль всех убиенных крокодилов, кожу которых используют в производстве кошельков, сумочек и прочих далеко не жизненно важных предметов, и стыдно за свое участие в столь низменной  процедуре.
- Как обычно, - враждебно буркнул Степаньков; получив от предпринимателя несколько бумажных купюр, которых могло хватить разве только на несколько пачек сигарет, довольно, с насмешливой улыбкой сказал: - С этого надо было и начинать, хе-хе…
Охранники вышли из павильона, неторопливо пошли к выходу из рынка.
- Сейчас, пацаны, где-нибудь на лавку упадем, Ферзю денег отсчитаем, а остальные на троих раскидаем, - веселым жизнерадостным тоном сказал Степаньков. – А вечерком можно и с девчонками закуражиться.
С упоминанием  о  девчонках перед глазами Артема предстал образ Карины во всей ее красе, и от одних мыслей о ней по его телу пробежала приятная дрожь; в его память врезалось неизгладимое своей  приятностью ощущение от прикосновения его рук к ее стройному стану, он видел перед собою ее большие чуть прикрытые веками глаза на оживленном умном лице, резво обрамленном косичками, чувствовал ее близкое дыхание, слышал звучание ее звонкого переливчатого голоса, хмелел от тонкого аромата ее французских духов. Не так давно по делам фирмы, в которой работала, Карина уехала в Германию, и он в острой тоске с нетерпением ждал ее. С воспоминанием о подруге в его душе натянулась какая-то праведная струна и,  не отдавая отчета своим действиям, он резко остановился и решительно произнес: - Вы как хотите, а мне денег не нужно. И вообще, мне эта работа не по нутру – я умываю руки.
Кирилл с Богданом ошарашенно воззрились на него, остановившись в людском потоке, стремительно текущем за покупками и к выходу из торгового центра.
- Как это – денег не нужно? – слегка опомнившись, хихикнул Степаньков. – Кто ж от денег отказывается…


-  75  -
- А он с осени закормленный, - саркастически заметил Кирилл, - забыл, как в троллейбусном депо горбился, а зарплату не видел месяцами.
- Никак барыг жалко стало, братишка? – с насмешкой сказал Степаньков, положив руку на плечо Артема, - или испугался чего?
- Силу моего духа ты знаешь, - резким с вызовом тоном сказал Артем, глядя на него в упор и сбрасывая его руку со своего плеча. – А насчет жалости ты абсолютно прав: да, мне жаль этих людей, которые честно работают, ночей не спят, и в зной, и в стужу, и в гололедицу мыкаются за товаром из города в город, а вот такие быки с красными рожами и большими кулаками, как ты, да еще менты, не ударив пальцем о палец, без зазрения совести на них наживаются.
- Бы-ки!.. – обиженно протянул Степаньков. – Каждый зарабатывает свой хлеб, как может: коммерсанты зарабатывают свои деньги по своему, менты по своему, я – по своему.
- Тебе проще, - вдумчиво сказал Артем, - ты к этому ремеслу приспособлен. Низменные инстинкты еще в училище подхлестывали тебя отжимать стипендии у салаг. А я таким, как ты, уподобляться не собираюсь.
- Училище вспомнил… - с негодованием криво усмехнулся Степаньков, - с тех пор утекло много воды. Давай забудем этот базар – раскидаем капусту и вечером гульнем по – человечески.
Кирилл, затаив дыхание, посматривал то на Артема, то на Богдана; по его взгляду можно было определить, что он продолжает целиком разделять позицию Степанькова. Несколько раздосадованный этим обстоятельством, Артем твердо, отчеканивая каждое слово, повторил: - Мне ничего не нужно. Вам больше достанется.
- Мне тоже денег не надо, - с угрюмым видом неохотно выдавил из себя Кирилл, укоризненно покосившись на своего друга.
- Как знаете, - несколько изумленно и растерянно промолвил Степаньков, и,  протянув потную вялую руку Артему и Кириллу, проводил их удивленным взглядом.


Через два месяца по городу пронесся слух о том, что тело Степанькова Богдана с перерезанным горлом найдено на городской мусорной свалке бульдозеристом, который и сообщил в соответствующие органы о своей находке.



VII

Бывши охранниками Селиванова, понимая его человеческие духовные потребности и мужские физиологические притязания, Артем с Кириллом нередко на свой страх и риск следовали ему навстречу и делали послабления, скрепя сердце уклоняясь от инструкций Ферзя. Расчувствовавшийся их доверием и добрым отношением к нему, проникшись к ним благодарным и дружеским чувствами, Селиванов предложил им разделять с ним и дальше холостяцкую жизнь, когда ответственность за него перед Ферзем и Гусаром взвалила на  свои плечи Маргарита, которая, к удивлению компаньонов, совершенно не беспокоилась о том, в городе ли Игорь или пустился наутек. И Артем с Кириллом, также имевшие уже устоявшееся положительное мнение о нем, охотно согласились проживать в его квартире.
Стирка белья, уборка квартиры, заготовка провианта и другие хозяйственные вопросы были для них чем-то вроде забавы, их они сообща решали так, словно грызли семечки – дружно, организованно и очень быстро. Но едва дело доходило до приготовления пищи, их энтузиазм заметно линял;  вкусно и сытно поесть любили все и в


-  76  -
особенности Кирилл, однако стряпать и те более отвечать за вкусовые качества блюд не желал никто.
Шел проливной дождь. Раздосадованные непогодой, они сидели на мягком толстом ковре ручной работы и играли в карты, поставив на кон освобождение от приготовления ужина. Проиграв три раза подряд, Кирилл злобно зыркнул на товарищей и нехотя поднялся, но едва доплелся до кухни, неожиданно затрещал телефон; Артем снял трубку, ответил.
- Ребята, срочно приезжайте ко мне! – властно сказала Маргарита, не здороваясь, и бросила трубку.
Слегка побранив директрису , ребята мигом оделись, и, еще не зная ,что ни в этот вечер, ни ночью домой не вернутся, шагнули в туманную сырость.
Маргарита встретила их с сияющей улыбкой, она пребывала в прекраснейшем расположении духа и вовсе не была сердитой или раздражительной, какою ожидали увидеть ее компаньоны; настроение ее было изменчиво, как направление ветра; на кухне у нее сидел Дубровин и, изредка вытирая лоб платком, то и дело с аппетитом метал в рот пельмени.
- Пельмени уплетаете! – шутливым тоном укорил  Маргариту Кирилл, подавая руку на миг оторвавшемуся от трапезы и что-то с набитым ртом весело промычавшему Дубровину, - а нас решила голодом заморить – не дала даже картошку пожарить: срочно приезжайте…
- Ты, Кирилл, вечно голодный, - ласково  глядя на него, сказала та и, заметив, как он проглотил слюну, глядя на плавающие в сметане пельмени в тарелке Дубровина, громко расхохоталась своим глухим прокуренным голосом. Усадив компаньонов за стол и скоро поставив перед всеми тарелки с дымящимися пельменями, добавив пельменей в тарелку Дубровина, села и, обведя всех значительным взглядом, пониженным голосом доверительно-торжественно сказала: - Ребята, лед, кажется тронулся! Я сегодня прошвырнулась до «Инко-банка», - тут, как вам известно, рукою подать, - и там случилось просто чудо – я нашла общий язык с одной очень даже влиятельной дамочкой: она прямым текстом, нисколько не смущаясь, сказала мне, что легко решит вопрос о предоставлении нашей фирме банком кредита без залога и поручителя, - причем процент будет символическим, - если мы первыми сделаем шаг к деловому сотрудничеству. Одним словом, банковские служащие хотят приобрести мясную, естественно, свежайшую продукцию по сходной цене и желательно Чапаевского мясокомбината. До Чапаевска сто сорок километров , - решительно прибавила она,  поразмыслив, - как раз к утру будем там.
- Да, но желательно предварительно созвониться с мясокомбинатом, выяснить, работает ли… - не совсем уверенно произнес Дубровин.
- На это мы еще день потеряем, - категорично возразила ему Маргарита, делая отрицательный жест рукою и живо покручивая головою. – Чапаевская колбаса продается? Продается. Значит и комбинат работает! Если делать дело – делать его нужно четко и быстро, по горячим следам, - порывисто прибавила она, - пока есть возможность поставить банк в некую зависимость перед нами. Возьмем на комбинате прайс-лист с наименованием имеющейся у него в наличии продукции, договоримся с руководством мясокомбината о предоставлении нам их продукции на реализацию – и сразу же в банк за получением заказа.
- Ты уверена, что руководство мясокомбината, не зная нас, доверит нам свою продукцию на реализацию? – усомнился Артем, - таких желающих, как мы…
- Уверена на сто процентов, - твердо произнесла Маргарита. – У меня на комбинате свой человек, - гордо добавила, подумав; и, отвечая на спокойные вопросительные взгляды компаньонов, с мягкой многозначительной улыбкой и некоторым смущением негромко произнесла: - директор. И еще… - сказала поразмыслив , – я решила, что  ради такого дела, как получение кредита, можно отдать банку мясо и по отпускаемой комбинатом цене.

-  77  -
- Помилуй, Маргарита! – воскликнул протестующее Селиванов, - бензин-то у нас не дармовой!.. чтобы им заправлять машину, мы, то я, то Кирилл, то Артем, каждый вечер выезжаем калымить по городу, а ты: по отпускной цене… Давай хоть немного накрутим на мясо.
- Игорь, не мелочись, - спокойно возразила ему директриса. – Дружеский жест – значит дружеский. В малом проиграем, зато в большом выиграем. – Не услыхав более ни чьих возражений, с теплотой в голосе сказала: - А теперь навалитесь-ка по- мужски на пельмени. Люблю, когда мужчины с аппетитом едят.
- Это можно, - хихикнул Кирилл, и взял в руку вилку.
Пока, непринужденно переговариваясь, они поглощали пельмени, дождь на дворе постепенно утих, лишь редкие капли падали с крыши дома  и с веток высокого тополя на
подоконник; и только серебристые тучи грозно и медленно, точно раздумывая, проплывали над жилым кварталом. Но едва вышли из подъезда и сели в машину, взлохмаченное перламутровое облако набежало на полный месяц, и тут же снова брызнул дождь.
- Как мы куда-нибудь собираемся выезжать, всегда начинается дождь, - весело воскликнула Маргарита. – Ну да ничего, дождь в дорогу – хорошая примета!
Возможно, дождь в дорогу – примета и не из плохих, однако сама дорога в непогоду зачастую отнюдь не доставляет удовольствия тому, кто находится  за рулем и в особенности тому,  кто находится за рулем ночью.
За рулем «девятки» в эту ночь находился Селиванов, и товарищи не завидовали ему, то и дело притормаживающему, пригибающему голову и зорко всматривающемуся в густой туман, рассеивающий свет фар и клубящийся над влажным покрытием шоссе, через которое время от времени панически быстро перебегали промокшие до основания лисы и зайцы. Дождь то замирал, то небо вновь точно прорывало и он вновь начинал неистовствовать, крупные капли с бешенной скоростью летели вниз и с глухим звоном расшибались о стекла и железный кузов машины; то встречный, то боковой ветер покачивал автомобиль и препятствовал быстрому его движению вперед, способствовал ухудшению видимости, прилепляя к ветровому стеклу опавшие листья деревьев. И только при подъезде  к Чапаевску, небольшому поселку городского типа с десятком  пятиэтажных домов вдали и сотней частных изб, ветхих, дымных и черных, вытягивающихся в две линии по краям дороги, сетка мелкого октябрьского дождя осталась позади, покрытые туманом угрюмые облака стали видны лишь на дальнем небосклоне; они приопустили стекла дверей, открыли люк, и салон сразу наполнился свежестью раннего утра.
Когда они подъехали к проходной мясокомбината, Маргарита, не выходя из машины, спросила у двух еще не старых стоявших на внешней стороне ворот охранников мясокомбината, в какое время приезжает обычно на работу директор.
- Когда как, - пожал плечами один из них.
- А сегодня он будет?
- Этого мы знать не можем, нам он об этом не докладывает – не царское то дело, хе-хе…
- Надеюсь, он не имеет привычки опаздывать на работу? – с несколько потухшей надеждой во взоре сказала Маргарита.
- Начальство не опаздывает, - поправил ее второй охранник, - начальство задерживается. А вообще, обычно директор к девяти-десяти утра подъезжает.
- Что ж, будем ждать, - с озадаченным  вздохом сказала Маргарита компаньонам, и стала доставать из портфеля литровый термос с кофе и пластмассовые стаканчики. Но, бросив мимолетный взгляд на охранников и невольно задержав его на них, тут же опять сунула термос со стаканами в портфель: издали завидев приближавшуюся «Волгу», охранники резко метнулись к воротам, бойко распахнули их настежь; не сбавляя скорости, «Волга» пронеслась мимо них, обдав их сизым шлейфом выхлопного газа.

-  78  -
- Он! – восторженно воскликнула она, устремив внимательный взгляд на грузного, розовощекого и довольно облысевшего с бакенбардами мужчину средних лет, не без труда выбирающегося из «Волги», остановившейся возле двухэтажного кирпичного здания с мраморными ступенями. И совершенно убежденная в том, что скрывшийся за дверью административного здания мясокомбината есть не кто иной, а ее добрый знакомый, генеральный директор, она стремительно вышла из машины, и на ходу возбужденным голосом обратилась к охранникам: - Доложите пожалуйста генеральному директору, что его аудиенции просит Бал Маргарита Львовна.
Охранники тотчас выполнили ее просьбу, и когда из динамика селектора донеслось величаво-небрежное: «пропустить», - Маргарита впорхнула на территорию мясокомбината.
Разрумянившаяся и приятно возбужденная не то встречей с директором, не то приемлемо складывающимся положением дел, через полтора часа она выскочила из проходной и летящей походкой устремилась к «девятке», лицо ее лучилось от радости, рука сжимала трубочку из десятка бумажных листов.
- А теперь, ребятки, быстренько в банк! – распахнув дверь и прыгнув на переднее сиденье, поторопила, слегка задыхаясь. – Пока все идет по плану. Если и дальше так пойдет – тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! – считайте, что кредит у нас в кармане.
День выдался облачным и промозглым, однако видимость была хорошей, а ветер теперь дул попутный. «Девятка» летела, казалось, не касаясь твердого дорожного покрытия и изредка раскачивалась, будто лодка на больших волнах. От рева двигателя, шороха шин и гула ветра, заполнявших салон, не было слышно слов. Кирилл несколько раз спросил директрису, что за бумаги она прихватила на мясокомбинате, но та, ничего не расслышав, безнадежно махнула рукой;  ответила  уже при въезде в город, когда Селиванов, подъезжая к посту ГАИ, сбавил до минимума скорость: - Прайс-лист и сертификаты качества на все мясные изделия. – Она развернула трубочку, стала показывать всем имеющиеся у нее бумаги. Впрочем показывала  недолго; вскоре увидев здание «Инко-банка», встрепенулась, снова торопливо свернула бумаги в узенький рулончик; едва машина остановилась, моментально вынырнула из нее.
- Ни пуха тебе! – крикнул ей вдогонку Игорь.
- К черту! – не оборачиваясь сказала та.
Не в силах подавить свое нетерпение, ее компаньоны, настроенные по возвращении директрисы услышать от нее самое худшее, сидели, точно на иглах, нервически курили одну за одной сигареты и каждую минуту бросали взгляды на входную  дверь банка.
В одну из таких минут, примерно через час, Маргарита неторопливо вышла , лицо ее решительно ничего не выражало и только отсутствие на нем признаков каких-либо отрицательных эмоций вселило в ее компаньонов некоторую надежду. Буквально упав на сиденье и откинув голову на подголовник, точно не помня себя, она молча устремила невидящий пространный взгляд на очистившееся от туч небо, на котором уже начинало проглядывать бледное полуденное солнышко; и так сидела несколько времени. Словно очнувшись, с пьяным от радости видом устало улыбнулась компаньонам, смотревшим на нее все это время неотрывно и настороженно-выжидающе, счастливой улыбкой.
- Фортуна смотрит нам в лицо! – вскричала обезумело-востороженно, - теперь мы смело можем рассчитывать на кредит! у нас есть конкретный заказ: тонна мяса и полтонны колбасы! Нужно сегодня во что бы то ни стало по газетным объявлениям найти подходящий транспорт, и ночью рвать в Чапаевск.
- Директор мясокомбината-то не подведет? – весело усмехнулся Кирилл, - а то приедем за мясом и облизнемся… как обычно.
- В нем я уверена, как в себе, - твердо заявила Маргарита.



-  79  -
*   *   *

Директор мясокомбината и впрямь оказался человеком слова, и оттого лицам мужского пола «Маргариты и К» на следующий день пришлось нелегко. До полудня на Чапаевском мясокомбинате они грузили в цельнометаллический «Газель» мясо и колбасу, после полудня выгружали все это в одну из небольших пустующих комнат «Инко-банка».
Когда Дубровин принес последний мешок с мясом, Маргарита, стоявшая в обществе напыщенно одетых дам, банковских служащих, с величавым видом вежливо, но настойчиво сказала своим компаньонам: - Подождите меня в машине. А впрочем… - прибавила, подумав, - впрочем езжайте по своим делам – созвонимся в воскресенье вечером.
Смертельно уставшие, те попрощались с ней, пошли неторопливо к выходу; лица их были серыми от утомленности и блестящими от пота, одежда и руки окроплены кровью.
- Что-то Маргарита темнит, - мрачно и убежденно сказал Кирилл, когда они вышли на улицу и остановились в раздумье возле «девятки», - не спроста спровадила нас из банка.
- Это мы легко проверим, - пообещал Игорь, - в этом банке работает одна моя хорошая знакомая. Сегодня, к сожалению, пятница… но ничего, после выходных, в понедельник утром я с ней встречусь и осторожненько выведаю у нее, отдала ли Маргарита банку мясо и колбасу по отпускным ценам мясокомбината, как говорила нам, или же приклеила к этим ценам свой процент. Но это будет в понедельник, - произнес веселым голосом после паузы, - а пока… кого куда отвезти?
- Меня домой, - без раздумий ответил Дубровин.
- Меня тоже домой, - сказал Артем, - нужно хотя бы один выходной провести с родителями. Да и одежду сменить.
- Ты, Кирилл, ко мне поедешь? – обратился к Кириллу Игорь, - тогда возьми ключи, - он извлек из кармана брюк ключи от своих квартиры и машины, протянул Кириллу. А меня отвези… к женщине – у нее есть моя сменная одежда, - он с лукавым видом загадочно улыбнулся, глаза его вожделенно блеснули. – Домой вечером я доберусь своим ходом.
И они все сели в машину.
Доставив Селиванова и Дубровина до нужных  адресов, Кирилл повез домой и Артема, но вдруг на панели приборов замигала лампочка контроля за уровнем топлива; еще через пять минут она загорелась и уже не гасла. Они заехали на одну автозаправочную  станцию, на другую, но не на одной из них бензина не оказалось, все топливораспределительные колонки были оснащены дежурными табличками: «бензина нет».
- Ослы! Заправок понастроили, а толку… - выругался Кирилл, - хоть мочой ослиной заправляйся. Сейчас ко мне в гараж заскочим – может кто-нибудь из мужиков, соседей по гаражу, продаст хотя бы литра три бензина, а то встанем где-нибудь, - сказал спокойнее, и из соображений экономии бензина выключил двигатель, пустил машину вниз под гору накатом; и таким образом проехал метров сто, пока дорога, ведущая в гаражный кооператив, не выровнялась и не повернула под мост.
Когда  подъехали к гаражу отца Кирилла,  тот сразу отправился на поиски бензина;  Артем же вышел из машины, поднял капот, принялся доливать в расширительный бачок тосол.
Так и не добыв бензина, минут через десять Кирилл вернулся, однако не увенчавшиеся успехом  поиски, по всей видимости, его не слишком расстроили, лицо его излучало алчное возбуждение.
- Дельце есть, - доверительно сказал он полушепотом, приблизившись к Артему, в глазах его появился оттенок веселой удали. – Я тут на один гаражик набрел!.. все пространство от пола до потолка заполнено пластмассовыми флягами с питьевым спиртом.

-  80  -
Видимо, киргизы, которые в том гараже копошатся, водку левую крутят. Я у них спросил бензин, а они мне: «Нэт», - и давай торопливо закрывать ворота…
- Я пас, - оборвал его Артем, понимая, к чему товарищ клонит.
- Я пас, я пас… - с вспышкой злобы передразнил его Кирилл, - тебя, будто, в пробирке зачали.
Ничего не ответив на его колкость, Артем со спокойно-неприступным видом молча продолжал теперь доливать масло в двигатель.
- Да мы колупнем этот гараж за час, - продолжал уговаривать Кирилл. – Когда я работал бетонщиком, мне тысячу раз приходилось строить подобные кооперативные гаражи – я знаю все места перекрытий, наиболее благоприятные места на крыше для проделывания дыры… А спирт потом, завтра же, сдадим за полцены людям сразу за наличку – я знаю одних надежных мужичков, которые водку крутят прямо у себя на хате. Сами-то  мы не полезем в гараж, -  заверил обессиленным голосом, помолчав, - возьмем с собой на дело этих олухов, Дубровина и Селиванова, и пусть воруют, а мы с тобой только дыру в крыше продолбим им да будем себе на атасе стоять.
Так он кружился вокруг Артема, с демонстративной безучастностью и спокойствием молча то осматривающего щуп уровня масла, то доливающего масло в двигатель, еще несколько минут, заглядывая в его лицо со всех сторон и уговаривая. Поначалу Артему казалось, что Кирилл просто шутит, и сознавая, впрочем, что в каждой шутке почти всегда присутствует элемент сущей правды, он очень надеялся на то, что навязчивая мысль товарища о краже импульсивна, мимолетна и скоро его оставит, однако, видя, что тот еще более раззадоривается и со всей серьезностью в лице становится все более одержимым своей низкой неотвязной идеей, неприятно пораженный обнаружением в нем хиленькой души и слабости в его руках, с горькой досадой ушел в себя.
- Ты рисковать совсем не хочешь!.. – снова вскипел Кирилл, раздраженный тем, что не один его аргумент не действует на товарища. – А без риска, представь себе, в наше время не проживешь. Надо рисковать, а иначе удачи нам не видать, как своих ушей: эти ослы носятся по своим банкам, мясокомбинатам, колхозам и совхозам, как куры с яйцами, а толку… и еще неизвестно,  будет ли толк, а если и будет, то когда.
С этими последними его словами Артем был в корне согласен: завершение дела, которое, случайно встретив однажды Дубровина, они так лихо начали и которому самозабвенно отдались, все отдалялось и отдалялось, пока не поглотило их своею пучиной непредвиденных проблем, с ними связанных хлопот и бескрайностью, - однако бездумно и всеми силами души презрел увещания Кирилла, которыми тот пытался затянуть его на соучастие в животном деле.
- Гаражи охраняются одним сторожем, а у сторожа нет ни ружья, ни даже телефона, - продолжал с горячностью Кирилл, - одни шавки, которые лают тогда, когда им вздумается. – Немного молчаливо потоптавшись на месте и закурив сигарету, с видимым намерением ввернул: - Ты с работы уволился три месяца назад, а денег с тех пор много заработал..? ни копейки. То- то!.. ни родителям помочь, ни девчонку в ресторан сводить… Чего ты все улыбаешься..?
Так и не нащупав в душе товарища слабую струну, он со злостью бросил окурок на землю, и сел в машину.


*   *   *


На другой день едва Артем проснулся, неясное предчувствие, как свинец, навалилось на его душу. Он долго пытался понять причину своего беспокойства, но так и

-  81  -
не нашел ему объяснения.
В полдень услышав под своим окном знакомый звуковой сигнал, выглянул в окно: откинув сиденье «девятки», Кирилл полулежал за рулем. Быстро одевшись, он спустился к товарищу. Лицо Кирилла было уставшим, глаза красными – он имел вид невыспавшегося человека, однако, зная его необузданную болезненную страсть к ночным любовным утехам, Артем не придал этому большого значения.
- Мне надо в гараже картошки набрать – родители попросили, - сказал Кирилл, когда он сел в машину и они пожали друг другу руки. – Сейчас быстренько в гараж слетаем, а затем поедем к Селиванову.
Он включил двигатель, поехал к себе в гараж. И чем ближе они подъезжали к гаражу, тем сердце Артема, стесненное непонятным предчувствием, билось все чаще и мельче.
Едва они подъехали к гаражу , и Кирилл вышел из машины, из-за угла вывернула красная «семерка», медленно покатилась на них, точно подкрадываясь, и  остановилась  метрах в тридцати от «девятки», двигатель ее выключился . Четверо крепких смуглолицых мужчин со смоляными густыми шапками волос и миндалевидными разрезами глаз с устремленными на «девятку» неотрывными взглядами и озадаченными видами что-то спокойно обсуждали. По появившейся в Кирилле некоторой растерянности и неуклюжести, по проступившему на его щеках бледному и, казалось, колеблющемуся румянцу, по тому, что вместо того, чтобы открывать свой гараж и лезть в погреб за картофелем он умышленно принялся как-то нервически и энергично натирать ветошью ветровое стекло машины, Артем, связав всю эту картину со своим бессознательным воспоминанием о том, как днем раньше на этом же самом месте Кирилл экспансивно и настойчиво склонял его преступить закон, невольно заключил, что ночь товарищ провел вовсе не в пылу амурных страстей, однако спешных окончательных выводов предпочел не делать; с внутренней напряженностью закурил сигарету. Едва сделал несколько глубоких успокоительных затяжек, задняя дверь «семерки» открылась, из нее неторопливо вышел один из мужчин, уверенной твердой поступью направился к «девятке». Подойдя, без предисловий спокойным тоном обратился к Кириллу, слегка мотнул головою на «семерку»:
- Пошли поговорим.
Несколько недоуменно посмотрев на незнакомца, Кирилл бросил ветошь на капот, пошел за ним; подойдя к «семерке», незнакомец открыл заднюю дверь, жестом руки пригласил Кирилла в салон; после недолгих колебаний Кирилл сел в машину, и тотчас оказался в середине меж двух незнакомцев; дверь «семерки» сразу захлопнулась. Охватившее Артема чувство опасности не дало ему усидеть на месте, с напускною беспечностью он вышел из машины, потянулся, принялся продолжать начатое Кириллом занятие, стал тщательно натирать стекло. Когда стекло стало блестеть и переливаться на бледном солнышке, с непринужденным видом сел за руль, откинулся на сиденье.  Демонстрируя равнодушие к происходящему, он уголками глаз неотрывно следил за  «семеркой», держал ситуацию под  контролем и нервничал, внутреннее напряжение его все возрастало; то жар, то озноб попеременно накрывали его, лоб был покрыт холодною испариной; правая рука время от времени судорожно сжимала вставленный в замок зажигания ключ, ноги то и дело произвольно тянулись к педалям сцепления и акселератора.  И  тревога не оказалась ложной. Едва он, докурив сигарету, опустил окурок в пепельницу, двигатель «семерки» взревел, и она с пробуксовкой колес сорвалась с места, оставив за собой клуб пыли; точно шальная пуля пронеслась мимо него. Будучи готовым к подобной неожиданности, он мигом повернул ключ зажигания, развернул машину и устремился в погоню за «семеркой»: машину кидало из стороны в сторону, сильно заносило на поворотах, и в эти мгновения с замиранием сердца сознавая необходимость выйти живым

-  82  -
из этого преследования, Артем надеялся только на чудо. Похитители Кирилла то и дело с обеспокоенными видами оборачивались и, судя по всему, чрезвычайно нервничали, а когда водитель «семерки», осознав всю тщету своих усилий по уходу от преследования, сбросил газ и поехал медленнее, его товарищи заметно сникли от досадного разочарования.
Впрочем,  совершенно не реагируя на издаваемые «девяткой» длинные требовательные звуковые сигналы, на частое мигание  ее фар, водитель «семерки» и не думал остановиться, маневрировал по городу, петляя и, вероятно, надеясь затеряться в потоках машин; и в конце концов, видимо, измотанный назойливостью водителя «девятки», неотступно преследовавшего его и цепко сидящего у «семерки» что называется на хвосте, свернул с главной дороги на набережную, подъехал к бару «Нептун», списанному некогда метеору, оборудованному под увеселительное заведение, мимо которого, подстегиваемый погоней, проносился, наверное, сотню раз; все недруги, слегка придерживая Кирилла за руки, вышли из автомобиля, замерли в ожидании. Когда Артем припарковал машину к бордюру и, не закрывая ее, вышел, один из неприятелей, невысокий коренастый киргиз, с нахальной  ироничной усмешкой бросил ему: - Не надоело гоняться?
- Я не понял вас, ребята, - пропустив его издевку мимо ушей и обращаясь к незнакомцам, с вызовом сказал Артем, - приглашаете человека в машину поговорить – сами увозите, гонки по городу устраиваете…
- Не понял – сейчас поймешь, хе-хе… Пошли в бар.
И они все вместе по крутой железной лесенке стали взбираться в «Нептун».
В небольшой отдельной и очень уютной кабине, служившей когда-то каютой,  за массивным столом, покрытым зеленым сукном, сидели  два прилично одетых господина и, манерно отгибая безымянные пальцы и мизинцы, степенно играли в карты; свисающая над столом чашеобразная лампа обливала поле их карточного сражения мягким приятным светом, отражающим на стене две колеблющиеся тени. Один из них был полный, щекастый с проседью в волосах мужчина лет пятидесяти; другому, худощавому, жилистому и широкоскулому со следами потасовок на лице и руках, было не более сорока трех , он был строен, осанист и подтянут. Худощавого Артем визуально знал: тренер по боксу, Суховей Петр Ильич, руководил преступной группировкой, в которую в основном входили его воспитанники; в криминальной среде города с ним считались, он имел влияние.
Увидев вошедших и посмотрев на Артема и Кирилла без внимания, как на краденый ничего не стоящий товар, Суховей отложил карты на стол, неторопливо встал, утопил руки в карманы своих брюк и сделал к ним два медленных пружинистых шага.
- Кто у вас спрашивал бензин? – обратился к киргизам, и, получив ответ направлениями их взглядов, впился глазами в Кирилла, спокойным голосом ему сказал:
- Браток, ты можешь мне говорить все, что угодно, но на девяносто девять процентов я уверен, что гаражик моих друзей выставил ты. Или по твоей наводке кто-нибудь, - добавил , покосившись на Артема.
- На девяносто девять еще не на сто, - парировал Кирилл. – Я впервые слышу о каком-то спирте. Если я спросил у людей бензин, значит я непременно должен очистить их гараж!.. Полнейший абсурд! И вообще, не пойманный – не вор.
- Ты спросил у них бензин – значит в это врем увидел канистры со спиртом, - убежденно сказал Суховей, слегка возвысив голос и выпростав руки из карманов, точно готовясь накинуться с кулаками на оппонента, - значит ты и украл. И в данной ситуации двух мнений быть не может.
- Да я сегодня всю ночь с девчонкой куражился, - равнодушно хмыкнул Кирилл, - и  у меня есть свидетели, которые могут это подтвердить. В конце концов, можете хоть сейчас осмотреть мой гараж.
По губам Суховея скользнула насмешливая улыбка.
- Мы находимся не на суде присяжных, чтоб опрашивать свидетелей. Ну а насчет

-  83  -
осмотра твоего гаража – тут ты, парень, уж вообще маху дал, ха-ха-ха… Нужно быть последним идиотом, чтобы украденный в соседском гараже товар хранить в своем собственном. Неужто ты во мне осла увидел!.. – изумился неподдельно;  с полминуты он побуравил Кирилла испытывающим взглядом, и внезапно лицо его сделалось злым. – Я даю тебе три часа на размышления, и если через три часа ты не выкажешь готовность возвратить украденный товар, - клянусь, что большего с тебя никто не потребует, вернешь только непосредственно то, что взял, даже дыру в крыше не заставим тебя заделывать, - то начнутся у тебя, брат, огромнейшие проблемы. Я сделаю тебя в этом городе виноватым, я сниму с тебя последние штаны и пущу их на продажу с аукциона, я тебя… я получу с тебя в двадцать раз больше той суммы, на которую ты украл спирта. Короче, через три часа стукнемся здесь, - решительно произнес, помолчав.
- Мне не о чем думать, - стоял на своем Кирилл, - я ни у кого ничего не воровал, никого на гараж не наводил – через три часа ответ будет прежним.
- Подумай, подумай, - настоятельным тоном сказал Суховей. – И не испытывай мое терпение.
- Не хотите верить на слово, - вдумчиво промолвил Кирилл, потупив взор. – Что ж,  в таком случае я вынужден обратиться к человеку – пусть он скажет, кто из нас прав, а кто – нет. Но сразу предупреждаю, что если я окажусь прав, вы мне компенсируете моральные издержки, - неожиданно с решительным видом и вызовом во взгляде заявил он, видимо, удивляясь собственным словам, так легко выскочившим изо рта.
- К какому человеку ты собираешься обратиться? – недоверчиво осклабился Суховей.
- К Ферзю, - с дерзостью в голосе и гордой решительностью во взгляде сказал Кирилл, и резко повернулся, шагнул к выходу; при произнесении им имени  Ферзя киргизы заметно стушевались, их надменные улыбки превосходства на глазах исказились в скромные и добрые, они почтительно расступились, освобождая проход Кириллу и Артему, которые гордо и вместе признательно кивнули им головами.
- Постой, - раздался вдруг голос Суховея. В раздумьях поглаживая щеку, он неторопливо подошел к остановившемуся Кириллу, ровным голосом спросил: - Егора давно знаешь-то?
- С детства, - тоже спокойно сказал Кирилл, - росли вместе.
Суховей снова призадумался, после минутной паузы мирным голосом сказал:
- Ладно, братишка, из уважения к Егору, своему другу, я к тебе претензий более не имею, если даже ты и выставил гараж. Сумел выставить – молодчина!
- Я же уже сказал… -с  лёгкой   обидой в голосе сказал  Кирилл.
- А этим олухам, - прервав его, Суховей сердито мотнул головой  на киргизов, - так и надо – будут в следующий раз умнее, будут знать, как не охранять товар. – И он протянул руку Кириллу, а затем Артему.
Приветливо попрощавшись с ним, те сели в свою «девятку». Едва отъехали от бара, Кирилл, видимо, не освободившись до конца от захлестнувших его во время разговора с Суховеем эмоций, с оттенком легкого возмущения покачал головою.
- Дурака во мне увидели!.. спрашивал бензин – значит видел канистры со спиртом, а значит ты их и украл… Нехитрая логика, удобная, хм… умники тоже мне нашлись!..
Находясь в «Нептуне», Артем был вне всяких сомнений, что кража спирта есть дело рук Кирилла, ибо все приводимые Кириллом накануне прецедента доводы относительно беспроблемности проникновения в гараж, когда он склонял Артема к хищению чужого имущества, весьма странным образом нашли подтверждение в реальности даже самым незначительным своим основаниям, причем доказательство их истинности не заставило себя долго ждать. Однако теперь, когда опасность уже, как будто, миновала, глядя на

-  84  -
возмущенный вид товарища, слыша его негодующее ворчание, он невольно поверил в его невиновность, с облегчением подумал, что животный замысел Кирилла совершить кражу и сам факт совершения кражи никоим образом не связаны друг с другом и являются лишь чистейшей воды феноменальным совпадением.
- Последние штаны с меня решили получить, ха-ха-ха… - продолжал насмешливо бубнить Кирилл, - не на того напали, ребята… рожденный брать давать не может.
Он смолк, и некоторое время они ехали молча. Занятые каждый своими мыслями, они, сами того не заметив, подъехали к подъезду, в котором проживал Селиванов.
- Ну что, иди к Игорю, - зевая, сказал Кирилл, - а я снова поехал за картошкой, ха-ха-ха… Да, кстати, если ты забыл: завтра мой день рождения. Карина случайно не приехала из Германии? Тогда пригласи ее на вечеринку от моего имени, и попроси, чтобы она пришла с какой-нибудь подругой – веселее будет. Сначала посидим у Селиванова, - с ним я уже договорился, - а затем гульнем в ресторане.
- Прости, но откуда у тебя деньги на такое пышное гулянье? – нерешительно произнес Артем, снова начав сомневаться в непричастности товарища к краже спирта.
- Спать нужно меньше: кто долго спит, тот сладкого не видит, - с насмешливой сентенциозностью сказал Кирилл. – Говорил я тебе: давай колупнем гараж…
- Так ты… - ошарашено уставился на него Артем.
- Хм… а ты думал, я буду ушами хлопать. Нет, я предпочитаю верные активные действия всем спокойным ожиданиям у моря погоды. Это ты у нас правильный – не воровать, не на атасе стоять не хочешь… Смотри, как бы не пришлось тебе снова взять в руки сварочный держак и маску.
- Дурак ты! – беззлобно и устало сказал Артем, и вышел из машины.


VIII


Узнав о размере суммы, вырученной товарищами от продажи украденного ими спирта и о том, какая участь постигла их деньги, Артем впал в еще большую досаду, но теперь его грудь временами вибрировала от внутреннего душераздирающего смеха . Забыв о том, что легко заработанные деньги требуют к себе  особой бережливости, Дубровин на радостях страшно напился, и едва дополз до дома, рухнул на диван и захрапел в пьяном угаре; супруга его тотчас же начала шарить по его карманам; обнаружив в одном из них пачку смятых купюр и радостно воскликнув при этом, точно при неожиданном выигрыше в лотерею, выгребла из этого кармана все подчистую, и тут же, заклиная мужа на долгий сон, торопливо обновила в универмаге свой гардероб, не оставив денег мужу даже на опохмелье. В надежде быстренько увеличить свой капиталец, чтобы наконец-то  рассчитаться с долгами, Селиванов, словно ошалелый, понесся играть в казино, однако уже через пару  часов возвратился домой без копейки денег задыхаясь от отчаяния и чуть не плача. Осмотрительнее всех своей долей распорядился Кирилл:  для отцовского «Москвича» к зиме он приобрел четыре шипованных колеса, себе купил джинсы и ботинки, на остальные деньги вознамерился отпраздновать свои именины.
И в подготовке к торжеству так же, как и в незаконном присвоении чужого спирта, проявились его недюжинная активность и самоорганизация. Не бездействовали и Артем с Игорем: помогая ему, они торопливо производили уборку в квартире Селиванова, готовили легкую закуску, мыли фрукты, сервировали стол; сопровождались их хлопоты негромко звучавшим в музыкальном центре концертом Моцарта для фортепьяно с оркестром.
Когда стол был накрыт, они все обступили его, дивясь своим способностям: большие глубокие хрустальные вазы были с верхом наполнены апельсинами и

-  85  -
мандаринами, яблоками трех сортов и бледно-желтыми сочными грушами, на круглом узорчатом подносе величественно восседал огромный полосатый арбуз, окруженный небольшими дынями; тут же стояли тарелки  с нарезанными ломтиками колбасой двух видов, сыром , ветчиной , студенем ,салатами; в промежутках между вазами, точно свечи, торчали бутылки шампанского и коньяка; из расписанной на восточный манер цветочной вазы к свету тянулись, в соответствии с возрастом именинника, двадцать семь алых гвоздик; несколько потеснив вазы, на свободные места Кирилл положил две большие коробки шоколадных конфет с ромом и коньяком. Впрочем созерцали они свое творение недолго. Взглянув на настенные часы, Селиванов поспешил в ванную комнату приводить свою внешность в должное состояние. Кирилл, наверное, уже в седьмой раз бросился к зеркалу с подаренной ему Артемом драповой фуражкой и, с удовольствием примеряя ее, снова стал крутиться возле него. Артем же, сидя в кресле, с участием глядя на Кирилла и, не видя его, представлял свою долгожданную встречу с Кариной, которой он хотел так много сказать, но что именно сказать сам того не знал, страстные возвышенные мысли роились в его голове воздушной пляской пушинок и едва он начинал сосредоточиваться на какой-нибудь из них, она тут же взвивалась от него птицей; сердце его билось мучительным ожиданием.
Ровно в семь часов вечера в дверь позвонили, Кирилл поспешил ее открыть.
- Ага, попался именинник! – послышался голос Дубровина Емельяна; он пришел с элегантной и очень милой красоткой, супругой Златой; Злата обаятельно улыбалась, наблюдая за тем, как ее муж старательно и от души дергает за уши Кирилла, страшно раскрасневшегося и сморщившегося.
Спустя несколько минут в дверь снова позвонили. На этот раз в квартиру впорхнула сияющая и нарядная Маргарита; вручив Кириллу подарок, она его смачно поцеловала в багряную лоснящуюся щеку, оставив на ней отчетливый красный след  помады. Не успела она дойти из прихожей до зала, раздался очередной звонок в дверь; внезапно участившееся биение сердца заставило Артема последовать к двери чуть позади Кирилла. Кирилл заговорщески подмигнул ему, распахнул дверь перед двумя очаровательными девушками, Кариной и ее лучшей подругой Дарьей; обладательница отличной фигуры и высоких стройных ног, остриженная под мальчика и с большими голубыми выразительными глазами, Дарья была необыкновенно красива, но у нее не было той чудесной ласки во взгляде, той божественной осанки и тех ямочек на щеках, которыми была наделена Карина, природная красота которой легко могла помутить разум самого искушенного ловеласа. Приняв от них цветы и большую плюшевую обезьяну, взглянув на Дарью и содрогнувшись от радости, Кирилл машинально обронил слова благодарности и, продолжая буравить Дарью восхищенным взглядом, запорхал возле нее с небывалой легкостью бабочки, с плутовским ликованием тотчас подхватил ее под руку и, забавляя ее веселыми речами, увлек к гостям. Тонко улыбнувшись им вслед, Карина подошла вплотную к Артему, вонзила в него испытующий страстный взгляд; сузив глаза, с игривым укором сказала: - Не заметно, чтобы ты уж очень по мне соскучился.
Артем нежно притянул ее к себе за тонкую талию и с жадностью поцеловал ее в полные влажные губы. Прервал его наслаждение зов Кирилла.
Когда все уселись за стол и перезнакомились, Кирилл негромко и невзначай полюбопытствовал, обратившись к Карине: - Как Германия, как немчура поживает, хе-хе..?
В комнате сразу воцарилась мертвая тишина.
- Германия по-прежнему непоколебимо процветает, - без тени рисовки просто сказала Карина. – Ну а немчура как поживает… дай бог так, как немцы, жить народам всего мира. Немцы действительно живут и живут неописуемо счастливо, и уж конечно не существуют, как, например, мы.  Единственной их острой проблемой всякий раз является вопрос выбора места для проведения досуга: на том или ином курорте провести выходные

-  86  -
дни , съездить ли в отпуск в Америку или же в Австралию… Они не нуждаются абсолютно ни в чем, и, очевидно, поэтому у них никогда не возникает ни малейшего желания воровать или грабить. Если уж они решаются воровать, то воруют, например, не стоящий без присмотра возле магазина велосипед, а целую партию таких велосипедов прямо с конвейера, и если решаются грабить, то грабят в основном солидные банки и ювелирные магазины, а не отнимают у стариков пенсии. Немцы о себе так с гордостью и заявляют: немец не опустится до того, чтобы воровать на заводе болтики и винтики, немец лучше украдет весь завод.
При этих ее словах о предпочтении немцами крупного оправданного риска мелкому и ничтожному Кирилл, Дубровин и Селиванов уперли свои витиеватые взоры в лежащий под ногами ковер.
- А какое пособие получают там на детей матери-одиночки? – затаив дыхание, обратилась к Карине со своим, без сомнения, болезненным вопросом  Маргарита.
- Месячное пособие матери-одиночки получают там такое, какое не получает та же категория наших соотечественниц и за год.
- Реально ли там жениться на какой-нибудь вдовушке или разведенной женщине? – с неуверенной улыбкой спросил Карину Селиванов. – И как вообще немки относятся к русским мужчинам?
- Вообще немки весьма положительно относятся к русским мужчинам, - убежденно сказала та, - и даже можно сказать, любят их, однако выходить за них замуж решаются крайне редко. Собственно их нежелание обременять себя брачными узами распространяется не только на русских мужчин. Обожженные первым супружеством, немки вообще предпочитают свободный беззаботный образ жизни замужеству; и это не удивительно – живя в одиночестве, они, судя по всему, испытывают не меньшее, а может и гораздо большее удовольствие от жизни, нежели в обществе второй половины; они имеют все,  чего только, вероятно, можно хотеть: достаточно, наверное, сказать, что у каждой разведенной немки или вдовы имеется квартира или дом, как минимум один автомобиль… зачем,  напрашивается вопрос, ей муж, добытчик хлеба..? Немцы вообще материально здоровая, так сказать, нация, - продолжила она после паузы. – Мебель в их домах стоит только год или максимум два, через два года они ее выставляют к мусорному контейнеру и покупают новую, у них нет и понятия о том, как заботиться о своем приспособлении к повседневному быту, у них никогда не болит голова о том, что одеть на себя и во что обуться, что поесть и что попить… Одним словом, всякий раз по возвращении из Германии в Россию я чувствую себя вернувшейся из рая в ад.
- Да, - с вдумчивым видом покачал головою Дубровин, - было бы неплохо пожить за кордоном. Надо при первом удобном случае линять из этой страны дураков. -  прибавил с досадной усмешкой, посмотрел внимательно на свою жену.
- Нужно не линять, а налаживать жизнь в своей стране на должный уровень, и прежде всего изводить на корню олигархов, - живо возразила ему Злата.
- Опять ты за свое!.. – тяжело вздохнул Дубровин; видимо, он не раз дискутировал  с супругой на эту тему, но так и не смог навязать ей свою точку зрения.
 - Слинять проще всего, - прервав его, снова затараторила Злата, - ты слиняешь, я слиняю, другие слиняют – кто ж будет Россию-то преображать? Привыкли зариться на чужой каравай… В Германии хорошо, в Швеции хорошо, в Бельгии  хорошо – везде хорошо, где нас нет, - но скажи пожалуйста: кому ты собственно нужен в чужой стране? А, то-то же – язык проглотил! У них своих прихлебателей довольно.
- Да, уехать за рубеж проще всего, - согласился с ней Селиванов, - а вот в своей стране порядок навести…
- С кем ты собрался порядок здесь наводить… - криво усмехнулся Дубровин, - с нашим народом..? да с нашим народом не то что порядок в стране наведешь, но и даже

-  87  -
пива не сваришь. Сколько людей за него под пресс попало: Разин, Пугачев, Ленин, декабристы, петрашевцы… список можно продолжать до бесконечности – а толку… остались имена этих героев в истории да еще светлая память о них в народе, и ту уже грязью очерняют. А народ наш каким был дебильным, таким и остался. И скоро будет еще дебильнее – уже сейчас наша российская молодежь занимает в мире шестнадцатое место по
интеллекту. С кем ты собрался порядок в стране наводить..? – насмешливо улыбнулся Селиванову.
- Да, к звукам народного вопля никто из правителей никогда не прислушивался, не прислушивается и не будет прислушиваться, - невпопад с задумчивым видом вставила Маргарита нейтральным голосом; тут же оживившись, прибавила: - ну и нам нечего о политике головы ломать – мы, как и весь народ, маленькие пылинки в огромном агрегате государственной машины.
- Вот так, к сожалению рассуждают и все, - со вздохом тихо сказала Карина.
- Друзья, мы тут собрались, будто не веселиться, а обсуждать план захвата государственной власти, - шутливым тоном заметил Кирилл. – У нас тут создалась атмосфера, как на конспиративной квартире Союза спасения, декабристов.
- Игорь – типичный Пестель, - съязвил Дубровин, потянувшись к бутылке шампанского.
И мужчины стали разливать шампанское по бокалам; Кирилл поставил в музыкальный центр диск, и из него негромко полилась опера Чайковского «Чародейка».
На протяжении трех часов под стройные негромкие звучания мелодий они оживленно и непринужденно с увлечением общались, то и дело перепрыгивая с темы на тему и заботливо подливая друг другу в бокалы шампанское. И когда их лица слегка раскраснелись от вина и глаза заблестели задорным блеском, вызванным внезапно появившемся у них неуемным желанием подвигаться, пошуметь, потанцевать, Кирилл, оказавшийся хмельнее всех, поскольку норовил отвергать шампанское и налегал главным образом на коньяк, сорвал с телефона трубку и вызвал два такси. Все стали подниматься со своих мест.
Войдя в ресторан, они заняли большой стол в центре зала; к столу тотчас подбежал проворный официант с блокнотом в руке и, приветливо улыбнувшись всей компании, вопросительно взглянул на Кирилла, ожидая заказ. Кирилл встал, дружески положил руку ему на плечо и заказал обильный ужин: отварных кроликов, цыплят табака, осетровый балык, салаты, икру, фрукты, водку и шампанское.
За непринужденной беседой поглощалась закуска и быстро опустошались графины с водкой и бутылки с шампанским. Шум веселья компании все нарастал, и вскоре ими вновь завладело безудержное желание потанцевать; они ринулись на танцевальную площадку, и стали выливать свои души в танцах под все мелодии подряд. Впрочем изредка они устраивали себе передышку; в перерывах между танцами все усаживались за стол и, подняв бокалы, слушали в адрес Кирилла чей-нибудь незамысловатый тост. И всякий раз Кирилл с благодарной улыбкой кивал на тост, и тотчас отставлял бокал с шампанским в сторону, храбро поднимал рюмку, наполненную водкой.
Водка, мешавшаяся в его крови с коньяком, заметно распоряжалась его мыслями, словами и действиями, он явно позволял себе больше вольностей, чем обыкновенно; он сыпал жаргоном, бесцеремонно обнимал и лобызал в шеи шарахающихся от него женщин, изредка стал бить посуду о пол, с ребяческой шалостью исподтишка кидать в официанта огрызками съеденных им яблок и грубо отталкивать от себя нечаянно задевших его танцующих. Артем невольно приметил в нем эту неприглядную перемену и, во избежание конфликта, который все очевиднее провоцировала развязность друга, совсем отказавшись от употребления спиртного, сидел за столом и с отравленным настроением, точно на


-  88  -
шипах, не имея желания ни танцевать, ни вообще веселиться, и постоянно находясь начеку. Собственно миссия своего рода временного телохранителя Кирилла не очень его тяготила, более всего он содрогался при мысли о том, что во время очередного танца с Кариной, товарищ даст волю своему языку и наговорит ей много лишнего, чем поставит в ее глазах свою и его репутацию под угрозу; впрочем он не старался сгущать краски. И то, чего он более всего опасался, неотвратимо произошло.
Проснулся он под утро в просторном гостиничном номере от неимоверной сухости
во рту; во сне ему виделось, как Кирилл протягивал ему большой сосуд с холодной водой, но только он с жадностью припадал губами к горловине сосуда, товарищ вырывал у него этот сосуд, с ребяческим задором торопливо извлекал из него яблочный огрызок и исподтишка метал его в проходящего мимо официанта, после чего снова протягивал ему сосуд, - в очередной раз приняв из рук Кирилла сосуд, он в него крепко вцепился пальцами, стал с жадностью хлебать из него воду, однако жажда его никак не утолялась; и он тщетно шевелил губами, втягивая в себя большие струи воздуха, точно рыба, выброшенная волною на берег. Окинув тусклым взглядом стол, кресла и шторы на окне, едва различимые в слабых отблесках брезжущего рассвета, некоторое время он не мог понять, где находится. И только перевернувшись с бока на спину и увидев сидящую на краю кровати склонившуюся над ним Карину, сверлящую его пристальным взглядом, вспомнил, как они,  слегка пошатываясь, вышли из такси, зашли в обнимку в гостиницу, а затем и в номер.
- Ты помнишь, что говорил мне ночью? – ласково спросила Карина, убедившись, что он проснулся и открыл глаза; не дожидаясь ответа, напомнила: - ты говорил, что готов на мне жениться хоть утром, что любишь меня и без меня жизни своей  просто не представляешь.
- Конечно помню, - солгал он, сознавая, что в этих его словах не было и не могло быть лжи, - и сейчас готов повторить все свои слова.
Некоторое время Карина продолжала смотреть на него испытующим взглядом и молчала. Ее белокурые распущенные волосы плавными полукружиями спускались на ее узкие обнаженные плечи и обвивали высокую тонкую шею; Артем нежно провел ладонью по ее мягким шелковистым волосам и приподнялся, чтобы поцеловать ее.
-Подожди, - уклонилась Карина, и слабым движением руки повергла его в исходное положение. – Раз уж мы коснулись этого вопроса, почему бы сразу не внести в него ясность. Ты действительно хочешь предложить мне руку и сердце?
- Хочешь, к сожалению, мало, - тяжело вздохнул Артем, снова остро ощутив неимоверную сушь во рту и подумав, что неплохо было бы поскорее закончить этот бессмысленный с финансовой точки зрения и потому тяжелый для него разговор, и вдосталь напиться воды, а затем покурить. – Если духовно я и готов на тебе жениться, то экономически – отнюдь.
- А когда будешь готов? – чуть не плача, вскрикнула Карина, - когда с Кириллом в торговом центре насшибаете с коммерсантов за крышу? – гневное осуждение блеснуло в ее глазах. Ее слова невольно заставили Артема подняться на постели; с минуту, проклиная в душе Кирилла, он смотрел на нее широко открытыми глазами, не зная, что сказать в свое оправдание.
- Нашла кого слушать, - нашелся наконец, - пьяного Кирилла!.. Нам предлагали эту работу, но мы от нее отказались. И вообще, Кирилл любит все преувеличить и выдавать желаемое за действительное.
- Может быть мое вмешательство в твою личную жизнь есть верх моего неприличия, но прошу понять меня правильно, - серьезно и несколько успокоившись, сказала Карина. – Раз уж наши отношения складываются в таком духе… Обещай, что никогда не будешь зарабатывать деньги криминальным путем, обещай, что будешь работать только честно.

-  89  -
- Обещаю, - без колебаний твердо и искренне сказал Артем. – Я тебе не просто обещаю, я тебе  в  этом  даже  клянусь.



*   *   *


Попрощавшись с Кариной и усадив ее в такси, он тут же остановил другое такси, и на нем поехал к Селиванову.  Ехал молча, не разговаривая с водителем, замкнутый в своей тучности, и месил в себе злость, как пекарь месит тесто. Первым его желанием было облаять жгучими словами Кирилла, которому, он знал, негде в это дождливое утро быть, кроме как у Селиванова, за слабость его языка, свойственную, по его мнению, разве только базарной торговке.
Однако внешние не зависящие от него обстоятельства буквально поглотили его намерение своею значимостью.
- Доброе утро, мухоморы! – войдя в квартиру Селиванова, сказал бесцветно Игорю и Кириллу, устремил недобрый взгляд на Кирилла. Увы, утро добрым не оказалось; в тон моросящему на улице холодному осеннему дождю сумрачные товарищи молча пили чай и курили,  на его приветствие лишь вяло кивнули  головами. – Что такие невеселые? – полюбопытствовал он тем же бесцветным голосом, не сводя с Кирилла своего пронизывающего взгляда.
- Будешь тут веселым… - мрачно хмыкнул Кирилл.
- Маргарита, курица, надула нас, - прибавил пасмурно Селиванов, - нам твердила одно, а сама сделала другое – нас уверяла, что нужно всю мясную продукцию отдать банку по отпускным ценам мясокомбината, а сама набавила на нее процент: на мясо приклеила двадцать процентов, на колбасу – пятнадцать.
- Не может  быть! – скованный горьким оцепенением, воскликнул Артем, - она не могла так с нами обойтись!.. Что вы такое несете!..
- Я пока еще отдаю отчет своим словам, - спокойно и невозмутимо сказал Селиванов. – Сегодня с открытием «Инко-банка» я разговаривал со своею знакомой, работающей в этом банке.
- Поехали-ка к Маргарите, - решительно и настойчиво произнес Артем.



*   *   *


Открыв им дверь, Маргарита поспешила удалиться в зал, по всему пространству которого слоями расстилался сигаретный дым.
- Ребята, проходите быстрее, - с деланным гостеприимством крикнула оттуда, - фильм хороший идет.
Когда компаньоны прошли в комнату, углы ее властного рта капризно опустились, она посмотрела не незваных гостей с нескрываемым любопытством.
- Не ждала? – ироничным тоном обратился к ней Кирилл.
- Вообще-то нет. Мы сегодня, как будто, не договаривались с вами о встрече, -  сказала Маргарита; настороженный взгляд и напряженный голос выдавали ее волнение.
- Можешь пожаловаться Ферзю на то, что мы теперь надоедаем тебе своими визитами, - с ехидством сказал ей Кирилл. Директриса ничего не ответила на его колкость,

-  90  -
гневно сверкнула своими большими серыми глазами, дрожащею рукой извлекла из пачки дорогую сигарету, щелкнула зажигалкой.
- Маргарита, скажи пожалуйста, по каким ценам ты продала банку мясо и колбасу? – вежливо произнес Артем, на уровне подсознания считающий информацию, полученную Селивановым от своей знакомой, недостоверной. Не удостоив его и быстрым взглядом, Маргарита с неприступным видом продолжала нервически курить сигарету и упорно молчала. Вопрос оставался без ответа, но компаньоны не торопили ее, внимательно-пытливо смотрели на нее. «Ну что вы на меня уставились?! – читал в ее глазах Артем. – Да, я немного набавила и на мясо и на колбасу, да, обманула вас, да, не поделилась с вами прибылью… Но не от хорошей же жизни я так поступила – дети у меня… пятеро! Неужели невозможно меня понять».
- Правда ли, что на мясо ты приклеила двадцать процентов, а на колбасу пятнадцать? – прервал молчание Кирилл, обратившись к главе фирмы. Маргарита  тотчас вся вспыхнула, в глазах ее взметнулась ненависть; стиснув зубы, проговорила:
- Какая низость! Да как вы смеете наводить подобные справки за моей спиной, как вообще смеете контролировать мои действия?!..
- Мы твои компаньоны, - резким тоном перебил ее Кирилл, - и вправе знать о делах фирмы все. Еще дедушка Ленин, хе-хе… учил: доверяй, но проверяй. К тому же, можешь не сомневаться, проверяли мы твои комбинации аккуратно, не причиняя абсолютно никакого вреда твоей репутации. И все же, правда или нет?
- Правда, - отчаянно-враждебно выкрикнула Маргарита. – А вы находите мой поступок неприличным? Хотела бы я посмотреть, как вы сами делитесь со всей оравой после того, как сами договорились бы с банком и сами выпросили бы на мясокомбинате продукцию, а орава все это время ходила бы за вами хвостом. – Словно подброшенная взрывом решительности, она взвилась с кресла и влетела в соседнюю с залом комнату. Через мгновение вернулась в зал с туго набитым портмоне в руке.
- Сколько я должна вам за погрузочно-разгрузочные работы?
В силу ее непредсказуемости Артем ожидал от нее всего, чего только можно ожидать от человека неуравновешенного, состоящего из противоречий, быстро меняющего свои решения кардинальным образом часто с опережением своих мыслей, но только не этого. Сухой непроглатываемый ком подкатился к его горлу, дыхание  перехватило, обида тупою болью вошла в  сердце. Разговаривать с Маргаритой ему стало больше решительно не о чем. Сухо попрощавшись с ней, он повернулся к Селиванову.
- Отвези меня пожалуйста домой к родителям. Хватит мне по чужим углам отираться, -  прибавил тихо, с задумчивостью, и шагнул в подъезд. Следом за ним,  оставив застывшую посреди комнаты Маргариту, все еще державшую портмоне на весу, точно взвешивающую его рукой, из квартиры молча вышли Кирилл и Игорь.


*   *   *

Переступив порог отчего дома, Артем с пасмурным видом сообщил родителям, что фирма ,в которой он работал, обанкротилась, а ее владелец, полузадушенный долгами, спасся бегством из города, не выдав своим сотрудникам ни расчетов, ни задолженностей по заработной плате, которые божился выплатить после первой же удачной своей сделки; ему стоило усилий не отвести своего взгляда.
- Не печалься, сынок, - ласково-сопереживающе сказала ему мать, - на твой век работы будет достаточно. А что директор фирмы не выдал своим сотрудникам причитающихся им сумм, то это может и к лучшему, пусть твои деньги хоть как-то помогут ему в его скитаниях – ведь ему теперь гораздо тяжелее, чем тебе. Ты находишься

-  91  -
дома, в покое, да и деньги свои, заработанные в троллейбусном управлении, ты не все потратил, часть их лежит в целости и сохранности – на первое время на карманные расходы тебе хватит. А работа не волк – в лес не убежит. Главное, ты здоров,  молод и у тебя вся жизнь еще впереди. Все у тебя будет хорошо – вот увидишь.
Теплые слова матери овеяли его  душу  свежим ветром, и навели на него ностальгию по своему отрочеству, когда он занимался хоккеем .
Однажды их команда «Чайка» встретилась на льду с весьма серьезным клубом «Темп», чтобы сразиться  за первое место в турнире «Золотая шайба». Отдаваясь всецело игре, хоккеисты обеих команд со свойственною им спортивной мальчишескою злостью боролись жестко и упорно, встреча была перенасыщена драками и удалениями, что было не удивительно, поскольку уже заканчивался третий период, а счет все еще не был открыт. На последней минуте встречи, применив силовой прием и опрокинув соперника, Артем завладел шайбой и, на скорости обыграв двух защитников «Темпа», вышел с его голкипером один на один; нахлестанное ветром лицо его горело, глаза слезились; трибуны гудели на разные голоса. Намериваясь послать шайбу в открытый верхний левый угол ворот, он сделал кистевой бросок, но вратарь поймал шайбу ловушкой. «А-а-а!..» - разочарованно прокатилось по трибунам. «Надо было по низу шайбу пустить!» - сердито крикнул Артему тренер из-за борта; Василий Васильевич был человеком настроения, и в тот день, увы, пребывал далеко не в лучшем расположении духа, с лица его не сходило недовольное выражение, а это ничего положительного его питомцам не сулило. Сразу после сбрасывания шайбы прозвучала финальная сирена, и судья назначил дополнительный пятиминутный обер-тайм, во время которого игроки «Чайки» в очередной свалке в зоне соперника буквально вдавили шайбу в его ворота. Вырвав победу и став призерами «Золотой шайбы», хоккеисты «Чайки» возликовали, стали хлопать друг друга по плечам и шлемам. Но радость их была недолгой, она померкла под гневной вспышкой тренера. Уже в раздевалке за примеченные  ошибки воспитанников Василий Васильевич осыпал их ругательствами, а Артема за неудачный выход один на один с вратарем «Темпа» назвал мазилой и сказал ему, чтобы он не приходил больше в команду. Не представляющий своей жизни без хоккея, центральный нападающий первого, ударного, звена, на чьем счету было самое большое количество заброшенных шайб среди сверстников всех клубов и потому самое большое количество звездочек на клюшке, на чьем счету было самое большое количество голевых передач, Артем не мог смириться с решением тренера, с возмущением сознавая, что даже мастера спорта международного класса допускают ошибки. Домой он пришел тогда мрачный; в глазах стояла хоккейная площадка, его прорыв к воротам соперника, решительное лицо голкипера «Темпа», неудачный бросок в «девятку», злая гримаса помаргивающего заиндевелыми ресницами тренера, слышались его отдающиеся эхом слова: «сдавай форму!»; горечь заполнила его сердце, ком подкатил к горлу. Делая вид, будто устал, он лег на диван и, пряча влажные глаза, уткнулся лицом в подушку. Однако чуткое сердце матери почувствовало сыновнюю боль. Она села на край дивана и, поглаживая его ладонью по голове, ласково спросила, в чем дело; ему ничего не оставалось, как рассказать ей о том, что его мучает. «Не переживай, сынок, - с теплотой в голосе сказала мать, выслушав его, - все образуется. Василий Васильевич просто погорячился – немного остынет и, поняв, что перегнул палку, придет за тобой, как и в прошлый раз. Вот увидишь». Именно так и произошло, уже через день тренер пришел к Артему домой и, неловко извинившись перед ним за свою горячность, пригласил его на тренировку.
Предсказания матери, как правило, сбывались всегда, и только ей одной подчас удавалось исцелить душу Артема в непродолжительной беседе. Отца с утра до вечера в цепких руках держали заботы, он много работал, не имея возможности уделять должного внимания семье и долгому общению с сыном, что, впрочем, в значительной степени

-  92  -
утешало Артема, поскольку, готовя его к вступлению во взрослую жизнь, отец предпочитал держать его что называется в ежовых рукавицах, закаляя в нем железную дисциплину, не позволяя ему забывать о его первородстве и о том, какой нелегкий жизненный путь, следовательно, ему предстоит прошагать. И только мать, оказывавшаяся рядом с Артемом в трудную для него минуту, спокойно выслушивала его, залечивала его душевные раны, заряжала  неугасаемой энергией и оптимизмом.
Как и в давно ушедшие в небытие дни, он смотрел сейчас на спокойно-ласковое лицо матери и был бесконечно благодарен этому доброму, умному и безупречно честному человеку.


*   *   *


Над городом взблескивали сполохи молний, громыхала, приближаясь, гроза. Артем держал в руках книгу, но читал одними глазами, не следуя мыслью за буквами, смысл слов ускользал от его обремененного тягостными мыслями сознания. К не совсем улежавшейся в его сердце досаде, обусловленной неожиданным распознанием сущности Маргариты, к его прежним мучениям присоединились теперь сознание своей бесталанности и безнадежное желание поиска своего места в жизни. В ставших естественными условиях безработицы, когда рабочих сокращали с заводов и фабрик сотнями и тысячами, а те, кого обходила эта участь стороною, не получали заработной платы по много месяцев, даже  пытаться устроиться на государственное предприятие ему не хотелось. В частных кампаниях так же более или менее благоденствовали в основном привилегированные сотрудники и рабочие, остальные же терпеливо и с трепетом сердца ожидали, когда хозяин фирмы соблаговолит выдать им получку, поэтому и в устройстве в частную организацию Артем не видел резона. Он рылся в своей памяти и образы теснились в его воспоминаниях, однако не на одном из них его мысленный взор не остановился: его друзья детства сами жили более чем скромно и, судя по всему, так же неусыпно уповали на счастливый случай; благонадежных знакомых, могущих ему посодействовать в устройстве на работу с достойным окладом или у которых он мог бы ссудить деньги на бизнес, у него не имелось; родственников же его собирали вместе только важные события и не всегда торжественные, те и подавно не стали бы шевелить для него пальцем. Неустранимые существенные препятствия обступили его со всех сторон, выстроившись шахматным этюдом и ставя перед ним одну единственную задачу – победить. Он смутно предчувствовал, что если даже он и станет победителем, то слишком дорого купит эту победу. И в голове его протекали самые разные мятежные процессы.
Усугубил болезненность его душевного   состояния  телефонный звонок.
- Чем занимаешься? – певучим от какой-то радости голосом полюбопытствовал Кирилл.
- Книгу читаю, - сказал он.
- Делать тебе нечего… Читая книги, денег не заработаешь. Поехали лучше к Маргарите. Она мне звонила, просила, чтобы мы с тобой забыли об ее импульсивном поступке, говорит, что сама жалеет о нем – одним словом, она пригласила нас с тобой к себе на манты, хочет с нами обо всем обстоятельно поговорить.
- Мне говорить с ней больше не о чем, - отрезал Артем.
- Зря ты так, ее тоже можно понять – у нее дети.
- Это не оправдание. У меня, может быть, взвод свободнорожденных детей разбросан по всему свету, - разумеется, я выражаюсь фигурально. В конце концов, совсем

-  93  -
не обязательно ей было нас лопошить – мы не  бездушные чурбаки, и сами отказались бы от  своих долей.
- Ну, может быть поработаем пока с ней, еще раз проверим ее в деле . Не  ослабляя контроля за делами.
- Если однажды собака укусила, она тяпнет еще не один раз.
- Она какое-то дельце замышляет, - продолжал уговаривать Кирилл, - говорит, если мы с тобой будем делать все по ее, то уже через полгода заимеем по квартире и по машине!..
- Я не проститутка, - запальчиво произнес Артем, - и не собираюсь ни перед кем позировать льстивостью и угодничеством.
- Как знаешь, - с усмешкой над его принципами сказал Кирилл. – А я, пожалуй, потру пока возле нее шкуру.
- Потри, потри, - с неодобрительной иронией сказал Артем, чувствуя, как досада приливает к сердцу с новою силой.
Положив трубку, он было подумал, что, может быть, ему нужно как-то  подстроиться под законы маленькой земной жизни, что ему, возможно, начнет неимоверно везти тогда, когда он научится льстить и угождать тем, от кого может зависеть его преуспеяние, но тут же он с достоинством  признал, что не сможет принять навязанные кем бы то ни было условия игры, что льстивость и угодничество не его качества, что их он не приемлет в других, и никогда не при каких обстоятельствах не занесет эти чуждые ему убеждения в свои внутренние скрижали, даже если ему придется опухнуть от голода или умереть.
Холод одиночества студил его душу. Родителей дома не было, они уехали на выходные дни к бабушке в пригород; Карину вдруг свалила простуда; кошкой обуяла лень, она целыми днями безмятежно лежала, свернувшись калачиком, и подавала признаки жизни только тогда, когда делала над собой усилия добраться до своей миски с кушаньем. Однако, не желая при встрече с кем-либо из знакомых на свое серое лицо напускать жизнерадостную гримасу и растягивать губы в приветливую улыбку, из дома он вышел лишь однажды, чтобы проведать больную подругу. Он купил баночку башкирского меда, яблок, красивую чайную розу, и направился к ней.
Карина лежала в постели и часто с надрывом кашляла, ее слезящиеся глаза смотрели тусклым взглядом, лицо было бледным, голос тихим. Чтобы и без того слабую не утомлять, Артем не заводил с ней разговоров и только коротко отвечал на ее вопросы, а менее, чем через полчаса укрыл ее плечи одеялом, поцеловал ее и попрощался; до двери его проводил отец  Карины, интеллигентный мужчина приятной наружности с галантными манерами.
Вернувшись домой, он лег на диван и стал разделять свои нелегкие думы с тишиной. Так, лежа плашмя на диване, провел все выходные дни. Так бы, возможно, и продолжал лежать, придавленный какою-то тупою депрессией, если бы на него неожиданно не обрушилось счастье.
Счастьем тем был капитальный гараж, находящийся в одном из расположенных в черте города кооперативов, который бабушка, заблаговременно готовясь предстать перед судом небесным, решила подарить ему, о чем известили его родители по своем возвращении из деревни воскресным  вечером.
Получив родительское одобрение, он приступил к активным поискам покупателя на простаивающий без пользы гараж, в который нечего было ставить и в погребе которого особо нечего было хранить, но наличие которого только обременяло дополнительными расходами на оплаты налога, электроэнергии и других платежей, и тщательному изучению коньюктуры рынка с тем, чтобы продать гараж и вырученные за  него деньги незамедлительно, опередив бешеные темпы инфляции, приумножить посредством какой-либо коммерческой операции. Дело это ему представлялось чрезвычайно ответственным и

-  94  -
серьезным, и поскольку вершить его ему предстояло в одиночку, к нему он подошел со всею осторожностью и щепетильностью.
Впрочем, очень скоро ему нашлось, с кем делиться своими соображениями по этому поводу. Уже через неделю ему позвонил Кирилл и сообщил о разрыве своих отношений с Маргаритой после очередного уличения ее во лжи.
- Чем заниматься теперь – ума не приложу, - тяжко вздохнул он в трубку.
           - Снимать штаны и бегать  вокруг Маргариты до тех пор, пока шкуру свою совсем
не сотрешь и пока она тебе снова не пообещает квартиру с машиной, - безжалостно ироничным тоном посоветовал ему Артем; слыша смущенное сопение друга благодушно бодрым голосом добавил: - Маргарита – отрезанный ломоть, выбрось ее из головы. Лучше подумай, кому капитальный гараж продать, да в какой товар вложить полученные за него деньги.
- Откуда у тебя гараж? – недоуменно сказал Кирилл.
Артем поделился с ним своей радостью, посветил его в свои связанные с ней планы, и предложил товарищу участвовать в претворении его нехитрых проектов в жизнь с условием разделения чистой прибыли пополам.
- Но гараж-то ведь твой… - скромно, с нотой недоверчивости промолвил Кирилл, - мне-то за что  равную долю..?
- Дружба и спекуляция отношениями несовместимы, - сентенциозно заметил Артем с воодушевлением. – Давай и мы не будем разменивать дружбу на «твое» и «мое».
Кирилл начал, задыхаясь, осыпать его словами благодарности, и если б находился не на другом конце провода, а рядом с ним, то, несомненно, осыпал бы его и поцелуями.
Он взялся за предложенное дело с присущими ему динамизмом и проворством, и уже через день сообщил Артему, что нашел солидного покупателя на гараж.
Покупатель действительно оказался солидным, и, даже не торгуясь, выложил Артему за гараж весьма кругленькую сумму, лишь беглым взглядом оглядев его стены и потолок и вовсе не осматривая ни  погреб, ни смотровую яму.
Кирилл же, судя по всему, не остановился на достигнутом, и когда их с Артемом деловые начинания коснулись вопроса капиталовложения, он тотчас же снова позвонил ему.- Подтянись-ка ко мне, если не слишком занят, - сказал возбужденным голосом, - ко мне Вася Цыган пришел – в училище с нами учился на электрика, если помнишь – посидим, помурлыкаем.
Березова Василия по кличке Цыган Артем помнил хорошо: большой и нерасторопный человек, носивший обувь сорок шестого размера и имевший огромные, точно пудовые, кулаки, Василий был, как будто, не дурак и даже смышленый малый, но басовитый с рыком  смех, вырывающийся из его груди порой без особой причины и часто в общественных местах, невольно заставлял призадумываться, так ли это на самом деле.
 Крупный кудрявый шатен с могучими плечами и мясистым, покрытым пушком, носом, Василий сидел на диване рядом с Кириллом, и над каждой сказанной товарищем шуткой или остротой смеялся раскатистым громом; о своей личной жизни они уже, судя по всему, успели друг другу рассказать.
- Ну и рожа у тебя! – смеясь и похлопывая Василия по покатому плечу, говорил Кирилл, - еще больше, чем в училище была, ха-ха-ха…
- Мне худеть не с чего, - скромно усмехнулся Цыган, - жизнь у меня спокойная, размеренная… любящая жена, умница-дочка – мне нервничать не приходится.
- Васек, расскажи вкратце теперь Артему о своем деле, - спохватился Кирилл.
- А что рассказывать, - пожал плечами Цыган, призадумался. – Покупаю в Москве на оптовой базе то шоколадные конфеты, то батончики, то просто шоколад – в зависимости от степени выгоды после экономического расчета, и на поезде везу сюда. Здесь, в Томилино, разбрасываю товар по магазинам под реализацию на десять дней, а через десять

-  95  -
дней прихожу за бабками. Выхлоп – восемьдесят процентов, как с куста. Вот и вся арифметика.
- Ну, как тебе занятие? – обратился к Артему Кирилл.



IX

В приподнятом дорожном  настроении они вошли в плацкартный вагон скорого поезда.
- Я сплю на нижней! – подходя к искомым местам, смешно выкрикнул Цыган, и  с рыком захохотал, неистово радуясь своей смекалке, ударил в ладоши; две старушки, сидевшие на боковых местах, испуганно покосились на него. Они втроем уселись на нижнюю полку, и стали невольно созерцать крутившийся перед ними зад жилистого мужчины лет тридцати двух, по всем признакам интеллигента, долго и старательно укладывающего под противоположную нижнюю полку несколько больших наполненных мешков, от которых исходил запах резины.
- Запчасти, - шепнул на ухо Артему Цыган.
Уложив, наконец, мешки, мужчина сел и, окинув попутчиков быстрым оценивающим взглядом, едва заметно кивнул им на их приветственные слова, сжал губы, повернул голову к окну.
Около получаса ехали молча, равномерно вздрагивая на стыках рельсов и без особого интереса разглядывая сначала привокзальные, а затем пригородные постройки и сельские пейзажи; другие пассажиры также или молчали или перешептывались и, видимо, заняты были тем же.
Постепенно обжившись в вагоне, пассажиры стали чувствовать себя раскованнее. Громко переговаривались женщины, над чем-то безудержно хохотали мужчины, проводник, словно попугай, непрестанно кому-то громко отказывал в просьбе открыть туалет, ссылаясь на следование поезда по санитарной зоне; из динамика лились бойкие частушки, рассказывающие похабные истории, - все звуки то сливались в единый возбужденный шум, то снова распадались, и тогда можно было уловить обрывки фраз и даже различить отдельные слова.
Цыган достал из сумки колоду карт, принялся ее тасовать.
- Не желаете с нами поиграть? – обратился к попутчику.
- Спасибо, пока воздержусь, - с величавым видом степенно ответил тот, раскрывая журнал. Он старался не разговаривать с парнями, и если обстоятельства вынуждали его с ними общаться, предпочитал оставаться немногословным, холодно- вежливым.
Проиграв восемь раз подряд, Василий сердито бросил карты на стол.
- Надоело, - сказал огорченно и, запрокинув голову, загоготал своим диким смехом; оторвавшись от журнала, мужчина окатил его холодным взглядом, и вновь погрузился в чтение.
- Жрать охота, - тоскливо обронил Кирилл, покосился на боковые места, проглотил слюну: старушки с аппетитом обгладывали кости, цокали о стол вареными яйцами, от их стола расточался запах копченой колбасы и чеснока. Парни выложили на стол свой незатейливый провиант, принялись обедать. Попутчик от угощения отказался, часто переворачивал страницы журнала и изредка покачивал и покручивал головою; когда плюнул на большой и указательный пальцы, стало понятно: не интеллигент.
- Может коньячку? – предложил ему Артем, держа на весу бутылку «Белого аиста». Тот поколебался, но журнал отложил.
- С удовольствием, - сказал с натянутой улыбкой, отыскивая на столе свой стакан.

-  96  -
Познакомившись, они выпили и закусили. Вениамин охотно выпил с парнями еще несколько порций коньяка, он стал разговорчивее, хотя, впрочем, продолжал смотреть на собеседников со скрытым высокомерием.
- Какими ветрами к нам в Томилино задуло? – полюбопытствовал у него Кирилл, - на местного вы не очень-то похожи.
- Я москвич - коренной, - неторопливо, степенно сказал Вениамин, в его голосе прозвучала гордость. – А сюда в гости приезжал – к родственникам.
- Родственники, видать, хорошие, - Круглое лицо Цыгана расползлось в простодушной лукавой улыбке, - на гостинцы не поскупились.
- Это я товар прикупил, чтобы компенсировать дорожные расходы, затраты, - беспечно, с неохотою ответил Вениамин.
- Запчасти? – с теми же простодушием и лукавой улыбкой на лице допытывался Василий, - больше из наших краев нечего вести – Тольятти рядом.
- Да, захолустье, -уклончиво сказал Вениамин.
Они допили коньяк и, слегка захмелев, стали играть в карты, Кирилл в паре с Вениамином играли против Артема и Цыгана.
- Пиво, лимонад, мороженое, пирожное, шоколад, сигареты! – растягивая слова, громко повторял приближающийся мужской голос. Когда резанул слух, Цыган, слегка сморщившись, повернул на него голову и проходившего мимо работника ресторана схватил за подол белого халата, расхохотался.
- Четыре бутылочки пива пожалуйста, - сказал, смеясь.
И, смакуя пивом, они стали оживленнее шлепать картами о стол.
А между тем наплывали синие сумерки, вдали засверкали огни деревень, одиноких хуторов. Прогремел гром, сверкнула молния. Кирилл зевнул и полез на верхнюю полку, всем тоже сразу захотелось спать. Но заснуть не удавалось, удары грома раскатывались один за другим, зеленовато-белый свет молний зловещими сполохами бил по вагону, прогоняя с век томную блажь; не давали забыться сном и  приглушенное бормотание проводника, доносящийся из тамбура хохот курильщиков, звон посуды. Артем закрыл глаза, но, совсем некстати вспомнив Карину, сознавая туманность своих связанных с ней надежд, в очередной раз озадачился вопросом: какою же будет развязка? – и грусть навалилась на него. Однако нашел в себе сил отогнать непрошенное воспоминание и отодвинуть все думы, и когда пошел дождь, он плавно погрузился в бездонное забвенье.
Утром хмурые, неразговорчивые и с влажными глазами, они единодушно сошлись в желании опохмелиться, и направились в ресторан.
В ресторане тихо звучали шансонетки, он был пуст; только работник ресторана, грузный седовласый мужчина с выпуклой спинкой носа и густыми черными усами непринужденно нажимал пухлым пальцем на кнопки калькулятора и делал записи в тетради. Клиенты заказали пиво, и заняли столик.
Взаимоотношения Цыгана и Кирилла никогда не отличались стабильностью: они то питали друг к  другу самые теплые и нежные чувства, счастливо и широко улыбались друг другу, истерически смеялись, похлопывая друг друга по плечам, говорили комплименты, обнимались и разве что не целовались , то вдруг из-за всякого пустяка,  - порою даже из-за того, что кто-то на кого-то косо посмотрел, не должным тоном сказал, - хмурились, проникались друг к другу враждебным чувством, ненавистью, начинали гневно спорить, дерзить, и их размолвка переходила в ту стадию неприязни, когда ярые противники готовы вцепиться друг другу в глотку и вырвать с корнем из нее душу вместе с кадыком. И впервые за время  поездки над их отношениями сгустились тучи в ресторане.
- Уже полегче! – довольно воскликнул Кирилл, выпив первую бутылку пива.
После третьей бутылки он протяжно втянул ноздрями запах мяса.
- Жрать охота.

-  97  -
- Тебя вечно, как молодого  солдата, нехватка долбит, - полушутливым тоном сказал ему Цыган. – Твоей будущей жене нужно заранее плакать.
- Ты лучше одергивай себя, когда гогочешь без причины, и заруби себе на носу, что смех без причины - признак дурачины, - запальчиво произнес Кирилл, и покачал указательным пальцем возле носа Цыгана. – Дураку палец покажи – ржет.
- Да пошел ты, - обиженно отмахнулся тот. – На себя посмотри – дебил дебилом, умишка только и хватает жрать без меры.
Лицо Кирилла стало багровым, он сжал кулаки, с вызовом сказал: - Умным что ли себя считаешь?! или здоровым?!..
- Хватит вам лаяться из-за пустяка, - строгим голосом вмешался Артем. – То чуть ли не в дёсна целуетесь, то готовы друг другу пасть порвать.
- Да, действительно, ребята, ни к чему это, - мягко произнес Вениамин. – Давайте лучше пиво пить.
- Какой прок мочу ослиную пить, - буркнул Цыган, - ее можно цистерну выпить. Кто будет водку?
Водку пить пожелали все. Василий подозвал официанта, сделал заказ, и через полчаса на их столе появился графин с водкой, эскалопы под соусом с жареными баклажанами, тушеные почки с обжаренным картофелем, жареная рыба в тесте, яйца под майонезом, минеральная вода, булочки. Кирилл с жадностью посмотрел на заказ.
- Мы теперь отсюда не уйдем – выносить будут. Почему не смеешься, Васек?
Молча стерпев его ехидство, Цыган принялся наполнять рюмки водкой.
По две рюмки они выпили, не закусывая, запили водку минеральной водой; после третьей взяли в руки ножи и вилки. За непринужденной беседой ели неторопливо, периодически подливали в рюмки водку, курили. С аппетитом и безостановочно ел лишь Кирилл, лицо его раскраснелось, нос покрылся испариной, он вовсе не поддерживал разговор.
- Пореже мечи, - усмехнулся над ним Цыган, - тарелку проглотишь.
- Хороший аппетит – залог крепкого здоровья, - заметил Вениамин. Лицо его вдруг посветлело, взгляд сделался мечтательным. – Меня как-то раз человек один серьезный угощал –о-о-о!.. мы с ним три дня из ресторана не выходили, и дневали там и ночевали – ели и пили все, что душа пожелает, что только глаза захотят.
- Наверное у этого человека денег лом, - безразличным голосом предположил Цыган.
-Денег-то хватает, но угощал он меня не на свои – он пьет всегда за счет заведения. За исключением, разумеется, отдельным случаев. Для него почти во всех ресторанах Москвы двери открыты, всегда место забронировано, девочки бесплатные и так далее. От него зависит процветание многих ресторанов, баров, ночных клубов, казино… многое.
- Кто же этот всемогущий – может он и нас угостит? – криво усмехнулся Цыган и, громко отрыгнув, засмеялся.
- Угостит, угостит… по зубам! – взбешенный его бескультурьем, с внезапной злобой выпалил Вениамин, его потяжелевший взгляд уперся в Цыгана. – Этот крутой дядя – помощник депутата государственной думы, у него одних телохранителей пять человек, своя команда и прочее. – Углы его рта приопустились, нижняя губа надменно вытянулась. – Кстати, его бандиты будут на вокзале меня встречать.
- За что же он тебя так по-братски щедро угощал? – с сомнением в голосе не унимался Цыган.
- Я для него много чего сделал, - с гордостью заявил Вениамин.
- Если бы много чего сделал, не чалил бы, наверное, на своем горбу мешки с запчастями, не покрывал бы дорожные расходы – в этом не было бы необходимости,

-  98  -
помощник депутата пригрел бы тебя, пристроил бы на какое-нибудь теплое доходное местечко… Что-то здесь не вяжется, - Василий недоверчиво улыбнулся, Артем кашлянул в кулак, у Кирилла сузились глаза.
- Ребята, не с вашими неумытыми рожами в эти дела вникать, - брезгливо скосоротившись, раздраженно произнес Вениамин, обращаясь ко всем, - живете себе в провинции, спите спокойно – вот и живите. А то могут нарушить ваш покой – там мужики не промах. Стоит мне только словечко замолвить…
Усмотрев в этих словах явный вызов, Цыган резко наклонился вперед, сграбастал рубашку Вениамина, с силой рванул на себя, сквозь зубы процедил: - Если ты, пижон, еще слово вякнешь, не увидишь не только своих мужиков, но и мать родную.
- Конечно, вас трое – герои, - сказал Вениамин; в его голосе злость поубавилась, лицо чуть слиняло. – В Москву приедем – поговорим.
Решительное лицо Кирилла вдруг посветлело, он даже тонко улыбнулся.
- Хватит вам, парни, ссориться – вместе пьем, едим… - сказал мирным голосом;  судя по его выражению лица, в его голове вертелась хитрая задумка. – Пожмите друг другу руки, и забудем этот базар, - прибавил настойчиво после того, как Цыган, разжав пальцы, сел, налил себе водки и одним большим глотком выпил. Цыган посмотрел на него с негодованием, но, увидев многозначительное подмаргивание левого глаза товарища, нехотя протянул Вениамину руку. Кирилл налил всем водки и, дружески похлопав Вениамина и Василия по плечам, предложил выпить за укрепление между ними добрых отношений . Артем молча наблюдал за происходящим, и смутно догадывался о намерении Кирилла; его долго не покидало возбуждение, вызванное словами Вениамина, угроза которого оставила в  сердце малоприметную, но досадную горчинку.
А время неумолимо быстро бежало вперед. С тех пор, как они зашли в ресторан, прошло уже не менее четырех часов, трижды начинался и переставал идти дождь, выглядывало и снова пряталось за тучи солнце; позади поезда осталось бессчетное количество станций и полустанков. От денег, отложенных Артемом на непредвиденные дорожные расходы, в кармане его джинсов осталась только горсть мелких монет. Убежденный в том, он вышел из-за стола и, слегка покачиваясь, направился в туалет с тем, чтобы из потайного кармана, пришитого к внутренней стороне трусов, достать несколько купюр. Однако, зайдя в туалет и посмотрев на себя в зеркало мутным пространным взглядом, передумал, решив, что довольно сорить деньгами. Освежив лицо прохладной водой, вытер платком, вернулся в ресторан. На его месте к тому времени сидели две нелицеприятные девушки лет семнадцати; когда он подошел к столу, одну из них бесцеремонно, впрочем,  не встретив никакого сопротивления, подхватил на руки и усадил к себе на колени Цыган, другую - Кирилл.
- Ну вот, стоило мне отойти на минутку – девчонки тут как тут, стоило вернуться – всех красавиц расхватали, - с шутливым негодованием произнес он, опускаясь на свое место.
- В нашем вагоне куда не ступи – на девчонку наступишь, - простодушно-задорно успокоила его рыжеволосая и конопатая Марина, - мы всей командой едем с соревнований по волейболу. Можем позвать подруг.
- Как выступили? Наверное победили – очень уж веселые?
- Проиграли.
- Мы почти всегда проигрываем – привыкли не отчаиваться, - влилась в разговор упитанная с изъеденной оспой лицом и достающей до талии пышной черной косой Ирина. – Ну что, девчонок позвать?
- Что вы, спасибо, не стоит беспокоиться – мне и вашего общества достаточно, - растянув губы в улыбку, торопливо и с деланным изумлением заботой девушек воскликнул

-  99  -
Артем, вкладывая в эти слова свой, одному ему понятный смысл;  вопросительно посмотрел на Вениамина.
- Мне тоже достаточно, - промолвил тот, видимо, не от сердца, поскольку со скрытым вожделением взгляд его глаз, скользящий по девушкам говорил о том,  что он с удовольствием полюбезничал бы с юным созданием, потискал бы на своих коленях молодое упругое тело. Тем не менее, глядя с затаенной насмешкой пустым взглядом на то, как Цыган с Кириллом поглаживают колени и, закатывая глаза, целуют шеи девушек, искусно им подыгрывающих, и то и дело внутренне содрогаясь от отвращения при виде этой картины, Артем бессознательно все больше проникался к Вениамину симпатией, так, впрочем, и не поняв, какое именно соображение удержало того от искушения, что заставило покривить душой. Но очень скоро положительные эмоции на его счет в нем разрушились в своем основании, не успев и затвердеть. Спиртное на глазах развязывало Вениамина, придавало ему уверенности в себе, пробуждало в нем гордость, и вскоре он, очевидно, перевоплотился в того самого помощника депутата, о щедрости которого не так  давно, смакуя приятную для себя тему, не без некоторой рисовки повествовал. И. видимо, задетый тем обстоятельством, что угощает шаловливо настроенных девушек шампанским и кладёт в их улыбающиеся рты кусочки шоколада кто-то, но только не он, он почувствовал себя обделенным и потому приниженным, его глаза стали излучать какую-то буйную собственническую страсть. Он обольстительно улыбнулся девушкам,  легонько похлопал их по коленям, сказал в их адрес комплимент, и когда те, докурив сигареты и потушив окурки прямо о тарелки с недоеденным кушаньем, кокетливо оперлись локтями на стол и ответили ему игривыми многообещающими улыбками, любезно сказал: - Позвольте, красавицы, теперь мне вас угостить – по-джентельменски. – Не дожидаясь ответа, поднял вверх руку и щелкнул пальцами, громко потребовал:
- Официант!
На его зов обернулись все присутствующие, занимавшие к этому времени все до последнего столика. Когда официант явился на зов, Вениамин с важным видом повелительным тоном ему сказал: - Принесите коробку шампанского и все, что пожелают эти две куколки.
- Браво! – в один голос воскликнули  девушки и захлопали в ладоши, принялись изучать меню , шаловливо выхватывая его друг у друга из рук. Кирилл взглянул на Вениамина с грустно-насмешливой улыбкой, ткнул под столом  ногой  ногу Цыгана, после чего значительно посмотрел на Артема, и встал.
- Пойду в туалет схожу, - сказал тихо непринужденным голосом. Поняв его намек, Артем с Цыганом осторожно переглянулись. И спустя несколько минут после ухода товарища якобы в туалет Артем вытряхнул из пачки сигарету, и так же, как и Кирилл, непринужденным тоном тихо, точно самому себе, сказал: - Пойду покурю в тамбур – здесь уже накурено, хоть топор вешай.
Кирилл ждал товарищей в тамбуре. Едва Артем вышел, он метнулся к нему, однако сказать что-либо не успел, посмотрел поверх его плеча.
- Что ты им сказал? – бросил выросшему позади Артема Цыгану.
- Сказал, плохо себя чувствую – хочу в тамбуре дверь открыть да свежим воздухом подышать, - гыгыкая, сказал тот.
- Что этот клоун, Веня, делает? – приниженным голосом полюбопытствовал Кирилл; не дожидаясь ответа, осторожно зашел в вагон-ресторан, взглянул внутрь и, оставшись незамеченным ни Вениамином, ни Мариной с Ириной, вернулся в тамбур, сам ответил на свой вопрос: - Вцепился в уши этим Клавам, ха-ха-ха… . – Поразмыслив, серьезно произнес: - Как вам этот фраерок дешевенький?
Тон, каким он это спросил, не оставлял сомнений в том, что у него на уме. Артем ничего не ответил ему, замер в напряженном ожидании, лицо Цыгана сморщилось в

-  100  -
гримасу легкого отвращения. Вероятно, сознавая не только отсутствие шансов склонить Артема к соучастию в преступном акте, но и допуская, что своей реакцией на подстрекательство Артем может и вовсе сорвать дело, задев в Цыгане струну если не благородства, то по крайней мере здорового страха, Кирилл решил загипнотизировать сначала Артема, и  исполненный многоцветной страсти взгляд его карих глаз уперся в лицо Артема.
- Давай щипнем этого вахлака, Вениамина.
- Послушай, - с жаром произнес тот, - мы едем в Москву по конкретному делу, и в наших планах изначально не значилось кого-то щипать по дороге. И потом,  мое отношение к подобным предприятиям ты знаешь. Да и не сделал нам ничего плохого, на мой взгляд, этот Вениамин. А что словами он разбрасывается в нетрезвом состоянии, так это еще не повод для принятия жестких мер по отношению к нему, для поиска приключений на свои головы.
- Я и не ожидал услышать от тебя ничего другого, - беззлобно и даже как-то обессиленно промолвил Кирилл, точно и в самом деле заведомо знал, каким будет его ответ; он перевел свой несколько потухший взор на Цыгана, и стал  домогаться до него: - Ну а ты, Васек, что скажешь?
- Не знаю, что и сказать, - раздумывая сказал тот. – Если бы заблаговременно подготовиться к операции, все до мелочей продумать, просчитать, а так…
- А так!.. – сердито передразнил его Кирилл; швырнув на пол окурок, со злостью затоптал его. – Запомни, что лучше всего дело выгорает тогда, когда действуешь экспромтом.
- А если нас потом найдут и … - испуганным полушепотом сказал Цыган,  и быстро чиркнул большим пальцем по своей шее.
- Да кто тебя, дурака, будет искать, кому ты нужен… - сказал Кирилл, сморщившись, будто от зубной боли.
- Сам ты дурак! – загорячился Цыган.
- Кто тебя, дурака, будет искать, кому ты нужен… - не обращая внимания на его протест и ударяя на слово «дурака», тверже повторил Кирилл. – Депутаты, бандиты, «иногда в казино по штуке баксов проигрываю»… Кого ты слушаешь!.. Чесать языком – это ведь не в поле пахать. Осел он первой гильдии – вот он кто! Надо забрать у него мешочки с товаром – будет в следующий раз умнее и скромнее. А то сидит рисуется, пальцы веером…
- Как забрать? – вытаращил на него глаза Цыган, - а если он разорется на весь вагон..?
- Все бы тебе, дубине, забирать, чтоб до крика доходило, - удрученно качнул головою Кирилл.
- Сам ты дубина! – снова загорячился Цыган.
- Тебе уж, дубине, пора знать, что голова нам дана природой для того, чтобы ею думать, а не шапку носить, - снова не обратив внимания на его протест и налегая теперь на слово «дубине», сердито сказал Кирилл; убедившись в том, что Цыган почел за разумное теперь промолчать на его оскорбление, хоть и смотрит на него сычом, он мягче продолжил: - Сделаем все в лучшем виде. Можно даже из игры в карты извлечь выгоду. Артем, ты хоть в карты-то с нами поиграешь – без участия в нашей операции?
- Запросто, - бесцветным голосом сказал Артем, лелея надежду на то, что комбинация, предлагаемая Кириллом, Цыгану не понравится и он откажется от участия в авантюре.
- Спасибо на этом, - холодно буркнул Кирилл и, опять устремив взгляд на Цыгана, продолжил: - По приходу из ресторана сядем играть в карты: ты будешь играть, как и


-  101  -
вчера, в паре с Артемом, а я с этим олухом, Вениамином. Минут за тридцать до предпоследней станции… - он прервался: быстро зашел в соседний вагон и подошел к служебному купе проводников, на двери которого висело расписание движения поезда; взглянув на расписание, вернулся к товарищам, воззрился в Цыгана.
- Минут за тридцать до предпоследней станции я сильно потру нос и скажу: «нос чешется – опять к пьянке!..». Следующую после этих слов партию ты, Васек, - не забудь! – предложишь играть на интерес: кто проигрывает, тот идет в ресторан за пивом. Поскольку я буду вам с Артемом осторожно подыгрывать, то, естественно, проиграем мы с Вениамином, а значит и в ресторан за пивом придется идти нам. Как мы с ним уйдем, ты все его мешки и наши вещи вытащишь в тамбур, а как поезд остановится, спустишь на перрон. А уж я как- нибудь постараюсь подольше задержать в ресторане этого Веню, а затем, как поезд уже тронется, отделаюсь от него и спрыгну на перрон. До Москвы доедем на такси – там будет рукою подать.
- А если Вениамин не захочет играть в карты или не согласится играть на интерес? – забеспокоился Цыган.
- Что ж, тогда мы приедем в Москву налегке, - подумав, со вздохом сказал Кирилл, разводя руками, - но ничего не потеряем. Ну, что скажешь?
Артему было досадно от того, что Кирилл вновь пошел на поводу у злой искусительной силы, но когда Цыган, поколебавшись, пошел на компромисс со своей совестью, ему стало еще досаднее.
- Прекрасно, - радуясь завороженности Цыгана, сказал Кирилл. – Который час?
Цыган приподнял рукав своего джинсового пиджака, обнажив широкое лохматое запястье с массивными круглыми часами.
- Без пяти три.
- До Москвы осталось три часа, - вдумчиво сказал Кирилл, - времени у нас в обрез. Предпоследняя станция, Куровское, будет через полтора часа – поезд будет стоять на ней семь минут… Пойдемте-ка по одному в ресторан, и попытаемся этого осла как можно быстрее заманить в свой вагон.
И они вошли в ресторан.
Вениамин был настолько увлечен рассказом Марины о Ясной поляне Толстого, которую она не так давно посетила будучи на экскурсии, что, казалось, не обратил внимания на приход парней. Однако с их появлением в нем произошла какая-то перемена, из несколько запуганного и приниженного он превратился в холодно- настороженного и, как и до инцидента с  Цыганом, надменного. Будто не замечая пришедших, он внимательно слушал Марину, изредка кивая ей головою и курил сигарету, жмурясь от едкого дыма.
- Я думал, вы тут шампанским уже обливаетесь, - язвительно хихикнул Кирилл.
- Девушки не пожелали, - беспечным тоном пояснил Вениамин, - бутылку вот распили…
- Нам достаточно, - улыбнулась Марина, обнажив крупные зубы вместе с деснами, - тренер может заметить, что мы пьяны.
- Да и нам достаточно, - сказал Кирилл, сухая твердая нотка прозвучала в его голосе, - нужно отрезветь, отдохнуть – скоро приедем… Ну что, парни, пойдемте к себе в вагон – пора потихонечку собираться.
- Не гони лошадей – успеем, - развязно бросил ему Вениамин, - я обещал девчонкам анекдот рассказать.
Тщательно фильтруя выражения, он рассказал несколько неприличных затасканных анекдотов на тему любви и, смутившись оттого, что никто не засмеялся не над одним из них, неловко улыбнулся слушательницам и поднялся.
Попрощавшись с девушками, они вышли из ресторана. Поезд шел быстро, вагоны качало так, что они перекатывались с боку на бок. Кое-как удерживаясь на ногах и держась

-  102  -
за поручни, мужчины добрались до своего вагона и с облегчением плюхнулись на свои места; старушек, занимавших боковые места несколько часов тому назад, в вагоне не было, они уже вышли. Минут пять поглазев в окно и взглянув на часы, Цыган, зевая, предложил поиграть в карты. Вопросительно посмотрев на Вениамина и не уловив на его лице тени возражения, Кирилл с деланным равнодушием утвердительно кивнул Цыгану. Тот сразу же взял со стола колоду карт и принялся ее неторопливо и тщательно тасовать.
Чем меньше времени оставалось до начала приведения Цыганом и Кириллом своего злого умысла в исполнение, тем волнение все сильнее и сильнее охватывало Артема. Не в силах сосредоточиться на игре, он неподвижным взглядом смотрел то мимо Кирилла в освещенное ярким вечернем солнцем окно на будто катившиеся назад леса, поля, небольшие селения, то на свои карты с расплывающимися в его глазах рисунками, и везде видел то сидящим себя на нарах в тюремной сырой и холодной камере с тусклым освещением, рыхлыми стенами и застойным прогорклым воздухом, режущим глаза, то перед его взором вдруг возникал прыгающий с поезда на ходу Вениамин, истерически кричащий на всю привокзальную площадь: «держи воров, хватай – вон они!..», то внезапно представлял, как он вместе с Кириллом и Цыганом, падая и спотыкаясь, убегает в центре столицы от стремительной погони разъяренных здоровенных и коротко остриженных бандитов с низкими лбами, тяжелыми подбородками, бычьими шеями, горящими глазами и бугристыми руками, придерживающими под макинтошами короткие автоматы и наручники. Когда подходила его очередь делать ход, он долго раздумывал, прежде чем вытащить из веера карту и бросить ее на стол, и в мыслях неистово ругал себя: «Идиот – связался с дураками!..». И, увидев, что Кирилл энергически трет свой нос, он внутренне весь напрягся, будто Кирилл потер рукою не по своему орлиному носу, а по его раздосадованному сердцу.
- Нос чешется – опять к пьянке! – потерев нос, сказал Кирилл и устремил на Цыгана пронизывающий значительный взгляд; лицо Кирилла было исполнено безмятежного спокойствия, и лишь его огненный цвет говорил, что у него творится на душе.
- Пить только нечего, хе-хе… - обронил Вениамин, точно составлял ему в его замысле нужную партию.
- Давайте следующий кон сыграем на интерес: кто проиграет, тот идет в ресторан за пивом, - с задором произнес Цыган; у него мелко и быстро дергалось веко, и ему, несомненно, стоило усилий выглядеть уверенным и бодрым.
Возражений на его предложение ни от кого не последовало. И пятью минутами позже, чего и следовало ожидать, Кирилл с Вениамином были разгромлены. Положив на стол оставшиеся у него карты, Кирилл с оттенком лукавства во взоре запротестовал, обращаясь к Цыгану и Артему: - Мы хотим отыграться.
- Сначала пиво принесите, а уж потом будете отыгрываться, - живо возразил ему Цыган и раскатисто рассмеялся. С плутовским видом глядя на поднявшихся со своих мест Кирилла и Вениамина, весело прибавил: - И чтоб пиво было свежим, светлым и самым дорогим. Едва спины ушедших за пивом исчезли из виду, он встрепенулся, быстро сложил постельные принадлежности Кирилла,  Артема и свои в одну стопку и сдал их проводнику, небольшого роста щуплому мужчине с черными усиками и мутными глазами, не протрезвевшему со вчерашнего дня, после чего со скрытым волнением принялся решительно извлекать мешки Вениамина из-под нижней полки и носить их в тамбур.
- Возьми хоть наши сумки, - возбужденно-молящим голом бросил Артему, вытащив наружу последний мешок.
Артем с тяжелым сердцем выполнил его просьбу, вышел за ним в тамбур. Сознавая свою полнейшую непричастность к совершаемому Кириллом и Цыганом деликту, он тем не менее чрезвычайно нервничал. Что будет, было причиной его тревоги, если Кирилл с Вениамином вернутся вдруг из ресторана до остановки поезда? По его мнению, увидев, что

-  103  -
постельные комплекты попутчиков сданы и вещей их нет, Вениамин, согласно закону логики, сразу заподозрит что-нибудь для себя неприемлемое, машинально заглянет под свою полку и, обнаружив пропажу мешков, поднимет вопль, начнет шуметь, бранить проводника, вызовет милицию… Мысли Артема бежали, как горный ручей и обгоняли ход поезда, лоб был влажным, его лихорадило. Василий, по всей видимости, думал о том же; лицо его было бледным, а веко правого глаза, казалось, дергалось еще быстрее и отчетливее.
- Сейчас они придут из ресторана, а нас нет… - испуганно прошептал он, - этот Веня
заглянет под свою полку, а у мешков ноги выросли. Нам останется только ломиться с поезда прямо на ходу…
А время, как назло, тянулось мучительно долго, каждая пройденная минута казалась часом.
Наконец поезд начал сбавлять скорость, его колеса реже и тверже застучали на стыке рельсов, перестал  свистеть ветер. И вскоре мелькнули ремонтники железнодорожных путей в красных касках и оранжевых жилетах, показались цепи товарных и пассажирских вагонов, мост через пути, платформа с небольшим зданием вокзала. Цыган тотчас бросился к окну, вытянул шею, начал обеспокоено всматриваться в прилегающую к вокзалу территорию. Не увидев в окрестностях вокзала ни единой души, облегченно прислонился к стенке спиною и, запрокинув голову, громко вздохнул.
Когда поезд остановился, он попросил спустившегося на  перрон Артема принять у него мешки.
- Делать мне больше нечего, - пренебрежительно сказал Артем; тем не менее начав принимать мешки, с сердитой досадой произнес: - Не хватало мне еще из-за вас, дураков, уехать лет на пять на Колыму.
- Сам ты дурак! – безобидно огрызнулся Цыган. Подав Артему последний мешок, он спрыгнул на перрон, но, тут же о чем-то спохватившись, снова взялся за поручень, намериваясь взобраться в вагон.
- Сумку этого Вениамина забыл взять – там должен быть его бумажник.
- Не жадничай, Вася, - крепко схватив его за рукав пиджака, каким-то не своим измученно-твердым голосом вскрикнул Артем, чуть не взвыв от негодования, - последнее даже вор не берет.
- Если бы воры не брали последнее, то и воров бы не существовало, - все же оставшись на перроне, весело парировал Цыган и загоготал.
Они поставили мешки к невысокому выбеленному забору, стали ждать Кирилла. Моросил холодный дождь, но они его будто не замечали, все их внимание было сосредоточено на восемнадцати вагонах поезда, с которого они только что ретировались, их напряженные взгляды безостановочно скользили от головы поезда к его хвосту и от хвоста к голове. Однако высмотреть Кирилла им не посчастливилось.
- Где ж этот Кирилл придурошный… - нервическим  злобно-горьким тоном промолвил Цыган. – Чтоб время не терять, пойду такси поймаю, а то нас повяжут тут, как пучок редиски, - прибавил быстро возбужденным голосом, и тут же растворился за кустами шиповника. Не успев опомниться, Артем посмотрел ему вслед ошеломленным взглядом и, с опаской покосившись на краденые мешки, отошел от них на несколько шагов, точно впервые их и видел.
Наконец до него эхом долетело сообщение диспетчера вокзала об отправлении поезда. Паровоз тут же протяжно загудел, и состав, громыхнув вагонами , сдвинулся с места, медленно покатился, начал набирать скорость, однако в дверях ни одного из вагонов Кирилл не появился. Артем выругался непристойной репликой, сунул в рот сигарету, но она сразу намокла от дождя, и он со злостью швырнул ее в кусты. Впрочем он тут же успокоился, снова воззрившись в уносящийся поезд и увидев, что дверь одного из вагонов

-  104  -
открылась и над перроном тотчас нависла упитанная фигура Кирилла. С мгновение поколебавшись и собравшись с духом, Кирилл спрыгнул с поезда на перрон, метров восемь по инерции пробежал , и, увидав Артема, направился к нему, перейдя на шаг и захлебываясь от смеха.
- Кино! – подойдя к товарищу ближе, сказал, смеясь. – Если снять о нас фильм, он будет самым кассовым. – Остановившись, перевел дух. – Я стал дверь в тамбуре открывать, а он глаза на меня вытаращил: «Ты куда – поезд ведь уже тронулся..?», - а я ему в растерянности: «Туалет занят, а мне невтерпеж», и спрыгнул с поезда. У этого Вениамина
глаза были ха-ха-ха… как фары у  тепловоза.
В это время из зарослей шиповника вынырнул Василий.
- Наконец-то! Мы уж думали, тебе ласты завернули… - сказал радостно, увидев Кирилла. – Ну, хватайте мешки и пошлите быстрее к такси.
Недолгим взглядом проводив поезд, последний вагон которого был теперь не больше спичечного коробка, они подхватили мешки и сумки, понесли к старенькой желтой «Волге» с пятнами ржавчины на крыльях и небольшой вмятиной на крыше. Владелец ее, энергичный седовласый мужчина, накрыл пледом задний диван , разместил на нем мешки, непоместившиеся в багажник.
- Ну что, по коням? – сказал бодро.
Поскольку Василий был самым высоким и плотным, то сел спереди; Кирилл с Артемом сели сзади на мешки, им пришлось пригнуть головы, их колени касались подбородков. Мотор «Волги» взревел, и она, плавно покачиваясь, выехала с обочины на дорогу.
- У меня в машине не курят, - мягко предупредил сунувшего в рот сигарету Цыгана водитель.
- А греются хоть? – сумрачно промолвил тот, ежась.
- Замерзли? – улыбнулся водитель, включил печку.
- Промокли немного.
Дождь перестал, ветер смел с неба тучи, выглянуло солнце. На протяжении пятидесяти  километров Цыган дремал, а Кирилл с Артемом, ерзая на жестких мешках, молча смотрели в окно на обступающие деревья, убранные в багрянец и золото. Изредка дорожный знак предупреждал о приближении к пункту ГАИ, и тогда водитель сбавлял скорость, а сердца Кирилла и Артема замирали. К их счастью, инспекторы всякий раз либо оказывались внутри пункта, либо находились на обочине и, сбившись в кучу, с заведенными за спину автоматами беспечно болтали и грызли семечки. Чем меньше километров оставалось до Москвы, тем чаще и чаще встречались подобные посты. Минуя один из них, парням пришлось пережить поистине большой страх: круглолицый рослый инспектор с натянутой на глаза фуражкой и широко расставленными ногами, пренебрежительно взглянув на «Волгу», лениво поднес к губам свисток, подумал и слегка повел жезлом, но неожиданно отвел взгляд, дунул в свисток и указал жезлом на обочину водителю автомобиля, следовавшего за «Волгой». Артем с облегчением выдохнул. Кирилл с бледным видом обернулся назад, подрагивающим голосом сказал: «Камаз» остановил. – Увидав, что Цыган, проснувшись , ерзает на сиденье и трет глаза, серьезно произнес, заговорщески подмигнул Артему: - Проспал ты, Вася, все царство небесное – сейчас вдоль дороги девка нагишом плелась, - видимо, решив, что одного знака другу глазом слишком недостаточно, он ткнул Артема локтем в бок, - пьяная вдрыск. А на спине цена: сто рублей.
- Так я тебе и поверил, - пробормотал Цыган.
- Ну а в то, что гаишники раз десять хотели нас остановить, но в последний момент передумывали, - поверишь? Просто чудо какое-то!
Цыган с недоверчивостью посмотрел на Кирилла, на мгновение задумался; выдернув несколько длинных смоляных волос с переносицы, обратился к водителю: -

-  105  -
Сколько километров осталось до Москвы?
- Двадцать, - ответил тот.
- Значит тут ходят московские рейсовые автобусы?
- Да, конечно, - кивнул водитель, - вон остановка.
- Остановите пожалуйста возле нее, - попросил Цыган, и обернулся к приятелям. –Целесообразнее всего нам будет осесть здесь где- нибудь, в пригороде. Отсюда будем на автобусе ездить в город. Дело в том, что в Москве цены на жилье астрономические, да и менты одолеют – будут на каждом шагу штрафовать нас за пребывание в Москве без местной прописки и регистрации.
- Остановиться в пригороде – самый для вас оптимальный вариант, - поддержал его водитель. – Кстати, сейчас будет поворот направо, там через километр есть деревня Щукино – небольшая и находится в красивом месте.
- Едем в Щукино, - решительно сказал ему Цыган, не дожидаясь, что скажут на это приятели, - может, там хату снимем.
Водитель включил скорость.
Деревня Щукино насчитывала не более трех десятков домов, и пролегала вдоль широкой асфальтированной дороги; десятка полтора домов тянулось с одного ее края и примерно столько же с другого; с двух тыльных сторон деревню обнимал густой лес. Судя по всему, в этой местности дождя не было, дорога и земля были сухими; вовсю светило солнце, в воздухе остро пахло хвоей и разогретой смолой.
Увидев колодец, единственное, по-видимому, в этой деревушке место, на котором можно было вероятнее всего встретить живую душу, водитель подъехал к нему и выключил двигатель. Парни тотчас вышли из машины, закурили, но сразу же затушили сигареты, вдохнули в себя воздух.
- Истинный рай! – блаженно протянул Артем, не выпуская воздух из легких.
- Рай – то раем, - озабоченно сказал Кирилл, - но как бы нам сегодня не пришлось ночевать в этом раю под открытым небом.
- До ночи еще далеко – успеем шалаш смастерить, - успокоил его Цыган, и с рыком загоготал, ударил в ладоши; его звериный рык встревожил собак, вся округа наполнилась разноголосым лаем, а  бойкий хлопок в ладоши, словно выстрел охотника, взвил с деревьев к небу перепуганных воробьев.
- Все б тебе только смеяться, - неодобрительно покачал головою Кирилл, и принялся ощупывать взглядом каждый домик; взгляды его товарищей также разбрелись по сторонам, однако в видимых ими деревянных и кирпичных избах, ровных выкрашенных деревянных и металлических заборах, заасфальтированных двориках, змеящихся по огородам узких каменных дорожках, аккуратно сложенных поленницах дров, ухоженных газонах и выбеленных стволах деревьев решения к их щепетильному вопросу о ночлеге, увы, не отыскивалось; лишь бесподобность тихой деревенской жизни радовала глаз, и беспричинная радость заполняла сердце.
Слабую надежду в них вселил маленький слегка сгорбленный старец с узкими щелками глаз в венчике бесцветных ресниц. Одетый в телогрейку на голое тело, подвернутые шаровары и калоши на босые ноги, он уверенно семенил к колодцу с двумя никелированными ведрами в руках. Когда подошел ближе, Цыган обратился к нему с волнующим его и его товарищей вопросом. Дед призадумался, поцарапал затылок, кашлянул в кулак, посмотрел поверх домов.
- Егоровы не сдают. Ивкины не сдают, баба Настя… Попробуйте обратиться к бабе Насте Тришкиной. Она бывало пущала на постой людей – могет и вас пустит. Сама она живет в одной половине дома, вторая половина последнее время пустовала. Домишко не ахти, но все лучше, чем на улице.
- Который ее дом? – оживился Цыган.

-  106  -
- Вон тот желтый.
 Поблагодарив деда и попросив водителя «Волги» подождать, парни поспешили к низкой хибарке, выкрашенной в желтый цвет. За забором справа от дорожки, ведущей к дому, сидел облезший пес и грыз кость; увидев их, оставил свое занятие, поднял уши, еле слышно зарычал. Парни застыли в нерешительности.
- Он на веревке, - заверил Цыган, и взялся за калитку рукой; Артем с Кириллом заглянули во двор и, убедившись, что собака на привязи, шагнули за ним; пес тотчас бросился на незнакомцев, захлебываясь от визгливого лая и удушая себя кожаным ошейником. В эту минуту скрипнула дверь, и на пороге дома появилась невысокая щупленькая старушонка с бледным морщинистым лицом и длинными костлявыми руками; недобро посмотрела на собаку, строго прикрикнула скрипучим голосом: - Валет, а ну замолчь!
Собака лаять перестала, завиляла хвостом, но по-прежнему рычала, тяжело дышала, высунув розовый язык, и была напряжена. Старуха вырвала из земли воткнутую лопату, погрозила ею собаке. Собака обиженно взвизгнула, и легла на землю, положив голову на передние лапы. Баба Настя воткнул лопату на прежнее место, вопросительно посмотрела на парней. Цыган вежливо спросил ее, не сдает ли она комнату на ночлег. Та призадумалась, подняла кверху длинный черный фартук, вытерла им лицо.
- Вам на сколько?
Парни переглянулись.
- От силы на неделю, - выпалил Цыган.
- Вы чай не буйные? – с сомнением в голосе произнесла старуха, внимательно вглядываясь в каждого из парней, - с виду-то не пьющие. А то я давече пускала однех парней – ой! – горе было с ними одно, с нечистыми.
- Мы даже крепкий чай не пьем – спортсмены: боксеры, - не моргнув глазом, живо заверил ее Цыган; Артем смотрел на него с бесцветным участием, и все еще чувствовал во рту привкус водки и пива, в голове у него непрерывно звенело, в животе урчало от голода.
- Только, чтоб девок не водили, - возвысила голос баба Настя, нахмурив брови; ее тон явственно предупреждал, что ее условие – закон.
- Даже в мыслях наших этого не будет, - спешно воскликнул Цыган. Старушка молча повернулась, зашла в дом, и через минуту вышла с ключом в руке.
- Айдате за мной, -сказала тихо, и направилась на задний двор.
Обратная сторона дома походила скорее на пристройку, и тоже была выкрашена в желтый цвет, но краска на ней уже заметно выцвела, а местами пооблупилась. Баба Настя открыла ключом дверь, толкнула ее внутрь, пропустила парней вперед. Переступив порог, те оказались в крохотных темных сенях с низким потолком. Когда хозяйка включила свет, они увидели в углу единственный стул; в противоположном углу висел пластиковый умывальник, под которым на табурете стоял таз, а под табуретом два небольших ведра.
- Здесь будете обуваться и умываться, - сказала старушка. Она сказала еще несколько наставительных фраз по поводу повседневного быта, толкнула другую дверь, и парни зашли в просторную светлую комнату, единственную в этой половине дома. Потолок здесь был много выше, нежели в сенях, а два окна с видом на лес приметно превышали по размерам окна, находящиеся в той половине дома, где жила хозяйка. В  комнате было очень уютно и безукоризненно чисто, нигде не наблюдалось ни паутинки, ни соринки. Стены оклеены недорогими светлыми обоями с изображением маленьких голубых васильков; деревянный пол, выкрашенный в желтый цвет, застилал войлочный зеленый палас. Всю нехитрую мебель комнаты составляли три железные кровати, явно античных времен шифоньер, хлипкий круглый стол у окна и три некрашеных массивных табурета из дуба. Оживляли и украшали комнату несколько небольших простеньких репродукций, висевших на стенах. На широком подоконнике в большом глиняном горшке

-  107  -
торчал, видимо, недавно политый, с каплями воды на колючках грушеобразный кактус.
- Ну как? – тонко улыбнулась хозяйка.
- Спрашиваете! – восхищенно воскликнул Василий.
- Лучше не бывает! – добавил Артем.
- О таком жилище можно только мечтать! – искренне сказал Кирилл, - отличная комната, прекрасный воздух, чудный лес, райская тишина и, главное, превосходная хозяйка.
Расплатившись с водителем «Волги», парни перенесли свои сумки и мешки с краденым товаром в свое временное жилище; на одном из табуретов уже лежали три комплекта белоснежного постельного белья. Стоя на цыпочках, хозяйка прибавляла громкость радио, висевшего на стене над одной из кроватей. Парни безотлагательно внесли ей предоплату за свое недельное проживание в комнате, и когда она, предложив им чай, ушла его готовить, высыпали содержимое мешков на пол.
- Моторные сальники для «Волг», «Газелей», «Жигулей» и «Москвичей», - воззрившись внимательно-алчным взглядом в товар, сказал Цыган, издал радостный звук, - да тут их как раз на новую «девятку»!. – Словно опомнившись, уставился на Кирилла: - А  чего ты так долго в поезде торчал – не мог от этого Вениамина побыстрее отвалить?
- Не мог отвалить, - протяжно передразнил его Кирилл, - шустрый тоже мне нашелся… Я время тянул, ждал, пока поезд тронется – кофе его угостил, пивком, сигареткой, снова кофе…
- Но ты все равно молодец – просчитал всю операцию до мелочей, до нюансов! – шаря жадным скользящим взглядом по сальникам, как бы между прочим льстиво сказал Цыган, подарив этот комплимент другу, видимо, больше в порыве радости от сознания обладания столь приятной добычей, чем из искреннего восхищения им, и хлопнул его по плечу.
- Да чего там, - скромно промолвил Кирилл, едва устояв на ногах от его неожиданного увесистого хлопка, к которому тот, впрочем, не приложил ровно никаких хоть сколько-нибудь значительных усилий; и тут же, чувствуя, что тот кривит душою, с задором настроился на его лад: - Да и ты молодец – решительно действовал, ни у кого из пассажиров даже не вызвал подозрения на то, что у них на глазах воруешь. – Он тоже хлопнул товарища по плечу. Их косые лукавые взгляды встретились, и они оба, одновременно почувствовали себя уличенными в лицемерии, захохотали, ударили друг друга по плечам, упали на горы сальников, начали кататься по ним, содрогаясь от смеха, держась руками за животы и дергая в воздухе ногами.
Когда эта веселая истерика с ними прекратилась, они снова заполнили мешки товаром. Едва убрали их подальше от посторонних глаз, под кровати, явилась баба Настя, она принесла заварочный чайник, накрытый бесформенной овечьей ушанкой, чайник с кипятком и другую необходимую столовую утварь. Поблагодарив ее, парни достали из своих сумок оставшиеся сосиски, две банки консервов, и сели пить чай.
После легкой трапезы решили совершить прогулку. Заперев дом на ключ и поставив перед собакой, теперь вовсе не рычавшей и даже смотревшей на них несколько приветливо, банки с недоеденными консервами, вышли за калитку. Обогнув по узкой извилистой тропинки рой чьих-то недостроенных кирпичных построек, вошли в густой смешанный лес из зубчатых кленов, гладких буков, стройных берез, могучих дубов, серебристых тополей, изящных елей и грациозных пушистых сосен; вся земля в нем была помечена крестиками птичьих следов, а воздух пропитан душистой сыростью, наполнен птичьим гамом и свистом, где-то приглушенно стучал дятел, вдали кричала кукушка. Медленно идя по примятой выгоревшей траве и изредка натыкаясь на черные пятна костров и огнищ, оставленных отдыхающими, они вышли на небольшую поляну с пожухлою травой; остановились, закурили.- Сейчас бы в баньку, - мечтательно протянул Цыган.

-  108  -
- Завтра попарим косточки, - бодро отозвался Кирилл, - но сначала сальники продадим.
Одновременно все подняли головы, умиленно посмотрели на голубое небо. Над ними тихо шумел лес, качались ветви деревьев, косо падали желтые листья. Но вдруг подул ветер, пригнул к земле траву, зашелестела обеспокоенно листва , по небу поползли темные облака, громыхнул отдаленный гром.
- Прогулялись… - иронично усмехнулся Кирилл, глядя вверх.
- Дождя не будет – ветер тучи разгонит, - заверил его Цыган. Словно в подтверждение его слов на его плечо упал золотой луч солнца. Но тут же снова прогрохотал гром, и уже ближе, мощнее.
- Не будет, - передразнил Цыгана Кирилл, не без укора взглянул на него, - главный метеоролог тоже мне.
- Пока не поздно, нужно поскорее уносить отсюда ноги, - сказал Артем.
- Не суетитесь – дождя не будет, - тверже заверил их Василий.
А между тем гроза приближалась. Черное небо уже нависло над их головами, ветер внезапно утих, и лес на мгновение замер.
- Я же говорил… - удовлетворительно произнес Цыган, но тут же осекся. Хлынул дождь. Крупные капли с силой расшибались о землю. Парни укрылись под густыми ветвями мощного раскидистого дуба, но и тут дождь доставал их.
- Побежали домой, - возбужденно сказал Кирилл.
- Он сейчас кончится, - в очередной раз заверил его Цыган, - сейчас все выльет.
Однако дождь не переставал, и их одежды быстро промокали, по лицам ползла холодная влака.
- Ты, Вася, жди, пока все выльет, а я лучше дома подожду той минуты, - хихикнул Кирилл, и сорвался с места; за ним рванули и Артем с Василием. Сломя голову они бежали прочь из леса, под ногами их чмокало и хлюпало, из-под подошвы вылетали огромные ошметки грязи.
Если непогода и испортила их прогулку, то на организмы Кирилла и Василия она оказала весьма благотворное воздействие. Едва они зашли в дом и, раздевшись, рухнули на кровати, тотчас же сладко засопели. И только Артем долго ворочался на новом месте с бока на бок. Поначалу ему не давали забыться сном шум дождя, богатырский храп Василия и скрежет зубов Кирилла. Когда же он, поднявшись, растормошил товарищей, от чего те утихли, и у него, казалось бы, появилась возможность заснуть, перед ним вдруг всплыл образ Вениамина, не надменного, не бахвалящегося, не агрессивного и угрожающего, а терзающегося в своей безутешной горести, и его охватил мучительный стыд. Он попытался прогнать этот образ и занять себя более непринужденными думами, но о чем бы не начинал думать, мысли против воли уносили его к произошедшему в поезде. Он осыпал себя укоризнами за то, что не воспрепятствовал товарищам в совершении теми кражи, за то, что бездумно согласился играть с ними в карты тогда, когда им было это необходимо, добровольно подчинившись , по сути, их грубой воле, он ненавидел теперь себя, признавая себя отчасти их соучастником. И только когда начал заниматься рассвет, тусклый и безрадостный, а дождь за окном начал утихать, он незаметно провалился в глубокий сон.
Следующий день выдался для них чрезвычайно противоречивым, насыщенным событиями, таящим в себе много неожиданностей, как приятных, так и нарушающих душевное равновесие, и вызвал в них бурю самых разных чувств.
Разбудил их солнечный свет, заполнивший всю комнату. Некоторое время они лежали с открытыми глазами, отходили от сна. В комнате было прохладно, никто из них не решался покинуть теплую постель. Первым поднялся Цыган, и сразу принялся разогреваться.
- Вставайте, холопы! – сказал громко, и загоготал. Кирилл посмотрел на него, и

-  109  -
лицо его скривилось в пренебрежительной усмешке. Артем же, пересилив себя, резко вскочил с кровати и присоединился к Василию, начал энергично размахивать руками, приседать, отжиматься от пола. Пока они делали зарядку, Кирилл сидел закутанный в одеяло и, глядя на них, словно на сумасшедших, с задорной улыбкой тихонько похихикивал. После зарядки, надев на себя верхние одежды, они направились в туалет, находящийся за огородом, и, выйдя на улицу, вдохнули в себя  почти по-зимнему холодный воздух; трава была покрыта росой. В деревне кричали петухи, где-то беззлобно и протяжно тявкала собака. За небольшой полуразвалившейся баней тюкал топор. Парни заглянули туда и увидели хозяйку, колющую дрова.
- По ночам нонче холодно – не ровен час и топить начну, - пояснила она, увидев их.
- Давайте мы вам поможем, - решительно произнес Цыган и, не дожидаясь ответа, выхватил из рук бабы Насти топор. Старуха зажмурила глаза и не без труда разогнулась, поправила на голове ветхий пуховый платок.
- Может вам водички наносить? – живо сказал Кирилл, сочувствующе глядя на нее.
- Я уже утром наносила, - слабо махнула рукою та.
И пока, сменяя друг друга, постояльцы кололи дрова, она с грустным мечтательным лицом рассказывала им о своей молодости и первой школьной любви.
Хотя полтора часа, затраченные на покол дров, время и не значительное, тем не менее это занятие изначально никоим образом не входило в дневные планы парней и потому составляло категорию непредвиденных для них обстоятельств. В связи с этим, спешно приведя себя в порядок и отказавшись от утреннего чая, они вышли из деревни к автобусной остановке. Минут через десять запрыгнули на подножку автобуса, не дожидаясь его полной остановки.  Решив осведомиться о местонахождении ближайшего рынка автомобильных запасных частей, обратились к водителю. Получив от него обстоятельное разъяснение на свой вопрос, встали на задней площадке, и, к своей досаде, невольно стали свидетелями весьма неприглядной картины.
Автобус был полупустым, однако свободных сидячих мест не наблюдалось. Основной контингент пассажиров составляла молодежь. Сытые и холеные, со светящимися жизнерадостными лицами, молодые люди, все, как один, были прилично и даже несколько напыщенно одетыми, среди них выделялись  хиппи в экстравагантных нарядах;  волосы многих юношей свисали далеко ниже плеч, в ноздрях и ушах переливались серьги и блестели кольца. Все они весело без умолку трещали и смеялись беззаботным приторным смехом, надували шары из жевательных резинок и тут же их проглатывали; из наушников меломанов доносилось прерывистое шипение мелодий. По мере того, как автобус приближался к городу, его салон пополнялся обывателями, становилось теснее, - и тут само собою подмечалось, что молодые люди перестали смеяться, оставили разговоры и уставились в книги, журналы, газеты. Не без стыда чувствуя себя в сравнении с ними маленькими, темными, ментально несостоявшимися и оттого несколько неполноценными людишками, Артем, Кирилл и Василий поглядывали на них, читающих неотрывно и с умными, серьезными сосредоточенными видами, с некоторым уважением и даже завистью. Однако их суждение о молодых попутчиках и отношение к ним тотчас изменилось, когда они обратили внимание на серые лица пожилых людей, едва удерживающихся на ногах и с трудом державшихся за поручни, которые безнадежно стояли возле тех, кто является авангардом страны, с устремленными в окно невидящими взглядами. И этот неприятный осадок в них въелся еще более, когда они вышли из автобуса и, войдя в метро, спустились на эскалаторе к поездам и зашли в один из вагонов: вросши в сиденья, молодые люди пожирали глазами страницы печатной продукции, не замечая никого и ничего вокруг; некоторые, очевидно, притворялись спящими, отпугивая мысль уступить место людям более старших поколений.
Впрочем очень скоро их неприятное впечатление, испытанное в автобусе и поезде

-  110  -
метро, развеялось, как дым. А способствовала тому успешность в реализации их желаний весьма стремительным образом, начало которой почувствовалось уже в тот момент, когда на слабый взмах руки Цыгана резко остановилась белая «копейка» и на его просьбу подвезти до рынка водитель спросил его, сколько он ему заплатит, на что Цыган с задорной небрежностью бросил: «Сколько выговоришь». По приезде на рынок им также не пришлось долго отыскивать желающего купить оптом сальники. Уже с посещением ими второго павильона таковой обнаружился. Тщательно осмотрев образцы изделий, предусмотрительно захваченные с собою Кириллом, продавец, он же, судя по всему, и хозяин торговой точки, высокий статный мужчина с крепким борцовским телом и бронзовым загаром, заинтересовался товаром, спросил об его количестве и цене, и когда Кирилл с приятным волнением в голосе объявил ему установленную в согласовании с Цыганом цену на сальники, которая, по-видимому, показалась москвичу смешной, тот удовлетворенно кивнул.
- Несите. Они у вас с собой?
- Через три часа привезем, - с радостным возбуждением пообещал Кирилл.
Через три часа из грузового такси парни перенесли мешки с сальниками в небольшую уютную кладовую павильона, и тут же получили расчет новенькими хрустящими купюрами. Едва вышли из павильона на улицу, Цыган всполошился, схватил Кирилла за руку, слегка дрожащим обеспокоенным голосом настойчиво произнес: - Давай деньги делить.
- Ты спятил! Прямо здесь..? – оторопел тот. Сейчас в Щукино приедем – поделим.
- Хочется верить, что в Щукино мы приедем вместе, что по дороге туда ты от меня не свалишь с общими деньгами, - деланным шутливым тоном сказал Цыган, и захохотал со своим естественным рыком, перекрыв им голос мужчины, в мегафон зазывающего любителей быстрой наживы сыграть в мгновенную лотерею.
Продав краденый товар, тем самым частично сбросив груз со своей души, Кирилл с Василием заметно повеселели и возрадовались, хотя Цыган и предпочитал держаться теперь в непосредственной близи с Кириллом, не отходил от него ни на шаг, неотступно следовал за ним по пятам, словно тень, и напряженно следил за каждым его движением, нисколько не скрывая своей недоверчивости к нему и того не смущаясь; тихо радовался удачливости товарищей и Артем. Их настроение еще более возвысилось, когда в одном из столичных «Макдоналдсов» они отведывали замечательные сочные гамбургеры с прохладным апельсиновым соком, восхищаясь поразительной быстротою обслуживания потребителей мальчиками и девочками в униформе.
Подкрепившись, они вышли из «Макдоналдса» и, неторопливо побрели ко входу в метро. Коснувшись вопроса покупки на мелкооптовой базе шоколадных конфет, вопроса, собственно и приведшего их в чужой край, Цыган пояснил, что ехать на ему известную базу во избежание столпотворения предпочтительнее всего ранним утром, и предложил возвращаться в Щукино на отдых.
- Успеем еще отдохнуть, - мягко возразил ему Кирилл, - надо сначала баню отыскать, чтоб завтра после того, как купим на базе товар и разгрузим его в Щукино, можно было сразу взять банные принадлежности и ехать мыться.
С вопросом, где находится ближайшая баня, они обратились к таксисту, натиравшему ветровое стекло машины, стоящей у тротуара. Тот без раздумий назвал им адреса двух. Тела парней к тому часу порядком истосковались по воде, слегка зудели и почесывались, поэтому, решив удостовериться в верности сказанных таксистом слов, они без промедления отправились  на поиски бань.
Одну из них им удалось найти без особого труда, и хотя она оказалась закрытой на ремонт, их надежда на скорую помывку нисколько не угасала и даже освежилась. Однако в поисках второй бани они прочесали весь район метро «Ясенево»,  вдоль и поперек, но

-  111  -
поиски эти не увенчались успехом. Прохожие же на их просьбу подсказать местонахождение бани, не останавливаясь, пожимали плечами; некоторые с брезгливым выражением лица молча проходили мимо. Впрочем встречались им и добряки, которые вежливо останавливались и, с приторной загадочностью улыбались, подробно объясняли, как пройти до бани, где она находится и как выглядит внешне, однако всякий раз, когда парни приближались к нужному строению ,то с досадой обнаруживали в нем то пункт приема пустых бутылок, то мини- цех по производству валенок, то платный туалет, то отделение милиции, то психиатрическую здравницу.
- Столица тоже мне – завшиветь можно, - недовольно проворчал Цыган. – В Дамаске, я читал, еще в одиннадцатом веке до нашей эры было пятьсот бань…
Неожиданно им, казалось, повезло. Интеллигентная дамочка средних лет с ручной собачкой устремила вдаль ищущий взгляд, доброжелательно сказала: - сейчас идите прямо, через квартал поверните налево и снова идите прямо: метров через пятьдесят, с левой стороны от пешеходного тротуара, увидите одноэтажное желтое здание – в нем и находится какая-то баня. В ней даже людей моют, если не ошибаюсь, бесплатно.
- Хм, бесплатно… - озадаченно промолвил Кирилл, когда парни, наперебой рассыпавшись в благодарностях перед незнакомкой, в предвкушении конца мытарствам спешным шагом понеслись по указанному ею маршруту, - да такое, когда нищих мыли в банях бесплатно, было разве только в царской России. Что-то здесь не так.
Одноэтажное желтое здание действительно находилось там, где указала дама с собачкой, и парни сразу его отыскали, но чем ближе они к нему подходили, тем реже становился их шаг: над широкой металлической дверью, расположенной меж двух зарешеченных окон, висела небольшая табличка с красным крестом, Они недоуменно переглянулись.
- Неужто снова психушка..? – с веселой оторопелостью вымолвил Цыган и, схватившись за живот, загоготал раскатистым громом; на его рык отозвались бродячие собаки. – Эта баба с собачкой или решила поиздеваться над нами или и впрямь подумала, что мы психи.
- На это как будто не похоже, - убежденно сказал Кирилл. – Просто она, по-видимому, относится к категории брезгливых людей, которые не ходят в общественную баню, и сто лет не мылась по-человечески, а все больше в ванне грязь по телу размазывает, поэтому может толком и не знать, где находится баня.
Едва они, с любопытством разглядывая здание и настороженно озираясь по сторонам, не исключая все же возможности быть схваченными и принаряженными в смирительные рубашки какими-нибудь здоровенными медицинскими братьями, подошли к металлической двери, не решаясь в нее позвонить, она открылась и на пороге появилась приятной наружности женщина в белом халате и белом колпаке на голове, ее нос и рот скрывал респиратор; она вопросительно посмотрела на них, с теплотой в голосе сказала: - Вы сюда, ребята?
- Мы баню ищем, - с тоской вырвалось у Цыгана.
- Мы в ее поисках весь этот район уже  исколесили, - невесело добавил Артем.
- Проходите, - с сочувствием в голосе произнесла женщина. Парни приятно удивились, лица их посветлели, они переглянулись, однако с места не сдвинулись.
- Сегодня мы хотели только найти баню, - поделился с незнакомкой Кирилл, - а уж завтра с банными принадлежностями приехать мыться.
- Банные принадлежности я вам выдам, - твердо заверила та, - проходите.
Парни снова недоуменно переглянулись, и с места не сошли. Работница с минуту всматривалась в их лица, пытаясь понять, чего они не договаривают; ласково повторила: - проходите.


-  112  -
Парни неуверенно перешагнули порог.
- У вас номера или общая? – поинтересовался Цыган. Женщина смерила его взглядом  добродушной насмешки, шутливым с нотой иронии тоном, но с серьезным видом произнесла: - Финская сауна и джакузи.
- Где платить? – не обратив внимания на ее тон, промолвил Кирилл.
- У нас услуги бесплатные, - ответила та, и серьезно добавила: - Раздевайтесь прямо тут, а вещи бросайте в кучу на пол.
Парни вытаращили на нее глаза.
- Я их пропарю , выстираю, просушу – потом снова оденете, - продолжала женщина, не обращая внимания на выражения их лиц. Цыган перевел растерянный взгляд на товарищей и, увидев выглянувших из-за брезентовой ширмы нескольких обнаженных мужчин с изможденными лицами и длинными неухоженными бородами с седыми буклями волос, взорвался хохотом, хлопнул в ладоши, взбрыкнул ногою и с исступленным задором ударил ею в пол; сдержанно засмеялся и Кирилл. Теперь недоуменно смотрела на них женщина.
- Мы искали обычную общественную баню, - пояснил ей Артем, поняв, где находится, и сгорая от стыда за товарищей.
- Ах, вот в чем дело… - голубые глаза женщины улыбнулись. – В таком случае вы не по адресу обратились – это санитарный пропускник для бездомных людей.
Когда Артем начал извиняться перед ней за причиненное беспокойство, товарищи его, заливаясь смехом,  с шумом выскочили на улицу, сильно хлопнули дверью. И он вышел к ним чрезвычайно рассерженным, но, поймав себя на мысли, что читать им нотацию о правилах поведения в общественных местах и, тем более, о морали совершенно бесполезно, сдержал гнев.
Они побрели прочь, ощущая на затылках  взгляд незнакомки в белом халате.
- Неужели нас можно принять за бомжей..? – усмехнулся Цыган.
- Хуже – за дураков, - холодно сказал Артем. – Плакать надо, а вы смеетесь.
Но товарищи снова закатились веселым смехом; невольно заразился их смехом и Артем. Впрочем благостное расположение духа присутствовало в них не долго.
Лучи уходящего солнца скользили поверх многоэтажных домов, фешенебельных отелей, ресторанов, клубов. Решив возобновить поиски бани на следующий день, парни вознамерились ехать в Щукино, но и тут с ними случилась оказия, точно сам Лукавый перешел им дорогу. Едва они подошли к остановке, Кирилл, вперив взгляд в стоящий подле  автобус, возбужденно гаркнул: - Наш!
И они ринулись к автобусу. Только запрыгнули в него, двери захлопнулись и автобус тронулся. Встав на задней площадке, они погрузились в купленный ими журнал «кроссворд». Когда оторвались от него, автобус уже подъезжал к международному аэропорту «Шереметьево-2»; их охватило беспокойство.
- Что-то  не понятно, - глухо сказал Кирилл, с удрученным видом бросившись к окну.
- Не понятно… - зло передразнил его Цыган. Едва автобус остановился и двери открылись, он вышел из него и, посмотрев на табличку с номером его маршрута, вскоре вернулся в салон, вонзил в Кирилла гневный взгляд: - Куда ты смотрел?! Или глаза паутиной заросли..? Из-за тебя сели в пятьсот пятьдесят первый вместо сто пятьдесят первого.
- Сам бы смотрел, если такой глазастый, - невнятно огрызнулся Кирилл. Цыган по-видимому, приготовил для него очередную серию упреков, скривив лицо в еще более сердитую гримасу, но неожиданно разрядил обстановку почти вертикально возносящийся с аэродрома к небесам южно-корейский боинг; парни впились в него глазами.
- Сильно! – восхищенно покачал головою Цыган, неотрывно следя за самолетом. –

-  113  -
Ни разу ничего подобного не видел.
- А пойдемте внутрь потусуемся, - оживился Кирилл, - поглазеем, кофейку попьем.
Они вышли из автобуса; и положивший начало раздору между Кириллом и Цыганом невидимый бесенок шмыгнул за ними. Когда приблизились к одному из входов в аэровокзал, высокие стеклянные двери перед ними неожиданно разъехались.
- Не царское это дело – двери открывать, - хихикнул Кирилл.
Поднявшись на эскалаторе на второй этаж, они не остались равнодушными к небольшим стеклянным бутикам, витрины которых были заставлены сувенирами.
Тараща глаза на искусно расписанных улыбающихся матрешек, лакированные шкатулки, балалайки, ушанки, лыковые лапти и фигурки персонажей из русских народных сказок, они быстро разочаровывались, поскольку цены на сувениры, указанные в условных единицах, были для них запредельными.
- Вот это лапти! – ошеломленно прошептал Василий, - сто двадцать долларов!.. Да я и сам бы такие лапти носил…
- На выход, - тихо согласился с ним Артем. От этой его реплики Цыган загоготал во все горло, похлопывая его по плечу; на его смех живо обернулась группа узкоглазых людей маленького роста.
- Васек, закрой пасть, - с ироничной вежливостью произнес Кирилл; Цыган, как будто, осекся.
Выйдя из бутика, они зашли в неогороженное кафе-экспресс, откуда весь первый этаж был виден, как на ладони, и, купив кофе и  бисквитные пирожные,  уселись за столик. Кофе пили молча, разглядывая монитор с высвечивающимся расписанием полетов лайнеров на русском и английском языках, провожая взглядами прилетевших и торопящихся к местам таможенного контроля, глазея на иностранцев, видимо, из соблюдения национальных обычаев сидевших прямо на полу. Кафе было почти пустым, лишь за соседним столиком два негра в светлых костюмах вполголоса беседовали на английском языке. Артем,  изучавший когда-то этот язык в школе, не поворачивая  головы, вслушивался в их диалог и получал удовольствие, когда ему удавалось мысленно перевести некоторые фразы. Пропуская мимо ушей их сдержанный смех, он в очередной раз пожалел о том, что не имеет приличного образования, и с завистью подумал о Карине, в совершенстве владеющей английским, немецким и латинским языками, а совсем недавно нанявшей репетитора по итальянскому. Его отвлекли.
- Парни, а что, если нам на все деньги купить жевачек? – предложил Кирилл. – Прежде чем купить коробку конфет или шоколадный батончик, человек еще подумает, купить ли – не дешево, а жевачку любой ребенок, любой взрослый купит, глазом не моргнув.
- Кому нужные твои жевачки… - с небрежной насмешкой запальчиво возразил Цыган, - их,  как дерьма собачьего, на каждом углу полно, куда ногой не ступишь – везде жевачки.
Не столько, видимо, задел Кирилла его довод, сколько тон. Он свел брови, с вызовом ему сказал: - Чего б ты понимал – на каждом углу… Они и продаются в  семь раз быстрее, чем твои конфеты и шоколадки. Ты просто уже зациклился на  своих сладостях – вонь одна…
- Это от тебя одна вонь, - громко рявкнул Цыган, приняв воинственный вид. – Умником себя считаешь, а элементарно внимательно поглядеть на номер маршрута автобуса соображения не хватает. Навязываешь тут свое ничего не стоящее мнение…
- Я тебе ничего не навязываю, придурок, - перекричал его Кирилл, - я тебе реальные житейские вещи разжевываю. Если ума бог не дал тебе, придурку, - слушай людей.
- Сам ты придурок! – со злобой взвизгнул Цыган.

-  114  -
На них воззрились негры. От их взглядов Артему стало не по себе, у него было такое чувство, будто он только сейчас обнаружил , что утром забыл в спешке одеть брюки.
- Хватит орать, - прикрикнул он на товарищей, стараясь перекрыть их перепалку, - на нас иностранцы смотрят.
Но те его не слышали. Стараясь перекричать, они пронзали друг друга презрительными взглядами, их лица стали багровыми, на шеях вздулись толстые жилы, перекошенные от злости рты низвергали матерную брань вместе с крошками пирожных, - если б они сидели неразделенные столиком, давно бы, наверное, впились друг в друга, как клещи. Их шум привлек внимание проходивших мимо темнокожих мужчин в чалмах, которые сначала только задержали на них взгляды, а затем остановились и с любопытством уставились на ругающихся; негры, сидевшие за соседним столиком, торопливо поднялись со своих мест и исчезли. Но Кирилл с Василием никого будто и не замечали, они выкрикивали друг другу в лицо ругательства, с откровенной враждой повторяли всякие гадости до тех пор, пока не выдохлись.
- Давай бабки делить, - вдруг решительно сказал Цыган.
- Давая, давай, - зло бросил ему Кирилл.
И, не обращая внимания на зевак, все еще стоявших на месте, как вкопанных, они начали лихорадочно делить деньги, находящиеся до этого у Кирилла. Пересчитав молча свою долю, Цыган сунул толстую пачку денег в накладной карман пиджака, резко встал со стула, и по-английски ушел.
- Скатертью дорога, - буркнул Кирилл, провожая его взглядом; удрученно покачал головою: - С дураком нельзя и о делах поговорить…
В Щукино ни Василия, ни его вещей не оказалось.



*   *   *



На другой день Артему и Кириллу удалось-таки набрести на то, что они искали днем раньше, но это была не совсем баня, а нечто вроде развлекательного комплекса с баром и известными  интимными услугами смазливых массажисток.
Едва они зашли в просторный холл этого заведения, им навстречу вышла высокая фигуристая  красотка лет тридцати в чрезвычайно короткой юбке, несколько обнажавшей её округлые упругие белые ягодицы,  вежливо спросила, что их интересует. Когда парни сказали, чего бы им хотелось, она назвала им стоимость бытовых услуг заведения. Её слова обдали Артёма и Кирилла жаром, точно взмах хорошего дубового веника в раскаленной парной, однако деваться было некуда, и они запустили руки в свои карманы. Когда расплатились, красотка, пронзив их шаловливо –томным взглядом, обыденным тоном сказала: - В услугах массажисток не нуждаетесь? У нас есть девочки на любой вкус.
Парни торопливо закрутили головами. Красотка разочарованно опустила глаза, и, тотчас оживившись, препроводила их в небольшие апартаменты с сауной, душем и маленьким бассейном.
Мигом раздевшись, товарищи пустили воду в бассейн и бросились в сауну. Когда находиться в сауне стало невмоготу, вышли из неё и подошли к душу, стали энергично натирать себя мочалками. Смыв мыло под душем, побарахтались в бассейне и снова зашли в сауну. Так проделали трижды.
- А Вася так и уехал немытым, - вспомнил Кирилл и пронзительно захохотал. И тут же его злорадство обернулось для них неприятностью. Найдя температуру воздуха в сауне

-  115  -
недостаточно подобающей, Кирилл вышел из неё, и, вскоре вернувшись с полным ковшом воды, с порога опорожнил его в электрическую печь.
- Ты очумел! – взревел Артём, оцепенев. – А если замкнёт!..
Не успел он договорить, печь замкнула, но скоро, впрочем, перестала искрить.
- Я думал, здесь печь, как в обычной парной… - виновато пролепетал Кирилл, вытаращив глаза на печь.
Они в очередной и последний раз подошли к душу, стали намыливаться. Когда на них образовался изрядный слой пены, а глаза невозможно стало открыть, печь вдруг снова с треском заискрила, и погас свет. В кромешной темноте, наталкиваясь друг на друга, они неуверенной поступью шагнули к душу, но едва встали под его тёплые струйки, подача воды в него резко прекратилась, вместо сильного напора из разбрызгивателя стали скупо стекать оставшиеся в нём капли. Выставив перед собою руки, парни тотчас принялись на- ощупь отыскивать бассейн, но тут постучали в дверь, и Кирилл, оказавшийся почему – то рядом с ней, быстро отворил её и высунул голову.
- Ребята, возьмите свечку, - послышался голос красотки, - что – то свет у нас отключили.
- Да и воду тоже, - хихикнул Кирилл, взяв из её рук горящую свечу; с весёлым плутовским задором укорил её: - И за что только деньги берёте…
Впрочем эта маленькая неприятность быстро ими забылась. И, приятно утомлённые, с ощущением блаженства и лёгкости, точно все органы в их телах были заменены на новые, они отправились в Щукино.
После обеда Артём предложил товарищу прогуляться, но, любивший поспать, Кирилл слишком разомлел после бани, поэтому отказался и, не изменяя своему пристрастию подремать после трапезы, плюхнулся на кровать. Тонус Артёма, напротив, побуждал его к движению. Ко времени ему в голову пришла навязчивая идея повидаться со своим лучшим армейским товарищем Струевым Александром. Во время службы в армии они плечом к плечу стойко переносили тяготы и лишения дедовщины, вместе драили пол и заступали в караул, занимались спортом и пели под гитару, читали друг другу письма из дома и при этом искренне радовались друг за друга или горевали – были что называется сиамскими близнецами. Уроженец Владивостока, живший в нём всю свою сознательную жизнь, Александр не так давно по неведомым для Артёма причинам переехал на постоянное место жительства в Москву. Поскольку в послеармейские годы товарищи поддерживали контакт исключительно путём телефонных переговоров, Александр однажды позвонил Артёму и известил его об этом, сказал ему свой московский адрес и номер домашнего телефона.
 На первый  звонок приятный мягкий женский голос ответил , что Александра дома нет и, полюбопытствовав, кто его спрашивает, без раздумий сообщил номер его рабочего телефона. Второй звонок был более удачным, Александр сразу снял трубку и, узнав голос старого товарища , издал радостный звук.
- Давненько же мы с тобой не говорили, - сказал задорно. – Ну, что у тебя нового?
- Я с удовольствием поделился бы этим при встрече, - ответил Артём.
- Даже так! – приятно удивившись, воскликнул Александр. – Ты где?
- Пока в пригороде, в Щукино. Но имею желание развеяться в Москве. Ну, как насчет увидеться?
- Спрашиваешь!.. – обиженно протянул Александр. – Я освобожусь в половине седьмого. Сможешь в это время подъехать к «Трем заставам» на Волгоградском проспекте, где мы  с тобой однажды чай пили, когда замерзли в увольнении?
- Смогу, - твердо сказал Артем.
Они попрощались и положили трубки.


-  116  -
Когда Артем вернулся в Щукино, Кирилл уже спал, укрывшись одеялом с головою. Стараясь не разбудить товарища, он неспеша выгладил брюки и рубашку, разгладил после пребывания в дорожной сумке шерстяной свитер, начистил кремом до блеска далеко не новые черные туфли, побрился и, одевшись, вышел.
Хватившись, что забыл мобильный телефон , застыл на месте, но в дом возвращаться на стал, отдав должное примете.
В столицу он приехал в три часа дня. До встречи с Александром времени оставалось довольно. Решив заполнить пустой бесполезный пробел во времени, зашел в лесопарк и около часа любовался плавающими в пруду лебедями и утками. Почувствовав, что это занятие  слегка наскучило, отправился на Тверскую-Ямскую улицу на переговорный пункт.
Родителей дома не оказалось, к телефону никто не подходил. После нескольких безуспешных попыток дозвониться  набрал номер телефона подруги. Карина сама подняла трубку и, услышав его голос, взвизгнула от радости.
- Ну ты и прохиндей! – сказала с ласковым укором, - даже не предупредил, что уезжаешь!.. Как Москва – стоит?
- Возвышается, только глаз не радует, - сказал он осмысленно, - даже в центре города мусора и грязи уйма. В обществе же слишком очевиден социальный контраст: одни от жира бесятся, другие побираются в метро да спят на улице, лежа прямо на тротуарах – и никому до них дела нет… милиционеры к ним подходят, пинками будят их и прогоняют – вот и вся забота о человеке. Говорят, в Москве нет ни одного необжитого подвала… . – Хотя Карина и продолжала молча слушать его, он почувствовал, что то, о чем он говорит, ей не очень интересно, и осекся, стал рассказывать ей об увиденных в  бутиках аэровокзала «Шереметьево – 2» сувенирах, о плавающих в искусственном пруду лебедях и утках, о стоявшей в столице погоде.
- У тебя родители хорошие, - неожиданно сказала она, перебив его, - таких людей нужно заносить в Красную книгу.
Артем удивленно поднял брови.
- Ты откуда знаешь?
- Была у них в гостях. Когда я позвонила тебе, чтобы выяснить, почему ты исчез, трубку взяла твоя мама и, ответив на мой вопрос, пригласила меня на блины. Посидели, поговорили, чай с блинами попили… . – Карина еле слышно хихикнула: - Когда я заметила, что ты имеешь привычку неожиданно исчезать,  твоя мама на это сказала, что ты помешался на деньгах, что желание побольше заработать мешает тебе спокойно жить, размеренно добывать хлеб насущный, что ты ни днем, ни ночью покоя не знаешь, что по делам бегаешь, как угорелый и тебе было бы не лишним установить между ног…- она громко засмеялась, прикрыв трубку ладонью, - спидометр, а-ха-ха-ха… Когда приедешь? – сказала, перестав смеяться.
- На днях, - машинально произнес Артем.
- Я буду тебя ждать. Целую.
От разговора с подругой у Артема приятно защемило в груди. Он медленно шел ко входу в метро, погрузившись в ею сказанное. Небо было неприветливым и серым, по ветру летели желтые листья, но на душе у него было отрадно и светло. Внезапно перед ним возникла забавная картина: маленькая симпатичная седая мать о свойственными ей щепетильной галантностью и гостеприимством ухаживает за приятной красивой гостьей, веселым тоном критикуя своего «верхогляда»; стройный красивый отец с высоким покатым лбом и добрым открытым взглядом сидит на стуле и сдержанно заступается за сына. Но вдруг его охватила досада. Он представил, как Карина маленькими изящными руками с отлично наманикюренными ногтями сворачивает блины и подносит чашку с чаем к своим пухлым мягким губам, внимательно слушая хозяйку, и осторожно осматривает зал,


-  117  -
комнату, где всегда располагаются гости: стены оклеены простенькими, впрочем, красивыми яркими светло-коричневыми обоями с изящным орнаментом;  на стенах висят квадратные часы, несколько небольших гравюр, декоративное панно из соломки, под стеклом которого борется с волнами фрегат «Паллада»;  светло-зеленый линолеум устлан шерстяным кирпичного цвета паласом; окно закрывают занавески, сшитые из светлой с расписными узорами портьерной ткани; в стареньком серванте размещаются недорогие чайный и столовый сервизы; на большом полированном столе, окруженном четырьмя стульями, стоит оранжевая формы гриба лампа и транзистор «Океан»; в углу возле окна на деревянных ножках гнездится телевизор черно-белого изображения, купленный отцом десять лет назад в кредит; диван, пружины которого время от времени со звоном упираются в ягодицы, и на который, конечно же, усадили гостью. Впрочем, тут же поймав себя на  мысли, что бедность отнюдь не порок, он устыдился своей досады; перевел мысленный взор на всплывший в памяти образ Александра, среднего роста крепкого светловолосого парня с благородной широкой натурой и добрым честным складом характера.
Он вошел в «Три заставы», и хотя вечер только начинался и заведение было пусто, сразу почувствовал, что пышность ресторана действует на него несколько угнетающе. Решив дождаться товарища на улице, вышел из ресторана, закурил,  попытался вспомнить, курил ли в армии Александр, и вновь перед ним возникло худое умное лицо с прямым носом, заостренным подбородком и карими глазами, с жадностью смотрящими на гири, штангу, турник и боксерский мешок.
Унесенный в прошлые дни, он не заметил, как ко входу в ресторан бесшумно подкатил черный перламутровый джип. Двери машины тотчас распахнулись, из неё вышел Александр в окружении двух крепких и рослых молодых парней с короткими стрижками в одинаковых темно-синих костюмах, по всем признакам, телохранителей. Артем чуть было не присвистнул. Увидав его, Александр широко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы,  шагнул к бывшему сослуживцу. Они бросились друг к другу в объятия, сдавили друг друга до хруста в спине, поцеловались в щеки.
- А ты совсем не изменился, - сказал Александр, улыбаясь и разглядывая товарища.
- Да и ты молодцом держишься, - с улыбкой ответил Артем, отметив про себя, что лицо Александра немного округлилось и сам он слегка раздался вширь. В дорогом черном костюме, белоснежной рубашке, шелковом галстуке, черных лакированных туфлях, с изящным перстнем на мизинце он имел преуспевающий вид. От запаха одеколона, исходившего от него, у Артема вскружилась голова и чуть не подкосились ноги. Весь облик друга говорил о его материальной беспроблемности.
Александр обернулся к парням, стоявшим за его спиной в почтительном отдалении, и благодушно произнес: - Ребята, часика на три я для вас просто умер.
Те молча кивнули и, сев в джип, уехали.
- Телохранители мои, - поделился Александр; он прижмурился, зорко вглядываясь в сторону Таганской площади, где воздух разрезал черный джип, молниеносно превратившийся в точку.
- Я так сразу и подумал, - признался Артем, - вид у них подобающий.
- Верно подумал, - бодрым голосом сказал Александр, и легонько похлопал его по спине. – Пойдем, братишка,  выпьем за встречу.
Они зашли в пустой ресторан, и направились к столику у окна; в ресторане тихо звучали романсы. Едва сели за стол, к ним сразу скользнул официант, полный молодой брюнет с зачесанными назад волосами.
- Принесите нам пожалуйста самую хорошую водку, мясо, самые вкусные салаты, икорку и лимон, - сказал ему Александр. Когда официант исчез, улыбнулся Артему: - Ты обещал рассказать о себе при встрече.

-  118  -
Артем вкратце рассказал ему о своей жизни, не преминув ее приукрасить и называя все своими именами, рассказал так, как допустимо рассказывать другу.
- Одним словом, не живешь, а существуешь как материя, - мрачно усмехнувшись, заключил Александр, выслушав его. После недолгих молчаливых раздумий его лицо несколько просветлело, он без тени рисовки сказал, пожав плечами: - Я, впрочем тоже живу по-христиански скромно: жена, дочь, в строительной корпорации работаю начальником охраны, окончил четвертый курс московского инженерно-строительного института… ну и с превеликим удовольствием, как обычно, занимаюсь в тренажерном зале.
 Тут официант принес заказ и налил водку в рюмки.
- За встречу! – сказал Александр, подняв рюмку.
- За встречу! – отозвался Артем. Они осушили рюмки и закусили лимоном.
- Вот так я и живу, - с простодушным лукавством во взоре сказал Александр.
При сознании того факта, что в недавнем прошлом он был рядовым электриком, жил с матерью-пенсионеркой, и перебивался с копейки на копейку, Артемом овладело вдруг сумасшедшее желание задать ему вопрос: как же ты, сукин сын, вдруг выбрался из нищеты,  грабанул кого-нибудь, наследство неожиданно привалило или женился по расчету – не мог же ты одними молитвами в одночасье оклематься? Однако не позволил себе задавать другу бестактные вопросы, решив, что если Александр сочтет нужным, то и сам посветит его в свою тайну. Впрочем они всегда понимали друг друга без слов, и теперь Александру достаточно было заглянуть в глаза Артема, чтобы прочесть его мысли. Он вдруг засмеялся, но тут же лицо его приняло серьезное выражение. Он на минуту призадумался, как бы взвешивая, с чего начать свое повествование на немой вопрос  товарища.
- Однажды я заработал немного денег, - сказал, наконец, конфиденциальным тоном,  снизил голос до шепота, - не совсем законно и, разумеется, не без риска. Представляешь, хи-хи… денег было четыре килограмма крупными долларовыми банкнотами!.. Сорить деньгами, естественно, было опасно. Думаю: что с ними делать? Ну и надумал. Одел, обул мать, осторожно рассчитался со всеми ее долгами, дал ей немного деньжат, чтобы безбедно жила, а сам подался поближе к цивилизации. Приехав в Москву, на имя троюродной сестры, живущей здесь, купил комнату в коммуналке, скромно обставил ее, съездил отдохнуть на юг и поступил в институт. К счастью, впоследствии мне снова подфартило. Я, сам видишь, парень видный да и не глупый, - он расплылся в скромной улыбке, - поэтому очень скоро встретил умную красивую девушку, на которой через год после нашего знакомства и женился. Вместе нам всегда было очень хорошо, мы были с ней просто неописуемо счастливы, но  когда и ее очень хороший, богатый и весьма влиятельный отец полюбил меня и,  следовательно, стал питать ко мне неподдельные отцовские чувства и проявлять недюжинную благосклонность, я вовсе почувствовал за спиной крылья. Сейчас я работаю начальником охраны, по окончании института займу теплое местечко в строительном управлении. – Он умолк, и лицо его вдруг сделалось решительным. – Пойдем ко мне в охрану. На первых порах будешь получать пятьсот долларов, потом еще больше, фирма будет оплачивать твое жилье, машина будет всегда под боком – не пожалеешь.
Его предложение показалось Артему чрезвычайно заманчивым, он не сразу нашел, что ответить; в растерянности почувствовал, что нога, лежавшая на другой, сильно затекла, сделалась тяжелой, ее свели колючие судороги.
- Спасибо тебе, Сашок, - сказал растроганным голосом, кое-как со сморщенным лицом опустив ногу на пол, - но я не хотел бы торопиться с ответом.
- Подумай, - одобрительно кивнул Александр; слегка ослабив галстук и расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, неожиданно спохватился: - А почему ты в пригороде остановился, а не у меня?

-  119  -
- Не хотелось бы кого-то стеснять, - пожал плечами Артем, - да и не один я, с товарищем.
- Глупости!.. – обиженно воскликнул Александр, - никто никого стеснять не будет, места в трехкомнатной квартире хватит всем. А товарищ… твой товарищ – мой товарищ, ты для меня дорогой гость – твой товарищ также для меня дорогой гость.
- Спасибо, Сашок, - крутнул головою Артем, - но как-нибудь в другой раз. Да и товарища моего кнутом не загонишь спать к незнакомым людям. К тому же, мы с ним остановились не в подвале, а в хорошем доме с прекрасной хозяйкой, окруженном живописными ландшафтами и утопающем в тиши.
- А я хотел познакомить тебя со своей женой, дочку Анютку показать, - разочарованно всплеснул руками Александр. – Девчонки у меня!.. Давай хоть выпьем, старина, за их здоровье.
Они наполнили рюмки, подняли .
Выпитая водка всколыхнула в них старые воспоминания, перед глазами промелькнули армейские будни и праздники, мало чем отличавшиеся от будней, и они, начав говорить о бывших командирах и сослуживцах, поспешно стали говорить обо всем, о чем только могут говорить два давно навидевшихся настоящих друга, не забывая при этом периодически опрокидывать в себя рюмки с водкой и закусывать. И когда от водки их начало разбирать, Артем сообразил, что незаметно они залили ее в себя без четверти литр.
После очередной выпитой рюмки водки Александр слегка повел рукой, и перед ним сразу вырос официант.
- Будьте добры, сделайте музыку чуть-чуть погромче, если можно, - сказал он ему. Официант почтительно кивнул и ушел.
- Дай мне, Артем, сигарету, - задумчиво произнес Александр, - когда выпью, всегда курить хочется.
Откинувшись на спинку кресла, он закурил и, пустив кверху несколько толстых колечек дыма, присоединился к романсу, тихо затянулся:
… - Не в кабак пойду – в церковь белую.
По дороге в храм нет ни камушка.
Отпусти грехи светлый батюшка…
Артем смотрел на величие своего друга и думал о своем ничтожестве. Глядя на гладкое, упитанное лицо Александра, он испытывал горечь зависти, но, поймав себя на мысли, что зависть – мелкий и гнусный порок, подавил в себе это чувство. И все же это соображение не угасило в нем пыла неутоленных желаний. Ему вдруг захотелось иметь джип и на мизинце перстень, дорогой костюм и хороший одеколон, жениться на Карине и обзавестись детьми – он был уверен, что на все это имеет полное, неоспоримое право человека. Представив, что имеет все это, он нестерпимо захотел курить. И, опустившись в явь, понял, что из всех его желаний пока выполнимо лишь одно оно – он раздраженно вытряхнул из пачки сигарету и закурил.
Когда в зал вошел один из телохранителей Александра, тот поманил к себе официанта. Артем сунул руку под свитер в карман рубашки, но товарищ слегка нахмурил брови.
- Слышь, братишка, когда я буду у тебя в гостях в Томилино, тогда и будешь расплачиваться, а пока расслабься.
Он расплатился с официантом, и парни вышли на улицу.
- Садись в машину, - сказал Александр Артему, - мы тебя отвезем.
Артем сделал попытку возразить, сославшись на якобы имеющееся у него желание прогуляться, подышать свежим воздухом, но товарищ жестом заставил его замолчать.
- Не хватало еще, чтобы менты тебя замели. Не скромничай.
Когда все сели в машину, он обратился к водителю: - Антон, будь добр, поставь

-  120  -
какой-нибудь ритмичный музончик – да сделай погромче. И рули в Щукино.
Водитель извлек из перчаточного ящика диск, и салон тотчас заполнился мягким объемным звуком.
Джип с легкостью пожирал километры, уже через двадцать минут с широкого многополосного шоссе он свернул на узкую обсаженную дорогу, ведущую в Щукино. Въехав в деревню, Антон убавил звук магнитолы, обратился к Артему: - Который ваш дом?
- Вот этот, желтенький, - ответил тот слегка заплетавшимся языком. Когда машина остановилась, он, повернув голову к Александру, обратился ко всем: - Пойдемте в дом – с другом познакомлю. У нас есть немного водки, закуска.
Но Александр отрицательно покачал головой.
- Надо пораньше явиться домой – дочь приболела.
Артем попрощался с его телохранителями, и вышел из машины; за ним вышел Александр.
- Ну, думай о моем предложении, - решительно сказал Александр, - и если надумаешь у меня работать - приезжай. Только предварительно извести меня о своем приезде.
Они крепко обнялись, и Александр приоткрыл заднюю дверь джипа. Но в машину не сел, в раздумье застыл на месте, обернулся.
- Постскриптум: если будут какие-нибудь проблемы, тоже звони, не стесняйся – решим практически любой вопрос.
- Спасибо, - кивнул Артем; и когда товарищ распахнул дверь автомобиля, весело окликнул его: - Сашок, постскриптум: скажи мне название одеколона, запахом которого ты благоухаешь.
- «Экс эс» кампании «Пако робанн», - улыбнулся тот. – Нравится? Это мне моя любимая подарила. У нее хороший вкус.



Кирилл листал рекламную газету «Кому что», на столе перед ним стояла чашка крепкого дымящегося чая.
- Твой корешок? – с застланными ленивой поволокой глазами спросил он, увидев Артема, и мотнул слегка головою на ту стену комнаты, за которой несколько минут назад Артем прощался с Александром. – Как он поживает? – прибавил равнодушно
- Ему можно позавидовать, - сказал Артем, снимая с себя свитер, - у него есть все, о чем можно только мечтать.
- Да я уж видел – выходил на улицу в туалет как раз в то время, когда вы с ним обнимались, - произнес оживленнее Кирилл, в его глазах сверкнули искорки зависти и ревности. – Тачила у него!.. А мы, как ослы, пешком ходим…
- Здоровее будем, - засмеялся Артем.
- А что, может тачками займемся? – веки Кирилла приподнялись, ленивая поволока исчезла из  глаз, - будем свой зад возить, а заодно и деньги делать. Сначала на одну машину скинемся – продадим, потом на две, на три…
- Над этим стоит подумать.

X


Рынок изобиловал огромным количеством легковых автомобилей разных марок, классов и модификаций. Ровными длинными рядами стояли новые автомобили вперемежку с подержанными, роскошные экзотические иномарки чередовались с машинами

-  121  -
отечественного производства, создающими своим внешним видом прогрессу мирового ав -
томобилестроения резкую контрастную аномалию. Все машины были идеально вымыты, блестели на солнце, но хозяева продолжали натирать, полировать их кузова и стекла аэрозолями и шампунями, на капотах железных коней были разложены импортные баночки, тюбики, флаконы с чистящими средствами.
Пройдя несколько раз вдоль многочисленных рядов и не обращая при этом пристального внимания на российские автомобили, ибо уже имели абстрактное             представление об их качестве и возможностях, Артем с Кириллом с удовлетворением заключили, что купленный на этом рынке автомобиль они легко смогут продать в родном Томилино, набавив минимум тридцать процентов на цены, указанные на ярлыках стоявших здесь машин, и их охватило приятное возбуждение. Ступив в начало автомобильных рядов, возможно, уже в двадцатый раз, они потоптались возле черного «Ягуара», оснащенного автоматической коробкой передач с электронным управлением и богатым интерьером салона, отделанного кожей и деревом из ствола ореха, покрутились возле темно-синего «Даймлера» с удлиненной базой и откидными дверями, перевели восхищенные взгляды на красивый светло-кофейный «Роллс-ройс» с линиями кузова, напоминающими автомобили относительно античных времен, впились глазами в зеленый спортивный «Бентли» с двенадцатицилиндровым двигателем и двойным турбонадувом, и несколько раздавленные неизгладимым ошеломляющим своей приятностью впечатлением от увиденных культовых моделей, приступили к более тщательному осмотру примеченных ранее машин, которые были им по карману.
                Сначала подошли к мини-вэну «Хонде-шаттл» цвета черной смородины, и  принялись торговаться с ее хозяином, белобрысым объемистым мужчиной, но тот уступил только пятьдесят долларов и больше не соглашался сбавить ни цента.
- Жаль, что у нас не хватает, - вздохнул Артем, - в такую машину много груза вместилось бы.
- Может и к лучшему, что не хватает, - сказал Кирилл, - форма у этой «Хонды»… как гроб на колесах.
Они пошли дальше и остановились возле белого купе «Ниссан».
- Двухдверный, - с неодобрением констатировал Артем, глядя на машину.
- Чтобы посадить или высадить пассажиров, нужно обязательно выходить из машины, - согласился с ним Кирилл. И они побрели дальше.
Для покупки красного седана «Опеля» им не хватило сто долларов, синего «Форда» - семьдесят. Двигатель «Фиата» с объемом в тысячу шестьсот кубических сантиметров они нашли маломощным. Вишневый хэтчбек «Мазда» смутил их своей формой.
- Задок у этой «Мазды» приплюснутый, будто на нее сзади наехали, - заметил Кирилл; Артем к этой машине также остался равнодушным. Когда они приблизились к зеленой «Шкоде», Кирилл сказал: - Я не слышал, чтоб чешские машины уж очень славились.
- Я тоже, - кивнул Артем, и они прошли мимо.
В очередной раз их взгляды приковал автомобиль серебристого цвета, стоявший между длинным белым «Кадиллаком» и золотистым «Линкольном». С  кожаным салоном, широкими шинами и литыми дисками, «БМВ» сразу врезался в их память, и сейчас, подойдя к машине, они пытались отыскать в ней взглядами хоть один незначительный изъян, однако не находили.
- Ничего «Бэха», - тихо сказал Кирилл.
- Хороша, - согласился  Артем. – Вот только денег у нас в аккурат на машину. Если хозяин немного не уступит в цене, - труба нам. Мы даже домой уехать не сможем – денег на бензин не останется.
- Скажешь тоже, - насмешливо возразил  Кирилл, - на машине мы с тобой всегда де-

-  122  -
нег на хлеб добудем. Много, может, и не заработаем, но уж на бензин-то, чтоб до Томилино доехать,- всегда. Я лично калымил – знаю в этом толк.
Артем с ним согласился, что, занимаясь перевозом пассажиров в таком огромном городе с многомиллионным населением как Москва, заработать деньги на обратную дорогу домой будет не сложно, однако колебался.
- А если баба Настя нас нагонит? – сказал обеспокоенно, - через три дня будет ровно неделя как мы у нее живем, а у нас с ней договор…
- Помурлыкаем сегодня с ней, - успокоил его товарищ, - может разрешит еще немного пожить. А если и не разрешит, ничего страшного не произойдет – мы за эти три дня капусты на бензин рубанем и домой двинем.
 Стекло передней двери «БМВ» с водительской стороны плавно приопустилось, и водитель обратился к ним: - Хотите поближе ознакомиться?
Парни молча кивнули. Он тотчас бодро вышел из машины , поднял капот.
- Сколько машине лет? – спросил его Артем.
- Пять .
- Восемь цилиндров, - тихо сказал Кирилл, согнувшись и внимательно вглядываясь в двигатель; подняв глаза на хозяина машины, спросил: - Сколько в ней лошадок?
- Триста двадцать, - ответил тот. – Завести?.. – Он просунул руку в окно, и машина тут же бархатисто зарокотала.
В течении получаса Артем с Кириллом осматривали автомобиль, и не нашли в нем  ни единого недостатка, он внушал им доверие.
- Какою будет последняя цена? – обратился к хозяину машины Кирилл.
- Последняя цена тут указана, - сказал продавец, ткнул пальцем в бумажный лист, прижатый щеткой стеклоочистителя к ветровому стеклу, - и так даром отдаю. Дорого – ищите дешевле, - добавил равнодушно. Парни предпочли промолчать, ибо «БМВ» отвечал их вкусам и, бесспорно, стоил  денег, указанных  на ярлыке.  Они посовещались и решили купить автомобиль, если он не разочарует их во время проверки в рабочем режиме, в том числе и при движении по грунтовой дороге. И об этом их решении Артем тотчас сказал владельцу машины.
- Пожалуйста, - равнодушно согласился тот, уступая ему место за рулем; сам сел рядом, Кирилл – сзади.
Сиденье показалось Артему очень удобным, спина приятно утопала в кресле и не ощущала напряженности. Глядя на изящные циферблаты приборной доски, он повернул ключ зажигания, и машина снова бархатисто заурчала. Он осторожно выехал из ряда, а затем за пределы рынка. Пропустив транспортные средства,  ехавшие по главной дороге, плавно съехал с места. Уже через пять минут езды ему показалось, что его тело просто впаяно в кресло. Машина демонстрировала отменный темперамент, при малейшем нажатии на педаль газа срывалась вперед, стремительно оставляя позади дорожные столбы и попутные автомобили. Она была великолепна на прямой скоростной магистрали и отлично показала себя на извилистой грунтовой дороге.
Проехав за рулем и получив от этого удовольствие не меньше, чем от прохладного пива после долгого пребывания в парной, Артем остановил машину у обочины, и поменялся местами с Кириллом.
- Не тачка – зверь! – воскликнул Кирилл, тронувшись с места. Пробыв за рулем не более десяти минут, он возбужденно бросил другу через плечо: - Ну что, Артем, берем?
- Берем, - без раздумий сказал тот.
- Тогда поворачивай сюда, - сказал хозяин машины Кириллу, указывая рукою на поворот направо, - тут поблизости есть магазин, в котором мы и оформим сделку.
      


-   123  -
*   *   *


Купив машину, парни отвезли ее бывшего владельца домой, в район станции метро  «Чистые пруды» и, съехав на обочину, снова принялись любоваться приобретением. Автомобиль был укомплектован антиблокировочной системой тормозов, подушками безопасности, центральной блокировкой замков, электрическими стеклоподъемниками, кондиционером и мощной аудисистемой.
- О! – воскликнул радостно Кирилл, увидев в магнитоле диск, - хозяин оставил нам маленький памятный сюрприз. – Ну что, - обратился к Артему, - поехали в Щукино разговаривать с  бабой Настей и заодно поужинаем, а вечером поедем калымить. – Он повернул ключ зажигания, включил магнитолу и осторожно съехал с места.
Они ехали молча, слушая единственный диск с шансонетками. Первые впечатления, уже полученные от «БМВ» наполнили их радостным волнением. Их не озадачивало то, что в карманах у них совершенно пусто, что все деньги до последней копейки потрачены на покупку автомобиля, в баке которого плескалось всего двадцать литров бензина, они были уверены в себе и в машине.
Увидев в окно подъехавшую машину, баба Настя вышла на крыльцо.
- Ба, да это вы, соколики! – всплеснула радостно руками. – А я думала, зять приехал – машина у него такого же цвета. Вы что же, на такси?
- Машину купили, - улыбнулся Кирилл. – Не знаем, радоваться нам или горевать, но что хлопот у нас прибавилось знаем точно. Обстоятельства вынуждают нас немного задержаться в вашем краю, поэтому мы хотим вас спросить: можно ли нам пожить у вас некоторое время?
- Живите, сколько хотите, - без колебаний твердо произнесла баба Настя, - ребята вы хорошие, спокойные, не пьющие. Других пустишь – кто их знает, каковы они. – Она повела парней в палисадник, и быстро разгородила часть забора: на земле были видны следы протекторов шин легкового автомобиля. – А  машину можете ставить здесь, а то ,чего доброго, угонят или столкнут с дороги.
Все у парней складывалось как нельзя лучше. Вместе с вопросом их дальнейшего проживания у бабы Насти сам собою разрешился и вопрос стоянки автомобиля. Перед ними теперь стояла одна задача – заработать деньги на обратную дорогу домой.
Перевозом пассажиров они решили заниматься только в темное время суток, когда улицы еще полны людей, а подвыпившая молодежь, опоздав на последнюю электричку, автобус или метро, не скупится на плату таксистам за доставку домой. Чтобы получать равное удовольствие от управлении машиной, товарищи договорились передавать друг другу ключи от нее по окончании работы, с рассветом.
Едва стало смеркаться, они проверили уровень масла в двигателе , атмосферное давление в шинах, долили в расширительный бачок тосол, и выехали из палисадника.
- Жаль, что нет возможности облить нашу ласточку шампанским, - бодрым голосом сказал Кирилл, выезжая из деревни; после ужина он предлагал Артему тянуть жребий, чтобы определить, кто проведет за рулем первые рабочие сутки, но товарищ, видя его по-детски нестерпимое желание покрутить баранку, уступил ему водительское место, отказавшись угадывать, в каком кулаке у него находится спичка. Только они выехали на главную дорогу, стоявший на остановке мужчина интеллигентной внешности махнул им рукою. Кирилл тут же прижал машину к бордюру.
- Ребята, до ближайшей станции метро не подбросите? – спросил  мужчина. Артем с готовностью ему кивнул и распахнул заднюю дверь. Не успел клиент усесться, к машине подбежала молодая пара. Не выпуская из своей руки руку приятной коротко остриженной брюнетки, высокий длинноволосый парень склонился к приоткрытому окну.

-   124  -
- До города не подкинете?
- Садитесь, - добросердечно бросил ему Кирилл. Когда пассажиры устроились, Артем с Кириллом одновременно, точно по сговору, обернулись назад и были приятно поражены: места на заднем сиденье оставалось достаточно для того, чтобы усадить взрослого человека среднего телосложения. Кирилл тронулся с места и, в считанные секунды набрав бешеную скорость, стал быстро, будто стоявших, опережать попутные автомобили, ловко меняя полосы движения. И уже через десять минут, высадив пассажиров возле входа  в метро, он пересчитывал первые заработанные деньги.
- Не хило! –говорил с расширенными от прилива возбуждения глазами , шелестя купюрами, - за десять-то минут да еще попутно… не хило!
Товарищи заправили машину бензином, купили пачку сигарет, и выехали на кольцевую дорогу. Но едва двигатель начал набирать обороты, Кирилл резко сбавил скорость и, съехав на крайнюю правую полосу, затормозил возле трех молодых мужчин, взмахивающих руками.
- В Тушино, - сказал ему один из мужчин.

Только с рассветом, когда открылось метро и начал свою работу общественный транспорт, желающих добраться в нужное место быстро и с комфортом заметно поубавилось. Весьма удовлетворенные своим скромным бизнесом, Артем с Кириллом приехали в Щукино и, очистив салон «БМВ» от конфетных оберток, жевательных резинок, скорлупы  семечек и прочего мусора, оставленного пассажирами, рухнули на кровати.



*   *   *



Начались холода, все чаще дули злые ветры и шли холодные дожди. Синоптики предупреждали граждан о приближении заморозков и неизбежной гололедице на дорогах. Не придавая особого значения естественным капризам природы, Артем с Кириллом продолжали упорно выполнять свою задачу, добросовестно работали каждую ночь . Чтобы салон машины не превращался в мусорку, они вынуждены были убедительно просить пассажиров не курить и не сорить, и те относились к их мягким требованиям с должным уважением. Постепенно они изучили московские районы и улицы, ознакомились с окрестностями города, и стали легко ориентироваться в них без подсказки пассажиров и не пользуясь картой. Заработанных уже ими денег с лихвою хватило бы им на то, чтобы несколько раз подряд съездить в Томилино и вновь вернуться в Москву, но, не имеющие определенного рода занятия, они решили не торопиться с возвращением в родной провинциальный городишко, где зарабатывать деньги было гораздо тяжелее, нежели в столице. Они купили все необходимое для машины: инструмент, комплект запасных шин, пылесос, заполнили автомобильную аптечку медикаментами, и, отложив деньги на дорогу домой, продолжили работать, разделяя теперь зарабатываемые деньги между собой. Наступление холодов довольно положительно сказалось на материальной стороне их бытия, поскольку заднее сиденье машины почти никогда не пустовало, и их карманы ощутимо тяжелели от купюр. Впрочем были и неудачные выезды «на охоту» , когда парни расходовали полный бак бензина, заезжая в город с самых разных направлений, петляя и по центральным проспектам и по темным узеньким переулкам, наведываясь в аэропорты и на вокзалы, устремляясь на пригородные шоссе, но, так и не увидев ни единого взмаха руки у


-  125  -
обочины, мрачные ехали спать в Щукино. Случалось, они везли прилично одетого молодого человека с галантными манерами, который всю дорогу болтал без умолку и шеле-
стел банкнотами, а доехав до нужного адреса, просил их подождать минутку – другую его возвращения, но не возвращался; порой им приходилось через всю Москву везти очаровательных девушек, которые по прибытии на место расплачивались с ними миловидными улыбками и вежливыми словами благодарности, - и парни старались внимательнее присматриваться к клиентам, однако эта мера предусмотрительности не всегда препятствовала очередному одурачиванию их кем-либо. К счастью, подобные случаи были редкостью, в целом им сопутствовала удача. Респектабельные мужчины и солидные дамы почти всегда им щедро платили, часто роняя на прощание: сдачи не нужно. И скоро кожаные портмоне товарищей стали туго набитыми.
Чем больше им везло, тем чаще Артем замечал в Кирилле проявления яркой и отчетливой заносчивости. Его раздражало, когда товарищ корчил из себя важную персону и разговаривал с пассажирами свысока, всем своим видом показывая им, что двое ни в чем не нуждающихся парней подобрали их у обочины из альтруистических побуждений, а вовсе не под нажимом жутких воспоминаний о том, как совсем недавно, подхлестываемые тревожной мыслью, что в случае неоправдания их надежд на бизнес им придется оставить «БМВ» в палисаднике бабы Насти, а самим по шпалам идти домой за тысячу триста километров за деньгами, они, как шальные, рыскали с пустыми желудками по столице, отыскивая зоркими взглядами случайного клиента, словно маньяки жертву. На этой почве между ними вспыхивали кратковременные, но частые ссоры, которые сглаживались с появлением у обочины или тротуара очередного вероятного клиента. Ссоры оказывали на Кирилла благотворное воздействие, после них он некоторое время вел себя сдержанно и даже, как будто, скромно, однако заряд здравомыслия иссякал в нем довольно быстро. Мысль порвать с ним отношения засела у Артема глубоко в голове. «Вот только машину продадим…» - решил он. Но совместные повседневные приятные и неприятные хлопоты, радости и огорчения, мимолетные трудности, во время которых товарищи делились последним куском хлеба, заставили его пересмотреть свое намерение и взглянуть на Кирилла по-новому.


*   *   *


Месяц пребывания в Щукино пролетел для них, как один миг. Вознамерившиеся ехать домой, парни решили устроить по этому случаю небольшое застолье, а какая-то странная желанная боль пронзила их сердца; подсознательно они радовались скорому возвращению домой, утешались купленными обновками, подарками и гостинцами, и вместе с тем печалились расставанием с активным образом жизни и с Щукино, ставшим за столь короткое время им родным.
При выходе из огромного универмага, возвышающегося над Комсомольской площадью, в котором они делали покупки, с намерением пригласить на их скромное застолье армейского товарища Артем набрал номер его телефона, но телефон Александра оказался отключенным; тогда он набрал номер его домашнего телефона, однако  ответивший в трубку уже знакомый ему женский голос поведал ,  что Александр отбыл в служебную командировку и приедет на днях. Слова «на днях» заставили Артема напрячь память и вспомнить, кому и он обещал приехать на днях, и когда его осенило, тоска по Карине в соединении со сладостным предвкушением скорой встречи с ней охватили  душу.
Приехав в Щукино, товарищи полюбовались своими покупками, накрыли стол и


-  126  -
пригласили в свою компанию бабу Настю. Та с радостью приняла приглашение и, войдя к ним в комнату, не без удивления сказала: -Неужто у вас праздник какой?
- Уезжаем завтра, - мрачно усмехнулся Кирилл и, очевидно, что-то вспомнив, метнулся к сумке, вытащил из нее серый пуховый платок; протянув его старушке , с грустной улыбкой и теплотой в голосе сказал: - Это вам, бабушка, от нас на  добрую память – носите на здоровье!
- Соколики!.. – слегка растроганная, протянула та, неуверенно принимая из его рук подарок; и тотчас, смахнув слезу, начала примерять платок, смотреться в зеркало, - спасибо вам, соколики!
Артем налил ей в бокал шампанского, но пить вино она наотрез отказалась. Сделав решительный отрицательный жест рукою, села к столу и неожиданно с задором произнесла: - Я , пожалуй, водки с вами выпью. – Она выпила полную стограммовую рюмку водки, запила её апельсиновым соком и, съев бутерброд с ветчиной, поднялась, стала благодарить постояльцев и прощаться. Парни сделали попытку уговорить ее еще побыть в их обществе, выпить и основательно поужинать, но она категорично отказалась и, сославшись на ранний подъем, ушла, пожелав им спокойной ночи.
Оставшись вдвоем, Артем с Кириллом неторопливо пили водку, ели картофельное пюре с тушенкой, и вели задушевные разговоры о жизни и людях, о добре и зле, вспоминали Карину и Дарью, снова  рассматривали свои обновки. Перед сном вышли на улицу покурить. Моросивший весь день дождь к вечеру перестал, в воздухе теперь кружились большие влажные хлопья первого снега, и тут же таяли, лужи затянулись коркой льда. Товарищи молча курили, и с горечью в сердце медленно обводили деревню прощальными печальными взглядами.



*   *   *


Домой ехали сумрачные, неразговорчивые, погруженные в свои думы. Минутами, правда, порывались развеять свою печаль и понестись что называется с ветерком, но настроение их к быстрой езде не располагало, и они тотчас оставляли рычаг переключения скоростей в покое, ехали неторопясь, словно грешники с явкой с повинной к судье. Будто сама природа, препятствуя их возвращению домой, усеивала путь зонами обильного снегопада, где крупные хлопья снега, скрывавшие повороты дороги, били в ветровое стекло, и тогда стрелка спидометра  на время застывала на двадцати.
Периодически они останавливали машину и выходили из нее размяться на свежем воздухе, умыться неулежавшимся  первым снегом, устраивая таким образом передышку и автомобилю. Не обходили вниманием и придорожные харчевни, где пили кофе с превосходными тающими во рту медовыми, миндальными и бисквитными пирожными. Впрочем лакомства поглощали они механически, в задумчивом молчании, не ощущая вкусовых качеств и потому без особого удовольствия.
Поздним вечером на одном из участков магистрали с заснеженных вершин по склонам вниз им навстречу стали сползать густые клубы тумана, делая невозможным движение автомобиля вперед, поэтому они вынуждены были возвратиться на четверть километра назад и сделать остановку в придорожном торговом центре. Там без особого аппетита отведали шашлыка, подремали и, поменявшись местами, продолжили  путь.
На следующий день, когда солнце село и на проясневшем небе зажглись первые звезды, они медленно миновали пост ГАИ и въехали в окрестности родного Томилино, окутанного зимней дымкой. Почувствовав легкое волнение, оба закурили. Растянутый в

-  127  -
длинные полосы дым из фабричных и заводских труб навел на них тяжкое уныние. Они медленно ехали по скользкой дороге своего города, и отчетливо сознавали, что в нем их ждет однообразная жизнь с серыми буднями. Бесконечные ряды зданий, казалось, приняли свинцовый оттенок, оголенные деревья были покрыты замерзшей пылью, пешеходы с трудом елозили по нерасчищенным скользким тротуарам; усугубляли неприглядность улиц обрывки бумаги, вздымаемые ветром и летающие в воздухе. При одной мысли о том, что машину не удастся быстро продать и тогда им с Кириллом придется долгое время прозябать в этой темной мрачной провинции у Артема чуть не вырвался крик протеста.
- Сначала заедем на почту, - решительно сказал он товарищу и резко придавил на педаль акселератора, - дадим объявление в газеты.
Купив в почтовом отделении все местные газеты, они тут же вырезали из них купоны  бесплатных объявлений и, заполнив купоны текстом о продаже «БМВ», запечатали в конверты, опустили в почтовый ящик.
Подъезжая к дому, Артем невольно испытал внутреннее напряжение, подумав , что случайно подвернувшиеся соседи или знакомые окружат машину, будут ею восхищаться, а ему и Кириллу лицемерно улыбаться, после чего, имея свежую тему для разговоров, станут перемывать им кости. Но,  к его приятному удивлению, возле их дома никого из соседей и знакомых не оказалось, лишь несколько малышей резвились на снегу возле слепленного снеговика и возведенной крепости, да бродячие собаки бегали сворой, заглядывая друг другу под хвосты. Однако это успокоило его только отчасти.
- Давай не будем на машине рисоваться, - предложил он Кириллу, - поставим ее на стоянку и будем продавать, не разъезжая на ней – и машина будет целее и разговоров меньше.
- Еще чего! – с жаром и остолбенело возразил тот, - пусть эти сплетники хоть все языки себе сотрут, пусть хоть лопнут от зависти. Что, из-за них я не могу родителей на дачу отвезти, не могу ездить на машине по своим делам..? И вообще,  мне глубоко безразлично, что эти мыши будут обо мне говорить и думать.
Вспомнив, что родители ходят за три километра в общественную баню, а оттуда, напарившиеся и разомлевшие, по морозу плетутся пешком домой, Артем с ним согласился.


*   *   *


В ожидании Кирилла, который должен был подъехать с минуты на минуту, Артем разглядывал себя в зеркало. Одет он был стильно и со вкусом, все на нем сидело ладно. В новых хлопковой голубой рубашке, бордовом крупной вязки шерстяном джемпере, джинсах, еще не застегнутой длинной кожаной черной куртке и черных остроносых полусапожках на скошенном каблуке, он выглядел безукоризненно.
Когда за окном прозвучал знакомый сигнал машины, он выглянул: Кирилл натирал ветошью стекла и зеркала заднего просмотра; он тоже был одет в купленные в Москве обновки – короткую кожаную куртку, джинсы и черные ботинки на высокой платформе.
           -Красивая машина! – восхищенно сказала мать, подойдя к окну. Отец, не водивший за всю свою жизнь никакого автомобиля, кроме стареньких «ЗИЛов», с завистью смотрел в окно на «БМВ» и молчал. Начальник автоколонны, в которой он работал, бесконечно обнадеживал его новым грузовиком, но когда на предприятие поступали новые автомобили, напрочь забывал о своем обещании, и новые машины распределял более молодым и менее опытным привилегированным водителям, которые в шоферском лексиконе значатся летчиками. После нескольких месяцев работы летчиков на новых машинах последние превращались в полуразвалины, и тогда одну из них прикрепляли за

-  128  -
отцом Артема. Для того, чтобы хоть удовлетворительно содержать семью, нужно было иметь как можно больше выездов в рейс, а для этого, следовательно, требовалось, чтоб ма-
шина работала, как часы, поэтому отец и днем и ночью прикладывал к ней руки, всухомятку обедая и отдыхая по два-три часа в сутки в ее кабине, а когда грузовик вновь обретал должное состояние, главе семьи приходилось наверстывать упущенное время, выезжая на линию и в будни, и в выходные, и в праздничные дни в дневную и вечернюю смены. С поступлением же в организацию очередной партии новой техники начальник неизменно проявлял благосклонность прежде всего к водителям, обладающим протекцией, а отец Артема так и продолжал гнуть спину под старыми машинами в пропитанной мазутом одежде. Несколько раз он делал попытку перейти в другое транспортное предприятие, но начальник не желал и слушать его об этом, рвал его заявления с просьбой об увольнении в мелкие клочья, и снова уверял, что скоро поощрит его трудолюбие и добросовестность, рассеивая сомнения в этом словами: «Я – гарантия!». Однако гарантия его была зыбкой, по прибытии в автоколонну новых автомобилей он всякий раз забывал о своем обязательстве. Коллеги по работе советовали старому шоферу улакомить начальника взяткой, но тот из принципиальных соображений не мог разделить их точку зрения, советуемый ими избитый прием претил его честной натуре.
- Хочешь прокатиться? – предложил отцу Артем.
- Нет сынок, - слабо отмахнулся тот, - не буду дразниться. Вот если б ты нас с матерью в пятницу вечером в баньку отвез…
- Об этом не может быть и речи, - пообещал Артем, - и отвезу и встречу. – Он поцеловал родителей, и выпустил на черный кашемировый шарф воздушную струйку одеколона «XS» - это был последний необходимый штрих к завершению туалета.
Когда он сел в машину, Кирилл включил приемник и поморщился: певец хриплым голосом спрашивал у ясеня, где его любимая. Раздраженно выключив его, вставил в магнитолу диск и, оценивающе оглядев друга, повернул ключ в замке зажигания.
Завидев Карину и Дарью, ожидавших их возле подъезда Дарьи, он прибавил звук магнитолы на всю мощь, набрал скорость и эффектно развернулся на сто восемьдесят градусов, обдав девушек снежной пылью: одетые в светлые кашемировые пальто и без головных уборов, те негромко взвизгнули и поежились. Едва Артем вышел из машины, Карина бросилась к нему и повисла у него на шее, поджав под себя ноги; ее пушистые длинные пахнущие розой волосы коснулись его щеки. Он поцеловал подругу в пухлые мягкие губы, и когда она, сияющая, опустила ноги на снег и высвободила его из своих объятий, с улыбкой поприветствовал Дарью , открыл заднюю дверь.
- Присаживайтесь.
С умилением глядя на объемистые мягкие игрушки, белого и черного пушистых котят, привезенных для них Артемом и Кириллом из Москвы и лежавших теперь на заднем сиденье, девушки несколько заколебались в нерешительности, но тут же, взяв нежно игрушки на руки, проворно юркнули в салон. Едва усевшись, Кирилл, снисходительно улыбаясь, поздоровался  ними и, слегка подавшись назад, игриво поцеловал Дарью в щеку.
- Часто нам изменяли, пока нас не было? – сказал шутливо вкрадчивым мурлыкающим голосом, обращаясь к обоим девушкам, и когда Дарья, желавшая что-то произнести, от его вопроса поперхнулась и, закашлявшись, покраснела, он заразительно засмеялся, откинув голову на подголовник. – Ага, значит имеется такой грешок! Ха-ха-ха… . – Перестав смеяться, самодовольно осклабился.
- Как наша телега?
- Ничего аппаратик, - сказала искренне Дарья, - внушительный.
- На честно заработанные такой, пожалуй, не приобретешь, - с поддевкой добавила Карина, и Артем вспомнил, как в гостиничном номере она упрекала его за постыдное посягательство на карманы предпринимателей торгового центра «Юбилейный». Кирилл

-  129  -
промолчал и, включив передачу, рванул с места, взметнув снежную пыль.
- Куда едем? – с интересом осведомилась Дарья.
- В сосновый бор, - бодро бросил через плечо Кирилл, поворачивая на заправочную станцию.
Когда он поставил машину в очередь, Артем ощутил на себе взгляд. Повернув голову направо, увидел возле соседней колонки Ферзя, неотрывно глядящего на их «БМВ»; Егор ждал, пока заполнится бензином бак его «Волги». Он ткнул локтем Кирилла в бок, и они вышли из машины.
- А все прибеднялись!.. – с удивлением и скрытой завистью сказал Ферзь, подавая им руку, после чего продолжил пожирать глазами «БМВ», - тачка, дорогое шмотье, девочки…
- Это не наша машина, - беспечным тоном солгал Артем, - на прокат взяли на время.
Он знал, что Ферзь ему не поверит, но ему было безразлично. По его мнению, каждый человек может иметь свои секреты, и, бесспорно, должен уважать чужие тайны. Собственно лгать Ферзю у него не было ни малейшего желания, и солгал он лишь с целью упредить заносчивые излияния и рисовки Кирилла, ибо понимал, что фанфаронство товарища ни во что положительное для них не выльется.
- Подруга-то ваша сидит, - сказал Ферзь, и выдавил из себя подобие дружелюбной улыбки, однако в глазах у него сверкнули злобные огоньки; Артем с Кириллом недоуменно переглянулись.
- Какая подруга? – настороженно проронил Кирилл.
- Маргарита ваша, - с оттенком коварства улыбнулся Ферзь.
- А, Маргарита! – успокоился Кирилл, - она нам давно уже не подруга. – Помолчав, полюбопытствовал: - За что ее посадили?
- В каком-то колхозе взяла на реализацию репчатый лук и кинула колхоз, а затем свалила с города. – Ферзь вытащил из бака «Волги» пистолет и повесил его на крюк бензоколонки; закрутив крышку бака, обернулся: - Ласты ей завернули аж под Мурманском. Суд уже был – семь лет строгача дали. – Эту новость он сообщил таким тоном, будто того же желал и Артему с Кириллом. – Ну, до скорого! – бросил сухо и, сев в машину, сразу укатил.
Заправив автомобиль топливом и покинув заправочную станцию, Артем с Кириллом тут же забыли о встрече с Ферзем, чему в большей степени способствовало присутствие на заднем диване их очаровательных шаловливых подруг. Ласково поглаживая мягкие игрушки, Карина с Дарьей весело щебетали, наслаждаясь скоростью и музыкой, приходя в восторг от прекрасной солнечной погоды. Кирилл снисходительно улыбнулся им, и едва пересек рубеж города, прижал педаль акселератора до полика: стрелка спидометра мгновенно подползла к двумстам.
- Тише, тише! – обеспокоено попросил его Артем. Кирилл усмехнулся, но газ сбросил и, прибавил звук магнитолы, задвигал плечами в такт музыке.
Съехав с шоссе, он несколько сот метров вел автомобиль по наезженной колее узкой занесенной снегом дорожки, обсаженной соснами, и скоро выехал на залитую солнечным светом небольшую лесную поляну. На разложенную на капоте расписную узорами салфетку парни поставили три бутылки шампанского, коробку мармелада в шоколаде и пакет с апельсинами. Взяв в руку пластмассовый стаканчик с вином, Кирилл лениво облокотился на крышу «БМВ» и, прерывисто хихикая, весело сказал: - Ну, как говорится в одном женском тосте: «… за песца на шее, за «Ягуар» под окном»… одним словом, хе-хе… за долгожданную встречу!
- Шеи нам украшать незачем – они у нас и без песцов красивые, - с шутливой капризностью произнесла Дарья, и кокетливо запрокинула голову назад. Безусловно, она отдавала отчет своей уверенности, шея у нее действительно была очень красивой –

-  130  -
высокой, тонкой, с белой нежной кожей. Глядя на ее шею, Артем на мгновение почувствовал к Дарье нечто вроде влечения, но, поймав на себе сверлящий с искорками ревности взгляд Карины, тут же выказал на лице полное безразличие. Карина взяла в руку стакан с шампанским и, все еще глядя на него с укором, игриво-язвительно добавила: - А если вы будете восхищаться чужими шеями, то и у нас под окном «Ягуары»  начнут сигналить наперебой.
Шел небольшой снег, снежинки порхали над головой белыми бабочками. Умиленно жмурясь от солнца, любуясь изящными соснами, черневшими на фоне тонкого снежного покрова, они пили вино и говорили не умолкая, испытывая радость встречи.



XI


Новость о том, что Артем с Кириллом разжились иномаркой, быстро облетела весь город, сама же достоверность этой новости возвысила их в глазах окружающих. Знакомые преграждали путь их машине и, обольстительно улыбаясь, тянули в салон напряженные руки для рукопожатия. Некогда неприступные, гаишники стали к ним несколько снисходительнее, некоторые в знак приветствия теперь махали им руками, широко улыбаясь; среди инспекторов у парней появилось немало приятелей. Девушки во время мимолетных встреч смотрели на них молящими глазами и дарили им сияющие улыбки, открыто заигрывали с ними, при каждом удобной случае норовили завести разговор, пытались заманить на уик-энд, назначить свидание, просто приглашали к себе в гости, соблазняя откровенными игривыми репликами: «Я буду дома одна…», «Нам не придется скучать…»,  «Не пожалеешь…».
Живо отреагировал на слух о приобретении приятелями «БМВ» и Цыган. Однажды Кирилл по телефону попросил Артема прийти к нему, и тот через несколько минут явился: в зале у Кирилла на диване сидел Василий, и как ни в чем не бывало расспрашивал Кирилла об их с Артемом жизни в столичном пригороде, изредка сдержанно посмеивался. По прошествии времени Артем с Кириллом будто забыли о том, что Цыган уехал от них из Москвы даже не попрощавшись, обиды на него не таили. Василий поведал им, что на все причитавшиеся ему от продажи сальников деньги купил на оптовой базе жевательные резинки. Кирилл уставился на него.
- Ты ж был против покупки жевачек..?
- Деваться было некуда, - пояснил Цыган. – На шоколад цены так подпрыгнули, что вкладывать в него деньги стало делом невыгодным. – Он с минуту помолчал, потупив задумчивый взор, и внезапно спохватился: - Вообще-то я к вам по делу. Мой бывший школьный товарищ одолжил приличную сумму в долларах одному сельскому предпринимателю, а тот, гад, не возвращает. У Лехи есть и расписка, заверенная нотариусом, но он не хочет бегать с ней по судам. Если хотите заработать, я дам вам номер его телефона, а там уж сами с ним разговаривайте, договаривайтесь – мне абсолютно никакой доли не нужно. – Продиктовав Кириллу, взявшему в руки карандаш и клочок газеты, номер телефона своего товарища, Цыган влил в себя залпом полную чашку остывшего кофе, и поднялся с дивана, громко зевнул, потянулся.
- Пошел я за дочкой в садик.
Он ушел, а Кирилл с Артемом стали думать, стоит ли им впутываться в истории. После долгих взвешиваний обрисованной Цыганом ситуации вокруг чужих долларов, после всех высказываний своих противоречивых доводов из любопытства решили позвонить приятелю Цыгана, а дальше действовать по обстановке. Кирилл

-  131  -
незамедлительно крутнул диск телефона несколько раз, и через мгновение спросил Алексея.
- Вы? – тут же произнес в трубку. – Вас беспокоят из бюро находок. Нам Василий Цыган рассказал о вашей потери долларов… Если вы нуждаетесь в наших услугах, мы хотели бы знать, где и когда мы сможем услышать от вас более детальный рассказ этой принеприятнейшей истории. – Он договорился с приятелем Цыгана о встрече, и  положил трубку.
За довольно короткое время обладания автомобилем Артем с Кириллом несколько пообленились, ездили на нем и в баню, и в парикмахерскую, и в магазин за хлебом. И теперь из нежелания плестись на встречу к некоему Алексею пешком они неторопливо шагали на автостоянку за машиной; свежий искрящийся снег поскрипывал под ногами, встречный резкий ледяной ветер заставлял прикрывать веки.
- Быстрее бы объявления в газетах вышли, - недовольно пробормотал Кирилл,  поеживаясь, - продали бы машину да за другой в Москву уехали.
- Да, надоело без дела сидеть, - отозвался Артем. – перед нами все заискивают – думают, преуспеваем в бизнесе, а мы скоро будем на бензин деньги стрелять.
Кирилл ничего не сказал, хихикнул.
Только они подъехали к условленному с незнакомцем месту встречи, кинотеатру «Прогресс», к машине подошел высокий худой мужчина на вид лет тридцати пяти в очках. Зеленое кашемировое пальто болталось на нем, как на колу, черная спортивная шапочка скрывала брови, толстый мохеровый шарф туго обвивал  шею. Он нагнулся к окну «БМВ» и уставился на парней, очки сползли у него на кончик носа.
- Что за пугало, неужели тот ростовщик… - захихикал Кирилл и, приопустив стекло развязно-насмешливо сказал: - Ты кто, человек?
- Меня Алексеем зовут, - неуверенно вымолвил мужчина. – Мы случайно не с вами договаривались о встрече?
- Падай в машину, - небрежно бросил ему Кирилл, - почирикаем.
Когда тот сел в машину, Артем отъехал чуть в сторону от входа в кинотеатр. Выключив двигатель, включил плафон: кабину залил мягкий свет.
- Итак? – обернулся к мужчине Кирилл.
- Банальная история, - скромно сказал Алексей. – Я частенько давал под проценты деньги одному знакомому предпринимателю, и год назад он у меня в очередной раз ссудил деньжат.
- Сколько? – перебил его Кирилл.
- Тридцать тысяч долларов. – Алексей извлек из внутреннего кармана пальто расписку,   протянул ее Кириллу. – Но вот настал день расплаты – Иосиф не едет, не звонит мне.  Я решил подождать еще недельку – молчок. Я подождал еще месяц – снова безрезультатно. Тогда я сам ему позвонил, напомнил о долге, а он и слушать меня не желает – кричит в трубку: «Не доставай меня своим  нытьем – сам помню, что должен. Как дельце одно проверну, сразу рассчитаюсь». Пока он провернет свое дельце я ждал три месяца. Затем обратился за помощью к одному бандюге, но тот заломил такой процент , что я и сам стал не рад ,что к нему обратился. А этот шакал как-то пронюхал, что я к бандитам обращался – звонит мне через неделю после этого и говорит: «Людям жалуешься на меня – вообще не увидишь своих денег, как ушей». Вот и все, - печально вздохнул Алексей. Выдержав паузу, не очень решительно произнес: - Я предлагаю вам такой вариант: вы возвращаете мне тридцать тысяч долларов, а себе забираете причитающиеся мне проценты – это без сотни пятнадцать штук зелени.
- Тому бандюге, к которому ты за помощью обращался, ты тоже такой вариант предлагал? – ироничным тоном спросил его Кирилл.
- У нас с ним до этого дело не дошло, - смутился Алексей, - а что?

-  132  -
- Маловато будет – вот что. Если и найдутся желающие помочь тебе, то пойдут на это минимум за пятьдесят процентов. Сейчас дураков нет.
- Хорошо, я согласен дать вам еще десять процентов с моих денег, но это край – большая часть этой суммы принадлежит моему тестю.
- Есть у него что-нибудь, кроме штанов?
- Дом большой кирпичный, цельнометаллическая «Газель», «восьмерка», какую-то черную иномарку недавно из Прибалтики пригнал…имеет немного акций краснопартизанского горно-обогатительного комбината, немного – василевского концерна гидротехнического строительства. Ну и деньги должны быть – насколько мне известно, он совсем недавно двухкомнатную квартиру в Питере продал… а если нет денег, то должен быть товар – он хозяин трех продовольственных магазинов.
Артем с Кириллом слушали его, не проронив ни слова. И чем больше получали информации о должнике Алексея, тем яснее представляли, насколько серьезен и, следовательно, неуязвим, а может быть, и даже опасен его дебитор. Вместе с тем их жалостливое чувство к позадисидящему хиленькому и обиженному человеку стремительно нарастало.
- Трусоват, - продолжал, раздумывая, Алексей. – В ментовку жаловаться не пойдет, но может обратиться к крыше. Живет один. Дома его можно застать ранним утром и поздним вечером. – Он умолк, потупил отрешенный печальный взор.
- Мы над всем этим хорошенько подумаем, - пообещал ему Артем, - а вечером сообщим вам о нашем решении.



*   *   *

Воротаевка находилась в ста километрах от Томилино, и в этот маленький населенный пункт парни приехали задолго до рассвета. В деревне бесновала вьюга, голодной собакой выл ветер, белая свистящая мгла скрывала все  вокруг. Сразу отыскав дом предпринимателя Фатьянова, они проехали мимо него и, остановив машину за стогом сена, выключили двигатель, закурили, осмотрелись: деревня еще спала крепким сном, ни одно оконце не светилось, не лаяли собаки, из труб домов тянулся дымок и сразу растворялся в порывах ветра; лишь злая вьюга, разгуливающая над убеленным снегами селением, нарушала тишину. Во избежание неприятностей, они залепили снегом номерные знаки машины и, закрыв ее, направились к дому Фатьянова. Решившие разговаривать с должником исключительно дипломатично, без угроз и тем более рукоприкладства, Артем с Кириллом   не испытывали ни малейшего волнения.
Дом Фатьянова был слегка занесен снегом, оконные ставни закрыты, но из трубы поднималась и тут же сметалась ветром струйка дыма.
- Дома! – приглушенным голосом сказал Алексей. – Вот его иномарка. Значит ездит сейчас на ней – ту машину, на которой он ездит, всегда оставляет во дворе.
Возле дома стоял припорошенный снегом черный «Мерседес», на его заднем сиденье лежала большая непочатая бутылка водки.- Куражится, гаденыш, - беззлобно прошипел Алексей, глядя на бутылку. Он поднес указательный палец к своим губам, и шмыгнул к дому, позвонил в дверь; его взгляд стал настороженным. Приложив ухо к двери, позвонил еще два раза.
- Кто там? – недовольно рыкнул за дверью мужской голос.
- Свои, - деланным извиняющимся голосом пролепетал Алексей, - свои, Иосиф.
- Все шляетесь по ночам, алкаши ненасытные… - проворчал хозяин дома и, лязгнув засовом, распахнул дверь: это был средних лет полный щекастый мужчина со всеми

-  133  -
признаками довольства жизнью; длинные в цветочек трусы обтягивали его округлый живот; он был бос. – Я же просил, чтобы ночью ко мне… - неистово проревел он с ходу, но увидев своего кредитора, осекся. Взглянув через его плечо на Кирилла и Артема, стоявших неподвижно и смотревших перед собой уверенно, весь сник, стал, как будто, меньше ростом, полное лицо сразу как-то слиняло, щеки слегка сдулись.
- На этот раз ты ошибся – не алкаши твое величество беспокоят, - спокойным тоном сказал ему Алексей. – Ну, что глаза таращишь – можно, что ль?
- Проходите, - растерянно промолвил тот; передернув плечами от притока в дом холодного воздуха,  юркнул в просторную отделанную деревом кухню, мигом закутался в длинный махровый халат. Едва визитеры следом за ним вошли в кухню, Алексей молча поднес к его карим воспаленным глазам  расписку, в которой Фатьянов некогда обязывался возвратить кредитору ссуду с процентами в оговоренный ими срок.
- Узнаешь? Не думал я, что ты осла во мне увидишь и решишь, что тридцать тысяч долларов тебе нужнее.
- Леша, как ты можешь так говорить!.. – обиженно протянул Фатьянов, всплескивая руками, удрученно покачал головою. – Меня, если хочешь знать, самого подвели – людям по-человечески дал денег в долг на месяц, а они начали хвостом крутить… только неделю назад с горем пополам вернули.
- Зачем же говорил, что я не увижу своих денег, как ушей? – прищурился Алексей.
- Это я в сердцах, - смешался Фатьянов, - пьяный был. Я собирался на днях к тебе ехать – деньги приготовил, презент за просрочку…
- Презент можешь оставить себе на память, - зло процедил Алексей, - на память о том, что был у тебя простофиля, которого ты в любое время суток находил, будил, отрывал от дел, и он, придурок, летел к тестю в ноги падать. И ты его сполна отблагодарил…
- Леша, я тебе клянусь… - взмолился Фатьянов, приложив руку к груди, но Алексей неприступным жестом руки остановил его, с угрозой в голосе потребовал: - Бабки!
Удрученно покачав головою, Фатьянов встал со стула, направился в комнату.
- И без глупостей! – все с той же злостью бросил ему вслед кредитор, - мы ехали к тебе за сто километров не анекдоты травить, а серьезный вопрос решать. – он ухмыльнулся.
Через минуту хозяин дома вернулся с кейсом. Положив его на стол, раскрыл .
- Считай.
Пока Алексей пересчитывал толстые пачки долларов, Кирилл алчным взглядом неотрывно наблюдал этот процесс и нервически курил одну сигарету за другой; чтобы не изводить себя завистью, Артем непринужденно осматривал кухню: на светлом гарнитуре лежал слой пыли, некогда белые подвесные потолки и занавески на окне были слегка пожелтевшими от табачного дыма, пепельница на столе полна окурков, в углу под раковиной дюжина пустых бутылок, в раковине горка грязной посуды, ведро с верхом наполнено мусором. Пересчитав, наконец, деньги, Алексей с изумлением воззрился на дебитора.
- А проценты?
- Через месяц верну – сейчас с деньгами у меня напряженка, - твердо заверил тот, сделал жест рукою, как бы отстраняя все сомнения в правдивости этих слов.
- Нет, милый, так дело не пойдет – из доверия ты уже вышел, - с ироничным сочувствием в голосе сказал Алексей. – В счет процентов мы забираем у тебя «мерс», - добавил тем же тоном, и с нахальной ухмылкой на лице торжествующе положил руку на плечо Фатьянова; из скромного и сдержанного он вдруг превратился в наглого, разнузданного и циничного, под его овечьей шкурой проступила волчья шерсть и сверкнули безжалостные клыки; Артем сразу возненавидел этого мерзкого, жестокого типа, и подумал, что получил бы огромное удовольствие, саданув его промеж светлых глаз.


-  134  -
- Да ты спятил!.. – ошарашено уставился на него Фатьянов, в его голосе прозвучала мольба, - мне за него четвертак зелеными дают, не торгуясь, а я тебе должен-то остался…
- А мы, по-твоему, задаром сюда ехали за сто километров киселя хлебать..? –басовитым ненатуральным голосом перебил его Кирилл. – А причиненный тобою моральный ущерб с бессонными ночами и напряженными нервами ты не принимаешь во внимание..? Ты пользовался чужими деньгами довольно не малое время – теперь будь добр рассчитаться. За всякое удовольствие, увы,  приходится платить по счетам. – Говоря это, Кирилл смотрел на Фатьянова исподлобья, грудь его слегка выпирала вперед, ноги были широко расставлены, в ладонь правой его руки была вложена левая. Артем глядел на товарища, думая, у кого он перенял эту манеру держаться с оппонентами. И понял: у Ферзя. Обезьянничество Кирилла вызвало в нем чувство досадной насмешки.
- Забирайте, - обреченно махнув рукой, слезным голосом выдавил из себя Фатьянов; лицо его стало серым, взгляд отрешенным, глаза грустными; казалось он вот-вот разрыдается. Артему стало невыносимо жаль его, неизъяснимая горечь заполнила его сердце. «Какими бы соблазнительными не были барыши, и как бы жалко не выглядели мины обиженных ростовщиков, - больше я на подобные дела не ходок!» - поклялся он себе в мыслях.
- Сколько машине лет? – самоуверенным тоном произнес Кирилл, - и чем она укомплектована?
- А? – вздрогнул Фатьянов, словно очнувшись, - лет? Шесть. У нее автоматическая коробка передач, полный электропакет, два аэробэга, кожаный салон, кондиционер, круиз-контроль, люк…
Очистив ветровое стекло от снега, Кирилл сел в «Мерседес», и двигатель тут же ровно зарокотал. Немного прогрев сердце машины, он медленно выехал со двора, и начал плавно придавливать педаль газа. Доехав до одноэтажного деревенского сельсовета, развернулся, и  ураганом пронесся мимо дома Фатьянова. Метров через сто пятьдесят остановился и снова развернулся, медленно поехал назад, прислушиваясь к работе двигателя. Подъехав к ожидавшим его возле калитки Артему, Алексею и Фатьянову, жестом головы пригласил Артема в машину. Когда тот занял место рядом с ним, дрожащим от восторга голосом сказал: - Этот шедевр просто чудо! Прокатишься? Или ты себе «БМВ» оставишь? – прибавил торопливо, в глазах его сверкнули лукавые огоньки.
- Я бы с удовольствием оставил себе «БМВ», - без раздумий ответил Артем, будто ожидал услышать от него этот вопрос. Кирилл издал радостный звук, потирая руки, и,  приопустив стекло, крикнул Фатьянову: - Поехали переоформлять машину.
Вернувшись в Томилино на двух машинах, Артем с Кириллом поделили полученные у Алексея три тысячи долларов и, поставив машины на платную автостоянку, разошлись по домам готовиться к вечеру, который решили провести с Кариной и Дарьей в единственном в городе приличном ресторане с оркестром и отменной кухней.


*   *   *


С появлением у Кирилла «Мерседеса» их популярность значительно возросла, достигла своего апогея. Поток желающих скрепить свои отношения с ними узами любви, дружбы и тесного делового сотрудничества усилился. О них стали много говорить, их имена были на слуху. Одни смотрели на них с почтением, другие с любопытством, третьи, как будто, с боязнью, четвертые со скрытой злобной завистью; одни воспринимали их непомерную удачливость с искренними  восхищением и радостью, большинство других – с деланными, но равнодушным к ним не оставался  никто. Совершенно незнакомые им

-  135  -
личности с приветливыми улыбающимися лицами тянули им руки . Когда они находились за рулем, им адресовали приветствия протяжными звуковыми сигналами автомобилей и помаргиванием фар. Девушки вели за ними настоящую охоту, не давали прохода, при случайных встречах вешались им на шеи, признавались в любви, вздыхали вслед. В двери им неперестанно звонили, их телефоны не умолкали ни на минуту.
Живущие по соседству с ними пьяницы, прощелыги и всякий другой сброд просили парней обеспечить их работой, а также предлагали им свою бескорыстную помощь и различные бесплатные услуги.  Не знающие страха и умеющие только махать кулаками, шалопаи всех мастей, относящиеся к пошлостям и непристойностям с тем большим пониманием, чем они грубее и бесстыдней, заверяя в своей преданности, смелости и исполнительности, просили принять их в группировку, от чего Кирилл на глазах превращался в важного, самодовольного и претенциозного; в их бойцовском пыле Артем чувствовал фальшь, а откровенная лесть, заискивания и лицемерные улыбки этих недоумков коробили его, однако, стараясь не выказать на лице раздражения, он каждый раз сдержанно заверял их, что он и Кирилл ни в какой группировке не состоят и тем более не руководят, а сами, смертные, ищут работу или сколько-нибудь выгодное занятие; впрочем,  ни от кого особо не скрывающий, а часто не без рисовки и афиширующий, каким образом заработан «Мерседес», чем опровергал слова друга, Кирилл с величавым видом авторитетно обещал им, что если найдется для них какое-нибудь дельце, то он их вмиг разыщет.
От серьезных заманчивых деловых предложений также не было отбоя. Знакомый президент компании «Межрайгаз» предлагал Артему и Кириллу заняться доходным бизнесом в сфере газификации сел и деревень. Владелец нескольких автозаправочных станций предлагал им возглавить находящиеся при станциях мастерские по ремонту автомобилей. Заведующий продовольственной базой, нуждающийся в постоянных оптовых поставках продукции, предлагал им высокооплачиваемую работу охранников-экспедиторов. Начальник строительно-монтажного управления приглашал их на работу в свою организацию в качестве прорабов. Хозяин двух столярных мастерских предлагал им взять на себя руководство над рабочими, трудящимися в этих мастерских. В фирме, занимающейся продажей отечественных автомобилей, для них нашлось два вакантных места перегонщиков. Предприниматель, имевший три продовольственных магазинчика, парикмахерскую и аптеку за хорошую плату просил их  на постоянной основе ограждать его от рэкетиров, а также от уличной шпаны, представлявшейся рэкетирами и требовавшей по семь раз в день немедленной сдачи оброка в виде литра водки или денег на покупку оной.
За «БМВ» и «Мерседес» им предлагали приличные деньги, золото, прекрасные квартиры в престижных районах города, много различного товара по дармовой цене.
От появления изумительных волнующих перспектив, от вороха блаженных мыслей у Артема и Кирилла кружились головы, их сердца были переполнены любовью ко всем и всему окружающему. Жизнь улыбалась им.



*   *   *


Однако вместе с радостью внутри у Артема однажды родилось и смутное беспокойство. Он почувствовал, что над ним нависла мрачная туча, но не мог понять, откуда пригнал ее ветер. Он старался предугадать, что же должно  произойти, но ничего из этого не выходило. Когда начал перебирать в памяти все свои деяния, лица знакомых, то

-  136  -
при воспоминании натянутой фальшивой улыбки, устремленного на «БМВ» со скрытой завистью взгляда и с оттенком враждебности тона Ферзя во время последней их встречи, его беспокойство превратилось в тревогу. «Неужели Ферзь, друг детства, замышляет козни? – думал он, - но что может побудить его к этому? Только лишь  зависть? Или Фатьянов за свой «Мерседес» месть готовит? сначала под давлением кредитора, окруженного двумя крепкими молодцами,  погасил автомобилем задолженные проценты, а после, опомнившись, взвыл от жадности да и решился на коварные действия? А может быть тот пижон, которого Кирилл с Цыганом в поезде в лапти обули, поднял на розыск воришек всех своих покровителей? Если пожаловался уголовникам, то еще полбеды – те если и лишат последних штанов, но хоть не свободы, а  вот если обратился в милицию… Впрочем и в том и в ином случае весь спрос будет с Кирилла и Цыгана… а я,  скажу, спал – ничего не видел и не слышал». Мысли его цеплялись одна за другую, как звенья цепи, но о чем бы он ни думал, неприятное воспоминание о Ферзе неясной тревогой жило в нем. Он чувствовал, что белая полоса его жизни близка к завершению, и в скором времени так же естественно и неизбежно, как смена времени года, наступит черная, и понимал, что невозможно притормозить время, продлить счастье. Решив осведомиться душевным состоянием Кирилла, он однажды как бы невзначай заметил, что непрочное их счастье и обманчив покой, сказал, что его что-то тревожит, но товарищ лишь насмешливо скосоротился: - Вечно тебе мерещится, что злыдни охотятся за тобой.
Чрезмерная жизнерадостность Кирилла и как следствие предвзятость в восприятии действительности обезоружили его защитные инстинкты, он не желал признавать неотъемлемый жизненный закон переменчивости, которому подвластно всё и без исключения все. Ложный ореол славы затмил его сознание громкими выстрелами пробок и пеной игристого шампанского, деланным восхищением смазливых длинноногих девиц, восторженными возгласами и хвалебными речами лицемеров. Одержимый прожектом создания группировки из исполнительных крепких подхалимов, он беспамятно концентрировался на этом, делал решительные шаги к цели.
Решив привести в порядок свои нервы, а заодно и осмыслить, проанализировать происходящее вокруг в полной тишине, наедине с самим собой, Артем сказал Кириллу и Карине, что на выходные дни вместе с родителями уезжает погостить к бабушке в деревню. В пятницу вечером он отвез родителей в деревню и, вернувшись в город, поставил машину на охраняемую автостоянку, находящуюся в соседнем районе, подальше от глаз Кирилла. Незаметно прокравшись домой, отключил телефон и, устроившись на диване, раскрыл недавно им купленное учебное пособие по юриспруденции. Он пытался вникнуть в содержание, но тщетно, глаза бегали по строкам, а прочитанное в голове не укладывалось. В памяти его сами собой всплывали образы.
Вот среднего роста коренастый, с открытой душой и мягким характером Сугробов Михаил. Однажды, когда он, слегка подвыпивший, проходил мимо «Мерседеса», Кирилл окликнул его, под предлогом погреться пригласил в машину, угостил сигаретой, непринужденным дружелюбным тоном попросил рассказать о себе. Михаил широко улыбнулся Кириллу и ему, но тут же на его лице проявился отпечаток душевной пустоты; он закурил и, задумчиво провожая глазами струйку дыма своей сигареты, тоскливо сказал:
- А что рассказывать… живу потихоньку – я  человек закаленный. Мать умерла от рака, когда мне было шесть лет. Отец сразу начал спиваться, куролесить – из тюрьмы не вылазиет. Я с детства мыкаюсь по детским домам, интернатам, приютам. В двенадцать лет украл на базаре палку колбасы – жрать хотел – отдубасили, когда поймали, как собаку: сломали ребро и выбили три зуба. В шестнадцать захотелось пожить по-человечески, и я без долгих раздумий обокрал квартиру одного богатенького начальничка – четыре года дали. Освободившись, решил браться за ум – на работу устроился, женился… сыну уже три года. Недавно собаку завел… Нормально живу. Всякое, конечно, случается. Бывает, зарп-

-  137  -
лату не дают по восемь месяцев – теща на свою скудную пенсию кормит и тычет куском хлеба, -  тыльной стороной ладони он смахнул слезу, - после этого кусок в горло не лезет… бывает, с  Танюхой полаемся чуть до не до развода – все бывает… но все же это лучше, чем в лагере гнить заживо.
Растроганные его отрешенным откровением, парни решили ему помочь, и стали думать,  как, но в головы им ничего пока не приходило. Находчивее и сообразительнее оказался Кирилл. Уже спустя неделю бесхитростного, честного и добродушного Михаила Артем увидел в машине Кирилла, расплывшегося в самодовольной улыбке и бросившего товарищу веселую многоцветную реплику: «В нашей банде пополнение!». Хватка у Кирилла была мертвой: если он чувствовал, что попавший в его поле зрения человек может быть ему полезен или с него можно получить выгоду, использовал все доступные ему средства к тому, чтобы заинтересовать объект, приблизить к себе, удержать.
А вот Кудаков Лев – высокий узкоплечий шатен с симпатичным лицом; часто он бывает задумчив, и много курит; пунктуален и прилежен во всем. Живет Лев с одной больной матерью, инвалидом первой группы; до недавнего времени работал в одной бригаде со своим неразлучным товарищем Сугробовым Михаилом. На него Кирилл положил глаз вскоре после появления в «банде» Михаила. От предложения Кирилла заниматься вместе бизнесом эти простоватые доверчивые парни не смогли отказаться – когда солидной внешности человек с благородными манерами приглашает в красивый широкий «Мерседес», и степенно, ненавязчиво, с нотой сочувствия в голосе предлагает вершить достойные дела, испытать судьбу откажется далеко не каждый. Они вмиг уволились с завода и, не обращая на недовольство домашних ни малейшего внимания, чуть ли не круглосуточно находились при Кирилле. Завороженные его байками о красивой жизни и щедрыми посулами, они с энтузиазмом мыли его «Мерседес», наводили порядок в его гараже, работали на его дачном участке. Пару раз Артем недвусмысленно давал им понять, что усердие проявляют они напрасно, но они не вняли его предостережению. Их пассивное принятие всех указаний Кирилла, беспринципное без признаков свободомыслия преклонение перед ним приводили Артема в раздражение, однако теперь свои мысли он предпочитал держать при себе и, подумав, что человек сам является хозяином своей судьбы, перестал испытывать к Михаилу и Льву чувство жалости. Впрочем, он делал попытку повлиять на Кирилла, пристыдить его, убедить в том, что нельзя бессовестно злоупотреблять чьим бы то ни было простодушием, но она, увы, не удалась, товарищ, ставший теперь амбициозным и оттого, видимо, бездушным, остался к нему глух.
- Если они сами хотят быть шестерками, при чем тут я? – сказал он, усмехаясь, - не мне, так другому будут шлифовать ботинки – это их стезя.  Так что, пусть тебя это не раздражает. На таких дураках, как они, а не на трех китах земля держится, - прибавил он и заразительно засмеялся. - Не умеют работать головой – пусть работают руками.
Вот мастер спорта по каратэ, уголовный авторитет Паленый, мимо дома которого Кирилл однажды не смог проехать, и свернул к двухэтажному особняку, построенному без особого вкуса, походившему скорее на курятник.
- Давай к Паленому заедем, - предложил Кирилл, - он мне на тюрьме еще адресок оставлял, да все никак не было времени заскочить к нему.
Артем равнодушно пожал плечами.
Подойдя к дому, Кирилл ткнул пальцем в звонок домофона.
- Кто там? – раздалось изнутри. Кирилл представился, и замок щелкнул, дверь открылась, на пороге вырос двухметровый богатырского сложения мужчина лет сорока. Он вопросительно посмотрел на парней и, пристально вглядевшись в лицо Кирилла, слегка осклабился: - А, привет!. – Попав в жаркие объятия Кирилла, легонько похлопал его по спине, затем протянул руку Артему. – Проходите, пацаны.

-  138  -
Он пригласил нежданных гостей в просторную кухню, служащую и гостиной, жестом руки предложил устроиться на кожаном диване-уголке, обнимающем длинный стол с овальной столешницей, покрытый белой скатертью; взяв в руку дистанционный пульт управления, убавил звук телевизора.
- Чаю, кофе, винца, водочки? – предложил обыденным тоном. Парни отрицательно покачали головами. Паленый сел в кресло, закурил, спокойным внимательно-пытливым взглядом посмотрел на Кирилла.
- Мы к тебе по делу, Вован, - нерешительно начал Кирилл, - дело не срочное, но все же… Мы хотим всех своих пацанов подтянуть, - он остановился, подыскивая слово, - бригаду хотим создать. Вот и приехали к тебе за благословлением. Хотим под твоим, так сказать, началом работать.
Авторитет слушал его внимательно, холодно-настороженно. Лицо у него было мужественное, черты лица правильные, а русые усы, спускающиеся чуть ниже уголков рта, говорили о его смелости и решительности, в нем чувствовалась железная воля, уверенность в себе и преданность своему собственному мнению – весь его вид предупреждал о том, что с ним шутки плохи. Даже не помышляя о создании какой-то группировки, Артем с некоторой ошеломленностью посмотрел на Кирилла, говорившего и от его имени, но подумав, что каждый человек несет ответственность только за свои слова и поступки, подавил в себе возмущенное чувство.
- А зачем вам бригада? – равнодушно возразил Паленый, стряхнул пепел сигареты в пепельницу, - у меня есть бригада. При необходимости я за вас постою, как надо – можете не сомневаться. Работайте спокойно и рассчитывайте всегда на мою поддержку. Главное, - прибавил после паузы, лукаво улыбнулся, - после каждого дела не забывайте делиться со мной, хе-хе…
Артем вспомнил, какою радостью осветилось лицо Кирилла после того, как они попрощались с Паленым  и вышли из его дома. Чрезвычайно удовлетворенный встречей с бывшим сокамерником, Кирилл плюхнулся на сиденье машины, словно на пуховую перину, а отъезжая от дома авторитета, с удивлением во взгляде провожающего «Мерседес» из окна, посигналил и, помахав ему рукой, резко надавил на педаль газа, оставив позади машины клуб снежной пыли.
Несколько лет тому назад Кирилл украл в одном из томилинских совхозов мешок семечек, но до оставленного им в посадке отцовского «Москвича» не донес, его ударили сзади тяжелым предметом по голове, и он потерял сознание, а пришел в себя только в отделении районной милиции. Судьи приговорили его тогда к трем годам заключения условно и выпустили из зала суда, однако пока велись следственные действия, ему пришлось-таки пять месяцев покормить вшей в тюремной камере. Пребывание в остроге явно пошло ему не на пользу, во время заточения он, судя по всему, не раскаивался в содеянном, не пересматривал свою жизнь и неприглядное поведение, не делал соответствующих выводов, а напротив, расширял круг знакомств, колол на теле татуировки и впитывал в себя, как губка, тюремный жаргон. Порой казалось, что провел он под стражей не несколько месяцев, а несколько десятилетий, и что он не жалкий воришка, а влиятельнейший уголовный пахан. После встречи с Паленым, во время которой Кирилл скромно улыбался и тщательно подбирал выражения, не прибегая к тюремному лексикону, он заметно вырос в своих глазах, почувствовал за спиной крылья.
Тут же перед глазами Артема промелькнула недавняя вечеринка, устроенная парнями по случаю Дня матери. Родители Кирилла находились в отъезде, и он предложил повеселиться у него. К праздничному гулянью готовились сообща: Михаил пылесосил ковры и паласы, вытирал пыль с мебели, Лев производил влажную уборку, Артем с Кириллом готовили горячую и холодные закуски, сервировали стол и накрывали на него. Покрытый белоснежной скатертью, стол вскоре стал выглядеть воистину празднично: в

-  139  -
середине его стояла изящная хрустальная ваза с пушистыми пахнущими хвоей веточками сосны, напротив каждого стула на салфетках лежали столовые приборы; салатные вазы на ножках были заполнены мясным,  острым морковным салатами, винегретом и шампиньонами; на лотке покоилась холодного копчения горбуша, порезанная на кусочки; стеклянные вазы, удерживали горки фруктов; соусники были наполнены томатным соусом и сметаной, здесь же размещались приборы со специями; в большом трехлитровом графине
стояла водка, в кувшине – янтарного цвета грушевое вино, изготовленное матерью Льва, из
декоративного ведерка торчали бутылки шампанского; в суповых фарфоровых мисках дожидались своего часа домашние пельмени, котлеты из телятины, картофельное пюре.
- Когда ж эти девки придут!.. – глядя на стол, с шутливым негодованием воскликнул Сугробов, облизнулся, потер руки.
- Может не будем их ждать? – хихикнул Лев.
- Да мне самому уже жрать охота, - сказал Кирилл, вытирая лоб ладонью. – Вы-то хоть недавно пришли, а мы с Артемом с самого утра у плиты лбы парим, и за весь день даже чаю не попили – все некогда.
Когда стало смеркаться, пришли Карина и Дарья со своими двумя подругами, Ольгой, маленькой, упитанной, симпатичной и внешне очень серьезной девушкой, и Анастасией, высокой приятной брюнеткой, любящей поболтать и посмеяться. Молодые люди тотчас перезнакомились, и завели непринужденный диалог без особой темы, будто знали друг друга много лет. После того, как Дарья с Кариной подали пельмени, все сели за стол, выпили за всех матерей и за девушек, будущих мам. После того, как плотно перекусили и почувствовали себя изрядно захмелевшими, Кирилл включил сделанную им тайно от всех магнитофонную запись застолья, начинавшуюся приходом девушек, и все стали смеяться от души, Анастасия даже ползала, смеясь, по паласу, на четвереньках. После прослушивания веселых возгласов, пьяных заверений, шуток и комплиментов, тостов и пожеланий, веселого раскованного смеха и чьих-то негромких отрыжек – отдельных звуков, часто сливающихся в единый жужжащий улей,- включили музыку, стали танцевать. И все выглядело очень даже мило до тех пор, пока Кириллу не стало жарко, а Сугробова не дернул за язык невидимый бесенок. Вначале Кирилл снял с себя джемпер, чуть позже рубашку, а спустя полчаса скинул с себя прямо на пол и майку. Казалось, обнажил он торс не столько из-за духоты, сколько из желания покрасоваться своими татуировками: на левом его плече изрыгал огонь многоголовый дракон, на левом – змей обвивался вокруг меча, вся грудь и живот были испещрены монастырскими куполами. Когда все, вдоволь натанцевавшись, сели за стол,  Сугробов скользнул оценивающим взглядом по татуировкам Кирилла и, видимо, найдя качество их исполнения неудовлетворительным, равнодушно-небрежным тоном его спросил, мотнув головой на рисунки: - Что за кольщик их малевал?
В ожидании ответа все девушки повернули головы в сторону Кирилла. Попав в неловкое положение, тот почувствовал себя уязвленным, напрягся, слегка покраснел и сердито посмотрел на Сугробова, словно тот задал бестактный вопрос.
- Есть такие, - неторопливо ответил глухо, с враждой в голосе; с вызовом прибавил:
- Тоже хочешь что-нибудь наколоть?
- Нет, вовсе не хочу, - несколько растерявшись от его внезапной враждебности, сказал Михаил, - если б хотел, за четыре года зоны что-нибудь наколол бы себе, а то ни одной точки не имею.
- Ты что, сидел? – полюбопытствовала у Кирилла Анастасия.
- Самую малость, - стараясь придать голосу твердость, ответил Кирилл; от ответа Сугробова он еще более сконфузился, краска залила все его лицо; он неохотно одел на себя майку и рубашку. С этого момента вечер был обречен. Кирилл то и дело стал  зыркать на Сугробова со злобой, однажды громко с ехидством объяснил ему, в какой руке нужно

-  140  -
держать нож, а в какой вилку, затем язвительно заметил, сколько потребовалось тому усилий подавить отрыжку – радовался случаю досадить ему в отместку. Девушки сразу сникли, улыбки исчезли с их лиц, в глазах застыла скука. Над компанией нависла гнетущая тишина. Новым остроумным анекдотом Артему удалось несколько разрядить напряженную обстановку, а при первой возможности незаметно вызвать Кирилла из зала. В кухне он ему с укором сказал, что его колкости, адресованные Сугробову, сами по себе ничтожны и выглядят очень не умно, что ими он только портит весь вечер. Кирилл на это недовольно хмыкнул, но ничего не сказал, закурил сигарету. Незатейливое нравоучение на него, к счастью, подействовало, он перестал задевать Сугробова, и вновь обстановка стала непринужденной, веселье продолжилось. По мере того, как количество спиртного на столе убавлялось, все становились более разговорчивее, лица у всех раскраснелись, глаза заблестели, курить стали прямо за столом, не выходя в кухню. Карина с Дарьей в полголоса обсуждали, где и как лучше всего встретить новый год. Анастасия и Ольга сосредоточенно слушали рассказ Кирилла о его жизни в тюрьме, о том, как тюремная администрация внедряет в камеры своих осведомителей и с их помощью добывает ценную информацию об арестантах и их преступных деяниях. Забыв, что находятся в компании не одни, Лев с Михаилом громко вспоминали рабочих с завода, расхваливали друг друга, весело спорили, но вдруг кто-то на кого-то из них обиделся и между ними вспыхнула ссора, переросла в драку. Лев схватил Михаила за отвороты джемпера, притянул к себе, стал метиться, держа наизготове кулак, куда бы ткнуть друга побольнее. Сугробов, в ожидании удара закрывавший лицо руками, однако резко отпрянул и, извернувшись, дал Кудакову звонкую пощечину. Девушки вскочили на ноги, начали их разнимать. Побелевший от злости, Кирилл вынырнул из-за стола, и со всего размаха ударил Сугробова в ухо: тот упал со стула, закатился под стол.
- Кирилл! – закричала Карина, и оттолкнула Кирилла к дивану, не дав ему возможности ударить ногой встающего с пола Сугробова. – Что ты за изверг!..
Кирилл злобно покачал головой, и налил себе водки, залпом выпил. Между Михаилом и Львом села Анастасия; она сама налила им водки, и предложила выпить за перемирие. Сугробов с Кудаковым пожали друг другу руки, выпили, и гулянье продолжилось. И тем не менее Кудаков, на щеке которого остался красноватый след пятерни, продолжал посматривать на Сугробова с затаенной злобой. Едва все поднялись танцевать, он ударил товарища в челюсть. От неожиданности тот слетел со стула на пол; встав на ноги, метнулся к столу, схватил нож.
- Сугроб! – неистово закричал Кирилл, перекрыв визг девушек. В мгновение ока оказавшись возле Сугробова, он ударил его в лоб, а когда тот упал навзничь на диван, взял со стола пустой графин, стал медленно надвигаться на него. Артем обхватил Кирилла руками и вырвал у него графин; Карина закрыла собой Сугробова, встав у Кирилла на пути; Ольга с Анастасией задержали Кудакова, рвущегося к Сугробову. Когда, наконец, все успокоились и сели к столу, Карина шепнула Артему, что ей нужно домой,  попросила проводить ее. Убедившись, что обстановка в компании нормализовалась, поскольку Кудаков заснул в кресле, Сугробов на диване, а все остальные увлеклись танцами, они по-английски исчезли. На улице было безветренно, шел небольшой снег.
- Какая прекрасная погода! – патетически произнесла Карина. – Погуляем?
Артем с удивлением посмотрел на нее.
- Надоело смотреть, как этот Кирилл гнет из себя важную персону, - пояснила она. – Раздражает он меня – важный, как индюк, пальцы веером… И болтун. Я сразу это поняла, когда танцевала с ним медленный танец в ресторане на его именинах – начал мне заливать, что в тюрьме он был чуть ли не королем, что его там все уважали и даже доверяли ему хранить общие сбережения.

-  141  -
- Не обращай на его заносчивость и болтовню особого внимания, - сказал ей благодушно Артем, - такая уж у Кирилла натура. А вообще, парень он неплохой.
Вспоминая все это, Артем полностью увяз в противоречиях. Он всегда с трудом переносил чье бы то ни было фанфаронство, и теперь думал о Кирилле, в прошлом двоечнике, второгоднике, восьмикласснике, бетонщике, а в настоящем, как и он сам, несостоявшемся еще в жизни человеке, и не находил объяснения его нелепому зазнайству. Чувство досады жило в нем мутной накипью. Повинуясь сиюминутному порыву, он вознамерился на отношениях с Кириллом ставить точку. Но когда уже созрело окончательное решение, и он представил, как будет говорить Кириллу, что у них разные дороги, его вдруг начала грызть совесть. Тут же его озарила мысль, что нельзя считать человека плохим, если он не делал тебе плохого. В конце концов, подумал он, зазнайство еще не есть подлость. Не находя выхода из лабиринта путаных мыслей, Артем решил не рвать с Кириллом уз дружбы без существенной причины.
Решив совершить непродолжительную прогулку по свежему воздуху, он оделся и вышел из дома, направился в коммерческий ларек за сигаретами. Город сдавил ледяными клещами трескучий мороз, вовсю сыпал снег, небо искрилось от изморози. Сухой снег звучно поскрипывал под ногами, стылый воздух отзывался звоном, большие колючие снежинки неприятно хлестали лицо, ложились легким слоем на одежду. Подойдя к павильону, он снял перчатки, опустил руку в карман полупальто. Пока отсчитывал нужную сумму, его опередили.
- Купи волыну за бутылку водки, - услышал он низкий хриплый голос, и поднял глаза: маленького роста щуплый мужичишка средних лет с многочисленными ссадинами и кровоподтеками на лице, мутным взглядом, в потрепанной одежонке через оконце павильона показывал продавцу револьвер системы Нагана; продавец, молодой кудрявый парень, колебался, то с восхищением посматривал на оружие, то с опаской поглядывал на Артема, и не решался взять в руки предлагаемый предмет. Револьвер Артему тоже сразу понравился. Снедаемый соблазном его заиметь, он сунул руку во внутренний карман полупальто и, достав из него пропуск на автостоянку со своей личной фотографией, поднес его к глазам пропойцы,  нахмурил брови.
- Уголовный розыск. Пройдемте, гражданин!. – Крепко взяв его, от страха слинявшего с ссутулившегося, под локоть, и стрельнув строгим взглядом в продавца, на лице которого застыли испуг с растерянностью и разочарованием в одной гримасе, отвел замухрыжку в сторону, подальше от любопытных глаз и ушей, завел за павильон.
- Я у тебя эту игрушку даже за две бутылки водки куплю, - твердо сказал ему там и улыбнулся, сунул в его дрожащую руку деньги, забрал револьвер.
- Фу!.. – с облегчением выдохнул тот, на его лице выступили крупные капли пота, и слова благодарности застряли в пересохшем горле, - так бы сразу и сказал…
Вернувшись домой, Артем осмотрел приобретение: барабан был заряжен патронами. Из платформы швейной машинки он извлек масленку и, смазав револьвер маслом, спрятал в кладовой. Поздним вечером достал его, сунул за пояс брюк, и, прихватив с собою пустую бутылку из-под шампанского, бесхозно валявшийся в кладовой небольшой деревянный брусок толщиною в десять сантиметров, отправился в сад находящейся поблизости средней школы, где, по его мнению, в этот поздний час не могло быть ни единой живой души.
Как он и предполагал, в школьном саду никого не оказалось. Револьвер также его не разочаровал: от выстрела с восьми шагов бутылка превратилась в мелкие крупицы стекла, в бруске зияло несколько маленьких сквозных дырочек. Подумав, что при желании патроны можно будет без особого труда достать, Артем выстрелил последний патрон вверх, и быстро покинул территорию школы.


-  142  -
Утром следующего дня он по телефону известил Кирилла и Карину о своем возвращении из деревни.


*   *   *


Мороз не ослабевал и безжалостно пощипывал щеки, в твердых высоких сугробах то там, то тут лежали замерзшие синицы и голуби. Артем с Кириллом стояли у обочины дороги и жестами рук останавливали такси. Мысль о том, что за любую из имеющихся у них машин предлагают двухкомнатную квартиру с просторной лоджией и прекрасным внешним видом, которую они сейчас поедут осматривать, несколько согревала их и держала  настроение на должной высоте. Но неожиданно Артемом с новой силой овладела неясная тревога, последнее время не покидавшая его. И она не оказалась ложной.
Серая «девятка», проехавшая мимо них, вдруг моргнула правым указателем поворотов и притормозила; затем сдала назад и остановилась, не доехав до них нескольких метров. Решив, что водитель подъехал к ним, увидев их вытянутые руки, парни направились было к ней, но тут же застыли в нерешительности: из машины вышел один из друзей Ферзя, небольшого роста жилистый широкоскулый с иссиня черными коротко остриженными волосами и тонкими губами Гасанов Наиль по кличке Орех, всегда недобрый со злыми искорками взгляд которого свидетельствовал о его свирепом, жестоком нраве;  Артему и Кириллу никогда не доводилось вступать с ним в тесный контакт, лишь во время случайных встреч они приветствовали другу друга и перекидывались дежурными репликами. Как всегда угрюмый,  сегодня Гасанов не подошел к ним пожать руки, и только неприязненно бросил им слегка возвышенным голосом: - Приезжайте сегодня к десяти вечера в «Орхидею» - базар есть.
Судя по его виду и тону, свидание с приятелями Ферзя ничего хорошего Артему и Кириллу не сулило, и тем не менее они молча кивнули ему. Гасанов растянул губы в коварную улыбку и сел в машину; машина сразу тронулась, но тут же резко прижалась к тротуару и остановилась.
- Финты какие-то крутит, - усмехнулся Кирилл, глядя на «девятку»; но, взглянув на встречную полосу дороги, осекся, в его лице отразилось беспокойство: у противоположной обочины остановились две белые «Волги» и «восьмерка», в них сидели крепкие молодые парни; в машинах не было ни одного свободного места. Из впередистоящей «Волги» вышел Ферзь. Подождав, пока проедут попутные и встречно ехавшие машины, грузной походкой направился через дорогу к Ореху; следом за ним из машин повыскакивали и догнали его с туповатыми лицами, исполненные слепой преданности четверо парней. Все вместе они подошли к Гасанову и, поздоровавшись за руки, взошли на пешеходный тротуар. Гасанов что-то сказал Ферзю, и тот повернул голову в сторону Артема и Кирилла, все еще стоявших у обочины, жестом руки позвал их к себе.
- Пошли, - с дрожью в голосе от недоброго предчувствия  промолвил Кирилл, - зовет нас.
- Не беспокойся, - сказал ему Артем, сам  охваченный волнением, - нет пока для этого повода.
Ферзь смотрел на них исподлобья, взгляд го светлых глаз был недобрым, грудь слегка выпирала вперед, ноги были широко расставленными, в ладонь правой руки была вложена левая. Эта стойка, в которой он имел привычку вступать в прения с оппонентами, сердитое выражение лица и вялое рукопожатие только лишний раз подчеркнули недружелюбность его настроя по отношению к подошедшим.
- Слушайте меня внимательно, - сказал он им с откровенной враждебностью. – Вашу

-  143  -
подругу, Маргариту, которая клялась мне и Гусару, что расплатится с нами за Селиванова, посадили. Родители Селиванова приехали из-за  границы, и спрятали куда-то своего сыночка. Не могу не задать себе вопроса: кто ж за Селиванова будет со мною рассчитываться?. – Он с ироничной озадаченностью развел руками. – И, представьте себе, не нахожу никакого  другого ответа: вы.
Возмущенные его явной несправедливостью, Артем с Кириллом начали наперебой с нотой протеста напоминать ему о том, как Маргарита брала на себя обязательство рассчитаться со всеми долгами Селиванова при условии, что ей  передадут находившиеся в их, Артема и Кирилла, распоряжении автомобиль и ключи от квартиры Селиванова вместе, разумеется, с ответственностью за сохранность самого Селиванова, и это ее условие тотчас было удовлетворено, причем ни кем-нибудь, а им же самим, Ферзем, однако вынужденно умолкли: Ферзь неожиданно ударил Кирилла в челюсть, тут же Орех ткнул кулаком Артема в щеку. Успев заметить, что, и не думая вступать в неравный бой, Кирилл прыгнул в сторону и побежал сломя голову куда глаза глядят, Артем и сам рванул с места, понесся прочь, взрывая сугробы. Он убегал и сгорал в это время от стыда, ненавидел себя за то, что он, взрослый, закаленный невзгодами, сильный духом и совершенный физически человек убегает от каких-то шалопаев, как последний трус, однако его уязвленная гордость повиновалась необходимости: вместе с сидевшими в машинах, сидевшими, естественно, до определенной минуты, недругов было по меньшей мере человек  пятнадцать, а он до недавнего времени располагал единственной поддержкой, и духовной и физической, Кириллом, да и тот бросился наутек. Сначала он слышал за спиной топот, тяжелое дыхание, матерную брань, выкрики, но скоро все стихло, и он понял: выдохлись.
- Сынки, - сказал с насмешкой вслух, задыхаясь, - догнать решили!.. Я отличник советской армии, у меня красный значок «воина-спортсмена»… а вы, шелуха безмозглая, кроме как кодлой  колотить кого-нибудь, да еще  со старух, торгующих семечками, за место дань собирать, ничего не умеете – даже бить, как следует. – Продолжая бежать, разрезая высокий снежный покров, он юркнул в проулок между двумя пятиэтажными домами, обогнул здание кинотеатра и, забежав на территорию детского сада, присел на корточки, чтобы отдышаться, проклиная тот день, в который выпил первую рюмку водки и выкурил первую сигарету; сердце у него бешено колотилось, к горлу подступила тошнота, все тело было взмокшим, горло и губы пересохшими, глаза слезились, они,  казалось, налились кровью. Через пару минут он почувствовал себя лучше, дыхание восстановилось. Влекомый беспокойством за товарища, поднялся во весь рост и кружным путем направился  к кинотеатру, из-за угла которого, по его мнению, должно было прекрасно просматриваться то место, с которого он только что убежал.
Осторожно выглянув из-за угла кинотеатра, увидел неприятельские машины, стоявшие на прежних местах, но на пешеходной дорожке знакомых фигур не наблюдалось. Мысль о том, что Кирилла одного безжалостно избивают, срывают на нем зло за то, что не смогли догнать его товарища и предназначавшиеся товарищу удары наносят ему, не давала Артему покоя, повергала в смятение. Он прокрался поближе к шоссе, и перед ним тотчас возникла картина: за коммерческим павильоном, окруженный неприятелями, с перекошенным от страха лицом стоял Кирилл; слушая их развязные словесные нападки, он изредка сгибался от их ударов в живот. Артем подумал,  что в данной ситуации воспользоваться револьвером было бы к стати, но, вспомнив, что опрометчиво выстрелил последний патрон в воздух, отбросил эту мысль.
- Бегать тебе надо учиться, Кирилл, а не перед барышнями сиськами с татуировками сверкать! – заметил сурово вслух, с горькой усмешкой глядя на товарища. – Что, больно? Ничего, не смертельно – это тебе на пользу пойдет, тебе давно требуется урок скромности. – Не отдавая отчета своим действиям, он вышел из укрытия, из-за ствола вяза, и направился к другу.

-  144  -
Увидев его, неприятели остолбенели; Кирилл бросил на него благодарный взгляд.
- Подумать только, - не без иронии изумился Ферзь, - воплощение смелости явилось!..
- Давай все обсудим без мордобоя, - сказал ему Артем, - бока нам намять вы всегда успеете, и это не составит вам труда – вас много.
- Давай поговорим, - быстро согласился Ферзь. Когда Артем подошел к нему ближе, он схватил его за плечи, толкнул к задней стене павильона, туда, где стоял Кирилл, окруженный неприятелями, и их с Кириллом принялись наотмашь хлестать руками и ногами. Невзирая на то, что били недруги слабовато, Артем закрыл лицо и пах блоком из рук, немного накренив корпус вперед вполуприсяде; минутой его подмывало перейти в контратаку, и серией хороших хлестких даров уронить на землю нескольких уже порядком выдохшихся да и не блещущих особо физическими данными противников, но, сознавая, что, махни он хоть раз рукой, из машин тут же повыскакивают их резервные силы, и тогда уж им с Кириллом точно несдобровать, терпеливо давил в себе этот порыв. Вокруг пестрела обычная толпа зевак с выражением холодного возбуждения на лицах.
- Хлопцы, забьете вы их до полусмерти! – крикнула проходившая мимо старуха.
- Иди своей дорогой, древняя, а то и тебе сейчас перепадет! – рявкнул на нее Ферзь; и экзекуция продолжилась. Когда Ферзь и его приятели окончательно выдохлись и опустили руки, разъяренный Ферзь сквозь тяжелую одышку зарычал на Артема и Кирилла: - Когда деньги отдадите? Число?!
Кирилл вновь сделал попытку запротестовать, но тут же получил от Ферзя  удар в челюсть.
- Когда бабки будут? – крикнул ему в лицо Ферзь, и переместил свой бешенный взгляд на Артема. Те переглянулись и, поняв друг друга по выражению глаз, спокойным тоном в один голос солгали: - Через месяц.
- Все, - удовлетворительно отрезал Ферзь, - ровно через месяц буду вас ждать с деньгами в «Орхидее» после десяти вечера. И не вздумайте меня кружить!..
Мрачные и побитые, Артем с Кириллом плелись домой, так и не осмотрев двухкомнатную квартиру с просторной лоджией, и отчасти потеряв к этой квартире интерес. Из верхней губы Артема слегка сочилась сукровица, на кончике носа Кирилла висела засохшая капелька крови.
- Отморозки! – с возмущением сказал Кирилл, - бить-то, как следует, не умеют…
- Целыми днями качаются в тренажерных залах, а толку… - устало согласился с ним Артем. – Лучше бы мозги свои качали.
Осыпая врагов самыми непристойными ругательствами, которые только подворачивались им на язык, они вдруг поймали себя на факте, что бойко злословят врагов в то время, когда те их не слышат, и стали хохотать во все горло, обращая на себя внимание прохожих, спугивая птиц с деревьев.


XII


Вечером приятели собрались у Кирилла дома, стали размышлять, кто из более или менее уважаемых людей Томилино мог бы на правах арбитра выслушать спорящие стороны и авторитетно раскрыть истину, кто в создавшейся ситуации вокруг долга Селиванова прав – Артем с Кириллом или Ферзь. Кандидатов на эту роль находилось не много и все они не внушали большого доверия. В разговорах эти люди были смелы, горячи и щедры, но в деле осмотрительны, робки и жадны. Их двуличие и рационализм не


-  145  -
оставляли сомнений в том, что, выслушав Артема и Кирилла с глазу на глаз, они определенно признают их позицию безупречной, но в последнюю минуту замешкаются, отступят, передумают исполнять свою миссию или вовсе переметнутся на сторону более сильную.
- Давай обратимся к твоему знакомому, Паленому, - предложил Кириллу Артем.
- Без толку, - мрачно заверил тот, - они с Ферзем вместе пьют. Лучше уж обратиться к твоему армейскому корешку, живущему в Москве.
- Я уже думал об этом, - признался Артем. – Этот вариант мы используем в крайнем случае – из-за такого пустяка даже неловко беспокоить человека.
- Надо сколотить свою команду – тогда не нужно будет искать никаких арбитров, - оживился Кирилл, - мы сами будем тогда, как арбитры. А так… кто мы без силы…
- Опять ты за своё!.. – болезненно сморщился Артем; безразличным голосом добавил: - Для создания команды, как и для любого дела, нужен хотя бы стартовый капитал, чтоб эту команду содержать – без денег эта команда разбежится на второй день.
- У меня, кажется, есть одна интересная идейка на этот счет, - неожиданно сказал Сугробов.
- У тебя интересная идейка ? – усмехнулся Кирилл. – Ну и какая же?
Сугробов смутился под его насмешливым проницательным взглядом.
-Ты, наверное ,помнишь, что в ста двадцати километрах от Томилино существует  небольшой городок Копейск. Так вот , я знаю в нем один приличный ювелирный магазинчик без сигнализации, - несмело предложил он,  и поскольку ему никто не возразил, продолжил уже более уверенно: - я на него давно уж глаз положил. Охраняется этот магазинчик одним дряхлым сторожем.  В магазине туалета нет, туалет находится на улице, поэтому в случае надобности сторож вынужден выходить на улицу. В тот момент, когда сторож будет возвращаться из туалета в магазин, его можно пугнуть и…
- Что ж ты раньше-то молчал! – изумился Кирилл, радостно всплеснул руками. – И на какую сумму будет золотишка в том магазине?
Сугробов пожал плечами.
- Хрен его знает. Знаю только, что чистого золота там будет минимум килограмм – минимум! И еще знаю точно, что все сторожа там старикашки. – Он держал себя так, что не поверить ему было невозможно.
- Невероятно! – воскликнул Кирилл, глаза его возбужденно заблестели. – Кто на дело пойдет?
- Я пас, - без раздумий сказал Артем таким тоном, будто это было самим собою разумеющимся и об этом можно было не говорить, - и вам не советую. Лучше на свободе есть черный хлеб, чем в тюрьме черную икру.
- Ты вечно пасуешь, да еще всех баламутишь, - бесцветно проворчал Кирилл, и обратился теперь только к Сугробову и Кудакову: - Кто пойдет?
- Я один пойду, - храбро сказал Сугробов, - там дел-то…
- Я с тобой, Сугроб, - решительно сказал Лев, преданно глядя на друга, - подстрахую – мало ли что…
- Добро, - с благодарным видом кивнул ему Сугробов, и призадумался; через минуту задумчиво сказал: - Не мешало бы, конечно, какую-нибудь пушку достать, чтоб хорошенько сторожа напугать… или хотя бы  игрушку, похожую на настоящий ствол.
И они все трое вскочили с кресел,  принялись рыться в квартире Кирилла, отыскивая предмет, более или менее имеющий внешнее сходство со стрелковым оружием.
- Есть игрушка, - с жалостливой насмешкой сказал им Артем, убедившись, что товарищи решительно настроились на совершение преступления, и ничто их не остановит – они пойдут на ограбление магазина даже со скалкой в руках, с монтировкой, гаечным ключом, перочинным ножиком. - Но вы получите ее только в том случае, если дадите мне

-  146  -
слово:  если вас вдруг арестуют, вы забудете о моем существовании вообще, и о том, что игрушку вам дал я – в частности.
- Скажешь тоже! – обиженно воскликнул Сугробов, - я буду нем.
- Я тоже буду молчать, как рыба, - живо заверил Артема Кудаков.
Когда Артем принес револьвер, парни начали любоваться им, восхищаться, передавать из рук в руки.
- Откуда он у тебя, Артем? – удивился Кирилл. – Ты же никогда ничего о нем не говорил?
Артем рассказал товарищам о том, как приобрел револьвер.
- С такой игрушкой нам не страшен серый волк! – весело сказал Сугробов, легко покрутив пальцем смазанный барабан револьвера.
- Собирайтесь, пацаны, возбужденно сказал Кирилл, - пойдем на стоянку за «Мерсом».
Артем оделся и, с неодобрением пожелав товарищам удачи, шагнул к входной двери, вознамерившись идти домой. Но тут же, точно опомнившись, застыл в нерешительности у порога: при внезапно сверкнувшей в его голове мысли о том, что в случае, если Михаила и Льва вдруг арестуют на месте совершения преступления, их подозрения в доносе милиции о предстоящем ограблении магазина вероятнее всего лягут на него, у него чуть не вырвался истошный грудной рев негодования. Ему ничего не оставалось, как отправиться с товарищами в Копейск. «Посижу с Кириллом в машине, - утешал он себя, - греха в этом не будет».
Узкую в выбоинах дорогу, ведущую в Копейск, мела поземка. Дорога пролегала в глухой безлюдной местности, с обеих сторон ее обступали заснеженные ландшафты , над которыми висел туманный розовый небосклон; куда не устремлялся взор, кругом кружила бешенная вьюга, ее вой, свист, стоны катались над землей; изредка за окном мелькали поля; дважды дорогу перебегала лисица. Попутные и встречные машины были большой редкостью. Зная, что на этой объездной дороге нет ни одного поста ГАИ и практически исключено неожиданное появление милицейских патрулей, парни не испытывали и тени волнения, были спокойные, молчаливые, погруженные в думы.
- Останови где-нибудь, - попросил Кирилла Михаил, когда они проехали приблизительно половину пути, - в туалет хочется.
- Хорошая мысль, - отозвался Кирилл, - как будет подходящее местечко, остановлю.
Километра через три он свернул на укатанную грузовиками площадку, некий кемпинг: в самом дальнем ее углу стоял деревянный столик с лавками; утрамбованный снежный покров был полностью пропитан маслами, топливом, мазутом; кое-где чернели полуобгоревшие шины, - и они все вместе вышли из машины, подняли головы: из-за тучи на них смотрела луна. Быстро справив свои физиологические потребности, продолжили путь.
При въезде в Копейск Артема охватило смутное беспокойство, гулко забилось сердце. И в этот раз чутье не подвело его. Едва Кирилл, следуя указаниям Сугробова, свернул на второстепенную дорогу и , соблюдая все правила дорожного движения, поехал в сторону местонахождения магазина, послышался быстро приближающийся вой сирены. Тут же из окна поравнявшегося с «Мерседесом» милицейского «Жигуленка» вырвался мощный яркий луч света фароискателя и ударил в окна «Мерседеса». В салоне «Мерседеса» стало светло так, что можно было безо всякого труда вдеть нитку в игольное ушко: выкинуть револьвер из машины при всем желании не представлялось возможным. Из окна милицейской «Волги», совершавшей двойной обгон, вынырнула рука с жезлом, и указала Кириллу на обочину; «Волга» тотчас преградила путь «Мерседесу».
- Если спросят, что мы здесь делаем, говорите, что подвозили пассажира, - возбужденно и торопливо сказал Кирилл, и остановил машину; движение «Мерседеса» 

-  147  -
назад парализовал остановившийся позади него милицейский «УАЗ». Не успел Артем подумать, что говорить милиционерам в случае обнаружения теми револьвера, распахну-
лись все четыре двери «Мерседеса», и он увидел дюжину окруживших машину автоматчиков в бронежилетах и касках.
- Выйти из машины! – приказал здоровенный усатый сержант. Парни нехотя подчинились. Ударами прикладов им раздвинули ноги, завели за голову руки, лицами прижали к ледяной жести «Мерседеса». После проведения тщательного обыска разрешили распрямиться, теперь досмотру подверглась их машина. Чувствовалось, что «Мерседес» стражи порядка решили остановить не спонтанно, в глаза он им бросился не случайно, что действуют они согласно четкой инструкции, на основании поступившей ориентировки. Но кто их предупредил? На мгновение Артема осенило: когда Кирилл заходил в будку охранника автостоянки для того, чтобы оставить пропуск и выехать со стоянки на «Мерседесе», он еще  и звонил кому-то, а когда вышел из будки, ни с того ни с сего как-то сбивчиво с некоторым волнением в голосе начал делиться с  товарищами, что звонил Дарье с намерением перенести встречу , но не дозвонился, хотя  те не требовали у него отчета об этом звонке, - но тут же он укорил себя за столь низкое подозрение к другу.
- Водитель, удостоверение! – потребовал усатый сержант, вынырнув из салона «Мерседеса» с револьвером в руке. – Да вы, оказывается, гастролеры! –коварно  осклабился , разглядывая находку. Он взял из рук Кирилла водительское удостоверение, положил  в накладной карман своего бушлата. – Следуйте за нами!
Сопровождаемые «Волгой» спереди, а «Жигуленком» и «УАЗом» сзади, парни поехали, судя по всему, в местное отделение милиции. Артему показалось странным, что их не  рассадили по милицейским машинам и что ни один из ОМОНовцев не пересел в «Мерседес»- он был уверен, что милиционеры не должны были дать возможности задержанным , вероятным преступникам, придумывать сообща складное объяснение наличия у них запрещённого законом предмета.
- Слушайте внимательно! – снизив голос, строго сказал он товарищам. – Если спросят, откуда у нас револьвер, скажете, что нашли. Помните тот закуток, где мы все выходили из машин по нужде?
- Ага, - закивали те, - конечно помним.
- Вот там и нашли, - отрезал Артем. – Скажете, что вышли из машины по нужде, и тут я увидел на снегу какой-то темный блестящий предмет, пригляделся – револьвер, поднял его, от снега очистил, вам показал, и мы единодушно решили сдать находку в милицию. За вознаграждение, - прибавил он, мрачно усмехаясь. -  А если спросят, какого черта мы в чужом городе делали, скажете, как Кирилл придумал: мужика солидного за хорошую плату везли.  Все понятно?
- Ага, - снова закивали товарищи. Хотя и самому сейчас это выдуманное от начала до конца оправдание казалось невесомым, Артем был уверен: привлекать их компанию к ответственности будет не за что.
За ними захлопнули обитую жестью тяжелую дверь тускло освещенной крохотной, в три квадратных метра, камеры без окон, и минут двадцать не тревожили. Наконец засов лязгнул, и полный с красным добродушным лицом седой майор распахнул дверь.
- Кудаков, на выход!
С низкоопущенной головой Лев поплелся на выход. «Эти слюнтяи точно расколются…» - уныло подумал Артем о Льве и Михаиле. Он ходил по маленькой камере, в которой не было ни табуретов, ни лавки, ни даже ведра для справления естественных человеческих потребностей, мысленно читал оберег и с завистью поглядывал на спокойные лица товарищей.
Через час майор втолкнул в камеру Льва, и ощупал взглядом остальных задержанных.

-  148  -
- Сугробов, на выход!
После того, как Михаил вышел из камеры и дверь закрылась, Артем с нетерпением метнулся ко Льву.
- Ну что?
- Все нормально, - уверенно сказал Кудаков, - как договорились, так я все и сказал. Да и не слишком-то пытали они меня.
Минут через тридцать дверь снова открылась, и на пороге появился Сугробов, на лице его застыла гордая широкая ухмылка.
- Ну и менты! – воскликнул насмешливо-возмущенно, когда из камеры вызвали Кирилла, и дверь хлопнула, - решили за рубль двадцать меня купить!.. говорят: скажи нам правду, а мы тебя в вашу, томилинскую, милицию устроим внештатным сотрудником. Стукача во мне увидели!.. Ошиблись адресом! – крикнул с задором на дверь.
Интуитивно Артем почувствовал, что Лев с Михаилом сказали ему правду, и  понял, что эти простоватые, бесхитростные парни никогда его не предадут. Казалось, самое страшное позади – товарищи не подвели, а Кирилл скорее умрет, чем ударит лицом в грязь. Однако охватившее Артема беспокойство все нарастало. Скользя невидящим взглядом по лицам товарищей, по коричневому полу, грубым бугристым стенам, жестяной со смотровым окошечком двери, он все быстрее и быстрее ходил взад-вперед по камере, и «живые помощи» читал теперь торопливым шепотом.
- Да успокойся ты, - с теплотой в голосе сказал ему Лев, - все будет нормально.
- Немного голову попарят и отпустят, - вдохновенно-участливо добавил Михаил.
Дверь в очередной раз скрипнула, и мрачный, раскрасневшийся, Кирилл переступил порог камеры.
- Артем, говори лучше правду – быстрее отстанут, - сказал громко с горечью, точно в сердцах. Артем ошарашено воззрился на него, но ничего не сказал, и на жест майора головой вышел из камеры.
Они зашли в дежурную часть, и майор протянул Артему лист бумаги и шариковую ручку, указал на стул.
- Садись и пиши, как у вас в машине оказалось огнестрельное оружие.
Через пять минут сочинение Артема о случайной находке револьвера было написано. Майор взял из его рук лист , исписанный корявым неровным почерком, свидетельствовавшим о том, что писавший волновался и рука у него дрожала, и, надев очки, свел брови, принялся внимательно читать. Прочитав, снял очки, положил лист на стол, с добродушной снисходительностью испытующе посмотрел на Артема.
- Нашел, говоришь, револьвер?
- Да, нашел, - твердо произнес Артем, качнул головой на лежавшее на столе свое сочинение, - я там все написал.
- А что же вы делали у нас в Копейске?
- Мужчину привезли за хорошую плату.
- Как он выглядел?
Артем понял, что допустил промашку, не придумав внешность выдуманному пассажиру и не обрисовав ее товарищам.
- Я спросонья-то и не разобрал, - пожал плечами. – Солидный такой… с усами вроде бы. Одет был, кажется, в дубленку и шапку какую-то лохматую, на пальце печатка золотая…
- Вот как! все спали! у вас не « Мерседес», а прямо какой-то спальный вагон! Кудаков спал, Сугробов спал, ты тоже спросонья был… - Майор лучил у глаз морщинки. – А что же вы колесили по Копейску? Если хотели сдать нам револьвер – взяли бы да приехали сразу в милицию…?
- Мы и искали милицию, - нашелся Артем, - были б местные - сразу бы  приехали.

-  149  -
- Что-то ты, парень, свистишь, - усомнился сидящий за соседним столом грузный уже не молодой старшина.
- Вот и делай в другой раз добрые дела… - удрученно покачал головой Артем. – А мы-то, дураки, губы раскатали – надеялись вознаграждение получить или хоть благодарность…
- Получишь, получишь, - хихикнул  майор, довольно крякнул, энергично потер ладони. Надев снова очки, открыл сейф и извлек из него три исписанных бумажных листа.
Пробежав глазами по одному из них, принялся изучать второй, но и его отложил в сторону. Прочитав содержание третьего, удовлетворенно поднял брови.
- На-ка вот, Лунев, прочитай.
Артем взял из его рук лист, испещренный каракулями и, узнав в них почерк Кирилла, погрузился в чтение. С каждым прочитанным словом его сильнее лихорадило, то бросало в холод, то в жар, ладони превращались в кулаки, крепче сжимались челюсти, он чувствовал, как от злости и отчаяния шевелятся на голове волосы: товарищ во всех подробностях описывал, где, за сколько и при каких обстоятельствах он, Артем, купил револьвер.
- Ну что, прочитал? – добродушно усмехнулся его невидящему взгляду майор. Задержанный подавленно кивнул, подумав, что сейчас препроводят его в камеру и не увидит он света белого года три. Обернулось же все совершенно по-иному.
- На-ка вот распишись, что через три дня явишься к нам давать показания, - сказал майор, протягивая Артему бланк расписки о явке. – А мы пока отправим револьвер на экспертизу.
От приятной неожиданности у Артема перехватило дыхание.
- Значит… я могу идти?
- Распишись сначала, - добродушно усмехнулся майор. От сознания того, что вновь вернется домой и не когда-нибудь, а сегодня, Артем готов был расцеловать его.
- А через три дня после допроса меня отпустят домой или..? – сказал нерешительно .
- Все зависит от следователя, который будет вести твое дело, - безразличным голосом пояснил старшина, - и от заключения экспертизы. Если револьвер чистый, следователь может отпустить тебя домой до следующего допроса, а если из него когда-нибудь кого-нибудь подстрелили – суши сухари.
Артем быстро расписался в бланке  и, попрощавшись с милиционерами, направился к выходу.
- Твои друзья на улице, - бросил ему вдогонку старшина.
Первым желанием Артема было вытащить за шиворот Кирилла из машины, и так его ударить, чтоб он, выскочив из своих ботинок, перелетел через «Мерседес», а затем бить его, лежащего, ногами, бить до тех пор, пока он станет недвижим, бить по лоснящемуся лицу, по голове, по полному животу – выбить из него одиозную душонку вместе со  спесью и фанфаронством, как пыль из половика. Сознавая, что столько зверства он вряд ли сумеет в себе пробудить, он шел к «Мерседесу», и придумывал более мягкую кару возмездия предателю. В голове у него промелькнула идея выгнать Кирилла из его же машины и уехать на ней домой, а он, козел, пусть идет по морозцу пешком, жир растрясает. Он мрачно усмехнулся своей мысли и понял, что не станет этого делать из моральных соображений. Приближаясь к машине, решил просто посмотреть Кириллу в глаза и плюнуть в его заплывшее лицо, но тут же признался себе, что и это выражение эмоций ниже его собственного достоинства. Когда он, тучный, сел на заднее сиденье «Мерседеса» , Лев и Михаилом уставились на него в ожидании рассказа.
- Говорят, друга можно узнать, лишь съев с ним пуд соли, - бесцветно сказал он, не вдаваясь в подробности, - мы с Кириллом до пуда явно не дотянули.
Лев с Михаилом покосились на Кирилла и потупили взоры. Кирилл смотрел перед

-  150  -
собой в одну точку и молчал, даже в темном салоне «Мерседеса» отражение зеркала свидетельствовало о том, что он в растерянности.


*   *   *


              Прошло три дня. Прочитав молитву, Артем подхватил сумку, заполненную туалетными принадлежностями, сменным бельем, продуктами и сигаретами. Утром он попрощался с рассеянным от переживаний отцом, уходившим на работу, теперь обнял мать, и оба заплакали.
- Не волнуйся, сынок, - сказала, всхлипывая, мать, - все должно образоваться. Я буду за тебя молиться. – Она перекрестила сына, и он, одетый в старенькую ондатровую отцовскую ушанку, выгоревший от солнца некогда синий пуховик, видавшие виды джинсы и замшевые с мехом ботинки, с тяжелой сумкой в руке поплелся, печальный, на автовокзал.
Высокий рыжий лейтенант, сидящий в дежурной части копейской милиции, выслушал его объяснение о цели прибытия и, порывшись в лежащих на столе бумагах, направил его к следователю. Поднявшись на второй этаж, Артем, удрученный мыслями о предстоящем допросе, открыл белую деревянную дверь, забыв в нее предварительно постучать, и, неуверенно переступив порог кабинета, поздоровался, снял шапку. За столом сидела красивая, уже сформировавшаяся жгучая голубоглазая брюнетка лет тридцати в милицейской форме занятая письмом; звездочки на ее погонах указывали на звание капитана; в кабинете стоял до боли знакомый Артему запах духов.
- Здравствуйте. Вы ко мне? – сказала она добросердечно, оторвавшись от бумаг.
- Меня направили в этот кабинет к  следователю Андрюшечкиной, - пожал плечами Артем.
- Это я. – Капитан смерила его оценивающим взглядом, не без удивления посмотрела на его большую сумку и, еле заметно улыбнувшись, рукой указала на стул: - Подождите пару минут.
Артем сел на предложенный ему стул, стоявший в двух шагах от следователя через стол, беглым равнодушным взглядом окинул небольшой уютный кабинет: шифоньер, сейф, картотека, стол с двумя стульями, электрический обогреватель на полу, на столе телефон, графин с водой, папки, бумаги – от всего этого казенного имущества веяло холодком. Гораздо более приятней ему было смотреть на дознавателя: ее темные волнистые волосы рассыпались по плечам, большие голубые глаза напряженно бегали по строчкам, пухлые губы слегка шевелились; она то хмурилась, то лицо ее светлело. Через несколько минут отложила свою писанину на край стола, и, видимо, ощутив на себе его нежные флюиды, ответила ему взаимностью, выразившейся в пристальном глубоком томном взгляде; под воздействием ее чар у Артема внутри затеплилась надежда вновь оказаться в этот день дома.
- Вы? – сказала Андрюшечкина, продолжая смотреть на Артема пристальным ласковым взглядом. Тот, глядя ей в глаза,  представился. Следователь встала со стула, подошла к шифоньеру: у нее была превосходная осанка, изящные стройные ноги, точеная фигура с осиной талией и средних размеров высоким бюстом, упругие ягодицы обтягивала средней длины форменная юбка; глядя на нее и чувствуя запах французских духов, так часто исходивший от Карины, Артем снова вспомнил о подруге, и это воспоминание больно сдавило ему грудь. Достав из шифоньера тонкую папку, дознаватель вернулась к столу, села.
- Итак, мне поручено вести это дело, - сказала с бодрым вздохом. – Меня зовут

-  151  -
Андрюшечкина Беатриса Сергеевна. – Она раскрыла папку и пробежала глазами по нескольким бумажным листам, один из которых был отпечатанным, четыре других исписанными от руки. – Расскажите, пожалуйста, при каких обстоятельствах вы завладели револьвером.
Артем без колебаний поведал ей всю вымышленную историю о находке оружия. Андрюшечкина  слушала его сосредоточенно, не перебивая, не задавая вопросов.
- Предположим, вы говорите правду, -сказала спокойно, выслушав его; Артем пожал плечами и недоуменно хмыкнул, выражая этим, что не видит смысла лгать;  он был уверен, что зубы этой красивой хрупкой женщины не достаточно остры, чтобы вцепиться в него, раскусить и добраться до истины. – Но, - продолжила уверенным тоном Беатриса Сергеевна, - все факты говорят против вас. Во-первых, экспертиза установила, что ни со снегом ни с водой, - она взяла в руку  заключение экспертизы, и легонько потрясла им над столом, - револьвер в соприкосновении не был. Во-вторых, один из ваших приятелей дает свидетельские показания против вас, - она извлекла из папки листок с почерком Кирилла, лицевой стороной повернула его к Артему.
- Он лжет, он клевещет на меня, - спокойно заявил Артем, - таким образом он решил мне отомстить за то, что однажды я отбил у него подругу.
Следователь понимающе кивнула ему, но тут же ее глаза блеснули холодным торжествующим блеском.
- И в-третьих, после недельного пребывания в изоляторе временного содержания двое других ваших приятелей дадут правдивые показания, как миленькие – не такие урки раскалывались.
Еще три минуты назад считавший себя неуязвимым, Артем понял, что эта, теперь казавшаяся ему уродливой, отвратительной и ужасной, ведьма, оперирующая вескими аргументами и обладающая почти безграничными возможностями, просто так не выпустит его из своих когтей.
- Какое наказание меня ждет? – сказал он отрешенно. Беатриса Сергеевна открыла лежащий на столе уголовный кодекс.
- Незаконное приобретение, передача, сбыт, хранение, изготовление, перевозка или ношение оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств – наказывается лишением свободы на срок до пяти лет, - прочла вслух, и подняла глаза: - Вы были судимы?
- Нет, не был.
- На первый раз дадут года три. Может, отделаетесь и двумя.
«Успокоила!»- воскликнул в мыслях Артем, и смахнул со лба крупные капли пота.
- И неужели нельзя этого наказания избежать? – спросил  тихо вкрадчивым голосом.
Андрюшечкина задумалась, прикусила нижнюю губу, озадаченно хмыкнула.
- Как суд решит. Может , вы убедите судебных заседателей в своей невиновности – кто вас знает… - произнесла сугубо официальным тоном; сама тем временем на клочке бумаги вывела число с множеством нулей и, показав его своему визави, бросила в чистую стеклянную пепельницу, поднесла к нему зажженную спичку: клочок вспыхнул, запылал; потемнев , свернулся , легкий дымок взвился кверху. Ошеломленный, Артем откинулся на спинку стула. «Полмашины тете в погонах отдать!.. выстрелом револьвера пальнуло у него в уме. – Аппетит у тебя, красавица, просто волчий!..». С минуту он приходил в себя, будто после контузии, молчал и думал, уместно ли будет устраивать торг. Затем скромно промолвил: - Для меня это слишком много.
- Это нужно вам, - безжалостно отрезала Беатриса Сергеевна, пристально посмотрев на него и как бы между прочим покосившись на еще раскрытый уголовный кодекс.
- Хорошо, я постараюсь что-нибудь придумать, - сказал Артем, вздохнул. – Можно мне с этим, - легким жестом головы он указал на уже сгоревший клочок бумаги, лежащий в

-  152  -
пепельнице, - через недельку-другую явиться?
- Через неделю, - снова отрезала Беатриса Сергеевна, и протянула ему бланк расписки о явке. Артем мигом поставил в нем свою подпись и, попрощавшись со следователем, вышел из кабинета. На крыльце с облегчением вздохнул и издал чуть слышный радостный звук, снова почувствовав бесценный дух свободы.
Продав машину, уже через три дня он отвез следователю взятку, а та на память вручила ему постановление о прекращении в отношении него уголовного дела за отсутствием состава преступления.


*   *   *

Теперь Артем ходил пешком, а если ему приходилось ездить в отдаленные части города, пользовался услугами общественного транспорта .Чувствуя себя раздавленным, слушая матерщину подвыпивших пассажиров и зычные голоса кондукторов, невольно вдыхая запахи перегара, чеснока, дешевых духов и табака, шарахаясь на крутых поворотах и при резких торможениях транспорта от поручня к поручню и при этом в душе проклиная водителя за его профессиональную непригодность, с трудом и раздражением выдергивая ступни своих ног из-под подошв неуклюжих попутчиков, он, скрепя сердце, добирался до нужной остановки.
Его материальное падение сразу бросилось в глаза окружающим. Подхалимы  и лицемеры, которые совсем недавно ему открыто льстили, называли его своим в доску парнем, а спрашивая у него денег «на жизнь» или на похмелье, получали их безвозмездно, теперь все,  как один, перемывали ему косточки и злорадствовали, во время случайных встреч ехидно подтрунивали над ним и подсмеивались. Снося их насмешки и презрительные улыбки, Артем осознал крутую перемену в своей жизни. Все мнимые друзья, не так давно предлагавшие ему свое общество, дружбу и протекцию, внезапно потеряли к нему всякий интерес и забыли о нем, как о выброшенной по истечении праздников новогодней елке. Теперь они вяло здоровались с ним,  и как бы упреждая его напоминание о былых их разговорах относительно совместного сотрудничества в области бизнеса, жаловались на навалившиеся вдруг проблемы, торопились распрощаться, обрывая диалог и ссылаясь на дефицит времени. Они избегали свиданий с ним, а в момент случайных встреч, завидев его издали, просто отворачивали лица, делая вид, будто не замечают его, - и к мучениям Артема присоединилось чувство оскорбления и отверженности. В дверь ему звонила только уборщица подъезда для взимания платы. Телефон тоже стал бренчать крайне редко, да и то, когда Артем торопливо снимал трубку, выяснялось, что звонивший ошибался номером; правда, изредка им оказывалась Карина. Отношения с подругой также с недавних пор стали натянутыми. От нее вдруг повеяло отчужденностью, возникло ощущение, что она стала другой, новой. Во время ставших теперь нечастыми встреч она выглядела невеселой, скучающей , равнодушной ко всему, неразговорчивой, в ответах холодно короткой; во всех ее движениях, в мимике присутствовала какая-то нервозность, было очевидно, что она давит в себе раздражительность, проявляющуюся в ее напряженном взгляде, в котором чередовались вызов с отчаянием; а все чаще и чаще срывающийся с ее уст резкий тон явственно говорил о желании спровоцировать обострение отношений, чтобы свести их к разрыву. Чувствуя себя оскорбленным, Артем, тем не менее, на ее провокации не поддавался и, делая над собой усилия, терпеливо относился к девическим слабостям с должной снисходительностью. На его сдержанные лояльные замечания по поводу ее дурного настроения и меланхолии Карина с задумчивостью ссылалась либо на свое неважное самочувствие, либо на мелкие неприятности дома. Артем же нутром чувствовал, что

-  153  -
отнюдь не этими причинами обусловлены ее депрессия и индифферентность. И однажды  решил внести в их отношения ясность.
Несколько настороженная от его в меру решительного тона, которым он по телефону назначал свидание, на встречу Карина явилась в светлой короткой шубке из чернобурки, черном берете и скрывающих своими раструбами ее  колени ботфортах; волосы у неё были распущены. Как и в каждую их встречу, Артем мысленно восхитился ее естественной пьянящей красотой, и сознание предстоящего рокового разговора, последствия которого, он предчувствовал, не будут для него утешительными, больно стеснило его душу . Подойдя к нему, Карина не бросилась, как в былые времена, в его объятия, а только подставила ему свою пахнущую терпкими французскими духами щеку, и когда он ее поцеловал, сама прикоснулась губами к его щеке. Они,  зашли в лесопарк и медленно побрели под руку по расчищенной, но уже слегка припорошенной аллее. Время было еще не позднее, но город уже затих, и даже влюбленных пар, всегда охотно бродивших в этом уединенном месте, не наблюдалось.
- Присядем? – предложила Карина, увидев скамейку, над которой свисали ветви рябины с красными гроздьями плодов. Она встала на сиденье скамьи ногами и опустилась на ее спинку. Артем сел рядом. Видимо, оба чувствовавшие приближение развязки их романа, с некоторым волнением, неловкостью и напряжением устремили взгляды на небо: небо было фиолетовым с красноватым оттенком, в воздухе плавно кружились пухлые снежинки. Взглянув на небо, на снежинки, на качнувшиеся над головой от слабого ветерка грозди рябины, Артем осознал, что в самой жизни много более восхитительного и нетленного, нежели Карина со своею красотой и эффектностью, и вдохновленный этим соображением, поймал себя на мысли, что расставание с Кариной по большому счету не будет для него очень уж великой утратой, что долгое время он будет безутешен, но в конце концов неизбежно освободится от привязанности к ней. Встав со скамейки, нежно взял подругу за плечи и заглянул в ее красивые ничего не выражающие глаза. С уверенностью в голосе и подобающей таким объяснениям патетической интонацией он напомнил ей, как им всегда было хорошо вместе, вспомнил счастливые времена, встречи, во время которых они не могли никак нарадоваться друг другу, искренние слова любви, обещания, но ни одно произнесенное им слово не нашло у Карины отклика, она не смотрела ему в глаза, и направляла свой невидящий взгляд поверх его плеча. Убедившись, что обратить к себе ее вдруг зачерствевшую душу будет стоить ему значительных усилий, Артем неторопливо убрал руки с ее плеч и распрямился. Он был уверен, что Карина в эти минуты сама мучается и демонстрирует свое безразличие к нему, перебарывая себя, и только не мог понять, что побуждает ее к этому. Он был вне всякого сомнения, что пробудить в ней истинное страстное чувство к себе можно со следующей попытки, но запас терпения его иссяк, в нем заговорила гордость. Он вытряхнул из пачки сигарету, нервически закурил.
- Дай мне тоже сигарету, - неожиданно сказала Карина. Никогда не курившая и даже с трудом переносившая запах табачного дыма, знавшая об отрицательном отношении Артема к курящим девушкам, она произнесла это с  видимым  умыслом  досадить другу.
- Насколько я помню, ты никогда не курила, - с напускным равнодушием произнес Артем, протягивая ей пачку сигарет. Взяв сигарету, Карина рассмеялась, и это был невеселый смех, деланный, он, переливаясь, попеременно выражал то злобное отчаяние, то вызывающую насмешку.
- Теперь буду, -сказала ледяным тоном, перестав смеяться. Прикурив сигарету от пламени поднесенной Артемом зажигалки, сделала несколько неумелых затяжек и закашлялась. – В обществе, в котором я с недавних пор изредка появляюсь, все курят, и я не хочу выглядеть белой вороной.
- Признаться, впервые слышу о том, что какое-то общество стало  тебя привлекать. Интересно проходит время в том обществе?

-  154  -
- Можешь не сомневаться, что гораздо интереснее и веселее, чем на холодной лавочке в городском парке, - с поддевкой сказала Карина. – Одно то, что солидные мужчины-толстосумы с ума от меня сходят и всячески развлекают меня, как маленькую девочку, не зная, как меня завоевать, раззадоривает и влечет туда неодолимо.
- Что ж, состязаться в удали с толстосумами мне просто смешно, и ничего, кроме холодной скамейки городского парка я тебе, увы, предложить не в состоянии, поэтому не
буду путать тебе карты и мешать переживать прекрасные романтические приключения, - развел руками Артем. – Надеюсь, ты не откажешь мне в удовольствии проводить тебя до дома?
- Спасибо, я одна дойду, - мягко сказала Карина. Она сошла с лавки на снег, и впервые за вечер посмотрела в его глаза.
- Ну, позванивай, - сказала дружелюбно. Артем промолчал, смотрел на нее пристальным невидящим взглядом, скрывающим любовь и ненависть. Перед ним пробегали картины прежнего счастья, не омраченного глубоким разочарованием, и настоящее отравляло прелесть минувшего. Ему совсем не хотелось ворошить старые воспоминания, но они нежданно-непрошенно встали перед глазами, как свисавшие гроздья  рябины.
Он медленно возвращался домой, и на душе у него было грустно и пусто, как бывает, когда проснешься на жестком скрипучем диване, пружины которого временами упираются в ребра, и поймешь, что шикарный диван в каюте класса люкс белого парохода, несущего тебя в кругосветное путешествие, просто привиделся во сне.
Так он, возможно, и шел бы, ни о чем не думающий, грустный и совершенно опустошенный, если б не встретил супругу Сугробова Михаила. Маленькая пышка , всегда веселая и жизнерадостная, Татьяна сегодня была печальной и удрученной.
- Что такая невеселая? – стараясь придать голосу бодрость, сказал он ей.
- Да нечему радоваться-то, - тяжело вздохнула та, - моего дурака арестовали вместе с Левой и этим важным придурком Кириллом. Сейчас под следствием сидят. Суд через неделю должен состояться.
- За что же их арестовали? – с интересом осведомился Артем.
- В Копейске магазин ограбили.- Татьяна вытерла платком слезы. – Кирилл где-то обрез достал и всучил моему. Сам издали наблюдал, а мой с Левой грабили. Только ограбили магазин и стали в машину Кирилла садиться – милиция тут как тут…




*   *   *


Судья, маленький и нелицеприятный крикливый старикашка, много раз громко перечитывал показания свидетелей, потерпевших, обвиняемых, ходатайства адвокатов и государственного обвинителя. Читая обвинительное заключение, на мгновение прервался, ворчливо упрекнул: - Величко Кирилл Борисович –типичный паровоз!.. – и продолжил чтение толстого тома уголовного дела. Участи Кирилла и в самом деле нельзя было позавидовать, ибо ему инкриминировались организация преступной группы, незаконное приобретение огнестрельного оружия, организация вооруженного грабежа, однако произошел чистейшей воды феномен: Льва приговорили к девяти, Михаила к тринадцати годам лишения свободы с отбыванием наказания в исправительных колониях строгого режима, а Кирилла к трем годам лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора на два года. Родственники Льва и Михаила громко зарыдали, сами осужденные повесили

-  155  -
головы, а Кирилл удовлетворенно помассировал круговыми движениями кисти рук, вызволенных из наручников и подарил судейской коллегии сияющую улыбку.
Впоследствии Кирилл неоднократно занимался преступными деяниями, и ему всякий раз приходилось вступать в судебные тяжбы, однако судьи всегда единодушно оправдывали его, а его соучастников суровыми приговорами лишали свободы на длительные сроки.


XIII


Неожиданная новость о перестрелке двух враждующих криминальных шаек, в которой погиб Ферзь и несколько его приятелей, в том числе и Орех, вызвала у Артема двоякое чувство:  понимая, что будь неприятели живы, ни за что не оставили бы его в покое, а, присовокупив его неявку к ним на встречу с обещанными деньгами, еще более озлобились бы и требовали образовавшийся из воздуха долг с большей жесткостью и напором, он испытывал глубокое облегчение; вместе с тем, подумав, что Егору и Наилю едва перевалило за тридцать, а погибшие вместе с ними клевреты были совсем еще мальчишками, что погибли они бессмысленной, нелепой смертью, ощутил прилив горечи. «Что за мода такая стала делить территорию с оружием в руках… - с досадой думал он. – Неужели нельзя мирным путем договориться…».
С влажными глазами и комом в горле, погруженный в молчаливые думы, он неторопливо шел по ярко освещенной центральной улице, не слыша уличного шума, не замечая спешащих куда-то прохожих, не оборачиваясь на зазывающие кокетливые оклики проституток, небольшими артелями толпившихся возле рекламных щитов, стоянок такси, у обочины. Увидев еще довольно молодого мужчину с изможденным лицом и умными глазами, извлекающего из зловонного мусорного контейнера пустые бутылки, шагнул к нему ,  достал из кармана горсть железных рублей с мелочью, протянул: - Возьмите.
- Благодарю вас, - глядя на него признательным взглядом, смущенно сказал мужчина,  неторопливо принял деньги. Продолжив свой путь и ощущая на своем затылке его благодарный взгляд, Артем  подумал, что только крайняя нужда толкнула этого человека на отчаянный шаг, - и сознание собственной бедности мучительно кольнуло его.
Материальное положение в их семье стало шатким. Отец вот уже пятый месяц работал, не получая  зарплаты, видя только многозначные цифры на расчетных листах Первое время рабочих отоваривали в счет зарплаты продуктами питания, цены на которые в заводском магазине были гораздо выше, чем на ту же продукцию в самых дорогих супермаркетах города. Но вскоре руководство завода и вовсе перестало о них заботиться.
Деньги, оставшиеся от продажи «БМВ» утекали быстротечной рекой куда-то в бездну, их срочно требовалось вложить в какое-нибудь собственное скромное дело. Артем непрерывно ломал голову над этой проблемой, она не оставляла его не на минуту, лежала на душе тяжким грузом. Мысли с бешеной скоростью проносились у него в голове, но он не находил утешения ни в одной из них. Позыв устроиться на какое-нибудь государственное предприятие, где рабочие выполняли множество рутинной черновой работы и не получали за нее и ломаного гроша по несколько месяцев, вызывал в нем содрогание. До поры, до времени он находил ковчег надежд и утешений в крайнем запасном варианте, поездке к армейскому товарищу в Москву и работе под его началом в охранном подразделении; эта мысль его несколько воодушевляла, однако, поймав себя на другой, противоречащей мысли, что никто о нем и его семье не позаботится в полной мере, кроме него самого, отбросил со счетов этот замысел. Поклявшись себе не терять ни минуты на участие во всякого рода увеселительных мероприятиях, он весь день проводил в поиске

-  156  -
заработка. Уходил из дома ранним утром, в погоне за удачей обивал пороги коммерческих фирм и частных предприятий, по окончании их работы рыскал по приятелям и знакомым, и лишь поздним вечером, еле волоча ноги, ни с чем возвращался домой. Он воскрешал в памяти тексты своих писем родителям из армии, в которых умолял мать, перенесшую сложнейшую операцию на сердце, беречь здоровье, а отца заверял, что, уволившись в запас, возьмет инициативу в свои руки и сам позаботится о благосостоянии их семьи, -и к этим воспоминаниям примешивалось грустное сознание своего бессилия.
Желая вынырнуть из этого состояния, он решил оставшийся у него в кармане последний червонец потратить на пиво и свернул с обсаженной березами аллеи на вымощенную булыжником дорожку, зашел в затемненный пивбар. Среди немногочисленных посетителей подметил взглядом своего давнего знакомого, Георгия Шелеста, сидящего в самом темном углу заведения.
Умеющий ловко носить личину простака и неудачника, целеустремленный, не лишенный, однако, сентиментальной мечтательности, за свое безумное пристрастие к картам Шелест был некогда прозван Сварой. Несмотря на свои тридцать лет, Георгий имел богатый жизненный опыт, за его спиной змеилось множество дорог, ведущих к благосостоянию, однако он никак не мог достичь цели, поэтому время от времени зарабатывал себе на жизнь посредничеством, а большую часть своего досуга проводил за карточным столом, где также надеялся выиграть; и если ему фартило, просиживал за картами день, два, а то и несколько суток кряду. Однажды он выиграл приличную сумму, и, облегченно вздохнув, купил земельный участок, приступил к строительству дома, но едва рабочие заложили фундамент, он снова сел играть, и спустил все до последней пяди земли, до последнего кирпичика, поэтому вновь был вынужден мыкаться в поисках случайного заработка.
Когда-то Артем с Георгием славно проводили время, но однажды, погрузившись в водоворот карточных побед и поражений, Свара исчез. С тех пор прошло более года.
Георгий, как всегда, был подтянут и осанист; его худое лицо, изношенное страстью, погоней за деньгами, старанием приобрести нужных друзей и влиятельных покровителей, сейчас было безмятежным; невидящий взгляд больших черных глаз прикован к кружке пива, стоявшей перед ним; руки покоились на столе, в пальцах тлела сигарета; коротко остриженные черные волосы блестели в тусклом свете электрического бра.
Заказав пиво, Артем подошел к столику, за которым неподвижно сидел Шелест.
- Не помешаю?
Свара приподнял веки глаз, и в его взгляде вспыхнуло изумление.
- Скажите пожалуйста! Легок на помине! А я только недавно тебя вспоминал, - воскликнул он, торопливо туша сигарету о пепельницу.
- Значит, в воспоминании находил утешение, - улыбнулся Артем, усаживаясь напротив Георгия. – Я тебя тоже не забывал.
Приятели искренне обрадовались друг другу; забыв о пиве, принялись вспоминать былое. Не так давно, шатаясь до полуночи по ночным барам, они выпивали изрядное количество пива, а затем, поглощенные обсуждением коньюктуры рынка и связанных с ней прожектов, бражничали по улице до первых петухов, крик которых доносился с частного сектора.
- Да, было время, - смеясь, сказал Свара, - есть  что вспомнить.
Они отпили по несколько глотков пива и оба закурили.
- Чем сейчас занимаешься? – спросил Георгий. – Что-то видок у тебя неважный.
- Волка ноги кормят, - весело ответил Артем; он бодрился, но вид у него был далеко не бодрый. Тяжесть на душе и отчаяние не проходили, и он решился излить старому приятелю свою боль. Он рассказал Георгию о своем взлете и еще более быстром падении.
- Да, - выслушав его, сказал тот, вздохнул из вежливости, - тебе не позавидуешь. Уж

-  157  -
мне-то знакомы острая горечь брошенного, гордый гнев обманутого, томление и тоска потерпевшего поражение. Я-то имею представление о том, как льнут к человеку окружающие в бытность его процветания, и как отталкивают его от себя, шарахаются от него, точно от прокаженного, в моменты его роковых неудач.
Весь этот разговор был для Артема сплошной пыткой, каждое слово Георгия, казалось, усугубляло его и без того плачевное состояние. Он пробудил в Артеме тысячу воспоминаний. В его памяти воскрешались лучшие дни; вставали все красивые девушки, какими он мог бы легко завладеть; парни, которые готовы были идти за ним в огонь и в воду. Этот разговор олицетворял собою все, что Артем потерял: надежды, уверенность, машину, деньги.
- И все же, - продолжал Шелест, - благодаря своему горькому опыту я могу тебе сказать одно: нельзя так болезненно переживать черные дни. Сколько тебе лет, двадцать пять?
- Двадцать два, - отозвался Артем.
- О, да ты еще зеленый! – воскликнул Свара, откинувшись на спинку стула. – На твоем веку знаешь еще сколько бабок будет… Немерено. Бабки – дело наживное. Заработать деньги не так уж и сложно – сложнее – их сохранить. Ты сам, наверняка, помнишь, сколько у меня было денег, золота… я уже дом начинал строить… И все просадил в карты… Но я не это собственно хотел сказать: я наживал и терял, затем вновь поднимал деньги и вновь спускал, и снова поднимал, однако подниматься начинал я тогда, когда боль моя притуплялась. В оптимизме всегда было мое спасение.
Слушая Георгия, Артем все больше и больше получал заряд оптимизма и, чувствуя так необходимую духовную поддержку приятеля, приятно согревающую душу, жадно ловил каждое его слово.
- Так что, аккумулируй всю свою силу духа, воли, терпение и, думая о хорошем, начинай созидать опять с нуля, - отрывисто произнес Свара в заключении; чуть подавшись вперед к своему визави, добавил, понизив голос: - А о любовных романах советую тебе на время позабыть – рано об этом думать. Поработай несколько лет в полную силу, не думая ни о чем другом, а как заработаешь…
Наэлектризованный его словами, Артем несколько ожил, в его взгляде засветилась надежда, он посмотрел на приятеля с благодарностью.
- Спасибо тебе, Георгий, - расчувствовался он, - спасибо за моральную поддержку!
Они допили пиво и вышли на воздух, медленно пошли по тротуару. Дойдя до троллейбусной остановки, остановились.
- Нет у тебя никакой интересной идейки? – спросил Свара.
- Откровенно говоря, я еще не оправился как следует от своих потрясений… - пояснил Артем, - мне было не до идей.
- Понимаю, - кивнул Георгий.
С минуту постояли молча.
- Лоха бы найти, - глядя на номер подъезжающего троллейбуса, сказал Шелест. – Купить ему туфли с бабочкой, открыть фирму и сделать его директором, а потом взять товар на реализацию под его ответственность.
- Где ж его взять-то, лоха? – безразличным голосом сказал Артем, не принимая всерьез его авантюризм.
Свара резко посмотрел на него, в бездонной черноте глаз всплеснулась насмешка.
- Ты будто с Марса прилетел… Дураки – не мамонты, не вымирают!
Он зыркнул на подъезжающий очередной троллейбус и бросился к нему.
- Не прощаемся, - крикнул на ходу. – Звони. Я тебе тоже буду позванивать.
Он запрыгнул в троллейбус, а Артем зашагал в сторону своего дома. Он шел и думал, как удивительно просто встреча с приятелем может омыть душу теплой волной.

-  158  -
Душевная боль не оставляла его, но мысли уже не увязали в ней, а наоборот он стал думать обо всем с какой-то неведомой до этого ясностью. Он шел и думал, кому завтра  будет звонить и наносить визиты; вернувшись домой, он продолжал находиться под тягостным колпаком своих размышлений, пока мать не сообщила ему новость.
- Часа два назад тебе звонила Карина, - сказала она, - очень просила тебя ей позвонить.
- Неужто соскучилась? – ухмыльнулся он; он старался говорить небрежно, но в глубине души был обрадован и взволнован. И все же мстительное чувство колыхнулось в нем. «Бросила меня, как Каштанку, в самую тяжелую минуту…» - подумал он. Поймав себя на мысли, что последнее время почти не думал о Карине, а если и вспоминал о ней, то без боли в душе, он решил подразнить ее, заинтриговать, поиздеваться над ней в конце концов. Находя удовлетворение в этой мысли, он обратился к родителям:
- Если она еще позвонит, скажите ей пожалуйста, что я уехал в другой город, а когда приеду – вы не знаете.
Отец промолчал. Мать начала было роптать, что ее, безупречно честную, просят лгать, но под нажимом теплых сыновних слов, все же согласилась выполнить его просьбу.
- Это будет в первый и последний раз, - предупредила она. – Не хватало мне еще врать на старости лет.



*   *   *



Буквально возрожденный из пепла, уже утром следующего дня Артем нашел подтверждение словам Шелеста относительно оптимизма, когда ему, казалось, улыбнулась удача.
Он позвонил своему давнему знакомому, одному из акционеров частного предприятия «Нива», занимающегося производством запасных частей для сельскохозяйственной техники, и полюбопытствовал, нет ли для него какой-нибудь работы, связанной со сбытом  продукции их кампании. Моргунов сразу же заверил его, что для жаждущих работы людей всегда найдется дело, и предложил встретиться через два часа.
Спустя два часа Артем пришел на условленное место, ко входу одного из ЖЭКов, где, по словам Моргунова, ему нужно было получить кое-какие справки. Сергей Афанасьевич не опоздал, приехал на своей зеленой последней модели «Волге» минута в минуту. Увидев Артема, посигналил ему, жестом руки пригласил в машину. Встряхнув пальто и фуражку от мокрого снега, Артем тотчас с удовлетворением нырнул в машину; сев на переднее сиденье, умеренно сжал мягкую с перстнем руку бизнесмена. Это был полный и с брюшком мужчина лет тридцати семи с пухлым и немного курносым лицом.
- Как дела? – слегка осклабившись, спросил он. Лоснящееся чисто выбритое лицо и, казавшееся еще более плотным, чем обычно, телосложение ярко свидетельствовали о его сытости и пресыщении чувственными наслаждениями, а щегольский вид и тяжелый запах
дорогого одеколона говорили о том, что дела бизнесмена идут полным ходом.
- Голова еще цела, - шутливо сказал Артем, - только иногда побаливает от потребности в денежной инъекции.
- Да, сейчас трудно заработать, - рассматривая бодрое холеное лицо в зеркало, согласился Сергей Афанасьевич, и после минутного молчания добавил: - Очень трудно. –
Он с заднего сиденья достал кейс и положил к себе на колени; открыв его, принялся

-  159  -
шарить рукой среди груды бумаг. Отыскав отпечатанный толстым шрифтом небольшого формата прайс-лист, начал переписывать с него на чистый бумажный листок; переписав, протянул Артему: наименования запасных деталей были расписаны в столбик; напротив каждой позиции были проставлены цены.
- Если найдешь покупателей на эту продукцию, я тебе отдам детали вот по этим ценам, то есть по себестоимости, - пообещал Моргунов . – Накинь немного – наваришь. Много не заработаешь, но на хлеб с маслом – вполне.
Под «хлебом и маслом» он явственно подразумевал безбедную жизнь на протяжении как минимум полугода. Чуть не задохнувшись от радости, Артем едва не задушил Моргунова, бросившись тому на шею; он не знал, какими словами выразить свою благодарность работодателю. Сергей Афанасьевич сделал жест рукой, точно напоминая, что такие пустяки не достойны слов благодарности и дружеским тоном заверил:
- Свои люди – сочтемся. – Он вышел из машины и, попрощавшись с Артемом, направился в ЖЭК.
Интуитивно чувствуя, что прока от своей суеты не будет, Артем все же решил заняться поиском сбыта запасных частей. Три дня подряд, словно подхлестываемый бичом, он чередовал быструю ходьбу с телефонными разговорами.
Обойдя все организации города: транспортные предприятия, подсобные хозяйства, ЖЭКи, - в которых имелись тракторы, бульдозеры, самоходные и снегоуборочные машины, и везде слыша один и тот же ответ: не нуждаемся, - он начал обзванивать все имеющиеся в телефонном справочнике пригородные колхозы и совхозы, деревни и хутора, но и тут его ждало разочарование. Едва он называл цену на ту или иную деталь, на том конце провода возмущенно бросали: «дорого!» - и клали трубку. «Десять процентов захотел набавить!» - усмехнулся над своим желанием Артем, и машинально понизил цены на пять процентов, вновь принялся беспокоить звонками сельских заправил, но результат оставался тем же. Тогда он подумал, что, вероятно, жадничает, и понизил цены еще на четыре процента, оставив себе на хлеб и масло только один процент, снова стал терроризировать телефонный аппарат, однако после того, как он называл новые цены, ему или в бешенстве рявкали, что он издевается, или же устало смеялись в трубку. Под давлением любопытства Артем снизил цены еще на десять процентов, но результат оставался прежним. Он снизил цены еще на десять процентов и вновь принялся донимать председателей колхозов и совхозов, однако те были неприступны, хотя отвечали на его предложение, несколько сбавив тон и больше не хохотали. Понимая, что предложение сытого и самодовольного Моргунова исходило из ханжеских соображений и изначально таило в себе фикцию, Артем не пал в отчаяние, и решил-таки выяснить, сколько осталось у Сергея Афанасьевича совести и насколько твердо зачерствело его сердце. От цен, установленных бизнесменом, он отнял тридцать процентов, и опять начал крутить телефонный диск.  Хотя главы сельских хозяйств и продолжали ворчать по поводу дороговизны деталей, все же приобрести их в обмен на бартер были готовы; купить же запасные части за наличный расчет они изъявили желание при условии, если цены на них будут снижены еще на пятнадцать процентов.
Артему ничего не оставалось, как смять сулящий заработок листок и швырнуть  с досадой в мусорную корзину.


*   *   *


Ранняя весна выдалась сырой и вьюжной, с неожиданными оттепелями и резким ветром, швыряющим за воротник горсти мокрого снега. По бледному небу неслись

-  160  -
причудливых форм облака, пахло талым снегом. Прохожие зябко ежились и проворно перепрыгивали лужи, часто в воздухе реяли зонты.
А между тем деньги, оставшиеся у Артема от продажи машины, быстро таяли, их, будто, подхватывало и уносило течение мартовских журчащих ручьев, Они тратились на квартирную плату, газ, электричество, абонентскую плату телефона, всевозможные налоги, проезд в общественном транспорте, лекарства для матери, продукты питания, свежемороженую рыбу для кошки. Артем начал подумывать, уж не отдать ли слишком привередливую кошку, предпочитающую мясо рыбе и не признающую кроме этого ровно ничего, в хорошие добрые руки.
Продолжая мерить большими торопливыми шагами десятки, сотни километров в поиске заработка, достойной работы или выгодного предприятия, Артем взбадривал себя девизом: «кто ищет – тот всегда найдет!». Время от времени он встречался со Сварой, однако оставался неудовлетворенным непродолжительной встречей с ним. Позабыв о своих насущных заботах, Георгий пустился в любовные приключения; познакомившись с молоденькой девушкой, он полностью погрузился в амурные дела. Даже во время встреч с Артемом он был всецело поглощен любовными сценами и интрижками, мысли его витали где-то далеко. Обсуждая с товарищем актуальную тему об улучшении их жития-бытия, он вдруг прерывался, становился задумчивым, устремлял свой взор вдаль: «Интересно, почему  же она так сказала..?», После минутного молчаливого размышления снова продолжал рассуждать о выгодных предприятиях, однако вскоре вновь обрывал разговор и окунался в свои мысли, с радостью в голосе восклицал: «А понял!». Глядя на него, Артем с трудом сдерживал свой смех, его так и подмывало загоготать во все горло: девушка, с которой встречался Георгий, была дочерью командира военно-строительной части, дислоцирующейся в Томилино, поэтому позиция Шелеста была ему понятна. Впрочем тот и не пытался укрыть от него своих умозаключений, намерений и тайных надежд.
- «Мне бы только завоевать ее сердце и жениться на ней, - говорил, вздыхая он, -  я бы тогда катался, как сыр в масле. Техника, строительные материалы, бесплатная рабочая сила – солдаты… у ее отца все в руках. Если б я женился на ней, тесть наверняка, помог бы мне построить халявный дом – мне нужно было бы потратиться только на покупку земельного участка. Я бы такой дом отгрохал!..» - его худое жесткое лицо становилось мечтательным. Слушая его, воображение рисовало Артему как минимум двухэтажный импозантный особняк со множеством пластиковых окон и дверей из дорогого дерева покрытый непременно черепицей; на террасе под навесом деревьев в кресле-качалке сидит Георгий, потягивая сухое виноградное вино, наслаждаясь красотой развернувшейся перед ним чудесно панорамы, а вокруг него суетятся молоденькие хорошенькие домработницы в коротеньких светлых униформах.
Выйдя, как обычно, из дома ранним утром, Артем неторопливо шел на остановку, составляя в голове план на день и время от времени любуясь восходившим из-под горизонта небесным светилом, радуясь вмесите с озорными, чирикающими воробьями утру и новому дню. Заметив идущего чуть позади старого товарища по хоккейной команде, Кособрюхова Илью, остановился, стал ждать. Пасмурный, заспанный вид и тяжелая, ленивая походка объемистого круглолицего Кособрюхова говорили о том, что поднялся он в такую рань неохотно  и не по своей прихоти.
- Никак на работу? – бодро спросил его Артем, когда тот подошел ближе.
- Устраиваться, - буркнул Кособрюхов, пожимая его руку.
- Куда? – живо отреагировал Артем.
- В страховое агентство «Альтаир» страховым агентом, - поделился Кособрюхов и мрачно усмехнулся, потер маленькие хитрые голубые глаза, - не на завод же идти чернорабочим. Это жене моей все равно, где я буду работать – лишь бы работал, а что на заводах работяги без зарплаты по несколько месяцев бычат, на это ей наплевать. Сама что-

-  161  -
то не идет работать на завод, шмотки привезет из Москвы и торгует на базаре – живые деньги получает.
- А что ж ты вместе с ней не торгуешь?
- Ага, поторгуешь с ней, - глухо пробормотал Кособрюхов, - у нее прихлебателей – братьев, сестер – без меня хватает. Делит свою прибыль со всякими идиотами, а меня тарелкой супа уже затыкала, бестолковая, - он сделал жалкую мину и потупил взор, сплюнул в снег. Возникло молчание.
- А в страховое агентство ты как, по блату? – полюбопытствовал Артем.
- Да по какому - там блату, засмеялся Кособрюхов и заметно ожил. – Вчера на биржу труда ходил – мне там и сказали, что в «Альтаир» требуются страховые агенты. Зарплата у них сдельная, выплачивается ежемесячно день в день. Думаю: работа не пыльная – сколько застраховал, столько и получишь… агентам капает определенный процент.
Вспомнив рассказ матери о каком-то дальнем родственнике, уважаемом страховом агенте, эта профессия вызвала у Артема повышенный интерес; подумал он также и о том, что лучше заниматься одним конкретным делом, концентрироваться на одной целенаправленной деятельности, чем распыляться в пустой беготне, а затем ждать результатов этой суеты, нервничая и надеясь на высокие моральные качества работодателей и компаньонов. Манил его на это поприще и такой немаловажный фактор, как выгода: он знал, как много денег его мать ежегодно превращала в страховые свидетельства о страховании жизни и здоровья членов семьи и хоть и скромного, но честно нажитого имущества, - поэтому был уверен, что таких людей множество, и, следовательно, достойную зарплату он будет получать стабильно.
- Пойду-ка я с тобой, Илья, - решил он, - прозондирую, что это за работа. Ты подожди меня тут минут пять – я, на всякий случай, документы прихвачу.
Вихрем залетев домой, он взял свои документы, и тотчас вернулся к Кособрюхову.
Постучав в дверь с табличкой «директор страхового агентства», парни вошли в небольшой светлый кабинет. За столом в простеньком синем костюме, темной рубашке и черном галстуке сидел низенький мужчина лет пятидесяти с умеренным брюшком, белым лицом и черными прилизанными волосами; он жадно упивался газетами. Увидев вошедших, поднял глаза.
- Я слушаю вас, - сказал глухим ровным голосом. Парни сказали ему о цели визита. Директор посмотрел на них с изумлением, и указал на стулья, рядком стоящие вдоль стены: - Присаживайтесь. Значит, хотите работать агентами?
Парни утвердительно кивнули.
- Молодцы! – директор снова посмотрел на них с изумлением. – А у меня, признаться, почти все женщины работают… один мужчина, - он умолк, все еще продолжая глазеть на парней широко открытыми глазами. – Ну, что ж, очень хорошо! Сейчас я немного расскажу вам о специфике нашей профессии. – Собравшись с мыслями, он неторопливо обстоятельно начал рассказывать о функциях, правах и обязанностях страхового агента, не забыв упомянуть и об его ответственности; свой рассказ он сопровождал знакомством парней с квитанциями и свидетельствами страхования.
- Ничего сложного в нашей работе нет, - в заключении сказал он, - главное – убедить человека в том, что, проиграв в малом, он выиграет в большом: если он застраховал себя, или свое имущество, то ущерб, причиненный ему несчастными случаями или стихийными бедствиями, будет возмещен ему нашей кампанией в трехдневный срок. Все понятно? Будете устраиваться?
Парни снова утвердительно кивнули.
- Работать будете в сельской местности, - решил директор. – Можете и в городе подрабатывать, но основной ваш объект – деревня. Среди сельских объектов у нас есть

-  162  -
несколько небольших и несколько приличных, - он на мгновение задумался. – Я думаю, пока вы не наберетесь опыта, вам лучше поработать в паре на большом объекте.
- Отлично! – воскликнул Кособрюхов.
- Знаете где находится Комаровка? – не обратив внимания на его реплику, продолжал говорить директор. Парни в очередной раз кивнули утвердительно. – Вот этот объект пока и будет вашим, - со вздохом сказал директор. – Страхуйте все, что подлежит страхованию, а раз в неделю… э-мн-мн… в четверг приходите ко мне для отчета. А сейчас давайте документы и две маленькие фотографии на удостоверения.
Воодушевленные, парни вышли из здания страхового агентства.
- Класс! – воскликнул Кособрюхов. – Не пыльная, культурная работа!
- Страхование всегда было, есть и будет, - сказал в свою очередь Артем, - это дело перспективное.
- В деревне даже лучше работать – не так стрёмно, - не унимался Кособрюхов. – Да и деревенские продукты можно будет покупать у сельчан свежими и доброкачественными.
Все на словах у них выходило выгодно, легко и просто.
В Комаровку страховые агенты приехали ранним апрельским утром. Выйдя из автобуса, остановились и, наслаждаясь чистым свежим воздухом, глубоко вдыхая в себя запах сена, дерева и смолы, обвели взглядом местность и были очарованы ее красотой: зеленая лента высоких пушистых сосен окаймляли широкую и длинную деревню, разделяла Комаровку на две части небольшая с прозрачной водой речушка; воздух был наполнен пением певчих птиц, кряком гусей и уток, на другом конце деревни драл горло петух, изредка где-то мычала корова, повизгивала свинья, пассивно потявкивала собака.
- Сюда бы летом приехать, - мечтательно сказал Илья, - летом тут будет все кругом зелено.
Перво-наперво агенты вознамерились предупредить возможность недоразумения, поэтому решили отыскать сельсовет, чтобы поставить председателя в известность о своем прибытии на вверенный им страховым агентством объект. По узкой в выбоинах асфальтированной дороге они зашли в деревню и, обернувшись на рев трактора, везущего за собой большую тележку с навозом, взмахнули руками трактористу. Поравнявшись с ними, небольшой колесный трактор остановился, из кабины выглянул с большой головой, крепкой короткой шеей и крупными чертами лица мужчина.
- Где тут у вас сельсовет? – гаркнул Кособрюхов, стараясь перекричать рык трактора.
Тракторист коснулся руками ушей, его лицо приняло сосредоточенное выражение, глаза сузились.
- Сельсовет? – еще громче крикнул Кособрюхов.
- Сейчас идите прямо, - громким басом ответил тракторист, - метров через сто, как пройдете школу, направо и до конца.
Дождавшись наконец, когда у председателя сельсовета закончится планерка и из его кабинета сначала хлынет толпа одетых в засаленные телогрейки и ушанки рабочих, а затем вывалит горстка озадаченных мелких руководителей, страховые агенты зашли в просторный кабинет с высоким потолком и несколькими большими окнами. Утопая в волнах табачного дыма, председатель, пожилой толстогубый мужчина, со скрепленными на животе пальцами рук внимательно вслушивался в звучание голоса диктора всероссийского радио. Агенты ему представились и сказали, что будут на территории Комаровки заниматься страхованием.
- А всегда женщины работали страховыми агентами, - только и сказал председатель, удивившись. – Ну, удачи вам!
Выйдя из сельсовета, агенты постучали в окно первой попавшейся на их пути ветхой избенки. К окну подошла худющая, как жердь, старуха, повязанная белым платком.

-  163  -
При виде двух крепких молодых парней лицо ее невольно вытянулось в настороженности; продолжая с опаской коситься на окно, заковыляла в угол к образу, перекрестилась. Когда снова осторожно приблизилась к окну, парни приложили к стеклу свои развернутые удостоверения страховых агентов и жестами рук попросили хозяйку отворить дверь. Старушка заколебалась, но через несколько минут вышла во двор, однако калитку открыть не решилась. – Чего вам надобно? – спросила сиплым голосом.
- Бабушка, мы – страховые агенты, - громко сказал Кособрюхов. – Хотим предложить вам…
- Хто, хто? – с сомнением в голосе оборвала его старуха. Кособрюхов еще раз представился  и предложил услуги страхового агентства.
- На черта мне ваше страхование, - просипела та, - мне пора уже на тот свет отправляться. Да и пенсион уже три месяца не дают – не на что страховаться .
Агенты позвонили в следующий дом, и уже через мгновение калитка распахнулась, перед парнями выросла полная энергичная женщина с подвижной розовой физиономией и собранными на голове в пучок темными волосами.
- Здравствуйте, мы страховые агенты! – пролепетал с надеждой во взгляде Кособрюхов. – Не желаете застраховать жизнь, здоровье ваших членов семьи или имущество?
- Видали мы уже таких агентов… - неприязненно сказала она, воинственно уперев  руки в бока. – Одни, наподобие вас, шарлатаны к нам уже приходили: представившись мастерами по дереву, взяли у меня на реставрацию две иконы – по сей день все реставрируют… . – Едва досказав, как ее кто-то объегорил, она захлопнула перед носами страховых агентов калитку.
Парни начали было отчаиваться, но тут их посетила вдруг удача. Хозяйка следующего дома долго с недоверием во взгляде смотрела на них, однако, впившись глазами в их удостоверения, тщательно осмотрев кипу их бумаг, рискнула застраховать корову на случай падежа; хозяева следующего дома – свинью, две другие семьи застраховали дома, бани и надворные постройки.
И все же это было редкостью. Агенты наведывались в каждый дом, но желающих заключить договор со страховой компанией было не много. Каждый раз Кособрюхов красноречиво разводил демагогию о преимуществах застраховавшегося: слушая его, можно было не сомневаться, что с наступлением определенных событий страховое агентство осыплет потерпевшего такими деньжищами, на которые он сможет возвести дворец и ни разу не вспомнит о сгоревшем жалком домишке. Поддакивая при этом напарнику, Артем смотрел на простоватых людей, слушавших Кособрюхова, складная речь которого многим напоминала речи назойливых распространителей всевозможных московских торговых фирм, которые выискивают в толпе людей потенциального провинциального простофилю  и стараются завязать с ним разговор, в процессе которого пытаются навязать ему товар своей фирмы, - и испытывал чувство мучительного стыда, его терзала совесть. Поэтому он не слишком расстроился, когда уже через две недели после своего трудоустройства, парням пришлось увольняться из страхового агентства.
А к этому все клонилось. Когда агенты предоставили своему директору сведения о количестве застраховавшихся жителей Комаровки в день первого отчета, к его заботливо-внимательному выражению лица примешалась тень разочарования.
- Не густо…Гм…Не густо… , - недовольно заметил он. – Ну, ничего – Москва не сразу строилась… Походите по деревне еще разок – может еще кто-нибудь клюнет…
На другой день агенты вновь приехали в Комаровку, и принялись проводить с жителями деревни повторную агитацию, шмыгая от дома к дому, с улицы на улицу, с квартала на квартал. Однако их похождения не увенчались успехом: людям не выдавали

-  164  -

зарплату и пенсию по несколько месяцев, поэтому сельчане «выживали только огородом».
А посещение страховщиками последнего дома вылилось в казус. Агенты позвонили в дверь и стали ждать. Калитку открыл жилистый дед лет семидесяти с горизонтально торчавшими в обе стороны рыжими усами, уставился на них.
- Здравствуйте, мы из страхового агентства, - сказал Кособрюхов, и агенты предъявили удостоверения, - мы к вам уже приходили, но дома у вас никого…
- Откуда? – сердито скосоротился дед, не выслушав его до конца.
- Из страхового агентства, - смущенно повторил Кособрюхов, - вот наши удостоверения…
Хозяин дома смерил парней свирепым взором. Агенты несколько стушевались от его молниеносного взгляда, но удостоверения продолжали держать в вытянутых перед собой руках развернутыми. Не говоря ни слова, старик резко развернулся и быстро зашагал к сараю, молодцевато и как-то особенно энергично двигая плечами при каждом шаге. Возвращаясь к калитке с топором в руках, зло прошипел: - Я вам сейчас устрою агентов, так вашу мать!
Агенты попятились назад и, когда агрессивно настроенный старец стал подходить ближе, судорожно сжимая обеими руками рукоять орудия производства и выбирая взглядом, кого бы садануть первого, развернулись и рванули с места что есть духу; гонимые страхом, они бежали и запихивали на ходу свои удостоверения в карманы, громко смеясь.
Неожиданный афронт довершил блеклый колорит их деятельности в страховом агентстве и положил ей конец.



XIV


К своему увольнению из страхового агентства Артем отнесся с таким безразличием, точно выронил из губ почти выкуренную сигарету, которую сам уже собирался бросать наземь. Веря в свою счастливую звезду, он продолжал охотиться за удачей, не сбавляя оборотов.  Надеждой он жил больше, чем реальными событиями, наполнявшими его повседневное существование.
Пробегав весь день среди городского шума и гама в поисках заработка и почти утратив всякую надежду на это, однажды он решил провести вечер наедине с природой, и вышел прогуляться перед сном. Он прошел два шумных квартала, в которых жили, в основном, пьяницы, а ежедневные попойки с громкой музыкой, пьяной бранью, драками, дебошами, детскими криками и плачами были их нормой жизни, - и свернул в тихий, безлюдный городской парк, утопающий в высоких густых неухоженных деревьях и таких же неухоженных пушистых кустарниках. Деревья вдоль аллеи серебрились в лучах молодого месяца. Тихий восточный ветерок будоражил немногочисленные сухие листья, не опавшие и оставшиеся на ветвях еще с прошлого года. Моросил дождь, но редкие прохожие встречались без зонтов, с непокрытыми головами. Все далее и далее углубляясь в парк, Артем медленно шел и думал о смысле своего существования, в памяти звучали рассказы  родителей об их предках, благородных образованных людях, многие из которых  были высокопоставленными государственными чиновниками, морскими офицерами, юристами и учителями, пробившими когда-то себе дорогу в жизни упорством и трудом. «Неужели я сломаюсь, паду лицом в грязь? – спросил он себя с ожесточением, вздохнул. – Что за жизнь… Почему так устроен мир? Кто-то всю жизнь пальцем не шевельнет и все имеет, а кто-то с колыбели начинает думать о завтрашнем дне и суетиться – и у него ровно

-  165  -
ничего нет за душой. Кто-то завтракает, обедает и ужинает в фешенебельных ослепительных ресторанах, перемещается на роскошных дорогих лимузинах, шмотки покупает только в валютных магазинах, осыпает любовниц бриллиантами и кормит своих собак мясной вырезкой, а кто-то ходит в лохмотьях с протянутой рукой, выискивает себе пропитание в мусорных контейнерах, и спит, как бездомная собака, в подвале, на чердаке или прямо на улице и где уж последним думать о стрижке, поправке усов или бороды в сверкающих салонах. Кто-то на карманные расходы имеет тысячи долларов, ежегодно нежится под солнышком на Лазурном берегу, нижнее белье носит только до первой стирки и выбрасывает  – тысячи сытых ничтожеств, проходимцев и подлецов без мозгов, воспитания, талантов и малейшего обаяния живут припеваючи, а кто-то… да хоть я – смышленый трудолюбивый видный парень, - он засмеялся вслух: сам себя не похвалишь – никто не похвалит, - мелочь на проезд в общественном транспорте порой стреляю у родителей. Эх, мышь я серая! Нет, так дело не пойдет – надо встряхнуться и действовать динамичней и решительней. Под лежачий камень вода не течет».
Сетовал на жизнь и занимался самооценкой Артем, возможно бы, и еще, но его взор вдруг приковало небольшое круглое здание из железобетона и стекла с куполообразной крышей,  в котором стекло преобладало над железом; возле входа на стуле сидел блещущий здоровьем молодой мужчина, грыз семечки. Артем остановился, посмотрел на здание внимательней. Строение навевало на него ностальгию: когда он был совсем еще ребенком, завершая прогулку по городу в выходные дни всей семьей, родители частенько увлекали его в это заведение, обустроенное тогда под кафе-мороженое, и все вместе они лакомились мороженым, после которого мать неизменно заставляла его выпивать чашку горячего кофе;  в отрочестве своем и ранней юности, когда в этом здании размещался видеосалон, перед посещением дискотеки он наведывался сюда с приятелями, и они с азартным напряжением смотрели американские боевики; затем в нем была булочная, после – кулинария. А теперь? Судя по всему, ничего, а сторож приставлен для предупреждения краж стекол ворами и битья их мальчишками, подумал он. От главной дороги к этому зданию была проложена не очень широкая асфальтированная дорога, возле парадного входа имелась освещаемая мощным прожектором, установленным на крыше, бетонная площадка, могущая служить местом парковки для автомобилей, - все эти нюансы Артем подмечал бессознательно и машинально, еще до конца не понимая, для чего ему это нужно.
Мимолетная мысль засверкала и осела у него в голове, стала очень занимать его. Ему захотелось вдруг непременно заглянуть внутрь здания. Позыв был до того силен, что он без долгих раздумий направился к нему и остановился метрах в пяти от входа, стал открыто рассматривать взбудораживший его любопытство объект. Пока рассматривал, сторож неотрывно следил за ним.
- Что, купить хотите? – спросил вдруг мужчина.
- А что, продается? – спросил в свою очередь Артем.
- Продается, - добродушно засмеялся сторож, - только покупателей нет. Место неудачное – проходимость людей слабенькая. Тут уж чего только не было: и кулинария, и булочная, и продовольственный магазин… Бизнесмены берут его у нас в аренду, - он жестом головы указал на здание, - а месяца через два-три смотришь: съезжают в другое место. Место неудачное. И центр города, вроде, рядом…
- Кому оно принадлежит? – с интересом осведомился Артем .
- Тресту «Общепит».
- Можно внутрь заглянуть?
- Загляните, - равнодушно сказал сторож, поднимаясь. Артем ступил в здание и тотчас оказался в окружении бедлама: на предполагаемых местах розеток угрожающе торчали оголенные провода; темно-бежевый плиточный пол был усыпан битым стеклом, мусором, ошметками грязи; в зеркальном потолке от слоя пыли, лежащего поверх грязных

-  166  -
разводов, невозможно было разглядеть даже контуры своей головы и плеч. Однако он отнюдь не ужаснулся; напротив, кровь его закипела, мозг заработал с лихорадочной быстротой. «Бар! Здесь должен быть хороший ночной бар!» - отметил он в мыслях, и твердо решил попробовать свои силы на этом заманчивом поприще. Давая волю фантазии,  начал воображать дизайн помещения, мысленно рисовать интерьер, в его голове сменялась одна за другой декорации. Из основного зала он перешел в небольшое подсобное помещение, всё содержимое которого состояло из небольшого старенького шифоньера, стола со стулом и телефона. Выйдя из него, заглянул в средних размеров кухню: и большая морозильная камера, и четырехкомфорчатая  газовая плита, и мойка с проточной горячей и холодной водой – наличие удобств и всех этих исправных бытовых агрегатов еще более раззадорило его. Направляясь к выходу, он остановился в вестибюле, покосился на двери мужской и женской туалетных комнат.
- Санузлы функционируют? – обратился к сторожу, все время неотступно следовавшему за ним.
- Тут все функционирует, - широко улыбаясь, ответил тот.
- Кто заведует этим помещением?
- Директор «Общепита», - отозвался сторож. – «Общепит» находится на улице Чапаева в доме номер пять. Директор – Мурыгин Андрей Васильевич.
Поблагодарив его и пожелав ему спокойного дежурства, Артем вышел. Неторопливо шагая домой, он продолжал думать, как оформить помещение, машинально прикидывая в уме, сколько денег потребуется на то и на то. Когда воображение нарисовало ему сверкающее, залитое огнями заведение, он с удовлетворением отметил, что если будет избегать лишних трат, покупать только все самое необходимое, то денег, вырученных от продажи «БМВ», на претворение в жизнь своего замысла ему хватит. «Но сколько труда, сколько упорства и терпения потребуется на доведение до совершенства этого заброшенного захламленного помещения, на ожидание наступления дня, когда в этот бар придет первый посетитель! – в неожиданном приступе пессимизма подумал он. – Да и опасно вкладывать в бизнес все свои последние деньги. Безусловно, предстоит кого-то брать в долю». Мысли его, словно на крыльях, опережали одна другую, он не мог дождаться следующего дня, когда перейдет от мыслей к действиям. Всю ночь его томили тревожные мысли, он не мог заснуть: сначала беспокоился, что кто-нибудь арендует помещение, опередив его; затем, удрученный ,стал расхаживать по комнате и думать, где он достанет то и где подешевле купит это в случае, если помещение арендовать удастся все же ему.
Однако утро пролило свет на все его истинное положение дел и развеяло  тягостные мысли, расставив все по своим местам. «Не так страшен черт,  как его малюешь» - заметил он себе, выходя из кабинета директора «Общепита», белобрысого толстяка, который безоговорочно заключил с ним договор о сдаче помещения в наем на три года с условием вноса арендной платы арендатором ежемесячно. Полдень также не принес разочарований, все у Артема складывалось как нельзя лучше. За умеренную плату он нанял юриста, согласившегося в недельный срок открыть для него индивидуальное частное предприятие. Директор училища, с которым Артем поддерживал добрые отношения еще с училищной скамьи и к которому пришел в надежде одолжить у того на временное пользование дюжину больших массивных со светлой полировкой столов, долгие годы остававшихся невостребованными и занимающими, стоя друг на друге, половину учительского буфета, не только чутко отреагировал на его просьбу и отказался от всех видов магарычей, но еще и предложил бывшему воспитаннику два десятка белых скатертей.
Оставалось самое, по мнению Артема, простое: найти компаньона и вместе с ним приступить к созидательской деятельности. Но вот тут-то, как раз, и таились все

-  167  -
сложности. Первого в арендованное помещение он пригласил Свару и предложил ему вакантное место компаньона на условиях совместного доведения помещения до приличного состояния и внесения равного пая в его обустройство, дающих Георгию право на присвоение в будущем равной части прибыли.
- О, нет, - торопливо закрутил головой тот, - здесь работы вагон. Прибыль-то, конечно, будет, но когда – неизвестно.
Следующими визитерами были друг детства Сергей, и приятель по училищу, Василий Цыган, но и их ответы на его предложение совместно заняться бизнесом также оказались для Артема безутешными. «Как же быть?» - обеспокоено, чуть ли не в панике думал он, а ноги все быстрее и быстрее носили его к знакомым. Запыхавшийся, с раскрасневшимся лицом и запекшимися губами, он ходил из дома в дом, но всюду его ждали одно разочарование за другим. Знакомые не решались входить с ним в ассоциацию, ссылаясь на свою некомпетентность в области увеселительного бизнеса, и, вероятно, допуская мысль, что он станет просить у них в долг деньги, все как один, наперебой начинали жаловаться на свои невзгоды, предупреждая его просьбу. Впрочем, были и такие, которые из ядовитого любопытства приходили в арендованное Артемом помещение, с гримасами легкого отвращения на лицах смотрели на царивший в нем хаос и категорично отказывались вкладывать в дело свои труды и деньги, самодовольно и с издевкой в голосе объясняя свой отказ желанием приобрести  машину, расширить квартиру путем покупки соседской и устранения разделяющей стены, давней и, наконец-то, осуществляющейся мечтой отправиться на теплоходе в кругосветное путешествие. «По-моему, овчинка не стоит выделки» - была их заключительная фраза.
«Посмотрим! – решил Артем, когда рок разбил все его надежды обрести честного предприимчивого компаньона. – Посмотрим, какая получается овчинка после того, как к ней прикладываются душа, голова и руки». Это было непреклонное решение, принятое его честолюбивой, не знающей отступлений перед трудностями натурой.



*   *   *


Первое, что он предпринял – выгреб из арендованного помещения весь хлам и мусор, вымыл пол; затем, еще раз вообразив себе бар таким, каким он его хочет увидеть, прикинул, что, нужно делать в первую очередь, а что в последнюю. Руководствуясь оставшимися в памяти собственными сенсорными впечатлениями от пребывания в хороших высококлассных центрах досуга ,из спектра своих задач он выделил первостепенную – создание в помещении благоприятной комфортабельной обстановки, поэтому в первую очередь сконцентрировал свое внимание на внешнем виде предприятия, его интерьере и художественном оформлении.
Целый день у него ушел на поиск рабочих, желающих подзаработать в свободное от работы время, и этот день не пропал для него даром: в одном из ЖЭКов он пришел к договоренности с электриком и электросварщиком, в другом – с бригадой плотников, в фирме «Монтажвентиляция» сделал заявку на оборудование в зале, вестибюле и кухне будущего заведения приточно-вытяжной вентиляции. На следующий день встретил работников, ознакомил их с объемом работ, записал на листочек, сколько и какого материала им потребуется, и отправился за покупками.
На протяжении двух недель весь вечер и половину ночи во всех уголках будущего бара кипела работа: стучание молотков и стеклорезов, жужжание дрелей и жиканье пил, гудение трансформатора – все сливалось в единый гул.  Когда подрядчики покончили с

-  168  -
работой, с восхищением осмотрев их творения, Артем заключил, что выполнены они блестяще и способствуют созданию хорошего первого впечатления посетителей о заведении. С левой стороны от входа в зал полукругом тянулись ниши, закрепленные на сплошной высотой в ступеньку эстраде; пол в нишах представлял собою прозрачное покрытие из двойного небьющегося стекла, разделенное на равные квадратные плоскости, под которыми оставались пространства для оборудования в них лампочек. Состоящая из светлого полированного дерева и зеркал изящная витрина освещалась яркой подсветкой; идеально выполненная бар-стойка, отделанная деревом и покрытая сверху светло-бежевым заменителем кожи, также была оборудована подсветкой, но более мягкого света, чем витрина. В вестибюле размещались входы в зал, в туалетные комнаты и огороженный узорчатой стойкой-прилавком гардероб со множеством крючков. Благодаря броской мигающей вывеске с названием заведения и ярким разноцветным лампочкам, очерчивающим контуры дверей, вход в здание был виден издалека.
Основная работа была выполнена, но довершить множество мелких недоработок, тянущих за душу и требующих не меньших, а может быть, больших хлопот и, разумеется, денежных расходов, Артему еще предстояло. Купив импортную быстросохнущую краску десяти цветов, он приступил к следующей стадии созидания. Стойку-прилавок и крючки гардероба выкрасил в перламутрово-серебристый цвет. Стеклянные квадратные плоскости пола ниш сделал яркими разноцветными, придав таким образом полу вид мозаики; когда краска высохла, общий провод подсветки пола подключил к цветомузыке, и эффект нашел впечатляющим: стеклянные квадраты то медленно загорались и гасли в шахматном порядке, то чуть быстрее вспыхивали и потухали в крестообразном, то на полу начинали молниеносно изображаться и меркнуть ломаные линии, то вновь темп мигания постепенно снижался, и поверхность пола заново обретала вид своеобразной большой и пестрой шахматной доски. Восхитившись увиденным, Артем водрузил один из одолженных в училище столов на другой и принялся отмывать зеркала, которыми был отделан потолок. Через шесть часов, лицезря свое отражение, возликовал.
На другой день произвел в помещениях генеральную уборку и, разместив в нишах прямоугольные шестиместные столы, отправился в мебельный магазин, в котором несколько дней тому назад присмотрел красивые удобные скамьи-диваны с прочной темно-зеленой обивкой из букле и оплатил за них счет.
Расставив диваны в нишах, он с удовлетворением отметил, что глазомер его не подвел: мебель вписывалась в ниши с таким соответствием и точностью, точно там всегда и стояла. Несколько диванов вместе с журнальными столиками и пепельницами на ножках разместил также в вестибюле, предусмотренном им и под аванзал и под курительную комнату. Покрыв столы скатертями, установил на них светильники; контуры витрины обозначил принесенной из дома елочной гирляндой, красивыми разноцветными снежинками.
Придавая большое значение музыкальному обслуживанию, на следующий день он одолжил у знакомого директора дворца культуры молодежи мощную стереофоническую аппаратуру и цветомузыку для создания световых эффектов на танцевальной площадке, предусмотренной им с правой стороны от бар-стойки. Отдавая предпочтение исключительно качественному звуку, на роль плеера он купил музыкальный центр и около сотни дисков с хитами разных направлений и стилей.
Включив вентиляцию, все светильники, мелодию и цветомузыку, Артем еще раз внимательно осмотрел все помещения и комнаты и, не обнаружив каких-либо упущений, на плоды своего усердия и труда нанес последние штрихи: возле бар-стойки установил несколько вращающихся пуфиков на длинных ножках, на бар-стойке с левой стороны пристроил взятый на прокат кассовый аппарат, с правой – сокоохладитель; в кухне разложил и расставил по местам столовые приборы и посуду; в вестибюле развесил

-  169  -
пиктограммы; перед входом в заведение положил металлические сетки для очистки обуви от грязи.
Счастливый, он шел домой, и ясное синее небо, словно вливалось в его душу, в голове у него вихрем кружился поток радостных мыслей. По его собственной оценке, заведение, открываемое им, претендовало если не на люкс и не на высшую категорию, то на первую – без сомнений, и бесспорно заслуживало достойного восприятия посетителями. Веселил душу и такой фактор, как семьдесят пять – восемьдесят сидячих мест в баре, что сулило в перспективе, а может и в самом ближайшем будущем хороший кассовый сбор. Но Артем решил не просто выуживать деньги из посетителей, а делать все возможное для того, чтобы после первого раза пребывания в баре потребителя тянуло бы в него, как магнитом. К средствам эстетического и психологического воздействия окружающей обстановки на публику он обязал себя присовокупить широкий ассортимент блюд, напитков, кулинарных и кондитерских изделий с приемлемыми для обывателей ценами. И только он  подумал об этом, как тревожное воспоминание об оставшейся у него мизерной сумме сбило его дыхание, точно апперкот.
- Как же быть? – вдумчиво сказал он себе вслух, и тут же приободрился, придя к решению на все деньги купить товар, и сообразно с увеличением капитала расширять ассортимент, ежедневно вкладывая в него всю получаемую за вечер прибыль – до тех пор, пока не будет возможности закупать провиант для бара на неделю, на две, на месяц вперед.  Один вопрос решился сам собою, но другой, не менее щекотливый, вопрос о найме высококвалифицированного ответственного персонала, точил Артема изнутри, хотя он и не испытывал при этой мысли беспокойства, ибо знал множество опытных безработных специалистов своего дела.
Впервые за несколько утомительных недель с облегчением упав на диван, он раскрыл газету, но воображение в очередной раз, точно на крыльях, перенесло его в бар, повело по всем комнатам, залу, заставило еще раз внимательно присмотреться к окружающей обстановке. Он просматривал столбцы газет, а сам мысленно искал изъяны, недоработки и излишества в своем заведении. Иногда ему бросалась в глаза какая-нибудь заметка, но он не понимал даже, о чем читает.  Вздрогнув от неожиданного телефонного звонка, машинально подумал, что звонит Карина. Мучимый внутренней борьбой, не стал поднимать трубку, а попросил это сделать родителей. Отец снял трубку и после непродолжительного диалога передал ему: - Георгий.
Когда Артем ответил в трубку, Свара поприветствовал его и предложил встретиться, обсудить одно дельце.
- Через час на аллее возле круглой цветочной клумбы, если тебя устроит, - сказал Артем, не слишком, впрочем, надеясь услышать на встрече с приятелем что-нибудь заслуживающее внимания: все мысли Георгия относительно зарабатывания денег были всегда самого что ни на есть мошеннического покроя. Когда-то Шелест был одержим идеей поехать в какой-нибудь крупный российский город и расклеить на его улицах афиши с заведомо ложным анонсом о будто бы предстоящих концертах популярных  российских эстрадных звезд, после чего с помощью общественных распространителей продать липовые билеты и исчезнуть. Затем ему в голову втемяшилась другая незамысловатая идея:
купить на какой-нибудь чаеразвесочной фабрике высокосортного байхового черного чая превосходного вкуса, и продать чай мелким оптом коммерсантам по соблазнительной для них цене,  причем он допускал возможность небольшого убытка для себя; после того, как потребители распробуют чай и он станет пользоваться у них большим спросом, что, разумеется, сразу же обнаружит торговец, предложить бизнесмену новую партию этого же чая, а, получив от него заказ, купить на чаеразвесочной фабрике пустые пачки и заполнить их опилками.
Сейчас стремление Георгия заработать деньги приобрело иную направленность.

-  170  -
- Готовься к поездке, - сходу сказал он бодрым голосом, опустился рядом с Артемом на скамейку. – Через два дня  мой знакомый, занимающийся грузоперевозками, на своем тентованном «Камазе» повезет в Питер товар одного коммерсанта, а обратно пойдет порожняком. Нас с тобой и наш товар согласился захватить оттуда – попутно. Я знаю в Питере несметное количество фирм, торгующих оптом сигаретами – нахватим там сигарет и почти даром привезем сюда, продадим. Здесь я уже договорился с несколькими директорами магазинов и коммерсантами: товар у нас возьмут за наличку.
В предложении приятеля Артем не нашел ничего предосудительного, оно было заманчивым, но денег у него осталось слишком мало и он не хотел ими рисковать.
- У меня уже нет денег, - сказал он, - я их все потратил.
- На что, если не секрет? – усомнился Шелест, осклабился.
- На обустройство того самого помещения, которое тебе показывал.
- И ты взялся творить из него заведение? – удивленно, но все еще с сомнением в голосе проговорил Георгий, прижмурился.
- Можно сказать, сотворил, - скромно сказал Артем.
- Можно взглянуть? – на лице Шелеста появилось недоверчивое выражение.
- Пошли.
Переступив порог заведения, Свара сбавил ход и шагал все медленнее, глаза его с каждым шагом раскрывались все шире и шире. Он то с изумлением вглядывался в лицо Артема, то с недоумением и скрытой завистью созерцал интерьер вестибюля и его предметы, дивился безукоризненной чистотой помещения. Войдя в зал, обвел его восхищенным взглядом и, точно подкошенный, упал на диван – он был сражен. Некоторое время продолжал изумленно крутить головой по сторонам, не в силах произнести ни слова. Когда Артем тихо включил мелодию и цветомузыку, он с восхищением посмотрел на танцевальную площадку, воззрился на загорающиеся и гаснущие под своими ногами разноцветные квадраты и, уставившись в свое отражение в зеркальном потолке, приоткрыл рот и медленно, точно теряя сознание, откинулся на спинку шикарного дивана.
- Великолепно! – выдавил наконец из себя. – Блистательно! Ну и молодец же ты, Артем! У меня нет слов!. – Свара был растроган увиденным, у него действительно не было больше слов, он долгое время сидел неподвижно и молчал. Но вдруг, придавая своему голосу твердость, с достоинством произнес: - Компаньона все еще ищешь? Или считаешь, что на готовеньком и дурак сможет работать?
- Ты сам ответил на свой вопрос, - бездумно сказал Артем.



*   *   *


Не в силах предугадать, какая будет у предприятия прибыль и будет ли она вообще, Артем решил первое время ограничиться набором небольшого штата. Вакансии вышибал отвел двадцатишестилетнему черноволосому амбалу, Радику Мамиеву, весившему сто пятьдесят килограммов и не уступающему никому в городе завоеванный им когда-то титул чемпиона по тяжелой атлетике, и двадцатитрехлетнему жилистому с большими навыкате глазами кандидату в мастера спорта по боксу Лыкову Федору; место повара охотно согласилась занять живущая с Артемом по соседству энергичная миниатюрная женщина лет сорока восьми Татьяна  Осиповна, проработавшая порядка десяти лет на предприятиях общественного питания в должности шеф-повара; за бар-стойку Артем пригласил бывшую одноклассницу, профессионального бармена с приятной внешностью и всегда приветливую
Новикову Жанну, и по ее рекомендации принял на работу симпатичную стройную брюнет-

-  171  -
ку Нонну, имеющую должное образование официанта и некоторый профессиональный опыт.
Следуя совету повара, Артем купил на рынке все необходимые продукты питания, на оптовой базе приобрел горку коробок со спиртными и безалкогольными напитками, сигареты и шоколад, в кулинарии заказал различные сдобные выпечки, рулеты и пирожные нескольких видов . После этого известил об открытии нового бара некоторых своих знакомых, завсегдатаев увеселительных заведений, любящих вращаться в эпицентре городских событий и сплетен, выставлять напоказ свои броские костюмы и исполненных сознания собственной значимости, больших охотников рисоваться друг перед другом своими достижениями в деловом аспекте бытия.
Собравшись в день открытия заведения вместе впервые, работники бара познакомились, подивились своим новым местом работы и, выпив по бокалу шампанского, стали с любопытством и нетерпением ожидать первого посетителя: Татьяна Осиповна звякала посудой, изредка выглядывала из кухни в зал; охранники сидели в вестибюле на диване и лениво перекидывались фразами; разделенные бар-стойкой, Жанна с Нонной весело вполголоса болтали, иногда поглядывая на вход, - все выглядело таким обыденным и торжественно-спокойным, будто бар уже работал не один год. С досадой сознавая, что все деньги до последней копейки потрачены и заставляя себя надеяться на чудо, под видом посетителя Артем сидел за самым дальним от входа столом и гадал, кто же из оповещенных им об открытии бара придет первым.
Первым посетителем оказался случайный прохожий, худой с пепельного цвета лицом, глубоко посаженными полузакрытыми глазами и редкими нечесаными волосами наркоман. Он быстрой неровной поступью зашел в зал и резко остановился в центре; карябая обеими руками свои виски, закрутил головой по сторонам, разглядывая залитое мерцающими разноцветными огнями помещение. Затем подошел к бар-стойке и, будто не замечая девушек, впился глазами в витрину, несколько минут стоял неподвижно.
- До скольки работаете? – глядя поверх бармена, прохрипел, наконец, он; очевидно, произнести более или менее отчетливо фразу стоило ему усилий.
- До двух, - ответила Жанна, смотря в его расширенные зрачки.
- Можно мне…, - замедленная речь наркомана прервалась, он сделал большую паузу, с трудом подыскивая нужное слово, - один столик… забронировать, - я позже… с товарищами приду… активно отдыхать?. – Выдавив, наконец, из себя то, что хотел сказать, он начал поцарапывать лицо, перекинулся на левую лопатку спины.
- Сегодня свободные места будут, - заверила его Жанна.
- Ага, - кивнул он, глядя куда-то в сторону, и веки глаз его сомкнулись; очнувшись договорил: - ага… чудесно!. – Почесав сначала лоб, затем шею и виски, он резко развернулся и,  шаркая полусогнутыми ногами, с накрененным вперед корпусом быстрым нервным шагом пошел к выходу.
Часа два в бар никто не приходил. Артем начал было ужасаться, что столько труда, времени и все свои деньги потратил впустую. Но вдруг послышались шаги. Наркоман, заходивший в первые минуты работы заведения, привел десяток своих приятелей – таких же, как и сам, полуспящих, с резкими движениями и время от времени почесывающихся парней и девушек. На душе у Артема несколько отлегло. «Начало есть!» - отметил он с оптимизмом. Однако, наркоманы оказались далеко не транжирами: они купили бутылку самого дешевого полусухого вина и, оккупировав целиком одну нишу, изредка смачивали им пересохшие рты, слушали в полудреме музыку. Следующими посетителями были несколько молодых симпатичных женщин, отдавших свое предпочтение шампанскому, кофе со льдом и мороженому. Затем в бар зашла подвыпившая компания из восьми человек, судя по всему, возвращающаяся с гулянки и решившая остаток вечера провести в заведении.

-  172  -
Постепенно бар пополнялся веселой публикой, и к полночи в нем не было ни одного свободного места; многие отдыхающие приехали на машинах, бетонная площадка возле бара была заполонена железными конями разных пород. Соблюдая правила гостеприимства, Жанна едва успевала обслуживать посетителей. Со свойственной официантам внимательностью и быстротой Нона принимала и выполняла заказы отдыхающих, с изумительным тактом ускользая от заигрываний подвыпивших мужчин: ее стройную фигуру обтягивало легкое красное платье; темные волосы, собранные на голове в пучок были скреплены белой кружевной ленточкой, подчеркивающей добродушную смазливость ее прекрасного личика – все это не могло оставить представителей сильного пола равнодушными к ней. Всюду слышались выстрелы пробок шампанского, звяканья рюмок и бокалов, веселые возгласы, рвущийся из груди смех блаженствующих, воздух был насыщен смешанными ароматами и запахами. Многие отдыхающие танцевали. Без сомнений, посетители испытывали искомое удовольствие и наслаждение.
Не двигались лишь наркоманы. Они давно допили свое вино и продолжали в полудреме сидеть, изредка обмениваясь вялыми репликами, так и не заказав больше ничего. При виде приличной публики, входившей в бар, обводившей взглядами переполненный зал, разочаровывающейся и тут же направляющейся к выходу, Артем испытывал раздраженность, глядя на приверженцев наркотического зелья, без пользы облепивших два роскошных дивана. Он заботился о положительной репутации своего заведения, поэтому решил, что всякому сброду в его баре не место. Когда Жанна объявила в микрофон о закрытии бара и отдыхающие неохотно поплелись к выходу, он оповестил охранников, что начиная со следующего дня вход в «Антарес» будет платным и распорядился, чтобы они ни под какими предлогами не впускали в заведение изрядно выпивших людей, а также обывателей, одетых в спортивную или пляжную одежды. После того, как работники навели порядок на своих рабочих местах и ушли домой, Артем закрылся в баре и произвел учет: несмотря на то, что почти все напитки были выпиты, а съестные запасы поглощены, что напомнило ему о предстоящей через несколько часов муторной беготне с заботами снабженца, он пришел в восторг после подсчета полученной за вечер чистой прибыли, чуть ли не вдвое превышающей месячную зарплату высококвалифицированного электросварщика. Домой он попал лишь в четыре часа утра, и едва лег в постель,  крепкий сон налег на него. В восемь утра его разбудил будильник, и он отправился на оптовые базы, рынки, в магазины и кулинарию.
В такой последовательности Артем усердствовал почти месяц. Его не оставляла мысль нанять на работу благонадежного и образованного управляющего баром, но первое время он решил на все посмотреть своими глазами, все пощупать своими руками. Хронически недосыпая и питаясь в сухомятку, закрывая глаза на мелкое шельмовство Жанны, тайком от него торговавшей своим личным шоколадом, изредка отчитывая Нону за непристойные посиделки в свободное от выполнения заказов время на коленях знакомых мужчин и веселую болтовню с ними, время от времени урезонивая дебоширов, которых, несмотря на свои спортивные достижения, не могли успокоить охранники, он не искал ни минуты покоя – делал все от него зависящее для удержания марки своего заведения на высоте. Меню в «Антаресе» было разнообразным, цены доступными, обслуживание – отменным. В баре почти никогда не было свободных мест. Платный вход и неприступность охранников избавили «Антарес» от деморализованных элементов. В нем, в основном,  отдыхал приличный контингент, состоящий из банковских работников, мелких служащих муниципалитета, менеджеров солидных фирм, бизнесменов всех мастей. И этого не могли не знать расчетливые девицы и кокетливые гетеры, поэтому ежедневно слетались в бар, словно пчелы на цветок. Искушенные в вопросах любви, представительницы прекрасного пола не обходили своим вниманием и Артема. С развратными улыбками на устах они  игриво называли его боссом и,  протягивая ему свои визитные карточки, сверлили  своими

-  173  -
посоловелыми взглядами, исполненными неподдельного вожделения. Многие интересные незаурядные мужчины также прониклись к хозяину бара симпатией и, став его знакомыми, оставляли ему свои домашние и рабочие координаты, предлагали покровительство, всякого рода помощь, свое общество. Судьба Артему благоволила. Впрочем, его меньше всего интересовали любовные приключения и совсем не трогали добрые флюиды подвыпивших холеных сибаритов, поскольку в свое время он получил надлежащий урок на тему человеческой моральной устойчивости. Держась со своими новыми знакомыми дружелюбно-сдержанно, он решительно не хотел давать им повода для сокращения установленной между ними и собой дипломатической дистанции до более тесных, фамильярных отношений.
Кровь его больше играла от сознания популярности бара. Держала адреналин на высоте и мысль, что четверть своих денег, затраченных на предприятие, он вернул. Но главным источником его радости был факт своей личной независимости: сам себе он был и начальником и подчиненным, и заработок его зависел только от него самого.



*   *   *

Но за цепью ярких удач последовала полоса невезения и разочарования.
Первым нарушителем покоя «Антареса» была инспектор налоговой полиции, с одутловатым властным лицом костлявая женщина лет сорока. Твердой надменной поступью она прошла через весь зал и, обезоружив защитную реакцию бармена своим удостоверением, зашла за бар-стойку, принялась осматривать ленту в кассовом аппарате, считать товар, изучать накладные, листать кассовую книгу. Все это время, благодаря приоткрытой двери, Артем из подсобки с учащенным биением сердца наблюдал то за бледной, как полотно, и что-то лепетавшей, судя по всему, в свое оправдание с растерянным видом Жанной, то за решительно действовавшей со сведенными бровями и плотно сжатыми тонкими губами незнакомкой. Осмотрев все ее интересующее, незнакомка что-то  сказала бармену, от чего та еще более сконфузилась, и бойко зашагала в подсобное помещение, где, представившись Артему, попросила у него документы предприятия.
- Хочу вас огорчить, - сухо сказала она, полистав документы, - я обнаружила у вас левый товар.
- То есть? – не понял Артем.
- В нише бар-стойки я обнаружила около полусотни шоколадок, не оформленных в накладных, - пояснила инспектор, -  придется вам заплатить штраф в сберкассе. – Она положила на стол листок с отпечатанным на нем расчетным счетом налоговой инспекции. – Как заплатите,  принесете мне корешок в десятый кабинет налоговой инспекции. А пока закрывайте свое заведение: я буду налагать арест на ваш товар.
- Помилуйте, - мягко возмутился, растягивая звуки, Артем, - мы только недавно работать начали, а вы сразу: «закрывайтесь: товар буду арестовывать»! Уж простите нам пожалуйста на первый раз нашу оплошность. Я вас уверяю, что это не преднамеренное сокрытие дохода, а самое что ни на есть недоразумение: вероятно, накладную потеряли, а шоколад-то остался – куда его денешь… не выбрасывать же.
- Не знаю, - сказала инспектор неприступным тоном, - я констатирую факт, а остальное – не мое дело. Итак, вы закрываете заведение? Или мне милицию вызвать?
- Зачем же так сурово? Неужели нельзя применить более либеральную меру? Полагаю, мы с вами и без милиции можем найти компромисс, - против своей воли хозяину бара пришлось растянуть свои губы в обольстительную улыбку.
- Все может быть, - как-то уже бесцветно сказала инспектор.

-  174  -
- Сколько я вам должен? – глядя ей прямо в глаза и снизив голос до конфиденциального, спросил Артем.
- Хм! – несколько смешалась та, на ее лице появилась скупая улыбка.- Вы предлагаете мне взятку – предлагайте до конца.
- Двести, - решил Артем. Услышав цифру, налоговый инспектор засмеялась, будто услышала забавную шутку: - Щедрый ж вы, однако! И как язык повернулся! – говорила она смеясь. – Да разве в такую темень я тащилась бы сюда из-за двухсот рублей… Тысяча – и я здесь не была.
Получив деньги и две бутылки шампанского в придачу, она ушла, а в ушах у Артема все еще звучал ее смешок. Этой же ночью по окончании работы бара он уволил Жанну.
Через два дня в заведение пожаловали представители санитарно-эпидемиологической службы, маленького роста толстый лысый мужчина с утиным носом и высокая объемистая со следами оспы на лице женщина. Бегло осмотрев помещения, они зашли к Артему в подсобку.
- Почему не вызываете нас на санитарную обработку? – шутливо-угрожающим голосом спросил мужчина.
- Нет пока в этом необходимости, - пожал плечами Артем, - наши девушки ежедневно моют пол с хлоркой, посуда моется с содой; живности здесь тоже пока нет.
- Можно взглянуть на санитарные книжки бармена, официанта и повара? – подключилась к разговору женщина. Артем достал из стола  три книжицы и подал ей. Она полистала одну из них, другую, третью.
- Ага! – воскликнула значительно. – Между прочим, медицинская комиссия вашего официанта уже три дня как недействительна! Гха…гха…, - она закашлялась. – Придется составлять акт о нарушении вами правил санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий. – Она извлекла из потертого кожаного портфеля стопку чистых бланков и собралась было писать, подняла на хозяина заведения глаза: - На первый раз я выпишу вам штраф. Чем быстрее вы его в сберкассе оплатите, тем будет лучше же для вас.
- Для меня будет лучше обо всем с вами договориться, не выходя из этой подсобки, - сказал Артем. - Неужто за такую мелочь вы  взыщите с нас штраф? Надеюсь, вы со мной согласитесь, что такой пустяк, как трехдневная просроченность медицинского освидетельствования официанта, не повлечет за собой летальности кого-нибудь из посетителей…
- Как сказать, - мягко возразила женщина, пристально глядя на него, так и не начав заполнять бланк, - во всяком случае, с пустяков все и начинается. Гха…гха…чхи!.. Сегодня комиссия недействительна, завтра…гха…гха…чхи!.. завтра крысы по бару будут пешком ходить, а послезавтра кто-нибудь умрет от мышиной лихорадки. – Она вновь опустила глаза на бланк, начала сосредотачиваться.
- Омрачать настрой работников молодого предприятия мелкими препонами, душить
штрафами заведение, едва начавшее работать, не вернувшее даже и половины своих затрат… это, на мой взгляд, бездушно с вашей стороны, - мирным голосом заметил Артем.
- Что же с вами делать? – со вздохом сказала женщина, давая понять, что колеблется.
Уже начавшая обретать таинство оберега, фраза Артема: «может быть найдем компромисс?» - и в этот раз возымела чудодейственную силу. Положив в портфель пятьсот рублей, две бутылки шампанского и две коробки шоколадных конфет, небрежно бросив в него все свои бланки,  представители санитарии еще раз из приличия напомнили Артему о важности своевременных санитарно-гигиенических и противоэпидемических мероприятий, о вреде микробов и паразитов, и ушли прочь. После их ухода Артем пригласил в подсобку

-  175  -
Нонну, и довел до ее сведения соответствующие указания представителей санитарно-эпидемиологической службы относительно ее медицинского освидетельствования.
На другой день в «Антарес» нагрянули двое блюстителей порядка, коренастый приземистый лейтенант и белобрысый сутуловатый сержант. Оба были в бронежилетах, с автоматами. Из оставленного ими прямо возле входных дверей заведения милицейского «УАЗа» доносились веселые девичьи голоса, смех, шипение рации. Милиционеры стояли, широко расставив ноги, посреди зала и пристальными пронизывающими взглядами обводили публику.
- Кто здесь банкует? – спросил лейтенант вышедшего к ним Артема.
- Ну… вообщем – я, - ответил тот в некоторой растерянности. – А что случилось?
- Жалобы есть?- небрежно спросил лейтенант.
- Спасибо, нет.
- Документы на деятельность покажите, - потребовал лейтенант. Артем юркнул в подсобку, и тотчас вернулся к нему с документами. Пока старший милицейского наряда с тупым выражением лица читал их, сержант осматривал помещение: заставляя отдыхающих подниматься со своих мест, заглядывал под столы; тщательно изучал содержимое морозильной камеры и стеллажей подсобного помещения, заглянул даже в кассовый аппарат и сокоохладитель. По всему было видно, что милиционеры не торопятся уходить, и Артем понял, что и сегодня ему предстоит понести убытки.
- Как бандиты, не напрягают? – лейтенант поднял на него глаза. – Вообще – есть проблемы?
- Пока, слава богу, нет, - ответил он.
- Могут появиться, - с ноткой угрозы сказал лейтенант, глядя в упор на хозяина бара, - поэтому советую с нами дружить. -  Некоторое время он испытующе смотрел на Артема, как хищник смотрит на свою жертву, потом дружеским тоном произнес: - Ну как, будем дружить?
- Кто же от дружбы отказывается, - слукавил Артем, представляя, во что выльется для него эта дружба, и в то же время сознавая тяжесть последствий отказа от этой навязываемой представителями органа правопорядка дружбы.
- Правильно, скупой платит дважды, - одобрил лейтенант, точно угадав его мысли. Постояв немного в раздумье, приблизил свое лицо к уху хозяина бара: - Скажи кому-нибудь из своих охранников, чтобы отнес к нам в машину две бутылки шампанского, две бутылки водки, баночек восемь пива, пару шоколадок, пакет сока, несколько пачек сигарет и что-нибудь из закуски.
            Его просьба моментально выполнилась.
Почти ежедневно стражи порядка наносили в «Антарес» свои визиты; не забывали о существовании заведения и представители налоговых инспекции и полиции, санитарно-эпидемиологической службы и пожарной охраны, - и никто из них, как правило, не уходил из бара с пустыми руками. Артем был рад, когда они уходили, отоварившись провиантом, но часто ему приходилось рассчитываться и наличными.
Выдав зарплату персоналу бара, оплатив налоги, счет за электроэнергию, заплатив за аренду помещения, Артем остался с мизерной суммой денег, предназначавшейся на закупку провизии для бара. Поглощенный потоком гневных мыслей, осыпая поборников дани крепкими ругательствами, он в отчаянии решил снять эмоциональный стресс, освободиться от психического и физического переутомления, охватившего организм вследствие перманентных нагрузок. Сев прямо в зале за освободившийся столик, поставил перед собой бутылку шампанского. Выпить ему было не с кем: новый бармен, Всеволод, то и дело объявлял в микрофон музыкальный подарок, Нонна шмыгала взад-вперед с подносом, охранники сдерживали в вестибюле натиск пьяного шалопая. Артем налил себе полный бокал шампанского и залпом осушил его. Тут же налил еще полбокала и выпил,

-  176  -
откинулся на спинку дивана. Минут через десять музыка стала от него отдаляться, силуэты танцующих начали расплываться. Проснулся он от легкого прикосновения к своему плечу. Открыв глаза, увидел сидевшую на расстоянии вытянутой руки от него обыкновенной наружности голубоглазую девушку с черными до плеч волосами, не производившую впечатления гризетки. Она сидела одна и, судя по единственной чашке кофе, стоявшей перед ней, в бар пришла одна.
- Вам плохо? – спросила она.
- Совсем недавно мне было гораздо хуже, - улыбнулся Артем. В голове у него промелькнуло смутное желание повеселиться в этот вечер с этой без тени претенциозности в лице и манере держаться девушкой, но он тут же отогнал от себя эту мысль, подумав, что веселые времена для него еще не настали. Девушка, видимо, прочитала его мысли, но, судя по всему, не прочь была продолжить с ним диалог.
- Что, не с кем пить шампанское – один пьете? – спросила она.
- Теперь уже не один – с вами, весело сказал Артем, - вы же не откажитесь составить мне компанию? Двигайтесь ко мне ближе – будем знакомиться.
Девушка несколько смутилась, щеки ее зарделись румянцем, но ближе к Артему пересела.
В этот вечер Артем проводил Тамару до ее дома, и с этого дня они стали видеться каждый день.



*   *   *


Несмотря на то, что энтузиазм к работе у Артема начал понемногу угасать, надеясь на смену черной полосы своей жизни на белую, он решил еще некоторое время потрудиться в поте лица, стоически превозмогая удушливый летний зной, удерживаясь от искушения окунуться в прохладную реку с началом пляжного сезона. Вставая ранним утром, он  наспех проглатывал бутерброд с чаем, и сломя голову несся на оптовые базы, рынки, в магазины и кулинарию; затем вез купленный товар в бар, и принимался раскладывать покупки по своим местам. И лишь два часа у него оставалось для того, чтобы принять дома душ, торопливо закинуть в желудок ужин и переодеться. Приходя в заведение, он помогал бармену расставить бутылки, пачки, пакеты, коробушки на витрине, заменял в помещениях перегоревшие лампочки, изготовлял ярлыки;  с открытием бара то и дело приглядывал за порядком в зале, расшевеливал вышибал, если этого требовалось; с закрытием заведения производил учет. Домой приходил под утро, падал в постель, и сон разом охватывал его. Утром все повторялось заново.
Но в конечном итоге все его упорство, старание и суета отсекались, словно ударом меча, оставалось лишь горькое разочарование. Вся прибыль распылялась на уплату налогов, аренды помещения, плату за электричество, абонентскую плату за  телефон, оплату доставлявших в бар провизию такси, выдачу зарплаты работникам заведения и пополнение бюджета государственных рэкетиров. При виде поборников дани, холодно принимающих разъяснения о скудости финансов, Артем то бледнел от негодования, то кровь бросалась ему в лицо.
- Опять к тебе вымогатели жалуют, - сочувствующим голосом говорила Тамара, завидев идущих к заведению с холодным казенным лицом представительного мужчину или
дамочку. – Занялся бы ты лучше коммерцией, как, например, мой отец: купил-продал, и никаких забот, никакой нервотрепки…
Но Артем ничего вокруг не слышал, только кровь с шумом билась у него в висках.

-  177  -
Стараясь выглядеть приветливым и галантным, он раз за разом шел встречать незваных гостей, и всякий раз после их ухода становился немного беднее.
На протяжении трех месяцев он крутился, как белка в колесе, но так и отнес свой кропотливый труд к разряду неблагодарных, у него не было даже возможности материально помочь родителям.
- «Мартышкин труд» - сказал он себе с отчаянием, и снял с входной двери заведения вывеску с режимом работы. Истомленный и с тяжелым сердцем, он пришел домой, в изнеможении рухнул на диван и беспробудно проспал ровно сутки.
Его пробуждение оказалось горьким. Едва он открыл глаза, мысль о том, что он снова остался без работы туго сдавила ему виски. Он с болью вспомнил о своем баре, где несколько месяцев провел в сосредоточии веселья и яркого света, и отсутствие надежды когда-либо снова приобщиться к этому веселому времяпровождению усугубило горечь его неудачи, реальный мир стал для него отчужденным, все окружающее воспринималось каким-то призрачным, отдаленным, бесцветным и безжизненным. Но и возвращаться назад, к прошлому, к занятию баром, было бы, по его мнению, полным нонсенсом. Точно побежденный, он с открытыми глазами лежал на лопатках, не замечая ластившейся к нему кошки и воспроизводил удержанные в памяти эпизоды. Вот вышибалы выводят из бара обезумевшего от водки паренька, который, танцуя, начал со злой остервенелостью рвать на себе рубашку, а затем, сев за свой стол, принялся бить о пол бутылки, посуду. Вот Нонна любезно улыбается франтовато одетому господину, который отказывается от сдачи и. глядя на хорошенькую официантку с обожанием, просит ее присесть рядом с ним; девушка будто намеревается выполнить его просьбу, но тут же, поймав на себе пристальный взгляд своего шефа, извиняясь, торопливо уходит от заказчика. Вот какой-то симпатичный стройный молодчик виртуозно исполняет танец под ритмичную композицию в исполнении Майкла Джексона, его окружила веселая толпа отдыхающих, с восхищением смотрит на него, хлопает в ладоши. Вот его теперь просто знакомая, Карина, в обществе своей неразлучной подруги, Дарьи, и двух изысканно одетых мужчин: никого не замечая вокруг, все они с аппетитом поглощают сосиски с пивом. Вот Свара – как всегда подтянутый и щеголеватый, со своей стройной светловолосой подругой Натальей рассуждают на моральные  темы; Георгий весь светится, с подругой нежен и ласков, с Артемом подчеркнуто любезен и искренен: когда подруга его уходит танцевать, он открывает перед товарищем ворота интимной стороны своей жизни, посвящает его в свои тайные надежды, замыслы. Вот Тамара смотрит на него молящим взглядом, точно на идола; как минимум один раз в день она советует другу оставить его бизнес и заняться каким-нибудь спокойным делом. А вот… На фоне проплывающих перед ним, точно прозрачные облака, репродукций выделилась одна – с холодным ярким напряженным колоритом: неожиданное знакомство с мамой Тамары. С утроенным интересом Артем принялся дифференцировать эту репродукцию на мелкие кусочки и подвергать анализу. Однажды, когда в «Антаресе» был выходной день, Артем с Тамарой сидели в баре за столом и изготавливали ярлыки, в зале тихо играла музыка, на плите пыхтел чайник. Вдруг во входную дверь заведения постучали.
- Хм, кого это там принесло? – сам себя спросил Артем, поднимаясь. На улице шел дождь, поэтому Свара, который  иногда днем приходил к нему в бар поболтать с часок-другой, вряд ли бы решился совершить прогулку до «Антареса» в такую погоду, а если б и решился, то непременно сделал бы товарищу предварительный звонок по телефону.
- Это, возможно, моя мама, - предположила Тамара, - она намеревалась прийти сегодня сюда – хочет познакомиться с тобой.
- Что ж ты меня не предупредила?
- Думала, дождь расстроит ее планы.
Артем поспешил к выходу и через стеклянную входную дверь увидел трех предста-

-  178  -
вительниц слабого пола: возле двери в длинном зеленом платье улыбалась во весь рот высокая полная женщина лет сорока, остриженная под короткий ежик, округлявший ее и без того круглое лицо; чуть позади нее под зонтом стояли, скромно улыбаясь, высокая худосочная, но с пухлыми щеками девочка лет пятнадцати и маленькая пухленькая женщина лет тридцати восьми.
- Здравствуйте, нам нужен Артем, - бойко сказала толстуха с ежиком на голове, когда Артем открыл дверь.
- Здравствуйте, это я, - ответил он.
- Я соседка Тамары, - тем же бойким голосом продолжила толстуха, - зовут меня Раисой.
- А я мама Тамары, - сказала женщина, стоящая с девочкой под зонтом, - зовут меня  Луизой Ярославовной, а это, - она обратила лицо к девочке, - сестра Тамары, Элеонора.
- Очень приятно. Добро пожаловать! – любезно сказал  Артем и галантно распахнул перед гостями дверь шире, пропустил их в бар. Пока визитёры осматривали заведение, Артем с Тамарой на скорую руку готовили холодную закуску, накрывали стол. Когда все сели за стол, Раиса предложила тост за знакомство. Выпив шампанское, начала рассказывать анекдот. Благодаря ей за столом ни разу не возникло гнетущей тишины. Она не давала прекратиться разговору, хоть и на банальные темы, связывая его обрывки веселыми остротами. И все же, хотя обстановка в компании была и непринужденной, Артему не нравилось, что гости изучают и оценивают его во все глаза. Когда весь запас шуток и прибауток души компании исчерпался, Луиза Ярославовна выдохнула из себя воздух – ее полная грудь высоко поднялась и опустилась.
- Наверное одному нелегко заниматься таким хлопотливым делом? – обратилась она к Артему.
Тот пожал плечами и, думая, что ответить, скользнул по ней взглядом: у Луизы Ярославовны было красивое ухоженное лицо с большими холодными темно-зелеными глазами и чистой, шелковистой, нежной кожей, ниспадавшие на ее плечи темные локоны обрамляли его; сквозь рукава ажурной черной блузки просматривались изящные руки, ее ногти были отлично наманикюренными.
- У кого-то, наверное, хлопот еще больше, - сказал скромно.
- А то наш отец хочет предложить вам бизнес. Кстати, он ратует за то, чтобы узаконить ваши с Тамарой отношения, - без тени смущения прибавила Луиза Ярославовна.
- Я вам и главе вашей семьи крайне признателен, но бизнес я в ближайшее время менять не собираюсь, - сдержанно ответил Артем. – А что касается придачи нашим отношениям с Тамарой законности, то и в этом пока нет острой необходимости.
Больше Луиза Ярославовна вопрос о преобразовании отношений Артема и Тамары не поднимала, но несколько раз, совершенно не к слову с ее уст срывалось: «наш отец хочет предложить вам бизнес». Когда гости, слегка раскрасневшиеся от шампанского, собрались уходить, толстуха с ежиком на голове в очередной раз вонзила в Артема свой оценивающий взгляд, точно делая контрольное заключение, перевела его на Тамару. - Ну что тебе, Тамара, сказать… как мужчина Артем бесподобный. А там уж тебе решать…
У Артема в ту  минуту было такое ощущение, точно его взяли за шиворот, приподняли, осмотрели со всех сторон и снова опустили на прежнее место.
«То, что отец Тамары горит желанием посодействовать  мне в чем-либо, то это вполне можно понять: если Тамара характеризует меня ему с положительной стороны и дает понять, что имеет на меня серьезные виды…, - всякий нормальный человек желает своим детям только добра, - размышлял Артем. – Но почему родители торопятся выдать Тамару замуж – ведь ей едва минуло восемнадцать? И почему эта инициатива исходит от них, а предположим, не от меня или, по крайней мере, не от Тамары? Наверняка им известно, что встречаемся мы менее двух месяцев… Может ,Тамара с постыдным

-  179  -
прошлым, поэтому и спешат выдать ее замуж за первого встречного? На это не похоже – по Тамаре не скажешь, - возразил он себе, хотя в памяти возникли старые неясные сомнения, касавшиеся Тамары: со слов подруги он знал, что ее родители – люди верующих, строгих нравов и ему казалось странным, что благовоспитанная целомудренная девушка проводит с ним в баре почти каждую ночь вплоть до закрытия заведения, возвращается домой под утро да еще и с запахом вина или пива – это противоречило ее отзывам о своих родителях. – Надо присмотреться к ней получше» - решил он, но тут же осадил свой сиюминутный порыв: а нужно ли это? Он представил себе образ подруги:  среднего роста темноволосая с коротенькой шеей и чуть вздернутым носом, Тамара не была достойна того, чтобы ее завоевывали, была не из тех девушек, которые одним своим появлением заставляют трепетать мужские сердца, и даже не отличалась красотой или миловидностью. Будучи личностью неромантической, Тамара по натуре своей была флегматичной и малоразговорчивой; смеялась не часто, а от души – никогда, на ее губах изредка появлялась неуверенная улыбка. Кроме того, диапазон ее знаний был предельно ограничен, она поддерживала разговор только на банальные темы, с умудрённостью старушки говорила только общеизвестные, избитые истины. Сначала Артему с ней было увлекательно, подруга пробуждала в нем любопытство, но ощущение новизны быстро стерлось и ему с ней стало скучно, во время встреч он чувствовал себя вяло, сонливо. Он отдавал должное ее сдержанности в высказываниях и манерах, уважал подругу за присущую ей врожденную мудрость, восхищался ее умением не по годам дискурсивно подходить к житейским вопросам, но более сильных чувств не способен был к ней испытать, и проводил с девушкой время только от потребности развеяться от забот и хлопот, вследствие чего эти встречи переросли для него в привычную повседневную обыденность.
Поднявшись с дивана, Артем позвонил Шелесту, но мать Георгия сказала, что дома его нет, что уходит он из дома ранним утром, а возвращается поздней ночью.
- Весь в делах, - прибавила она ласково, - бегает весь день, как заведенный – даже поесть некогда.


XV


Распродав мягкую мебель и всю провизию, оставшиеся в его бывшем заведении, продав документы своей фирмы и отложив вырученные средства в неприкосновенный запас своей семьи, Артем тоже приступил к поиску заработка, жизненная перипетия в очередной раз подперла его к стене острой пикой. С раннего утра и до захода солнца он носился, опережая прохожих, по организациям и фирмам, предпринимателям и просто шабашникам и спекулянтам, нелегально занимающимся бизнесом и игнорирующим налоговое законодательство. Какие бы ему не делали деловые предложения, он не брезговал ни одним из них, цеплялся за кажущуюся удачу, как утопающий цепляется за случайно проплывающее рядом бревно. Ему обещали неплохие комиссионные в случае, если он найдет покупателя на цемент и металл, лес и кирпич, бензин и питьевой спирт, женскую губную помаду и детские памперсы. В силу отсутствия у него альтернатив в выборе занятия на свой вкус, он мирился с создавшимся положением и довольствовался тем, что предлагают самодовольные и амбициозные работодатели. Со свойственной ему прилежностью, не щадя  ног и громыхая пустым желудком, он целыми днями динамично и упорно черпал свой энергетический потенциал, но растрачивал силы впустую: каждый раз, едва он находил покупателя на ту или иную продукцию, оказывалось, что товар уже продан. Это выглядело неправдоподобно. «Как же так? – недоумевал Артем, - то целый месяц товар лежал мертвым грузом, и ни у кого не вызывал интерес, а как только я за пол-

-  180  -
дня нашел на него покупателя, мне говорят, что товар совершенно неожиданно «ушел»…». Он не мог допустить мысли о том, что сытые, праздные бизнесмены, попросту издеваются над ним, это оставалось для него весьма печальной загадкой. Закоренелым же и доминирующим источником его горьких разочарований был такой пассаж, как несостоятельность казавшейся близкой к свершению сделки: едва жаждущего приобрести  товар покупателя и горящего желанием избавиться от продукции продавца он сводил нос к носу, заключив между собой джентльменское соглашение и обменявшись визитными карточками, бизнесмены тотчас под всевозможными предлогами начинали отсрочивать заключение договора на неопределенные сроки, а по истечении некоторого времени извещали посредника об аннулировании ими первоначальной договоренности, ссылаясь на непредвиденные обстоятельства, на вдруг появившиеся у них более выгодные варианты сотрудничества. Такая развязка текущих дел казалась Артему расплывчатой и туманной, он подозревал бизнесменов во лжи и был уверен, что они провели сделку, а его попросту ввели в заблуждение, чтобы не платить причитающийся ему процент, но доказательств у него не было и, следовательно, оснований для  предъявления торговцам претензий он тоже не имел. Поэтому, мучаясь от неимения в своих руках неопровержимых фактов, страдая от избытка переживаний и нереализованных ожиданий, он впадал в праведное неистовство только внутренне, окружающим же старался представиться уравновешенным, веселым человеком без жизненных проблем.
Вечерами он без удовольствия ходил на встречу с Тамарой. Он не отдавал себе отчета в том, что с ним происходит, одно чувство было ему совершенно ясно: нежелание видеться с подругой. И это чувство нарастало в нем все более. Как-то раз Тамара с оттенком ревности укорила его за то, что, идя с ней, он здоровается со знакомыми девушками, - тогда он почувствовал в ней дикарку и собственницу, хотя ее страсть несколько и польстила ему. А вскоре и другой случай заставил его призадуматься над смыслом их встреч. Однажды во время совершаемой ими прогулки за ними увязался кем-то брошенный или потерянный маленький мохнатый, точно клубок шерстяных ниток, черный щенок и, задорно потявкивая и весело подпрыгивая, случайно угодил в открытый колодец, жалобно завизжал.
- Делать тебе нечего, - флегматично заметила Тамара, видя, что друг намеревается вызволить щенка из западни. Артем тогда понял, что теплота ей не свойственна и, не обращая внимания на ее скептическую улыбку, спрыгнул в колодец.
Попытка расстаться с Тамарой засела у него глубоко в голове, но совесть не позволяла ему просто бросить подругу, поскольку она отчасти служила ему отдушиной и психотропным средством, уменьшающим чувство напряжения и тревоги, и потому, доверив свою судьбу в надежные руки времени, он не торопил события. А между тем Тамара все чаще и все настойчивее склоняла его к браку, и ее доводы относительно супружества звучали, как обещания.
- «Давай поженимся, - говорила она с чувством. – Ну что ты мучаешься, бегаешь, нервы треплешь… и работу не можешь найти и ни за что не хочешь обратиться за помощью к моему отцу. А он между прочим, каждый день меня спрашивает о твоих делах и недоумевает, почему ты не хочешь к нему прийти и поговорить. «Что он, - говорит, - скромничает? Язык я ему не оторву… я сам понимаю, что сейчас время тяжелое – работа на дороге не валяется…». Миленький, я понимаю, что ты хочешь ни от кого не зависеть, но пойми, никто никогда тебя этим не упрекнет. Мой отец добрый, всем помогает… всем деньги занимает, всех на работу устраивает… все, кто к нему обращались с просьбой устроить на работу, уже давно занимаются делом, работают в фирмах – уже понакупили себе квартиры, дома, машины… Ну что ты упрямишься..? Отец же понимает… да я ему и сама говорила, что люблю тебя… Давай поженимся и заживем нормальной спокойною


-  181  -
жизнью. Мой отец с матерью сразу после свадьбы купят нам квартиру и машину – что еще-то нам, молодым, нужно будет? Будешь работать с моим отцом, а я вечером буду тебя встречать, ужином кормить… Рожу тебе ребеночка…Завтра же пойдем знакомиться с моим отцом!».
Хотя  Артем был убежден, что предложение Тамары не таит в себе подвоха, мысль расстаться с ней, не причиняя ей обиды, не оставляла его, он обдумывал, как и при каких обстоятельствах сказать подруге, что они не пара и встречаться им более не следует, а поскольку временами сам разбирал свои чувства к Тамаре, копался в них, выясняя, чем же собственно притягивает его к себе девушка, искал в ней эту неуловимую изюминку – был на распутье, то вынужден был плавно переводить разговор в русло другой темы или же попросту обещать встретиться с ее родителями несколько позже, не поддаваясь на уговоры, пропуская мимо ушей щедрые посулы.
Подспудно в его сознании накапливалось желание жениться на Тамаре. «А может и в самом деле жениться? – думал он. – Не люблю ее – главное, чтобы она меня любила. Не красавица она – с лица воду не пить, да и меньше на нее мужской пол будет глаза таращить. Не достаточно умна – ей всего восемнадцать, да и нет ничего хуже, когда жена умнее мужа. Не эрудированна – заставлю ее много читать, поступить в какой-нибудь университет, сам поступлю. Появится у обоих цель чего-то достичь. С тестем буду работать, не щадя себя – и днем и ночью, если потребуется. И душа обретет покой, вытеснит, наконец, тревогу за завтрашний день. Много ли человеку нужно – покой и повседневные приятные хлопоты. Не нужны мне подачки тестя, квартира с машиной, - сам все заработаю, если обеспечит меня работой. Приятнее иметь конкретную работу и добросовестно ее выполнять, чем бегать, как угорелый, с вываленным на плечо языком в ее поисках, качая ноги и стирая подошву обуви. Бывает, конечно, что плоды своей беготни я в скором времени пожинаю, но все это случайный успех, недолговечный и хрупкий, как всякая случайность…». Каждый раз, стоило ему остаться наедине с самим собой, его начинали одолевать такие думы.



*   *   *


Прошло три месяца. Вновь наступила зима – холодная , с пронизывающими ветрами, обильными снегопадами, почти всегда бессолнечными короткими днями и длинными тоскливыми вечерами .
Потеряв всякую надежду отыскать более или менее хорошо оплачиваемую работу в Томилино и полностью осознав, что никакие позитивные жизненные перемены на периферии ему не светят, так из этических убеждений и не решившись обратиться к отцу Тамары с просьбой о трудоустройстве, поездку в Москву и трудоустройство к армейскому товарищу в охранное подразделение Артем нашел самым оптимальным для  себя вариантом. По иронии судьбы их бесцветным инертным отношениям с Тамарой суждено было прекратиться. Приняв на этот счет соответствующее твердое решение, с намерением объясниться с подругой Артем набрал ее номер телефона, и когда та ответила в трубку, по обыкновению предложил ей прогуляться.
- Приходи лучше ко мне, - с радостью сказала Тамара, - я одна, все мои домашние уехали сегодня дня на три в гости. Чай попьем, видеофильм посмотрим, а потом погуляем.  Где я живу ты знаешь, а квартира – шестьдесят четыре.
Лифт привез Артема на седьмой этаж. Голубая железная дверь через мгновение после его нажатия на звонок открылась. Вся сияющая, Тамара обвила руками его шею,

-  182  -
припала губами к  пахнущей одеколоном щеке и подставила свою; затем приняла у гостя   бутылку сухого вина и шоколад. Поставив вино в холодильник, предложила гостю осмотреть жилище и повела его по всем комнатам. Неплохой планировки трехкомнатная квартира, обставленная со вкусом новой не очень дорогой мебелью, сверкала безупречной чистотой .
- Здесь спальная комната моих родителей,- пояснила Тамара, открыв низкосортную дверь из натурального дерева одной из небольших комнат: в ней стояли темный полированный шифоньер, массивная тумба для пастельного  белья выдерживала на своей столешнице простенький цветной телевизор, с обеих сторон в изголовье двуспальной широкой кровати стояли маленькие туалетные тумбочки с маленькими светильниками, покрывало на кровати и занавески были пошиты из одного и того же, искусственного шелка , синего цвета; на полу лежал синтетический  палас, на стенах висели такого же качества небольшие ковры.
- А здесь спим мы с сестрой, - сказала Тамара, распахнув перед другом дверь смежной комнаты, если и отличающейся от родительской спальни, то только тем, что занавески и покрывало на кровати здесь были не синего, а розового цвета, подчеркивающего целомудрие дочерей. В самой просторной комнате, зале, стоял недорогой полированный гарнитур с хрустальной посудой на полках и тремя-четырьмя детективными романами, мягкая мебель и большой импортный телевизор с видеомагнитофоном и десятком видеокассет на тумбе;  стены и пол также были устланы недорогими коврами, но несколько больших форматов, чем в спальных комнатах. «Мещане» - автоматически с первых минут пребывания в гостях у подруги мысленно заключил Артем, едва его взор скользнул по коврам, обогревавшим стены; впрочем он отдал должное уюту, царившему в доме, и вкусу, с коим была обставлена и убрана квартира.
- Как тебе наше логово? – улыбнулась Тамара, усадив гостя в кресло в зале.
- Хорошо у вас - уютно , - сказал Артем. Суждение о богатстве и положении в обществе научили его разбираться в степени состоятельности людей, поэтому окружающая обстановка не подействовала на него угнетающе; напротив, он весь приободрился и почувствовал себя в своей среде: по всему было видно, что обладатели этой собственности имеют деньги, однако до настоящего крупного капитала им далеко; достигнуть их уровня было не так уж и трудно, поэтому Артем не превознес их над собой на слишком высокую социальную ступень.
Пока, выразив желание самой поухаживать за другом, Тамара откупоривала бутылку с вином, Артем просматривал лежавшие на столике журналы и газеты. Вдруг в стопках печатной продукции случайно наткнулся на аттестат об окончании среднего учебного заведения.
- Можно взглянуть? – спросил он.
- Взгляни, - несколько стушевалась Тамара. Она наполнила бокалы вином и протянула один из них  гостю.
- Аттестат об окончании средней школы номер двадцать семь выдан Хлебосоловой Тамаре Викторовне, - с улыбкой на устах прочитал тот вслух, приняв у подруги бокал; фамилия подруги говорила сама за себя, и он не стал домысливать, при каких обстоятельствах родилась эта фамилия или приобрелась кем-то из предков Тамары.  Но чем
ниже, сообразно со строчками документа, перемещался взгляд Артема, тем стремительней его растянутые уста возвращались на свое исходное нейтральное положение:  будто сидя друг у друга на голове, ему корчили рожицы, показывали языки и жирные зады, кривлялись и, казалось,  выкрикивали в его адрес злобные ядовитые словечки большие, точно беснующиеся, тройки.       


-  183  -
- Давай выпьем за нас, - предложила Тамара, спеша забрать из его рук  аттестат.
- Давай, - машинально и как-то рассеянно сказал Артем. После того, как они выпили,  Тамара вставила в видеомагнитофон кассету с каким-то боевиком, и наполнила бокалы вновь.
- За что сейчас будем пить? – произнесла игриво, лукаво взглянула на своего ухажера. До сих пор, видя перед собой всю светящуюся Тамару, при мысли завести с ней разговор о неизбежности их скорого расставания Артем чувствовал, как в нем противоборствуют друг с другом две значимые силы, слышал, как они ведут бурную полемику вокруг его намерения: одна из них, умозрительная, хладнокровная и импульсивная неустанно твердила ему о необходимости в извещении подруги о его предстоящем на днях отъезде, она торопила, не давала забыть о фатальности их расставания и неотвратимости объяснения по этому поводу, напоминала, что разум должен преобладать над эмоциями, но другая, более уравновешенная и гуманная, обвиняла ту, первую силу, в бездушности и собирала под свои знамена полчища совести, великодушия и благородства и праведным голосом молила изнутри не причинять девушке боли и страдания, не омрачать ее радужного настроения. Некоторое время Артем пребывал в нерешительности и даже замешательстве, не знал, на сторону какой силы ему склониться и потому был озадачен; однако, после ознакомления с аттестатом Тамары отголосок уже принятого им накануне  встречи с подругой решения вдруг перерос в голос, достиг высоты повелительного тона, и подвел его к действиям последовательным и решительным.
- А сейчас давай выпьем за мой отъезд, -предложил он с бодростью в голосе .
- Какой отъезд? – несколько насторожилась Тамара.
- Я дня через два уеду, - почувствовав облегчение от уже произнесенного , сказал Артем.
- Когда приедешь? – пристально глядя ему в глаза, спросила Тамара, оставаясь настороженной.
- Пока не знаю, но, по-видимому, не скоро. Поживу, осмотрюсь… там у меня живет армейский товарищ – надежный парень… Не понравится – приеду назад.
- Сейчас! Как бы не так! – с жаром сказала Тамара, обладающая недюжинной харизмой проникать в чужие мысли; щеки ее запылали, глаза засверкали, сделались влажными. – Как бы не так! – повторила она дрожащим голосом.- Уедет он, видите ли… приедет, если что не так… А как же я? С меня, значит, довольно и тех нескольких месяцев, которые ты провел со мной – так это понимать? – по ее щекам  медленно сползли две слезинки, она их вытерла тыльной стороной ладони и подсела к нему ближе, заглянула ему в глаза: - Значит,  теперь меня можно и бросить – да?
- Я не из тех, кто с легким сердцем бросает друга как  немогущую ему более служить вещь, - обиделся Артем, - поэтому прошу тебя все называть своими именами. Давай смотреть правде в глаза. Посуди сама: мы с тобой друг друга не любим…
- Неправда! – пылко возразила Тамара, возвысив голос, - я тебя люблю и ты это знаешь! и ты меня любишь! Ведь правда же, что ты меня любишь? – просящим голосом прибавила она, слезы из ее глаз полились обильней.
- Я, возможно, не знаю, что такое любовь, - из деликатности уклончиво сказал Артем, - может быть, наши с тобой отношения и есть любовь, но в таком случае наша любовь не большая, не великая, не сильная, а серенькая, кратковременная – бесперспектив-
ная, я бы сказал. Скорее, наши отношения покрыты налетом привязанности, взаимного влечения – не более. Во всяком случае, я к тебе не питаю никаких чувств, кроме открытых дружеских. Мы с тобою останемся друзьями – возможно, настоящими друзьями… если захочешь, будем переписываться…
- Нет! – голос Тамары сорвался на визг, слезы хлынули из ее глаз ручьем. – Пообещай, что никуда не поедешь. Пообещай, что женишься на мне. Пообещай!

-  184  -
- Я не могу тебе этого пообещать. Пообещать – значит обмануть, а я не хочу оставаться в твоей памяти обманщиком и подлецом, - говорил Артем, вытирая платком с щек подруги слезы. – Да и рано тебе о замужестве думать, ты еще не встретила свою судьбу, это у тебя еще впереди.
- Ты – моя судьба! Ты! Ты! Ты!
- Я твое обычное детское увлечение. Встреча с человеком, с которым у тебя будет поистине настоящая любовь, в твоей жизни еще состоится.
- Никто мне не нужен! – снова взвизгнула Тамара, заливаясь слезами и, точно в беспамятстве, начала колотить Артема в грудь, перешла на крик: - Ни-кто мне не ну-жен кроме те-бя, ни-кто, ни-кто, ни-кто! – Она в исступлении повалилась вдруг на пол и плача навзрыд, задыхаясь и содрогаясь, начала кататься по паласу из стороны в сторону.
В душе Артема проснулось сострадание, он не мог видеть ее горьких слез, слышать  истерических возгласов. Он бросился к ней и принялся успокаивать, сделал попытку поднять с пола, но та, рыдая во весь голос и произнося какие-то заклинания, не позволяла ему к себе и притронуться. Минут десять он не мог к ней подступиться ни с какой стороны, точно к огненной лаве. Улучив, наконец, момент, подхватил ее на руки и усадил в кресло.
Некоторое время Тамара продолжала рыдать, но постепенно ее неистовый плач снизошел до всхлипывания.
- Ну, ну, все образумится, - успокаивал её Артем, слегка проводя рукой по ее волосам, вытирая ей уже довольно влажным платком слезы.
- Никто мне не нужен, кроме тебя, - всхлипывая, проговорила Тамара, не слыша его слов; она выглядела измученной и разбитой, лицо ее было распухшим от слез, волосы растрепаны,  тени на веках размазаны.
- На вот, выпей, - Артем протянул ей бокал с вином. Тамара отпила, слегка поперхнувшись, поставила бокал на стол. Она немного успокоилась, но раскрасневшиеся  глаза все еще были заволочены слезами.
- Давай поженимся, - она медленно подняла на друга свои молящие небесного цвета очи.
- Ну зачем я тебе нужен, глупышка? – изумленный дикой сценой, устало сказал Артем. – Не такой уж я хороший, как ты себе воображаешь: я злопамятный, никогда не иду на компромисс, если считаю, что человек не прав, я слишком прямолинейный и вообще… - неожиданно для себя самого он рассмеялся, - … ночью я зло скрежещу зубами. И потом, у меня нет ни должного образования, ни профессии, ни работы, ни перспектив. И за душой у меня ни кола, ни двора, ни … Я пустой, как барабан. А ты привыкла жить с родителями в комфорте, ты не знаешь проблем, у тебя нет недостатка ни в чем… Каково тебе после всего этого будет жить со мной…
- Миленький, - ласково протянула Тамара и, встав с кресла, упала вдруг перед ним  на колени, заглянула в его глаза; Артем поторопился поднять ее с колен и усадить снова в кресло, но она не поддалась. – Миленький, ну какое это имеет значение, есть у тебя что за душой или нет… - с преданностью глядя ему в глаза, патетически изрекла она, - разве это главное… Главное – жить счастливо, в гармонии, а остальное все – дело наживное,  преходящее. Мои родители тоже не сразу стали благоденствовать: отец работал на стройке каменщиком, затем стал бригадиром; после работы еще и на рыбалку ходил, мясом занимался, и только потом… А мама терпеливо переживала нужду и, как могла,  помогала ему – работала во вредном цехе аппаратчицей… - Она говорила до того вдохновенно, до того искренне приводила аргументы, что пылкость ее чувства не вызывала ни малейшего сомнения. Уже, казалось бы, разрешенная дилемма с новой силой сдавила Артему виски, он вновь стал удрученным.
- Милый, главное, я люблю тебя и уже никогда не смогу полюбить другого, - все так же с чувством продолжала говорить Тамара. – Давай поженимся и все у нас будет хорошо –

-  185  -
вот увидишь. Мои родители купят нам квартиру, машину…
- Не нужно мне этого ничего, - раздраженно оборвал ее Артем.
- Если тебе не по душе такие подарки, то мы будем постепенно выплачивать их стоимость. Покупка в рассрочку – чем это плохо? Будешь работать под началом у моего отца и с каждой зарплаты возвращать ему определенную сумму. – Убедившись, что удается оказать на озадаченного друга некоторое влияние, Тамара несколько приободрилась, от слез на ее лице не осталось и следа. – Миленький,  давай поженимся, - ее лицо вдруг снова перекосилось в плаксивую гримасу.- Я так тебя люблю, я так хочу, чтобы у нас была семья, дети , очаг… Ну пообещай, что женишься на мне, ну пообещай.
«Может действительно, настал мой час вступить в сознательную семейную жизнь? – сверкнуло у Артема в голове. – Нагуляться- я нагулялся. Все мои друзья уже давно женаты и имеют детей, некоторые – больших. Один я остался холостяком. Может с браком произойдут в моей жизни перемены».
- Обещаешь? -  прервала его размышления Тамара.
- Жениться на тебе? – машинально произнес Артем и вновь погрузился в свои мысли: «Какой смысл противиться. Если это судьба, то от нее не уйдешь, не свернешь на объездную дорогу, не обогнешь предначертанный богом жизненный эпизод – будь то блаженство или очередное тягостное испытание».
- Обещаешь? – не отставала Тамара, неотрывно следящая за его рассеянным взглядом.
- Ладно, я женюсь на тебе, - повинуясь внезапному порыву, сказал он, - но при условии… .- Он не смог договорить: в один миг переменившаяся в лице, Тамара снова вся засветилась и, обняв его шею, чуть не задушила  от радости.
- Повтори, - попросила она, задыхаясь от счастья, немного отпрянув  и с любовью заглядывая ему в глаза.
- Я женюсь на тебе, но при условии… . – Вновь крепко обвитый ее руками, тот снова не договорил: подруга то крепко обнимала его, то прижималась к нему, то радостно взвизгивала, то осыпала его лицо и шею градом страстных горячих поцелуев. – Но при одном условии, - серьезно сказал Артем, легонько отстранив от себя Тамару.
- Каком? – смело сказала та, всем своим видом показывая, что готова выполнить любое его условие, любую прихоть вплоть до самых безумных.
- Ты меня любишь?
- Конечно, - с некоторым недоумением горячо заверила Тамара.
- Если любишь меня, будешь жить со мной и в шалаше и в хижине, как в хоромах – с равным наслаждением. Я к чему клоню: к тому, что мы с тобой должны будем сразу отказаться от таких удовольствий как покупка квартиры или машины, если таковые нам попытаются доставить твои родители. Если твой отец отведет мне в своем бизнесе высокооплачиваемую роль, я буду работать, как вол, и мы с тобой сами сможем постепенно все приобрести, но нас даже в мыслях не в чем будет упрекнуть.
- Но если они захотят нам помочь от чистого сердца… - не согласилась Тамара.
- Это и есть мое условие, - отрезал Артем.
- Хорошо,  пусть будет по-твоему. Но где же, в таком случае, мы будем жить?
- Во первых, я не хочу, чтобы все было только по-моему – я хочу, чтобы все было по-нашему, по обоюдному согласию, как в счастливой современной цивилизованной семье, но я также хочу, чтобы ты поняла и весь ужас зависимого от кого бы то  ни было положения. А что касается жилья, то все нормальные люди,  не имеющие своего жилья, снимают его – газеты испещрены объявлениями. – Он в упор посмотрел на подругу. – Ты готова к трудностям – может даже испытаниям?
- Готова, - с жаром заверила его Тамара. – Придешь к нам через три дня познакомиться с моим отцом и объявить моим родителям о нашем решении?

-  186  -
- Приду, - пообещал Артем. Счастливая, Тамара посмотрела на него с умиленной улыбкой и, с облегчением вздохнув, положила  голову ему на грудь.



*   *   *


По прошествии трех дней сосредоточенный на предстоящем знакомстве с отцом Тамары и разговоре с ее родителями о слиянии родов, впрочем без особого волнения,  Артем пришел к Хлебосоловым. Дверь ему открыла Тамара, ее пылающее от волнения и некоторого смущения лицо сливалось с красного цвета халатом, который был на ней.
- Привет, - кротко улыбаясь, сказала она, пропуская его в квартиру. Как Артем и предчувствовал, его уже ждали и, видимо, с нестерпимым любопытством. В зале, куда пригласила его Тамара, сразу при входе в кресле сидела облаченная в синий атласный халат с длинными рукавами ее младшая сестра, Элеонора, с которой он уже был знаком. В кресле, стоявшем в дальнем углу комнаты, сидела пожилая, приземистая плотного сложения женщина с собранными на макушке волосами в большой пучок и огромной родинкой на курносом носу; взгляд ее был суров, насторожен и изучающ одновременно; ее красное лицо и расстегнутое пальто, в которое она была одета, свидетельствовали о том, что пришла она недавно – возможно, преднамеренно, для участия в семейных смотринах жениха. На диване, стоявшем у стены, в светлом ситцевом халате и пушистых тапочках, сидела мать Тамары, Луиза Ярославовна, с которой Артем также был знаком; положив ей ноги на колени, на диване вытягивался одетый в майку и спортивные брюки высокий в меру упитанный мужчина. Судя по их озадаченным лицам и по тому, как тихо звучали голоса с экрана телевизора, до прихода гостя они говорили о чем-то чрезвычайно важном. После того, как Артем поздоровался и Тамара представила его присутствующим, все воззрились на него; впрочем рассматривали не долго, тут же начали вразнобой приветствовать его. Лежавший на диване мужчина, быстро вскочил на ноги, протянул потенциальному зятю руку.
- Виктор, - сказал широко и открыто улыбаясь; это был с добрым лицом, бесхитростным взглядом и большими голубыми глазами мужчина; хотя его когда-то черную шевелюру уже застилала обильная седина, его возраст явно не превышал возраста его цветущей супруги; вид у него был рассеянным и более чем простоватым, - я отец Тамары. Это – тетя Клава, - он жестом головы указал на пожилую женщину, - она мать моей жены - моя теща, хе-хе… Ну а этих ты знаешь уже, - добродушно усмехнулся он, качнув головой в сторону супруги и дочерей. – Присаживайся, - прибавил приветливо, торопливо закрутил головой в поисках  места.
- Садись сюда, - предложила гостю тоненьким голоском Элеонора, и вспорхнула с кресла на диван. Несколько минут никто из семейства Тамары не решался заговорить с Артемом первым, и чтобы как-то разрядить неловкость молчания, все они вонзили свои пустые взгляды в экран телевизора. Поводом для начала развертывания событий послужила неожиданно появившаяся на экране картинка, рекламирующая детские памперсы.
- Скоро и вы начнете памперсы закупать, - мечтательно заметил Виктор, снисходительно улыбнувшись своим дочерям, - еще года два-три…
При этих словах Тамара, сидевшая рядом с Артемом, заговорщески ткнула друга локтем в бок, как бы напоминая ему о существовавшей между ними двоими договоренности и как бы подталкивая того к решительным действиям, в ожидании которых собственно и заворочали настороженно глазами ее сородичи.

-  187  -
- Может быть и раньше, - беспечным тоном сказал Артем, и тотчас в него впились одобрительно-пытливые взгляды окружающих; они то буравили его, то перемещались на Тамару, возвращались и сверлили его и снова ускользали. Смущенная, Тамара сидела с потупленным взором, лицо ее залила краска.
- Что, скоро в подоле принесете нам с матерью пополнение? – весело и будто даже с ноткой  одобрения воскликнул отец Тамары.
- Нет, папа… просто мы решили…, - промямлила Тамара, и с укоризной взглянула на друга.
- Мы с Тамарой решили пожениться, - решительно произнес Артем, и тотчас удостоился благодарного взгляда подруги.
- Жениться… - пробормотал в раздумье Виктор, - жениться… Выкатила шар! – все так же весело, хотя и вдумчиво, произнес он, усмехнулся и посмотрел на продолжавшую сидеть с потупленным взором Тамару с отеческой любовной насмешкой. – Молчала, молчала… и выкатила шар!..
С минуту все молчали, смотрели на удрученного Виктора, точно в ожидании выноса им безапелляционного решения.
- Выкатила шар! – сказал тот опять вдумчиво. Вновь на минуту водворилась тишина.
- Выкатила шар… - Виктор удрученно крутнул головой. – И все ведь молчала… хоть бы намекнула, с избранником познакомила – как у людей чтоб, а то…
- Да чаго ж тут такого? – делая акцент на «о», выступила в защиту Тамары ее бабушка; хотя выражение лица тети Клавы и оставалось суровым, ее низкий голос звучал добродушно. – Нынче чай молодежь все так: ходят, ходят, ни слова, ни пол-слова – бух: «женимся через неделю»! Пускай женятся. Лишь бы жили хорошо, роботали, зоботились друг о друге. Главно, чтоб роботали.
- Работы для Артема у Витьки навалом,- величаво - спокойно заверила ее Луиза Ярославовна, - и Тамару куда-нибудь пристроим. Вить, для Тамары есть какое-нибудь интересное местечко?
- Найдем, - заверил ее муж, - Санычу позвоню… хоть завтра. Да, выкатила шар…
- Хватит тебе причитать, Вить! – капризно произнесла Луиза Ярославовна, поднимаясь с дивана. – Если у людей любовь – что теперь… Пойдемте лучше поужинаем и обо всем обстоятельно поговорим.
Только она поднялась,  Артему открылся вид на журнальный столик, на котором в большой хрустальной вазе небрежно покоились пачки американских долларов, обернутые банковскими упаковками. «Ну и ну! – пронеслось у него в голове, - а с виду-то по ним не скажешь! с виду они – истые лапти. А деньги у них уже куры не клюют, заелись. А может показуха, блеф? Нет. Зачем им пыль в глаза мне пускать – не того я полёта птица».
- Пусть женятся… если любовь, - смиренно согласился с супругой Виктор, тоже поднимаясь; было заметно, что он привык потакать супруге во всем.
После того, как отказавшаяся отужинать со ссылкой на скопившиеся домашние дела, тетя Клава со всеми распрощалась и ушла, Луиза Ярославовна пригласила всех к столу. Охлажденная бутылка водки была окружена тарелками с дымящимися пельменями, нарезанным ломтиками сыром, двумя видами колбасы, копченой рыбой. Виктор разлил водку в рюмки, донышко рюмки младшей своей дочери Элеоноры также смочил водкой, чтобы та  могла пригубить за компанию, себе в рюмку налил минеральной воды.
- Не смотри на меня так удивленно, Артем, - добродушно сказал он, - в свое время я
ее, заразы, столько выпил… Теперь вовсе не пью.
Артема, собственно, его вынужденное предпочтение минеральной воде нисколько не удивило, ибо со слов Тамары он знал, что отец ее в настоящее время закодирован от алкогольной зависимости, и выразил на лице удивление лишь с одной целью – не выказать,

-  188  -
что уже осведомлен о сем: в прошлом Виктор употреблял спиртные напитки в больших количествах и частенько уходил в долгие запои, но однажды был супругой поставлен перед выбором: «или я или спиртное!» - и его любовь к Луизе Ярославовне одержала верх над привязанностью к зелью, он закодировался. Неоспоримый факт серого прошлого Виктора отнюдь не смущал Артема – кто знает, почему не пьющий или малопьющий человек вдруг сорвался и начал пить без меры и все, что горит; поставил на себе и на всей своей жизни крест и стал спиваться. Чужая душа, как чужая жизнь - потемки. Может быть,  были у него причины для самоотречения? Ведь кто-то встречает удары судьбы с высоко поднятой головой и у него не дрогнет при этом даже бровь, не затрясутся колени, а иной, слабак, при первом же жизненном испытании духом падет, слиняет и, ища духовной компенсации в иллюзиях и самопотокании, катится по инерции в бездну с остатками надежды, после чего неизменно начинает заливать глотку горячительным пойлом, видя в нем все свое спасение.
- Ну, давайте выпьем за знакомство, - предложил Виктор. Когда все выпили, он отставил в сторону свою опустошенную рюмку, и по-хозяйски раскинул  локти на столе.
- Ну, что ж, - сказал   вдохновенно, - благословляем вас! Живите дружно, старайтесь не лаяться… У всех, конечно, первое время бывают семейные неурядицы, но это только первое время. Главное – не устраивать больших скандалов и не выметать ссор из избы. Мы с матерью, - он на мгновение прервался , стрельнул глазами в супругу, - поможем вам, чем сможем.
- Конечно, конечно, - с готовностью вставила Луиза Ярославовна.
- Большой помощи мы вам, конечно, не окажем, - продолжал Виктор, - но работой обеспечим от и до, и квартиру вам купим с машиной. Машина тебе, Артем, понадобится для удобства в работе, ну и с Тамаркой будете на природу выезжать, по магазинам разъезжать, хе-хе… И квартира с первых дней должна у вас быть своя – будете зарабатывать, добывать и все тащить в свой угол, как кроты.
- Виктор Дормидонтович… . – Артем счел самым правильным и приемлемым для всех обращаться к родителям Тамары по именам и отчествам, но уже при слове «Дормидонтович» приостановился – Луиза Ярославовна прыснула со смеха, метнув насмешливый взгляд в своего мужа, и тут же, силясь, напустила на себя серьезный вид: стало понятно, что Виктора никто до сей минуты не называл столь уважительно. Впрочем, стараясь не показать своим видом, что обратил внимание на насмешку Луизы  Ярославовны, он сразу же продолжил: - Виктор Дормидонтович, Луиза Ярославовна, спасибо вам за ваше трогающее добротой и чуткостью намерение заботиться о нас, спасибо вам за вашу безграничную щедрость. Но мы с Тамарой предпочли бы постараться справиться своими силами. Мы были бы вам признательны, если б вы устроили меня на работу, а остального – квартиры и машины – нам не нужно. Мы молодые, не инвалиды…
- Я лучше знаю, нужно или не нужно, - возразил Виктор Дормидонтович, и сделал значительный жест рукой, точно заверяя будущего зятя в непреклонности своего решения.
Артем почувствовал себя прихлебателем, ему стало неловко, но в глубине души он был рад, надежда свернуть впоследствии горы, чтобы не пасть лицом в грязь, оправдать доверие и добрые помыслы этих благородных симпатичных людей, выплатить им в скором времени все долги и отблагодарить своего рода покровителей с лихвой утешила его.
- Квартире и машина – мелочь, - продолжал Виктор Дормидонтович, точно прочитав его мысли, - будет возможность – постепенно рассчитаетесь. А где-то жить по чужим углам… Ну встанете вы на квартиру, - я говорю нутрированно, - ну и что: будете мебель возить туда-сюда, платить за квартиру, оплачивать коммунальные услуги и еще выслушивать ворчание хозяйки. Я сам первое время после свадьбы жил у тещи – знаю, что такое жить не под своей крышей: придешь, бывало, с работы, - я на стройке работал каменщиком, - навкалываешься, намерзнешься, полежать охота,  спину распрямить, а неудобно – угол чужой, да и теща над душой стоит, ворчит.

-  189  -
- Конечно, свое жилье есть свое, - снова вставила Луиза Ярославовна.
- Главное, чтоб вы жили нормально, и добро приумножали, - продолжал увлеченно Виктор Дормидонтович, не обратив внимания на ее реплику. – И еще, Артем, я тебя попрошу: никогда пожалуйста не бей Тамару.
- Зачем бить? – откровенно удивился Артем, зная что рука у него никогда не поднимется не только на девушку, не только на хилого мужчину, но и вообще на кого-бы то ни было, если, разумеется, это не будет вызвано необходимостью постоять за себя.
- Ну, это я так, на всякий случай, - успокоился Виктор Дормидонтович, - многие ведь лупят своих жен, чуть что не так. Гм… А если уж допекет она тебя, соберись и уйди, прогуляйся пару часиков – ее за это время продует, и снова у вас будет все нормально. У нас вон, - я говорю нутрированно, - тоже всякое бывает: моя ворчит, бранится, орёт, - я одеваюсь и пошел, а через два часа прихожу - все у нас в ажуре, будто ничего и не было.
- Все правильно, - осклабилась Луиза Ярославовна, в глазах ее всплеснулась насмешка.
- Ну, это я к слову, - продолжал Виктор Дормидонтович. – А вообще, Тамара у меня очень спокойная, даже флегматичная. И очень ранимая: бывало, спокойным голосом, без криков, без истерик, без ремня отчитываешь ее за какую-нибудь проказу, - я нутрированно говорю, - так она стоит, низко свесив голову, да глядишь – заплачет. А вообще, она у нас молодец. Тихая, спокойная… Бывало, поручишь ей что-нибудь по дому сделать – можешь не сомневаться: выполнит все на совесть. Так что, ты уж, Артем, не бей ее.
- Нет, нет, что вы! – воскликнул  гость.
- Лучше уйди из дома на пару часиков – пусть ее продует. Но вообще, Тамара у нас спокойная, даже флегматичная, - продолжал монотонно твердить Виктор Дормидонтович. Поняв, что он завел свою заунывную тираду по второму кругу, Артем стал его слушать вполуха, хотя из вежливости и кивал головой ему всякий раз, когда их глаза встречались; он исподволь всматривался в лики будущих своих тестя и тещи, пытаясь понять, что из внешних черт Тамара унаследовала от матери, а что от отца. Но когда снова прислушался к голосу Виктора Дормидонтовича, с досадой отметил, что тот продолжает превозносить свою дочь.
- Ты уж, Артем, пожалуйста не бей ее, - произнес в очередной раз Виктор Дормидонтович, на что Артем лишь вяло кивнул ему. – Теперь давайте выпьем за то, чтоб вы жили в любви и согласии.
После того, как все выпили и немного захмелели, Виктор Дормидонтович и Луиза Ярославовна начали рассказывать, как они когда-то работали, не покладая рук, стали весело вспоминать забавные эпизоды из их совместной жизни, из детства своих дочерей. Артем также поведал им о себе, о своей личной жизни, рассказал о своих родителях. Он хорошо себя чувствовал с будущими родственниками, непринужденно, а такие вульгаризмы как «на хрен», «едрит твою мать», «едрен батон» и другие, коими была в изобилии насыщена их речь и которые добавляли в их лексикон некую пикантность, поддавали веселья в его душу. Ему импонировали их простота, добрый и веселый нрав, молодость. Он чувствовал себя прекрасно, раскованно, точно уже был знаком с ними долгое доброе время. Однако, когда пришло время благодарить их за ужин и прощаться, ясно почувствовал, что Виктор Дормидонтович со своей навязчивой занудной словоохот- ливостью и несуразным словом «нутрированно», которое, казалось, было неотъемлемой частью его речи, порядком ему поднадоел.
Пожелав семейству Хлебосоловых доброй ночи и попрощавшись, Артем вышел на улицу и, не чуя под собой ног, направился на остановку. Ему так и хотелось побежать вприпрыжку, но он сдерживал себя. От вороха радостных мыслей ожидание троллейбуса показалось ему мучительно тягостным и , не дожидаясь его, он отправился домой пешком.
- Неужели настал конец моим мучениям? – с благодарностью посмотрев на

-  190  -
застланное серой дымчатой пеленой небо, воодушевленно воскликнул он, и принялся умственным взором любоваться проносившимися перед ним сценами, рисовавшими ему безбедную и во всех отношениях безоблачную семейную идиллию. Ему представилось, как он с тестем ворочает какие-то неприподъемные мешки и коробки с места на место, грузит их в машину и везет товар куда-то далеко, на крайний север. Вот он уже и приехал, тело его ноет от приятной усталости – когда хорошие деньги зарабатываешь, то и уставать приятно; Тамара с грудным ребенком на руках… - с дочерью или сыном – все равно, - бросается к мужу, нежно целует его, с радостью принимает у него гостинцы, и начинает возбужденно и не умолкая сыпать о малыше; часть заработанных денег он откладывает на семейные нужды, часть денег дает своим родителям в качестве посильной сыновней помощи, и большую часть заработка вносит в погашение долга тестю и теще за купленные ими молодоженам квартиру и машину. Воображение нарисовало ему, как вместе с остаточной суммой долга в знак благодарности он преподносит теще и тестю дорогие презенты. Растроганный их великодушием и необузданной щедростью, Артем не знает, какие из жарких слов признательности им сказать. Он уже слышал свой взволнованный голос: «Дорогие наши папа и мама! Мы с Тамарой так тронуты вашей добротой, вашей заботой о нас, вниманием…» - и вслух произнес: - Окажите нам честь: примите пожалуйста от нас вот эти скромные подарки, - свой собственный голос заставил его очнуться. «А что,  интересно, мы с Тамарой им подарим? – уже подумал он. – Знаю! Тестю подарим швейцарские наручные часы, а теще какое-нибудь красивое золотое изделие с бриллиантом». Мысли опережали его ход, и чтобы поравняться с ними, он сиганул с места. Он мчался,  взрывая снежную пыль, улыбался и потирал руки, издавал радостные звуки.
- Хватит мечтать – размечтался! – одернул он себя, вспомнив сатирический рассказ из русского фольклора о мужике, увидевшем во время охоты на опушке леса зайца и погрузившемся в сладкие мечтания о том, как он разбогатеет в случае, если не убьет зайца, а только подранит или возьмет его живьем и к своему счастью обнаружит, что добычей его является зайчиха, которая впоследствии будет носить ему приплод за приплодом. И все же радости Артема не было предела, он чувствовал себя так легко, точно сбросил с плеч тяжелую ношу, душа его пела, он готов был взлететь. И лишь воспоминание о халатах, которые были в его понятии символом распущенности и лени, и в которые были облачены все члены женского пола семьи Хлебосоловых, как бы продемонстрировавшие свое если не пренебрежение, то холодное равнодушие к нему, незнакомому человеку, гостю, заставило его перейти на шаг, призадуматься: «Почему  они все встретили меня в халатах – ведь знали же, что я приду? Пренебрежение? Не похоже на то. Нет, очевидно они недостаточно воспитаны, и до интеллигенции им…» - и вслух он весело усмехнулся: - Лапти! Колхоз! – и уже серьезнее прибавил: - да все это в сущности мелочь – главное, люди они простые, открытые и добродушные. Немаловажно и то, что являются они выходцами из простонародья, и успели навкалываться, испытать на своей шкуре нужду и трудности – меня и мое положение понимают без излишних комментариев и, судя по их видам, сочувствуют мне и разделяют мое рвение окунуться с головой в работу.
Но тут вдруг подул резкий северный ветер, сорвал с его головы фуражку, точно хлесткий подзатыльник, и в это самое мгновение внутренний голос проворчал с укоризной: «Деньги их тебя прельщают, а не простота с добродушием! Ведь по расчету собираешься жениться – себя хоть не обманывай! Видимо, доллары, лежащие в хрустальной вазе помутили твой рассудок. Зачем они их туда положили – как ты думаешь? Да затем, чтобы тебе, лопуху, пыль в глаза пустить. Слишком мягко они тебе стелят – как бы жестко спать не пришлось!». Артем насмешливо хмыкнул: «Какой им, спрашивается, резон заманивать меня к себе в зятья – я гол, как сокол, и им это известно? И вообще, женюсь я по убеждению и безо всякого расчета – время пришло, звезды склоняют меня к браку, судьба заготовила мне такое событие… А если б и по расчету женился – что в том плохого?

-  191  -
Миллионы людей, в том числе и богатейшие из богатых, архимагнаты и мультимиллиордеры, наследники потомственных почетных дворянских титулов женятся по расчету, - давно общеизвестно, что браки по расчету являются самыми стабильными, самыми долговременными, устойчивыми и счастливыми».


*   *   *


Едва Артем зашел домой, зазвонил телефон.
- Спускайся к подъезду, дружище, - весело, без предисловий крикнул Свара и положил трубку.
Увидев вышедшего из подъезда Артема, копавшийся до этого в багажнике кофейного цвета «Тойоты» Георгий захлопнул дверцу, и направил пульт управления магнитолой на заднее стекло машины – в салоне зазвучала музыка на всю громкость; на автомобиль стали заглядываться и, оборачиваясь, метать в него завистливые взгляды прохожие, в окнах стали появляться лица любопытных.
- Поехали прокатимся по вечернему городу, дружище, - так же весело, как и в телефонную трубку, но уже с ноткой развязности крикнул он. Возле красивой машины Георгий смотрелся еще более подтянутым и щеголеватым, чем обычно. В зеленом с отливом пиджаке, кипельно белой рубашке с шелковым голубым галстуком, черных идеально выглаженных брюках и черных поскрипывающих от новизны туфлях Георгий казался воплощением утонченности и благополучия. Изящный золотой перстенек с бриллиантом, украшавший безымянный палец его левой руки, придавал всему его облику приятную изысканность. На заднем сиденье его машины лежала дубленая куртка с норковым воротником, меж передних сидений покоился дорогой сотовый телефон. Артему сразу бросились в глаза все эти атрибуты благополучия, он был приятно удивлен тому, что товарищу удалось заработать все это в фантастически короткое время, радовался вместе с ним, однако решил не задавать ему лишних, некорректных вопросов по этому поводу, хотя его и подмывало полюбопытствовать.
И лишь когда они сели в машину и Георгий включил двигатель, он весело заметил:  - Видимо, тебе удалось произвести на родителей подруги выгодное впечатление.
- Держи карман шире, - довольно бесцветно произнес Свара. – Кому мы, бедолаги, нужны, - добавил уже веселее, даже с некоторой задорностью. Несколько минут ехали молча. Георгий ехал медленно, о чем-то размышлял. – Да, - протянул вдруг вдумчиво, - сейчас для того, чтобы более или менее хорошо одеться, денег нужно!.. . – Было заметно, что ему не терпится похвастаться, как ему удалось схватить удачу за хвост, но не хочет выглядеть нескромным, и его разбирает от того, что товарищ не интересуется, как и на каком поприще ему удалось проявить себя. – Рубашка стоит пятьдесят долларов, пиджак – двести восемьдесят, башмак – триста, куртка – шестьсот, - все же не удержался и не без рисовки сказал он, - голова кругом идет. Как хочешь, так и живи…
- Куда деваться – необходимость, - подыграл ему Артем.
- Вот именно, - бодрым голосом сказал Свара, ощупывая взглядом товарища. – Ты-
то как? Жениться не надумал?
- Надумал, - кивнул Артем.
- Да ну! На той, с которой ты последнее время все прогуливался? Ну и ну! Кто ее родители, чем занимаются?
Артем рассказал ему о своей встрече с родителями Тамары, поделился впечатлением о них, привел свои доводы относительно бескорыстного своего намерения вступить в супружество.

-  192  -
Внимательно выслушав, Георгий хмыкнул, словно выражая этим свое отношение к неравным бракам. – А впрочем, все может быть, - помолчав, сказал он. – Если люди, ты говоришь, нормальные… Жаль, что на твоей свадьбе не смогу погулять – уеду завтра из города на пару месяцев по делам. – Увидев двух смазливых девушек лет двадцати, стоящих у тротуара и жестами рук останавливающих такси, он включил правый поворотник, и плавно, накатом,  подрулил к ним. Одна из них спросила его, довезет ли он их до центра города, на что Свара, явно не слыша ее, с блаженно-снисходительным выражением лица еле заметно кивнул ей головой. Артем и сразу уловил в Георгие незначительную перемену:  раньше Шелест говорил твердо и уверенно – теперь же стал произносить слова мягким, чуть слышным голосом, точно мурлыча, - но с появлением на заднем сиденье этих двух узколобых длинноногих девиц перемена в нем обозначилась еще более, она была столь разительна, что не могла остаться незамеченной. От него резко повеяло самовлюбленной претенциозностью: крутить руль и переводить рычаг переключения передач из положения в положение он стал как-то манерно, едва касаясь их ладонями, движения его обрели небывалую сдержанность и плавность, во взор вселилась деловитость.
- Девчонки, вы торопитесь? – убавляя звук магнитолы, степенно спросил Шелест, глядя перед собой на дорогу.
- Вообще-то, нет, - сразу отозвалась сзади одна из девушек.
- Вы не против посидеть с нами в шашлычке?
- С удовольствием, - ответил тот же голос. Удовлетворенно осклабившись, Свара включил печку, прибавил звук магнитолы на всю мощь, и съехал с главной дороги на второстепенную, ведущую в пригород.
Поглощаемое в шашлычной вино слегка развязало ему язык, и отнюдь не подавило в нем желания покрасоваться, не поубавило важности в лице. Бравурно рассыпаясь в явно перенятых у кого-то остроумных выражениях, он старался монополизировать беседу, и если вовлекал кого-то из компании в разговор, то только для того, чтобы получить от него короткий однозначный ответ. Сосредоточенно слушавшим его и во все глаза смотрящим на него девушкам он с неизгладимой, но уже наскучившей восторженностью очевидца живописно повествовал о Мертвом море, на котором никогда не был, делился с ними впечатлением о вкусе жареной змеи, которой не пробовал даже во сне; затем начал авторитетно заверять их, акции каких предприятий в скором будущем возрастут в цене, а  каких понизятся; с видом человека, относящегося к элите и вращающегося в гуще городских светских событий, он непринужденно, как бы между прочим, систематически упоминал в разговоре о ком-нибудь из цвета общества, называя каждого ласкательным прозвищем, будто не только слышал о них или знает  лично, но ему и приходилось пить с ними с горлышка одной бутылки, есть с одной тарелки, укрываться одним одеялом; явное
удовольствие он получал при пересказывании от кого-то услышанных или же на ходу вымышленных сплетен о том, чей протеже действующий мэр города, с кем путается и какие взятки берет начальница налоговой полиции, кто является любовницей начальника милиции. Когда он употреблял такие специфические термины как «баланс», «дисконт», «оффшор», «переуступка долга», «взаиморасчет» и другие, казалось, что Шелест является хозяином или, по меньшей мере, исполнительным директором престижной фирмы, но когда с его языка слетали лихие жаргонные словечки, у незнающего его человека вполне могло сложиться впечатление, что он бандит с белым воротничком – в глазах слушательниц тотчас вспыхивала настороженность; впрочем, она не вытесняла восхищения. Когда три бутылки вина были выпиты, а шашлыки съедены, Георгий ненавязчиво выведал у девиц номера их телефонов, и пригласил всех в машину, стал развозить компанию по домам.
На следующий день он уехал.


-  193  -
XVI


Во избежание лишних трат во время сватовства невестки родители Артема высказались за празднование бракосочетания Артема и Тамары посредством скромного торжественного вечера без излишней напыщенности, многочисленных гостей и шумной попойки, но отец Тамары со ссылкой на свой декорум мягко возразил им, сказав: «Родственники, друзья и компаньоны меня просто не поймут: родная старшая дочь впервые выходит замуж…». Будь по-вашему. Сваты пошли родителям невестки навстречу, и на свадебные приготовления, аксессуары и регалии ими были брошены все их ресурсы: деньжонки Артема, лежавшие до времени в неприкосновенном запасе, пришлись, как никогда, кстати; предъявив на заводе справку из ЗАГСа, подтверждающую действительное вступление в брак своего сына, отец Артема добился-таки  получения причитающейся ему за несколько месяцев задолженности по зарплате, и эти деньги также были пущены на поддержание известных норм приличия сватующей стороны.
Заснятая на видеокамеру пышная многолюдная свадьба с шелестящими нарядами, кортежем машин, брызгами шампанского, обильным разнообразным столом, криками «горько», песнями, танцами, плясками прошла очень весело, как всякая веселая свадьба. Тамада не на минуту не закрывал рот, не на секунду не отходил от молодоженов, не давая им толком ни выпить ни перекусить. С завистью поглядывая на пьяненьких жующих с аппетитом гостей, жених с невестой лишь проглатывали слюнки и, как того требует традиция, беспрекословно выполняли все его причуды: то и дело вставая, опускаясь на стулья и опять вставая, точно ваньки-встаньки, они то целовались, то отвечали на какие-то шуточные вопросы, от которых слегка коробило, то состязались в размерах укуса калача, то кружились на клочке бумаги, то пританцовывали под гармошку, то проедали в середине блина дырку, а затем показывали этот блин гостям, жмурясь от восторженных криков, свиста, оглушающих оваций.
С облегчением вздохнув по завершении торжественных свадебных мероприятий, утомленные и полуголодные, они приехали на квартиру, принадлежащую бабушке Тамары, которая находилась на лечении в больнице: Артем ни в какую не соглашался жить под чьим бы то ни было кровом, и накануне свадьбы подыскал однокомнатную квартиру, договорился с ее хозяйкой об аренде, но бабушка Тамары внезапно слегла, и Виктор Дормидонтович с Луизой Ярославовной чуть ли не со слезами на глазах попросили его пожить временно с Тамарой в квартире старушки с целью предупреждения обворовывания жилища, и он вынужденно пошел им навстречу, еще до конца не сознавая, во что ему может вылиться его же доброта и доверчивость. Физическое недомогание компенсировалось молодоженам уникальным приятным случаем неотложно с восхищением разглядывать подарки, с наслаждением и замиранием сердца пересчитать подаренные деньги, которых, как оказалось,  если не хватало на покупку квартиры или машины, то вполне хватало для стартового капитала при открытии собственного маленького дела. Ощутив некоторую неловкость от сознания того,  что сообразно с разницей в количестве приглашенных, семьдесят пять процентов всех денег подарены гостями со стороны Хлебосоловых, и тут же  приободрившись мыслью, что ни честь, ни совесть его в этом аспекте не замараны, ибо Тамара была предварительно поставлена им перед фактом своего незавидного положения и бесперспективного будущего, Артем сложил подаренные деньги туда же, где они и находились до этого, в трехлитровую стеклянную банку, и припрятал банку на загроможденную тюбиками, банками, склянками, коробочками и кусками мыл полку ванной комнаты, куда и в голову не пришло бы заглянуть самому матерому домушнику или грабителю.
Следуя наставлению тестя не торопиться работать, а хотя бы с недельку- другую из

-  194  -
медового месяца провести под боком у молодой жены, Артем расслабился и стал вкушать прелести супружеского бытия. И жившие в нем ожидания не оправдались и потихонечку отмирали. С первых дней супружеской жизни Тамара стала производить на него разочарующее впечатление. Сразу же он с досадой отметил, что жена его ленивица и лежебока: несмотря на то, что он помогал ей всем и во всем, стирка белья или уборка квартиры была для нее сущим адом, чтение книги – каторжным трудом; с утра и до позднего вечера, лежа на диване, она созерцала экран телевизора, не отрываясь от него и во время трапезы, когда сидела за столом. С кислым выражением лица она бесконечно ускользала от разговора с мужем, и лишь вяло отвечала ему на обыденные бытовые вопросы, если таковые у него возникали. С ней Артему стало невыносимо скучно, от дефицита общения он страдал нестерпимой мукой. И он радовался, когда они  выходили на прогулку, где ему удавалось поговорить со случайно встретившимся знакомым, обмолвиться  словом с кем-нибудь из подвернувшихся в подъезде соседей, или когда они навещали родителей.



*   *   *


Впрочем, язык его почему-то не поворачивался называть тестя и тещу мамой и папой, и он продолжал обращаться к ним, как и до свадьбы, по именам и отчествам. А чуть позже, в мыслях, он стал не без презрения называть их в соответствии с их принадлежностью к астрологическим созвездиям: тестя – Козерогом, тещу – Рыбой. Это презрение к ним было, на его взгляд, небеспричинным. Их внешность таила в себе обман. И сущность их натур и душ обличилась резко и ярко.
На третий день после свадьбы молодожены решили навестить их. Едва переступив порог их квартиры, увидели пылесосящего палас Виктора Дормидонтовича и валяющуюся в зале на диване перед телевизором младшую дочь, и произведенное им на Артема первое впечатление несколько потускнело. «Вот это «строгий папа»…» -  разочарованно подумал он.
- Вырастить – вырастил, - пояснил, усмехаясь и указывая на Элеонору рукой, Виктор Дормидонтович, - а она теперь ставит мне условие: «давай сто рублей – буду пылесосить». Лодырь, едрит твою мать…
А тут Артема ждало еще одно разочарование. Закончив пылесосить, тесть опустился в кресло, смахнул со лба крупные капли пота, с любовной снисходительностью поглядел на
лежащую на диване дочь и, не сводя с нее взгляда, сказал: - Бывало веду ее в садик, а она мне говорит: «Пап, когда придешь вечером забирать меня из садика, принеси мороженое», - в слове «мороженое» к звуку «ж» он примешал звук «в», и добродушно захохотал, - мороженое, ха-ха… Мороженое любила – хлебом не корми. И бананы со сливками.
- Ты лучше о себе расскажи, - огрызнулась Элеонора с сердитой гримасой на лице, - чего ты все обо мне да обо мне.
- Раз принес им ведро слив, - не унимался Виктор Дормидонтович, обращая свой взор к зятю, - так она взяла все ведро и, чтоб с Тамаркой не делиться, закрылась с ведерком
в ванной комнате и опорожнила его. А вечером у нее живот зарезал, начал пучить, и в туалет сходить не может – запор. Пришлось мне ей клизму делать, ха-ха.
После этих слов Элеонора вскочила с дивана, точно подброшенная волной гнева и, смерив отца презрительным взглядом, раздраженно бросила: - Еще хоть одно слово обо мне скажешь, я тебе яйца отрежу! – и, вылетела, свирепая, из комнаты. А отец ее лишь расхохотался деланно-добродушным смехом. «Вот это «родители строгих, верующих

-  195  -
нравов», вот это воспитаньице!».. – снова разочарованно подумал Артем. Приход тещи от какой-то соседки усилил боль его обманутого сердца. Сначала Луиза Ярославовна начала восторженно рассказывать мужу, какую очаровательную норковую шубку купила «Кикимора», затем обрисовала ему, какой шикарный домашний кинотеатр муж Кикиморы привез из заграничной командировки.
- И компьютер дочери купили…, - добавила она, как показалось Артему, с ноткой укора для того, вероятно, чтобы этим как бы уязвить самолюбие мужа. Позже Артем уяснил, что таким образом Рыба подхлестывает мужа к покорению новых и новых финансовых вершин, в том числе и вникая в его дела, давая ему советы, зачастую безрассудные и всегда, как правило, меркантильные.
- А для чего она тебя к себе, интересно, приглашала – чтобы рисонуться? – с очевидной злобной завистью буркнул Виктор Дормидонтович. – С неумытой рожей – и тоже всё норовят протиснуться в калачный ряд, всё из кожи лезут…
И они начали бурно обсуждать, на какие средства Кикимора с мужем могли приобрести все эти покупки, после чего Козерог насмешливо предположил, что они, вероятно, экономили на своих желудках, и что кошка их сдохла не от того, что нализалась насыпанной на пол отравы для тараканов, как говорит Кикимора, а протянула ноги от голода. Затем они перекинулись на обсуждение других и других соседей,  знакомых, семей компаньонов Козерога, и кого бы не упоминали конкретно, неизменно характеризовали человека только с худшей стороны. Когда они кончили перемывать косточки своим соседям, друзьям и знакомым, сложилось впечатление, что в их кругах не существует ни одного нормального человека. Даже их сосед, высокообразованный симпатичный, обаятельный мужчина с длинными до плеч русыми ухоженными волосами, который Виктору Дормидонтовичу время от времени «подкидывал работенку» и которого Козерог в глаза неумеренно восхвалял, заискивал перед ним и  лебезил, оказывался с их слов представителем нетрадиционных сексуальных меньшинств; причем они не прибегали к употреблению эвфемизмов, а рубили грязными пошлыми словами все нормы приличия с плеча. Их скудословие олицетворяло собою некую клоаку и как бы отражало рациональное пренебрежение зятем. Слушать их Артему было неимоверно противно. С каждой минутой пребывания в гостях в нем крепло мучительное сознание, что он совершил большую оплошность, женившись на Тамаре. Его грызла бешенная досада, он осыпал себя укоризнами. Он успокоился было, подумав, что Тамара, возможно, не такая низменная, как ее родители, но тут же поймал себя на мысли, что яблоко от яблони падая, далеко не откатывается. Впрочем, он не привык думать о человеке плохо, равно как и считать его плохим, пока тот или иной человек не делал  пакость ему лично.
Когда теща слегка задохлась и язык ее устал от  перемалывания сплетен, она воззрилась на экран телевизора, предоставив тем самым мужу возможность переварить их разговор, осознать свое мелководье, в котором он барахтается, добывая деньги, и наметить себе кардинальные задачи и направления. Впрочем, Козерог не погрузился в долгую задумчивость. Переложив ногу на ногу,  снисходительно улыбнулся молодоженам: - Ну, как у вас дела?
- Нормально, - насилу бодрым голосом ответил Артем.
- Ну вот и живите так. Скоро тебе, Артем, работать предстоит – уж не посидишь дома возле жены, хе-хе.
«Да уж побыстрее бы» - чуть не соскочило с языка Артема, взглянувшего на свою супругу, уставившуюся в телевизор и сидевшую неподвижно, точно истукан.
- Ха-ха-ха, - ни с того, ни с сего засмеялся Виктор Дормидонтович, ощупывая зятя добродушным взглядом, - компаньон у меня есть один – ну просто умора, ха-ха. Когда врет или замышляет что-нибудь плутовское, глаз его один, правый, все время сужается, ха-ха… и помаргивает. А подвел меня как недавно… Встречаемся с ним на днях с директором

-  196  -
одной крупной фирмы: тот директор хотел купить у нас письмо на выдергивание с завода дефицитных электродов. Договорились с Прохорычем , моим компаньоном, заранее: будет из интереса любопытствовать, сколько навариваем, - три процента. Спрашиваю Прохорыча: понял? – «Угу». Выходит тот директор из машины, - я снова тык Прохорыча в бок локтем, шепчу: всего поимеем с тобой три процента! – Опять «угу». – Прочитал фирмач письмо, с хитрым видом лыбится: «Меня, - говорит, - устраивает. Если не секрет, сколько вы заработаете на этом письме?». – «Десять процентов» - на радостях крикнул Прохорыч, точно выплюнул. У меня чуть ноги не подкосились, я готов был дать  Прохорычу в пятак прямо при том директоре. И что ты думаешь, Артем: не купил письмо тот фирмач. Сначала сказал, что еще подумает, покупать его или нет, а потом и вовсе отказался покупать. Другому человеку пришлось продавать. Ну и Прохорыч… Давно бы я от него отделился, да связи у него на заводе хорошие. Элеонора, чтобы в девять часов дома была! – крикнул он вслед уходящей куда-то младшей дочери.
- Без тебя знаю, - неприязненно бросила ему та.
- Знает она, едрит твою мать, - криво усмехнулся Козерог, и вновь начал пересказывать, как в детском возрасте Элеонора просила купить его мороженое, смешивая в слове  «мороженое» звук «ж» с «в». Затем он вдруг начал экспансивно рассказывать зятю о своих знакомых, работающих и живущих в рыболовецком колхозе, о том, как они горбятся, выращивая на дармовых государственных харчах нескольких свиней. Неожиданно он сменил тему и начал восхвалять какого-то своего приятеля, не так давно покончившего с пьянкой и серьезно занявшегося работой – устроившегося рубщиком мяса на базар. Люди, о которых он повествовал, были Артему совершенно не знакомы, а то, чем они занимались , было от него относительно далеко, однако он надеялся, что тесть расскажет ему о них нечто любопытное, пытался понять, к чему тот клонит, с нетерпением ждал развязки, но тщетно – Виктор Дормидонтович кружил хоровод слов вокруг таинственной сути, а развязки так и не следовало. И очень скоро Артем начал от тестя уставать. Тот  же, не замечая , что беспощадно поглощает энергию из своего зятя, точно вампир, не умолкал ни на минуту, безжалостно сыпал, не переставая. Он с трудом подбирал слова, часто перескакивал с одной темы на другую, терял нить рассуждений, сминал разговор, возрождал и снова перескакивал с темы на тему. Но о чем бы он не начинал говорить, беседа его так или иначе сводилась к материальной стороне бытия. Неожиданно принизив голос, точно нахлебавшись эликсира откровения, он начал доверительно посвящать зятя в свои тайны.
- Деньги сейчас заработать не просто, -сказал с самодовольной вдумчивостью , - раньше было не просто, а теперь подавно. Раньше хоть была возможность подворовывать. – И тут же он оживился. – Я, бывало, на стройке и цемент, и кирпич, и блоки… да все, что можно было, что под руку попадалось, продавал – всегда деньжата водились. А потом с дружаном стали на эти самые деньжата мясо в деревнях, рыбу у рыбаков прямо на водоемах скупать, и в городе перепродавать. И пошло, и пошло у нас дело… Артем, не гладь кошку, а то она опять начнет кота просить, хвост пружинить. Даем ей специальные таблетки, чтоб не просила кота, не бесновалась, а толку… Как услышит мяукающего в подъезде или под окнами кота, начинает рвать и метать, орать на весь дом.
- Природа, - заметил зять.
- Обойдется без природы, хе-хе. Еще не хватало, чтобы котят принесла нам, окотилась
- Рано или поздно все равно окотится.
- Не окотится, - заверил Виктор Дормидонтович, - от святого духа не забеременеет.
- А что, на улицу вы ее не выпускаете?
- Нечего ей там делать.
 Артем удивленно поднял брови.

-  197  -
- Ей вот уже скоро исполнится три года, и ни разу мы ее не выпускали на улицу, - в некотором недоумении от удивления зятя ответил Козерог. – Нечего ей на улице делать. Чего доброго еще блох нахватает, -добавил бесчувственным голосом, задумался. После минутного молчания лицо его осветилось.
- А сколько мы с ребятами по левым накладным с заводов – за взятки, разумеется – умыкнули труб, электродов, чистой меди, медных кабелей!.. Каждую неделю вывозили, «Камазами» - полуприцепами перли! И тут же все отдавали в одни руки. За наличку! О, денег мы тогда перелопатили… . – Он схватил в руки калькулятор, и начал с азартом тыкать своим длинным указательным пальцем в его кнопки. – Даем, к примеру, человеку взятку в десять тысяч рублей, - я говорю нутрированно, - а товара вывозим на сто тысяч… Прикидываешь? Девятьсот процентов выхлопа! Девяносто тысяч чистоганом на троих! Да, было время. – Лицо его стало мечтательным. То, о чем, гордо бравируя своим лихоимством, говорил тесть, было Артему абсолютно безынтересно, он не особо вникал в его речь, но из вежливости изображал на лице живейший интерес и в знак своего участия в разговоре изредка кивал тому головой. Правда, ему не хватало галантности долгое время притворяться сосредоточенно слушающим, и время от времени он стрелял глазами в экран телевизора, но когда его взгляд возвращался к рассказчику, он вновь видел обращенное к себе со шлепающими губами лицо Козерога, бездушным голосом монотонно бубнящего очередную реплику. Антипатия к тестю нарастала в нем с бешенной силой. Однако отчетливое раздражение Виктор Дормидонтович, точно аллерген, вызвал в нем тогда, когда к своим пресловутым бывальщинам, нисколько не смущаясь и даже со своеобразной гордостью, присовокупил эпическое описание своих изощренных комбинаций, некогда им разработанных и направленных на облапошивание своих товарищей.
- А как недавно я кушик сорвал!.. –всполохнувшись через мгновение, продолжил Козерог, - человек предложил мне задвижки на трубы по сотне за каждую, а я своим компаньонам по ушам проехал, будто по двести. Сто задвижек было всего: сотня с каждой мне пошла в карман. Нормально? И еще наварили мы на задвижках двадцать штук, разделили на троих. Нормально?
- Нормально, - в задумчивом оцепенении протянул Артем, лицо его вытянулось.
- Мотай, Артем, на ус: друзья друзьями, компаньоны – компаньонами, а свое дело знай туго – у тебя теперь семья, - сентенциозно сказал Козерог, наставительно подняв вверх указательный палец. Он немного помолчал, и совершенно неожиданно начал науськивать зятя к радикально иному подходу к делам и отношению к товарищам. Сразу приведя пример взаимного доверия, на котором базировались его деловые отношения с компаньонами, начал говорить о высоких моральных качествах бизнесмена как о фундаментально важной составной любого бизнеса, что в корне противоречило его недавнему инспирированию зятя, и никак не вязалось с его очевидной эгоцентричностью. – Главное – порядочность! – воодушевленно заключил он, снова наставительно подняв вверх указательный палец. Артем не знал, как понимать тестя, сидел с широко открытыми глазами в некотором недоумении и даже растерянности. Посверлив его недолгим испытующим взглядом, Козерог криво усмехнулся: - А как я  недавно Прохорыча надул, хе-хе .

Прервала его супруга.
- Вить, надо объявление в газету дать о том, что мы хочем квартиру купить, -  сказала она и, сорвавшись с дивана, бросилась к стопке лежащих на журнальном столике местных газет, принялась ими шелестеть. – Надо в газетах объявление поискать – сейчас квартир полно продается.
- Да не хрен там и искать, - вяло отозвался Козерог, - я на днях с Санычем созвонюсь или увижусь – поговорю: он в мэрии поднимет на уши всех своих знакомых,

-  198  -
чтоб дали адреса злостных неплательщиков квартплаты – алкашей. Дешевле обойдется квартира: алкашу купил семиметровку с частичными удобствами, чтоб он мог в туалет сходить и рыло свое преобразить; долги его за квартплату заплатил, и ящик водки ему поставил: «пей на здоровье!»
- А если не увидишь Саныча? – с капризной ноткой возразила ему Рыба.
- Кого-нибудь да увижу, - величаво-спокойно заверил ее муж. И вслух с претенциозно-озабоченными видами они начали соображать, к кому из знакомых целесообразнее всего обратиться за помощью в эффективном поиске приличной квартиры для молодоженов, то и дело козыряя фамилиями и кличками городских знаменитостей всех мастей. Из слов супругов можно было заключить, что они находятся в постоянном тесном общении с чиновниками высокого ранга из городской мэрии и правоохранительных органов, с крупными влиятельными бизнесменами. Артем же был почти уверен, что в действительности они знакомы лишь с небольшой горсточкой коммерсантов, занимающихся преимущественно торговлей в розницу тряпьем на вещевых рынках города; что же касается их заботы относительно приобретения жилища для молодоженов, то и на этот счет он готов был поставить сто рублей против одного, что все их видимое рвение есть не что иное как ханжеские забавы и ничего не стоящее фатовство, - он лишь не понимал, какая цель ими движет.
Чем дольше он общался с тестем и тещей, тем больше познавал их замаскированные сущности, точно прочитывал в открытой книге – тем стремительней порождались в нем разочарования в их натурах, образовывая собою длинный тандем. Под личиной простодушных весельчаков скрывались непомерно заносчивые, кичливые, злобненькие, завистливые и довольно глуповатые, ограниченные зануды. Обладавших размытым представлением о жизни как ценности, их беседы никогда не поднимались над уровнем банальных тем: они могли говорить только о нарядах и материальном преуспеянии. Стандарт, по которому они определяли ум того или иного человека, был до грубости прост, и так же был признан ими под воздействием руководства критериями материальной значимости: тот, кто без зазрения совести наживался на изнуренном простонародье, закидывал в одно свое горло смачные, нелегального, а то и криминального происхождения барыши и, набивая ими свою ненасытную утробу, поднимался ввысь и раздавался вширь, точно на дрожжах, был в их стереотипном понятии эталоном светлых мозгов; тот же, кто ежедневно с педантическим прилежанием, словно робот, ходил на работу, честно трудился, не разгибая спины и при этом, не получая свою собственную зарплату по несколько месяцев, обрастал по темечко долгами, перебивался с хлеба на воду и с воды на хлеб, а в конечном итоге, естественно, и падал возле станка, был для них просто-напросто лохом и отбросом общества.
Артему было досадно, что судьба наделила его такими тестем и тещей, к которым он ничего, кроме ироничного презрения, не чувствовал и оставаться почтительным с которыми ему стоило усилий, но он утешал себя мыслью, что жизненный путь проходить ему предстоит не с ними. В их присутствии он чувствовал внутреннюю стесненность, поэтому по завершении встреч с ними всегда облегченно вздыхал.
Впрочем, вскоре ему пришлось вздыхать гораздо чаще, но, увы, без облегчения, а с тяжким унынием. Однажды тесть позвонил ему по телефону и объявил, что начиная со следующего дня они должны будут заниматься весьма важным делом, выразил желание, чтобы зять приехал к нему на другой день ранним утром. На следующий день в предвкушении динамичной трудовой деятельности Артем сломя голову понесся к нему. Виктор Дормидонтович был уже одет, и только зять прибыл, они сразу же отправились на автостоянку за машиной, которую Козерог приобрёл себе незадолго до выдачи замуж своей дочери. Новенькая, с остатками парафина на отдельных участках кузова и покрытыми целлофаном сиденьями, «Волга» стояла припорошенная снегом. Виктор Дормидонтович

-  199  -
запустил её двигатель, и в ожидании прогрева мотора до известной температуры начал с наслаждением осторожно устранять с неё щёткой снежный слой. Вдруг взгляд его остановился на переднем колесе рядомстоящей старенькой с проржавевшими крыльями и порогами «Волге» самой первой модели, и на лице его проступило алчное выражение. Он пригнулся и метнулся к этому колесу, принялся откручивать колпачок, служащий пыльником золотнику и стоящий не дороже коробки спичек. Затем на карточках переместился к заднему колесу той же машины и совершил ту же процедуру. Это сразу низвело его до уровня жалкого воришки.
- В хозяйстве пригодится, - Козерог криво усмехнулся и положил украденные колпачки в карман своей куртки. Артём был шокирован его гнусной выходкой, и понял, что тесть если не удавится из – за копейки, то мысль об этом непременно сверкнёт у  него в голове в случае её потери. «Крохобор! Дешёвка! Нашёл объект для обворовывания!.. Ну ничего, когда – нибудь тебя за руку поймают при сём деянии, да намнут бока или мозги вышибут» - с ожесточением подумал он, находя удовлетворение в этой мысли и проникаясь к тестю презрением и ненавистью; эти слова чуть не сорвались с его уст, он с трудом сдержал себя, подумав, что, пристыдив Козерога, обретёшь лишь в его лице тайного врага, а ему эти слова не пойдут впрок, стекут с его седых волос, как с гуся вода, - исправит его теперь только гробовая доска. А между тем двигатель прогрелся; они сели в машину, и поехали на завод «Волга – агрегат», на котором, по словам Виктора Дормидонтовича, он намеревался выписать оптовую партию запасных деталей для автомобилей «Газ», а чтобы эта партия целиком состояла из самых дефицитных позиций, - дать взятку влиятельному должностному лицу за протекцию в этом. Чувствуя себя балластом, Артём весь день безвылазно просидел в машине в ожидании тестя. А тот, поглощённый решением своего вопроса, появлялся в автомобиле крайне редко и только для того, чтобы перегнать его с одной площадки на другую, и вновь, возбуждённый, с крупными каплями пота на лбу, устремлялся к парадным входам многоэтажных строений, и носился, как сайгак, от здания к зданию, от корпуса к корпусу. Всё рвение и боевой настрой Артёма к работе стали мало – помалу угасать, как гаснет огонь, когда накрывают его колпаком. По окончании рабочего дня Виктор Дормидонтович размеренным шагом подошёл к машине, сел в неё. – Ничего не получается, -сказал деланно – скорбно, включая двигатель. –Но не переживай – ещё не всё потеряно, есть шансы. Наслаждайся пока  с Тамаркой медовым месяцем, а через недельку я что – нибудь придумаю, чем – нибудь да займёмся. В его голосе прозвучали фальшивые нотки, во взгляде колыхнулась витиеватость и, уловив их, Артём заключил, что Козерог ему лжёт, что идёт он к достижению своей цели беспрепятственно, твёрдой и уверенной поступью, в соответствии с намеченными задачами; он также допустил, что и на завод – то тесть взял его с собой лишь в качестве сторожа автомобиля, но тут же укорил себя за мнительность и освободился от навязчивых мрачных мыслей.
 
                *  *  *

И вновь стал упиваться семейной жизнью, день и ночь лицезря свою вторую половину. Но и здесь его постигали одно разочарование за другим, ещё более ужасные и горькие. Внезапно Тамара предстала перед ним в совершенно новом свете, точно её подменили, и этого нельзя было не заметить, слишком разителен был контраст. Некогда тихая, кроткая, с мягкой застенчивой улыбкой на устах, она вдруг превратилась в тщеславную, ехидную, вредную, расчётливую с окружающими, и такая её перемена терзала его сердце. Тамару же в свою очередь раздражали прямодушие и открытые дружеские манеры супруга, она скептически оценивала круг его интересов и идеалов. Правда, она редко разражалась исступлённым криком или деспотической бранью – почти всегда

-  200  -
держалась ровно, говорила спокойным тоном, но при этом в глаза мужу могла сказать  такие слова, произнести которые на всякий посторонний решился бы и в сильном гневе.
Невзирая на то, что оказалась Тамара бесприданницей и периодически выуживала у свекрови то простынь, то наволочку, то полотенце, она время от времени издали с нотками укора поддевала мужа, на первый взгляд безобидными, завистливыми восклицаниями с тяжёлыми вдохами об удачливости своих подруг, вышедших по счастливой случайности замуж за обеспеченных мужчин. Назло супругу она идеализировала щеголей, балующих  своих жён и любовниц  дорогими одеждами и золотыми украшениями. Беря во внимание её молодые годы, до поры Артём проявлял стоическую терпимость к её предрассудочному ропоту, чаще всему покрытому налётом язвительности, и посвящал жену в учение о духовных человеческих ценностях, призывал её к достижению свободы от сладострастных потребностей. Но та лишь скептически усмехалась и демонстративно крутила головой  по сторонам, всем своим видом показывая, что не слушает и что тот распинается зря. Как и её родители, она не вдумывалась в исконный смысл основополагающих факторов существования. Приводимые Артёмом цитаты, афоризмы, аргументы и собственные изречения, основанные на личной индукции, о жизни как о высшем человеческом благе, которыми он пытался навеять озарение на сознание супруги, она считала глупыми и, с насмешливым выражением лица выслушав их, закатывалась ядовитым нервическим смешком, приводя мужа в полное негодование и оцепенение. И день ото дня досадное чувство в нём возрастало. Сознавая, что за изменение генуинного кредо Тамары предстоит длительная изнурительная борьба, готовясь к ней и веря, что в конечном итоге победу одержит он, Артём тем не менее негодовал и по поводу скаредности супруги. Из – за десяти копеек она торговалась со старенькой торговкой до посинения. В поисках качана капусты, стоящего на пятак дешевле , прочёсывала рынок вдоль и поперёк не единожды. На лояльные замечания супруга не мелочиться она лишь содрогалась от злости и огрызалась ему резкими репликами. Атмосфера взаимной неприязни между супругами всё сгущалась и время от времени порождала лёгкие шквалы раздражения и вспышки гнева. Следствием размолвок было горделивое молчание Тамары, которое тяжело переносил её муж. Поскольку многократные попытки вызвать супругу на дипломатическое выяснение отношений или мирное обсуждение какого – либо спорного вопроса оказывались тщетными, внутренне переживая коллизию противоречивых чувств, Артем выдерживал коммуникационную блокаду, находя утешение в чтении. Устраиваясь в привычном месте уединения, кухне, включал лампу и с благоговением раскрывал перед собой книгу. Но Тамара не позволяла ему забыться. На правах хозяйки она подлетала к нему и, меряя его яростным ненавидящим взглядом, ворча, что электричество он расходует без толку, со злостью выдергивала штепсель лампы из  розетки.
Каждый прожитый с супругой день был для Артема вызовом. Семейная жизнь , еще совсем недавно рисовавшаяся ему великолепной и красочной, отдалялась от него все дальше и становилась неприступней. Но он не падал духом. Утешая себя общеизвестными народными мудростями, надеялся, что постепенно сточатся углы в их взаимопонимании с Тамарой, и его отношения с женой обретут долгожданную идеальную гармонию. Он ждал перемен.
Однако, перемены в жизни происходят, как известно, не только позитивные, но и негативные. И очень скоро Тамара ему опротивела. Причиной тому послужили и экстраординарные выходки, и эксцентричные, аморальные поступки супруги, обусловленные наследственными ингредиентами, из которых, как оказалось, целиком состояла ее сущность. Артем, возможно, не так болезненно переживал бы неожиданное обнаружение их наличия в супруге, если бы они проявлялись в рамках узкого семейного круга, не переходя вовне. Однако, вскоре из-за Тамары ему пришлось подвергнуться гнету неимоверно жгучего стыда. Как-то раз, как обычно, они ехали в троллейбусе. Троллейбус

-  201  -
был переполнен, невозможно было даже расправить плечи. Артем с Тамарой стояли на задней площадке сильно прижатые друг к другу. Тамара шепнула мужу, что поскольку кондуктор от них далеко и, очевидно, не сможет в такой давке протиснуться с передней площадки на заднюю, то,  возможно, им удастся проехать бесплатно. Но, едва она это договорила, зоркий взгляд кондуктора, полной громогласной женщины, остановился как раз на них:
- Молодые люди, передаем плату за проезд!. – Поскольку предназначенное для  мелких расходов содержимое кошелька Тамары составляли только бумажные купюры и в нем совсем не было мелких монет, она попросила рядомстоящего мужчину передать плату кондуктору, предупредив, давая ему деньги, что билета ей нужно только два. Деньги стали стремительно переходить из рук в руки, и скоро Тамаре передали ее билеты вместе со сдачей. Она пересчитала сдачу и нахмурила брови: вместо положенного рубля кондуктор ей отправил девяносто копеек. Не успел Артем моргнуть глазом, жена его вдруг врезалась в толпу и, рассекая ее, устремилась к передней площадке. Раздвигая людей локтями и наступая на их ноги, путаясь в своей длиннющей нутриевой шубе, она пробивалась вперед, к кондуктору. На нее шикали, бурчали, толкали ее в спину, но она на реакцию пассажиров не обращала ровно никакого внимания. Артем встревоженным взглядом провожал быстро удаляющуюся норковую шапку жены, то и дело елозившую на ее голове из стороны в сторону, и поражался, что из-за столь ничтожной суммы как десять копеек супруга бросилась на разборку с кондуктором, причем рискуя потерять свой головной убор, изодрать в клочья шубу, стоившие гораздо больше недостающей суммы. Отдавая должное неоспоримой по сути правоте своей жены, ему было и жалко Тамару, с трудом преодолевающую препятствия, столбами стоявшие на ее пути к передней площадке, и досадно от ее мелочности, и смешно при виде маячившей шапки супруги, то съезжающей у нее набекрень, то надвигающейся ей на глаза. Впрочем, смешно ему было отнюдь не долго. Добравшись, наконец, до требуемого объекта, Тамара что-то в резкой форме сказала кондуктору и раскрыла перед той свой кулак. Кондуктор молча с равнодушием запустила руку в свою сумку и, достав из нее полную пригоршню мелочи, выбрала одну монету, протянула возмущенной пассажирке.
- Понравилось дурить людей, - послышался голос Тамары, на нее покосились пассажиры.
- Ладно вам, девушка, из-за десяти копеек скандал раздувать, - пассивно, но  громко огрызнулась кондуктор. Пассажиры энергичнее стали вытягивать шеи, поворачивать головы на шум.
- Легко вам сказать: из-за десяти копеек, - повысила голос Тамара. – Мне  не сдали десть копеек, другой, третьей… Для вас десять копеек – ничто, вы за смену и больше насшибаете, а для меня десять копеек – деньги. – Она говорила не снижая голоса, и ее слышали все. – Я деньги не кую, не отливаю и не  рисую. – Договорив, она резко развернулась и, взмыленная, раскрасневшаяся, начала пробираться назад, к мужу, расчищая себе путь рукой, точно шла не по салону троллейбуса, а по зарослям тростника. Впрочем, пассажиры на нее уже не шипели, не ворчали, не толкали  в спину и даже учтиво расступались при ее приближении. При этом весь троллейбус глазел на нее, во взглядах обывателей переливались любопытство, недоумение и сочувствие. Но стоило ей приблизиться к супругу, взоры попутчиков синхронно вонзились в него, в этих взорах теперь было осуждение и холодное презрение. «Жлоб! Вымуштровал бедняжку-жену: видимо, из-за десяти копеек три шкуры с нее снимет..!» - читал Артем в их глазах. Выдерживая на себе эти пронизывающие осуждающие взгляды, он чувствовал себя так, словно сидел на горячих углях. От стыда готов был провалиться под днище троллейбуса и чтобы не сконфузиться еще больше, устремил свой невидящий взгляд в расписанное морозными узорами окно. Он мысленно осыпал жену градом самых грязных ругательств,

-  202  -
какие только приходили ему на ум. А едва троллейбус подъехал к остановке и двери распахнулись, выскочил из него бледный от негодования.
- Куда ты? Нам на следующей выходить! – вскричала Тамара и, видя, что муж уже на улице, выпорхнула из транспортного средства вслед на ним.
- Нам же на следующей остановке нужно было… - пролепетала она.
- Пешочком прогуляешься! – зло выпалил ее супруг. От стыда у него еще не восстановилось сбитое в троллейбусе дыхание, продолжало гореть лицо и учащенно биться сердце, он дрожал злобной дрожью и не мог подобрать слов похлестче, которые ввели бы жену в смущение и повергли бы ее в осмысливание своей выходки. Но когда с десяток обывателей, точно пылесосом, затянуло, наконец, в троллейбус и остановка опустела, он суровым взглядом посмотрел на нее в упор: - Не стыдно?
- Почему мне должно быть стыдно? – с напускным удивлением сказала Тамара, глядя на него холодным, саркастическим взглядом.
- Да потому! – крикнул ей в лицо тот. – Молодая, сытая, вся в мехах, в золоте… Из-за десяти копеек… Что тебе эти десять копеек – жизнь продлят..?
Тамара потупила взор, и всю дорогу до дома шла потупленная и нахмуренная, не удостаивая супруга ни единым коротким словом, ни быстрым косым взглядом, точно эпатировал и осрамил ее он, а не наоборот.  Весь день Тамара с ним не разговаривала, не смотрела на него, словно не замечала его вовсе – вела себя так, будто находилась в совершенном одиночестве. Подумав, что, вероятно,  разговаривал с ней на остановке слишком грубо, Артем решил сделать шаг к заглаживанию ее неприятного впечатления от этого тона, которое у нее, по-видимому, осталось, но примирительные его фразы отлетали от сердца супруги, как мяч от воротной перекладины, Тамара упорно молчала. Вечером, когда она, лежа в постели, смотрела телевизор, Артем вновь решил сдвинуть дело с мертвой точки и, положив руку на плечо супруги, самым дружелюбным тоном предложил ей пить чай.
- Отстань! – огрызнулась та и отстранилась от него, отвернулась лицом к стене.
- Лучше бы ты не противилась, - заметил Артем, - ведь так или иначе, но нам придется мириться – спать-то нам все равно предстоит  вместе, на одном диване.
- Нечего тебе спать со мной на диване, - неприступным тоном заявила супруга.
- Где же мне в таком случае спать? – несколько опешил Артем.
- Где хочешь!
- Хорошо, - рассеянно сказал супруг, все его примирительное настроение мигом испарилось.
Решительными скорыми движениями он постелил себе на полу и лег, питая надежду, что вдруг дрогнет ожесточенная душа Тамары, смягчится  зачерствелое сердце,  и призовет она его на диван, - сделает шаг к примирению. Но не тут –то было. Проснулся он под утро, коченея от холода, зуб на зуб у него не попадал, тело было покрыто муражками. Он вскочил со своей ледяной постели, в полумраке злобно воззрился на распластавшуюся по всему дивану безмятежно спящую с лицом ангелочка Тамару, покрытую одеялом лишь по пояс, дотронулся до ее плеча.
- Чего тебе? – враждебно проскрежетала та сонным голосом, глаза ее сверкнули злобой.
- В…воо…бще-то я з…з…замерз, - с трудом вымолвил супруг, челюсти его не могли сомкнуться ни на мгновение, все прыгали в неудержимой дрожи, - п…по…подвинься, - и прибавил в уме: «чурбан бесчувственный!».
Тамара не шелохнулась, продолжала лежать посередине дивана, отвернула с недовольным выражением лицо к стене. Без долгих колебаний Артем небрежно продвинул ее тело к стене и бросился на диван, забрался под одеяло с головой.
Утро вселило в Тамару благодушное настроение. Глядя телевизор, она всячески

-  203  -
старалась его продемонстрировать, улыбалась и часто смеялась глухими отрывистыми звуками, однако была настроена категорически против всякого общения с мужем, и продолжала делать вид, что не замечает его, а при  случайном пересечении своего взгляда с его взглядом неизменно хмурила брови. Чувствуя себя изолированным , Артем ощущал досаду. Ему было невмоготу тоскливо, неприступный вид и упорное молчание жены вызывали в нем недоумение и негодование, такого рода бойкоты всегда оставались для него дикими, чуждыми и непонятными, однако он заставлял себя надеяться, что лед в её сердце  вот-вот тронется и их отношения нормализуются. Его надежда не оказалась ложной. К его изумлению, Тамара сама отважилась пойти на мировую, хотя всем своим видом и показала, что делает супругу одолжение.
- Я ужасно соскучилась по винегрету, - вдруг обыденным тоном сказала она, - а у нас свекла кончилась. Сходим – купим, а заодно и прогуляемся?
- Конечно, - с готовностью воскликнул супруг, обрадовавшись, что наконец-то, она образумилась и взяла курс на восстановление полноценных супружеских взаимоотношений. Они принялись одеваться, как ни в чем не бывало дружелюбно разговаривая и безобидно подтрунивая друг над другом.
Их перемирие продлилось недолго. Рядом с еще незажившей от вчерашней выходки супруги царапиной на сердце Артема внезапно образовалась глубокая и болезненная рваная рана. На этот раз жена ошарашила его неожиданным импульсивным обнажением своего маниакального пристрастия совершать кражи, видимо, генетически перенятого ею от отца. Подойдя к одиноко торгующей возле магазина маленькой морщинистой старушонке, расположившей на пустом деревянном ящике морковь, лук, чеснок, яблоки, свеклу и другой нехитрый товар, Тамара попросила ее взвесить  килограмм свеклы. Старушонка, видимо, решила не рушить аккуратно выложенные на ящике пирамидки из продуктов, и нагнулась, судя по всему, к своей кошелке – контроль за сохранностью пирамидок стал на мгновение для ее мутных плоховидящих глаз невозможным. В этот миг лицо Тамары вдруг приняло алчное выражение, и она проворно уменьшила пирамидку из больших желтых с красными пятаками яблок на одно, торопливо бросила его в свой пакет. Артем был шокирован, с широко открытыми глазами и приоткрытым ртом он застыл на месте, будто проглотил это, украденное Тамарой, большое яблоко и оно застряло у него где-то в глотке, что-то сотрясалось в его душе, но, кое-как сдержав себя, в присутствии старушки устраивать гневной сцены не стал. Едва супруга расплатилась за свеклу, он, ведомый ожесточёнными мыслями, большими быстрыми шагами понёсся прочь от этого места, слыша за своей спиной торопливое семенение Тамары, ее частое тяжелое дыхание. Зайдя за угол магазина, стал, как вкопанный и резко повернулся к ней. Охваченный яростью, он не находил слов, и медленно надвигался на жену, в его глазах горел зловещий огонь.
- Яблочек захотела?! – задыхаясь от гнева, каким-то не своим, низким с хрипотцой, голосом произнес он.
- Да – а что? – с ноткой вызова ответила Тамара. В ней было столько наглости, циничности и ехидства, что Артем на миг ощутил желание взять ее за шиворот и с силой ткнуть носом в снег.
- Если ты сейчас же не заплатишь этой бабушке за украденное тобою яблоко, я тебя дома просто – напросто высеку – вот что! Ты – чудовище, - прибавил он после паузы.
- И что я ей скажу: за что плачу? – лицо Тамары неприязненно сморщилось.
- Скажи, что она сдала тебе сдачи больше, чем требовалось – возвращаешь! – рявкнул супруг. – Ума хватает только на воровство.
Тамара опалила его бешенным взглядом и, круто повернувшись, с недовольным выражением лица зашагала к торговке. «На ком я, идиот женился!..» - ворошил свою горечь и боль Артем, глядя ей вслед; впрочем, тут же поймал себя на мысли, что такие

-  204  -
несносные пороки Тамары – прежде всего, результат нелепого родительского воспитания, и решил, что любыми путями перевоспитает супругу чего бы это ему не стоило. Несколько овладев собой, он поспешил вслед за женой, и купил у старушки все имеющиеся у нее в наличии яблоки. А во время прогулки, невзирая на внешнюю пасмурность и неразговорчивость супруги, прочитал ей непродолжительную лекцию на тему сосредоточенности духа и формах духовного воздействия на исполнение требований морали, которая, к его досадному разочарованию, вошла Тамаре в одно ухо и вышло в другое.
Хотя Тамара теперь и воздерживалась от совершения беспримерно фривольных, омерзительных деяний, - сторонилась этих соблазнов она отнюдь не из внезапного просветления в сознании, очищения души и вследствие чистосердечного раскаяния в грехах сознательного становления своего на стезю праведную, а лишь в силу неумолимого давления на нее со стороны супруга. В моменты появления случайных возможностей украсть, как бы вымаливая у него санкцию на проведение  ничтожного противозаконного акта, путем обольщения она старалась аккуратно надломить его волю, пленить дух, заворожить разум и даже рисковала делать осторожные попытки склонить его в свои пособники. Ему периодически приходилось выкорчевывать ее изъяны, словно трухлявые пни, и всякий раз это врачевание оборачивалось для него в умственное переутомление и эмоциональный стресс. Тамара же из его нотаций ровно ничего для себя не черпала, принимала сентенциозно-патетические изречения супруга об общечеловеческих ценностях с издевательской ухмылкой, а в пол-уха выслушав его проповеди , корчила на лице недовольную мину, после чего, в знак непокорности, как правило, начинала вредничать, брать мужа на измор своим упрямым молчанием.
Окончательно убедившись, что общепризнанные и общедоступные нормы морали для Тамары не что иное, как элемент мистификации и до седых ее волос останутся ею презираемы и раздраженно отторгаемы, а духовное и ментальное перерождения ее маловероятны, Артем с тяжелым сердцем на сей счет заключил, что слова великого писателя: «рожденный ползать летать не может» - как раз применимы к его супруге. Почувствовав вдруг во всем своем организме неоправданную разбитость, нервное истощение и ощутив к Тамаре прилив ледяной ненависти, он стал одержим желанием проводить некоторое время вне дома и вне семьи, чтобы хоть изредка не видеть нахмуренной с крепко сжатыми губами физиономии тщеславной недалекой сварливой супруги, ее ядовитой ухмылки и язвительной насмешки, не слышать ее едких поддевок и колких ехидных подтруниваний – не нести на себе крест ее бездушности.



*   *   *

Точно угадав на расстоянии его желание и по-мужски поняв, тесть вызволил его из депрессивного заточения.
- Готовься в дорогу, - почему-то снисходительно усмехнувшись, сказал Виктор Дормидонтович, позвонив ему по телефону, - завтра уезжаете: с Прохорычем поедешь, моим компаньоном, о котором я тебе рассказывал и с его оболтусом, Андрюшей. Поедите в Челябинск – там сейчас на запчасти для всех модификаций «Газ» аховый спрос. Мы тут с Прохорычем уже погрузили товар в его машину. В Челябинске у него есть какая-то родня – переночевать будет где. Прокатитесь по магазинам, авторынкам и дня через три приедете назад. Приходи ко мне завтра в шесть утра полностью собранным в дорогу – тут вместе с ребятами все обсудим.
- Хорошо, утром буду, - обрадовался Артем и, поблагодарив его, положил трубку, облегченно вздохнул.
-  205  -
- Кто звонил? – полюбопытствовала Тамара.
- Твой отец, - ответил Артем, и посветил ее в свой разговор с тестем.
- Хм… - озадачилась та. – Если ты уедешь, я поживу у своих родителей – скучно будет одной да и страшно.
- Конечно, - согласился супруг, - об этом не может быть и речи.
- Хм… - снова озадачилась Тамара. – А как же быть с деньгами, которые нам подарили на свадьбу и которые у нас хранятся в ванной комнате: вдруг произойдет пожар, соседи затопят, вор залезет в квартиру – все может быть?
- Да, действительно, - задумался было Артем.
- Придумала! – оживилась Тамара, - я завтра же положу деньги в коммерческий банк под проценты – тебе они все равно пока для бизнеса не нужны, раз мой отец будет тебе на реализацию давать товар, а как они  потребуются, сразу сниму. Управляющая «Агропромбанка» живет по соседству с моими родителями – надежно. Как тебе моя идея?
- Ты умница! – одобрил супруг, доверчиво проглотив ее басню.
Начались его сборы в дорогу.
Утром в назначенный тестем час он приехал к нему. Виктор Дормидонтович был свеж и бодр, пребывал в прекрасном расположении духа, и находился в компании двух мужчин. Один из них, низенький и щупленький лет пятидесяти семи с плутоватым видом и явно выраженной в его линии поведения манерой искусно подыгрывать собеседнику, и был его компаньон, Константин Прохорович; другой – среднего роста коренастый и упитанный с добродушным открытым взглядом мужчина лет тридцати, Андрей, был сыном Константина Прохоровича. Мужчины оживленно беседовали и пили чай. После того, как Виктор Дормидонтович представил зятя своим гостям, те с присущим им, как оказалось впоследствии, дружелюбием простодушно – бесцеремонно вовлекли Артема в обсуждение предстоящей поездки, чем сразу расположили его к себе. Выслушав напоследок небольшой инструктаж Виктора Дормидонтовича, все поднялись со своих мест.
Новые знакомые Артема и впрямь оказались людьми простодушными и словоохотливыми. Всю дорогу до  Челябинска они неустанно делились своими курьезами в коммерческой деятельности, ведали о самых запоминающихся сделках, весело сыпали смешные остроумные анекдоты. С ними Артем чувствовал себя комфортно и бодро.
Однако,  резвость их языков в корне отличалась от резвости  действий. Приехав в Челябинск, прекраснейший уральский город, виды на постоянное местожительство в котором спутники Артема, как оказалось, уже давно имели, они большее время уделяли потаканию своим личным интересам. На с трудом отыскиваемых рынках и в магазинах автозапчастей они подолгу выведывали у продавцов, в полной ли мере администрация области заботится о своих гражданах; какой из районов города является престижным, а какой захудалым; сколько стоят квартиры и дома, какую сумму в среднем составляет квартирная плата и прочие виды коммунальных услуг, наводили справки о местных предприятиях и выпускаемой ими продукции, интересовались каналами телевидения и радиовещания, транслируемыми в регионе, справлялись и о наличии в городе местных средств  массовой информации; осведомлялись даже о том, как стражи порядка обходятся с обывателями, попавшими в медицинский вытрезвитель, - и лишь вскользь, как бы за одно, раз уж приехали, любопытствовали, в каких запасных деталях для автомобилей «Газ» нуждается данный продавец или магазин, а выяснив - предлагали. Артема раздражала их болтливость, он негодовал по поводу их нерасторопности, но, сочтя верхом неблагодарности подвергать своей резкой критике действия этих безвольных безответственных, однако ж добродушных простолюдинов, относящихся к нему, как к давнему другу, предпочел оставаться с ними исполненным лояльности и лишь сдержанно замечал им, что желательно побыстрее управиться с работой, на что те менее всего реагировали.

-  206  -
Через неделю они вернулись в родной Томилино, так почти ничего из запасных частей и не продав.
- Как же так, - недоумевал Козерог, - в Челябинске сейчас на запчасти для «Волг» и «Газелей»  такой ажиотаж, такой бешенный спрос…
- Все забито, Дормидонтыч, - твердо заверил его Константин Прохорович, - облазили все рынки, все магазины – ничего не нужно, хоть ты лопни…
- Может быть и был ажиотаж, - поддержал отца Андрей, - но затем, как пронюхали коммерсанты эту ситуацию, начали чалить туда товар грузовиками.
Артем слушал их ложь, и с досадой сознавал, что они не посетили и десятой части всех требуемых торговых точек Челябинска при том, что проделали путь до него и обратно расстоянием в шесть тысяч километров.
И вновь он вынужден был окунуться в семейную безрадостную рутину.
Впрочем, Виктор Дормидонтович не позволил ему засидеться. Через неделю он вновь ниспослал зятю приятную неожиданность. Он позвонил ему по телефону и важным, покровительственным тоном известил  о предстоящей командировке.
- Опять с теми же? – с деланным равнодушием спросил Артем, обреченно закусив губу.
- Нет, не с теми, - сказал Козерог, - те готовятся к переезду в Челябинск: бегают по ЖЭКам, по нотариусам, квартиру свою продают… Поедешь с другими ребятами – я тебе о них как-то рассказывал: которые в рыбколхозе свиней выращивают – Кузьма  Рябой и сын его, Митрофан. Приехали, черти полосатые, ко мне сегодня ночью, глаза у обоих по семь копеек: «Займи денег. В Сыктывкаре запчастей на «Волгу», «Жигули» и «Москвич» шаром покати!  Можно заработать сто процентов, как с куста, если товару отвезти, а денег сейчас, как назло, нет». Ну я им согласился помочь – мужики путевые, и ненавязчиво говорю :  место-то у вас в машине останется – зятя моего может заодно зацепите?. – «Конечно,  говорят, какой разговор». Так что, в шесть утра ко мне приезжай – ребята будут уже у меня. Я им денег дам и тебе: вместе с ними на оптовом рынке затаришься запчастями, и сразу в путь.
- Спасибо, но мне денег, наверное, не потребуется, - предположил Артем, - Тамара,  я думаю, с книжки снимет.
- Зачем их снимать, - величаво – спокойно возразил ему тесть, - пусть лежат себе на книжке, пусть проценты на них капают. Тебе я денег всегда одолжу – деньги у меня есть.  А продадите товар – рассчитаешься, лишок себе оставишь.
- Хорошо, - согласился  Артем, - пожалуй, вы правы.
На другой день в условленное с тестем время Артем явился к нему. Теща еще спала,
Виктор Дормидонтович подчевал чаем двух мужчин. Один из них,  с настороженно-хитрым видом, сильно прищуренным вследствие какой-то травмы левым глазом и большими руками с огрубевшей кожей толстяк лет пятидесяти трех и был Кузьмой Рябым; рядом с ним на стуле сидел его сын, Митрофан – светловолосый кудрявый здоровяк лет двадцати пяти с большими круглыми глазами, заметно выпиравшей вперед нижней челюстью, туповатым выражением лица и заторможенным взглядом. Когда Артем вошел в кухню, незнакомцы покосились на него холодными пренебрежительными взглядами , как смотрят обычно на лиц с социально-отклоняющимся поведением и, небрежно  представляясь, поочередно  подали ему вялые  руки для скрепления знакомства, после чего вновь стремительно обратили взоры, исполненные трепетного уважения и сосредоточенности, на своего благодетеля. Артем внутренне почувствовал, что тесть охарактеризовал его своим знакомым не лучшим словом, однако видом этого не выказал и, стараясь вести себя естественно и непринужденно, сел на стул, вслушался в уже шедший между тестем и его гостями разговор, из которого сразу понял, что если Рябой и его сын в вопросах  животно -


-  207  -
водства и были более или менее компетентны, то в вопросах коммерции оставались капитальнейшими дилетантами.
- Зарядите детали покупателю сначала подороже, - наставлял Виктор Дормидонтович, обращаясь главным образом к жадно ловившему его слова Кузьме, - потом, если что, снизите цены процентов на пять – десять, - я говорю нутрированно, - потом еще подвиньтесь процентов на десять – главное, чтобы вам хоть немного прилипло деньжат, чтобы самим в накладе не остаться.
- Да, да, главно, чтобы нам было хоть немного выгодно. Жадничать-то мы, конечно, не будем, драть с них не по-людски, но… Главно, чтоб не остаться, на хрен, в накладе, главно, чтобы не зазря съездили. Разведку произведем, а там – как ты, Витек, давече сказал – может и почву набьем и впредь будем возить детали в один город одному солидному заказчику, - подхватил Кузьма, примешивая к звуку «г» звук «х»  в словах, имеющих букву «г».
- Конечно, конечно, - одобрил Козерог, - все дела так и делаются: взял у человека заказ и затариваешься; затарился – звонишь ему и говоришь: «везу товар – готовь наличку»; приехал к нему, скинул товар, получил деньги, и снова бери заказ, - в эту нехитрую технологию он посвящал Рябого в третий раз. Предостерегающе понизив голос, прибавил: - И смотрите в оба – чтоб гаврики какие на хвост вам не сели. Они сейчас этим только и живут – орудуют на трассах в полный рост… Хорошо, если только ограбят, а то еще и… Аккуратнее!
- Да, да, аккуратность – прежде всего, горячо воскликнул Кузьма, сведя брови и, как бы подчеркивая свою перед ним послушность, обвел строгим взглядом сына и Артема: - Смотрите, ребятки, по сторонам: если что приметите подозрительное… лучше переждать, на дно упасть, а то и улизнуть, в милицию обратиться за помощью, чем…
Довольный его реакцией на свое  предостережение, Виктор Дормидонтович удалился из кухни и через минуту – другую вернулся с несколькими пухлыми пачками российских рублей.
- Вот тебе, Кузьма, десять штук – как ты и просил, - сказал он, ложа на стол перед Рябым три пачки денег, - пересчитай.
- Ну что ты, Дормидонтыч!.. – обиженно протянул тот, однако неодобрительно крутнул головой и, точно  делая это против своей воли и только для того, чтобы угодить Виктору Дормидонтовичу, принялся пересчитывать одалживаемые ему банкноты, часто смачивая большой и указательный пальцы правой руки громкими плевками.
- Тебе семь штук хватит? – обратился Виктор Дормидонтович к зятю.
- Мне хватит и пяти, - подумав, ответил Артем, - на первый раз. Если съездим удачно, в следующий раз можно будет на большую сумму загрузиться.
Но в этот день ему не суждено было потратить на приобретение запасных деталей и этих, одолженных у тестя, пяти тысяч. Приехав на центральный оптовый рынок автомобильных запасных частей, Кузьма и Митрофан заметно занервничали, напряглись, насторожились, начали опасливо озираться по сторонам, будто несколько минут тому назад, когда они спускались от Козерога в неосвещенном подъезде, какие-то остервеневшие ганстеры уже пытались набросить им на головы мешки и, угрожая острыми кинжалами, очистить их карманы.
- Что-то вон тот амбал в спортивной шапочке на нас уставился!.. – в испуге прошипел Кузьма.
- Тебе, наверное, показалось, - дрожащим голосом ради собственного успокоения проговорил Митрофан.
- А тех троих мордоворотов не знаете – тоже вылупились на нас? – не унимался Кузьма.

-  208  -
- Н-нет, слабым голосом отозвался Митрофан. Потешаясь над ними в душе, Артем, на свою голову, решил напугать их своей вымышленной на ходу шуткой, и с серьезным видом сказал: - Это, по-моему, бандюги: они здесь, на рынке, постоянно крутятся – видимо, высматривают жертву.
- Эх, коммерция эта поганая! Работал себе спокойно, выращивал свиней – горя не знал, никого не боялся… Черт меня дернул!.. – завопил Кузьма, но тут же сам себя успокоил, хотя все еще продолжал стрелять глазами, полными панического страха, по сторонам: - ну, ничего,  народу здесь много – здесь не осмелятся грабить.
Его довод их несколько приободрил, они храбро направились в торговые ряды. Пока  бродили по рынку Артем по их просьбе все время находился в машине в качестве ее сторожа. Наконец Кузьма с Митрофаном вернулись, волоком за собой таща большие наполненные запасными деталями мешки. После того, как уложили мешки в свой полупроржавевший «Жигуленок», Кузьма обеспокоено воззрился на Артема: - Ты уж, Артем, не долго выбирай себе товар.
Артем взял две своих большие сумки и шагнул в торговые ряды. Но не прошло и десяти минут, его тронули сзади за плечо.
- Артем, скорее, скорее! – молящим голосом вскричал Кузьма, - сейчас тут нарисуемся – точно кто-нибудь на хвост нам наступит.
- Я же не «черный плащ», - рассердился тот. – Нужно найти детали и покачественнее и подешевле; к тому же, я на рынке не один – везде, видите, очереди.
- Ну, мы тебя ждем в машине, - взволнованно промолвил Кузьма и торопливо втесался в поток обывателей. Но не прошло и пяти минут, к Артему подлетел Митрофан.
- Ну что ты копаешься! - сказал с укором , - быстренько нашел нужную деталь, быстренько расплатился и тащи сумки в машину…
- А что же вы не быстренько необходимое покупали, а суетились, выбирая товар, битых полтора часа? – вскипел Артем.
- Давай быстрее, - обронил Митрофан, и умчался к их машине. Не прошло и следующих пяти минут, поторопить Артема принесся Кузьма, весь посиневший от страха. Через каждые три-пять минут, подменяя друг друга, они подскакивали с вытаращенными глазами к Артему и, вставая у него за спиной, начинали ранить его слух своим нытьем, не позволяя тому ни как следует рассмотреть покупаемый  товар, ни полностью пересчитать его. Поняв,  что они, как назойливые мухи, не оставят его в покое, Артем в сердцах выругался и, поклявшись себе, что имеет дело с этими трусами в первый и последний раз, решительно уселся в их машину, нервно покусывая нижнюю губу, безнадежно бросил между своих ног сумку, наполненную запасными частями только лишь на сумму в две с половиной тысячи рублей.
Всю дорогу до Сыктывкара Кузьма с Митрофаном, в основном, молчали, слушали молодежный канал радио, и опасливо озирались по сторонам, оглядывались то и дело назад, останавливались на привал строго в населенных пунктах, кишащих людом.
Приехав, наконец, через двадцать два часа ранним утром в славный и красивый город Сыктывкар, позабыв о своей усталости, они приступили мужественно колесить по этому городу в поисках рынков и магазинов, предназначенных для торговли автомобильными запасными частями, за что Артем проникся к ним неким уважением. И  хотя в Сыктывкаре они робкими взглядами стреляли во все стороны еще резче и чаще, в каждом, задержавшем на них взгляд, видели грабителя и проходимца, поскольку им все время мерещилось, что их кто-то взял на заметку, выслеживает и преследует, едва продав часть своего товара и лихорадочно пересчитав полученные за него деньги, от торговой точки стремительно, чуть ли не в панике уносили ноги, задыхаясь и бесконечно крутя головой по сторонам, а запрыгивая со скорого бега в свой автомобиль, с пробуксовкой колес и визгом сцепления срывались с места и принимались описывать по городу круги,

-  209  -
совершать хитрые маневры, запутывая свои следы, выжимая из старенькой машины скудный ресурс имеющихся в ней силенок, к концу первого дня пребывания торговцев в столице Коми большая часть салона машины от их мешков с запасными частями была освобождена, сумки же Артема опустели вовсе. Вечером, припарковав машину в освещенном дворе, недалеко от отделения милиции, они прямо в автомобиле поужинали и, прогрев салон печкой, улеглись спать. Однако, беспробудно и безмятежно поспать им в ту ночь не удалось. Не успевали они откинуться на  разложенные сиденья и погрузиться в забытье, двигатель машины остывал и не выделял тепла, через всевозможные щели и поизносившиеся дверные уплотнители в салон проникал зловещий ледяной воздух, и в нем становилось невыносимо холодно, - Митрофан, спящий за рулем, недовольно ворчал и вновь запускал двигатель. Урывками, по двадцать-тридцать минут, продремав всю ночь, торговцы встретили утро измученными, дрожащими от холода. В очередной раз прогрев двигатель, согрелись, умылись на улице имеющейся в канистре стылой с мелкими кристалликами льда водой, проглотили по холодному зачерствевшему бутерброду с колбасой, и продолжили неотступно преследовать свою цель. Погода в тот день заметно подпортилась. Бесновала вьюга, свистящая белая мгла закрывала солнце и небо; ночью мокрым снегом припорошило дороги, а под утро ударил мороз – из-за очень слабой видимости и гололедицы машины ползали по городу по-черепашьи. Но это обстоятельство ничуть не утолило жажды Кузьмы и Митрофана поскорее покончить с делом, тем самым завершив свое пребывание в чужом городе; более того, подстегнуло их к еще более динамичному поиску торговцев, занимающихся куплей-продажей автомобильных запасных деталей, навело их на мысль значительно снизить цены на свой товар, ибо и так они уже поимели приличный барыш. И к вечеру все их запасные части были проданы.
Домой, в Томилино, Кузьма  предложил ехать утром следующего дня хорошо отдохнувшими и выспавшимися.
- В машине мы не отдохнем, а только снова измучимся, - заметил Артем. – Минутах в пяти езды отсюда, с правой стороны после пересечения с круговым движением, находится гостиница, а метрах в ста от нее располагается платная охраняемая автостоянка – я обратил внимание. Думаю, воспользоваться ими – самый оптимальный вариант.
- О, нет, мы – пас, - в один голос загалдели Кузьма с Митрофаном, - сейчас на гостиницу деньги убухаем, на стоянку… и отдых роскошью покажется. Если б все стоило рубля по три, а то… На хрен нам нужен такой отдых.
- Лучше сейчас подъедем к какому-нибудь КП ГАИ, да и поспим не хуже, чем в гостинице, хе-хе…, - заверил Артема Кузьма.
- И бесплатно, - весело добавил Митрофан. Он запустил двигатель, и повел машину к выезду из города по направлению в Томилино. Уже через десять минут за окном промелькнул щит с надписью: «Доброго пути!» - и Митрофан съехал на обочину, остановился, не доехав метров двадцати до контрольно-пропускного пункта ГАИ. Возле закрытого шлагбаума в полной боевой экипировке с автоматами курили двое блюстителей порядка. Артем с Митрофаном направились к ним, и Митрофан спросил их, можно ли провести ночь близ поста ГАИ.
- Ночуйте, - буркнул один из них, - жалко что ли.
Хотя Артем обрадовался его ответу не меньше Митрофана, все же счел нелепым и глупым заработав в два дня несколько тысяч, на восстановление физических своих сил и проведение ночи в нормальных человеческих условиях жалеть каких-нибудь несколько десятков рублей.
- Ну что, поедете в гостиницу? – обратился он к Кузьме, сев в машину.
- Нет, нет, - отрицательно закрутил головой тот, - деньги спускать налево и направо… - мы сюда не для этого приехали. Ты, Артем, если хочешь, езжай в гостиницу, а утром приедешь к нам – мы тебя подождем.
- В котором часу мне приехать сюда?
-  210  -
- Часиков в десять утра. Или в девять.
- Лучше в девять, - вмешался Митрофан.
- Хорошо, в девять утра я буду на этом месте, как штык, - пообещал Артем и, пожелав им спокойной ночи, направился к остановке.
- В девять! – крикнул ему вслед Митрофан. Одобрительно кивнув ему  головой,  Артем  запрыгнул на подножку уже трогающегося с места автобуса.
Номер, в котором устроился Артем, был далеко не шикарный, третьего класса, и размеры его не достигали и шести квадратных метров, но зато в нем было очень тепло, уютно и безукоризненно чисто; к тому же, в нем имелись туалет, ванная комната с небольшой сидячей ванной и вся самая необходимая мебель: шифоньер, стол с двумя стульями и заправленная кипельно белым накрахмаленным постельным бельем широкая массивная  кровать, на полу во весь периметр комнаты лежал идеально вычищенный ковер, на столе стояли будильник и пепельница. Приняв горячий душ, Артем завел будильник, и  сразу провалился в глубокий сон.
От настойчивого трещанья звонившего утром будильника он отличил частый стук тяжелых капель о стекло. Быстро поднявшись, выглянул в окно: шел не по-зимнему сильный дождь, всюду реяли зонты прохожих. Времени до встречи с Кузьмой и Митрофаном оставалось достаточно, но он  не хотел заставлять их себя хоть сколько-нибудь ждать, и потому решил отправиться к ним пораньше. Сдав номер коридорному администратору, вышел из гостиницы.
На условленное со своими партнерами место он прибыл уже в начале девятого утра. Но странное дело: светло-зеленого «Жигуленка» с томилинскими номерными знаками на знакомой, покрытой слоем щебенки, обочине не было. В машинальном испуге Артем подумал, что приехал не туда, куда нужно было, но тут же,  оглядевшись по сторонам, понял, что находится именно на том месте, куда и следовало ему явиться.
- Ничего не понимаю, -сказал обеспокоено, - неужели ухали без меня, неужели не стали ждать? Но этого не может быть. – Подумав, что партнеры, вероятно,  отъехали куда-нибудь в туалет, магазин, закусочную или на  заправочную станцию, он решил их ждать. А между тем, дождь полил, как из ведра. Спортивная шапочка, короткая кашемировая куртка быстро намокали, ботинки на глазах разбухали, джинсы липли к ногам.
Прошел час. С напряженным до боли вниманием Артем стал высматривать кругом светло-зеленую «двойку», но таковая ни с какой стороны к посту ГАИ не приближалась.
- Шутить изволят? – чувствуя неладное, сердито сказал он вслух, - десятый час попер, а их все нет… - Вдруг он подумал, что Митрофан вслед ему, возможно, крикнул «в десять!», а не «в девять!», но тут же заверил себя, что не мог ослышаться. Впрочем, сомнения его одолевали. И он решил ждать компаньонов еще час. А дождь все не утихал. Одежда была уже мокрой и липла к телу, в ботинках хлюпало, а резкий ледяной ветер свистел, проносясь над снежной кашицей, и прохватывал его насквозь. Его сильно лихорадило, губы неистово дрожали и он не мог унять эту дрожь.
В десять часов светло-зеленая «двойка» так же ни с какой стороны вдруг не вывернула. Артем оптимистически предположил, что компаньоны его опаздывают – отъехали куда-нибудь, да машина их по дороге поломалась. Приободрившись этой версией, он решил подождать их еще час-другой, однако не посчитал за лишнее обратиться к сотруднику ГАИ, по-видимому, недавно заступившего на пост наряда, стоящему возле шлагбаума и укрытому плащ-накидкой, с вопросом, не видел ли тот случайно утром стоявшую в двадцати метрах от КПП на обочине светло-зеленую «двойку».
- Не было тут никакой «двойки», - убежденно сказал высокий здоровенный сержант.
- А в котором часу вы приступили к несению службы – если не секрет? – спросил его Артем.
- В восемь утра, - безразличным голосом ответил тот. «Куда же они делись? –

-  211  -
озадачился Артем, отойдя от инспектора, - может быть им в очередной раз померещился грабитель – они и пустились наутек? Но ведь они уверяли, что возле поста ГАИ им будет спокойно. А если их и ограбили сами гаишники, или навели на них кого-нибудь из знакомых урок? Вряд ли – человеку, впервые увидевшему Рябого и Митю даже, наверное, и в голову не придет, что эти двое туповатых и откормленных, подобно боровам, мужиков могут располагать хоть сколько-нибудь значительной суммой. Если только гаишники обнаружили у них деньги во время проверки документов, осмотра автомобиля, их личных вещей, обыска…». В голове у него смерчем носился поток необузданных противоречивых мыслей и предположений, разрушая друг друга и сметая последние надежды. Но тут на него нашло озарение.
- Какой же я болван! – воскликнул он, осознав, что опрометчиво относил к числу вероятных подозреваемых в разработке концепции по причинению козни Рябому и Митрофану кого угодно, но только не себя, хотя по логике компаньонам внезапный отъезд его в гостиницу должен был показаться странным и подозрительным, насторожить их в первую очередь. – Неужели они могли подумать, что я смогу такое себе позволить… Дела!. – Он основательно укрепился в своем заключении, но против воли решил еще некоторое время подождать своих партнеров, делая последнюю ставку на авось. Промокший до нитки, ежась и потирая руки, продолжал стоять под дождем, не осмеливаясь попроситься погреться к инспекторам ГАИ внутрь контрольно-пропускного пункта; координировала его душевное равновесие лишь мысль о том, что заработанные им деньги надежно защищены целлофаном. Точно сжалившись над ним, дождь постепенно перестал, ветер утих, однако тут же стало подмораживать, в воздухе запорхали белыми бабочками тяжелые искрящиеся снежинки. От этой внезапной перемены в погоде Артему теплее отнюдь не стало, одежда его быстро замерзала, и уже  через полтора часа стояла на нем ледяным колом.
 Настал полдень, а знакомая светло-зеленая «двойка» ни с какой стороны на видимом горизонте так и не появилась.
- Кони педальные! – выругался Артем, и стремглав понесся к подъехавшему к остановке маршрутному такси.
Под мерное стучание колес пассажирского поезда при воспоминании о Кузьме и Митрофане над ним возобладала идея возмездия, но едва он вышел на перрон родного города, мстительное чувство колыхнулось в нём и тут же улеглось – их персоны он счел недостойными своей праведной жесткой реакции. Мысли его теперь переместились на скуднейшее положение своих родителей. Отец его, и без того не получавший свои заработанные деньги по несколько месяцев, теперь вовсе попал в списки сокращаемых с завода рабочих. Изо дня в день он мыкался по городу в поисках работы, обивая пороги всевозможных предприятий, но везде оставался невостребованным, чиновники от него шарахались, как от чумы – ссылаясь на его предпенсионный возраст, отказывали ему в трудоустройстве, точно немощному старику. И он, мучимый сознанием своей неполноценности как мужчины и непригодности как главы семьи, кормильца, не в силах привыкнуть к пустому беззаботному времяпровождению, буквально линял на глазах.
К родителям и направился Артем прямо с вокзала. Отсчитав им несколько крупных купюр и с превеликим трудом, не без помощи долгих уговоров настояв на том, чтобы родители приняли деньги, он с ними пообедал, и со спокойной совестью отправился к родителям Тамары, у которых во все время его отсутствия проживала супруга.
Дверь с недовольным выражением лица открыла Тамара и, неприязненно буркнув ему: «привет!», шмыгнула в зал, причина ее недовольства оставалась до поры для Артема загадкой. Войдя в зал, он вошел в атмосферу скрытого недовольства: с величаво-недовольным видом теща сидела в кресле, подобрав под себя ноги и,  лишь на миг оторвавшись от экрана телевизора, смерила его быстрым презрительным взглядом, еле заметно кивнула ему головой, снова уставилась на экран телевизора; Тамара, нахмуренная,

-  212  -
сидела на диване и на приветствие своего мужа, обращенное ко всем, даже не удостоила его взглядом, продолжала смотреть телевизор.
- Явился - не запылился! – с насмешливой укоризной вымолвил тесть, - Ну, рассказывай – где же тебя носило?
- Вообще-то меня носило в Сыктывкаре, - серьезно, с достоинством ответил Артем, чувствуя отвращение к занимаемой им не под стать своей безупречности оборонительной позиции, и продолжая стоять, поскольку присесть ему никем предложено не было.
- Хм… ребята приехали, а тебя где-то носит… . – Виктор Дормидонтович неодобрительно крутнул головой. – Ждали тебя, ждали…
- Значит плохо ждали, - загорячился Артем, и под пристальными недоверчивыми взглядами тестя, тещи и Тамары принялся рассказывать о том,  как он расстался с Кузьмой и Митрофаном, о чем договаривался с ними при расставании и как мок под дождем в тщетном ожидании их.
- Артем, ну какой им, скажи, резон врать? – выслушав его, усомнился Козерог, лицо у него болезненно сморщилось.
- Они сказали, что ждали тебя возле поста ГАИ до одиннадцати часов дня, - все с тем же величаво-недовольным видом степенно вставила Луиза Ярославовна,  обращаясь к зятю.
- Сам уж скажи, заврался, - неприязненно бросила мужу Тамара. Раздраженный враждебностью ее тона, ошеломленный сознательным желанием супруги навредить ему и слепо, без разбора данного инцидента высказать вслух свое порочащее его заключение, смущенный унизительностью подобного обвинения его во лжи, Артем оцепенел, словно получил пощечину, однако кое-как взял себя в руки и предпочел оставаться дипломатичным.
- А почему ты собственно веришь этим двум посторонним мужикам? -  спокойным тоном обратился  к Тамаре. – Почему не веришь мне, своему мужу – человеку, которого ты знаешь, как себя, с которым живешь, разделяя радости и невзгоды, и который ни разу не давал тебе повода для сомнений в моей честности..?
За неимением слов противопоставления его  веским аргументам Тамара с достоинством побежденной отвернулась от него, уперла взгляд в телевизор.
- Хватит вам лаяться, - снисходительно осклабился Козерог, всем своим видом показывая, что не придает уже особого значения этому инциденту, ибо что было, то уже прошло.
- А вы почему мне не верите? – продолжал Артем, скользнув решительным взглядом по теще и остановив его на тесте.
- Хм…э… - замялся тот. – Ну а какой резон им врать? Они нам все рассказали – все выглядит правдоподобно, их слова не вызвали у нас сомнений: ждали,  ждали тебя до одиннадцати часов дня, а тебя все нет и нет – они и поехали домой. Приехав сюда, в Томилино, как порядочные ребята, первым делом явились ко мне, вернули долг и рассказали о поездке.
- Да, они сказали, что приехали к нам прямо с дороги, - вставила Рыба, -  да по их виду и видно было.
- В котором же часу эти «порядочные ребята» явились к вам? – употребил главный свой козырь Артем, почувствовав, что пришло время пустить его в ход.
- Мн… сейчас скажу, - Козерог завел глаза к потолку, в задумчивости вытянул губы, коснувшись ими кончика носа. – Они приехали… они приехали… - забубнил  вдумчиво . – Они приехали ко мне… в два часа ночи! – почти выкрикнул, восторженный своей феноменальной памятью, - без пятнадцати.
- Без пятнадцати два ночи, - твердо повторил за ним Артем. – От Сыктывкара до Томилино в среднем двадцать два – двадцать пять часов езды. Если от двух часов ночи

-  213  -
вычесть двадцать два часа, то получится полночь. Вот в полночь они и выехали из Сыктывкара, хладнокровно оставив меня в незнакомом городе.
Тамара слушала его сосредоточенно, но все еще с недоверчивостью во взгляде;  величаво-насмешливые выражения лиц тестя и тещи изредка чередовались с тупым недоумением.
- Предположим, что ехали они в Томилино не двадцать два часа, а скажем, двадцать или даже восемнадцать, - продолжал возбужденно Артем, - предположим, гнали они  без единой остановки, давя педаль газа все время до упора, предположим, их чермет на колесах выдержал такое испытание, не развалился посреди дороги. Но и тогда получается, что отправились в обратный путь они не в одиннадцать часов дня, как сказали вам, а в шесть часов утра:  с девяти часов вечера, - то есть, с того момента, как я с ними расстался, - они продрыхли в машине до шести утра, а спозаранку, отдохнувшие, тронулись в путь.  Посудите сами: они утверждают, что ждали меня до одиннадцати часов дня; к вам приехали уже в два часа ночи – получается, что  расстояние в тысячу двести восемьдесят километров в гололедицу на своей лохматке с лысой резиной они преодолели за пятнадцать часов! Да такое возможно разве что шипованной «Феррари». Уж не выросли ли крылья у их автомобиля, как у пегаса…
- Хм… действительно, что-то здесь не так, - озадачился Козерог, начал, высоко подняв брови, поцарапывать затылок, что-то здесь не то…
- Значит они врут, - заключила Луиза Ярославовна; и Тамара тотчас переменилась в лице, словно вердикт, вынесенный ее матерью как последней инстанцией справедливости, освежил ей душу.
- Хм… вот-так дела! – задумчиво пробубнил Виктор Дормидонтович. -  Ну ничего – в следующий раз, как поедете, никуда от них не отходи ни на шаг, а то они… ну и архаровцы! Ну и учудили! А мне-то тут приехали – заливают!.. Ни на шаг от них не отходи. Так-то ребята они хорошие, порядочные… - сказал он, все время глядя невидящим взглядом в палас;  повернув голову к зятю, добавил: - так-то ребята они неплохие.
- Во-первых, вот ваши деньги, - Артем достал из кармана пачку банкнот и отсчитал от них пять тысяч, которые одалживал у тестя, протянул их ему. – Во-вторых, огромное вам спасибо за то,  что вы мне их одолжили!
- Да ладно тебе, - снисходительно улыбнулся Козерог, - чай свои люди.
- А в третьих, - продолжал Артем, - вы меня извините – может я  неправильно поступлю, если отмахнусь от вашей  доброжелательности, не воспользуюсь вашей протекцией, но я больше никуда ни с какими «порядочными, хорошими ребятами» не поеду, довольно с меня. Я и сам в состоянии  отвезти в другой город две сумки с товаром – хоть бы и на поезде.
- А это лучше всего, - согласился с ним Козерог, - сел в поезд, отвез товар, продал, назад приехал –и ни от кого  независим. Гм… Ну а как вообще съездил, удачно, есть смысл возить туда запчасти?
- Смысл есть, - убежденно сказал Артем, и начал рассказывать, как охотно сыктывкарские коммерсанты мелким оптом покупают запасные детали для всех модификаций отечественных автомобилей, переплачивая за них чуть ли не вдвое. По окончании его рассказа Тамара быстро оделась, и молодожены, попрощавшись с Виктором Дормидонтовичем и Луизой Ярославовной, отправились к себе на квартиру.
По дороге туда охваченная жгучими подозрениями, Тамара неотвязно допытывалась у мужа, с кем он ночевал в номере сыктывкарской гостиницы, на что тот лишь отшучивался и над своими остротами посмеивался хрипловатым от усталости голосом, вместе с ним смеялась и супруга. Лицо Тамары вдруг стало пасмурным, когда в разговоре с ней  супруг упомянул, что оказал финансовую поддержку своим родителям. И  эту ее


-  214  -
тучность нельзя было не заметить, она несколько озадачила Артема, легла на его сердце неприятным налетом досадного разочарования. Впрочем, лицо ее вскоре снова осветилось, когда, уже дома, супруг достал из  кармана толстую пачку денег и положил в большую хрустальную вазу, стоящую в зале на полке серванта.
- Купишь мне новые сапоги? – с нежностью в голосе произнесла она, ласково заключив шею мужа в тесные объятия.



*   *   *



Хотя деньги и предназначены для того, чтобы их обладатель, делая покупки, получал удовольствие, все же почти всегда и во всех случаях, совершая траты, должного удовольствия он не только не получает, но зачастую и впадает в досадное состояние и даже становится раздражительным, поскольку его денег, особенно честно заработанных, как правило, никогда не хватает на удовлетворение всех его потребностей, на то, о чем он грезит во сне и наяву – чем большую сумму он держит в руке, тем стремительней нарастает его тяга к искушениям, тем плотнее соблазны обступают его и изводят.
Не ожидая многого от жизни, Артем стремился жить лишь в скромном достатке. Над спектром поставленных перед собой целей возвысив сакраментальный сыновний долг, заботу о своих родителях, не упуская из вида обязанности по попечению над совершенно не желающей работать и даже из лености забросившей ускоренные шестимесячные курсы по подготовке бухгалтеров супругой, он дал себе слово добиться всего желаемого и, по его мнению, досягаемого. Он жаждал получить приличное юридическое образование, мечтал о скромной иномарке, не представлял своей жизни без добротной стильной одежды, хорошей парфюмерии и хотя бы редких культурных развлечений. Поскольку тесть с тещей оставили свое показное рвение облагодетельствовать молодоженов и перестали упоминать об этом даже вскользь, что нисколько не удивило Артема, локализация его интересов также охватывала и его стремление накопить средства для покупки небольшой квартиры. Ощущая недовольство своей жизнью, он питал смутную надежду найти ключ к ее преобразованию, отыскать поправки, и нескончаемо верил, что сила жизни непременно вернется к нему. Но также и сознавал, что для этого необходимо засучив рукава работать до седьмого пота, до изнеможения.
И потому, когда через неделю Виктор Дормидонтович с Луизой Ярославовной нанесли молодоженам свой обычный визит, и после сытного обильного обеда, раскрасневшийся и разомлевший, откинувшись на спинку стула и сомкнув длинные пальцы холеных  рук у себя на маленьком брюшке, Козерог с самодовольным видом начал нерасторопно посвящать зятя в свои дела и кичиться финансовыми достижениями, терпеливо его выслушав, Артем без предисловий сообщил ему, что намерен снова наведаться с запасными частями в Сыктывкар.
- Без вопросов, - одобрил Виктор Дормидонтович, несколько все же изумленный прытью зятя, - только отдохнул бы после поездки как следует.
- Я уже отдохнул и более  чем предостаточно, - заверил его Артем.
На другой день он заполнил две большие сумки предложенными ему  тестем на реализацию запасными частями для отечественных легковых автомобилей, и уехал на поезде в столицу Коми.
Приехав к месту назначения ранним утром, первым делом поместил свою тяжелую кладь в камеру хранения, и налегке отправился на рынки и в магазины автозапчастей,

-  215  -
которые  совсем недавно посещал с Кузьмой и Митрофаном и которые врезались ему в память, оставив неизгладимое впечатление от неограниченной покупательской способности. И удача ему улыбнулась. Несмотря на то, что Кузьма и Митрофан, как оказалось, двумя днями раньше приезжали в Сыктывкар и большое количество запасных частей в ассортименте успели предложить местным коммерсантам, хозяева двух частных магазинов все же изъявили желание купить у Артема весь его товар. Задолго до полудня все его сумки были опустошены, и толстая пачка денег, лежащая в джинсах, приятно согревала ему бедро. До отправления поезда, следовавшего через Томилино, оставалось более четырех часов. Не зная, чем занять себя, в преддверии идущих друг за другом чередой торжеств: юбилея – серебряной свадьбы его родителей, дня рождения матери, международного женского дня и дня рождения его тещи, - пробел во времени Артем решил заполнить прогулкой по магазинам с целью приобретения подарков.
Когда подарки были куплены,  довольный результатом своей поездки и удачными, на его взгляд, покупками, позвонил  супруге, жившей в силу его отъезда у своих родителей, и сообщил ей на радостях, что уже к полудню следующего дня будет дома, на что та, к его приятному удивлению, с теплотой в голосе призналась ему, что соскучилась и будет с нетерпением ожидать его приезда на их квартире.
Всю дорогу до дома Артем находился под впечатлением от признания супруги, с наслаждением воспроизводил в памяти звучание ее дружелюбного тона и ласкового голоса, ему казалось, что за мизерный промежуток времени его отсутствия Тамара радикально изменилась или хотя бы в корне изменила свое отношение к нему, его безудержно тянуло к ней.
Но стоило им встретиться, он понял, что все надежды, несущие его к жене, точно попутный ветер, были рождены, увы, его желанием и обманчивым воображением. Едва одетая в халат с , как обычно, взлохмаченными на голове волосами, супруга открыла дверь, и он, уставший и голодный, переступил порог с заполненными гостинцами и подарками сумками, не обняв его, не поцеловав и даже не приблизившись к нему, Тамара с недовольным видом буркнула ему глухо: «привет!», после чего требовательным  голосом полюбопытствовала, сколько денег он заработал, но не получив никакого ответа, кроме оцепенело-недоумевающего взгляда мужа, с полминуты посверлила холодным взглядом его серую физиономию и, кисло скривив губы, нервозно шмыгнула в комнату. Артем был повержен ее бездушием, однако проглотив свою обиду и, припрятав до наступления определенных событий предназначенный для супруги флакон французских духов, зашел в ванную комнату. После того, как принял горячую ванну, и они с Тамарой, натянуто беседуя, пообедали, он предложил супруге навестить его родителей.
- Сходи один, - вяло ответила та, - хочу телевизор посмотреть.
- Хорошо, - согласился Артем. Неторопливо одевшись, он подошел к серванту, снял с  полки хрустальную вазу, в которой покоились все заработанные им деньги, извлек из нее десяток бумажных купюр.
- Для чего это ты деньги берешь? – насторожилась Тамара, - развлечься собрался?
- Какие могут быть у меня развлечения, глупышка, - усмехнулся Артем. – Родителям своим хочу помочь – вот и все.
Тамара тотчас нахмурилась, и с этой минуты не разговаривала с ним два дня. Заговорила лишь на третьи сутки после того, как ей взбрело в голову обновить себе полусапожки и, нежным голосом сказав об этом мужу, вынудить его дать ей обещание об их покупке.
Количеству денег, лежавших на дне хрустальной вазы, не суждено было сохраниться и, тем более, приумножиться. На второй день после примирения молодожены отправились на продовольственную оптовую базу, и в процессе пополнения своих запасов необходимым провиантом часть своих денег оставили в кассовом аппарате ее отдела

-  216  -
маркетинга. В силу отсутствия  них своего телевизора и в целях предупреждения выхода из строя старенького черно-белого, принадлежащего Тамариной бабушке, который Тамара безжалостно эксплуатировала и день и ночь, следом Артем вынужден был против своей воли вынести решение о внеплановой покупке импортного цветного телевизора. Тут же ему пришлось сдержать свое обещание, данное супруге по поводу покупки для  нее полусапожек.  А поскольку, вероятно, хобби Тамары заключалось в украшении ванной комнаты пустыми эффектно расставленными баночками, тюбиками, коробочками, флаконами из-под рекламируемых мыл, шампуней, гелей и других моющих и пенообразующих средств, что вызывало в Артеме нескончаемое недоумение, приводило все его  сосредоточенные попытки понять ее такое пристрастие в тупик своею необъяснимостью и наводило на него боязнь быть  несправедливо раскритикованным, осужденным или осмеянным, даже за глаза за  фатовство кем-нибудь посторонним, - хотя бы и сантехником, по велению судьбы случайно оказавшимся в их ванной комнате,- то оставшиеся деньги он не пожалел на преобразование неприглядного увлечения супруги.
И вновь, движимый сознанием необходимости подзаработать, он вынужден был обратиться к тестю с просьбой об одолжении ему запасных частей на реализацию. Виктор Дормидонтович охотно пошел ему навстречу, набил товаром сумки зятя до отказа, но при этом повысил цены на детали чуть ли не вдвое. Это обстоятельство несколько озадачило Артема, в акте тестя он невольно почувствовал подоплеку недавней размолвки своей с супругой, однако решительно предпочел не терять достоинства и не выцеживать из него поблажек, не задавать тому вопросов о причине такого резкого скачка цен вверх и, разумеется, не торговаться с ним. Впрочем по дороге в Сыктывкар, лежа на верхней полке плацкартного вагона, некоторое время он пребывал в раздумье о разворачивающихся не в приемлемую для него сторону событиях, но основание этой причинности до возвращения  из поездки так и осталось для него тайной за семью печатями.
Как он и предполагал, браво разделаться с задачей и заработать более или менее ощутимую сумму в эту поездку ему было не суждено. Едва к ценам,  установленным на запасные части тестем, он набавлял свой небольшой процент, сыктывкарские коммерсанты впивались в него насмешливыми  взглядами, точно в сумасшедшего, и начинали торопливо отмахиваться.  Артему приходилось снижать цены, а продав партию запасных частей, с досадой опускать в свой портмоне достававшиеся ему ничтожно маленькие комиссионные
– львиная доля получаемой прибыли предназначалась для тестя. И все же, несмотря на применение Артемом системы скидок, половина его товара осталась в этот день непроданной – некоторые позиции запасных деталей торговцы не желали купить даже по цене, установленной Виктором Дормидонтовичем. Со слезящимися раскрасневшимися от мороза и ветра глазами Артем носился из магазина в магазин, с рынка на рынок, но ему явно не фартило. С наступлением вечера из соображений экономии, продрогший и зверски голодный, он не отправился в гостиницу, а поехал на железнодорожный вокзал. Там в привокзальном буфете купил черствую ватрушку и, быстро проглотив ее, занял место в зале ожидания. С намертво зажатой напряженными ногами  сумкой, с одним дремлющим, а другим, чуть прикрытым,  караулящим глазами, он кое-как дождался утра. Едва в окнах забрезжил рассвет и город начал оживать, он со всех ног бросился к выходу из вокзала, и снова принялся рассекать морозный воздух в поисках сговорчивых торговцев, с деланной бодростью и ненавязчивостью  рекламировать им свой товар. Однако, всякий раз в ответ ему  приходилось слышать ставшее ему уже  ненавистным : «дорого!». И поскольку дела его встали, точно спаянные морозом льдины, и никаких позитивных изменений в них не предвиделось, вечером того же  дня Артем убыл на поезде обратно домой.
Вернувшись в Томилино, первым делом направился к тестю и рассказал ему о своих напрасных мытарствах по Сыктывкару, причиною которым была дороговизна запасных частей; отчитавшись перед ним о проданном товаре, передал ему оставшиеся детали и

-  217  -
причитающиеся Виктору Дормидонтовичу деньги.  Козерог нисколько не озадачился и не помрачнел; быстро смекнув, что делать с непроданным  товаром, попросил Артема отнести тяжеленную сумку в свою стоявшую под окном «Волгу», начал торопливо одеваться.  Через несколько минут спустился к подъезду , сел за руль своего автомобиля и, сказав Артему, что подвезет его до дома после того, как быстренько продаст товар, включил двигатель, повел машину на другой конец города. Через два десятка минут подъехал к двухэтажному импозантному особняку, посигналил.
- Сейчас товар уйдет, - заверил зятя, - лишь бы Рустам дома был.
Только он договорил, железная калитка высокого кирпичного забора приоткрылась, в проеме показался среднего роста жилистый брюнет лет сорока двух. Козерог тотчас вылетел из машины, и после короткого диалога с ним приоткрыл дверь своей «Волги»:-Ар-
тем, бери сумку – пошли.
Они зашли в большой просторный с высокими потолками гараж хозяина дома, в котором уж лежали несметные горы автомобильных запасных частей, и Козерог вывалил содержимое сумки зятя на пол.
- Прокладки под головку двигателя «Волги», тормозные шланги на «Москвич»,  сальники полуоси и коробки передач для «Жигулей»… классики, - бодро сказал он, подобострастно вглядываясь в Рустама.
- Почем? – зевая, спросил тот и, услышав ответ Виктора Дормидонтовича, сразу кивнул: - беру.
Названные Козерогом цены если и не были символическими, то уж, во всяком случае, были значительно ниже тех, которые он установил для зятя накануне последней поездки того в Сыктывкар, и даже ниже тех, которые он  устанавливал, отпуская товар на реализацию Артему в предыдущую поездку его в Челябинск с Константином Прохоровичем и Андреем. Артем был глубоко возмущен и обескуражен своекорыстием тестя, ошеломлен его с крайними формами нигилизма алчным стремлением нажить деньги любыми путями – даже за счет неимоверно тяжких трудов своего зятя, перешагивая через  совесть, игнорируя моральный кодекс вместе с элементарным понятием о сплоченности родственных уз как непревзойденной твердыне, оплоте, однако видом этого не показал; стиснув зубы, подавил в себе желание укорить Козерога за его спекулятивный подход к отношениям с близкими.
- Пришлось подвинуться в цене в ущерб себе, - на обратном пути с деланным огорчением и глядя куда-то в сторону, сказал Виктор Дормидонтович, точно угадав мысли зятя и оправдываясь перед ним.
- Обидно, когда приходится двигаться в цене в ущерб себе, - холодно буркнул Артем,  выглядеть спокойным ему стоило усилий, он пребывал в мучительном ожидании минуты, когда тесть высадит его.
Распрощавшись, наконец, с тестем и выйдя из машины, он поспешил на квартиру, в которой проживали они с супругой. Тамара была уже дома и,  едва муж перешагнул через порог, принялась готовить обед. Мрачный и уставший, Артем не счел необходимым посвящать ее в подробности безутешной своей поездки, не стал делать ей очередного, возможно, сотого по счету замечания по поводу того, что перед приготовлением пищи нужно обязательно мыть руки, что после снятия с репчатого лука шелухи его также необходимо тщательно мыть, что голову надо повязывать косынкой, одевать на нее чепец или хотя бы закалывать волосы, и, с отвращением  передернувшись всем телом от разом нахлынувших на него многочисленных воспоминаний о том, как он в своей тарелке или в кастрюле бессчетное количество раз обнаруживал длинные черные жесткие волосы супруги,  разделся и погрузился в ванну, наполненную горячей водой.
Приняв ванну и обедав с супругой, он по обыкновению предложил Тамаре навестить его родителей, на что та лениво ответила отказом со ссылкой на наличие в

-  218  -
программе долгожданных ею телепередач. Артем заметил, что она никогда не горела большим желанием ходить в гости к свекру и свекрови, а когда те наносили свои нечастые и кратковременные визиты молодоженам, раздражалась и даже бесновалась, прикрывая свое истинное чувство к ним маской фальшивых вежливости и гостеприимства.
- Как хочешь, - равнодушно сказал он, и принялся одеваться. Собравшись, неизменно подошел к серванту, снял с полки хрустальную вазу: через  заработок его  в этот раз чуть ли не просвечивалось днище посудины, однако сей факт нисколько не поколебал Артема – не выделить из этой жиденькой пачки денег отцу с матерью несколько купюр, могущих послужить родителям небольшим своевременным подспорьем, и пожертвование которыми никоим образом не отразилось бы на финансовом положении молодоженов, было бы, по его убеждению, сущим свинством.
- Зачем это ты деньги берешь? – всполошилась Тамара и, сорвавшись с дивана, подлетела к нему сзади, через его плечо  заглянула в вазу.
- Родителям своим хочу помочь, - точно это подразумевалось само собой, и предчувствуя назревающий скандал, внутренне готовый к нему, спокойным тоном пояснил супруг, не оборачиваясь.
- Каким еще родителям?! Родители должны помогать нам, а не мы им, - со злобой сказала Тамара, явно повторяя чьи-то  слова. Ее тон обжег Артема,  как удар кнута.  Раздраженный враждебностью ее тона, низменными постулатами , он дрожащими руками пересчитывал взятые из вазы деньги. Внутри у него все клокотало от бешенства, но он вынужден был сдерживаться – глупый ссору разжигает, а мудрый отводит.
- Если б у них была возможность, то, можешь не сомневаться, непременно помогли бы, - в пол-оборота повернувшись к жене и глядя на нее, преисполненную решимости, грустно-насмешливым взглядом, все так же спокойно произнес он. – А поскольку в данный момент они сами нуждаются в помощи… Кто же им еще-то поможет, если не сын.
- И что же, ты так и будешь им помогать? – пылая гневом, спросила Тамара.
- Да. До тех пор, пока они будут нуждаться в этом, до тех пор, пока я жив, я буду добросовестно исполнять свой сыновний долг, - твердо и решительно ответил Артем, чувствуя, что скоро начнет терять самообладание; снова отвернувшись, он вновь постарался сосредоточиться на пересчете  денег.
- А что же они сами-то не работают? – охваченная бешенством, не отставала Тамара, в ее голосе звучала издевка. – Почему твой отец не работает?
- Потому что не нашел еще работы, - снова сбившись со счета денег, пояснил Артем, не оборачиваясь. – Потому что наши бюрократы считают, что предпенсионного возраста человек – уже не человек и ему, соответственно, не нужно заботиться о содержании своей семьи и о себе самом, а следовательно – и жить.
- Хорошо им так будет – не работать и деньги получать, - лицо Тамары сморщилось в ехидную гримасу, и слова ее, точно огненная лава, полились на голову супруга. – Если б захотел отец найти работу, нашел бы. Неужели в городе нигде нет работы… Значит, он так ее ищет: для видимости бродит по городу, а устраиваться и не думает – знает, что сын деньжат подкинет. Понравилось лодыря гонять…- Эти ее слова вызвали у Артема крайнее раздражение, он почувствовал, что начинает терять над собой контроль, и вот-вот его терпение закипит и приобретет формы развернутого действия.
- А что бы твои родители делали, если б у них не было тебя, - не унималась Тамара, - встали бы на паперть? Отца никуда не берут на работу – ладно. А что ж  маманя-то твоя не работает? – почти перейдя на крик, сказала она, язвительно делая акцент на слове «маманя». Тут струна терпения у Артема лопнула. Он  резко повернулся к жене, вцепился руками в воротник ее халата и тряхнул – голова Тамары мотнулась.
- Еще раз при мне возьмешься осуждать моих родителей… - смотри! – с угрозой в голосе сказал он, приблизив свое лицо к лицу супруги и глядя на нее в упор. Договорив, с

-  219  -
силой оттолкнул ее – Тамара закружилась в пируэте посреди комнаты. – Не за что их осуждать, - с ожесточением сказал он, когда супруга остановилась, - мои родители – честные труженики, имеют по двадцать пять лет непрерывного трудового стажа, а познавать трудности и вкалывать им пришлось с раннего детства. Отец уже с восьми лет начал помогать своему отцу: тесать бревна, строгать реечки и рамочки… в двенадцать лет – сколачивать для продажи табуреты и сундуки, а уже в пятнадцать стал работать в бригаде у свого отца и вместе со взрослыми здоровенными мужиками таскать на себе бревна и строить дома. - Он ходил взад-вперед по комнате и говорил, как в лихорадке. – Мать же моя уже в семь лет отвечала за прополку огорода, на коромысле из-под горы носила по два ведра воды;  в школу ходила пешком во всякую погоду в соседнее село за шесть километров и, делая дома уроки, на одной ноге нянчила своего младшего грудного брата, а все летние каникулы за неимением в деревне пастуха помогала взрослым пасти коров; в виду отсутствия в деревне мельницы уже в десять лет она пешком ходила в город за хлебом за десять километров, а купив в городе пятнадцать буханок хлеба, согнувшись под их тяжестью и еле волоча ноги, брела назад, в деревню; а в двенадцать лет, когда их семья переехала в город на постоянное место жительства, с целью хоть как-то помочь своим израненным родителям, фронтовикам, все летние каникулы она нянчила чужих детей. А не работает она в данный момент, потому что не так давно перенесла сложнейшую операцию на сердце, и теперь должна соблюдать режим, правильно питаться, больше пребывать на свежем воздухе, избегать стрессовых ситуаций и перенапряжений, врачи также запрещают ей поднимать вес свыше пяти килограммов. Так что, корить моих родителей в лености просто нелепо. Да и не тебе их осуждать – на себя почаще внимание обращай. Кстати, ты видела, за кого выходишь замуж, да я тебе и сам  открывал глаза – тебя, насколько я помню, все во мне устраивало; более того, ты устроила мне истерическую сцену, молила жениться на тебе – уже забыла?..
- Я не буду больше осуждать твоих родителей, но своему отцу скажу, чтобы он не давал тебе больше товар на реализацию, - пригрозила Тамара.
- Хм, - несколько опешил Артем, - давай рассудим, почему он дает мне товар на реализацию: не потому ли, что в первую очередь заботится о тебе, своей дочери? Или он печется обо мне? И можно ли его действия по отношению ко мне назвать заботой, бескорыстными благодеяниями, если он с меня, своего нищего зятя, берет за свой товар втридорога, а затем, прямо на моих глазах, этот же самый непроданный мною товар продает совершенно постороннему состоятельному человеку наполовину дешевле, чем отпускал мне…
- Но этому «постороннему состоятельному человеку» мой отец продал товар за наличные, а тебе давал на реализацию, - нисколько не смутившись и даже не задумавшись над словами мужа, парировала Тамара.
- Ага, значит, если зять не в состоянии заплатить за товар наличными сразу, а может это сделать на четвертый или, максимум, пятый день после получения им у своего тестя продукта труда, то, следовательно, на нем, на босяке, на его мытарствах по чужому городу в холод и с пустым желудком не грех и поднажиться… хорошая идеология!.. -  с иронией заметил Артем. Супруга его молчала, сказать ей было нечего.- Ну так знай: я больше ни разу в жизни не одолжу товар у твоего отца, - продолжал Артем, - так что, можешь не просить его лишать меня  привилегий. А впрочем дело твое. Но как бы ты не поступила, больше работать на твоего отца, пополнять его карман я не намерен – роль работника Балды претит моему духовному и ментальному восприятию. К тому же, еще не все потеряно – в банке на счете у нас с тобой лежат подаренные нам на свадьбу деньги: снимешь их и я буду покупать запчасти для автомобилей у знакомых коммерсантов по самым низким ценам, снова возить товар в Сыктывкар.
- Забудь, - с жаром отрезала Тамара, и коварно усмехнулась, - обойдешься без денег.

-  220  -
Иди работай на завод сварщиком, в какое-нибудь автопредприятие шофером… или на рынок грузчиком. Муж моей подруги, Маринки, Андрей работает на базаре грузчиком – и ничего с ним не случилось: за три года работы купил «восьмерку», хоть и не новую – двенадцать лет машине… . – Это  заявление не было обусловлено спонтанным всплеском ее эмоций, в нем чувствовались чье-то низенькое наущение и дальний коварный расчет, оно явно было выношено ею и отшлифовано временем.
- Андрей пусть работает хоть ассенизатором и по совместительству уборщиком общественных туалетов, - в свою очередь усмехнулся Артем, - и после годичного своего самоотверженного труда покупает себе хоть новейший «Ламборджини», а я – Артем, а не Андрей, и буду заниматься тем, чем занимался до сегодняшнего дня.
- Занимайся, чем хочешь, - в глазах Тамары всплеснулась глубокая ехидная насмешка, - но  деньги с книжки я не сниму – пусть проценты растут.
- То есть, как – «не сниму»? – возмутился Артем, не слишком, впрочем, ошеломленный заявлением жены и все время подсознательно ожидавший какой-нибудь ее несносной выходки, деликта или подвоха, поскольку нутро Тамары было для него небезызвестным, - в эту минуту он жалел лишь о своем опрометчивом позволении ей положить деньги на депозитный вклад в коммерческий банк прежде, чем узнал ее ближе, а не наоборот. – А как же твое обещание? – наивно укорил он её, от чего та стала выглядеть еще более коварно-торжествующей. – Ты же сама говорила, что как только деньги потребуются, ты их… - он запнулся, почувствовав себя идиотом. – Итак,  ты будешь снимать деньги, чтобы я честно занимался своим делом, и мы бы ни от кого не зависели? – решительно произнес он.
- Никаких денег я с книжки снимать не буду, - упрямо повторила Тамара. – Да и чего ты на эти деньги губы-то раскатал – в них твоя доля-то… хорошо, если наберется четверть всей суммы – все остальные деньги гости с моей стороны подарили.
- А, ты решила твердо обозначить, что является твоим, а что – моим, - снова слегка оторопел Артем. – Хорошо, сними тогда ту сумму, которая по праву принадлежит мне – четвертую часть подаренных нам на свадьбу денег.
- Не буду я снимать никаких денег, - тихо, но внятно сказала Тамара,  - устраивайся на работу. – Давая понять, что разговор на эту тему окончен, она улеглась на диван и, блаженно вытянувшись, пультом дистанционного управления включила телевизор.
- Последний раз спрашиваю: снимешь деньги или нет? – с внезапной злобой сказал  супруг, раздраженно выдернув штепсель телевизора из розетки.
- Нет, - спокойным тоном твердо произнесла Тамара.
- Хорошо, - промолвил тот,  отыскивая глазами свою сумку. Обнаружив ее на нижней полке шкафа, принялся лихорадочно кидать в нее свои личные вещи.
Все это время Тамара холодно-настороженно следила за ним. Убедившись, что  ни одной своей вещи вплоть до зубной щетки не позабыл, резким движением руки Артем застегнул молнию сумки и повесил ее на плечо. Преисполненный праведной ярости и мстительного чувства, он импульсивно сорвал купленный им телевизор с тумбы и потащил было  к выходу, но тут же укорив себя за мелочность, развернулся и поставил телевизор на прежнее место.
- Пусть он служит тебе напоминанием о счастливых, беззаботных днях твоих. Живи с деньгами, - спокойно сказал он , и шагнул в прихожую. Мигом соскочив с дивана, Тамара рысью прыгнула за ним,  стала загораживать ему выход из квартиры, слезы хлынули из ее глаз. Артем сделал попытку освободить проход, но супруга была непоколебима; она устроила ему дикую сцену, такую же, какую устраивала незадолго до свадьбы – со слезами, визгами, истерикой, битьем о пол. Заслоняя собой выход, она просила у него прощения, уверяла его в своей любви, обещала никогда не осуждать его родителей и клялась, что

-  221  -
снимет деньги со сберегательной книжки во имя сохранения семьи. И вновь сердце Артема захлестнула волна жалости к ней.
Однако, уже на следующий день, поняв, что Тамара ведет двойную игру, что,  прочувствовав его слабинку, она опутала его доброе, сострадательное сердце паутиной фальши, лжи и притворства, он проникся к ней диаметрально противоположным чувством. Едва, следуя своему обещанию, супруга уехала в банк для выяснения, по ее словам,  условий получения вклада, в квартиру к молодоженам нагрянул Виктор Дормидонтович.
- Чего вы тут все делите, Артем? – возбужденно-возвышенным голосом сказал он зятю, едва вошел в комнату и сел на стул.
- Как будто уже ничего, - внешне спокойно и внутренне напрягаясь, ответил Артем; ему стало понятно, что супруга ябедничает на него своим родителям, докладывает им о каждом шаге своего мужа, передает каждое его слово – посвящает их тайно в интимную сторону своего супружеского бытия, и  неприятно сознавать, что приходится держать ответ перед этим ненавистным ему паяцем, этим, по его мнению, истым ничтожеством, бесцеремонно вторгающимся в личную жизнь молодоженов и требующим каких-то объяснений от зятя – человека, ни на йоту теперь не зависящего от него.
- А что же твои родители не работают? Ты  что же, всю жизнь собираешься им оказывать материальную помощь..? Они вам, молодым, должны помогать, а не вы им. У вас с Тамаркой теперь своя семья, дети пойдут… - тем же тоном, но уже с ноткой возмущения продолжил Козерог. От этой его наглости Артему вдруг нечем стало дышать, сердце у него бешено заколотилось, зубы крепко сомкнулись, кулаки невольно сжались, во взоре вспыхнул вызов, но он с трудом подавил в себе воинственное чувство и, опустив изречения о высоких материях, так же, как и днем раньше жене, твердо и решительно заявил тестю, что пока его родители испытывают нужду, он будет помогать им и морально, и физически, и материально – до тех пор, пока не иссякнут у него силы, до самой потери своего пульса, и,  прибегнув к смягчению своего тона дипломатическим приемом, дабы не накалять свои и без того неадекватные отношения с родственником, пояснил Козерогу, в силу каких причин не может работать его мать, и со ссылкой на что чиновники чинят препоны в устройстве на работу его отцу.
- Ну, мать-то – понятно: больная, - ну а отец что ж..? здоровый, крепкий мужчина… Пусть поэнергичнее ищет работу – не все же у сына на шее сидеть. Конечно, обидно, что с работой в наш время проблематично, а для людей такого возраста, как твой отец, тем более… - сказал Козерог, игнорируя яростный блеск его глаз и холодно принимая его разъяснение, но все же несколько сбавляя тон. У Артема гулче заколотилось сердце. Кровь горячей волной ударила ему в голову, мысли начали быстро сменять одна другую. В порыве бешенства он готов был ударить  тестя кулаком в челюсть, чтобы тот  кувыркнулся на пол, перевернув под собой стул. Но чудом удержался от этого соблазна, - применение физической силы – не всегда лучший метод для разрешения распрей и конфликтов, поиска истины и, разумеется, для  самоутверждения. Разъяренный и боявшийся отклониться от своей ориентации на дипломатическое достижение консенсуса, с вызовом во взгляде он смотрел на Козерога и дрожал от злобы. «Смотри, как запел! А на себя не хочешь взглянуть со стороны?! Или ты во всех отношениях безупречен? Конечно – ты же работаешь, деньги умеешь добывать, считая все пути к обогащению пригодными; дочку – дуру замуж  удачно спровадил - все идет у тебя по плану, ты даже можешь быть поставлен некоторым, не знающим твою дешевую душонку, в пример… А нигде там у тебя, жлоба, внутри совесть не покалывает от сознания, что, поглощенный гонкой за успехом, ты свою больную мать по-скотски разменял на смазливую, вычурную и чопорную, ограниченную жену, и  не ступаешь к старушке ногой, а когда она звонит тебе по телефону, просишь домашних ответить: «его нет дома»; что от своих жалких богатств, которыми вы с Рыбой так самодовольно и непрестанно кичитесь, ты дочери не отщипнул даже скромного приданого;

-  222   -
и не ты ли, живность, во время приема сватов уговаривал моего отца увольняться с завода, на котором «и так не хрена не платят да еще  задерживают зарплату по шесть-восемь месяцев» и заверял, что  пристроишь его в вашу фирму водителем – «на дальняк ходить»; не ты ли сулил нам с Тамарой покупку квартиры и машины, «от и до» обеспечить меня работой?! А в итоге? Кукиш, ни коня ни шашки – на мне же еще и норовишь нажить денег! Еще осмеливаешься оговаривать моих родителей!.. Они к тебе есть не ходят – так что, захлопни свою пасть, и прищеми жало, пока я тебе его не вырвал!» - все эти слова висели у него на самом кончике языка, но он не хотел ссориться. Сказал мирно, только подрагивающий голос показывал, чего стоит ему сдержанность: - Да, обидно, что в такой необъятной, богатой природными ресурсами стране, как наша, здоровый, привыкший к труду человек мается муторной мукой от безработицы.
- Ничего, ситуация нормализуется, - успокоил его Виктор Дормидонтович и, сославшись на срочные неотложные дела, вскочил со стула, метнулся к выходу.
Вернувшись из банка, Тамара с порога сообщила мужу, что для получения вклада необходимо написать заявление и что только через месяц после его написания вкладчик может получить свои деньги; она также сказала, что выполнила установленное банком условие. Весь день она была задумчиво-мрачной и неразговорчивой. Но Артем и не пытался развеселить ее или вызвать на непринужденный разговор, поскольку даже смотреть на нее ему было тошно.




*   *   *



Ждать было нечего – с неба, как известно, ничего, кроме атмосферных осадков, не падает. И Артем вновь устремил обеспокоенный взор в корень насущных земных забот. Обращаться за помощью к тестю он не хотел даже в мыслях. Днем, терзаемый сознанием своей несостоятельности в жизни, точно опаздывающий на поезд, следовавший до станции счастливых перемен, он носился по городу в поисках работы, в надежде на встречу с добрым старым приятелем, занимающимся каким-нибудь доходным делом и из дружеских побуждений решившим приобщить его к своему занятию. Вечера, уставший и разочаровавшийся, проводил дома. Но и дома ему не доводилось перевести дыхание и расслабиться от напряжения. Успевавшая наедине пообщаться со своими родителями и фанатично следовавшая их  науськиваниям, придерживающаяся их идеологии, домашнюю атмосферу Тамара насыщала миазмами недовольства и враждебности, всячески старалась поддеть мужа и уязвить, по квартире расхаживала стремительной гордой походкой с высоко поднятой головой и важным неприступным видом, как бы показывая ему, кто является истинным приматом в семье и полноправным хозяином в квартире . Как наедине, так и при своих родителях она неистово покрикивала на него, словно на холопа, и все настоятельные просьбы супруга разговаривать с ним подобающим тоном, как с мужем, как, в конце концов, с человеком пропускала мимо ушей. Артем ощущал досаду, чувствовал себя лишним и бесправным. Впрочем часто,  когда они оставались вдвоем, и после гневного остервенелого крика Тамары он угрожающе наступал на нее, она вынужденно начинала считаться с его нервами и правами. А когда ей в голову втемяшивались очередные туфли, платье, блузка и прочие тряпки, и она начинала клянчить у него их покупку , в ее голосе даже можно было заметить появившуюся ноту нежности. И все же, в большинстве аспектах их супружества преобладала неустранимая напряженная  дисгармо -

-  223   -
ния. Отношения молодоженов имели разрозненный характер и больше напоминали отношения враждебно настроенных друг к другу коллег, вынужденно общавшихся под давлением деловых обстоятельств. Недолгие периоды примирения захлестывала лавина препирательств и ссор.
Артем с облегчением вздохнул, когда у него внезапно появилась возможность вновь провести несколько дней вне семьи. Без всякого расчета на успех он позвонил своему другу детства, Сергею, и поведал ему о своем застойном положении, обусловленном невозможностью отыскать прибыльное дельце. К его приятному удивлению, Сергей, занимающийся мелкооптовой торговлей запасных частей для отечественных легковых автомобилей, предложил ему часть своего товара на реализацию, хотя и предупредил, что больше, до наступления глубокой осени, такого рода услуг оказывать ему не будет, поскольку с наступлением весны и до самых первых морозов автомобилисты предпочитают интенсивно производить на своих машинах смену старых запчастей на новые и, следовательно, товар в этот теплый период года у него, как правило, продается моментально и практически весь. Артема  сие обстоятельство нисколько не озадачило, он решил довольствоваться малым.
И на другой день, загрузив у Сергея две свои большие сумки автомобильной продукцией, уехал в Сыктывкар. В первый же день приезда в столицу Коми задолго до окончания трудового дня он распродал весь свой товар, заработав при этом почти восемьдесят процентов от суммы, на которую Сергей его отоварил, и этим же вечером уехал в Томилино.
В родной город приехал в приподнятом настроении и полным портмоне денег. Поездка его была отмечена удачей, а значит не все еще потеряно, - его сердце было переполнено радостью, он проникся к жене дружеским чувством, ему хотелось взлететь и в этом полете, парении над городом петь и всем кричать сверху, чтобы они никогда не отчаивались и верили, что после горьких трудных потерь, роковых неудач к ним неминуемо вернутся счастливые светлые дни.
Однако, вслед за яркими удачами обычно неминуемо простирается черное временное пространство с падениями и неудачами, и чем ослепительнее были удачи, тем темнее и гуще оно. Ступив через порог квартиры, Артем ступил в это пространство, что сразу и почувствовал. Тамару он застал в обществе ее родителей; они пили чай и весело общались. Приняв ванну, он присоединился к ним. Расспросив супруга о поездке и выведав у него, что приехал он не с пустыми карманами, Тамара игриво-вкрадчивым голосом дружелюбно спросила его, купит ли он ей модные лакированные туфли с затупленными носами на высоком каблуке.
- Вряд ли – еще неизвестно, когда снова появится возможность заработать, - серьезно сказал Артем. Лицо Тамары тут же скуксилось в недовольную мину.
- И чего вы голову ломаете, как заработать… - степенно, с важным видом на лице вмешалась Луиза Ярославовна, обращаясь одновременно и к зятю и к дочери, - сейчас люди побогаче вас самогон гонят и продают. Гоните самогон и продавайте соседским алкашам. Это занятие сейчас – чуть ли не золотое дно. И не надо никуда ездить, по поездам трястись, - в ее последней фразе прозвучала поддевка. Этой поддевки Артем не мог не уловить, поэтому в глубине души возмутился, что ограниченная, близорукая и заносчивая женщина, не сумевшая по достоинству воспитать дочерей, толком не могущая связать двух слов, манкирует его и ,очевидно, позволяет себе в его адрес говорить колкости. Одновременно ему было и смешно после  того, как мысленным взором он нарисовал пьяных развязных неухоженных алкоголиков с синяками и ссадинами на физиономиях , и средь бела дня и посреди темной ночи по-хозяйски стучавшихся к нему в дверь ногой и требовавших у него немедленного одолжения бутылки самогона, - и себя, разъяренного и спускающего их с лестницы размашистыми глухими пинками и жгучими хлесткими

-  224  -
затрещинами, или того комичнее – опасливо вглядывавшегося в верхние и нижние лестничные марши этажа, нет ли кого подозрительного, и выполняющего требования пьяной братии и, разумеется, сознательно травящего ее своим суррогатом. В ответ он готов был съязвить теще, выставить ее варварский довод в самом смешном свете, чтоб тем самым поставить ее на место; рвавшись из него наружу, сарказм щекотал ему все нутро. Но решил продлить комедию.
- Это разве золотое дно, - сказал теще с серьёзным видом, - одни неблагодарные хлопоты и беспокойство: день и ночь хроны будут одолевать. Я знаю, чем можно заняться – вот то действительно золотое дно! Рисковать – так уж знать, ради чего. Травить отбросы общества, так уж не медленно, а сразу, моментально их убивать, и не по одному, а толпами их косить, партиями – чтобы после получения кайфа они падали бы замертво штабелями, не успев обвинить нас в своей скоропостижной кончине или донести о нашей деятельности в соответствующие органы.
Рыба смотрела на него широко открытыми глазами, изредка помаргивая, на ее ухоженном величаво-спокойном лице время от времени проступало тупое недоумение. Снизив голос до доверительного, Артем непринужденным тоном продолжил: - Лучше всего раствор варить для наркоманов – ну и героином с анашой можно за одно приторговывать. Дозу или косячок продал – сразу ощутимо, да и не так обидно будет, если вдруг заметут. Впрочем, чтобы этого «вдруг» не произошло, можно будет милиции деньжат отстегивать – доход наш,  естественно, будет позволять проплачивать такого рода страховку, и бизнес тем самым, так  сказать, легализовать. – Договорив, он рассмеялся теще в лицо, от чего ее губы сложились в гримасу легкого отвращения.
Смех его прервал неожиданный телефонный звонок, от которого он вздрогнул и несколько встревожился. С каким-то внутренним ознобом поднял телефонную трубку, и сразу услышал всхлипывающий голос матери.
- Николай погиб, - не готовя сына к принятию в высшей степени ужасного для него известия, сказала она, - под поезд попал.
Артем оцепенел, несколько минут был недвижим, точно парализованный, скорбные мысли метались в его голове, он не хотел верить матери и, обманывая свое сознание, заставил себя подумать, что ослышался.
- Что? – переспросил в надежде услышать что-нибудь иное, обыденное.
- Николай погиб, - с горьким вздохом повторила мать, - под поезд попал: бабушке стало плохо – он побежал в больницу за медсестрой, и когда бежал через железнодорожные пути… Нам сейчас Иван звонил – сообщил. Похороны через два дня.
- Не может быть! – выдавил из себя Артем, слезы заволокли его глаза, он был потрясен случившемся. Младший брат его отца, среднего роста коренастый с могучим лбом, толстыми губами и широкой открытой натурой, Николай обладал исключительным добродушием, изумительной честностью, был человеком тонкой, высокой порядочности; он был любимым дядей Артема, его лучшим другом и непререкаемым авторитетом, - в эту минуту Артем готов был отдать свою жизнь за то, чтобы его дядя воскрес. В жизни Николая было не много безоблачных дней. С детских лет он помогал своему отцу в ремесле. В юности, казалось, появился просвет – он поступил в торговый техникум и целиком отдался учебе специальности товароведа, но вдали от дома и во время своего обучения хлебнул трудностей с лихвой. Родители его сами еле сводили концы с концами, сестры учились в школе, братья служили в армии – помощи ждать ему было не от кого. За неимением при техникуме общежития он вынужден был снимать комнатушку у хозяев частного дома, и половину своей стипендии тратил на ее оплату; другая половина стипендии предназначалась на пропитание студента, ее он распределял поровну на каждый свой предстоящий прожить день месяца, поэтому дневной питательный рацион его составляли три порции манной или пшенной каши,  три кусочка черного хлеба и три чая.

-  225  -
Окончив, наконец, техникум, спустя четыре года он вернулся на свою родину, устроился на работу и, поднакопив деньжат, построил дом, после чего женился. Но и в супружестве ему не повезло: эффектная жена его случайно повстречала заехавшего в поселок к родственникам обеспеченного холеного франта, и едва он, восторженный ее жгучей красотой и миловидностью, сделал ей предложение, соблазнилась и незамедлительно уехала с ним. Не в силах позабыть ее и даже разлюбить, Николая жил в незабвенной печали, и нескончаемо радовался, когда к нему приезжал и скрашивал  жизнь любимый племянник. Не расставаясь во время встреч ни на минуту, они чувствовали себя счастливыми, весело и приятно проводили досуг, забывали о невзгодах.
- Не может быть, - тихо и скорбно, точно заклинание, повторил Артем в трубку, перед глазами его пронеслись и полоснули по сердцу острым серпом запечатленные памятью картины. Не так давно он ездил в гости к бабушке и дяде. На другой день после его приезда дядя предложил ему съездить отдохнуть на берег Дона. Приехав туда, они стали упиваться видом высоких меловых горных вершин, обступающих с обеих сторон реку, рыбачить, просто валяться на траве. Интересный собеседник, прекрасный рассказчик и хороший гид, ближе к полудню в силу стоящей несносной жары дядя повел Артема к подножию одной из гор, месту, где бился родниковый ключ, чистейшая вода которого была насыщена серебром – достоянию жителей близлежащих деревень,- и поведал племяннику предание об обнаружении родника геологами, рассказал о целебных свойствах его воды. Охваченные неутолимым желанием в одночасье зарядиться неиссякаемой энергией, заиметь небывалое бычье здоровье и вмиг выгнать из себя все токсичные вещества, оба, рухнув на колени, принялись с жадностью хлебать ледяную воду полными пригоршнями. Вечером, когда стемнело, в углях, оставшихся после костра, закопали картошку, и легли на берегу реки в густую высокую душистую полынь, стали болтать, рассуждать об иных планетах, галактиках и цивилизациях, отыскивать на звездном летнем небе всевозможные астрологические созвездия, прослеживать Млечный путь, наблюдать за изредка проплывающими по реке баржами и пароходами – у них достаточно было времени, чтобы созерцать все это. Поужинав, затушили угли и забрались в палатку, легли спать. Но сразу уснуть им не довелось. «Тук-тук» - постучал кто-то в ствол дерева, растущего вблизи палатки. Туристы приподняли головы и насторожились, в испуге переглянулись,  прислушались, но услышали лишь бешенные стуки собственных сердец. «Тук-тук» - снова нарушилась тишина.
- Выйди – посмотри, кто там, - прошептал Николай племяннику.
- Сам выйди – хитрый! – съежился Артем. Они зажгли керосиновую лампу, и принялись тянуть жребий: он пал на племянника: из ровного ряда спичек, состоящего из нескольких длинных и одной короткой, зажатого большим и указательным пальцами дядиной потрясывающейся руки, он вытянул короткую. Взяв в руку огромный свинорез и собравшись с духом, готовый к битве со злодеем, Артем резко выпрыгнул из палатки с громким рыком: «стоять!». Он испытал поистине глубокое облегчение, когда понял, что стучал по дереву клювом не кто иной как вспорхнувший с ветки ясеня испугавшийся зычного рыка большого разъяренного хищника всего лишь безобидный воробей. Туристы долго не могли уснуть, но на этот раз от приступов разбирающего  смеха. Вечером следующего дня они уехали в поселок, домой. Если пребывание на природе повлияло на душевное и физическое состояние Артема благотворно, то на состояние  его дядя отнюдь – поглощение им большого количества ледяной родниковой воды отразилось на его здоровье: его начал мучить удушающий кашель. Он принялся лечиться медом, настоем из целебных трав и растений, и болезнь немного отступила. Дня через три, до отвращения наигравшись в шахматы и вдоволь насмаковавшись пивом с вяленой рыбой, они решили разнообразить свой досуг и нанести на него мазок культурного времяпровождения.  Принарядившись, отправились в кинотеатр, где демонстрировался индийский двухсерий -

-  226  -
ный художественный фильм. Зал был полон публики, а поскольку Артем и его дядя пришли к самому началу сеанса, то и места им, разумеется  , достались не самые лучшие – посередине предпоследнего ряда. Наконец раздвинулся занавес, и начался муторный фильм о несчастной любви двух  молодых людей, в иерархии каст занимающих крайние, совершенно разные социальные ранги – с драками, кровью, страданиями и слезами героев, такими же слезными песнями. Первую серию дядя Коля просмотрел без особого интереса; с началом второй не выдержал и. положив голову племяннику на плечо, задремал.  Через несколько минут весь небольшой кинозал содрогнулся от его, похожего на медвежий рев, храпа, заглушающего и слова и индийские мелодичные сентиментальные песни. Публика заметно занервничала, люди заерзали на креслах, начали оборачиваться, шикать и злобно бубнить, метать в нарушителя тишины враждебные взгляды. Артем принялся тормошить дядю. Проснувшись, тот устремил свой не совсем понимающий взор на экран, но тут простуда его напомнила о себе: подобно раскатам грома он начал кашлять на весь зал. И любители кино снова заерзали на своих местах, закрутили головами, зашипели и заворчали, глаза их от злости заблестели в темноте, из перекореженных ртов посыпались ругательства. Перестав кашлять, дядя Коля вновь заснул, и стал опять распространять свой густой громкий храп на весь зал. Так продолжалось на протяжении получаса – кашель дяди Коли неизменно чередовался с храпом. Артем тогда несколько рассердился на дядю и,  в очередной раз растолкав его, дабы не отвлекать внимания зрителей к фильму,  увлек за собой на улицу.
- Ну что, поедешь с отцом на похороны? – вызволила Артема из забытья его мать. – Я не поеду – боюсь, сердце не выдержит.
- Да, конечно поеду. Я сейчас приду, - сказал он ей и, положив трубку, принялся укладывать в сумку свои туалетные принадлежности, сменное белье.
- Ты куда? – насторожилась Тамара.
- В Воронежскую область – на похороны, - с горечью ответил Артем, - дядя мой погиб – под поезд попал.
- Ну и что – погиб? – возмутилась супруга. – Обязательно ехать что ль…
- Проще всего отправить деньги по почте родственникам, которые его будут хоронить, чем ехать в такую даль да еще тратиться на дорогу, - степенно высказалась Луиза Ярославовна.
- Воронежская область – не ближний свет, - заметил Козерог. Артем был взбешен их бездушностью, раздосадован тем, что такое тяжелое для него горе они расценивают, как обычную неприятность, относят случившееся к рядовому событию, и даже во время скорби зятя вместо высказывания ему соболезнований рассуждают о материальной выгоде. Он готов был всех их избить и покусать, облаять матом. Но горе его было настолько велико, что приглушило гнев, и он  лишь дерзко процедил им: - Погиб мой любимый дядя, поэтому, что бы вы мне тут все не говорили, я поеду на его похороны – однозначно! – и, схватив сумку, с тяжелым вздохом вылетел из квартиры.


*   *   *


Приезд Артема с похорон дяди ознаменовался его неизбежным разрывом с женой. Узнав, что супруг потратил не все деньги, а часть их перед своим отъездом оставил дома на предвиденные семейные расходы, Тамара просветлела. Снедаемая неискоренимой страстью к нарядам, стала даже заискивать и лебезить перед ним, когда ею вновь овладело неукротимое желание заиметь тупоносые лакированные туфли на высоком каблуке; от


-  227  -
Артема не ускользнуло и то, что перед приготовлением обеда она вымыла руки, а готовила блюда с повязанной на голове косынкой. Но неожиданный роковой телефонный звонок, точно шаровая молния, воспламенил Тамару и сжег до тла все ее стремление обольстить мужа.
- Да. Да, дома. Конечно, - сняв телефонную трубку, любезно отвечала она, приторно улыбаясь, - конечно. Будем ждать. – Но положив трубку на аппарат, нахмурилась, свела брови, недовольно поджала губы. На вопросительный взгляд мужа с ехидным сердитым укором бросила: - Маманя твоя звонила – спрашивала, можно ли к нам прийти: телевизор у них, видите ли, сломался – хотят наш посмотреть…
Артема в очередной раз взбесил ее тон, но поскольку с минуты на минуту должны были явиться его родители, устраивать скандал он не стал. Впрочем Тамара сама блестяще его спровоцировала. Едва она, с недовольным видом впуская в квартиру  свекровь и свекра, сквозь зубы промолвила: «здрасьте!»,  тут же начала торопливо, с показным нервическим раздражением одеваться. Родители Артема слегка оторопели, смотрели на нее с растерянным недоумением. Артем с возмущением заметил супруге, что не прилично приглашать людей в гости, а с их приходом куда-либо отлучаться, и что если она куда-то собиралась уйти, хотя бы могла его матери сообщить об этом по телефону.
- Я никуда не собиралась, а теперь вспомнила, что давно уже обещала навестить бабушку по линии отца, - в бешенстве выкрикнула ему Тамара, и с озлобленной решительностью продолжила одеваться.
- Тамара, оставайся дома – мы сами уйдем, - вставая со стула, сказала мать Артема, не желая являться раздражителем для снохи.  На ее глаза навернулись слезы, она одевалась механически, не слыша уговоров сына остаться; лишь когда оделась, тихо плача, сказала ему: - Не хватало еще того, чтобы вы из-за нас ссорились.
Когда родители мужа, взволнованные и подавленные, вышли из квартиры, Тамара начала сбавлять темп своего одевания, а потом и вовсе стала раздеваться. Артему было стыдно перед родителями за свою супругу, и жаль их, идущих под проливным дождем в гости к молодоженам с надеждой посмотреть цветной телевизор, которого у них отродясь не было, и в силу поломки их старенького черно-белого предвкушающих получение информации о событиях в стране и за рубежом, но обманувшихся в своей надежде и вынужденных снова под непрестающим ливнем возвращаться домой. Он не мог равнодушно смотреть на воззрившуюся на экран телевизора с холодным спокойствием удава и каменным лицом идола супругу, кипел от злобного негодования, готов был разорвать жену в клочья, сравнять  со стеной, и чтобы этого не сделать, не решился с ней выяснять отношения. Быстро одевшись, побросал свои вещи в сумку,  ступил к порогу. Точно летучая мышь, Тамара его опередила, преградила путь и, сложив на груди руки крестом, загородила собой выход.
- Куда это ты намылился? –спросила с ироничной усмешкой. Ничего не ответив, супруг отшвырнул ее от выхода и принялся открывать замок двери. Но  Тамара вцепилась в него обеими руками, и с неприсущей женщине силой потянула его назад, от чего кожаная куртка на нем слегка затрещала в местах швов. Вместе в этим треском вся злость, все негодование, весь протест, скопившиеся в его душе, которые своей сверхъестественной терпимостью к поведению жены он долгое время давил в себе – весь густой мутный осадок в нем вдруг разжижился, нагрелся, забурлил и выплеснулся вовне. Он резко развернулся, разжал на своей куртке пальцы супруги и с силой оттолкнул ее. Но та вновь бросилась к нему, одной рукой ухватилась за  куртку, другой – за ремень сумки.
- Не уходи! – вскричала  молящим голосом, - я люблю тебя!
- Ты еще и напоследок решила надо мной поиздеваться! – еще более рассвирепел Артем, дал жене жгучую звонкую пощечину – Тамара врезалась в одежду, висящую на вешалке, сползла на корточки и горько заплакала в ладони.

-  228  -
- Я тебе говорил: не куражься, не издевайся надо мной?! – зарычал он не своим голосом, несколько, впрочем, сожалея о своем импульсивном поступке. – Говорил. Говорил, что буду терпеть твои несносные выходки ровно столько, на сколько хватит моего терпения, в огромном потенциале которого ты сама убедилась?! Говорил. Говорил, что если решусь уйти от тебя, то сделаю это незамедлительно и бесповоротно, и ничего не удержит меня?! И это говорил. Как видишь, все говорил, обо всем предупреждал – теперь не обессудь, - на последнем слове он открыл дверь и шагнул из квартиры. «Вот и отделался, наконец, от этой дуры, от этой язвы» - подумал с облегчением, выходя на улицу, но тут же вспомнил горестное лицо супруги и крупные слезы, катившиеся по ее щекам. Образ Тамары с заплаканными глазами  преследовал его всю дорогу, в ушах у него отзывался звон пощечины, которую он нанес ей – он мысленно просил у жены прощения. Однако, в душе его ни разу не зародилось сомнения в правоте своего поступка. «Я поступил по совести – как мужчина, как человек» - уверял он себя.
Некоторое время с несколько устоявшимися отрицательными эмоциями он подвергал анализу причину своего ухода от жены, и с гнетущими горечью и стыдом, впадая временами в полное смятение, раскаивался в своем вызванном состоянием аффекта рукоприкладстве. Но когда с уверенностью подумал, что, осознав и свою вину, не меньшую, а может быть большую, Тамара простит ему эту роковую пощечину, явится к нему с миром, и совместную жизнь они начнут с новой страницы, его мысли испуганно прянули в сторону.
Как он и ожидал, через три дня Тамара пришла к нему. Первым его побуждением было захлопнуть перед ней дверь, но над ним вдруг стало довлеть чувство собственного достоинства, он решил не уподобляться грубым злопамятным невеждам, и потому раскрыл дверь перед женой шире. Едва супруга переступила порог, тут же бросилась ему на шею, стала молить его возвращаться к ней. Она жмурила глаза: казалось, что плачет, но Артем слишком хорошо теперь знал ее – притворяется. Он излил ей свое душевное состояние вследствие своего физического посягательства на нее, попросил у нее  прощения, но об интегрировании семьи не хотел и слушать. Из глаз Тамары брызнули слезы, она стала уверять мужа, что любит его и жить без него не может ни дня, клясться ему, что ни разу в жизни больше не увидит он ее неприязненной гримасы, не услышит ни одной ее ехидной колкости, пущенной в его или его родителей адрес, но Артем был неумолим и от своего уже принятого твердого решения разводиться с женой отступать не намеревался. Услышав от него об этом, Тамара взорвалась истерикой, подняла вопль на весь дом, начала нервически целовать лицо и шею мужа, обдавая их слезами; затем упала на колени и, задыхаясь от горькой обиды, пригрозила ему что-нибудь сделать с собою в случае, если он к ней не вернется, а начнет обивать пороги судебных инстанций, добиваться бракоразводного процесса. И вновь Артем проникся к ней жалостью, принялся укладывать свои вещи в сумку.
Однако, вскоре ему вновь пришлось укладывать вещи в сумку, но только уже под напором намерения возвратиться не к жене, а к своим родителям. Спустя два дня после воссоединения семьи к молодоженам приехал Виктор Дормидонтович и Луиза Ярославовна. По их серьезным и озабоченным лицам,  по решительным видам Артем понял, что  явились они не чай с кренделями хлебать, а с каким-то важным разговором или даже демаршем, о теме которого он интуитивно догадался . По резкой перемене в лице Тамары, по появившейся в ее взоре важности и ехидной торжественности, превращению ее сутуловатой осанки в грациозную и даже гордую он заключил, что  и она будет составлять ему оппозицию. Точно загнанный волк, рычащий, скалившийся и ощетинившийся, окруженный стаей сытых, холеных и вышколенных, однако трусливых охотничьих собак, ждущий, когда те решатся набросится на него и готовый к отражению их атак, к беспощадной битве с ними до последних своих вздоха, капли крови, клочка шерсти –

-  229  -
настроенный встретить любой исход этого неравного боя достойно, Артем с внешне спокойным выражением лица сидел на диване и, внутренне содрогаясь от напряжения, ждал очередного беспардонного вмешательства в их с Тамарой сугубо личные супружеские отношения тещей и тестем. Когда гости расселись в кресла, Виктор Дормидонтович с довольно беспечной лаконичностью сообщил зятю, что они с супругой, как и обещали, купили им с Тамарой однокомнатную квартиру на третьем этаже в том же доме и подъезде, в которых живут сами, после чего протянул ему документы на приобретенную квартиру.
- Вот ваши свадебные деньги и вложены удачно: пришлось их добавить на покупку квартиры, - прибавил он бодро, как само собой разумеющееся, будто зять только о том и думал, во что вложить подаренные им с Тамарой на свадьбу деньги, а он помог ему решить этот вопрос, и теперь ждал, когда тот с места кошкой прыгнет ему на шею и начнет целовать его в обе щеки поочередно. Артем принял у него бумаги, неторопливо и внимательно их прочел: договор купли-продажи недвижимости был составлен безупречно грамотно, но купленная квартира была оформлена на тещу. Артема задело игнорирование его прежде всего Тамарой, игнорирование ею его слов и мнений. Разумеется, его возмутило то, что она ему лгала, заверяя в месячном ожидании вкладчиком получения своего вклада в банке после написания им соответствующего заявления; что отбросив его со счетов, получила вклад и, безропотной овечкой следуя на поводу у своих родителей, вверила им деньги. Однако, решил не торопиться выплеснуть на головы ненавистных ему людей чашу своего протеста и вообще предпочел не демонстрировать им  своей реакции на их бесцеремонный жест, заставил себя внешне оставаться уравновешенным и невозмутимым. Лишь с ноткой укора спокойным голосом сказал Тамаре: - На какие же средства я буду приобретать товар?
- Устроишься на работу, - ядовито бросила ему та.
- На товар я одолжу тебе денег столько, сколько потребуется, - заверил Артема Козерог, и вместе с Рыбой они принялись возбужденно и перебивая друг друга, рассказывать зятю о том, как они торговались с продавцом квартиры, обрисовывать ему ее планировку, делиться с ним соображениями о типе и стиле неминуемо предстоящего в ней ремонта. Артем слушал их в пол-уха, весь спектр его чувств был сосредоточен на вопиющей прецедентной выходке супруги и обдумывании своих дальнейших действий. Он не торопился принимать окончательного решения и тем более необдуманно пускаться в транзитивность от мыслей к действиям, поскольку чувствовал, что  сообщением о покупке квартиры Козерог воспользовался как приемом задержки освещения какого-то кардинального вопроса. Подсознательно готовясь к мучительному выслушиванию весьма лояльных укоров по поводу своей недавней ссоры с Тамарой и той злополучной пощечины, на которую супруга напросилась, как к самому неприятному для себя, он с досадной растерянностью и стыдом думал, что ему на эти претензии ответить. Однако,  наглость и цинизм Козерога приобрели в этот раз трагикомические формы, достигли своей кульминации, и превзошли все его ожидания. Поделившись с ним своими впечатлениями, доводами и намерениями относительно покупки, Козерог с Рыбой резко умолкли. Возникло напряженное молчание.
- Что вы тут, Артем, все лаетесь с Тамаркой, все выясняете отношения? – собравшись, видимо, с духом, взволнованным голосом обратился Козерог к зятю. – Из-за родителей еще не хватало вам ссориться… . – Он перевел дыхание, а Рыба безучастным невидящим взглядом уставилась через окно на небо – весь ее вид явственно говорил о том, что она не имеет ни малейшего представления о том, что хочет сказать зятю ее муж, а если и догадывается о порыве супруга, то ни на йоту не разделяет его отсебятины. – Если Тамара не контактирует с твоими родителями… неужели из-за этого нужно… лаяться…, - продолжал Козерог; он говорил запинаясь, с неловкостью во взгляде и скромным, растерянным выражением лица, словно извинялся за свои слова. Артем слушал его

-  230  -
спокойно, не перебивая, глядя на него исподлобья со скрытой ироничной насмешкой и думал, каким же нужно быть идиотом, до каких же пор нужно опуститься, потерять свое лицо вместе с человеческим, мужским достоинством и элементарным самолюбием, чтобы вот так слепо, фанатично с преданностью собаки и беспрекословным послушанием раба исполнять волю своей обожаемой супруги, безоговорочно следовать ее наущениям и подстрекательствам по одному ее мановению руки, - он был убежден, что Козерог – всего лишь пешка, исполнитель чужой прихоти; организатором же этого нравоучительного разговора и, вообще, генератором всех идей и устоев в доме являлась Рыба. К этому выводу, впоследствии переросшего в убеждение, он пришел не под воздействием импульсивного заключения, а при содействии своей холодной наблюдательности, констатации многочисленных фактов, их анализирования и глубокого осмысливания. Его давно занимал вопрос, почему тестю,  являющемуся единственным кормильцем своего семейства, от которого в доме зависели все и вся, среди находящихся на его иждивении домочадцев отведена чуть ли не последняя второстепенная роль серенькой заводной мышки, которая изредка покрикивает матерной бранью и бесится, что на ее ор никто не обращает совершенно никакого внимания, но не мог найти твердый исчерпывающий ответ на свой вопрос, ничего ясного ему не представлялось. Но однажды он столкнулся в подъезде, в котором жили его родители, с их соседкой, толстой и всегда подвыпившей тетей Римой,  любительницей посплетничать, которая как-то раз видела, как Луиза Ярославовна заходила в квартиру к сватам. «Кем вам доводится та женщина, которая заходила к вам как-то поздней осенью – с химической завивкой волос и в зеленом пальто из плащевой ткани?» - полюбопытствовала тетя Рима. – «Тещей и свахой, - ответил Артем, - а что?» - «Ничего, просто я знаю ее – мы работали с ней на заводе в одном цехе. Гм… Хороша она штучка: со всеми мужиками на заводе любовь перекрутила…» - тетя Рима сказала это таким тоном, будто в этом не было ничего особенного, и добавила с видом человека, не имеющего ни малейшего намерения причинить кому-либо неприятность: «Мелочи жизни – тебе ведь не с ней жить».  Артем ломал тогда голову над полученными сведениями, и с задумчивостью воскликнул: «понятно!», когда из разрозненных клочков его предположений и умозаключений относительно супружеских отношений Виктора Дормидонтовича и Луизы Ярославовны и внутреннего уклада их семьи сложилась цельная картина: потеряв всякую надежду обуздать бурный темперамент своей любвеобильной супруги, беспамятно любивший ее Козерог просто-напросто закрыл глаза на ее любовные похождения и, махнув в отчаянии рукой, стал спиваться; когда же начал превращаться в пьяницу, Рыба ультимативно выдвинула ему условие: «Или я, или водка – выбирай!», - и муж ее, точно опоясанный бичом, дабы удержать возле себя любимую, сломя голову понесся кодироваться от алкогольной зависимости; отметив про себя свою победу и сделав соответствующие выводы, Рыба предпочла изменять мужу не так открыто и безоглядно, более осторожно и, став в его глазах безупречно преданной, воспользовалась своей победой – взяла вожжи управления семейством в свои руки, стала манипулировать своим суженым, как солнечным зайчиком, лепить из него веселящие душу причудливые фигурки, точно из пластилина. «Влюбленный! Олень!» - усмехнулся с иронией своим мыслям Артем, уперев исподлобья в тестя презрительно-насмешливый взгляд. А между тем все так же неуверенно Козерог продолжал: - Если Тамара не контактирует с твоими родителями… неужели нельзя найти выход… Ты уж, Артем, скажи родителям, что она не хочет контактировать с ними. Скажи:  папа и мама… - он остановился, подыскивая слово, - мол, будьте добры… или будьте любезны – не ходите к нам в гости: Тамара не хочет с вами контактировать… . – Тесть сказал это негромко и достаточно спокойно, но Артему показалось, что он рявкнул во весь голос – все внутри у него вдруг вспыхнуло, загорелось огнем.
- Почему вы все время вероломно вторгаетесь в нашу жизнь?! – резким тоном сказал

-  231  -
он Козерогу. – Почему о том, что Тамара не хочет видеть моих родителей говорите мне вы, а не она?! – он вонзил свой яростный взгляд в тестя, и когда тот еще более  стушевался, перевел его на свою супругу: к его изумлению, Тамара слегка покраснела и от смущения поерзала на кресле. Посверлив жену суровым испытывающим взглядом, он спокойно поднялся с дивана и шагнул к шифоньеру. Им овладела  лихорадочная отрешенность, дрожали все его поджилки. С необдуманной поспешностью, но так, словно все его действия были взвешены и продуманы до мелочей, он стал укладывать свои вещи в сумку. «Поразительно, с каким несокрушимым упорством эти несносные ужасные люди стремятся навязать мне свою волю!» - думал он при этом; Козерог, Рыба и Тамара вопросительно глазели на него и время от времени с недоумением  переглядывались. Собрав вещи в сумку, Артем по-английски ушел.
В первую ночь в отчем доме он долго не мог уснуть. Мысли роились в голове и не давали забвенья, мозг продолжал работу. Сами собой, непрошенные, перед ним вставали образы. Вот Луиза Ярославовна – сидит в кресле в ситцевом с синими нежными цветочками халате, поверх которого висит покачивающийся от  мерного вздымания  ее объемистого бюста небольшой золотой крестик на тоненькой цепочке из такого же металла и, со снисходительной улыбкой выслушав рассказ Тамары об ее с мужем воскресном отдыхе на Волге, в свою очередь безграмотно делится: «Мы хочем на следующее лето в Одессу на море махнуть: там у Витьки дядя родной живет – большой человек, военный, полковник». Вот Тамара – с растрепанными волосами, одетая в красный свой халат; губы  поджаты, брови сведены, глаза блестят злобой; резко останавливается посреди комнаты и, смерив его ненавидящим взглядом, неистово орет: «У себя дома будешь  указывать, как делать правильно то и как – это!», - но тут же меняется в лице и, обвивая руками его шею , с любовью во взгляде ласково просит: «Ну прости меня, дурочку – сорвалось», - и, выдержав небольшую паузу, с невинным лицом прибавляет: «купишь мне новые сапоги?». Вот мать Виктора Дормидонтовича, Мария Ивановна, щуплая простодушная и гостеприимная старушка, страдающая сахарным диабетом, однако никогда внешне не унывающая и не позволяющая себе никому докучать своей болезнью. Однажды, в летний солнечный день, Артем случайно встретился с ней на рынке. Она старалась выглядеть веселой и жизнерадостной, держаться бойко, говорить – бодро и даже задорно, а глаза ее, тем не менее, выдавали душевную муку и печаль. Рассказав весело о своем житие-бытие, она вдруг не выдержала и тихонько заплакала: «Попросила у Вити своего недавно пятьдесят рублей в долг – до пенсии на лекарства, - не дал! Хорошо хоть сам трубку поднял – я хоть поговорила с ним, а если б Луиза, Элеонора или Тамара подошли к телефону, сказали бы: нет его дома, - но я-то материнским сердцем чувствую, что он дома… Попросила у него взаймы на лекарства – не дал… Пенсия у меня маленькая – со своей болезнью я всю  жизнь вахтером проработала… да еще Витю с Валерией одна воспитывала – муж мой погиб, когда дети были совсем еще маленькими. А вот теперь попросила у Вити взаймы каких-то пятьдесят рублей… Э-хе-хе-хе-хе, - вздохнула она тяжело, вытерла слезы ветхим чистым платочком. – Что они там из него сделали!.. А такой парень хороший был… добрый, жалостливый, отзывчивый, внимательный; и работал, и рыбачил, и успевал, ежедневно навещать меня в больнице – да еще, частенько, с цветами да с рыбой жареной для всей палаты!.. Везде шустрил, везде успевал, - друзья его так и звали – «Шустрик»!.. Это теща с женой его оседлали и против меня настроили – заело, что завещание на свою квартиру я сделала на дочь, семья которой еле-еле сводит концы с концами, а не  на Витю, который имеет трехкомнатную квартиру, обстановку, машину, дом в деревне, деньги в банке… обеспеченного всем и умеющего добывать деньги…». Вскоре после этой встречи Мария Ивановна обмотала свою шею семью витками сантехнического троса и повесилась дома в ванной комнате. Артем не успел почтить ее светлой памятью: точно фантом, разрезав темноту, во всем своем обличье перед ним предстал и сентенциоз-

-  232  -
но забубнил Виктор Дормидонтович. «Как-то раз меня от организации посылали в Рязань закупать картошку для наших рабочих – так я тогда наварил… ого-го! За ведро картошки платили по шесть рублей, а мужикам на работе сказал, что по девять! – он наставительно поднял указательный палец вверх, - мотай, Артем, на ус!». Немного помолчал, поразмыслил и сказал: «Если Тамара не хочет контактировать с твоими родителями, скажи им: мама и папа, мол, будьте добры не ходите к нам в гости: Тамара не хочет с вами контактировать».
- Нет уж, Козерог – тебе уподобляться я не собираюсь, - усмехнулся Артем своим мыслям, - не той я масти. – Только он подумал о том, что, вероятно, через несколько дней Тамара снова придет к нему и со слезами на глазах, а возможно и с истерикой, станет умолять его возвращаться к ней, как тут же мысленно шарахнулся от этого имени, от одного воспоминания о супруге по его коже пробежал мороз. К пережитому он не хотел возвращаться даже в мыслях.



XVII


К родителям  Артем явился в каком-то ошеломленном, впрочем беззлобном, смятении, точно оглушенный. Из скоропалительного необузданного брака свого, кроме горького урока и оставшихся у него порядка  четырех тысяч рублей, которые он даже и не подумал разделить с супругой, за что собственно ни разу  не  укорил себя со стыдом, он ничего не извлек. Но и того ему было достаточно: точно потерянный, он несколько дней кряду расхаживал по квартире, силясь очнуться уже в действительности.
Впрочем, долго выходить из состояния транса ему не пришлось. На третий день его пребывания в отчем доме к нему явилась мать Георгия Шелеста. Средней полноты со следами прежней красоты, Полина Андреевна не поддалась на его уговоры пройти в комнату и , сказав, что пришла только на минутку, пояснила, что явилось причиной нанесе-
ния ею  визита; она явно была чем-то  встревожена, большие черные глаза ее лихорадочно блестели, нижняя губа едва заметно подрагивала.
- Артем, мне сейчас из Тамбова Жора звонил, - взволнованно сказала она, - просил, чтобы я тебя пригласила к нам, к телефону. Он тебе несколько раз звонил – не мог  дозвониться. Теперь будет мне  звонить опять через два  часа, надеясь, что ты у нас. Очень просил тебя  прийти к нам, - прибавила слезящимся голосом.  Вспомнив важное лицо  Свары, его нескромный замах на возвышение собственной значимости до респектабельной, блаженствующий, степенный, похожий на кваканье лягушки, тембр его голоса во время последней их встречи и шокирующую открытую его рисовку перед двумя ветреными смазливыми пигалицами, Артемом овладел отголосок былой злобы к нему, он решил сослаться на свои многочисленные дела, не допускающие отлагательств, но тут же подумал, что это бестактно по отношению к товарищу, попавшему в какой-то  жизненный переплет, о сути которого Полина Андреевна решительно предпочла умолчать; и все же, по-настоящему жаль ему стало лишь мать Георгия, в одиночку тащившую воз  домашнего хозяйства, и тащившуюся к нему с поклоном по прихоти взбалмошного ее сына.
- Хорошо, - сказал он, - через два часа я буду у вас.
Через два часа, едва он переступил порог квартиры Шелестов, стоявший у них в прихожей на трельяже телефон с продолжительным надрывом зазвонил.
- Межгород! – воскликнула Полина Андреевна, прыгнула к телефонному аппарату; сняв трубку и, видимо, услышав на том конце провода голос своего сына, передала трубку Артему.

-  233  -
- Кто это, кто это? – глухо забормотал Свара, когда Артем ответил в нее;  судя по слабому робкому голосу Георгия, последнее время он жил в чрезвычайном страхе, - Артем? Фу, наконец-то! Я тебе два дня подряд звоню через каждые полчаса – то занято, то никто не подходит… Гм… Ты не можешь ко мне в Тамбов приехать? Мне нельзя домой возвращаться: бандюги там меня ищут. Я бы сам… Приедешь?
- У меня дел выше маковки, - сказал Артем, подумав, что сено за коровой не ходит, а трусость товарища не есть причина для незамедлительного бездумного своего старта в мрачную ненужность.
- Как же быть..? как же быть…? – жалобно забубнил Шелест. – Ну ты хоть посодействуешь мне в том, чтобы бандюги со мной мирно поговорили, словами, без кулаков в случае, если я приеду – чтоб уж не стали меня там прессовать?
- Все, что в моих силах, сделаю, - пообещал  Артем.
- Спасибо, Артем! – растроганным голосом сказал тот, - я всегда знал, что  ты мне настоящий, самый преданнейший друг . Как приеду, дам тебе знать, -  прибавил он и, спешно пообещав рассказать о своей проблеме при встрече, положил трубку. Из слухов, тополиным пухом летающих по городу, Артем знал, что Георгий облапошил каких-то влиятельных бизнесменов на довольно приличные суммы, из чего становилось ясным, что и машина, и телефон, и золотая побрякушка на пальце , и дорогая одежда - весь эффект, которыми он пускал пыль в глаза окружающим, были куплены и созданы им на деньги его жертв, его теперь непримиримых и ужасных врагов, которые давно уже Шелеста что называется отпели, однако на всех этих слухах, толках, сплетнях пристального внимания не заострял, поскольку и своих забот и проблем у него было предостаточно.
Через два дня, поздней ночью, по первому зову товарища по телефону Артем быстро оделся и, ругая про себя варваров, то и дело выкручивающих лампочки из подъездных плафонов, осторожно пробрался по кромешной темноте на улицу, обогнул дом и вышел на аллею. На аллее никого не наблюдалось, но едва он встал под единственно горевшим фонарем, обливающим тусклым мертвенно-синим светом округу в радиусе десяти шагов, откуда-то из зарослей шиповника вынырнул Свара.  Вид у него был такой, точно минуту назад он едва выбрался из-под бомбежки.: весь был съежен,  стушеван ,напу-
ган, от былой его выправки не осталось и следа, полные паники большие черные глаза  поминутно опасливо стреляли по всем сторонам; на нем были какие-то  стоптанные, почти бесформенные и изрядно потрескавшиеся туфли, коротковатые видавшие виды брюки, темная рубашка и черная простроченная вдоль и поперек подкладка на ватине, отстегнутая от какой-то, по-видимому , зимней, куртки.
- Приходится тонироваться, - дрожащим от страха голосом объяснил он свое пребывание в кустах, губы его растянулись в неуверенную улыбку. Он распростер руки к товарищу и с небывалой крепостью  обнял его.
- Что у тебя стряслось? – не теряя времени спросил Артем, едва они отстранились друг от друга.
- Геморрой заработал, - горько усмехнулся Шелест; он старался бодриться, но вид у него оставался пришибленным, - в долги залез, в огромные долги.  Гулял, дурак, кутил – думал, с бедностью моей покончено раз и навсегда… . – Он извлек из кармана брюк дешевую папиросу, чиркнул спичкой, глубоко затянулся. – Такая уникальная возможность была у дурака приподняться!.. Э-эх…  А теперь вот  долгов оказалось, как блох да еще вынужден скрываться – бандюги ищут, с ног  уже сбились, - добавил  сумрачно, - Сизого знаешь?
- Слышал о нем, - кивнул Артем.
- Так вот этот самый Сизый дал мне под реализацию на месяц одно письмецо стоимостью в тридцать тысяч долларов: то есть, я должен был по этому  письму получить на одном из местных заводов электроды, продать их и целый месяц! – мог крутить деньги,

-  234  -
и только через месяц возвратить тридцатку Сизому. Вообще, все я делал правильно, все у меня складывалось как нельзя лучше: получал на заводе электроды и тут же их продавал… Если б сразу вкладывал получаемые деньги в дело, шестьдесят процентов наварил бы на  этом письме легко.  А я,  дурак, сорвался: начал с радости гулять, деньги в казино просаживать, шмоток прикупил, телефон, золото , машину… Эх, классная была машина, - вздохнул   печально Свара. – Кстати, и на машине-то этой я прилично заработал: в Бресте брал ее  за шесть штук зелени, а в Тамбове толкнул за семь двести!. – Одним словом, пруха у меня шла чувствительная. А тут еще на нашем крытом рынке случайно встретил старого знакомого, Куцого, живущего в Озерске. Раньше мы с ним частенько в картишки поигрывали, а теперь он бандитом стал; кафе имеет, несколько магазинов и пив-бар. Ну, разговорились с ним, вспомнили былое, и он в разговоре проронил, что продает пятилетний «Форд», может даже отдать его в рассрочку. Я и повелся: «Продай мне машину, говорю, но деньги за нее – всю сумму – я тебе отдам через месяц». Он мне: «Базара нет – мне деньги не к спеху, деньги у меня есть. Приезжай, смотри машину; понравится – забирай».  Через день я приехал к нему, осмотрел машину, прокатился и… разомлел: понравилась тачка, да и цена приемлемая – десятка зелени. Думаю: быстренько ее отдам за эту же десятку, и денежки крутану… . -  Георгий не договорил. Завидев стремительно приближающуюся с включенным дальним светом фар и громыхающей мелодией машину, шарахнулся в кусты, и только после того, как машина превратилась в маленькую точку, вышел из укрытия.
- Разъездились, ослы! – робким взглядом провожая машину, презрительно сказал он, - и все норовят дальний включать… На чем я остановился… А! Короче, продал я тот «Форд» через три дня за десять с половиной штук. А тут и последнюю партию электродов на заводе получил и сразу продал ее. Надо было мне, дураку, сразу рассчитаться с долгами, а я решил подзаработать… Не каждый день такая возможность появляется – согласен? Если бы правильно распорядился деньгами, вложил бы их куда следует… Э-эх, - Шелест в отчаянии швырнул окурок в кусты, за которыми прятался минуту назад, и закурил новую папиросу. – Да… знать бы прикуп – жить бы в Сочи. А я прикуп свой не знал, и теперь я – ничто, ноль без палочки, зеро…
- Как же ты распорядился деньгами? – полюбопытствовал Артем.
- В наркоту вложил.  Сначала в Тамбове навел мосты с вопросом сбыта, затем отправился в Таджикистан. Почти на все деньги закупил там дури и нанял шофера с личным «Камазом»: кузов для вида заполнили овощами и фруктами, а нычки до отказа забили отравой – и шины, и запасные баллоны, и под раму, и под панель щитка приборов…
- Ну и?
- Ну и приняли нас в Тамбове, едва въехали - точно менты уже ждали нас. Козлы! За то, что сейчас гуляю на свободе, отдал им все овощи и фрукты, выложил последние пять тысяч рублей, ну и отраву всю изъяли, разумеется, без протокола. Они теперь, сволочи, раскидают мой товар по своим торговым точкам и – прибавка к зарплате. Все забрали, твари, ничем не брезгают. Пока двое суток сидел в изоляторе, все мои хорошие шмотки по себе растащили, перстень отжали, даже кожаные портмоне и ремень прикроили…
- Положение у тебя не завидное,- вдумчиво сказал Артем.
- Ты точно не бросишь меня в беде? – плаксивым голосом спросил Шелест.
- Я на это не способен, - ответил Артем, несколько загорячившись от сомнения товарища в его постоянстве.
- Спасибо тебе, Артем, - растрогался тот, - ты настоящий друг. Если тебе будет по плечу, постарайся убедить Сизого и Куцого: попроси их, во-первых, чтобы не выслеживали меня, не преследовали, не колотили при встрече: скажи, что я их не кинул, что так просто сложились обстоятельства – сожалею о случившемся и готов постепенно с ними расплачиваться. Ну что, им разве будет легче, если они меня за ноги подвесят и начнут

-  235  -
бейсбольной битой колотить… или убьют: за ноги подвесят – деньги из меня все равно не посыпятся, а убьют – так вообще навсегда расстанутся со своей капустой. Согласен? От того, что я буду жив, цел и невредим и начну суетиться, работать и постепенно выплачивать им долги, будет всем только хорошо. Лучше получить свои деньги медленно, но верно…  Согласен? Да и должны они меня понять: ну попал человек – с кем не бывает…
- Где искать твоих кредиторов? – осведомился Артем.
- Сейчас. – Свара вытащил из кармана пачку «Беломорканала» и ручку; оторвав от пачки клочок, написал на нем несколько цифр, протянул товарищу: - Это номер  телефона Сизого. А к Куцому нужно в Озерск ехать, - добавил  с безнадежным видом.
- Съездим в Озерск, - сказал Артем с решительным видом, - лишь бы толк был.
Свара кинулся ему на шею и чуть не удавил его от радости, но, услышав рокот приближающегося автомобиля, резко от него отпрянул и бросился в кустарник к самому  корню. После того, как автомобиль, подняв пыль, пронесся, вышел .
- Ну а ты-то как? – спросил , несколько успокоившись, - жениться не надумал?
- Давно уже женился , теперь развожусь, - горько усмехнулся Артем, и с безразличием в душе начал повествовать товарищу эпопею прошлой семейной своей жизни.
- Да, - выслушав его, вздохнул Шелест, - надо было тебе перед тестем с тещей прогнуться. Может быть, они перестали бы вникать в ваши с Тамарой отношения – ведь наверняка знают, что их дочка далеко не сахар; и глядишь, тебя бы приподняли, что б ты с супругою поласковее был, да на все ее причуды глаза закрывал.
- А может им и книксен нужно было делать? – с иронией усмехнулся Артем, и уже серьезно прибавил: - Преклониться – или прогнуться – можно перед святыней, перед истинным благородством, перед высшей идеей, добродетелью, но никак не перед…
- Да, ты прав, - поспешно, но искренне согласился с ним Шелест.
Они медленно бродили из одного конца аллеи в другой, и были всецело поглощены проблемой Георгия. Когда пришло время расстаться, Георгий как-то весь напрягся, принялся в страхе оглядываться по сторонам, по виду его можно было заключить, что сердце у него вот-вот выпрыгнет из перикарда.
- Артем, ты не можешь проводить меня до дома, - нерешительно попросил он, - мало ли что…
- Пошли, - без раздумий сказал Артем, проникаясь к товарищу жалостью и пониманием его нервного напряжения.
Подходя к подъезду, в котором жил, Шелест вновь весь напрягся, затрясся, как осиновый лист, глаза у него заблестели, как в лихорадке. Он устремил испуганный взгляд на подъезд, в котором не наблюдалось ни единого лучика света, и, приоткрыв рот, перевел этот свой взгляд на Артема, пронзая его мольбой.
- Пойдем, - с решительным видом сказал тот.
Проводив Георгия до двери его квартиры, Артем отправился домой досыпать.
Утром следующего дня в надежде назначить встречу Сизому он позвонил ему по телефону, но скрипучий старческий голос ему ответил: «Степана в городе нет и не будет еще дня три».
И эти три дня против своего желания, исполненный сознания долга перед дружбой, все ночи напролет Артем волочился за Шелестом по темным улицам и закоулкам, безлюдным скверам и паркам; изумлялся быстротой ретирования товарища в кусты, подъезд, за деревья или его широкую спину в случае появления на горизонте элементов действительной и мнимой опасностей; бесконечно утешал Георгия оптимистическими доводами, провожал его до подъезда,  а если подъезд не был освещен – до квартиры.
Идя на встречу к Сизому он не испытывал ни малейшего волнения, не кропел над стратегией постановки разговора с уголовным лидером, не обдумывал,  какими словами с

-  236  -
тем изъясняться, - он  исключил для себя всякое выступление гарантом Шелеста, и этим было обусловлено его спокойствие; к тому же, встреча с Сизым должна была состояться средь бела дня в самом центре города, у входа в гостиницу «Словакия» - это обстоятельство сулило ему полную безопасность, не навевало ни малейшего холодка опасности.
Несмотря на то, что к месту предстоящей встречи явился он на пятнадцать минут раньше условленного с Сизым времени, тот уже был на месте.
Он высунул маленькую с модельной стрижкой голову в окно красной «Альфа-ромео»,  бодрым голосом спросил: - Ты Артем? – и, получив в ответ утвердительный кивок Артема, вышел из автомобиля, оставив в нем двух бритых наголо здоровяков  - водителя и, вероятно, телохранителя. Это был худосочный высокий брюнет с белой кожей, костлявыми руками и густыми широкими бровями, сросшимися на переносице; на нем был мышиного цвета в светлую полоску костюм, светлая рубашка с синим галстуком из искусственного шелка и остроносые черные ботинки на высоком скошенном каблуке. Если б Артем не знал, чем занимается Сизый, то несомненно никогда в жизни при всех усилиях и желании не догадался бы, какого направления деятельности тот придерживается : своей наружностью Сизый производил впечатление интеллигентного человека, и лишь резкое выделение из его внешнего вида грубых остроносых ботинок сдерживало мысленное отнесение его к  высокоразвитому общественному слою. Артем смотрел на приближающегося к нему с неприсущими представителю криминалитета добрым взглядом и хлипким видом человека, и изумлялся.
- Чем могу быть полезен? – подойдя к нему, спросил тот, окинул его холодным оценивающим взглядом.
- Употреблением своего авторитета, - сдержанно сказал Артем, - и некоторым снисхождением.
- Хм… Кто в этом нуждается?
- Нуждается в этом мой товарищ и твой дебитор – Шелест.
- А, этот!.. – Сизый недовольно сморщился, его смотрящие в сторону очи сверкнули злобной ненавистью, - очевидно, если б на месте Артема стоял Свара,  Сизый задушил бы его своими собственными костлявыми руками. – А что же он ко мне сам-то не пришел, а друга заслала? Когда нужно было, бегал по три раза на день, плакался мне в жилетку – просил помочь денег заработать, а теперь… Что, боится, что мы душонку его из него выбьем?
- Именно этого он и боится, - подтвердил Артем. – Именно с целью сыскать у тебя милости для него я и предложил тебе встретиться. Очевидно, не мне судить о поступке Георгия, не берусь также и взвешивать его вину, но должен довести до твоего сведения его клятву  о том, что он вовсе не собирался поступить с тобою непорядочно, что  так, на его беду, сложились обстоятельства: поскольку до расчета с тобою времени оставалось предостаточно, он решил воспользоваться этим подарком судьбы и,  желая крутануть твои деньги, вложил их в одно, как оказалось, нерентабельное предприятие и – обанкротился. Яро заверял он меня также и в том, что спит и видит, как он суетится – не просто работает, а бычит, и постепенно выплачивает тебе долг.
Сизый слушал внимательно, смотрел на него пристально, чуть прижмурив глаза,  как бы анализируя его слова и выдвигая соображения на их счет.
- Все, что касается его долга, он готов обсудить с тобою лично, - продолжал Артем, - при условии, что ты дашь слово не подвергать его варварским методам, и он уйдет со встречи неразубежденным в необъятности твоего доброго, гуманного сердца и незыблемости твоего безграничного непререкаемого авторитета.
Эти его слова оказали на Сизого известное влияние. Сизый посмотрел на него с


-  237  -
хитринкой и скрытым уважением во взгляде.
- Ладно, - сказал он, довольно осклабившись, хотя и показал всем своим видом, что льстивые речи для него привычный пустой звук, - передай этой гниде, что пальцем его никто не тронет.
- Буду верить в силу твоего слова, - глядя  ему  в глаза, сказал Артем.
- Все будет ровно, братишка, - заверил Сизый. – Пусть мне позвонит: назначим с ним встречу. Ну, пока, - Сизый открыто широко улыбнулся и, дружески хлопнув его по плечу, направился к «Альфа-ромео».
Весь этот вечер и всю ночь во время совершаемой прогулки Свара пребывал в нескончаемом восторге от товарища, сумевшего смягчить его участь;  бессчетное количество раз просил заново передать ему весь разговор друга с его кредитором дословно, нетерпеливо перебивая и осведомляясь о мимике лица, жестах, тоне, взглядах Сизого, его реакции на слова о значимости неуклонного соблюдения гарантированной им дипломатичности в сношениях с дебитором – и, затаив дыхание, слушал.
Следующей ночью он был счастливее, чем прежде. Он возбужденно рассказывал Артему о своей встрече с Сизым и, окрыленный ее исходом, гордился своей способностью убедить человека в своей невиновности. От Артема не укрылось, что и от света фар автомобилей товарищ ускользает не так спешно, как днем раньше, а как-то нерасторопно, с леностью, ворчанием, не без злости от подобной унизительности.
- Еще бы с Куцым утрясти вопрос о том, чтоб на встрече по отношению ко мне не допускал беспредела, - вдумчиво сказал Шелест, когда пришло время расставаться. В эту ночь он категорически отказался от провожатого и, невзирая на отсутствие в подъезде хоть одной горящей лампочки, храбро ступил в непроглядную темень.
В Озерск Артем отправился не в лучшем настроении. Поскольку ни характер, ни склад ума и психики человека, к которому он ехал, ему известны не были, в успехе своей поездки к нему он уверен не был и испытывал легкое волнение. И чем больше «Икарус» пожирал километров, тем отчетливее он ощущал приливы неуверенности, тем сильнее возрастало его волнение. Основания для переживаний у него были: сознавая, что Куцый, как собственно и всякий другой человек, мог оказаться невежественным и грубым, неуравновешенным и вспыльчивым, агрессивным или просто злым, он допускал, что тот  может быть еще и коварным – бандит есть бандит. Артем не впадал по этому поводу в глубокую задумчивость или уныние, не истязал себя бродившей в голове мыслю, что Куцый соблаговолит запереть его в каком-нибудь подсобном помещении пив-бара, куда он и ехал, и скажет: будешь сидеть здесь до тех пор, пока Шелест сам не явится ко мне, - но и не находил оснований для полного исключения подобной ситуации. Впрочем, данное им другу обещание походатайствовать перед Куцым о снисхождении к физиономии Свары отодвигало все сверкающие предостережения мозга на второй план.
Внешность Куцого соответствовала описанию его Шелестом. Это был среднего роста жилистый широкоплечий человек лет тридцати двух со светлыми зачесанными набок волосами; спортивный костюм, в который он был одет, чрезмерная подвижность и бугристые большие кулаки, создающие впечатление, что временами, когда ноги устают, он ходит на них, говорили о маниакальном пристрастии к спорту, - вид у него был прирожденного бойца. Войдя в пив-бар, он прямым ходом направился к облепленному крепкими, плечистыми, как и он сам, парнями столу, и  завертелся среди товарищей в обниманиях, поцелуях, рукопожатиях, дружелюбных похлопываниях руками по плечам и спинам. По окончании приветствий к нему скользнул бармен и, видимо, сказав ему, что его спрашивали и хотели видеть, стрельнул глазами в сторону пьющего чай Артема.  Куцый незамедлительно направился к интересовавшемуся им незнакомцу; Артем из  деликатности вышел из-за стола, шагнул ему навстречу.


-  238  -
Разговор Артема с Куцым был такого же характера и приблизительно такого же содержания, как и разговор его с Сизым, с тою только разницей, что гарантию полной безопасности Шелеста на предстоящей встрече с собою Куцый дал несколько другими словами  , нежели Сизый, смысл которых в сущности означал то же самое.
Услышав о положительном  исходе встречи Артема с Куцым, Свара впал в какой-то безумный лихорадочный экстаз, он дрожал от радости, задыхался от счастья, выдавливал из себя звуки ликования; снова и снова просил товарища пересказать уже рассказанное им,  поделиться его собственными впечатлениями, высказать доводы, что, очевидно,  распутывало нить запутавшейся надежды Георгия в клубках его противоречивых и безнадежных мыслей . В этот вечер он и не думал прятаться от прохожих и света фар автомобилей; напротив, шутил и говорил остроты встречающимся знакомым, был весь вечер бодр, бесконечно обнимал друга и говорил ему искренние слова признательности, с патетическим пылом заверял его в своей взаимной благородной преданности.
Вернувшись из Озерска, Свара пришел на встречу к Артему весь сияющий от счастья, точно спустился к нему с седьмого неба только на минуту, чтобы рассказать ему, как там хорошо, и вскоре вновь намеривался взвиться птицей и улететь в заоблачную высь. Он возбужденно тараторил, не умолкал не на минуту, обрисовывая товарищу встречу свою с Куцым от начала ее и до конца, дословно и подетально; вдохновенно ругал себя и свою необдуманность в делах последними словами; проклинал судьбу и ничтожную, мрачную свою стезю неудачника; обращаясь к прошлому и обозревая коснувшиеся его прошедшие события, оставившие ему не лучшие воспоминания, обуславливал их кармическим негативным   влиянием.
Однако слова его раскаяния, увы, оказались только словами. С присущими ему легкомыслием и торопливостью он вновь взял курс на оазис быстрой и легкой наживы, и принялся вершить дела так, как если бы спрыгнул с самолета без парашюта. И очень скоро опять непростительно угодил  впросак.
Во время расставания в их последнюю встречу он с болезненным выражением лица обронил, что ему было бы неплохо с недельку поваляться дома с книгой на диване, посмотреть телевизор, послушать музыку – восстановить силы и обрести духовное равновесие после длительного напряжения и нервного переутомления, обусловленных обрушившимися на него градом несчастиями; Артем с чуткостью поддержал его мысль.
Условившись встретиться через неделю, они попрощались. Но уже на четвертый день лечебно-оздоровительных процедур Шелест принесся к Артему; он был чем-то чрезвычайно встревожен, на нем не было лица и как следствие его возбуждения у него бешено дергалось веко левого глаза. Поскольку у товарища дома были родители, он отказался к нему войти и не стал пояснять ему, что побудило его прервать давно с жадностью искомую идиллию, а попросил его выйти в подъезд. Едва тот вышел, он бросился к нему и, всматриваясь в его лицо молящими глазами, в отчаянии воскликнул:          - Выручай, Артем! Завтра в двенадцать дня у меня стрела с двумя узбеками. Взял у них на реализацию на два дня двадцать граммов героина – хотел хоть чуть-чуть денег нажить – и попал: доверил продать своему знакомому, торгующему наркотой с точки, а он,  козел, мой товар продал и все деньги, за него полученные, промотал.  Стоит, придурок, пьяный, гриву опустил и глазами виновато моргает.  Что мне его, бить что ль.  И взять с него нечего… Сам я дурак – связался… нашел, с кем связываться! Эх… Сегодня видел этих двух узбеков, объяснил им ситуацию, говорю: подождите деньги немного, а они и слушать не хотят, говорят: «завтра дэньги за товар не отдашь, мы с тебя в семь раз больше получим, чем ты нам должен». Что делать – не знаю. Выручай, дружище…
С трудом его дослушав, Артем со злости хотел послать его ко всем чертям вместе с двумя узбеками, но совершенно неожиданно для себя сдержался, поскольку этого взрослого, но бестолкового человека ему вдруг стало жалко, - бестолковые никчемные

-  239  -
люди подчас вызывают к себе большей сострадательности окружающих, нежели здравомыслящие и способные.
- Последний раз – запомни! –  сказал строго.
Как реально действенно помочь товарищу Артем еще и сам не знал, но решил, что до утра какая-нибудь любопытная мысль непременно его посетит.
Паленый, с которым когда-то его знакомил Кирилл, крепкими спиртными напитками слишком не увлекался, но в это утро отворил дверь нежданным визитерам в очевидном похмельном синдроме: лицо его было отекшим, глаза мутными, губы запекшимися, волосы взъерошенными; его лихорадило, он закутывался в длинный овечий тулуп, одетый на голое тело. Он вопросительно уставился тупым спросонья взглядом на Шелеста, перевел взгляд на Артема и, по-видимому, припомнив его, сказал: - Проходите, пацаны. – Пригласив парней в просторную свою кухню, вероятно, любимое его для ведения деловых  разговоров место, он усадил их в кресла, сам сел на диван и застыл в безразличном молчаливом ожидании; судя по его виду, с помощью какого-то шестого чувства он догадывался, что Артем не горит желанием говорить с ним о Кирилле, и весьма одобрительно к этому относится.
- Как дела? – обратился  к Артему.
- Как сажа бела, - горько усмехнулся тот, и перевел свой взгляд на сидящего молча с настороженным видом Шелеста, давая ему всем своим видом понять, что настала его пора шевелить языком. Георгий мигом сообразил, что к чему и начал нерешительно посвящать Паленого в свою проблему. Паленый слушал его сосредоточенно, не перебивая, изредка понимающе кивал ему головой – казалось, он целиком разделяет позицию рассказчика и едва тот договорит, бросится ему на помощь, но когда Георгий закончил свою исповедь, он, ощупывая его взглядом, твердо произнес: - За отраву мне стремно бодаться. За отраву я на стрелу не поеду. – Он немного помолчал, потупив безразличный взор, зевнул и добавил: - Уделяй внимание в мой общак – будем решать вопросы. Давайте вместе работать, вместе движения создавать… - прибавил еще, обращаясь теперь к обоим визитерам. Примыкать к криминальной среде Шелест никогда и ни за что не решился бы даже и под дулом автомата, но, видимо, растерявшись от категорического отказа Паленого вступиться за него
и неожиданного его предложения работать вместе, весь смешался и машинально брякнул то, что, вероятно, первое пришло ему на ум: - Как деньги будут, забежим.
От Паленого он вышел весь поникший, с каким-то отрешенным, потерянным видом, словно приговорили его к расстрелу и через три часа этот приговор должен будет привестись в исполнение.
- Что клюв повесил? – засмеялся Артем, потрепал товарища по плечу, стараясь приободрить его, - безвыходных положений не бывает. Отыщем выход.
Где и как найти спасительный выход из создавшегося положения Георгия Артем, разумеется, не знал,  но наверняка знал то, что ни за что, ни при каких  обстоятельствах со спокойным сердцем не позволит товарищу одному отправиться на растерзание к кому бы то ни было.
Без трех минут двенадцать они уже стояли возле входа на городской стадион, где узбеки  назначили Георгию встречу.  Оппоненты приехали на голубой скрипучей «восьмерке» без опозданий, минута в минуту, ровно в двенадцать; их было двое. Едва Артем взглянул на них, тотчас понял, что они из себя представляют, и с каким-то внутренним облегчением и даже оптимизмом набрал в легкие как можно больше дерзости; они еще не подошли, но он уже знал, какими козырями отбивать их словесные нападки и на что делать акцент, чтобы перейти в контрнаступление и подвести баталию к такому исходу, при котором неприятели сами бы остались виноватыми.
- Держись с ними потверже, но не наглей, - сказал он Георгию, не поворачивая  к нему головы.

-  240  -
По тому, с какою крепостью и волнующимися видами узбеки пожали его руку, он заключил, что оценили они его не низко и даже побаиваются, что в значительной степени прибавило ему уверенности. Это были два небольшого роста замухрышки в новых, но замызганных спортивных костюмах и сланцах на босу ногу; руки их были до отвращения липки, черные шевелюры нерасчесаны, физиономии не бриты, от них несло ядовитым запахом пота - глядя на них напрашивался вопрос, давно ли они мылись.
- Ну что, Жора, привез? – нерешительно обратился к Сваре один из них, более широкоплечий.
- Нет, не привез – я же вам вчера сказал: попал, - без малейшей тени волнения и даже с ноткой дерзости ответил тот, упер взгляд в свои туфли, но потупил взор вовсе не виновато, не из страха или растерянности, а живо, с вызовом, с каким-то куражом.
- А что он вам должен привезти? -  вмешался Артем, обращаясь к узбекам.
- Дэньги, - ответил второй узбек, щуплый.
- Деньги! – с ироничной ошарашенностью воскликнул Артем, - у вас еще совести хватает требовать у него деньги!.. Это после-то ваших угроз, что вы с него получите в семь раз больше, чем он вам должен!.. Молодчики!  Вы кто? – прибавил он атакующим тоном после паузы. Узбеки быстро переглянулись, глаза их выдавали трусливую растерянность. Чтобы не дать им опомниться, Артем снова их атаковал: - Кто вы?
Вытаращив на него глаза, узбеки молчали.
- Кто вы? – рассердился Артем, - люди или волки?
- Люди, - в один голос сказали узбеки, торопливо закивали головами.
- Если люди, то какое вы имели право такому же  человеку, как и вы, - Артем качнул головой на Свару, гневно смотрящего на недругов, точно говорил не его товарищ, а он сам, - угрожать?! Нельзя было нормально, по-человечески оговорить с ним сроки возврата его долга? – он выдержал паузу и спокойным голосом прибавил: - это – раз. Далее: с кем вы работаете – другими словами, через каких лиц или юридические организации делаете пожертвования в пользу нуждающихся? И делаете ли вы их вообще?
От последних его вопросов узбеки заметно стушевались, их виды стали безнадежными, они как-то раздавлено переглянулись, ничего не сказали в ответ.
- Ага! – значительно сказал Артем, почувствовав, что попал в нужную цель, -  значит, вопросу благотворительности вы абсолютно никакого значения не придаете – торгуете дурью, травите людей, и всю прибыль поедаете в одно горло… Лихо дело поставлено! – прибавил  с иронией, и уже с угрозой в голосе отрывисто произнес: - Если еще раз я о вас услышу или вы встретитесь на моем пути, я приму все меры к тому, чтобы вы стали исправно платить налоги. Свободны!
Развернувшись, что-то негромко бурча, узбеки поплелись к своей машине. Глядя им вслед, Артем разносил себя в душе крепкими словами за то, что из-за ребяческих выходок Шелеста лишних и совсем ненужных врагов пришлось нажить ему.
С этой встречи Шелест шел не чуя под собой ног; он бесконечно забегал вперед товарища и, заглядывая ему в лицо, восторженно восклицал: «Как мы красиво их развели!..», -  клялся Артему и больше себе, что никогда не ввяжется ни в одно сомнительное или рискованное предприятие.
И вновь обостренный вкус к жизни Георгий почувствовал благодаря одной многообещающей и невесть откуда внезапно появившейся на его жизненном пути девушке, на которую с первой минуты знакомства он сделал ставку и водрузил ее во главу всех своих надежд: поскольку девушка его, второкурсница юридического института, была дочерью состоятельных родителей, совладельцев крупной солидной фирмы, то Шелест из расчетливости, не мучая себя угрызениями совести, обременил себя ежедневными прилежными и, по его с хитрой усмешкой словам, захватывающими романтическими

-  241 -
свиданиями с подругой – с воздыханиями, признаниями в любви и прочими нежностями. Артема же стал баловать своими визитами крайне редко, что того, впрочем,  вполне устраивало , поскольку он  окончательно охладел к Георгию из-за его слабости и низменно-плутовских инстинктов.



*    *    *

Несмотря на содом невыносимо угнетающих мыслей о наитяжелейшем материальном положении  семьи, Артему все-таки удавалось отвлечься от них, взглянуть на окружающую действительность по-новому, со стороны, осмыслить свое недавнее и далекое прошлое.
Как-то раз, ночью, он долго не мог заснуть, все ворочался с бока на бок. Память уносила его на встречи с Сизым, Куцым, Паленым, узбеками. И больше всего его почему-то захватывала встреча с узбеками. Его бессознательно стали занимать всплывшие в памяти собственные слова относительно благотворительности. И в конце концов завладели им полностью. Ко времени ему вдруг припомнился один эпизод из детства.
Когда-то он с пацанами часто играл в войну. Мальчишки  делились на гестаповцев и красных партизан; затем спускались в подвал пятиэтажного дома, в котором  жили, и, рассыпавшись по всем углам и щелям, спрятавшись за столбами и трубами, начинали вести полномасштабные боевые действия: вели перестрелку, с улюлюканьем и криком наступали на противника, стойко держали оборону, вели переговоры, внедряли шпионов во вражеское логово, захватывали пленных и даже пытали их, выведывая пароль и другую секретную информацию, - были увлечены игрой до самозабвения. Но в один злосчастный для них день война прекратилась: в подвале поселилось двое бомжей. Едва пацаны спустились в подвал, тотчас в штабе гестаповцев на железной койке, служащей начальнику гестапо лежанкой, обнаружили двух заросших и замызганных мужчин, с жадностью поглощающих со следами грязи, очевидно кем-то выброшенный или оброненный, хлеб. Поужинав, один из бомжей с лихорадочной поспешностью принялся зубами откупоривать бутыль с шампунем
Когда откупорил, архаровцы стали поочередно с жадностью глотать это жидкое моющее средство: они кривились и фыркали, из уст их текла пена. Пацаны наблюдали эту картину с отвращением, но, несмотря на это , решили поглазеть на дальнейшие действия и состояние этих двух потерянных мужчин после принятия ими  шампуня. С бомжами, однако, ничего страшного не случилось; напротив, их глаза весело заблестели; более того, употребления шампуня им, очевидно, показалось мало, и они тотчас сорвали со своих голов засаленные свалявшиеся ушанки: в местах их мозжечков волосяной покров был тщательно выбрит. Пацаны смотрели на них затаив дыхание, во все глаза. Те же нисколько не смущались их диких взглядов. Один из них извлек из кармана такой же полинявшей, засаленной и дурно пахнущей, как его шапка, плюшевой шубы жестяной флакон дихлофоса и,  приставив его к выбритому месту своей головы, трижды пшикнул, торопливо натянул ушанку поглубже, тут же закатил в блаженстве свои глаза; следом за ним ту же процедуру проделал и его товарищ.
Тогда эта сцена вызвала у Артема отвращение чуть ли не до рвоты; теперь же он понимал, что как бы не омерзительно, как бы не противоестественно и не ужасно выглядело самоотравление бомжей химическими дурманящими препаратами, этим они облегчали свою бедовую участь. Ни с того ни с сего ему непременно захотелось обогреть, накормить и, в конце концов, вымыть всех отчаянных бродяг, таких же, как те, которых он бессознательно запомнил из своего детства; он стал одержим идей кормить всех голодных, раздавать  подаяния всем просящим нищим, оказывать посильную материальную поддерж-

-  242  -
ку инвалидам, матерям-одиночкам, безработным, многодетным полуголодным семьям и прочей голытьбе – всем тем, кто в этом нуждается. В этом эмоциональном порыве с ним случилась некая метаморфоза: он почувствовал, как душа его преобразуется, делается отзывчивее, сострадательнее и непримиримее к злу; осознал, что мало всегда думал об общем благе людей, заботился лишь об  улучшении своей жизни, был погружен в привычный маленький мирок земного быта. Необыкновенная жажда альтруизма направила образ его мыслей в новое русло. Никогда еще он не задумывался над смыслом жизни так философски, как именно в эту ночь. Его собственные затруднения, рационально построенные доводы вдруг разлетелись, как пепел от внезапного дуновения ветра. И новые светлые мысли, точно под напором, вырвались откуда-то из заточения , закружились вихрем  в его голове, ослепляя его своей значимостью. Материальные свои проблемы он отстранил на второй план, главной заботой для него стали вопросы этики и духовной жизни.
Эскиз осуществления его  идеи набрасывался сам собой. Базовой миссии благотворительного фонда он отвел создание общежития для бездомных в одном из пустующих двухэтажных строений, состоящих из трех корпусов, в которых когда-то размещались детские сады-ясли и которых в городе простаивало без пользы множество. Кухня, медицинский кабинет, прачечная, душ и туалетные комнаты, просторные кладовые и вместительные сушилки – наличие в бывших детских учреждениях всего этого сопутствовало превращению его идеи в жизнь . В администрации города тоже не должно было, по его мнению, возникнуть проблем относительно бесплатной аренды заброшенного и забытого всеми объекта – тем более, для гуманных целей. Разумеется, машинально он возлагал на себя ответственность за обеспечение живущих под кровом общежития ежедневным трехразовым питанием. Он не питал иллюзий относительно того, что с открытием фонда сострадательные спонсоры начнут засыпать пожертвованиями расчетный счет организации, и очень скоро бездомные разжиреют до безобразия и ни о какой другой жизни не станут и мечтать, но в том, что горемычный люд обретет возможность удовлетворять свои самые скромные ежедневные естественные потребности, был вне всякого сомнения. Неотъемлемой составной его намерения являлось также – естественно, при появлении известной устойчивой возможности – и проведение благотворительных обе-
дов, на которые мог бы попасть любой житель города и его окрестностей, живущий за чертой бедности.  Что же касается его сугубо личной заинтересованности в становлении на стезю филантропии, то она наверняка вызвала бы скептические улыбки и насмешки, сомнение в своей невинности и чистоте побуждений у руководителей благотворительных организаций, прикрывающих ведение теневой экономики и отмывание капитала альтруистическими уставами: его расчетливость не простиралась дальше ориентации на стабильную скромную заработную плату.
С нетерпением дождавшись утра, подхлестываемый волной возбуждения, он понесся в юридическую контору. И уже через полчаса вышел из нее полностью посвященным во все интересующие его стороны своего замысла до самых пустячных нюансов: поскольку предприниматели, делающие пожертвования  на благотворительные цели, которые были равнозначны оплате налогов, автоматически, по факту пожертвования, получали еще и льготное частичное освобождение от уплаты последующих налогов, то мучивший более всех остальных щекотливый вопрос относительно привлечения спонсоров фонду перестал быть для Артема кардинальным и болезненным, он был уверен, что, оперируя этим значительным аргументом в ассоциации со своей коммуникабельностью, сможет склонить к гуманному жесту не только богобоязненного гражданина, но даже и самого злостного святотатца. Выполнение же обязательного условия - вовлечения в участие благотворительностью девятерых человек, трое из которых должны были обладать


-  243  -
в высшей степени благочестивой репутацией или статусом почетного гражданина ,- позволяющего зарегистрировать фонд в соответствующих инстанциях, вовсе отбросил со счетов, в своей  несгибаемой воле и привыкших к многочасовой беспрерывной быстрой ходьбе  ради пользы делу ногах не сомневаясь ничуть.
Теоретическое знание дела должно было, по его мнению, крепко увязываться с практическим, и потому прямо из юридической конторы он поспешил к живущему в соседнем подъезде предпринимателю, занимающегося торговлей ковровыми покрытиями и пастельными принадлежностями.
К его счастью, долговязый  с крупными лопатообразными зубами Молотов Зиновий был еще дома, хотя уже одевался; во рту у него торчала спичка, вероятно, он только что позавтракал.
- Проходи, - открыв дверь и принявшись глазами отыскивать что-то на вешалке, вяло обронил он. – С чем пришел? – спросил бодрее, пожимая Артему руку и весело глядя в его глаза.
- С вопросом, - ответил тот, собираясь с мыслями. – Если б к тебе обратились с просьбой пожертвовать на благотворительные цели частью твоих денежных средств или,  скажем, товара в счет погашения налогов с автоматическим частичным освобождением тебя от уплаты последующих налогов, - пожертвовал бы?
- Не понял, - тупо сморщился Молотов, часто захлопал глазами.
- Вместо того, чтоб заплатить в восьмиэтажную сверкающую мрамором и натуральным деревом налоговую инспекцию, налоги, - с расстановкой и тверже произнес Артем, - пожертвовал бы суммой, предназначенной на уплату этих налогов, для бездомных бродяг и голодных оборванных нищих – с условием, что это пожертвование на вполне законных основаниях будет эквивалентно оплате твоих налогов, и ты еще будешь частично освобожден от уплаты последующих налогов, а именно: будешь платить налоги на пять, пусть даже на три , процентов меньше положенной суммы?
- Без вопросов, - с каким-то диким изумлением воскликнул Зиновий.
- Или все-таки заплатил бы налоги: пусть себе еще штат  дармоедов раздуют, оклады у чиновников повысятся, еще себе зданьице отстроит налоговое ведомство  за  не -возможностью разместить всех своих паразитов в имеющемся...?
- Нет, нет, нет, - торопливо закрутил отрицательно головой Зиновий,- нищим бы отдал… да и выгодно. А где находится такая благотворительная фирма?
- Пока не знаю, - пожал плечами Артем, загадочно улыбаясь, - как узнаю – скажу, - и вышел из квартиры Молотова, попрощавшись.
- Заходи обязательно, как узнаешь! – крикнул ему вслед Зиновий.
Его ответ Артема несомненно удовлетворил, но еще не успокоил. И в надежде укрепить свою уверенность он отправился к другим знакомым бизнесменам. С тою же целью, с какой навещал Молотова, он посетил одного из акционеров общества «Волжские электрические сети»,  владельца заправочной станции и примыкающей к ней станции технического обслуживания автомобилей, хозяина магазина «одежда», трех хозяев коммерческих павильонов и  фермера, занимающегося разведением свиней, - и остался вполне довольным их ответами. Не мешкая ни минуты, он отправился к директору училища, в котором когда-то учился, с надеждой на то, что тот не откажет ему в просьбе распространить на открывающийся общественный благотворительный фонд юридический адрес училища.  К его приятной неожиданности, Герман Юрьевич не только охотно согласился на этот акт, но и существенным образом внес коррективы в планы бывшего воспитанника.
- А зачем тебе в ночлежку поваров нанимать? – сказал он. – Я могу распорядиться, чтобы мои повара готовили блюда не только для учащихся, но и для твоего фонда… и даже


-  244  -
доставлять вам пищу будем на грузовике – в термосах. Трехразовое питание одного человека в день обойдется вашему фонду всего в пять рублей…
Артем не поверил своим ушам, был приятно поражен великодушием и отзывчивостью Германа Юрьевича и, искренне поблагодарив его, сказав, что  после выполнения известных формальностей, связанных с регистрацией фонда, непременно придет, выскочил в радости из кабинета.
В администрации города фортуна также обратила к Артему свое лицо. К залогу неминуемого своего успеха он бессознательно отнес притупление бдительности двух дежуривших на вахте милиционеров, закружившихся в приготовлении чая, и, в связи с этим, свое беспрепятственное проникновение в здание мэрии – без оформления пропуска, без расспросов и внимательных ощупывающих взглядов стражей порядка, их бесцеремонного обыска, - в этом было некое символическое значение, вселяющее надежду на позитивное развитие дел в этой инстанции. И чутье не подвело его. Потолкавшись среди многочисленных просителей около двух часов, пожалив недобрым возмущенным взглядом  чиновников, то и дело вне очереди шмыгающих к председателю комитета по социальным вопросам, и, дождавшись, наконец, своей очереди, он вошел в кабинет Кузьмина Ферапонта Исааковича. С ленивой походкой плотно пообедавшего человека Ферапонт Исаакович, толстый мужчина лет шестидесяти пяти в объемистым брюхом, переваливающимся через пояс брюк, неторопливо передвигался по своему просторному кабинету, увлеченно разговаривая по мобильному телефону, его розовое пухлое с зачесанными назад реденькими седыми волосенками лицо периодически расплывалось в самодовольной сияющей улыбке. Скользнув по посетителю беглым взглядом, он легким жестом руки указал ему на кресла, стоящие возле стола. Артем тотчас сел в одно из них, и чтобы не выказывать своего интереса к разговору председателя комитета, с равнодушным видом покосился на дымящуюся в пепельнице сигарету, распространяющую запах шоколада.
Закончив разговаривать по телефону, Кузьмин грузно уселся в свое кресло, скоро пригладил руками свои жиденькие волосики, вопросительно уставился на посетителя. Выслушав его основательно, удивленно поднял брови.
- И стоило из-за такого пустяка, как обустройство бывшего детского садика под богадельню, в очередях простаивать!.. – изумился он, - как зарегистрируете свою  организацию, приходите… закрытых детских садов по городу с избытком. И потом, вам ведь и помощь какая-то потребуется: ремонт в помещениях, подбор обслуживающего персонала, различная мебель, инвентарь, медикаменты, постельные принадлежности, одежда и прочее.. Одним словом, как зарегистрируете организацию, приходите – поможем.



*   *   *


И от внутренней поглощающей его всего интенции, обусловленной честолюбивым  стремлением все делать всем только во благо, Артем приступил к динамичной действенности.
На протяжении почти месяца среди всех своих знакомых он отыскивал желающих закружиться в вихре бескорыстного благотворительного поприща. Несмотря на летний зной, духоту и резкий обжигающий кожу суховей, вздымающий с горячей земли и раскаленных тротуаров груды пыли, питаясь на ходу всухомятку, носился от одного знакомого к другому. Агитируя их, ему подолгу приходилось рассеивать их стереотипные понятия о закулисных нелегальных и даже криминальных сторонах благотворительных

-  245  -
организаций, заверять их в абсолютном отсутствии для них какой-либо опасности или подвоха при вхождении в состав учредителей фонда, а самым темным интерпретировать понятие «общественный благотворительный фонд». И наконец-то, после продолжительных раздумий, тщательного взвешивания его предложения и, видимо, негласного получения юридических консультаций шестеро его знакомых согласились занять посты сотрудников фонда: трое из них вошли в состав учредителей, один из которых стал и исполнительным директором организации; трое других влились в контрольно-ревизионный орган. С невероятно острой проблематикой Артем столкнулся при попытке склонить почетных граждан города к оказанию ими чести фонду посредством вхождения в его попечительский совет. Его избранниками стали живущий с ним на одной площадке отставной полковник вооруженных сил с многочисленными наградами, живущая в соседнем подъезде претолстая вдова, мать троих малолетних детей и ветеран труда, и бывший бригадир Артема, дядя Вася, чья рыхлая физиономия с утиным носом и смотрящим вдаль гордым взглядом на протяжении долгих лет красовалась на фотографии, помещенной на доску почета троллейбусного управления. Разговаривать с ними, умудренными жизненным опытом, ему было невероятно тяжело: они настораживались при каждом его слове, по несколько раз переспрашивали услышанное, ставили под сомнение каждый его довод.  Впрочем, скоро и они растрогались: полковник счел делом своей чести войти в попечительский совет наигуманнейшего предприятия; вдова добродушно согласилась пополнить ряды сотрудников фонда в порыве опережающей события благодарности за то, что и ее семью благотворительная организация не обойдет своим вниманием; дядя Вася же решился на это совсем неожиданно, объясняя свое решение наличием у него опасного заболевания и вероятностью скорого преставления его в мир иной, что понуждало его напоследок к искуплению добрыми делами грехов своих.
Покончив, наконец,  с агитационной деятельностью, Артем незамедлительно приступил к покорению бумажной волокиты, связанной с формальной стороной предприятия, и последующему расчищению пути от  бюрократических препонов.  По рекомендации юриста отпечатав на компьютере семь экземпляров устава фонда и столько же экземпляров сведений о его сотрудниках в одной из фирм, занимающихся подобными услугами, он повез пакет документов в региональное министерство юстиции.
Канцелярский чиновник министерства, холеный молодой человек с музыкальными пальцами, несколько раз перечитывал устав и не нашел в нем ни одного пункта, требующего внесения поправок, но сказал, что для регистрации предприятия наряду со сведениями о сотрудниках фонда необходимо предоставить еще и их паспорта; и ненавязчиво предложил Артему оставить привезенные им бумаги у него, чтобы не возить их взад-вперед за сто шестьдесят километров, что тот и сделал.
Через два дня Артем вновь прибыл в министерство. Тот же самый чиновник, принимавший у него бумаги в первый раз его посещения министерства, внес в компьютер паспортные данные будущих сотрудников вновь открывающейся благотворительной организации, и принялся рыться в сейфе, перебирая с места на место груды бумаг и отыскивая оставленную клиентом  на  хранение документацию. И не отыскал.
- Что-то не могу найти ваш устав, - с виноватым видом растерянно сказал он, развел руками. – Если вам не трудно, вы уж пожалуйста заново отпечатайте…
Спустя три дня Артем снова явился в его кабинет. Но место чиновника с изнеженными манерами и хрупкими длинными пальцами теперь занимала неказистой внешности молодая пышная розовощекая женщина с рыжей длинной косой; она грызла семечки. Метнув в посетителя высокомерно-раздраженный взгляд, против воли оставила свое занятие, принялась его обслуживать. С важным выражением лица прочитав его устав, стала водить коротким заостренным указательным пальцем по листку, содержащему


-  246  -
паспортные данные будущих сотрудников фонда,  периодически поднимая глаза на дисплей компьютера, после чего открыла журнал.
- Что, собираетесь через фонд деньги отмывать? –спросила  язвительно-равнодушно, тонко улыбаясь и не отрывая глаз от журнала. Артема возмутил ее нахально-фамильярный тон; остолбенев от ее вопроса, он подумал, что  неплохо бы намотать на руку ее косу и пару-тройку раз со всего размаху  ее низеньким лбом боднуть стол, но, поймав себя на мысли, что таких неотесанных, знающих лишь азбуку одежек и не умеющих читать книг лиц, как эта барышня, легко наберется полстраны, умерил пыл своих эмоций и не стал ей даже дерзить. Сказал спокойно, с серьезным видом: - Нет , хочу собрать пожертвования спонсоров, и с ними слинять за кордон – житуху устраивать.
Рыжеволосая воззрилась на него так, как только смотрит баран на новые ворота и, с полминуты побуравив его этим  с тупым недоумением взглядом, снова уткнулась в журнал. Но вскоре опять вскинула голову.
- С названием «благовест» уже зарегистрирована одна благотворительная организация, - сказала  сугубо официальным тоном, - придется вам перепечатывать устав с внесением   в  него  нового  названия.
- А молодой человек, сидящий на вашем месте неделю назад, ничего мне об этом не говорил , - глухим голосом, точно самому себе, сказал в раздумье Артем, в удрученном негодовании покачал головой. Рассерженный халатным отношением чиновников к своим прямым обязанностям, он вышел из кабинета.
Получив, наконец, через три недели министерское свидетельство о регистрации общественного благотворительного фонда «Ноев ковчег»,  он приблизился к следующей ступени организационного этапа – регистрации предприятия в других инстанциях, открытию  расчетного счета в банке. Одновременно присматривался к знакомым, и если находил их целеустремленными, ответственными, предприимчивыми и коммуникабельными, предлагал им тесное сотрудничество с фондом – вместе с ним заниматься поиском руководителей солидных фирм, предприятий, зажиточных крестьянских хозяйств, предпринимателей, живущих в достатке состоятельных господ, и  проводить с ними агитацию на предмет милосердия и чуткого сострадательного участия к судьбам обездоленных и потерявших надежду братьев и сестер.
Слухи о решительных шагах Артема на пути к внесению лепты во всеобщее благо , индивидуальном выпаде его из обыденной житейской колеи, состоящей из повседневной суеты, сплетен, интрижек и темных безнравственных делишек – характерной особенности среды провинциальных городов, -  распространялись по Томилино со скоростью чуть меньшей скорости звука, и  воспринимались окружающими по-разному: одними – как сенсация, феномен, как своего рода патриотизм; другими – как безоглядный тщеславный скачок к богатству и славе; третьими – как обычная основательно продуманная мошенническая комбинация. И вместе с тем Артем все чаще и чаще ощущал на себе любопытные враждебно-завистливые взгляды  злопыхателей. Поначалу он думал, что это ему мерещится, полагал, что им овладела необоснованная чрезмерная настороженность, корил себя за мнительность, категорически отвергал вероятность чьего-либо возмущения им и его идущей от сердца идеей. Но обстоятельства заставили убедиться его в обратном.
Однажды, возвращаясь из банка, где открывал фонду расчетный счет, он погрузился в размышления о разговоре с Шелестом на произошедшей часом раньше случайной встрече:  на его предложение заниматься вместе благим делом Георгий прыснул со смеха и, сказав, что поприще это бесперспективное, ответил отказом. Вдруг его охватило беспричинное внутреннее беспокойство, он ощутил на себе чей-то недобрый пронизывающий взгляд и почувствовал себя несколько стесненно. Откуда и от кого исходил этот взгляд ему было неведомо. И, снова подумав о всплеске своих отрицательных эмоций, виною чему было, по его мнению, его воображение, решил провериться. 

-  247  -
Остановившись, извлек из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой, преждевременно прекратил подачу газа, не дав сигарете задымиться: уголками глаз же со спокойным, не выказывающим беспокойства видом стрельнул по сторонам. И ничего подозрительного не приметил. Не делая резких движений, с тем же видимым спокойствием повернулся на сто восемьдесят градусов и, чуть накренив корпус вперед, прикрывая пламя зажигалки левой ладонью, точно все предыдущие его попытки прикурить провалились из-за помех ветра, закурил; приподняв подбородок, несколько раз подряд глубоко затянулся, будто раскуривая сигарету, и, выдохнув из себя густое сизое облако дыма, пошел дальше: на этот раз ему бросилась в глаза медленно ехавшая за ним на расстоянии семидесяти-восьмидесяти метров, - а с его маневром с прикуриванием – остановившаяся, - белая с покрытым грунтовкой капотом «девятка», в которой сидело четверо коротко остриженных крепких парней в спортивных костюмах; их взгляды были устремлены на него, и у него не было сомнения в том, что говорят они о нем.
В большей степени он был уверен, что «девятка» движется именно за ним, а парни, сидящие в автомобиле, лишь не решаются пока подъехать к нему в виду обусловленных окружающей дневной городской суетою известных неудобств, выжидают подходящий момент, однако собственное выявление подозрительного объекта ему показалось недостаточно убедительным, а причин для опасения он не увидел вовсе.  И вновь не счел за лишнее провериться.  Умышленно взглянув на запястье, оснащенное часами, резко прибавил ходу, пошел быстрым шагом, точно спохватившись, что в это время он должен быть где-то. Минуты через две незаметно извлек из кармана брюк монету и, пройдя  в стремительном темпе еще с минуту, нарочно обронил ее; обернувшись, одним махом руки поднял ее с асфальта, продолжил свой торопливый ход: «девятка» приостановилась и прибавила скорость сообразно с его действиями. Тогда он свернул с главного проспекта на террасу, ведущую  в городской парк культуры: «девятка» тоже повернула и поехала за ним по шоссе, пролегающем параллельно террасе. Окончательно убедившись в том, что преследуют его, Артем решил  приблизить развязку этого преследования, сгорая от любопытства, кто преследователи и что им от него нужно. Только он сбавил шаг и остановился недалеко от кассы аттракционов, взглянул на часы, словно ожидая кого-то, «девятка» стрелой подлетела к нему, с  переливающимся визгом тормозных колодок остановилась. Из нее тотчас вышли все четверо парней, лица их были деланно-воинственны; тела упитанны и натренированы, лбы узки, кулаки огромны. Они с решительностью во взглядах подошли к Артему, взяли его в полукруг.
- Тебя Артемом зовут? – обратился к нему один из них, парень со следом резаной раны на щеке.
- Да, а что? – ответил тот.
- Что это ты там за фонд открываешь?
- Обыкновенный фонд – благотворительный, - пояснил Артем, и с видом простака добавил: - хотите внести добровольное пожертвование?
Молодчики вытаращили на него глаза; несколько придя в себя, загоготали с диким рыком на всю округу, на  них покосились прохожие.
- Юмора тебе не занимать, - сказал смеясь другой парень, с отсутствующим передним верхним зубом; перестав смеяться, с оттенком угрозы сказал: - Закрывай, пока не поздно, свой фонд, не отбивай у нас клиентов.
- Не переходи нам дорогу, браток, - с ироничной вежливостью сказал третий,  с оттопыренными ушами , сидящий до этого за рулем .
- Ребята, а кто вы собственно такие? – сведя брови, мирным голосом полюбопытствовал Артём.
- Мы с Пашей Рафинадом работаем, - с гордостью ответил ему четвертый, с

-  248  -
расплющенным  от полученного когда-то удара  носом . – Так что,  не играй с огнем: закрывай свой фонд, не создавай нам конкуренцию.
Артем знал о существовании некоего хулигана Рафинада, много разного о нем слышал, даже видел его бессчетное количество раз с близкого расстояния при случайных мимолетных встречах, и всякий раз после таких встреч так же мимолетно задумывался, за какие такие заслуги эта взрослая заурядная, впрочем не развязная в отличие от своих подчиненных, личность стала пользоваться  авторитетом в криминальной среде: поскольку офис Рафинада, в котором ежедневно собирались его клевреты и бывали толпы разного люда, находился почти в самом центре города, вблизи зданий милиции, прокуратуры, суда и федеральной службе безопасности, о чем, естественно, знали органы правопорядка, и не принимали решительно никаких мер по ликвидации преступного логова, невольно закрадывалось сомнение в истинности всецелого самоотверженного посвящения Рафинада только идее, только руководящей роли своей в группировке и только долгу своему перед собратьями. Но отнюдь не это объективное суждение вызвало в данный момент в Артеме бурю протеста, и даже не воспоминание о его мучительных мытарствах в стадии организации и регистрации фонда. Попросту, пресмыкаться перед кем бы то ни было или пасовать перед тем, кто не внушает собою ни малейшего уважения и даже не симпатичен, было не в его характере: с первого взгляда становилось понятным, что Рафинад, всегда с каменным лицом и ищущим волчьим взглядом человек не блещет ни умом, ни интеллектом, ни обаянием; вся мощь его заключалась в крепком теле и  жестоком без угрызений совести нраве, в состоящем из нескольких судимостей за хулиганство лагерном стаже, в наличии у него разномастной шайки и подкупленных чиновников и служащих, с помощью которых он  проворачивал свои темные делишки. Требование четверых безмозглых его приверженцев, не брезговавших ничем и шедших напролом с бездумностью надрессированных псов, чтобы угодить своему покровителю, вызвало в Артеме крайнее возмущение и ожесточение, какой-то внутренний бесенок подмывал его засмеяться им всем в лица, ядовитой критикой осмеять их когорту, состоящую, в основном, из наркоманов и прощелыг,  вместе с ее полоумным предводителем, но решил преждевре -
менно не наживать себе врагов.
- А что будет, если я не стану закрывать фонд? –  сказал он с вызовом.
- Не закроешь – у тебя начнутся проблемы, - сказал паренек с оттопыренными ушами.
- Серьезные проблемы, - прибавил его товарищ с приплюснутым носом. – Если хочешь нажить себе головную боль – пожалуйста, работай…
Артем ни за что не собирался идти на поводу у этой шпаны, но, не найдя для себя резона в торопливости обострения отношений с ней, решил последнее слово пока не произносить: для поиска позитивного решения данной проблемы  требовалось некоторое время.
- Я должен подумать, - многозначительно сказал он твердым голосом, - с человеком посоветоваться, прежде чем скажу вам что-либо по этому поводу.
- Подумай, - изогнув губы в ухмылку, однако не без некоторой настороженности во взгляде сказал ему один из недругов. – Встретимся послезавтра на этом же месте в это же время. – После этих слов он повернулся к машине и открыл  дверцу, его товарищи последовали молча за ним; погрузившись в машину, они тотчас уехали, оставив Артема с его новой заботой.
Паленый, которому он недавно наносил визит с Шелестом, встретил его  с неподдельным радушием; его чрезмерная любезность и необычайная бодрость невольно приводили к заключению, что он осведомлен о встрече визитера с шалопаями Рафинада и даже знает содержание их разговора до мельчайших подробностей, а при виде руководите -

-  249  -

ля благотворительного фонда рассудив, для чего тот может пожаловать к нему, почуял, что из создавшейся вокруг открытия фонда ситуации можно извлечь выгоду, перетянуть одеяло на себя, оставив Рафинада с носом, -  радостью светился весь его облик, радость будто выплескивалась из его плоти.
- Присаживайся, братишка, - бодро сказал он, пригласив Артема в кухню и указывая ему жестом на кресло. – Чаю, кофе, шпансу?
- Спасибо, не хочу, - ответил тот, присаживаясь.
- Ну, что нового? – загадочно как-то улыбнулся Паленый, сев в кресло, стоящее напротив Артема через стол; пристально глядя на того в ожидании, принялся безымянными пальцами обеих рук разглаживать кончики усов. – Как твой корешок, за отраву разобрался?
- Разобрался, - кивнул Артем.
- Да ну? С кем ездил на стрелу?
- Со мною.
Паленый оторопело уставился на Артема, перестав разглаживать усы; несколько мгновений сидел неподвижно, точно парализованный.
- А-а… - удивленно протянул наконец. – Как разошлись с узбеками?
- Нормально, - пожал плечами Артем, - можно сказать, по-мирному: оказалось, что они сами были не правы.
Паленый  снова было принялся нервически разглаживать свои усы, но тут же оставил это занятие; сложив руки на груди крестом, откинулся на спинку кресла, продолжая вопросительно-пытливо смотреть на Артема.
- Я к тебе пришел по поводу одного очень щекотливого вопроса, - пояснил тот и,  рассказав Паленому о неожиданной для себя встрече с приверженцами Рафинада и выдвинутом теми требовании, с решительностью во взгляде произнес: - Я со своего пути сворачивать не собираюсь, но… но один в поле – не воин…
- Я тебя понял, - поспешно сказал Паленый бодрым голосом, покровительственно прибавил: - базара нет: съездим на стрелу, разведем рамс. Кто им, крысам, давал добро запрещать людям работать..?! – возмутился  с горячностью. – Когда у тебя с ними стрела- послезавтра? Съездим, раскачаем качели – все будет ровно, братишка, -добавил  с возмущенным пылом. – Только… гм… только надо бы тебе сделать взнос в мой общак – сам понимаешь , братва в зонах с ума сходит от голода. Ну и потом, когда начнешь работать, чтоб обо мне не забывал, - он хитро улыбнулся, - чтоб меня, старика, изредка подогревал.
- Денег у меня не много, - растерялся Артем, вынужденно слукавив при сверкнувшей в последний момент в  голове мысли о том, что последние деньги доверять малознакомому человеку, который еще не проявил себя в деле, не слишком разумно, - но если тебя штука рублей устроит…
- Дело не в количестве денег, - заверил его Паленый растроганным голосом, - а во внимании. Я грею братву, как могу; строго раз в месяц отправляю полный «Камаз» в круиз по зонам: на краснореченскую, на суховскую, на тимофеевскую, на крытую – в Туренево… Если б не я,  пацаны там, может быть, давно бы передохли с голодухи – сам знаешь, какой сейчас баландой людей кормят в зонах и в  крытых.
Артем сочувствующе кивнул, хотя и не испытывал узнических тягот и лишений, а лишь слышал о них от словоохотливых очевидцев, обретших долгожданную свободу после суровых  испытаний; сердечная забота Паленого о заключенных несколько тронула его, хотя и показалась узкомасштабной.
- Так что, твоя штука может спасти от голодной смерти одного из пацанов – таких же молодых, полных жизни, стойких духом, как и ты, - продолжал Паленый.
На протяжении почти часа он негодующе говорил о полнейшей дискриминации


-  250  -
прав человека, по иронии судьбы угодившего за колючую проволоку; рассказывал о своем полуторагодичном пребывании когда-то в следственном изоляторе. По окончании своего душевного излияния немного помолчал, горестно потупив взор, и с одухотворением вскинув голову, ощупал слушателя взглядом:
- Ну что, будешь делать взнос в мой общак?
- Конечно, - решительно сказал Артём, - на помощь горемыкам… святое дело. Конечно.
- Тогда вези мне свою штуку, - сказал Паленый, отыскивая что-то  среди стоящей на столе груды грязной посуды; с трудом отыскав ручку,  оторвал от сигаретной пачки клочок и, написав на нем несколько корявых цифр передал Артему: - а перед стрелой с рафинадовскими отморозками позвонишь мне по этому номеру – договоримся о встрече.



*   *   *

До встречи с молодчиками Рафинада оставалось восемь часов. Несмотря на это, Артем позвонил Паленому заблаговременно, ранним утром. И тот сразу же ответил ему.
- Алло! – бодро сказал  в трубку. Впрочем, подумав, что к телефону мог подойти и не Паленый, а кто угодно из его окружения, Артем спросил Владимира .
- А кто его спрашивает? – полюбопытствовали на том конце провода.
Артем представился.
- А, Артем… - сказали голосом, точь-в-точь похожим на голос Паленого, - Артем, перезвони позже: Володя куда-то отъехал по делам.
Черед два часа Артем снова набрал номер телефона Паленого, и когда в трубку ему ответили, спросил Владимира. Но тот же человек с голосом, как две капли воды похожим на голос Паленого, попросил звонившего представиться, а когда Артем представился, сказал, что Владимир еще не явился домой, и посоветовал перезвонить позже.
Третий звонок, сделанный Артемом Паленому за два часа до его встречи с приверженцами Рафинада, так же оказался для него безуспешным: знакомый до боли голос попросил его представиться, и когда он сделал это, предложил позвонить позже, сославшись на отсутствие дома Паленого. Он интуитивно почувствовал, что его разыгрывают, что трубку поднимает не кто иной как сам Паленый, и в сильном приливе пессимизма подумал, что ждет его неминуемый подвох.
Однако не растерял последней своей надежды связаться с Паленым и, позвонив ему в последний раз, за час до встречи своей с молодчиками Рафинада, не стал спрашивать Владимира и представляться, а применил свою нехитрую уловку – ударил во фронт.
- Вован, здравствуй! – сказал радостно, когда в трубку ему ответили, - наконец-то застал тебя! Весь день тебе названивал…
- Привет!.. – растерянно выдавил из себя тот, видимо, не ожидав, что его таки – разоблачат да еще с подобной простотою. – Да, дел по горло…
- Ну что, где встретимся и через сколько ? у меня встреча с этими… уже через час .
- Ты знаешь, я подумал… - бодрее сказал Паленый, - одним словом, я не поеду с тобою на стрелу.
- То есть, как – не поедешь? – опешил Артем.
- Да вот так. Твой фонд не вызывает у меня интереса, а за каждого ездить на стрелы бодаться…
- Понятно, - разочарованно вздохнул Артем. – Когда и в какое время мне приехать к тебе за своими деньгами?

-  251  -
- А я твоей штукой уже подогрел одного братка, - без смущения заявил Паленый, - он на днях с зоны откинулся: бедолага – ни жевать у него, ни хлебать…
Артем был поражен его наглостью, лицо у него побагровело, зубы стиснулись, бешенный гнев пронесся по всему его телу, оставляя за собою борозду  мурашек; он хотел отчитать  Паленого за его низменный подленький нрав, малодушие и мелочность, настойчиво потребовать у него возврата своих денег, но, взглянув на часы, решил не терять времени на бессмысленные разговоры, хотя и сознавал, что ни за что не отступится от Паленого, пока не получит от него назад своей тысячи рублей.
- Я тебе перезвоню, - с вызовом сказал он ему, и бросил трубку.
Идя на встречу к недругам, он бранил себя вслух нецензурщиной, - если бы его кто-нибудь услышал, у того, без сомнения, волосы поднялись бы дыбом, - и утешался лишь тем, что в порыве благородных эмоций у него хватило разума до конца не расчувствоваться и не отвалить Паленому все свои последние деньжонки.
Недруги его с обеспокоенными видами сидели на корточках возле своей «девятки», лихорадочно курили, изредка крутили головами по сторонам, видимо, гадая, с каким покровителем явится к ним на встречу руководитель благотворительного фонда. Увидев же того одного, поднялись в полный рост, несколько повеселели, приободрились, выплюнули из губ сигареты. Едва Артем приблизился к ним, один из них, с оттопыренными ушами, скривил губы в ехидную насмешку, язвительно-воркующим голосом вымолвил : - Ну, что  скажешь?
- Что-нибудь да скажу, - собрав всю свою волю воедино, чтобы не выказать обостренных ненависти и враждебности к неприятелям, спокойно ответил Артём:  разговор по телефону с Паленым впился в его душу болезненной злобно-раздражающею занозой, чувство остервенелого гнева в нем не укрощалось – от любого оскорбления или даже неосторожного колкого словца этих шалопаев он мог вспыхнуть весь, точно  порох, и вызвать у себя этой вспышкой действия неадекватные, импульсивные, не совместимые с рассудком, - держаться ровно с, без сомнения, будущими врагами ему стоило значительных усилий. – Скажу, вероятно, для вас не совсем ожиданное и не слишком приятное, - собираясь с мыслями бесцветно сказал он; выдержав короткую паузу, быстрым со скрытой насмешкой взглядом обвел их всех, спокойным твердым голосом произнес: - Ребята, я не

хочу оскорблять ни вас, ни вашего босса, но поверьте мне, представление о критериях авторитетного лица я имею, и ваш Рафинад, к сожалению, не отвечает моему идеалу.
Недруги его с недовольными видами переглянулись, снова вперили в него свои недоверчиво-пренебрежительные взгляды.
- Не знаю, кем и за какие деяния он стал превознесенным, - продолжал в том же тоне Артем, - но уверен, что никакого существенного вклада в изменение жизни своих собратьев за колючей проволокой - а в конечном итоге  в прогресс страны - он не внес. За что он собственно стал столь уважаемым человеком – хотя бы и в уголовном мире? Согласен, он собирает, - как это у вас называется – общак, - возит в места лишения свободы провиант… Но этого мало, это слишком мало. Осмелюсь предположить, что занимается он этой мышиной возней только для галочки, для поддержания своей репутации – чтобы не пасть в глазах товарищей, чтобы не смогла укорить его, выразить ему свое недовольство уголовная общественность: считаете, что его трехэтажный особняк, « Мерседес» -пусть не слишком шикарный , ежедневные его посиделки в казино… никому не бросаются в глаза?
Лица недругов его несколько порасправились, взгляды пооттаяли и подобрели, - судя по всему, работу они выполняли самую черновую и самую опасную, а в награду получали объедки со стола Рафинада.
- И потом, - продолжал Артем, - провиант он ведь возит не всей зоне, не всей тюрьме, а только избранным: своим приятелям, друзьям, подельникам, которые парятся в

-  252  -
заточении и от которых он, может быть,  в известной степени зависим, от которых он, возможно, тоже когда-нибудь будет с трепетом ожидать такой же передачки – все мы, смертные, ходим под одним богом. Одним словом, ваш Рафинад мне не авторитет, а вы – не указ: закрывать фонд я не буду – точка!
Дослушивали его неприятели с невыдававшими никаких эмоций видами, в их задумчиво-рассеянных взглядах можно было уловить нечто вроде уважения к оратору и полное согласие с ним; лишь один из них, по-видимому, самый недалекий, бесчувственный и до самозабвения преданный Рафинаду, резко повернулся к машине и, взявшись за ручку  задней двери, что-то враждебно забурчал, очевидно, недвусмысленно давая понять руководителю благотворительной организации, чтобы в грядущих своих проблемах тот винил только себя, и сел в машину; его товарищи с унылыми видами вяло последовали за ним.
Вернувшись домой, Артем набрал номер телефона Паленого, и когда тот ответил в трубку, без всяких предисловий предложил ему встретиться.
- Приезжай ко мне, - сказал Паленый.
- Нет, к тебе я не поеду, - твердо произнес Артем. – Давай встретимся где-нибудь на нейтральной территории.
- Давай: через два часа в пив-баре «Пучина», - согласился Паленый.
Кроме Паленого и его сторонников в «Пучине» никого из любителей пива не было, даже и бармен отлучился куда-то от бар-стойки. Паленый сидел за самым дальним угловым столом посередине длинной лавки без спинки, по правую и левую руки от него сидела его артель; лавка, стоящая напротив них через стол, пустовала, ее они, видимо, оставили для размещения противной стороны. Вместе с Паленым их было восемь человек, все они пили пиво. Двое из них были в возрасте шестидесяти- шестидесяти двух лет, с многочисленными старомодными татуировками,  дряблой, загоревшей, очевидно не на курортах и не за один пляжный сезон, кожей и быстрыми пронзительными взглядами; на них была простенькая, но чистая и опрятная одежонка. Самому старшему из пятерых других было не более двадцати трех – эти были все, как на подбор: крепки, плечисты, узколобы и коротко острижены; в их взглядах плескалась ребяческая веселость, однако не без некоторой  напускной воинственности; молодежь была одета в пестрые спортивные костюмы. Паленый своим высоким ростом и могучестью в теле заметно выделялся среди них всех: неприступный и большой, как скала, он сидел нависнув над столом с широко расставленными локтями. В тот миг, когда Артем вошел в пив-бар, он намеревался было запрокинуть кружку и влить в себя оставшееся на донышке пиво, но, увидев оппонента, обомлел и машинально,  с впившимся в него изумленным с оттенком радости взглядом поставил кружку на стол, застыл, лицо его от удивления вытянулось;  через мгновение с этим же выражением лица, не сводя глаз с противника, медленно откинул верхнюю часть своего мощного торса на стену, - весь его вид и реакция на приход Артема свидетельствовали о том, что ждал  он его не одного, а с каким-либо покровителем или, по меньшей мере, товарищем. Скользнув по его ошарашенной физиономии взглядами, его сторонники устремили настороженные взгляды на подходящего к их столу неприятеля.
Подойдя к ним, Артем твердым голосом поздоровался сразу со всеми; в ответ ему  нарочито небрежно закивали.
- Присаживайся, - дружелюбным с нотой уважения  тоном предложил ему Паленый, указывая жестом на пустующую лавку, и когда тот сел, уже с деланной бесцветностью спросил: - Какие проблемы?
И сразу в Артема впились недобрые пытливые взгляды. Под этими пристальными третирующими взглядами он было почувствовал приступ пессимизма от своей слабости – очевидное отсутствие паритета в спорящих сторонах самым наиболезнейшим образом


-  253  -
сказалось на его эмоциональной настроенности, - однако чувство справедливости и уверенность в своей правоте выровняли и удержали его дух на должной высоте.
- Проблем в общем-то нет, - сказал он без тени волнения, -  если не считать одной: поскольку ты гарантировал мне, что поедешь со мною на встречу к шестеркам Рафинада при условии, если я сделаю взнос в  твой общак, - но получив этот взнос, и не подумал ехать на встречу, - то я хотел бы получить от тебя свои деньги обратно.
- Я же тебе сказал: твоей штукой я уже подогрел одного человека, - несколько загорячился Паленый. – Посуди сам: мог я равнодушно отнестись к пацану, который освободился без копья – ни жрать ему  нечего, ни одеть, ни обуть… Как вы считаете, пацаны – прав я? – обратился он к своей братии: в его артели поднялся одобрительный галдеж, приверженцы его задвигались, закивали головами.
- В этом ты несомненно прав, - сказал Артем, - но в том, что прикроил мои деньги, предложив мне  сделать взнос в твой общак с условием, что поедешь со мною на встречу  с людьми  Рафинада, и не поехал – отнюдь. К слову , у меня тоже мотают длинные сроки двое знакомых парней и, может быть, ждет их  гораздо более горький удел, чем удел твоего освободившегося человека: один из них – круглый сирота, вскормленный и взращенный в детском доме; другой имеет одну  мать, инвалида первой группы,  -  и я с таким же успехом, как и ты, мог бы им отвезти в лагерь чай, сигареты и прочее,  или отдал бы им эту штуку по их освобождении – для поддержки штанов. Лицо Паленого недовольно сморщилось.
- Во-первых, выбирай выражения, - с оттенком угрозы сказал он, - «прикроил»… А во-вторых, если с меня кто-нибудь спросит за твою штуку, я отчитаюсь и свидетелей найду, которые подтвердят, что я из твоих денег ни копейки на себя не потратил – все до последнего гроша освободившемуся бедолаге вручил. А в третьих, - он остановился и значительно посмотрел на Артема, - а в третьих, если люди меня спросят, почему я с тобою на стрелку не поехал, скажу, что ты мне должен был позвонить по телефону, чтоб договориться   о встрече, с которой мы бы поехали с тобой на стрелку, - и  не позвонил. Но если начнешь жаловаться на меня людям, - прибавил он с  открытою угрозой, принизив голос и пронзая оппонента исполненным решимости взглядом, - смотри…: я стебя потом больше получу – найду зацепку.
Артем был шокирован его наглостью и мелочной коварной расчетливостью, на мгновение лишился дара природы говорить; пропустив мимо ушей угрозу, он остолбенело изумлялся непристойною манерой этого сорокалетнего, имеющего двух взрослых детей человека, изощренно изворачиваться – характерной особенностью поведения, отличающей, в основном, большинство шкодливых мальчуганов; придя, наконец, в себя после переваривания услышанного, молча встал и вышел из-за стола. Смерив Паленого снисходительно - ненавистным взглядом, как смотрят на жалкое коварное существо, не достойное презрения, с беззлобным отчаянием ему  сказал: -  Да подавись ты этой  штукой, - и неторопливо зашагал к выходу. За ним со своих мест дернулись было двое коротко остриженных, однако Паленый тотчас же их осадил: - На стреле не бьют – тем более, одного!
После этого эпизода  при случайных встречах Артём не удостаивал Палёного даже   сухим кивком.



*   *   *


Утром следующего дня, выходя из квартиры, Артем обнаружил спаленный дверной

-  254  -
звонок. Естественно, узнать,  кто устроитель этой гнусной акции, было невозможно, можно было только догадываться: память его попеременно воспроизводила в голове то физиономии ретивых туповатых приверженцев Рафинада, то плечистого и речистого Паленого. Лишь одно он знал наверняка:  что непримиримых, злых и коварных врагов у него изрядно поприбавилось, а к фронтальному силовому столкновению с ними он не  готов . Отсюда самопроизвольно вытекало фатальное решение о консолидации сил вокруг своего предприятия – оставлять уже завоеванные, хоть и не значительные позиции, или преклоняться перед местной шпаной он решительно не собирался.
И потому без промедления занялся сбором крепкой сплоченной команды, приглашая в ее ряды своих избранных знакомых, на его взгляд надежных, парней – волевых, серьезных, морально – уравновешенных, коммуникабельных, крепких и дерзких духом, которые, по его мнению, не затряслись бы осиновым листом от одного вида Рафинада  или Паленого, и  которые, в то же время, добросовестно исполняли бы функции агентов фонда по  поиску и привлечению добровольных  спонсоров.
Выбирая место для встречи со своими приятелями, Артем остановился на находящемся на отшибе от города, в промышленной зоне, с вытоптанною травою футбольном поле, окруженном гаражным кооперативом, небольшим станкоинструментальным предприятием и лодочной станцией, густо обсаженном высокими деревьями и кустарниками. Место это показалось ему удачным со всех точек зрения . Когда-то на этом поле проводились детско-юношеские турниры по футболу. Теперь же, в постсоветское время,  здесь изредка состязались взрослые мужчины,  в основном рабочие станкоинструментального предприятия – соревновались меж бригадами и носились за  мячом, как угорелые ,  подхлестываемые к  энергичной беготне надеждой выиграть у соперника ящик водки. Едкого любопытства сборище крепких молодых парней, да еще численностью в две футбольных команды, не могло возбудить ни в ком.
Артем явился на поле за пятнадцать минут до встречи. Следом за ним на красном стареньком «Жигуленке» приехали четверо его одноклассников:  Обрезаненко Феликс, Гаджиев Тимур, Логинов Андрей и Чащин Сергей. Не успел он с ними поздороваться и обмолвиться словом, на белой «Ниве» приехали братья-близнецы Горыновы, товарищи его по училищу. Тут же пришли еще пятеро товарищей Артема по хоккейной команде: Руслан Акаев, Радик Нуриев, Сергей Юхин, Петр Приходько и Иван Бочкарев. Затем явились Радик Мамиев и Федор Лыков, работающие когда-то у Артема в баре охранниками. Чем больше стекалось парней, тем отчетливее Артем ощущал прилив сил и оптимизма, тем сильнее его охватывало приятное волнение и кровь быстрее циркулировала по жилам, гордость и радость приводили в трепет его душу; отклик давних приятелей на первый его зов о помощи тронул его и вызвал у него чувство неимоверной признательности им – глубокое до торжественной горечи.
Увлеченно обсуждая новости из мира спорта и с азартом дискутируя о строительстве нового моста через Волгу, парни периодически отвлекались от разговора на приветствие вновь прибывающих. Самым последним, впрочем не опоздав, явился Иван Суханинов: когда-то он пытался приобщить Артема к своему излюбленному хобби, рыбалке, но так и не разжег в товарище интереса к этому занятию – по несколько часов кряду гипнотизировать поплавок в полном безмолвии и неподвижно было для того невыносимой мукой, нежели отдыхом и средством для успокоения нервной системы. Убедившись, что ждать больше некого, Артем дрожащим от переполнявшего его волнения голосом поблагодарил парней за их чуткий  отзыв на его просьбу явиться на поле и, решительно-воодушевленным взглядом  окинув всех двадцати трех человек, более обстоятельно пояснил им, что побудило его собрать их воедино, и предложил работать в одной команде.
- Сначала,  несомненно, как и во всяком другом деле, будет трудно, - сказал он в

-  255  -
заключение. – Может случиться и такое, что нам придется не единожды врезаться лбами с местными хулиганскими группировками,  которые почему-то, не получая совершенно никакого отпора, считают себя истинными хозяевами в нашем городе, и для которых нагло, без разбора наехать на любого все равно что сказать: здрасьте!. Лично для меня сдаваться без боя этим оболтусам – верх трусости. Одним словом, - выдержав паузу, произнес решительно , - кто не боится такого рода трудностей, прошу остаться; те же, кто не желает опутывать себя лишними проблемами… ну что ж, значит не суждено нам пока работать в одной упряжке.
Никто из парней не шелохнулся, все остались на своих местах, многие потупили задумчивые взоры.
- Так-то не страшно, - промолвил Тимур Гаджиев, - но нас всего-то двадцать четыре человека, а у того же Рафинада человек тридцать будет, да еще со стороны людей свистнет в случае крайней необходимости.
- Двадцать четыре – не один и не двое, - возразил ему Иван Бочкарев, - как-нибудь отмашемся.
- Будем спортом заниматься, - вставил Федор Лыков. – У этого Рафинада в бригаде одни наркоманы да пьяньчужки – и все курят…
Убежденный, что колеблющихся среди парней  нет и все они решительно настроены на открытую конфронтацию с хулиганскими сектами города, Артем крепко обнял каждого из них, растроганным голосом говоря слова благодарности . Пояснив, что для начала полномасштабной деятельности фонда необходимо соблюсти некоторые оставшиеся недовершенными незначительные формальности, предложил им встреться на этом же месте через три дня.
Однако очень скоро, уже через день, он понял, что среди его приятелей, явившихся на скрытую от посторонних глаз встречу, был некто, ведущий двойную игру - провокатор.
Ранним утром, едва в окнах забрезжил рассвет, в дверь коротко позвонили. В надежде опередить следующий звонок, могущий разбудить родителей, Артем метнулся к двери. Распахнув ее, увидел бывшего соседа и приятеля из далекого  детства и отрочества Моржева Филиппа, обладателя  в прошлом клички Патык: когда-то, в детстве, особенного грассирования в его речи не замечалось, но когда Филипп пытался произнести слово «парик», из уст его неизменно выкарабкивалось «патык», и это улавливалось ухом без сосредоточивания слуха, - это ненавистное Моржеву слово пацаны со двора так и закрепили за ним. Отслужив в армии, Филипп посвятил себя службе в милиции, и весьма успешно начал взбираться вверх по служебной лестнице, ревностно исполняя свой долг и стремительно повышаясь в званиях; женившись, получил квартиру, находящуюся в соседнем с отчим кровом районе, и переехал в нее с молодою женой. Сейчас он служил в региональном управлении по борьбе с организованной преступностью, был в звании капитана, и форму из профессиональных соображений не носил, имея на то должное право.
Что принесло его в это раннее утро, время сна честных тружеников, Артем понять не мог, ибо в дружеских отношениях с Моржевым  не состоял, а с управлением по борьбе с организованной преступностью даже и близко ничего общего не имел; он вопросительно смотрел на Патыка, несколько жмурясь от света подъездной лампочки.
- Привет! – осклабился тот, - выйди на минутку – разговор есть.
- Привет! – вымолвил Артем.
- Я внизу, в машине, - сказал Моржев, и помчался вниз по лестнице.. Глядя ему вслед, Артем тер спросонья глаза, плохо понимая, куда и зачем надо идти, но, закрыв дверь, тотчас умылся и принялся одеваться.
Едва вышел из подъезда и сел в белую «шестерку» Моржева, тот завел машину, включил скорость.
- Куда мы? – насторожился Артем.

-  256  -
- К нам в отдел,  - сказал Моржев. – Не беспокойся: поговорим и я тебя отвезу обратно домой.
Усадив Артема на стул в небольшом светлом кабинете РУБОПа с двумя столами и стульями, сейфом, телефоном, Моржев сел напротив у стены под портретом Дзержинского и, пристально уставившись на него, как смотрит хищник на свою жертву, коварно осклабился, в глазах его вспыхнули злые огоньки. При виде этой мины перед глазами Артема промелькнуло детство: когда, перед началом игры в войну, пацаны делились на партизан и гестаповцев, Патык неизменно вливался в гестапо, и был самым коварным и жестоким гестаповцем; с такою же физиономией, как и сейчас, он безжалостно пытал партизан, нарушая установленные двумя противоборствующими сторонами правила игры – бездушно бил их по корпусу, старался непременно попасть кулаком в область печени и почек , сильно сдавливал их шеи руками, пытался даже вонзать им спички под ногти, требуя выдать интересующие гестапо сведения.
-  Ну что, преступный элемент, гэ-э-э…,  коварно скосоротился Моржев, - преступную группировку, я слышал организовываешь?
Понимая, что опровергать его слова бессмысленно, Артем решил промолчать, глаза его возбужденно заблестели. Посверлив его взглядом, Моржев встал, открыл сейф, извлек из него несколько фотографий. Разложив их на столе перед Артемом, спросил: - Знаешь кого-нибудь из них?
Одного парня из запечатленных на фотографиях людей Артем визуально знал, однако решительно исключил дачу своих каких бы то ни было показаний.
- Никого из них я не знаю и знать не хочу, - отрезал сухо. – Говори по существу – зачем меня сюда привез?
- А ты всмотрись в фотографии повнимательнее, - настаивал Патык, - может кого и узнаешь, вспомнишь.
- Никого я не узнаю, и ни во что всматриваться больше не собираюсь, - решительно повторил Артем, вставая со стула. Но Моржев стремительно подлетел к нему, схватил его двумя руками за ворот рубашки, рванул на себя, вперил в него яростный взгляд.
- Соберешься! – угрожающе процедил сквозь зубы, - соберешься и узнаешь!  Сейчас ласточку тебе заверну или почку опущу – сразу соберешься и всех узнаешь.
- У тебя не хватит на это ни ума, ни здоровья, ни полномочий, - дерзко сказал ему в лицо тот, и резко отбил от себя его руки.
- Ладно, присядь, - охваченный злою лихорадкой, но все же несколько умерив свой пыл, потребовал Патык. – Прикрывай свою фирму и распускай отморозков, - рекомендательным тоном сказал он после того, как Артем опустился на стул. -  Если до меня дойдет слух, что ты не выполнил моего требования, будешь по зоне раком ползать: я тебя привлеку за организацию преступного сообщества. – Он перевел дыхание и,  накренив корпус к Артему, приблизил свое лицо к его; пристально глядя в его глаза многозначительным взглядом, пониженным голосом добавил: - Жалуются на тебя люди: конкуренцию им создаешь. Не мешай людям спокойно работать – у них и без тебя проблем хватает.
Выйдя из РУБОПа, с мрачными гневными мыслями Артем побрел на остановку. Некоторое время он был возмущен требованиями Патыка, им владела идея борьбы с этим ограниченным коррумпированным служакой, однако несколько часов спустя он нашел эту идею бредовой – понимая, что прав всегда становится тот, у кого больше прав, с тяжелым сердцем признал себя побежденным.
Налетев на очередной камень преткновения, все его благие помыслы разлетелись, как паутина под напором ветра и, разумеется, его миссия как руководителя фонда закончилась не начинаясь.


-  257  -
XVIII



Тем временем материальное положение их семьи зижделось на оставшейся у Артема крохотной сумме денег. Отец его в поисках работы прочесал весь город вдоль и поперек и, натыкаясь везде на отказы в трудоустройстве с одним и тем же обоснованием чиновников, обусловленным его предпенсионным возрастом, вынужден был ухватиться за то, что первое ему подвернулось под руку -  устроиться дворником в жилищно-коммунальное хозяйство. Участок за ним закрепили самый большой: в него входила территория, охватывающая два многоподъездных пятиэтажных дома, обширную игровую площадку для детей и просторный сквер, в котором преимущественно ночью бесшабашно резвились разрозненные горстки молодежи. Ежедневно он выгребал со своего участка тонны мусора, который загружал в мешки и на своих плечах транспортировал до контейнера.
За четыре месяца своего добросовестного самоотверженного труда он ни разу не удостоился получения своей заработной платы, а каждодневные тяжелые физические нагрузки вылились для него в быстрое похудение и осунутость. Способствовала этому и низкокалорийная пища: мясные блюда давно уже были исключены из рациона семьи Луневых; их меню все чаще составляли изрядно надоевшие и потому через силу проглатываемые клецки и пельмени, начиненные гречневою, пшенною или рисовою кашей, а также  испеченные на воде блины из сухого молока, яичного порошка и муки низкого сорта. Приходя с работы, глава семейства буквально падал от слабости на кровать и тотчас же засыпал. Чтобы как-то облегчить его часть, супруга стала почти каждодневно ходить работать на участок вместе с ним, выполнять всю посильную работу.
В эту деятельность родители пытались вовлечь и Артема. «Не мотай ты себе нервы своей бесполезной беготней, - призывала его мать. – Лучше уж устройся в дворники – хоть трудовой стаж заработаешь, да и полезно физически трудиться на свежем воздухе». «Да, лучше бы тебе устроиться, - говорил ему отец, поддерживая супругу, - а то безработица скоро захлестнет всю страну – в дворники не устроишься». Их призывы, становились все настойчивее, приводили Артема в ужас и негодование, он и представить себя не мог в качестве дворника. Устроиться дворником – значит капитулировать неудачам, думал он.Бывший содержатель бара, руководитель благотворительного фонда… предприимчивый способный молодой человек, не последний дурак, и вдруг – дворник! Да враги перестанут уважать за это, не будут и  замечать. Это будет ужасно. После такого удара почти не будет шансов оправиться. И как родителям могло такое в голову прийти…
- Каждый должен заниматься своим делом, - всякий раз раздраженно отвечал он им, - кто-то должен выполнять функции президента, кто-то космонавта, кто-то инженера, кто-то строителя, а кто-то и дворника… Вы как хотите, а я дворником не буду – это не мое призвание.
Просьбы матери хотя бы помочь отцу также вселяли в него злобно-унылое, подавленное настроение.
- А если меня за работой случайно увидит какой-нибудь чиновник из администрации города, - с болезненным видом мрачно возмущался он ей в ответ, - как, по-твоему, истолкует он мое пристрастие к метле? Как я после этой встречи зайду в его кабинет, как в глаза ему посмотрю, как буду вести с ним деловые разговоры…
Впрочем однажды, в жаркий летний день, он отважился помочь отцу.
Придя на участок, они начали энергично подметать детскую игровую площадку и сквер. Удалив из них необъятную кучу мусора, приступили к уборке территорий, прилегающих к домам: возле одного дома стал наводить порядок Артем, возле другого –

-  258  -
его отец. Благодаря раннему утру людей по улице перемещалось очень не много, поэтому Артем не чувствовал себя стесненно, работал с усердием, даже с энтузиазмом. Но вскоре в квартирах  зазвонили будильники, и жильцы, не совсем проснувшиеся, с эффектно завитыми и старательно прилизанными намоченными волосами, пахнущие душистыми одеколонами и терпкими духами, с сигаретами в зубах, стали неохотно выходить из подъездов: город ожил, точно муравейник. Тут Артем несколько занервничал: пригибая корпус как можно ниже к асфальту, стал опасливо стрелять глазами по сторонам. Но вся беспредельная тяжесть его стыда вполне измерилась тогда, когда из подъезда, возле которого он подметал, вдруг вразвалку выплыл его товарищ по училищу Василий Цыган. При виде его сердце Артема упало к пяткам, он резко крутнулся на сто восемьдесят градусов и, втянув подбородок в плечи, накренив корпус  к асфальту пуще прежнего, с лихорадочной поспешностью принялся  махать метлою, надеясь утонуть в поднятых клубах пыли, чтобы остаться неузнанным; уши его горели, лицо пылало, от стыда он готов был зарыться в уже приличную кучу мусора. К счастью, Цыган его не узнал. Проходя мимо него, Василий сначала громко зевнул, затем так же громко отрыгнул и, не обратив на дворника ни малейшего внимания, впрочем, слегка шарахнувшись в сторону от созданной работником пылевой завесы, побрел прочь.
- Больше я с тобой работать не пойду, - сказал Артем отцу, когда они , взмыленные и уставшие, тащились домой. – Тяжело работать – увольняйся;  не стоит эта оплачиваемая только на расчетных листах работа того, чтобы за нее держаться, здоровье надрывать. Лучше вообще не работай – я разобьюсь в лепешку, чтобы вы с матерью не испытывали нужды. Лучше сидеть дома на печи, чем подметать гектарную территорию, таскать на себе неприподъемные мешки с мусором к контейнеру, по первой команде домоуправа спускаться в подвалы домов или взбираться на их крыши и наводить там порядок, а свою собственную – заработанную уже! – зарплату получать только в счастливых снах. А жильцы… только и восхищаются вслух твоей добросовестностью и чистотой улицы, а на следующий день на работу приходишь, и снова мусора горы – откуда он берется… Неужели эти же жильцы не видят мусорящих, неужели не могут сделать им замечания…
Отец с ним полностью согласился, но от этого ему легче отнюдь не стало.
И вновь, исполненный отчаяния от сознания своего бессилия разрешить мучившие его вопросы, и одновременно – надежды найти это разрешение, точно подстегиваемый бичом, он пустился в поиски возможности применения себя. Однако фортуна была к нему явно не благосклонна, все его поиски оставались бесплодными. От них лишь ныли ноги и горели ступни, от бесконечных безнадежных переговоров с мнимыми работодателями к концу дня начинал заплетаться язык, от невыносимо суровой летней жары, казалось, плавилось все тело. Домой же он, уставший, истомленный и унылый , возвращался поздним вечером ни с чем. Смотреть родителям в жалеюще -спрашивающие глаза ему было не под силу, за стол он также садился со стыдом, испытывая ощущение, что только даром ест хлеб.
К  счастью, лето подошло к концу и жара понемногу перестала свирепствовать, в чем в некоторой степени, казалось, было знаменье окончания некоего периода жизни Артема и начало какого-то нового, неизведанного, но навевающего оптимистические и даже радостные мысли.


*   *   *

Когда все его надежды были растоптаны, и он в нахлынувшем приступе пессимизма решил смириться с судьбой и устроиться на любое государственное предприятие рядовым рабочим, тянуть за собою тяжелую и безрадостную лямку рутины, не докучая своими

-  259  -
назойливыми вопросами начальству о приблизительной дате выдачи зарплаты, дабы не раздражать его,  в его бытие совершенно неожиданно вторгся резкий ветер благодатных перемен и внес в его скорбные планы существенные радикальные корректировки вместе с притоком свежей надежды, судьба, казалось, начала расплачиваться с ним за его неистощимое усердие и стоическое преодоление черной полосы препятствий.
Однажды, когда он подходил к проходной организации «Гидроэлектромонтаж», куда намеревался устроиться на работу, перед ним вдруг вырос его старый знакомый Шишигин Эмиль, с которым они когда-то, будучи подростками, отдыхали в пионерском лагере, жили в одном отряде, спали на стоящих по-соседству койках, и хотя не были тогда близкими друзьями, антипатии друг к другу не испытывали. Несмотря на то, что с тех пор минуло пятнадцать лет, парни сразу узнали друг друга и, оба радостно  воскликнув, сцепились в объятьях;  расцепившись, разглядывая друг друга во все глаза, начали весело вспоминать, как резвились и проказничали в лагере, как на спящих безмятежным сном девчонок темными ночами пацаны выдавливали из тюбиков зубные пасты, с каким задором они охаживали друг друга подушками.
- Ты почти не изменился, - заметил Эмиль, улыбаясь, - только вытянулся  и, конечно, возмужал.
- Да и ты все такой же, - сказал Артем, все еще весело разглядывая Шишигина, среднего роста белокурого парня с несколько инфантильными манерами и одутловатым, по-девичьи стройным белесым телом.
- Зачем сюда жалуешь? – спросил Шишигин, мотнув головой на «Гидроэлектромонтаж».
- На работу хочу устроиться.
- Делать тебе нечего: там работяги по восемь месяцев денег не получают.
- Куда деваться, - безразличным голосом сказал Артем, - буду ждать и восемь месяцев и год – выхода нет.
- А чем ты до этого занимался?
Артем  вкратце  рассказал.
- Да, - озадачился Эмиль. – Знаешь что: я работаю в пункте приема лома цветных металлов приемщиком, ну и… - он хитро подмигнул, - когда весы подкручу, когда от хозяина прикуркую железок… одним словом, месяца за три в моем гараже скапливается около двух тонн чистой меди – можешь навариться . Найдешь покупателя?
- Без проблем,  - без раздумий сказал Артем.
- Классно, - кивнул Шишигин. – Тогда начинай искать: у меня уже сейчас есть тонна восемьсот, а дня через три еще килограмм сто  прибавится. Только осторожнее – сам понимаешь!..
- За это можешь не беспокоиться, - заверил его Артем. – Цена на медь?
Эмиль назвал ему цену, по которой он хотел бы продать медь и, сказав свой адрес, предложил: - Как найдешь покупателя, приходи… часиков в пять – начале шестого вечера – я в это время с работы прихожу, но не ранее, чем через два дня: я за эти два дня еще раз взвешу товар, чтобы не опростоволоситься.
- Хорошо, - бодро сказал Артем; попрощавшись, они разошлись в разные стороны. Артем остановился в раздумье перед проходной «Гидроэлектромонтажа», выкурил сигарету, осмысливая разговор с Эмилем и, несколько окрыленный реальным оптимизмом, направился  домой.
Не прошел он по обсаженной молодыми березами аллее и двухсот метров, увидел быстро шагающего навстречу небольшого роста сухощавого брюнета с недельной щетиной на лице и, как всегда, длинными нерасчесанными и засаленными волосами Валентина Грызликова, одетого в голубые непростиранные джинсы, довольно измятую серую рубашку и замшевые стоптанные туфли, которые он, по-видимому, обувал и снимал, как

-  260  -
калоши, поскольку зашнурованы они были только на треть и шнурки их, явно оборванные, были связаны крепкими узлами; ногти его рук с черным ободком  и желтые от табака неровные зубы вызывали отвращение. Те, кому доводилось с ним контактировать, закрывали глаза на его нелицеприятность и неряшливость, поскольку Грызликов имел прочные связи в самых солидных учреждениях города и не менее прочное материальное положение, ибо к делам своим подходил с затаенным дыханием, в выборе партнеров проявлял недюжинную разборчивость, был до крайности педантичен и в высшей степени пронырлив: из стран ближнего зарубежья по железной дороге он переправлял в Томилино большие партии продуктов питания в широком ассортименте и, обменивая продовольственные товары на всякие  другие, переправлял бартер обратно за рубеж, и весьма преуспевал в этом деле; помимо этого он занимался куплей-продажей недвижимости, не чуждался и ростовщичества. Невзирая на бросающуюся в глаза свою слабую сторону, Грызликов был о себе высокого мнения и слыл человеком самонадеянным – о ком бы ни говорил, отзывался свысока, с пренебрежением, любил злым язычком посплетничать; с Артемом всегда, во всяком случае воочию, держался просто, даже  несколько дружелюбно.
- Ты здесь какими судьбами? – деланно-равнодушно полюбопытствовал Валентин, когда они приблизились и поприветствовали друг друга рукопожатием.
- Ищу вчерашний день, - шутливо сказал Артем.
- А, - улыбнулся Грызликов, и после небольшой паузы, что-то обдумав, серьезно сказал: - Не знаешь никого, кто бы изъявил желание поменять свой товар на мои продукты питания – партнеры у меня есть, но их маловато: товар залеживается?
- Какой товар тебя интересует? – оживился Артем.
- Стройматериалы, запчасти на сельхозмашины и автомобили, топливо, лес, металл… - буквально все.
- Я более склоняюсь к тому, что такого желающего при известных усилиях я вполне мог бы обнаружить.
- Усилия твои вполне оправдаются, - заверил Грызликов. Он извлек из кармана рубашки до безобразия скомканный лист бумаги с наименованиями продуктов питания, протянул Артему. – Через три недели я пригоню сюда два вагона этой же продукции; количество и цены на нее будут такими же, как в прайс-листе,  который я тебе дал. Так что, к тому времени ищи человека. Если найдешь такого человека, который заберет у меня хотя бы третью часть продукции в обмен на свой товар, получишь триста долларов, заберет половину моего товара – получишь пятьсот долларов, заберет весь товар – штука зелени твоя.
- По рукам, - не веря своим ушам, с радостью согласился Артем.
- Звони мне ровно через три недели, - Грызликов легонько хлопнул его по плечу и,  подарив ему добродушную улыбку, зашагал своею дорогой.
Зашагал своею дорогой и Артем, но шел не сознательно, а как-то механически, в ликующем полузабытьи, точно под воздействием гипнотической установки. Вся работа его мозга была сосредоточена на осмысливании происходящего, сердце его от приятного возбуждения учащенно пульсировало в каком-то торжественно-мелодичном ритме, он чувствовал, как кровь носится по всей его плоти, оживляя своею бешеною циркуляцией душу.
Когда он уже подходил к подъезду, в котором жил, его негромко окликнули. Он обернулся и увидел бывшего своего одноклассника, с которым просидел за одною школьною партой когда-то не один год, высокого плотного рыжеволосого с орлиным носом Маршалова Павла, выгуливающего черного пуделя.
В ранние свои годы Павел был нерасторопным и туповатым, но безобидным, скромным и простодушным малым, однако когда по увольнении своем из армии поступил

-  261  -
в патрульно-постовую службу милиции, с ним резко произошли не лучшие изменения – он стал несколько высокомерным и чопорным . Несколько лет кряду с важно-грозным видом в звании сержанта он описывал круги по самым неспокойным околоткам города, зорко вглядываясь чуть ли не в каждого и не оставаясь никогда безучастным к происходящему вокруг: шикал на шаловливую детвору, отчитывал за ведение непристойного образа жизни пропоиц, гнал с глаз своих долой бомжей, останавливал посреди улицы подозрительных личностей и требовал засучивать им рукава одежд, придирчиво исследовал их вены – службу нес добросовестно, в соответствии с возложенными на него обязанностями и своим статусом. Но однажды по непонятным для всех причинам он распрощался с милицейской  формой, которая, впрочем оставила на всем его облике и в манере держаться глубокий неизгладимый след: хотя лицо его теперь было несколько постным, осанка все же оставалась гордой,  голова – высоко поднятою, взгляд – неудачами не сломленного стойкого человека. Теперь он работал начальником смены на заводе «Искра» в цехе по производству электродов.
Маршалов смотрел на Артема с оттенком снисходительности во взгляде, губы его были слегка растянуты в самодовольную гримасу.
- Как дела? – спросил он, вставляя в губы сигарету.
- Особо похвастаться нечем, - бесцветно сказал Артем.
- Понятно, - промолвил Маршалов. – А я все там же, на «Искре» тружусь – на повышение, возможно, скоро пойду.
- Тебе проще, - равнодушно сказал Артем, шутливым тоном прибавил:- видимо, сложа руки не сидишь, раз есть на что повышение себе устраивать.
Павел вдруг закатился громким отрывистым смехом.
- Эт  точно, - едва выговорил, смеясь; перестав, наконец, хохотать, как-то пространно посмотрел поверх головы Артема и, словно опомнившись, резко упер серьезный взгляд в его лицо.
- Не знаешь, куда электроды можно сплавить – желательно подальше от города? – спросил доверительным тоном.
- В Москву, - без промедления ответил Артем, - в одну из тамошних солидных строительных фирм: думаю., если цена на электроды ее сотрудников устроит, то они возьмут любое их количество и сразу за наличку, возможно – и за валюту.
- У тебя в той фирме хороший прихват? – глаза Маршалова несколько округлились.
- В ней работает начальником охраны мой армейский товарищ, а уж насколько хорош этот прихват… ручиться могу только за то, что человек он надежный. Могу с ним связаться и попросить его, чтобы он прозондировал этот вопрос у вышестоящего руководства.
Павел облизнул пересохшие от  возбуждения губы, глаза его оставались широко открытыми.
- Пока не надо, - сказал он, - дело в том, что электродов нужно сначала собрать хотя бы с тонну, затем вывезти с завода, а уж потом… Если не трудно, забеги ко мне ровно через месяц – тогда обстоятельно поговорим, -  прибавил он,  еще более понизив голос.
- Добро, - кивнул Артем, - забегу к тебе ровно через месяц.
- Забеги, - повторил Маршалов, - я к тому времени уже буду знать количество и марки электродов, которые заныкал; пока могу только сказать, что товар будет стоить наполовину дешевле отпускной цены завода.
Они скрепили свой договор крепким дружеским рукопожатием, и разошлись.
Войдя в подъезд, Артем чуть не перевернулся от радости, он ощущал судьбу, ему казалось, что он стоит на пороге решающего рывка, после совершения которого несомненно вступит в свой звездный час.
Два дня он пребывал в наипрекраснейшем настроении, охотно выполнял просьбы

-  262  -
родителей, касающиеся хозяйственных вопросов, сам вызывался мыть посуду и производить уборку в квартире, вечером прогуливался, затем читал книгу. Едва он позвонил по телефону знакомому предпринимателю, занимающемуся скупкой лома цветных металлов, и , присовокупив к объявленной Шишигиным цене на металл свой интерес, предложил ему медь, тот без долгих раздумий согласился ее купить – и потому блаженное состояние его души было на пике.


*   *   *

Прошло два дня. В предложенное Шишигиным время Артем позвонил в его дверь. На пороге тотчас же появилась упитанная веснушчатая девица с длинными каштановыми волосами в майке и шортах – вероятно, супруга Эмиля. Слушая вопрос Артема, дома ли Эмиль,  смотрела на него настороженно, несколько, как  будто, испуганно.
- Сейчас позову, - выслушав его, сказала  тихо и, смущенно потупив взор, шмыгнула в комнаты. Супруг ее через мгновение вышел, вид у него был самый озадаченный.
- Нашел покупателя? –  спросил с порога.
- Нашел, - утвердительно кивнул Артем. Шишигин присел перед ним в раздумье на корточки.
- Приходи ко мне через два дня, - сказал он, - и конкретно договоримся о дне, в который можно будет встретиться с покупателем – сейчас дел выше крыши: картошку на даче нужно выкапывать. Приходи через два дня, - прибавил, поднимаясь с корточек.
- Хорошо, - сказал Артем и, попрощавшись с ним, ушел.
Через два дня он вновь позвонил в эту же дверь и в это же время. Дверь ему снова открыла супруга Шишигина. Окинув его веселым лукавым взглядом, сказала, едва сдерживая улыбку: - Эмиль еще с работы не пришел, -  и отведя от него глаза с потупленным взором, закрыла дверь. Интуитивно Артем почувствовал, что она ему солгала, хотя уверен в этом не был; выйдя на улицу, сел на скамейку возле подъезда, стал ждать возвращения Шишигина с работы.
 Так безотлучно просидел до полуночи. Подумав, что Эмиль, возможно, загулял где-нибудь в пивной, отправился домой.
На другой день вновь нанес ему визит. Дверь на этот раз ему открыла мать Шишигина,  небольшого роста щупленькая женщина.  Смотрела она на него внимательно, пристально, но глаза ее хихикали, в них плескалась добродушная насмешка.
- Эмиль еще с работы не приходил, -сказала она , широко улыбаясь - сами вот ждем.
И в этот раз Артем почувствовал, что ему солгали, что, принимая его за глупенького мальчишку, смеются над ним чуть ли не в лицо, однако решил,  что прежде всего нужно удостовериться в этой видимой лжи, доказать эту ложь самому себе, а уж потом делать соответствующие выводы. И снова просидев на скамейке в ожидании Шишигина до полуночи, ушел домой ни с чем и не в лучшем настроении.
На следующий день опять явился по тому же адресу и в то же время, с какою-то подсознательной  безнадежностью позвонил в дверь Шишигиных. Дверь отворила довольно пожилая худенькая женщина с широко расставленными мутными глазами. Выслушав его, лукаво усмехнулась: - Где ж его взять, Эмиля-то – с работы еще не было.
И в голосе этой женщины Артем уловил фальшивые нотки.
После очередного своего прозябания на скамейке в ожидании Шишигина до двух часов ночи домой он плелся вовсе без настроения, исполненный какого-то двоякого чувства – мрачного разочарования с предубеждением в отступничестве Шишигина от своих слов и надежды на то, что все непременно обернется в хорошую сторону, что

-  263  -
подозрительность его есть результат обострившейся впечатлительности, поскольку она ни в коей мере необоснованна.
Впрочем, для проведения действенного теста на проверку своей интуиции особых усилий ему не потребовалось. На следующий день он снова явился к месту проживания Шишигина, но часом раньше обычного; заходить к нему тоже не стал, не счел целесообразным и усаживаться на скамейку, стоящую возле подъезда, в котором жил Шишигин. Встал у другого, соседнего подъезда, вход в который благодаря часто посаженным березам и кленам, растущим по обе стороны от него, в палисадниках, не просматривался и с четырех метров; стал ждать появления Шишигина.
В начале шестого часа вечера Эмиль появился на аллее; поприветствовав кого-то несколькими вялыми взмахами руки, направился к своему дому. Едва зашел в подъезд, Артем осторожно скользнул за ним.  Слыша над своей головою его  шаркающие шаги, тихо, осторожно ступая, поднимался вслед за ним и крался до тех пор, пока Эмиль не позвонил в свою дверь, и она, открывшись, не закрылась. Сомнений быть не могло: Шишигин дома. Однако Артем решил не торопить события, дабы не обличить своей слежки; остановившись на нижней площадке третьего этажа, откуда была видна дверь Шишигиных, закурил; неторопливо выкурив две сигареты с интервалом в пятнадцать минут, поднялся, позвонил в дверь, которая, казалось, надменно высилась и тоже теперь насмехалась над ним. Открыв ее, жена Шишигина снова окинула его лукавым взглядом, но теперь не веселым, а каким-то холодным, не без некоторого недоумения и раздражения – посмотрела на него так, как смотрят на попрошайку, который приходит за милостыней и, получая ее, уходит, а через мгновение снова приходит.
- Эмиля? – недовольно спросила она, не дожидаясь, пока визитер откроет рот. – Не пришел еще с работы, - и захлопнула дверь.
Обманутый и приниженный, Артем ушел домой, мстительное и гневное чувства беспрерывно культивировались в нем, но к вечеру  улеглись. Почему Шишигин заинтересовал его своим предложением, а в последний момент включил задний ход, пошел на попятную, ему было неведомо. Ясно было лишь то, что Шишигин передумал иметь с ним дело, но по какой причине – непонятно. В голове его был  ералаш.
Решив пролить свет на этот туманный вопрос и в конце концов поставить в нем точку, на следующий день в то же время, что и днем раньше, Артем снова занял удобную для него позицию, стал ожидать появления бывшего приятеля по пионерскому лагерю возле импонирующего ему своею обильной  растительностью подъезда.
Как и днем раньше, Эмиль в то же время появился на аллее. Едва стал подходить к своему подъезду, Артем перекрыл ему путь.
- О, привет! – несколько опешил Шишигин. – Ты случайно не приходил ко мне вчера, позавчера..?
- Приходил, - сдержанно сказал Артем.
- А мои говорят: «парень чуть ли не каждый день тебя спрашивает…».  Говорю: какой из себя?. – «Такой высокий, симпатичный, со шрамом на правой брови». Я и сижу, ломаю голову, - устремив взгляд куда-то в сторону, сказал Шишигин, - сам знаешь, что сейчас высоких, симпатичных со шрамами на всех частях тела, как грибов после дождя. – Он закурил сигарету и уселся на скамейку. – А я все с этой картошкой никак не разделаюсь, - он с деланной тяжестью вздохнул, - домой прихожу поздней ночью: пока накопаю ее, пока засыплю в мешки, пока погружу мешки на мотоцикл, пока в погреб отвезу – по три-четыре ходки делаю!..
- Вот я и решил тебя дождаться, чтобы ты не ломал голову, кто приходил, - бесцветно сказал Артем, с серьезным взглядом глаз растянул губы в улыбку, давая ему понять, что не верит ни единому его слову; немного помолчав, серьезно сказал: - Эмиль, тебе явно нужно определить, что для тебя важнее: картошка или сделка, которую ты мне

-  264  -
предложил. Признаться, я только за тем и решил дождаться тебя сегодня во что бы то ни стало, чтобы услышать от тебя на этот счет четкий и определенный, окончательный ответ. Вот так караулить тебя, как сегодня, у меня нет ни возможности, ни времени, ни желания. Давай придем к одному общему знаменателю и устраним все полутона и неясности: или делаем дело, или  я умываю руки.
- Ладно, - немного подумав, решительно сказал тот, - назначай встречу со своим покупателем на завтра – на это же время.


С зарешеченными фарами, хромированными дугами и порогами, эффектными литыми дисками, несколько забрызганный грязью внедорожник «Гранд-Чероки», принадлежавший известному в городе предпринимателю Коршунову Василию Игоревичу, уже стоял на условленном месте, на вокзальной площади. Едва Артем с Эмилем подошли к нему, Василий Игоревич, всегда с невозмутимым видом бритый наголо толстяк тридцати восьми лет, лениво выбрался из машины. Шишигин начал было с беспокойством во взгляде справляться у него об условиях расплаты его за медь, но тот сразу спокойным голосом оборвал его: - Сначала нужно товар увидеть, а потом вести дальнейшие переговоры и торги.
И,  погрузившись все в его джип, они поехали к Шишигину в гараж.
Половина его гаража были доверху завалена обломками труб,  автомобильными радиаторами, проволокой, раскрученными теплообменниками, листами и прочим хламом из металла красного цвета.
- Ну как? – обратился Эмиль к Коршунову, - здесь ровно тонна восемьсот.
- Годится, - удовлетворенно кивнул тот. – Вот тебе задаток, - он вытащил из кармана брюк пухлый портмоне, извлек из него бумажную купюру достоинством в пятьсот рублей, вручил Шишигину, - никому товар не отдавай. Я сегодня вечером уеду в деревню на свадьбу; через три дня приеду – весь товар у тебя заберу. – Поразмыслив, прибавил: - найду тебя через Артема.
- Договорились, - сказал Эмиль. И все снова уселись в джип. Осведомившись, куда отвезти парней, Василий Игоревич  запустил двигатель.
Имея должный опыт от подобных нервощекочущих ситуаций, Артем понимал, что Шишигина с Коршуновым оставлять наедине нельзя, но решил не ронять своего достоинства и, поскольку выходить ему предстояло раньше Эмиля, попрощался с ними и вышел из машины.
- Как из деревни приеду, сразу тебе позвоню, - сказал ему вслед Коршунов.
Три дня Артем тяготился вынужденным бездельем, безотлучно находясь дома в мучительном ожидании  важного для него телефонного звонка. Но прошло три дня, а Василий Игоревич не звонил. Без большой  надежды Артем продлил свое ожидание еще на два дня, но результат остался неизменным. Когда понял, что Коршунов ему вряд ли уже позвонит,  отправился к Шишигину.
Тот открыл ему сам; еле стоя на ногах, бросив на него бессмысленный мутный взгляд, свесил низко голову и начал сто-то бессвязно мычать, вяло выписывая одною рукою какие-то круги, а другою держась за косяк. В разговоре с пьяным Артем не увидел резона, поэтому быстро от него ушел. По какому случаю Шишигин так крепко напился он интуитивно догадался, поэтому сразу от него направился к Коршунову с намерением разыграть того, ибо иного способа трансформировать свое предубеждение в верное заключение и узнать правду, пусть самую мрачную,  не видел.
Дома Коршунова не оказалось, поэтому Артему пришлось три с небольшим часа прогуливаться взад-вперед  близ  двухэтажного  особняка предпринимателя, за высоким


-  265  -
железобетонным забором которого бесновалась с ужасным захлебывающимся лаем злая и, судя по звяканью тяжелой цепи, огромная собака.
Увидев, наконец, подъезжающий к особняку знакомый джип, шагнул к нему. Василий Игоревич его появлению несколько удивился, по крайней мере выражение его лица явственно говорило об этом. Он грузно выбрался из машины, вопросительно посмотрел на нежданного визитера.
- Нехорошо поступаешь, - напустив обидчивость на весь свой облик и не совсем надеясь на успех своего эксперимента, укорил его Артем. – Эмиль мне проговорился, что вы с ним сделку провели – я только что от него: пьянющий, чуть живой, еле держится на ногах… Я тебе значит  клиента с товаром подвожу, а ты с ним за моей спиною финты крутишь!.. Нехорошо.
Однако недалекого ума  Василий Игоревич на эту его наживку клюнул.
- А я-то причем… мне-то что… - с усмешкою слегка возмутился он, - твой дружок сам попросил меня молчать, ничего тебе не говорить о том, что товар я у него забрал… Хм! – крутанул он в легком возмущенном недоумении головою, - и я еще «нехорошо поступаю»!.. Друг у тебя такой – с ним и разбирайся…
От Коршунова Артем плелся в самом скверном расположении духа, чувство мести к Шишигину то закипало в нем, то охлаждалось, но когда на смену только что умершей надежде родилась новая – на свое сотрудничество в ближайшем будущем с Грызликовым Валентином и Маршалловым Павлом, он лишь в сердцах обругал его и, всеми силами подавив в себе гневные импульсы,  вычеркнул из своей памяти.



*   *   *


Впрочем, до его деловых свиданий с Грызликовым и Маршалловым времени оставалось довольно, и он решил не сидеть сложа руки, а извлечь из этого временного пробела максимум пользы. На следующий же день обратился к другу детства, Сергею, с просьбой одолжить ему на время часть  автомобильных запасных частей. Сославшись на хороший покупательский спрос своего товара, Сергей ему в его просьбе отказал, однако предложил небольшую сумму денег на покупку аналогичной продукции у других предпринимателей, имеющих ее в избытке, за что Артем был ему также весьма признателен.
- Куда собираешься везти товар? – полюбопытствовал Сергей.
- В Сыктывкар, - ответил Артем.
- О, там сейчас полным ходом идут сальники на мотор, на коробку передач, на полуось… - короче, все сальники. Я бы и сам сгонял в Сыктывкар с сальниками, да помимо этого есть дела.
У кого можно было купить сальники Артем знал. Раньше он частенько покупал их у одного знакомого парня, Родиона Чуханова. Нигде не работая, не имея никакого свидетельства, разрешающего вести  предпринимательскую деятельность, Родион тем только и жил, что скупал по приемлемой для него цене разные запасные части для отечественных автомобилей, а затем по цене чуть меньшей рыночной выгодно их перепродавал; его однокомнатная квартира больше напоминала перевалочный пункт, в котором днем и ночью трезвонил телефон, с раннего утра и до позднего вечера возбужденные торопящиеся мужчины разных возрастов и внешностей выгружали или погружали товар в мешки, стоял запах свежей резины: ассортимент товара всегда был


-  266  -
насыщенным, продукция – качественною; если какой-то спрашиваемой клиентом детали у Чуханова не было, ее он  при необходимости находил с удивительной быстротою.
Среднего роста грузный тридцатилетний брюнет с большими навыкате зелеными глазами, Родион, оказался дома и был на редкость один. Едва раздался звонок в его дверь, открыл ее.
- Сколько лет, сколько зим! – радостно воскликнул он, окидывая Артема приветливым не без хитринки взглядом. – За товаром? Проходи. Что интересует?
Артем сказал, какой товар его интересует; назвал и сумму, которой располагает.
- Организуем, - немного подумав, пообещал Чуханов. – Приходи за товаром завтра, он уже будет здесь, у меня. Я бы смог и сегодня  его нахватить, но уже не успею – надо выполнить один заказ. Так что, завтра: товар будет весь, как на подбор, цены – халява, - у меня, сам знаешь, всегда все в елочку.
На другой  день с двумя большими сумками Артем вновь явился к Родиону. Тот его, видимо, уже ждал: на полу просторной его прихожей лежали собранные в комплекты и обернутые пропитанною маслом бумагой несметные кучи сальников, разных по величине и с разными набивками. Только Артем вошел, Чуханов протянул ему горсть уплотнителей.
- Оцени качество, - сказал  с гордостью .
- Качество что надо, - согласился  Артем, ознакомившись с сальниками.
- Вот твой товар, - Родион указал на стоящий в углу большой набитый продукцией целлофановый мешок, - как раз на ту сумму, на которую ты хотел затариться. – Он протянул Артему лист бумаги, на котором были небрежно намалеваны позиции сальников, их количество и цены на них. – Если не веришь, можешь высыпать сальники из мешка и пересчитать.
- Ну, что ты! – обиженно воскликнул Артем, - я тебе и на слово верю.
Оснований для недоверия словам Родиона у Артема действительно не было никаких,  поскольку он никогда не замечал за ним ни  халатного отношения к своей деятельности, ни малейшего стремления кого-либо облапошить: количество товара всегда соответствовало заверению Чуханова, качество – его  характеристике.
- Ну, тогда забирай скорее, - задорно сказал Родион. – О, да я еще успею и подругу с работы встретить! –  воскликнул радостно, взглянув на часы.
Артем пересыпал сальники из мешка в свои сумки и, расплатившись с ним за товар, ушел. Через час уже мерно покачивался в плацкартном вагоне скорого поезда.
Приехав в Сыктывкар, сразу помчался на рынок автомобильных запасных частей и аксессуаров.  Едва вошел на него, тотчас обратился к первому попавшемуся торговцу, грузину, расположившему свой товар на прилавке под навесом: - Сальники интересуют?
- Сальники? – оживился тот, - сальники очень даже интересуют, дорогой. Покажи.
Артем расстегнул одну из своих сумок, извлек из нее несколько комплектов уплотнителей, протянул их ему. Торговец осмотрел один комплект, второй, третий, и вдруг неодобрительно закачал головою, с обидою в голосе воскликнул:
- Ай-яй-яй! Зачем, дорогой, брак предлагаешь?
- Какой брак? – с внутренней  настороженностью усмехнулся Артем.
- Обыкновенный брак – сам посмотри.
Артем принял из рук торговца сальники, которые только что демонстрировал ему, как образцы, и оцепенел: резиновые набивки, обрамляющие железные кольца изделий, были все, как одна, поведены коррозией от излишнего пребывания сальника в пылающем прессе. В испуге быстро запустил руку в сумку, извлек из нее еще дюжину сальников, однако не нашел в них утешения, все они также были бракованными; ни одного полноценного изделия в своих сумках он больше не обнаружил как не искал. Однако решил не вываливать содержимое своих сумок в находящийся поблизости мусорный


-  267  -
контейнер и, снова взвалив ношу на плечи, отправился на вокзал.
Домой  ехал в злобном негодовании, проникнутый к Чуханову самой лютой ненавистью; сутки езды до дома он коротал сидя в пыльном обшарпанном общем вагоне, во рту у него не было ни крошки, денег на постель тоже не хватило.
Вернувшись в Томилино, таща на себе тяжеленные сумки, временами остервенело ругая Чуханова отборным матом и соображая, чем лучше скосить его с ног – рукою или ногой, чтоб потом на него, на лежачего, опорожнить сумки и истребовать у него назад свои деньги, он прямо с вокзала направился к нему, и шел безостановочно, дорожа каждою минутой, точно боясь, что за эту самую минуту мошенник просадит все его деньги до последней копейки.
Чуханова дома не оказалось, и Артем решил ждать его не сходя с места хоть сутки, хоть двое или больше – до тех пор, пока силы совсем не оставят его; усевшись прямо возле двери заклятого врага на свои сумки, начал нервно разминать руки. Но за три часа муторного прозябания в подъезде весь воинственный пыл в нем улегся, свирепость поукротилась, его начало клонить в сон, в животе заурчали разные мотивы, он почувствовал неимоверную усталость.
Чуханов взбирался домой держась рукой за перила и тяжело ступая на ступени, перебирая свободною рукой связку ключей; лицо его пылало, глаза блестели, отчетливый запах пива опережал его шага на три, но был он не пьян, ибо знал свою норму в употреблении спиртного и умел ее соблюдать. Увидев Артема, сидящего на заполненных сумках, врос в ступени, весь смешался, настороженно-лукавым взглядом уставился на него исподлобья; поднял же голову с лицом, исполненным  уверенности и деланного  радушия.
- Ты ко мне?
- К тебе, - глухим голосом сухо ответил Артем, вставая. Чуханов быстро открыл свою дверь, распахнул  перед  ним.
- Ну, проходи. Как съездил? – осторожно полюбопытствовал, шмыгнув за Артемом в квартиру и захлопнув за собою дверь.
- А ты сам как думаешь? – спокойно сказал тот, глядя на него в упор.
- Не знаю, - пожал в растерянности плечами Чуханов, скользнул витиеватым взглядом по сумкам Артема, хихикнул, -я у себя способностей в экстрасенсорике  никогда не замечал.
- А я тебе сейчас продемонстрирую одну  наводящую картину, - сдерживая гнев, сказал Артем, и решительными движениями рук перевернул обе свои сумки,  вытряхнул из них все уплотнители. – Полюбуйся-ка на свой «качественный» товар!
Чуханов присел на корточки, принялся один за другим потрошить бумажные свертки, вызволяя из них сальники.
- Да, - с издевкою  покачал головой, - товар не ахти. Но это не мой товар, -  прибавил  нагло  бодрым голосом, поднимаясь с корточек, - мой товар я тебе показывал, предлагал еще раз весь просмотреть, пересчитать… - надо было смотреть, считать. А то взял у меня товар отменного качества, два дня с ним где-то пробултыхался, а теперь явился: «полюбуйся на свой товар!»… Это и я сейчас куплю у кого-нибудь товар, перепродам его, а потом мне в голову взбредет получить денег с человека, у которого я покупал  этот товар, - я пойду, где-нибудь на мусорке соберу такой же, только бракованной продукции, и заявлюсь к тому самому человеку – скажу: полюбуйся-ка на свой «качественный» товар…
От этой его наглости Артем оцепенел, точно попал под ушат ледяной воды, мысли его быстро сменяли одна другую, но мысль о физическом воздействии на Чуханова он даже и не задерживал в своем уме, всеми силами старался от нее избавиться, ибо понимал, что с помощью рукоприкладства свои деньги назад не получишь, а только унизишься да еще останешься виноватым при участии в разборе данной распри любого независимого арбитра или еще того хуже – народного судьи. Он понимал, что опростоволосился сам, понадеяв -

-  268  -
шись на былую порядочность Чуханова, который в свою очередь воспользовался этим обстоятельством и под этой своей маркой добропорядочного трудяги сыграл на его доверчивости . Он также понимал и то, что доверчивость – не есть признак глупости, а всего лишь свидетельство чистоты души человека, однако в этой догме не искал оправдания своей опрометчивости, да оно и не утешило бы его,  поскольку к его роковому невезению последнего времени некстати примешался еще и долг другу детства в размере десяти тысяч рублей.
Взяв свои сумки, он молча вышел из квартиры Чуханова, так и оставив на полу его прихожей две больших горки из бракованных сальников. Домой брел бессознательно, машинально, не замечая ничего вокруг, все мысли его были устремлены в глубину человеческой души, на поиск внутренней отличительной особенности человека от животного. Серый, мрачный, чужой мир лежал вокруг него, полная бледная луна висела на далеком небе и,  казалось, злорадствовала над ним. И он серый сливался с серым небом.
К  счастью, друг детства отнесся к его промашке с пониманием и согласился некоторое время подождать возврата  денег. Но это товарищеское послабление не очень успокоило Артема; не было и дня, в который он не думал бы о том, где и как добыть деньги, чтобы рассчитаться с Сергеем. Каким же путем получить назад свои деньги у Чуханова он думал ежедневно и еженощно, ежечасно и ежеминутно, но, увы, в голову ему пока никакая интересная мысль не приходила; несколько раз в его мозг залетала забавная шальная идея, но тотчас же ускользала безвозвратно.  Однако чувство вражды и мести затаилось в его сознании взрывчатым веществом основательно.



*   *   *

По прошествии трех недель после принятия делового предложения Грызликова Валентина,  сделанного тем во время случайной их встречи, в надежде найти компенсацию своим недавним падениям в плодах предстоящего заманчивого сотрудничества с ним Артем позвонил ему. После первого его звонка трубку на том конце провода никто не поднял; вторая попытка дозвониться оказалась удачнее – в трубке послышался сонливый голос Грызликова.
- Алло! – прохрипел он. Артем представился ему, напомнил об их разговоре, состоявшемся ровно три недели назад возле «Электромонтажа»
- Я помню, - снова прохрипел Валентин. –  А я только приехал сегодня ранним утром: товар привез тот же, количества его и цены на него те же, что  значатся в списке, который я тебе давал – без каких-либо изменений, - произнес уверенным голосом . – Приятно со мною дела иметь, хе…хе…? Ну а у тебя есть какие-нибудь наработки: нашел человека, желающего совершить со мною бартерную сделку?
- Даже нескольких, - сказал Артем и, мысленно похвалив себя за то, что несмотря на отнимавшие много времени ожидания Шишигина, очевидные и скрытные, смог тщательно подготовиться к этому разговору ; он  развернул перед собою исписанный бумажный лист, начал было оглашать длинный список из наименований продукции, хозяева которой выразили желание обменять ее на продукты питания Грызликова, но Валентин его оборвал и, попросив подождать, отлучился куда-то от телефона; через мгновение вновь дохнул в трубку: - Диктуй.
Оргтехнику, видео и аудиоаппаратуры Грызликов отверг сразу. Цены на строительные и горюче-смазочные материалы, автомобильные запасные части,  канцелярские товары он нашел несколько завышенными и потому менять свои продукты питания на эти виды товара отказался тоже. Однако его очень заинтересовали металличес-

-  269  -
кие швеллеры.
- Ага, ага, ага! – оживленно воскликнул он, - швеллеров в наличии много?
- С избытком, - убежденно сказал Артем. – Кстати, их владелец готов заполучить твои продукты питания в полном объеме… если, конечно, срок годности у них не вышел, - прибавил   шутливым  тоном.
- Вся продукция только что с конвейера, - с обидой в голове буркнул Валентин, - все самое наисвежайшее, и хранится в сухом продезинфицированном складе, где нет не только крыс или мышей, но даже и мух с комарами…
- Верю, верю, - засмеялся Артем.
- Так что, фирма веников не вяжет, - с нотой гордости заверил его Грязликов. – Давай поступим так: связывайся с владельцем металла и назначай с ним  встречу – пусть он посмотрит мой товар, все сертификаты качества и прочее, а я взгляну на его товар. Если мы с ним сойдемся во всем, то после того, как совершим сделку, - как договаривались: штука баксов – твоя. Как назначишь с ним встречу, дай мне знать ее координаты – позвони мне или, не сочти за труд, забеги ко мне, если будешь где-нибудь поблизости, - адрес мой знаешь?
- Улицу и дом знаю, номер квартиры – нет, - ответил Артем, с радостью остановившись на пойманной забавной мысли: он мог бы с легкостью оповестить Грызликова о месте и времени встречи с владельцем металлических изделий и по телефону, однако в его голове неожиданно развилась надстроенная горьким опытом любопытная и, на его взгляд, верная, хотя несколько омерзительная для него самого, чуждая ему и не присущая благочестивому человеку идея, поэтому знать точный адрес Валентина ему показалось отнюдь не лишним.
- Шестидесятая, - сказал тот, - шестой этаж.
Они попрощались и положили трубки.
На следующий день встретились в центре города, в нескольких шагах на вещевой рынок, и тотчас отправились на встречу к владельцу металлических изделий, которыми заинтересовался Грызликов. У павильона «Пятьсот мелочей» их уже ожидал солидной внешности, объемистый и всегда немногословный, с несколько скучным видом и с подчеркнуто претенциозными манерами мужчина сорока трех лет, Афанасий Владленович Пузыревский; лениво переставляя свои мощные короткие ноги, он неторопливо ходил вокруг своего вишневого цвета «Фольксвагена».
- Ну что, едем смотреть товар? – не совсем внятно сказал он, вялым рукопожатием поприветствовав парней и скользнув недоверчиво-пренебрежительным взглядом по неряшливому виду Грызликова. Все сели в его «Фольксваген», и он включил двигатель, повел машину в промышленную зону города, где находился офис и склады с продукцией фирмы «Металл конструкшн», хозяином которой он являлся.
Грызликов долго рылся в грудах швеллеров, рассортированных по размерам и конфигурациям, щупал их руками, определял их приблизительную длину на глаз, измерял шагами, и в машину сел в полном удовлетворении и отличнейшем расположении духа.
- Куда теперь? – небрежно бросил ему через плечо Афанасий Владленович.
- Ко мне на склад, - возбужденным голосом сказал Грызликов. – После поста ГАИ направо, после перекрестка налево и все время прямо – до базы «Райпо»: я там склад арендую.
Войдя в склад, Афанасий Владленович заметно оживился, стал разговаривать с Грызликовым с дружелюбием и почтительностью, он весь светился и много улыбался самою простодушною улыбкой – весь вид его свидетельствовал о том, что проникся он к нему неким уважением и даже симпатией; он долго вглядывался в этикетки каждого вида продукта, еще дольше рассматривал сертификаты качества на всю имеющуюся продукцию, и так же, как и Грызликов, остался весьма доволен увиденным.

-  270  -
После того, как Пузыревский с Грызликовым пришли к единодушному решению для заключения договора встретиться дня через два, а для удобства назначения этой встречи обменялись своими контактными телефонами,  Грызликов обратил с признательным взглядом лицо к Артему, дружески положил руку на его плечо.
- Как сделку провернем, я тебя сразу найду – ты свои деньги получишь, - с деланной теплотою в голосе сказал он, пристально глядя в его глаза. «С ног собьешься в поисках меня» - с иронией отметил в мыслях тот; вслух же, в тон Грызликову, сказал дружелюбно, с доверчивостью и взаимной благодарностью во взгляде: - Хорошо, звони.
- Да и ты мне позванивай, - небрежно обронил Грызликов, договорив слово «позванивай» с обращенным уже на Пузыревского лицом, выражающим легкую  насмешку, предназначенную для Артема, и  угождающую внимательность – для Пузыревского.
Как, вероятно, и всякого другого человека, Артема не столько угнетали и раздавливали безутешные результаты своих трудов  вследствие лживых посулов тех, с кем он сотрудничал, их стремления обойти его любою ценой и успешно воспользоваться его наработками, не оплачивая его услуг посредника, сколько сам процесс их скрытной омерзительной игры на его доверии за его спиной, процесс, создающий многогранность и расплывчатость ситуации, процесс, несущий в себе неопределенность окончания сроков, обозначающих эти результаты, процесс, отнимающий уйму драгоценного времени и взвинчивающий нервы своей затяжной продолжительностью до предела. И поэтому против воли он решил самостоятельно заглянуть в ядро плодов своих усилий – будь то апогей радости и  утешения или очередного горького разочарования и неистовства, поскольку с возрастанием жизненного опыта уяснил, что лучшее доверие словам партнеров – только проверка: он приступил к тайной слежке за Грызликовым.
Выйдя с Грызликовым из «Фольксвагена» возле павильона «Пятьсот мелочей», куда их доставил Пузыревский, Артем на прощанье пожелал Валентину удачи в предстоящей сделке, и еще раз непринужденным тоном напомнил ему, что будет ждать его звонка.
- Заметано, - бодрым голосом, но несколько холодно сказал тот и, сделав прощальный жест рукою, быстрым шагом устремился прочь, в сторону микрорайона, в котором жил. Артем также быстрым шагом зашагал в противоположную курсу Грызликова сторону, но только зашел за угол булочной, остановился, повернулся кругом и припал плечом к стене, осторожно выглянул из-за угла: Грызликов по пешеходному переходу переходил центральную городскую площадь; шел уверенною, несколько пружинистою походкой, видимо, ничего не подозревая и потому не оборачиваясь. Растворившись в толпе, Артем последовал за ним, сохраняя дистанцию между собою и отслеживаемым объектом метров в семьдесят;  интуитивно он чувствовал, что прибегнул к этой гнусной слежке не зря.  Едва Валентин зашел в свой подъезд и лифт с легким гулом понес его наверх, Артем ринулся за ним с тем, чтобы обследовать подъезд: подъезд был проходной, но двери второго, запасного, выхода, видимо во избежание сквозняков, были надежно заколоченными. Выйдя из подъезда, чтобы не стать случайно замеченным Грызликовым, по цоколю дома он прошмыгнул к последнему подъезду и, обогнув детскую игровую площадку, окруженную высокими ветвистыми дубами, занял позицию у дома, параллельно стоящего с домом, в котором жил Грызликов; пушистая рябина надежно маскировала его. Весь остаток дня Артем провел в этом нехитром укрытии. Когда стемнело и жильцы разбрелись по домам, а гуляющих влюбленных парочек еще не наблюдалось, он метнулся в подъезд, возле которого стоял на протяжении пяти с половиною часов, на лифте поднялся на крайний, девятый, этаж, осторожно, бесшумно взобрался по лестнице на чердак и благодаря открытому настежь люку оказался на крыше. Быстро сориентировавшись, отыскал глазами окна квартиры Грызликова, пригляделся, но увидел лишь смутные силуэты, снующие из комнаты в комнату. Почувствовав, что ему чего-то не хватает и

-   271  -
поняв, что больше уже никуда сегодня Грызликов из своей квартиры не отлучится, а если и отлучится, то ненадолго и, уж конечно, не для того, чтобы встретиться с Пузыревским и менять ночью свой товар на его, Артем покинул крышу – так же осторожно и бесшумно, как и взбирался на нее. Но, выйдя из подъезда на улицу, отправился не домой, а к  своему давешнему знакомому Лупатову Николаю, у которого имелся преотличнейший морской бинокль.
Мать Николая умерла от желтухи когда ему шел всего шестой год. Его  отец, бывший отставной моряк, под воздействием алкоголя частенько впадал в ностальгию о службе, и в такие часы любил стимулировать психику чувственными водными наслаждениями – вразмашку переплывал Волгу и, почти не отдыхая, возвращался с того берега обратно, или же извлекал со дна небольшого загородного озера с причудливым названием Шанхай раков: в один из душераздирающих тоскливых вечеров он выпил бутылку водки, и  отправился на Шанхай ловить раков – нырнул и больше уже не вынырнул. Семиметровая комната с частичными удобствами, ветхая мебель и бинокль – вот и весь перечень подачек, брошенных ему жизнью взамен отнятых ею родителей.
Работал Николай слесарем на заводе; после работы из дома почти никогда не отлучался – если бы не его работа и не овчарка, которую он  ежедневно выгуливал ранними утрами и поздними вечерами, жил бы он  совершенным затворником. Будучи парнем дружелюбным, с разносторонними вкусами, интересами и даже весьма эрудированным, он всегда оставался немногословным, со случайно встречающимися  соседями, молодежью со двора и прочими знакомыми лишь сдержанно-приветливо перекидывался дежурными нейтральными фразами, - за нелюдимость многие в округе его уважали,  многие считали чудаком, но опять же не без некоторого уважения. Возможно, в  силу своих редких контактов с ним Артем не успел проникнуться к нему безмерным уважением, и никогда не осуждал его предпочтения такому монотонному образу жизни, хотя всегда равнодушно удивлялся его жизненному кредо.
Время было не позднее и Лупатов еще не спал, носился с мухобойкой по комнате за каким-то насекомым, однако сразу дверь не открыл, тихонько подкрался к ней, скрипнув половицами, деланным густым басом грозно рыкнул: - Чего надо!
Артем объяснил ему через дверь, кто пришел.
- Не спится-то тебе, - буркнул Николай, отворив дверь.
- На том свете еще выспимся, - весело сказал Артем и, извинившись за поздний визит, пояснил, зачем пожаловал. Выслушав его, Лупатов молча юркнул в комнату; вернулся с биноклем.
- Не забудь вернуть, - сказал он, подавая Артему оптический прибор, - сам знаешь: память об отце.
- Максимум через неделю, - серьезно сказал тот и, поблагодарив Николая,  ушел.
Однако уже через пять дней бинокль перестал быть востребованным Артемом, и он возвратил его Лупатову.
Три дня и три ночи он неотступно преследовал цель в удовлетворении своего жадного любопытства. Едва густая темень улицы сменялась брезжащим рассветом, позабыв о завтраке и тщательном наведении туалета, он хватал бинокль и сломя голову несся на свой пост,  к кусту сирени, и перебирался под пушистую рябину в случае если накрапывал дождь . От куста к кусту, от дерева к дереву, от столба к столбу, от подъезда к подъезду мечась и смешиваясь с людскою толпой, то перемещаясь торопливым шагом, то переключаясь на мелкие перебежки, то резко останавливаясь и спешно ныряя в первое попавшееся укрытие, он неустанно шпионил за Грызликовым, нечасто выходящим из дома в магазин за пивом , сигаретами и продуктами . С наступлением темноты, когда в окнах загорался свет и на улице включались фонари, неизменно взбирался на свой наблюдательный пункт, на крышу, и оттуда в бинокль лицезрел Грызликова, подолгу раз -

-  272  -
говаривающего по телефону, с аппетитом кушающего, смотрящего телевизор, изредка со страстью целующего свою жену. Лишь когда свет в окнах Грызликовых гас, он спускался с крыши, выходил на улицу и торопливо устремлялся домой. Дома быстро проглатывал холодный ужин, и сразу забирался в постель. Спал короткие тревожные часы,  со звонком будильника вскакивал с постели, по-солдатски одевался. И все начиналось сызнова.
События пятого дня его шпионской деятельности самым нежелательным образом насытили этот день и вызвали в Артеме бурю отрицательных эмоций.
Ровно в половине восьмого утра под окна Грызликова подъехала до крайности знакомая ему вишневая иномарка. Он вскинул бинокль к глазам, сосредоточился: так и есть – Пузыревский. Через мгновение из подъезда с кейсом в руке вышел добродушно улыбающийся Грызликов, сел на переднее сиденье «Фольксвагена»,  рядом с Пузыревским. Минут пять они что-то обсуждали, после чего «Фольксваген» стал медленно выезжать с парковочной площадки. Артем несколько растерялся, заметался по сторонам, машинально сунул руку в карман брюк и, убедившись, что десяток довольно измятых бумажных десятирублевых купюр, которые он носил с собою все эти дни на случай непредвиденных, сопряженных со своею временной шпионской деятельностью, расходов лежат на месте, стал ждать, пока «Фольксваген» вырулит со двора. Едва машина скрылась за углом, помчался вслед за ней, выбежал на проезжую часть и, не выпуская ее из вида, нетерпеливыми взмахами руки стал останавливать попутно несущиеся автомобили. Подняв столб пыли, перед ним тотчас же остановилась «Ока».
- Батя, быстрее! – возбужденно сказал он пожилому седовласому водителю , едва запрыгнул на переднее сиденье , - видите вишневую иномарку? ехайте за ней. Только пожалуйста не засветитесь – соблюдайте дистанцию.
- А что случилось? – с настороженным видом полюбопытствовал водитель, включая скорость.
- Операция «Игла»: всем отделом наркоторговцев отслеживаем, - серьезно сказал Артем, не отводя глаз от преследуемого объекта, - будем брать их с поличным.
- Этих тварей надо, - оживленно одобрил водитель, и исполненный преданности законам страны до самозабвения начал с энтузиазмом преследовать «Фольксваген», соблюдая все правила конспирации и оперативного искусства.
Когда «Фольксваген» заехал на территорию базы «Райпо» и подъехал к одному из складских помещений, арендуемому Грызликовым, Артем сунул в руку водителю «Оки» плату за проезд и, забыв его поблагодарить, выскочил из автомобиля. Улучив момент, когда охранник зашел в сторожку и, оставив въездные отворенные настежь ворота без присмотра, увлекся телефонным разговором, он кошкой проскользнул на базу и, сросшись с тополем, сквозь негустой переплет его ветвей стал в бинокль наблюдать за  Грызликовым и Пузыревским. Не успел Грызликов разобраться с ключами, к платформе его склада подрулил «Камаз» с полуприцепом, оборудованным тентом; из-под тента тотчас же спрыгнули на землю семеро крепких молодых мужчин в рабочих комбинезонах. Пузыревский отдал грузчикам соответствующее распоряжение, и они сразу же приступили к работе.
На протяжении шести с половиною часов рабочие энергично выносили из склада коробки, ящики, мешки с товаром и грузили все это в «Камаз», устраивая себе десятиминутные перерывы для отдыха лишь дважды. Когда, наконец,  работа была закончена, взмыленные и раскрасневшиеся, припорошенные пылью, они устало взобрались в полуприцеп. И тягач взревел, тронулся; Грызликов торопливо запер свой склад и метнулся к «Фольксвагену».
Едва кортеж покинул пределы базы, Артем со всех ног бросился к проезжей части и, разнервничавшись из-за слишком жиденького потока автомобилей, водители которых не реагировали на его экспансивные жесты руки, сорвался с места, ввиду отсутствия вблизи

-  273  -
пешеходной дорожки побежал за «Фольксвагеном» по краю шоссе; полагая, что в случае соблюдения им обязанностей пешеходов  Пузыревский сможет засечь его в зеркало заднего обозрения, он не преминул побежать навстречу движения автомобилей, а ринулся по их ходу. Водители транспортных средств включали указатели поворотов, объезжая его, сигналили ему, скалили зубы, корчили страшные гримасы, грозили кулаками, крутили указательными пальцами у висков, с остервенением лаяли на него матом, но он не обращал на них абсолютно никакого внимания – бежал себе и только изредка вытирал ладонью пот со лба. К его изумлению, над ним сжалились: водитель старенького скрипучего «Москвича», поравнявшись с ним ,сбавил ход, пригнул голову, вопросительно посмотрел на него.  Не дожидаясь приглашения, Артем дернул на себя переднюю дверь машины, на ходу заскочил в салон.
- Быстрее, дружище! – еле выговорил , задыхаясь, - за вишневой иномаркой. Только не засветись – соблюдай дистанцию.
Водитель, щуплый с иссиня черными волосами парень, с ребяческою задорностью быстро разогнал свой «Москвич» до предельной скорости.
- Кого преследуем? – осведомился  веселым голосом.
- Не преследуем, а выслеживаем, - поправил его Артем, не сводя взора с «Фольксвагена» и вытянув для лучшей видимости шею.
- Так кого же? – не отставал водитель.
- Жену свою выслеживаю с любовником, - сказал Артем тоном, говорящим о его нежелании подвергаться дальнейшим расспросам.
- Так ведь в вишневой иномарке только двое мужчин? – не унимался парень.
- Жена моя залегла на заднем сиденье, - отрывисто произнес Артем, слегка раздраженный его назойливостью.
- А-а! – протянул тот, - тогда понятно.
Как Артем и предполагал, и «Камаз» и «Фольксваген» закончили свое движение на хорошо охраняемой базе фирмы «Металл констркшн», обнесенной высоким забором. Расплатившись с водителем «Москвича», он вышел из машины в некотором замешательстве – проникнуть на базу оставшись незамеченным было практически невозможно: возле въездных ее ворот на деревянных ящиках сидели двое охранников с рациями, рядом с ними лежал большой лохматый пес и, вывалив розовый язык, зорко стрелял глазами по сторонам; забор был до того высоким, что перемахнуть его под силу было разве только высококлассному гимнасту, да и то не без помощи соответствующего спортивного шеста . Не долго думая, снаружи он обошел по периметру базу, но это ему ничего не дало: не одной дырки в заборе  не оказалось. Впрочем, он не пал духом и быстро влез на одну из растущих тут же молодых берез; поскольку забор был высоким, то и лезть ему пришлось высоко. Вот, казалось бы, и отыскался верный способ для наблюдения, однако и тут не обошлось без своих неурядиц: малейшее дуновение ветра качало тонкий ствол дерева, шевелило ветви, будоражило листву – в такие мгновения Артема начинало носить из стороны в сторону, ноги его соскальзывали с веток и больно царапались, в руки впивались занозы . Затаив дыхание от боязни пикирнуть вниз головою, он перебирал в мыслях все матерные ругательства, еще до конца не сознавая, кому их адресует – в эти минуты он ненавидел весь белый свет, все человечество, он презирал Грызликова и Пузыревского, ощущал неприязнь к работающим на них грузчикам, злился на сидящих возле входа на базу охранников и проклинал лежащего рядом с ними большого лохматого пса с розовым языком. Тем не менее урывками ему все-таки удалось запечатлеть отдельные, происходящие на территории базы эпизоды и составить из этих разрозненных лоскутков цельную картину: трое из семерых грузчиков разгружали «Камаз» от продуктов питания и заполняли ими пустующее складское помещение; четверо других носили из соседнего склада металлические швеллеры и загружали ими с высокими бортами платфор-

-  274  -
му «Урала». Факт совершения сделки между Грызликовым и Пузыревским был очевиден. Не дожидаясь окончания погрузочно-разгрузочных работ, Артем слез с дерева, и отправился домой; предвкушение получения денег за свои посреднические услуги и нехорошее предчувствие очередного подвоха попеременно овладевали им.
Весь оставшийся день и вечер до глубокой ночи он не отходил от телефона, ожидая звонка Грызликова, однако так и не дождался.
На другой день сам позвонил ему и непринужденным тоном, предварительно наигранно зевнув, осведомился о степени продвижения дел его с Пузыревским.
- Одолел меня этот Пузыревский, - деланным злобно-унылым голосом произнес Грызликов, - то завтра, то послезавтра… А теперь вообще уехал, -  вздохнул он. – Но как приедет, мы с ним обязательно это дельце провернем, -  заверил он без тени сомнения, но тут же поправился: - должны провернуть, - во всяком случае, он меня настоятельно просил держать товар до его приезда. А там уж.. я не волшебник.
С трудом подавив в себе желание яростно опровергнуть его ложь, Артем бесцветным голосом напомнил Грызликову, чтобы тот не позабыл известить его о завершении всех суетных дел своих с Пузыревским и, сухо попрощавшись, положил трубку.
Поймав себя на обнадеживающей мысли о том, что Грызликов не до конца пропащий человек, что совесть в нем непременно заговорит и он решит-таки известить посредника о блестяще проведенной сделке своей с Пузыревским,  назначит ему встречу, на которой вручит оговоренную ранее сумму денег, через два дня Артем снова сделал звонок бизнесмену, однако и в этот раз ему выпало с грустно-насмешливой поволокой в глазах выслушивать его лживые аргументы. Волна ледяной ненависти к Грызликову захлестнула все его сознание, враждебное чувство к недругу кольнуло изнутри, он ощутил неимоверную усталость и прилив безразличия ко всему; тем не менее, атакующим  тоном сказать лжецу, что знает о его с Пузыревским сделке все до мельчайших подробностей, и в подтверждение своим словам привести доказательства, которых у него в запасе был целый ворох, стоическая, клиническая точка зрения ему не позволила, это показалось ему слишком унизительным.
Лишь когда он сделал ставку на  предстоящие свои партнерские отношения с Маршаловым Павлом, хозяином своему слову и порядочным малым который в былые времена являлся, отрицательные эмоциональные поползновения в нем приостановились, он несколько воспрянул духом, в его тусклом взоре загорелась слабая надежда.


*   *   *

Иметь дела с ворами и вообще с какими бы то ни было лицами с социально отклоняющимся поведением Артем не хотел и в мыслях, поскольку в свое время дал себе зарок на этот счет, и потому даже содействовать продаже краденого Маршаловым товара долгое  время не находил благопристойным, колебался, вязнул в противоречивых домыслах, однако под давлением крайней нужды, скрепя сердце, решился на этот отчаянный шаг.
Дождавшись, когда минет месяц после их  встречи , как и было условлено , он явился к нему. Захватив с собою шариковую ручку и клочок бумаги, сунув свои большие с кривыми пальцами босые ноги в комнатные тапочки, Павел вышел к нему в подъезд. Нерасторопно покрутился в поиске удобного для письма места и, не найдя ничего подходящего, облокотился на перила,  на них же и стал писать; писал недолго.
- Вот, - сказал он, протягивая Артему бумажный клочок с чернильными каракулями и выпрямляясь, - это марки электродов, их количество и цены на них. Цены наполовину

-  275  -
дешевле отпускной цены завода, - прибавил  значительно, - документы на товар будут.
- Тонна двести! – воскликнул тот, - не хило.
- Рано радуешься, - озабоченно сказал Павел, - заныканы-то электроды у меня надежно, но их еще нужно с завода вывезти. Впрочем с охраной – когда на заводских воротах будет стоять наряд из знакомых пацанов – я договорюсь без проблем, - одним словом, это мои трудности. Ты, главное, звони своему другу в Москву , пробивай вопрос сбыта.  Встретимся дня через три, - он шагнул было к двери свой квартиры, но тут же снова повернулся к Артему, вежливо попросил: - Ты уж пожалуйста не заходи ко мне, а то мои жена с тещей вечно ворчат – подозревают, что я мылюсь на попойку, когда ко мне  из друзей кто-нибудь заходит. Давай через три дня встретимся за углом моего дома, у парикмахерской, в одиннадцать часов вечера, - предложил он, - я как раз в ночную смену пойду…
- Хорошо, через три дня – в пятницу – возле парикмахерской в двадцать три часа, - повторил Артем. – До встречи.
В этот же вечер он позвонил по телефону в Москву армейскому товарищу Александру и после непродолжительного сердечного разговора с ним, задал волнующий его вопрос. Александр предложил позвонить ему через день, пообещав за это время обстоятельно прозондировать у руководства фирмы, в которой он работал, составляют ли для него интерес электроды, и если составляют – на сколько велик этот интерес.
На следующий день Артем снова позвонил Александру и услышал от него ожидаемый ответ: «по таким ценам электроды возьмут за наличный расчет в любом количестве».
- Дня за два-три перед тем, как повезете сюда товар, позвони мне, - сказал в заключение Александр, - я вам жилье подыщу и все такое прочее.
По прошествии трех дней после встречи с Маршаловым, приятно возбужденный от мысли, что и он отхватит от продажи электродов не последний, надкусанный, кусок, Артем вновь встретился с ним и сказал ему результат своего звонка в Москву относительно сбыта товара.
- Классно! – воскликнул Павел, от радости ударил кулаком в ладонь своей другой руки. – Осталось только электроды вывезти с завода. Знаешь что: давай встретимся ровно через неделю на этом же месте и в это же время – я тебе скажу, вывез товар или нет. Через неделю… через неделю… -он завел глаза к небу, - через неделю я буду работать во вторую смену: тогда давай словимся не в это время, а с половины двенадцатого до двенадцати ночи.
- Договорились, - с готовностью сказал Артем. Они попрощались и направились по домам.
Всю неделю Артем тяготился вынужденным бездельем и жил лишь надеждой на встречу с Павлом и прогрессирующее развитие дел своих с ним. Через неделю, наконец-то, встретился со школьным товарищем, но от результата этой встречи отнюдь не взвился птицею к облакам, что с легкостью спешно проделывал в радужных мыслях. Павел сказал, что знакомых его охранников  начальник караула еще не назначал в наряд по несению службы на заводских воротах,  и что в конце концов все равно назначит, ибо ежесменная перестановка охранников с поста на пост – обычное явление в службе охраны, и что как только на заводских пунктах въезда и выезда транспорта он увидит знакомых подкупающихся стражей, то сразу же сдвинет дело с мертвой точки.
- Давай встретимся через неделю, - снова предложил он, - может ситуация изменится. Через неделю я буду работать в первую смену – часиков в шесть вечера здесь же и встретимся. В шесть вечера тебе удобно?
- Меня любое время устраивает – я не работаю, - сказал Артем, - поэтому могу подстраиваться под твой распорядок.

-  276  -
Они попрощались.
И снова Артем вынужден был тяготиться бездельем. Предстоящая сделка его с Павлом, некогда рисовавшаяся ему ясною колоритною картиной, теперь все больше обволакивалась туманом и отдалялась от него. Однако он не падал духом и заряжал себя оптимизмом, обращаясь к мысли о том, что не так-то просто Павлу вывезти украденный товар с территории хорошо охраняемого объекта, но что все-таки этот вывоз реален со всех точек зрения, о чем собственно заверял, и судя по всему не без оснований, и сам Павел.
Спустя неделю в оговоренное с Маршаловым время Артем явился к парикмахерской, стал его ждать. В шесть часов вечера Павел не пришел на условленное место; в половине седьмого его нерасторопного приближения также ни с какой из сторон не наблюдалось. Лишь без четверти семь, когда слегка разочарованный, Артем решил больше его не ждать, ушел с места встречи и вышел на аллею, ведущую к дому, увидел Маршалова, неторопливо идущего к себе домой: негромко окликнул его.
- А, ты! – воскликнул тот, обернувшись, шагнул к нему навстречу. – Что делаешь здесь?
- Привет, - с неодобрительной иронией сказал Артем, слегка оторопев, - я иду домой, а вообще – ходил на встречу, которую ты мне назначил неделю назад.
- А-а!.. – протянул Маршалов, поднес руку к своей голове, кончиками пальцев ткнул себя в лоб, - совсем забыл. Думаю: с кем же назначал на сегодня встречу и где..? Представляешь, забыл! – с улыбкой на лице покрутил удрученно головою. Наконец   улыбка сошла с его уст, он подумал и серьезно сказал: - В делах пока затишье: знакомых охранников еще не ставили на ворота. Но на новой неделе, я думаю, вывезу товар. Давай поступим так: чтобы тебе лишний раз не ходить на встречи, давай я к тебе сам загляну в течении предстоящих двух недель или позвоню, если будет какой-то прорыв. А если не загляну и не позвоню, то давай встретимся через две недели, в субботу, в двенадцать ночи – я как раз после второй смены с остановки буду идти – прямо на этом месте. И все же, я больше, чем уверен, что уже в начале новой недели я электроды вывезу, - прибавил вдумчиво, - так что, желательно, чтобы ты надолго из дома не отлучался, а то вдруг… мало ли что, все может быть – чем быстрее мы этот товар из города увезем, тем лучше будет для меня.
- Понимаю, - согласился с ним Артем.
И они тепло попрощались.
Хотя надежда на то, что Маршалов вывезет электроды с завода в самое ближайшее время и тотчас известит его об этом была слабой и Артем не давал ей полностью завладеть своим сердцем, тем не менее  взял себе за правило на протяжении двух недель находиться безвыходно дома, и выходил на улицу подышать свежим воздухом только глубокой ночью, перед сном. Ежедневно он занимался домашними делами, читал книги и  упражнялся с гирей, подсознательно лелея надежду на звонок Маршалова в дверь или по телефону. Но проходил день и гасла его надежда.
По прошествии двух недель отправился к Маршалову на встречу. Но и в этот раз Павел не явился. Прождав его ровно час, Артем разозлился и быстрым решительным шагом направился к себе домой, решив в деловых отношениях с Маршалловым поставить точку.
Однако на другой день, когда после утомительных безуспешных поисков работы поздним вечером он вернулся домой, мать вручила ему  сложенный вдвое бумажный лист.
- Парень высокий круглолицый к тебе приходил, Павлом представился, - сказала она, - просил передать тебе эту записку.
Артем торопливо развернул бумажный лист и увидел знакомый корявый размашистый почерк Маршалова: «Срочно приходи в понедельник к шести к парикмахер-


-  277  -
ской. Срочно!!!».  Последнее слово «срочно» было старательно обведено и подчеркнуто. И хотя в послании не было указано, к шести часам вечера или утра приходить к парикмахерской, Артема это обстоятельство нисколько не озадачило, сердце его радостно затрепетало, он почувствовал приближение благоприятной жизненной излучины.
Ввиду отсутствия в записке Маршалова уточнения времени суток предлагаемого свидания, в понедельник Артем пошел на встречу с ним к шести часам утра. Подождав его тридцать минут, отправился домой ни с чем. К шести часам вечера вновь поспешил на встречу к бывшему однокласснику. На этот раз Маршалов к парикмахерской явился. Возбужденный и запыхавшийся, слегка подвыпивший и опоздавший на встречу на сорок минут, за что даже из приличия не  извинился, он с ходу сказал, что товар вот-вот вывезет с завода, и снова попросил Артема подождать этого события у себя дома безотлучно.
- Сколько ждать - год, два? – усомнился Артём .
- Не больше недели, - заверил его  убежденно Маршалов, - неделя – край.
- Хорошо, подожду, - сумрачно сказал тот.
И снова скованный тягостными муками ожидания, точно пудовыми цепями, Артем вынужден был облачиться в тесную шкуру домоседа, мерять шагами комнаты, в облаках сигаретного дыма разгадывать грядущее свое бытие, забываться с книгами. Ближе к окончанию определенного Маршалловым срока он интуитивно почувствовал, что Павел к нему не придет и не  позвонит, но безотчетное ожидание жило в нем против воли. Всякий раз, когда звонили в дверь или начинал бренчать телефон, к нему возвращалась надежда, однако она оказывалась ложной – визитером или телефонным абонентом был кто угодно, только не Маршалов. По прошествии недельного своего ожидания он почувствовал предел своему терпению и решил о Маршалове даже и не думать.
Однако через два дня Павел позвонил ему по телефону ранним утром и,  возбужденно выпалив, что в делах тронулся лед, предложил встретиться в десять часов вечера того же дня возле парикмахерской.
В воздухе кружились сухие желтые листья. По небу, гонимые порывистым западным ветром, быстро неслись взлохмаченные тучи, и редкие капли дождя падали на землю. И сообразно с учащением падения этих капель в Артеме росло и крепло бунтующее чувство праведного возмездия к Маршалову: он зорко вглядывался во все стороны, но Павла так и не увидел, хотя стрелки часов показывали половину одиннадцатого вечера. Допустив, что Павел может опаздывать,  решил подождать его еще немного. А между тем дождь усиливался, уже не отдельные капли, а струи лились на землю, секли его по лицу. Пока следующую четверть часа он ждал Маршалова, промок насквозь. Мокрая одежда липла к телу, в туфлях хлюпало, его бил озноб.
К вечеру его стало знобить сильнее, затем бросило в жар. Хотя градусник повышения температуры  тела не показал, всю ночь у него болела голова и он обливался холодным потом.
Утром следующего дня Маршалов снова позвонил ему по телефону. Не поздоровавшись и не представившись, не соизволив извиниться за свою вчерашнюю неявку на встречу, он радостно крикнул в трубку, что будет ждать Артема через час возле парикмахерской, и бросил трубку. Осмысливая, нужно ли ему вообще теперь встречаться с Маршалловым, Артем опустился на стул в некотором раздумье. Но, взглянув на собирающегося на работу с серым осунувшимся лицом отца, кинулся торопливо одеваться.
Тем не менее не счел за бестактность отчитать Маршалова за его недисциплинированность и хамское отношение к партнерам.  Едва подошел к нему, пристально взглянул на него, строго с укором сказал: - А я вчера ждал тебя на этом месте ровно сорок пять минут – попал под ливень и промок до нитки, но тебя так и не дождался.
Тот сдержанно ухмыльнулся, ничего не сказал в ответ.
- А ты в то время, наверное, чаек с булочками попивал, лежа под теплым боком у

-  278  -
жены, - продолжал саркастически Артем, - и надо мной тихонько посмеивался, представляя, как я мокну и ежусь.
Маршалов неожиданно захохотал, и смех его не был простодушным, это был смех превосходства.
- Да на рыбалке я был – весь промок, замерз, - перестав смеяться, но все еще самодовольно улыбаясь, небрежно сказал он, глядя в сторону, - пока в ванне отогревался, пока высыхал…
- Я тебя прекрасно понимаю, - перебил его Артем, холодно принимая его разъяснение, поскольку вспомнил, что день назад Маршалов работал в первую, дневную смену, а значит не мог быть на рыбалке и, следовательно, сочинил эту басню о рыбалке прямо на ходу, - промок, замерз – это все, безусловно, веские причины, но я также полагаю, что дела должны решаться по-деловому, без чувствительных излияний и всяких нежностей: назначил встречу – будь добр, явись на нее без опозданий; хочешь быстрее избавиться от ворованных электродов – забудь на время и о рыбалке и о всяком другом кайфе . Или ты сознательно делаешь свою жизнь разнообразнее, чтобы было потом о чем на нарах вспомнить?
На лице Маршалова появилось недовольное выражение, он молчал, смотрел на Артема гордо, не отводя взгляда.
- Пользуясь случаем, хочу довести до твоего сведения, что семья моя в данный момент испытывает очень большие материальные затруднения, а сам я сижу на шее у родителей, - резким тоном продолжал тот, - и вместо того, чтобы искать хоть какую-то работу, гадаю, придешь ты на встречу или нет, позвонишь мне по телефону или нет – забиваю тобою голову,  как  красной девицей.
На недовольном лице Маршалова теперь обозначилась и надменная ухмылка, весь его вид говорил о том, что его оправдания перед приятелем будут для того большою честью.
- Или относись к нашим договоренностям со всею серьезностью, - решительно сказал Артем, не обращая внимания на его мимику, - или давай на наших деловых отношениях поставим крест.
- Ладно, ладно, не кипятись, - вдруг примирительным тоном сказал Маршалов, - все будет нормально – увидишь. Электроды с завода я вчера вывез, они лежат в одном надежном месте в черте города, - прибавил  доверительно , - но я один не могу ими распоряжаться, так как мне помогали воровать их, складировать и вывозить с завода начальник ОТК, мастер и начальник охраны – все они стоят со мной в равных долях, и потому сами хотят поговорить с тобой обо всем, а в случае установления между вами договоренности кто-нибудь из них будет сопровождать товар до Москвы, до самого получения за него денег. Если ты не против с ними встретиться, подходи завтра сюда же, к парикмахерской, к шести часам вечера.
- К шести так к шести, - без раздумий сказал Артем.
К его удивлению, на другой день едва он вывернул из-за угла парикмахерской, напротив ее входа увидел Маршалова в окружении трех разных возрастов и комплекций мужчин; решительным шагом направился к ним. Мужчины дружелюбно отозвались на его приветствие, один за другим протянули ему руки, называя сразу и свои имена. Одним из них был коренастый подвижный с рябым лицом и большим родимым пятном у правого виска человек лет сорока трех, Геннадий Борисович . Другой, высокий спортивного сложения с открытым лицом мужчина лет тридцати двух, стоящий с широко расставленными ногами, представился Валерием Глебовичем; его несколько смещенная переносица и рубец под нижней губой говорили о его пристрастии к острым ощущениям . Небольшого роста с брюшком, Никита Петрович был среди них всех, несомненно, самым старшим – дряблая кожа его рук и изрядная морщинистость на лице указывали на то, что

-  279  -
ему давно перевалило за шестьдесят; теплая куртка на ватине, драповые брюки, зимние ботинки и глубоко натянутая на его голову ондатровая шапка выказывали его трепетную, свойственную людям его лет, заботливость о своем здоровье; судя по тому, что он трижды переспросил у Артема его имя во время их знакомства, близко приближая ухо к его устам, старичок этот страдал тугоухостью.
- Артем, ты не мог бы еще раз прокомментировать свой звонок в Москву по поводу сбыта электродов? – обратился к Артему Маршалов, всем своим видом показывая, что это прихоть его сообщников. Внутренне готовый к подобной просьбе, тот без колебаний поведал мужчинам о своем разговоре с армейским товарищем по телефону по поводу сбыта электродов, и заверил их в высокой тонкой порядочности и надежности бывшего сослуживца. Внимательно выслушав его, мужчины все удовлетворенно кивнули головами.
- Ну что ж, надо везти товар в Москву, - сказал Валерий Глебович.
- А? – подался к нему ухом Никита Петрович.
- Говорю, надо везти товар в Москву, - возвысил голос тот, - условия нормальные, для нас самые приемлемые.
- Надо, надо, - поспешно закивал головой Никита Петрович.
- Раз, другой отвезем – глядишь, канал наработаем, - вдумчиво заметил  Геннадий Борисович.
- Что наработаем? – приблизил к нему ухо Никита Петрович.
- Канал, - громко сказал тот.
- А, канал! Да, да, конечно,  канал нам нужен позарез, - одобрил Никита Петрович.
- Звони в Москву, - обратился к Артему Маршалов, - пусть на днях нас ждут в той фирме, пусть деньги готовят.
- Что? – метнулся к нему Никита Петрович, выставив вперед ухо.
- Говорю ему: звони в Москву – пусть там за электроды нам бабки приготовят, - гаркнул Павел.
- Да, да, правильно, -  довольно осклабился Никита Петрович, - нет бабок – нет и товара, даете бабки – вот вам электроды, хе-хе…
- Сегодня вечером или завтра утром я свяжусь по телефону со своим другом и извещу его о нашем выезде в Москву, - пообещал Артем.
- Тогда давай встретимся завтра в шесть вечера на этом же месте, - предложил ему Маршалов, - скажешь результат своего звонка.
Они попрощались и все разбрелись в разные стороны.
Этим же вечером Артем позвонил в Москву армейскому товарищу и известил его о вероятности своего скорого прибытия в столицу вместе с хозяевами электродов, но также предупредил его, что вероятность эта очень небольшая, поскольку он не является хозяином положения и потому по независящим от него обстоятельствам поездка может не состояться.
- Жаль, - сказал Александр, - шеф меня чуть ли не каждый день спрашивает, не звонил ли ты. Ну, буду надеяться, что приедешь. Если все же приедешь, звони мне сразу на мобильный.
Попрощавшись с ним и положив трубку, Артем с умилением прижмурился при виде кружащихся за окном белым пухом снежинок.
Окрыленный разговором по телефону с Александром, восторженный первым снегом, по его мнению, символом грядущего хорошего сбора урожая плодов каких бы то ни было усилий, еще неулежавшимся и поскрипывающим под ногами, на другой день он направился на встречу с Маршаловым.
Простояв возле парикмахерской около двадцати минут, так и не дождавшись Павла, он почувствовал, что к вечеру мороз стал крепчать, а ветер подниматься. Стылый воздух,


-  280  -
казалось, пробирался под  одежду и обжигал все тело, колючий снег больно хлестал лицо и залетал за шиворот – с каждой лишнею минутой ожидания у него сильнее коченели руки и мерзли ноги, однако, несмотря на ощущение этого дискомфорта, он решил ждать Маршалова еще по меньшей мере минут тридцать.
И после следующих пятнадцати минут ожидания вынужден был согревать дыханием пальцы, тереть щеки, нос и уши, притопывать ногами; челюсти у него прыгали в неудержимой дрожи и зуб на зуб не попадал. Мимо него проходили изрядно подвыпившие в распахнутых верхних одеждах и кричащие во все горло песни компании и пошатывающиеся, после каждого пройденного шага останавливающиеся и целующиеся взасос влюбленные парочки, в небо стремительно взвивались звуковые ракеты и, там с грохотом взрываясь, осыпали город разноцветными брызгами, из окон домов доносились веселые возгласы и мелодии на разный вкус, увеселительные заведения были забиты отдыхающей публикой до отказа – горожане отмечали день города, но Артем враждебно смотрел на все это всеобщее гулянье, на душе у него было так же пусто, как и в кармане, веселый шум праздника вызывал в нем злобу.
Основательно продрогший, он взглянул на часы: их стрелки свидетельствовали о том, что простоял он возле парикмахерской ровно час. Еще раз стрельнув зорким взглядом по сторонам и не приметив Маршалова,  сорвался с места, решительным шагом направился к себе домой.
- Ну, собака сутулая , держись! – стерев ладонью с бровей и ресниц иней , сказал тихо , со злобой ,   не замечая, как ускорят шаг.
Придя домой, он залпом выпил чашку горячего чая и, нервически выкурив сигарету, забрался в постель. Ему хотелось спать, в глаза, казалось, был насыпан мелкий колючий песок, но заснуть не удавалось: перед глазами назойливо маячил образ самодовольного, надменно ухмыляющегося Маршалова. Неужели ему доставляет удовольствие глумиться   над доверчивым человеком, думал он о нем . Сам просит об услуге, сам  заинтересовывает дешевизной товара, перспективой сотрудничества, сам назначает встречи – за язык его никто не тянет, - и сам же  манкирует эти встречи,  третирует человека: то опаздывает , то вовсе не является – уж и довольно бы испытывать чужие нервы… сказал бы лучше конкретно: я  передумал иметь  с тобой дело – подвернулся наиболее выгодный вариант… Но нет,  пользуясь тем, что человек вязнет в нужде и хватается за любую соломинку надежды, он снова и снова отыскивает его, обнадеживает и неизменно начинает водить за нос, как мальчишку, морочить ему голову, тем самым возбуждая в нем ненависть к себе, злобу, вражду, провоцируя  на конфликт. Да, могло такое случиться, что Маршалов бессознательно опаздывал и не являлся на встречи, закрутившись в делах, но ведь это вошло у него в закономерность… Можно также понять и то, что оправдываться и извиняться перед партнерами за свою безответственность он считает ниже своего достоинства. Но говорят ли о присутствии в нем хоть какой-то доли совести его издевательские надменные ухмылки на справедливые укоры, сказанные в его адрес..? Таким важным и самонадеянным он стал в дни службы своей в милиции, а укоренились в нем эти нелепые отвратительные черты с вхождением его в должность начальника смены. А кем раньше-то он был – пришибленным немногословным тугодумом, серою мышью, шелухою! Деньги и власть сделали его таким заносчивым, бесчувственным и бессовестным? В таком случае, его следует проучить, поставить на место. Обстановка подталкивала Артема к вынужденной ответной жесткости по отношению к бывшему однокласснику. Но для этого требовалось поставить на карту покой, счастье, а возможно и свободу, но прежде всего – разменять свою совесть. Последнее время его все чаще одолевали эти неотвязные противоречивые мысли.
Вот и сейчас, ворочаясь с бока на бок, он возвращался к тем же раздумьям. Прийти к решению было не просто. А может махнуть на этого Маршалова рукой да избегать с ним

-  281  -
встреч, дабы огородиться от его лживых посулов, от общения с ним, думал он . Но это будет равносильно росписи в собственном бессилии; и потом, просто махнуть на него рукой – значит махнуть рукой прежде всего на себя, на свой пол… Нет, Маршалова следует проучить, наказать!
Иных мер Артем не видел. Он давно был готов к подобному решению, только не отдавал себе в этом отчета.
- Скоро у тебя, Паша, будет бледный вид и скромная улыбка! – шепотом сказал он, и повторил, укрепляясь в своем намерении: - скоро!
Он принял окончательное решение, и провалился в глубокий младенческий сон.
Но утренние свежие  мысли развеяли его намерение, точно прах – он не желал идти на сделку с совестью. Едва поднялся с постели и принялся умываться, зазвонил телефон, он безотчетно бросился к нему. Сняв с аппарата трубку, услышал голос Маршалова. Артем хотел облаять его матом, рявкнуть ему, чтобы тот забыл номер его телефона и его самого, но не сумел, с ним случилась досадная оказия: язык словно увяз и заморозился в оставшейся во рту зубной пасте, - лишь промычал что-то порывистое и неразборчивое. А между тем, на его удивление, Маршалов весьма вежливо извинился за свою вчерашнюю неявку на встречу, честно признавшись, что загулял и закружился в праздничном вихре, и, сказав, что сообщники его еще не решили, кому ехать с электродами в Москву, предложил встретиться через три дня, когда ситуация несколько прояснится.
И в очередной раз Павел на встречу не явился. Его неявка не стала исключением, за нею последовал целый шлейф подобных прецедентов.  Партнерские взаимоотношения с ним зижделись в пределах замкнутого  круга: его звонки Артему по телефону чередовались с короткими срочного содержания записками, опоздания – с неявками на встречи, обещания культивировались с извинениями и лживыми небрежными оправданиями. Такого рода неслыханную наглость, перешедшую все границы бесстыдства, Артем терпел еще на протяжении полутора месяцев. Впрочем, он не зацикливался на надежде на бывшего одноклассника, торопливо искал любую возможность заработать, однако эти поиски оставались для него безуспешными, и он вынужден был снова делать на него ставку и молить небо, чтобы оно вразумило Маршалова на поступки праведные, а с каждым обнадеживающим звонком, каждою запиской Павла или встречей с ним – верить в должное воздействие своих молитв – но так же, увы, напрасно. И он пребывал в хроническом злобно-отчаянном, подавленном настроении, не зная, чем себя оживить, приободрить, утешить, какими средствами реабилитировать  истерзанную душу.
К его внутреннему раздавленному состоянию порой примешивалась и раздражительность, вызванная бунтовским, революционным настроением отца. Всякий раз отец его гневно осуждал с заплывшими жиром мозгами и потому не способных руководить страною правителей, яростно разносил бюрократов всех мастей, не имеющих дела до народа и имеющих целью лишь пополнение собственной мошны. В конце же своего выступления неизменно с нотой укора и подстрекающее переводил стрелки своего негодования на безучастную к судьбе страны молодежь, и поскольку сын его являлся неотъемлемою единицей ее рядов, он с пылом атаковывал и его.
- Эх вы, молодежь… - недовольно ворчал он глухим истомленным голосом, - ни работы у вас, ни зарплаты, а вы все молчите, за счет своих сил выживаете. Ну молчите, молчите, ждите, когда на вас ярмо наденут и запрягут – будете верещать потом, да будет поздно. Как поднялись бы все вместе на борьбу за отстаивание своих прав, как подняли бы на дыбы всю страну – какая сила!.. – прибавлял  с жаром. – А вы… обрадовались, что за тунеядство перестали сажать! Только кому от того лучше стало..? За тунеядство перестали – стали за наркотики, оружие, воровство и прочее сажать. А как же еще молодежи выжить, чем кормить своих детей, каким образом выучить их и вылечить, если нет ни работы, ни своевременной зарплаты… одна дорога – в криминал. И весь этот бардак правители специ-

-  282  -
ально развели, чтобы молодежь, ударная сила страны, в тюрьмах гнила, - так им спокойнее произвол чинить: все тюрьмы поэтому битком и набиты; в камерах в пять-шесть раз больше размещено арестантов, чем положено размещать – спят по очереди, а едят… тьфу! – баланда – свиней лучше кормят. И все молчат… А сидят-то, в основном, за что – за мешок картошки да за мелкое хулиганство. И кто сидит-то – да все та же голытьба, у которой нет средств для того, чтобы откупиться. А настоящие преступники, которые обирают нахально народ, - гуляют на свободе, по заграницам разъезжают, в белых воротничках ходят от знаменитейших кутюрье мира. И не у одного самого ревностного защитника закона не сверкнула в голове мысль привлечь их к суду за хищение государственной собственности – рука руку моет. Те же преступники еще находятся в известном почете: прямо с экрана телевизора открыто бахвалятся своими достояниями, кичатся богатством, без зазрения совести одевают на себя лавры народных героев… Эх вы, молодежь… - махал он в отчаянии рукой, - дождетесь, когда снова вернутся барщина и оброк…
За пять месяцев своего самоотверженного добросовестного труда в жилищно-коммунальном хозяйстве он так ни разу и не удостоился получения заработной платы. Не в силах поднять семейный бюджет со дна собственноручно, не ожидая многого от  безостановочной и неоправданной суеты сына, он писал тревожные письма своим родным пятерым сестрам и брату, которых когда-то, будучи старшим, помогал ставить на ноги своему отцу и которые теперь довольно зажиточно жили в сельской местности, с просьбой подыскать для его семьи продававшийся по сносной цене маленький домик, объясняя свое намерение невыносимостью проживания в городе, вынудившей принять решение продать квартиру и на вырученные за нее деньги купить этот домик, обзавестись хозяйством – кланом прожить, безусловно, легче, - но большинство его родственников на его письма просто-напросто не отвечало, самые же совестливые из них присылали ему отнюдь не утешительные в несколько строк ответы, смысл которых крылся в ключевой и, судя по всему, бездушной, даже насмешливой, издевательской фразе: «сами не знаем, в какой угол бежать – тоже ведь нищие; а заниматься поиском домиков некогда – дел невпроворот».
И потому Артем с пониманием относился к отцовской агрессивности, слушал его молча, смиренно, не смел ему, с изможденным лицом и впалой грудью – не похожему на самого себя, не возражать, не вступать с ним в споры, хотя участившиеся подобные  отцовские нападки переносить ему было в тягость. Но однажды струна терпения у него лопнула и он взорвался, дрожащим голосом резко сказал отцу: - А что ж ты сам-то только дома возмущаешься? Почему бы тебе не подзадорить всех дворников  да и других рабочих вашего ЖКХ и не устроить вместе с ними забастовку, не потребовать у начальства выдачи ваших зарплат: все прекрасно знают, что чиновники крутят их деньги в коммерческих банках и за счет этого набивают свой карман… глядишь, к вам присоединились бы и работники других ЖКХ города… А, то-то и оно – знаешь, что твои дворники покричат, повозмущаются за спиной у начальства, а как до дела дойдет – зажмут хвосты меж ног и даже не пикнут, да еще продадут тебя за рубль двадцать вместе с ботинками: укажут, кто организатор «беспорядка».
Отец смотрел на него спокойно, с отчаянным   согласием  во взгляде.
- И напрасно ты пытаешься зажечь меня пламенем патриотизма, -  продолжал в том же тоне Артем, - напрасно стараешься пристыдить – меня этим не проймешь. Я и сам прекрасно сознаю создавшееся положение в стране, но я  также вижу  раболепствие людское и приспособленчество. Если французы –люди и захотели жить по-человечески, то свершили пять! – революций. А если наш народ – серое полупьяное быдло, то он им и останется: все понимают, кто прежде всего в своей стране хозяин; все знают, кем выбирается власть имущих и прочие многочисленные дармоеды, и кто, следовательно,  уполномочен контролировать и координировать деятельность этих избранников, а в случае

-  283  -
необходимости – менять их, как носовые платки, не дожидаясь очередных выборов, - однако все молчат, следуют в беспорядочном конформистском потоке, как стадо баранов под кнутом своих пьяных пастухов, и не могут рта открыть в защиту своих же прав, в поддержку собственных законных интересов. А почему молчат – да потому, что вся страна ворует, вор на воре сидит и вором погоняются: слесарь прет с работы инструмент, водитель сливает с машины и тут же продает топливо, маляр тащит с предприятия краску, продавец обвешивает на весах потребителей… - все недурно приспособились и рады своею жизнью; будет ли народ возмущаться неотесанными правителями -  казнокрадами, если у него самого рыло пухом поросло? Посмотри на ту же беззаботную молодежь: какие они все веселые, счастливые, разодетые; шашлыки килограммами заглатывают, пиво ящиками выпивают, через одного качаются в тренажерных залах – видимо, от избытка калорий, силищи и денег, - рай, а не жизнь! – пойдет разве молодежь на баррикады..? – он на мгновение застыл с отрешенным задумчивым видом, после чего вновь продолжил: - И я никогда не отважусь сложить голову за этот безмозглый безропотный и беспринципный народ – и не потому, что боюсь умереть молодым, а потому что мне нисколько его не жаль; душа болит лишь за ни в чем неповинных детей и за немощных стариков,  которые прошли и голод, и холод, и войны,  вкусили  работы до седьмого пота, а теперь смотрят на плоды своих усилий – царивший в стране хаос, и от стыда за своих потомков лишь  тихо плачут. И пусть этот народ давят, душат, истязают, гноят в тюрьмах – измываются над ним до тех пор, - вырвалось у него с горькою злобой, глаза  сверкнули гневом во влажном отливе, - пока он не осознает своего скотского существования, своего исторического  значения и своих незыблемых прерогатив. И коль уж эволюция раздробила наше общество на конгломерат индивидуумов, - много спокойнее сказал он, обрабатывая рассудком заскочившую в голову шальную мысль  и начав торопливо одеваться, - то нужно, прежде всего, отбить у хамов свой кусок хлеба, чтобы не обессилить и не упасть, а подкрепившись, уже  обсуждать вопросы глобального масштаба.
Сухой морозный воздух обжигал его лицо, но он нисколько не сбавлял шаг, шел навстречу ветру быстро, с решительностью во взгляде, погруженный в мысли о предстоящем своем визите к начальнику жилищно-коммунального хозяйства, заглянуть в глаза которого его побудило крайнее праведное возмущение, - кто еще вступится за отца, если не вступится за него  сын.
В приемной начальника ЖКХ никого не было. Заправленный в печатную машинку бумажный лист и беспорядок на столе свидетельствовали о том, что секретарь отлучилась ненадолго. Не дожидаясь ее возвращения, Артем решительно постучал в дверь с табличкой «Крутько А.С.» и, не услышав ответа на свой стук, так же решительно вошел в кабинет: с плавной размеренностью покручиваясь в разные стороны во вращающемся кресле, неимоверно толстый с двумя мягкими складками под подбородком, полными нежными руками и большим брюхом, широко распахивающим полы пиджака, начальник ЖКХ с самодовольным видом разговаривал по телефону.
«Вот это мурло, вот это боров!.. – отметил в мыслях Артем, глядя на него с нескрываемым  презрением, - такому бугаю в плуг бы впрягаться вместо трактора, а не бумажки перекладывать с места на место».
Положив, наконец, трубку, Крутько скрепил пальцы рук на животе, вопросительно посмотрел на посетителя, величаво-спокойно сказал:
- Слушаю вас.
Артем спокойным твердым голосом сказал ему, чьим сыном он является и объяснил свой визит возмущением по поводу того, что за пять месяцев безупречного труда отцу ни разу не выпало счастье подержать в руках заработанных им денег.
- Сейчас вся страна не получает зарплату, - медленно, с оторопелостью откинувшись на спинку кресла и откровенно рассматривая посетителя, точно дикаря, вынырнувшего

-  284  -
вдруг из каменного века, сказал тот. -  Вся страна, - прибавил он, его гладкое сытое лицо скривилось в пренебрежительной усмешке..
- Я пришел не за всю страну хлопотать, - сказал Артем, - а за своего родного отца, работавшего непосредственно в вашей конторе, под вашим руководством и, насколько мне известно, работавшего без нареканий. Поэтому настоятельно прошу вас  употребить весь ваш авторитет и компетенцию к тому, чтобы в ближайшие дни кассир ЖКХ во внеплановом порядке выдал моему отцу всю задолженность по зарплате.
- Если дети всех наших рабочих будут сюда приходить и просить того же, что и вы… - с невозмутимым видом поспешно возразил Крутько. – Я же сказал: сейчас вся страна не получает зарплату, весь народ испытывает нужду, и наше хозяйство не является исключением…
-Позвольте вас спросить: давно ли вы лично получали зарплату? – резко оборвал его Артем.
- Хм… Молодой человек, уж не хотите ли вы, чтобы я отчитался перед вами? – мясистое лицо Крутько скривилось в высокомерно-презрительной ухмылке.
- Я не прошу у вас отчета, - еле сдерживая гнев, сказал тот, - я прошу лишь о том, о чем уже попросил.
Сморщив лоб, Крутько в некотором удручении поцарапал переносицу.
- Приму к сведению вашу просьбу, -  сказал  бесцветно.
Недвусмысленно дав ему понять , что от своего требования не отступится, Артем   так же бесцветно попрощался с ним, и вышел из кабинета.


*   *   *

Судя по тому, что отцу его не выдали даже и части задолженности по заработной плате, Крутько остался к его требованию глухим и равнодушным.
Утопив остаток своей надежды в омуте горького отчаяния, в очередной раз смирившись с давно ставшею традиционной  в стране несвоевременной выплатой рабочим их заработной платы, Артем решил устроиться на любое предприятие, чтобы тем самым хоть как-то утешить родителей, приподнять их дух, не чувствовать себя их обузой.
Но Маршалов со своими сообщниками неугомонно путали все его карты: то и дело они разыскивали его и осыпали заверениями в неминуемости скорой развязки дела, объясняя временные проволочки мелкими неувязками личного характера. И, ведомый мыслью о том,  что если после его  устройства на работу в Маршалове и его приятелях внезапно пробудится влечение к активности и они изъявят желание срочно везти  электроды в Москву, и тогда ему придется обременять свое руководство просьбами об одолжении ему отпуска за свой счет, зарабатывая таким образом репутацию взбалмошного разгильдяя, Артем вынужденно временил с трудоустройством. Маршалов же и его сообщники продолжали вероломно играть на его доверчивости и терпении.
Изнывая в дымке туманной неопределенности от нетерпения, поедая всего себя совестью за свою парализованную динамику и неспособность спящего мозга отыскать лазейку из этих лабиринтов мук,  Артем не знал, куда себя деть. Не в силах заглянуть в свое ближайшее будущее, он пустился в причудливое разоблачение прихотей фортуны – отправился к живущей этажом выше Евдокии Матвеевне,  пожилой полной с уложенною на голове венцом рыжею тонкою косой и усыпанными веснушками руками женщине, отнюдь не скрывающей своего умения гадать на картах и охотно оказывающей такого рода безвозмездные услуги всем желающим испытать азартное чувство; побывавшие на ее сеансах сдержанно восторгались сбывчивостью ее предсказаний. Артем всегда относился к гаданию скептически, с  недоверием, будь то гадание на картах, на снах, на кофейной гуще

-  285  -
или на лепестках ромашки, но сейчас нашел этот прием суеверия единственным, могущим его  вдохновить или морально добить, но так или иначе – утешить.
Евдокия Матвеевна встретила его приветливо, не без удивления. Едва он сказал, чего бы ему от нее хотелось, она сразу пригласила его в комнату и, усадив за покрытый белою кружевною скатертью круглый стол, стоящий в центре зала, пообещала дать самые основательные правдивые ответы на все его больные вопросы . Задвинув на окнах шторы, села напротив него на табурет, включила стоящую на столе лампу.
- Во время гадания обязательны тишина и приглушенный свет, - пояснила она. – Рыжик, Рыжик! – в пол-оборота повернув голову к выходу из комнаты, громко сказала командирским тоном, и к ней из соседней комнаты стрелой примчался пушистый рыжий кот. – Присутствие кота оказывает положительное влияние на гадание, - вновь пояснила Евдокия Матвеевна и, разложив дольно засаленные распухшие карты на столе рисунками вверх, бросила кота на стол. – Нужно запомнить, на какие карты кот будет наступать: на эти карты во время гадания стоит обращать особое внимание.
Но кот по картам ходить не стал; обнюхав их, лег рядом, замурлыкал.
- Ох и лодырь, ох и лодырь! – ласково сказала Евдокия Матвеевна, с нежностью глядя на рыжика. – Ну ничего, мы и без твоей помощи обойдемся.
Смахнув кота со стола, она собрала карты в колоду и принялась их тщательно тасовать. Карты явно капризничали – то и дело выпрыгивали из колоды во время перемешивания и переворачивались в ней, но Евдокия Матвеевна вновь втискивала их на место и настойчиво продолжала заряжать  своей энергетикой. Перетасовав, ударила колоду ребром о стол, протянула  Артему.
- Сдвинь на себя левой рукой.
Артем поспешно выполнил то, что ему было велено, и с замиранием  сердца стал наблюдать за тем, как Евдокия Матвеевна обкладывает червонного короля картами рубашками верх и затем эти карты открывает.
- На сердце у тебя печаль и надежда на какого-то товарища, - сказала та,  взяв в руки карту червонного короля и еще несколько карт с нею, - под сердцем – твой крупный денежный интерес. Дальше: какие-то все разговоры с этим королем, на которого ты надеешься,  - о! – разговоры, разговоры, свидания с ним и снова разговоры… злишься ты при этом, болеешь, ударствуешь. Но все хлопоты твои, увы, окажутся пустыми… - Она снова собрала все карты в колоду, стала их тасовать. – Сейчас посмотрим, что тебя ждет, -  говорила  она , отделяя от колоды по три карты разом и выкладывая их в столбик, походивший на цветочный букет ; внимательно всмотревшись в столбик, сказала: - итак, ждет тебя… - она несколько смешалась, стрельнула в Артема настороженно-вопросительным   взглядом.
- Говорите  все  как есть, - храбро и нетерпеливо сказал тот.
- Ждет тебя удар в своем доме через известие о трефовом – взрослом – короле, - Евдокия Матвеевна снова заметно стушевалась, - и в связи с этим ударом болезнь, печаль и слезы.
Возникло гробовое молчание.
- И после этого известия со слезами и злостью на каких-то королей ты будешь ударствовать через денежный интерес, - после паузы продолжала гадалка, - после этих денежных хлопот тебе выпадает поздняя дальняя дорога к благородному королю. Крупная денежная прибыль. Дорога в свой дом. Будь осторожнее: враги станут строить тебе козни! – снизив голос, сказала она. – Встречи с какими-то королями, серьезные разговоры с ними, и снова дальняя поздняя дорога к благородному королю. И снова тебе выпадает какой-то удар, связанный с неприятными бумагами, но он  незначителен – видишь, острие пикового туза направлено кверху; хотя при этом есть вероятность заточения тебя в казенный дом к казенному человеку.  Сейчас посмотрим, с чем ты останешься. – В очередной раз тщатель-

-  286  -
но перетасовав колоду, Евдокия Матвеевна образовала четыре кучки из нескольких карт в каждой. Отыскав ту кучку, в которой находился червонный король, хлопнула в ладоши, с неподдельною радостью сказала: -  останешься ты при трефовой даме – это может быть твоя мама, при какой-то червонной даме, которая тебя любит, интересуется тобою и болеет через тебя, то есть переживает, тоскует… и при печали в своем доме. Однако, удары тебя не обойдут стороной, - добавила она сочувствующим голосом  чуть слышно; стала складывать карты в колоду.
Поблагодарив ее  и незаметно оставив на столе две бумажные десятирублевые купюры, не то  что б уж очень потрясенный услышанным, однако несколько рассеянный и с неприятным осадком на душе от сеанса, Артем попрощался с Евдокией Матвеевной и  вышел из ее квартиры.
Пророчества Евдокии Матвеевны сбывались с удивительною быстротой и фатальною точностью. Уже через три дня Артема постиг удар, который предсказала гадалка. В этот раз жизнь ударила его наотмашь со всей своей  яростью и беспощадностью.
Не прошло и часа, как отец его ушел на работу, в дверь позвонили. Мать Артема поспешила ее открыть; на вопрос женского голоса, можно ли войти, с некоторой обеспокоенностью во взгляде любезно ответила визитеру приглашением. Это была пожилая щупленькая  женщина, дворник, с лопатой и ломом в руках, в глазах ее стояли слезы.
- Приготовьтесь, - плачущим голосом тихо и осторожно сказала она, - я принесла вам нехорошую весть: ваш муж и отец умер… чистил снег – упал и…
Удар был жестоким, и только благодаря исключительным усилиям воли Артем сдержал крики и стоны; встревоженный опасением за мать, кое-как вышел из глубокого оцепенения и быстро налил изрядную дозу корвалола, затем такую же дозу выпил сам.



XIX



Поле поминальной трапезы устроенной в честь памяти отца в одной из недорогих городских столовых, Артему как никогда, захотелось побыть одному. Сказав матери, что хочет отправиться домой пешком, он проводил ее до автобуса и, оставив в окружении родственников, медленно побрел по шумной улице в направлении к дому. С отрешенным невидящим взглядом и влажными глазами, он чувствовал себя невероятно опустошенным и обессилевшим, будто из него вытащили некий стержень, выпарили душу. Куда бы он не устремлял свой взор, всюду ему  виделись кладбище, лежащий в  гробу с одухотворенно-спокойным лицом отец, его шевелящаяся ветерком зачесанная кверху челка, обнажавшая высокий покатый лоб, медленно падавшие на покойника и не таявшие снежинки, и брошенные в могилу руками родственников горсти земли, грохот о крышку гроба которых отзывался в его сознании и теперь – эта картина пронзала его острой болью, он не хотел мириться со случившимся. Мысли о том, что его в высшей степени  благородный, умный и справедливый отец с самого своего детства влачил жалкую и почти безрадостную жизнь, ни дня не просидел без работы и, даже не дождавшись своей старости, в пятьдесят четыре года умер красивым, но совершенно изношенным, умер не в окружении достатка и благополучия, а как трутень или пропоица, вызвали в нем бурный протест, слезы набегали на его глаза вновь и вновь, сердце его обливалось кровью.
Свернув в безлюдный заснеженный парк, он побрел еще медленнее и,  чувствуя себя виноватым перед отцом, зарыдал во весь голос; устремив взор на небо, измученным голо-

-  287  -
сом сказал: - Отец, прости меня за все.
Эти слова он, возможно, говорил уже в сотый, в тысячный раз, и каждый раз при их произнесении испытывал горечь от их бесполезности; то и дело снег переменялся дождем – скорбела, казалось, сама природа; в голове его укором закружилось, точно птица, знакомое изречение: «что имеем не храним, потеряем – плачем…».
- Прости, отец, если сможешь, - повторял он, - прости меня за все. Я  за тебя отомщу, отец, - прибавил он несколько успокоившись; эти слова связались у него с бессознательным воспоминанием Маршалова и его  сообщников, тут же перед его глазами промелькнули образы Шишигина и Чуханова, Грызликова и начальника ЖКХ Крутько, - мрачное и тупое спокойствие вдруг преобразилось в буйный порыв, который начал терзать его сердце: если еще минуту назад их для него не существовало вовсе, то теперь мысли об этих людях заполнили все его сознание, каждую клетку мозга; их самодовольные ухмыляющиеся физиономии прыгали перед глазами, лживые речи и фальшивые дружелюбные голоса будоражили память и коробили нутро – им он вменял в вину жестокое, нечеловеческое обращение с ним, которое,  по его твердому убеждению, составило наибольшую часть негативных факторов, повлекших за собою кончину его отца. Бессознательно оживив в памяти причиненные заклятыми врагами ему обиды, он  разбередил свою открытую сердечную рану, и струи горьких слез снова хлынули из его глаз. Мгновенно из состояния мнимого спокойствия он впал в исступление неистовой ярости, им овладела сила зла, враждебности, идея возмездия за отца, его била дрожь, точно от разрядов электрошока.
- Я отомщу за тебя, отец – клянусь! – решительно проговорил он. Неутешное горе, в котором он мог только рыдать, испуская стенания и вздохи, вдруг перешло в приступ бешенства и взяло верх над  благоразумием – он сорвался с места и быстрым шагом поспешил к выходу из парка.
- Ну, с-суки, держитесь! – стиснув зубы , исступленно рыкнул он с вызовом в тон моросящему дождику и свинцовому небу, мысленно обращаясь сразу и к Маршалову с его сообщниками, и к Шишигину, и к Чуханову, и к Грызликову, и к начальнику ЖКХ, - держитесь, волки позорные!
Лицо его было исполнено решимости и яростной праведной злобы. Он сворачивал то влево, то вправо, шел, не замечая дороги, прохожих, автобусов и машин, не слыша шумов, яркие огни виделись его заволоченными слезами глазам расплывчатыми. Трижды, переходя дорогу, он чуть не попал под машину.
- Вешайтесь, с-с-суки! – как заклятье твердил он.
Едва он решительным шагом пересек порог канцелярии начальника  Жилищно-коммунального хозяйства, ему наперерез бросилась было неказистой внешности секретарша.
- Кто вы и по какому вопросу? – капризно взвизгнула она, - я доложу о вас.
- Он меня уже ждет, - не останавливаясь сказал Артем, сделав значительный жест рукой и обезоружив тем самым ее готовность доложить своему начальнику о посетителе. Убедившись, что та осталась на своем месте, он шагнул в кабинет начальника ЖКХ: Крутько сидел за столом с задумчивым видом, голова его была свешена набок, в пепельнице тлела сигарета; увидев знакомого посетителя, вздрогнул,  растерялся, в глазах его неистово заплескалось беспокойство, но тут же овладел собою и его наружность обрела вид непоколебимого спокойствия и свойственной ему важности. Закрыв дверь кабинета на замок, Артем шагнул к нему; накренив свой корпус над столом, упер свой яростный взгляд в него.
- Не узнаете?! – сказал твердо, со злобной иронией.
- Почему же… - величаво-спокойно, но все же с робостью во взгляде промолвил тот, - вы  приходили ко мне беседовать на предмет выдачи задолженности по зарплате вашему 

-  288  -
родителю. От лица всего нашего Хозяйства примите мои искренние соболезнования по поводу кончины вашего отца, - понизив голос, прибавил он после паузы сочувствующим тоном. – Кстати, вы можете написать заявление с просьбой о выдаче вам его заработанных денег – дня через два получите. И еще: в связи с скоропостижной смертью работника нашего ЖКХ я готов выписать вашей семье материальную помощь в размере…
- Даже материальную помощь!.. Вот как! Сколько, оказывается,  в недрах вашей души покоится сердоболия и благородства! – резко оборвал его с злобной ироничной восторженностью Артем, глаза его загорелись огнем, из них скатились две слезинки. В одно мгновение он  схватил чиновника за отвороты пиджака, вздернул его к себе: пиджак начальника ЖКХ затрещал, сам он побагровел, захрипел удавлено не в силах выдавить из себя ни слова.
- А может ты и отца мне с того света обратно выпишешь?! -  закричал он в холеное сытое лицо, - может отца мне вернешь – говори, свиное  рыло!
Крутько сделал усилие что-то произнести, но снова лишь прохрипел; от  страха ворочал выпученными глазами, останавливая быстро бегающий полный ужаса взгляд то на пузырчатом рубце посетителя, разделяющим его правую бровь пополам, то на его пылающих гневом глазах, то на скрежещущих зубах.
- Своими подачками решил меня задобрить?! – зычным голосом прорычал тот, - а что ж ты моему отцу при жизни-то не выплачивал того, что ему полагалось? Засунь себе эту материальную помощь знаешь куда!.. -  свирепея, он  отшвырнул Крутько в кресло, схватил стоящий на столе графин с водой и занес над его головою. Но вид безнадежно закрывающегося руками и смоченного струею воды с жалкою миной человека, внезапно резанувшая сознание мысль о том, что отец не одобрил бы его мстительного порыва и жестокосердия, несколько остудили его горячность; с новою силой нахлынувший на него прилив безмерной горечи побудили его поставить графин на прежнее место. Взмахом руки стряхнув с рукава своего пальто капли воды, он на мгновение задержал на не пришедшем еще в себя Крутько презрительно- щадящий взгляд, и молча вышел из  кабинета.
Выйдя из ЖКХ, он решил тотчас отправиться на поиск остальных своих врагов с намерением посредством физической расправы отплатить им по  счетам, но когда прошел по улице несколько десятков шагов и воздух слегка охладил его кровь, его ярость мало-помалу уступила место более разумным чувствам. И хотя он продолжал пребывать между страданием и гневом, то затихающих в нем, то вспыхивающих вновь, и разражался целым потоком речей, то печальных, то яростных – в зависимости от того, как играли им чувства, - все же в итоге этих терзаний его неистовство стало заметно слабеть и позволило ему собраться с мыслями. Решительно исключив всякую возможность оставления Шишигина и Чуханова, Грызликова и Маршалова с его сообщниками безнаказанными, он снова свернул в парк и, опустившись на первую попавшуюся покрытую снегом скамейку, погрузился в море раздумий и соображений, стал мысленно перебирать все способы возмездия, пустив в ход всю свою изобретательность; из глаз его теперь не скатилось ни единой слезинки, из уст не вырвалось ни вздоха. Он понимал, что последствия его мести могут отказаться для него в высшей степени роковыми, но закон необходимости пробивал себе дорогу через все его опасения – безоблачную идиллию он положил на алтарь своего долга почти без колебаний.
Многого времени для обдумывания замыслов ему не потребовалось, уже после минутного уединения и спокойствия он привел свои мысли в порядок и наметил себе план последовательных действий, - казалось, сама богиня изобретательности указывала ему пути к отмщению, а небо благословило его на эти пути.
Посмотрев на часы и заключив, что через час с небольшим Шишигин будет возвращаться с работы домой, он вскочил со скамьи и бегом припустился на остановку.
Шишигин приближался к подъезду бодрой уверенной походкой; в голубенькой с

-  289  -
помпоном вязаной шапочке, повязанный поверх короткого пуховика белым шарфом и в белых пуховых варежках, он казался еще более инфантильным и изнеженным. Увидев Артема, весело воскликнул: - О, ты! Только недавно тебя вспоминал, хе-хе… все хотел увидеть.
Артем готов был ответить ему грубейшей репликой, но сдержался.
- Я не телепат, но твое желание сумел отгадать на расстоянии, - изобразив на лице простодушную улыбку, сказал в тон ему. Улыбаться ему стоило невероятных усилий, но в данном случае руководствуясь восточной мудростью: «улыбайся врагу своему улыбкою умиленною, а сам между тем готовь ему удар сокрушительный», - решил усыплять бдительность врага  именно фальшивою улыбкой и мнимою приветливостью.
- А тот-то, - помнишь Василия Игоревича, с которым ты меня свел? – балаболом оказался, -  с веселостью во взгляде сказал Шишигин, - запарил меня: то завтра куплю у тебя медь, то послезавтра… Я ждал-ждал, да и вернул ему задаток, а медь продал другому человеку.
Артем слушал ложь Шишигина с выражением лица, исполненным разделения его напускного негодования.
- Не ожидал я от него этого, - разочарованно покрутил головою, - не ожидал. Ну, пусть теперь локоть кусает – не умеет слово держать…
В глазах Шишигина вспыхнул интерес.
- Пусть кого-нибудь другого завтраками кормит, - продолжал Артем, - а мы найдем, куда деть товар, причем отличнейший товар. – Выдержав небольшую паузу, доверительно сказал: - Я вчера совершенно случайно познакомился с одним солидным человеком, который периодически приезжает в наш город специально для того, чтоб у всех владельцев приемных пунктов оптом скупать лом цветных металлов.
- Почем же он скупает у них медь? – быстро и осторожно полюбопытствовал Шишигин, прищурив глаза.
- На тридцать процентов дороже, чем те покупают у  таких, как ты.
Шишигин заметно занервничал, побагровел от алчности.
- А если ему… напрямую? - выпалил вдруг.
- Хм, а ты думаешь, зачем я к тебе пришел, - с доброжелательностью во взгляде сказал Артем. Охваченный жаждою наживы, Шишигин сорвал с головы шапку и, худою  рукой быстро погладив белокурые свои волосы,  снова надел ее на голову.
- Твои условия? – сказал решительно.
- Я об этом, честно говоря, еще не думал, - в деланной растерянности пожав плечами, задумчиво произнес Артем. – Предлагай сам.
- Хорошо: сумма от продажи меди по установленной в городе цене на этот металл будет моей полностью, - сказал Шишигин, - а из  тех тридцати процентов, которые этот приезжий оптовик нам набавит, десять процентов – твои, - идет? Десять процентов устраивают?
- Вполне, - бодрым голосом ответил Артем.
- Когда ты с ним увидишься и поговоришь?
- Я вчера уже разговаривал с ним по этому поводу, - сказал Артем, чувствуя,  как его речь завораживает Шишигина складностью, - сегодня вечером должен ему позвонить и сказать, есть ли у тебя медь.
- Ровно полторы тонны, - спешно заверил его тот. – Да, как будет  выглядеть купля-продажа?
- Обыкновенно: в тот день, когда этот оптовик будет покупать лом у Коршунова, мы привезем свой товар на приемный пункт к Коршунову, только расплатится с нами не Коршунов, а тот залетный скупщик – договоренность на этот счет уже есть.
- Годится, - кивнул Шишигин  оживленно. – Договаривайся с этим скупщиком

-  290  -
конкретнее, и если не затруднит, сегодня вечером после того, как с ним договоришься о встрече, приходи сюда же – лучше всего часиков в одиннадцать.
- Меня-то не затруднит, - сказал Артем, - но… имей ввиду: если я окажусь в его глазах балаболом – таким, например, как Василий Игоревич, он больше со мною не станет даже и здороваться, и больше мы такого человека не сыщем днем с огнем; не человек – клад.
- Все будет нормально, - живо заверил его Шишигин, - можешь не сомневаться.
- Не человек – клад, - значительно повторил Артем.
Они попрощались до вечера и разошлись.
Придя домой, Артем тотчас же дозвонился по телефону к предпринимателю Коршунову, и предложил ему очередную партию медного лома.
- Опять медь того твоего друга? – усмехнулся Коршунов. – Разобрался ты с ним в тот раз?
- Разобрался, - солгал Артем. – Но на этот раз медь моя. Когда и куда мне ее привезти? – почувствовав по тону предпринимателя, что от меди тот не откажется, прибавил он.
- Завтра в десять утра… - начал было Коршунов.
- В десять утра я не смогу, - оборвал его Артем, помня, что Шишигин работает до пяти часов вечера. – Желательно вечером – часиков в шесть, в семь…
- Хорошо, пусть будет в шесть, - согласился Коршунов. – Завтра в шесть вечера подходи к восьмой автоколонне: это возле станции техобслуживания «Камаз»…
- Знаю, - вставил Артем.
- Возле ворот автоколонны, на внешней стороне, тебя уже будет ждать бортовой «ЗИЛок» с синей кабиной и черным капотом. Скажешь водиле свое имя, и поедите с ним на медью. Дальше водила знает, что делать:  привезете товар на склад машинно-тракторной станции, той, что находится в район старого элеватора, и там выгрузите; кладовщик взвесит медь, и передаст мне с тобою заверенную его подписью и печатью бумагу о точном весе металла. Приедешь ко мне в офис, и сразу получишь деньги..
- Договорились, - сказал Артем, убежденный, что Коршунов не осмелится уготовить ему какой-либо подвох. – До завтра.
Положив трубку, он вновь углубился в размышления . Минутами ему хотелось уйти из всей этой мерзости, выйти из опасной  нервощекочущей игры, оставив врагов в покое.
Но обратного пути у него не было, события разворачивались стремительно и неотвратимо и захватывали его всего. Вызвав судьбу, теперь он должен был двигаться в ее неостановимом потоке.
Вечером, едва он подошел к дому, в котором жил Шишигин, тот в распахнутом пуховике, в расшнурованных ботинках и без шапки выскочил из подъезда.
- Ну, что? – упер в него пытливый взгляд Шишигин.
- Все нормально, - сказал Артем; он передал Шишигину свой разговор с Коршуновым, разумеется, выдав Коршунова за вымышленного своего нового знакомого, и оповестил его об условленной на следующий день встрече с водителем Коршунова, якобы из приятельских побуждений предоставившего свою машину вместе с водителем приезжему скупщику отходов цветных металлов.
- Понятно, - кивнул тот. – Ну что, тогда давай завтра и встретимся возле восьмой автоколонны в шесть.
- Эмиль, - значительно произнес Артем, испытывающее глядя на него.
- Нет, нет, не подведу – провалиться мне на этом месте, - поспешно и серьезно заверил  Шишигин.
Они попрощались и разошлись в разные стороны: Шишигин в свой подъезд, Артем – к себе домой.

-  291  -
На следующий день, направляясь к восьмой автоколонне, Артем допускал, что, интуитивно почувствовав что-то неладное, Шишигин может на встречу не явиться, и очень беспокоился на этот счет. Но когда подошел к бортовому с синею кабиной и черным капотом «ЗИЛу», стоящему неподалеку от ворот автоколонны и, представившись еще не старому водителю, увидел торопливо приближающегося Шишигина, несколько успокоился. Однако тут же снова забеспокоился, подумав, что план его с грохотом провалится в  случае, если Шишигин пожелает лично побеседовать со скупщиком металлического лома, которого не существовало и в помине, прежде, чем что-либо предпринимать.
Но этого не произошло. Едва Шишигин приблизился и, приятно возбужденный, протянул ему, затем водителю «ЗИЛа» руку, бодро сказал: - Ну что,  едем?
На полпути к своему  гаражу он обратился к Артему: - Может сначала заедем к моему дружану, Гришке, - у него в гараже хранятся триста килограммов моей меди, - а затем из моего гаража заберем тонну двести?
Триста килограммов медного лома Артем находил отнюдь не лишними, но встреча с каким-то Гришкой, которая могла доставить дополнительные хлопоты и беспокойство, никак не входила в его планы.
- Давай ограничимся пока тонною двуустами, - доброжелательно сказал он, - их-то сколько предстоит грузить, а время уже…
- Тоже верно, - согласился Шишигин.
Подъехав к воротам его гаража,  водитель выключил двигатель и,  надвинув себе на глаза шапку, откинулся на спинку сиденья. Артем с Шишигиным сняли с себя верхние одежды и, засучив рукава свитеров, принялись выносить из гаража медные болванки, радиаторы, мотки проволоки и прочие отходы и закидывать все это в кузов «ЗИЛа».
Работа кипела на протяжении полутора часов. По окончании ее парни, разгоряченные и красные, забрались в кабину грузовика. Проснувшийся от  хлопка двери, водитель тотчас запустил мотор, и повел машину в район старого элеватора.
Остановив ее возле складских ворот машинно-тракторной станции, коротко посигналил, и в проеме тут же показалась кучерявая голова кладовщика..
После трехчасового взвешивания меди насупленный немногословный кладовщик написал на обычном бумажном листе принятый им вес металла и, заверив справку подписью и печатью, протянул Артему.
По дороге к Коршунову охваченный легким волнением, Артем был всецело погружен в обдумывание предстоящей решающей минуты: с одной стороны его умысел представлялся ему простым и верным, с другой же – он допускал возникновение непредвиденных обстоятельств, могущих расстроить весь его план несмотря на то, что  с первой минуты зарождения в нем этого плана он просчитал все свои действия на восемь ходов вперед и с разными вариациями.
Визг тормозов «ЗИЛа», потрясывание его на дорожных выбоинах, сдержанный мат шофера на всевозможных ротозеев, участвующих в дорожном движении,  на мгновения выводили его из своей думы, как бы  предоставляя ему возможность взглянуть на свое намерение по-новому, однако приторная инфантильная физиономия рядомсидящего Шишигина, воспоминания о том, как тот бездушно играл с ним в прятки, как домашние Шишигина добродушно- лукаво подсмеивались над ним во время его визитов, точно над несостоявшимся бездарным клоуном, лишь вызывали в нем ожесточение к себе за свое переосмысливание уже решенного.
Остановив грузовик возле одного из подъездов девятиэтажного дома, в котором находился офис Коршунова, водитель попросил парней передать Василию Игоревичу, что он поехал в гараж ; он отказался от их предложения минут десять подождать небольшого вознаграждения, включил скорость и медленно стал отъезжать.

-  292  -
Не теряя времени, Артем устремился было в подъезд, но, услышав за своею спиной возбужденный сап Шишигина, резко  остановился, повернулся к нему.
- Придется тебе, дружище, здесь меня подождать, - сказал вежливо, но настойчиво, - приезжего скупщика я тебе показать не могу. Сейчас деньги за товар получу, и выйду сюда – рассчитаемся.
- Выйдешь ли? – усомнился Шишигин.
 - Безусловно, - твердо сказал Артем, пристально глядя на него.
- Хорошо, иди, - сказал Шишигин,  - а я пока такси поймаю.
Поднявшись на лифте на седьмой этаж, Артем подошел к серой железной двери, нажал на кнопку домофона.
- Слушаю, - ответил ему изнутри Коршунов. Артем представился; тотчас же щелкнул дверной замок, и он толкнул от себя уже открытую дверь.
Василий Игоревич сидел в кресле, курил и неторопливо тыкал безымянным пальцем в калькулятор. Увидев Артема, положил калькулятор на стол, потушил сигарету о пепельницу.
- Присаживайся, кофейку попьем, - сказал бодрым, приветливым голосом, пожав его руку и распахнув дверцу небольшого сейфа.
- На кофеек времени нет, - ответил Артем, ощупав взглядом полную коробку из-под шоколада аккуратно уложенных новеньких денежных купюр, - меня внизу ждут.
Коршунов ничего не сказал, всмотрелся в принятый у Артема бумажный лист с подписью и печатью кладовщика, молча отсчитал ему толстенькую кучку сторублевых банкнот.
- Пересчитай, - обронил равнодушно.
- Верю, - сказал Артем, уже пересчитавший деньги во время отсчета их Коршуновым.
- Ну, тогда звони, как еще товар появится, - улыбнулся Василий Игоревич.
- Обязательно, - сказал Артем и, пожав руку Коршунова, выскочил из его офиса.
Возле подъезда уже стояла серая «Волга» с опознавательными знаками такси, но, видимо, охваченный  тревожным чувством, Шишигин не мог усидеть на месте, в нескольких шагах от машины нервически ходил взад-вперед с пасмурным лицом. Увидев Артема несколько посветлел, шагнул ему  навстречу, нетерпеливо выставил вперед дрожащую руку ладонью вверх.
- Такси остановил ты? – не обращая внимания на его руку, сказал Артем.
- Ага, - с заискивающим видом робко улыбнулся Шишигин.
- Ну, на такси ты заработал, - серьезно сказал Артем. От толстой пачки денег он  отделил  сторублевую купюру, протянул Шишигину. С видимою ошеломленностью медленно взяв деньги, тот оторопело уставился на него.
- Остальную сумму я с тебя взимаю в счет неустоек, - с решительным видом пояснил Артем. – И не смотри на меня так, лучше покопайся в себе. Только через  потерю денег души людей тебе подобных очищаются от шлаков.
- Так, как ты, порядочные люди не поступают, - с горькою озлобленностью сказал Шишигин; казалось, он вот-вот заплачет.
- А так, как ты со мною поступал, порядочные люди поступают?! – несколько вскипел Артем. – Так, как ты назначал мне встречи и затем прятался от меня, избегал встреч, а жену, мать и бабушку просил отвечать мне, что тебя дома нет, - так  порядочные люди поступают?! Разве порядочные люди просят посредника найти покупателя на товар, а затем, будучи уже познакомленными с покупателем, - познакомленными  посредником, - пытаются совершить сделку за спиною у этого самого посредника с тем, чтобы прикроить его честно заработанные жалкие комиссионные?!.. Вот за это за все ты и наказан, - сказал он. После паузы слегка изумился: - еще язык поворачивается о порядочности  рассуждать!..

-  293  -
Шишигин с безнадежным видом весь было поник, отрешенно потупил взор, но тут же оправился и попытался воздействовать на него доводами чести, однако это ни к чему для него положительному не привело, Артем был непреклонен и глаза его холодные говорили: «пой, пой – мотивно поешь».
- Ну дай хоть еще рублей сто на пиво, - жалобным ноющим голосом произнес Шишигин.
- Запросто, - сказал Артем и, вытащив из кармана пачку денег, с присущею ему щедростью отсчитал от нее пять сторублевых купюр, протянул ему: - и домашним не забудь пивка купить.
Шишигин молча взял деньги, с понурым видом шагнул к такси.
- А когда пиво будете пить, - бросил ему вслед Артем, - вместе посмейтесь.
Проводив взглядом увозящее врага такси, нисколько не мучимый угрызениями совести, он вышел к шоссе. На жест  его руки   остановился старенький «Жигуленок».
- Куда вам? – спросил пожилой мужчина, открыв переднюю дверь с пассажирской стороны. Артем назвал адрес, сел в машину.
Посмотрев в дверной глазок, Сергей сразу открыл дверь и, не дожидаясь, пока войдет нежданный визитер, юркнул в комнату, рухнул на четвереньки, принялся ползать по полу, поглощенный подсчетом и комплектованием автомобильных запасных частей. Быстро пожав руку товарища, взъерошенный и удрученный, принялся что-то записывать на бумажный лист.
- Подожди минутку, - сказал, на миг оторвавшись, - сейчас закончу.
Ждать, пока он оставит свое занятие, Артему не пришлось. Едва он извлек из кармана брюк пухлую пачку смятых денег и, разглаживая купюры, стал отсчитывать ту сумму, которую был должен Сергею, тот присвистнул, отложил ручку с листком, встал во весь рост.
- Дела! – сказал удивленно, - деньжатами где-то разжился…
- Долг вернули, - просто сказал Артем, не поднимая глаз. Закончив отсчет, снова быстро пересчитал деньги, передал  Сергею: - Пересчитай.
Сергей обиженно скосоротился, молча взял деньги и не считая, кинул их в тумбочку.
- Пошли чай пить, - сказал с пасмурным видом, - расскажешь, как отца похоронили, - меня в городе позавчера не было…
- Отца похоронили так, как хоронят всех покойников, - вставая с кресла, сумрачно сказал Артем. – А на питье чая времени нет, Серега – извини, в другой раз. – Он направился было в прихожую, но тут его взор  приковали разбросанные по полу диафрагмы, представляющие собою тонкие небольших размеров пленки – товар легкий, качественный, в своем роде отчасти культурный, и не интересовавший его до сей минуты. В его  голове ко времени сполохом озарилась чрезвычайно любопытная мысль, и он задержал ее.
- Вот то, что мне нужно, - задумчиво, тихо, растягивая слова, сказал самому себе.
- Это сейчас всем нужно, - хмыкнул  Сергей, - на диафрагмы сейчас ажиотаж.
- Это то, что мне нужно, - живее повторил Артем. – На какие модели эти диафрагмы устанавливаются?
- На «восьмерку», - почесывая грудь и зевая, сказал Сергей, - на « девятку», «девяносто девятую» - у них карбюратор один. Сколько тебе - сотню, две, три?
- Две-три штучки, - сказал Артем. Сергей недоуменно посмотрел на него:
- Уж не для себя ли хочешь приобрести – машину что ль купил? Этот товар оптовики берут тысячами, десятками тысяч – на нем можно нормально заработать.
- Пока мне нужен только образец, а там посмотрим.

-  294  -
- Ну, смотри, - равнодушно сказал Сергей, - только побыстрее смотри, а то товар этот в настоящее время идет полным ходом – саранча все может расхватать. – Он нагнулся и, зацепив с пола пальцами пяток диафрагм, протянул Артему: - если кого-то заинтересуешь,- сразу звони.
- Спасибо, Серега, очередное тебе спасибо, - Артем дружески хлопнул его по плечу и, сунув диафрагму в карман, поспешил в прихожую.
Выйдя на улицу и решив продвигаться к дому исключительно пешком, он с особым желанием закурил ароматную сигарету, и  сконцентрировал мысли вокруг своего намерения. Следующим в его мысленном черном списке заклятых врагов значился Чуханов, не так давно продемонстрировавший ему сальники отменного качества и вместо них, сыграв на его устоявшемся доверии к себе, подсунувший ему бракованные. Как отомстить Чуханову он знал с момента вступления в силу своего решения мстить. И появившиеся в его кармане диафрагмы лишь приблизили начало этого мстительного процесса.
Остановившись возле длинного многоподъездного девятиэтажного дома и найдя его вполне подходящим для осуществления своего нехитрого замысла, он решил, что будет не лишним предварительное ознакомление с местом проведения предстоящей операции, а заодно и репетиция своих действий в ней и, не долго думая, юркнул в первый подъезд, куда он согласно своему плану должен будет войти с деньгами Чуханова: подъезд был проходным, но двери второго входа были надежно заколоченными. На лифте поднявшись до крайнего этажа, он по лестнице взобрался на чердак, благодаря открытому люку влез на крышу. Направляясь по крыше к другому концу дома, осматривал люки других чердаков, ведущих в подъезды, и открытыми обнаружил три люка, в том числе и люк чердака последнего подъезда, в который согласно заранее намеченному им порядку он должен будет спуститься и, выйдя из этого подъезда с деньгами мошенника, беспрепятственно уйти.
Выйдя из подъезда, он заключил, что выполнить уже опробованное ему будет совсем нетрудно. Теперь ему следовало ненавязчиво заинтересовать Чуханова товаром, осторожно вызвав в нем жадное чувство с той целью, чтобы тот пожелал приобрести диафрагмы как можно больше.
Тем не менее, подумав, что может сработать закон подлости и в самый ответственный момент все люки, ведущие на крышу девятиэтажки, вдруг окажутся закрытыми, он вознамерился подстраховать успех своего умысла запасным вариантом. Обойдя рядомстоящую школу и оказавшись в другом дворе, зашел в первый подъезд пятиэтажного обшарпанного дома с  разбитыми подъездными дверями и открытыми настежь калитками заполненных канализацией подвалов; исследовав крышу и не обнаружив закрытым ни одного люка, спустился по лестнице в последний подъезд и,  удовлетворенный, вышел на улицу, направился домой.
Пронзаемый острою болью от кажущегося присутствия в доме отца, звучания его голоса, своего мысленного обыденного разговора с ним  и внезапно шокирующей реальности, весь вечер и полночи он занимался подношениями матери успокаивающих средств, утешениями ее вдохновляющими доводами о безостановочности жизни, заверениями в том, что отец, несомненно, попал в рай, что его дух по-прежнему живет с ними, - и в эти минуты в нем крепла уверенность в правоте своего поступка по отношению к Шишигину.
Едва в окнах забрезжил рассвет, он поднялся с постели и, удивленный, почему отец не собирается на работу, подумал, что, вероятно, наступил выходной день, но, осторожно ступив в спальню родителей и увидев кровать отца аккуратно заправленной, осененный душераздирающим воспоминанием, чуть не взвыл волком, волна нестерпимой горечи вновь окатила его с головы до пят. Тут же его боли возрадовались возникшие перед глаза -

-  295  -
ми самодовольные ухмыляющиеся лица врагов, с которыми ему еще предстояло расквитаться. Стиснув зубы от злости, он бросился в ванную комнату.
Его решение отправиться к Чуханову пораньше, чтобы застать того дома одного, не оказалось опрометчивым. Уже после первого его стука в дверь Чуханов вырос на пороге; был он свеж и тщательно выбрит, большие зеленые навыкате глаза блестели блеском недавно проснувшегося и хорошо выспавшегося здорового человека; кроме трусов и майки на нем ничего не было.
 - Проходи, - сказал он бодро, и тотчас принялся натягивать на себя спортивное трико. Артем вошел к нему в квартиру, и осторожно стрельнул глазами в комнаты: Чуханов был один. Судя по нескольким пущенным Родионом в адрес Артема веселым безобидным остротам, он был в отличнейшем  расположении духа; Артем через силу настроил себя на тот же лад.
- Ну что, разобрался, кто тебе тогда бракованные сальники впарил? – начав тщательно расчесывать волосы и решительно не глядя на Артема, с деланною беспечностью полюбопытствовал  Чуханов.
- Разобрался, - безнадежным тоном ответил Артем.
- Ну и кто?
- Мышь одна серогорбая.
- Предъявлял ты ему претензию, что он говорит-то хоть?
- Отрицает, что бракованный товар его был.
- Ну и ну!... – весело хмыкнул Чуханов. – Товар-то ты у него брал при свидетелях?
- В том-то и дело, что нет, - с деланною сумрачной миной сказал Артем. – Не до свидетелей мне было – на поезд торопился: пока у тебя товар покупал, пока у него…
- Эх, ты… - с насмешливым неодобрением произнес Чуханов, - кто же так дела делает… Ну а сам-то ты уверен, что брак тебе он всучил, - его голос приобрел вкрадчивый оттенок, - или все же и меня частично в этом подозреваешь?
- Помилуй!.. – обиженно промолвил Артем, - разве пришел бы я к тебе с делом, если б подозревал тебя…
Очевидно успокоившись, Чуханов со скрытой веселой насмешкою посоветовал:
- Надо тебе его, гада, наказать.
Артем промолчал.
- А что у тебя за дело ко мне? – обыденным тоном спросил Чуханов, положив расческу на трельяж и обернувшись к нему. Артем вытащил из кармана диафрагмы, показал ему.
- Такой товар интресует?
- Еще спрашивает!.. – без промедлений воскликнул Чуханов, взяв диафрагмы в свои руки, - конечно интересует. Кого сейчас не интересует диафрагма на карбюратор… И качество классное! Почем?
- Смотря сколько будешь брать – сказал Артем, - ты ведь сам знаешь: для оптовых покупателей всегда действует гибкая система скидок. А вообще, цена одной диафрагмы три рубля.
- Классное качество, - констатировал Чуханов, с жадным интересом рассматривая диафрагмы. – Итак, последняя цена?
- Окончательная цена одной диафрагмы три рубля, - стоял на своем Артем.
- Дороговато. По два отдашь?
Внутренне Артем готов был выразить согласие продать Чуханову несуществующий товар и по копейке за диафрагму, лишь бы принять из рук неприятеля более или менее близкую сумму к той, на которую тот не так давно щедро насыпал ему бракованных сальников, но чтоб не насторожить и не спугнуть вражину, решил продлить свое пребывание в перевоплощенном обличии чрезвычайно расчетливого и прижимистого до

-  296  -
корней волос торговца, каковыми те в большинстве своем являются, и в тон этой нервощекочущей сцене правдоподобно поторговаться.
- Два семьдесят, - сказал твердо после некоторого видимого обдумывания. Чуханов удрученно поцарапал затылок.
- Два тридцать.
- Если все диафрагмы заберешь, отдам по два тридцать, - сказал Артем.
- Сколько их у тебя?
- У меня нет ни одной, - сказал Артем, - я посредник. А вообще… - он слегка прищурил глаза, будто что-то вспоминает, - вчера вечером было около  восьми тысяч штук.
Чуханов схватил лежащий тут же, на трельяже, калькулятор, принялся считать. Через минуту отрицательно, с досадой закрутил головою.
- Нет, восемь тысяч штук, я не куплю – не осилю: нужно восемнадцать тысяч четыреста рублей; таких денег у меня сейчас нет – в товаре, - он качнул головою на стоящие у стены мешки с автомобильными запасными частями. – Тысяч пять диафрагм я бы купил…
- Будь по-твоему, - после минутной деланной задумчивости согласился Артем,  прикинув в уме, что стоимость пяти тысяч диафрагм будет составлять как раз ту сумму и даже больше той, с которой при помощи Чуханова он не очень давно распрощался. – Когда заберешь товар?
- Да хоть сейчас, - с готовностью сказал Чуханов, - машину только со стоянки возьму, да за деньгами в одно место заеду.
- Тогда встретимся через час возле входа на рынок автозапчастей, - предложил Артем; вдумчиво добавил: - если ты вдруг передумаешь покупать диафрагму, я там же найду на нее других покупателей.
- Я не передумаю, - с обеспокоенностью заверил его Чуханов, - могу дать тебе задаток.
- Не нужен мне никакой задаток, - сказал Артем, укрепляя тем самым в неприятеле доверие к себе, - я тебе верю на слово. Но все равно ждать тебя я предпочел бы у входа на рынок автозапчастей – так мне  было б спокойнее.
- Хозяин – барин, - равнодушно согласился Чуханов.
Над крышами высоких домов висело бледное солнце, в тусклых его лучах искрились мелкие снежинки. Морозило. Но лихорадило Артема совсем не от мороза – давали знать о себе его взвинченные до невозможности нервы: внутри у него все трепетало, руки и колени дрожали, лоб периодически покрывался холодною испариной, дух то неприятно захватывало, то отпускало.
Решив освободиться от напряжения и обрести власть над своим организмом, он заскочил в аляповатую с низким желтым от табачного дыма потолком и с запахом кислой капусты закусочную. Слишком занятый своими мыслями, заказал сто граммов водки и, машинально, не считая бросив сдачу в карман, выпил водку залпом прямо возле стойки; не запив ее и не  закусив, не обратив внимания на слишком ощутимый в ней привкус воды, вышел из заведения. Бросив в рот жевательную резинку и закурив сигарету, размеренным шагом направился на встречу с Чухановым.
 Ждать неприятеля ему не пришлось вовсе. Едва он подошел ко входу на рынок и повернулся лицом к шоссе, Чуханов почти бесшумно подъехал к нему на своей «девятке». Когда он сел в машину, Чуханов спросил, куда ехать за диафрагмами и, получив основательное разъяснение на свой вопрос, стрельнул взглядом в зеркало заднего вида и включил скорость.
Некоторое время они ехали молча в тишине, неторопливо. Но вдруг в Чуханова, словно, бес какой-то вселился: глаза его весело сверкнули, губы растянулись в широкую задорную улыбку, он резко придавил педаль газа, включил магнитолу на всю мощь и, исто-

-  297  -
во куражась, начал ерзать на сиденье, двигая шеей и корпусом в такт музыке. Хотя улыбки давались Артему ценой нимоверных душевных мук, с всепоглощающей его всего ненавистью к врагу он смотрел на него с изогнутыми в доброжелательную улыбку губами и с веселым участием во взгляде; в то же самое время со скрытою злобною насмешкой находил удовлетворение в мысли о том, с каким  чувством враг будет вспоминать свое до безумия блаженное кривлянье после того, как станет чуточку беднее и, охваченный бешенством, увидит в его  безнравственном поступке, точно в зеркале, четкое отражение своих собственных низменных инстинктов.
Издали завидев знакомый двор девятиэтажного дома, крышу которого тщательно исследовал днем раньше, Артем сделал Чуханову жест рукой. Тот сразу поехал медленнее, убавил звук магнитолы до минимума, в ожидании дальнейших рекомендаций уставился на него.
- Останови возле первого подъезда вот этой длинной девятиэтажки, - попросил Артем, все отчетливее чувствуя удары своего сердца.
Выполнив его просьбу, Чуханов выключил зажигание и магнитолу. Вытащив из внутреннего кармана пуховика довольно внушительную стопку из десятирублевых и пятидесятирублевых банкнот, принялся ее пересчитывать; судя по его бодрому виду, он не нервничал, однако почему-то  бесконечно сбивался, и тогда начинал пересчитывать деньги заново. Наконец ему удалось справиться с этим занятием, несколько денежных кучек он сгреб в одну, вытер ладонью мокрый лоб, с облегчением вздохнул.
- Ровно одиннадцать с половиною штук, - сказал довольно, положил руку с деньгами на рычаг переключения скоростей.
- Сейчас я принесу товар, - с беспечным видом сказал Артем и, приоткрыв со своей, пассажирской стороны дверь, взялся за пачку денег. Но вынужден был задержаться на свом месте, поскольку Чуханов со своей стороны тоже открыл дверь и, намереваясь выйти из машины, крепко ухватился за деньги, - на мгновение они так и застыли, держась с двух сторон за толстую пачку банкнот и глядя друг на друга во все глаза, точно два тарантула перед схваткой, только Артем смотрел на Чуханова с некоторым недоумением, а Чуханов на Артема с настороженным недоверием. Понимая, что для того, чтобы добиться определенной цели, иногда полезно несколько ослабить рвение к ней, Артем разжал пальцы, выпустил из них края соблазнительных купюр.
- В чем дело? – сказал сугубо спокойным, даже теплым голосом.
- Пошли вместе за товаром, - предложил Чуханов.
- Вместе мы не можем пойти, - тем же тоном, только категорично сказал Артем, - что это еще за новшество!.. Ты покупатель, я посредник – у каждого свой хлеб. Дарить тебе канал я не намерен. А, ты мне не доверяешь!.. – оторопело воскликнул после паузы, точно до сей минуты он об этом из простоты и непорочности своих не мог  и подумать и осенило его только теперь, - тогда другое дело. Не доверяешь – отвези меня обратно к рынку автозапчастей, пока он работает, - захлопнув дверь со своей стороны сказал он решительно-нетерпеливо, словно на рынке его уже ожидала длинная очередь желающих пробрести оптом  диафрагмы. Чуханов не шелохнулся.
- Почему: не доверяю, - вымолвил он растерянно, - просто в такой ситуации я оказываюсь впервые – обычно мне люди сами домой товар привозят.
- Родион, дружище, и я бы привез товар тебе домой, - бесстрастным голосом заверил его Артем, - но ведь я всего лишь посредник – кто мне доверит товар без денег… . – Наступила пауза. Интуитивно уверенный в грядущем успехе своей авантюры, Артем с удовольствием прервал ее.
- Не думал я, что ты имеешь такое мнение обо мне, - обиженно покачал он головою, - никак не думал. Сколько знакомы мы с тобою, сколько сотрудничали, и вдруг…


-  298  -
Как вода проникает через крупные трещины и пустоты, карстовые каналы и воронки в толщу земной коры, так и его речи после известных усилий проникли в душу Чуханова.
- Ладно, иди один, - без особой уверенности в голосе сказал Чуханов и,  стрельнув в Артема взглядом , все еще таившим некоторые настороженность и недоверие, нерешительно протянул ему деньги.
- Если еще раз всплывет твое недоверие ко мне, дел с тобою иметь я больше не буду – учти, - обиженным тоном предупредил его тот и, как бы делая одолжение, с показной неохотою взял из его руки пухлую пачку денег, сунул ее в карман своего полупальто, с сумрачным видом выбрался из машины.
Неуклюжей молодцеватою походкой, как ходит в надежде заработать немного денег простак честных правил, с удрученным видом он дошел до подъезда, и только в подъезде с облегчением вздохнул, лицо его моментально разгладилось, стало жестким, в глазах появилась злобно- насмешливая поволока. С этой же минуты сердце его забилось в бешенном ритме: ему требовалось незамеченным жильцами пробраться на крышу и  спуститься с нее  другом подъезде, а в случае столкновения на крыше с непреодолимыми препятствиями, быстро выйти к Чуханову из того же подъезда, в который вошел – и чтобы воспользоваться запасным вариантом, нужно было успеть все это проделать в максимально короткое время, дабы не вызвать подозрений у врага; взяв из его рук деньги, Артем мог бы и открыто послать его ко всем чертям, кратко пояснив ему, за что не обошла стороною того такая неприятная, но справедливая участь, однако последствия этого объяснения были непредсказуемы, как и сам Чуханов – он мог кинуться в драку, заорать во все горло благим матом, начать зазывать на помощь всех святых, прохожих и милицию, - поэтому лезть на рожон он не решился.
Он надавил на кнопку вызова лифта и она загорелась, но лифт, как назло, не спускался – где-то высоко хлопали то и дело его двери, кто-то в нем бесконечно перемещался вверх-вниз. Слегка разнервничавшись и быстро походив кругами по площадке, он закурил сигарету и, решив не дожидаться лифта, ринулся по лестнице наверх. На одном дыхании преодолев шесть этажей, он пропустил кучку несущихся вниз, точно ураган, улюлюкающих карапузов и, перейдя на более спокойный темп, оставил за спиною еще три этажа.
Покосившись на двери квартир, прислушавшись и, не услышав ничего, кроме отчетливого стука своего сердца, бесшумно подкрался к железной лестнице, ведущей на чердак, и по ней осторожно, неслышно, как призрак, взобрался наверх: крышка люка была приоткрыта, но замка на ней не наблюдалось. Судорожным движением руки он открыл люк, и забрался выше. Оказавшись на крыше, пригнув голову и корпус, быстрым мягким шагом по хрустящему тонкому слою снега устремился на другой конец дома, лавируя между всевозможными проводами и антеннами. Пробравшись туда, дернул на себя ручку крышки люка чердака крайнего подъезда. Но, увы,  люк оказался закрытым изнутри на навесной замок. Артем метнулся к чердаку предпоследнего подъезда, но и этот люк был запертым. И он стал носиться по крыше от чердака к чердаку, но все они были на замках.
Не долго думая, он бросился к чердаку первого подъезда, откуда только что выбирался на крышу, и так же осторожно и неслышно, как и  поднимался, спустился по железной лестнице в подъезд, ткнул кнопку вызова лифта; колени его дрожали, руки тряслись, сердце гулко билось, по спине сверху вниз неторопливо сползало несколько капель пота. На этот раз лифт не заставил себя долго ждать.
Выйдя из него на первом этаже, Артем с минуту постоял в подъезде и, несколько успокоившись, напустив на себя спокойно-беспечный вид, вышел на улицу. Сев в машину, с легкой укоризной произнес: - Пока мы с тобою выясняли отношения, он все диафрагмы продал. – Протянув деньги Чуханову, сказал: - Пересчитай.


-  299  -
- Я тебе верю, - радостно сказал тот, взял деньги и сунул их во внутренний карман пуховика.
- Придется ехать к его компаньону – у того должны еще остаться диафрагмы, - прибавил ненавязчиво Артем.
- Где он живет? – доверчиво встрепенулся Чуханов, включая зажигание. Артем указал ему дорогу к пятиэтажному дому, импонирующему ему как запасной вариант для осуществления своего замысла. И Родион включил  скорость.
Когда он подъехал к искомому объекту, Артем снова попросил его остановить машину возле первого подъезда. Тот сделал, как ему было сказано, выключил двигатель, без лишних слов извлек из кармана деньги и без малейших колебаний вверил их Артему.
Выйдя из машины, Артем с минуту подождал, пока  раскорячевшаяся посреди дороги довольно упитанная мамаша с младенцем на руках прикурит сигарету и, едва освободился проход, юркнул в подъезд. Перешагивая через две-три ступеньки, быстро оказался на пятом этаже и, не чувствуя теперь особого напряжения, стрелой влетел на крышу; по ней устремился к чердаку последнего подъезда. Быстро проникнув через люк в последний подъезд, перевел дыхание и, неторопливо спустившись на первый этаж, к выходу, осторожно выглянул из-за двери: Чуханов полулежал на откинутой спинке сиденья; музыку, громыхающую в его машине, видимо, слушала вся округа. Убедившись, что враг не глазеет по сторонам, Артем осторожно скользнул из подъезда за угол дома и, незаметно выглянул уже из-за угла, спокойным шагом пошел прочь.
Спустя несколько часов позвонил Чуханову . Услышав его голос, Чуханов в бешенстве тявкнул ему, чтоб он немедленно возвратил его деньги.
- Не увидишь ты больше  денег, как своих ушей, - не обращая внимания на его тон, спокойно сказал Артем, с усмешкой добавил: - когда перестанешь людям подсовывать брак, тогда и твоя отрицательная энергия перестанет бумерангом возвращаться к тебе из космоса.
- Я это так не оставлю, - захлебываясь от злости, заверил его Чуханов, - я буду обращаться к людям… Верни деньги! Не вернешь – пожалеешь. У меня есть должники, знакомые уголовники, крыша… они тебя!..
- Жалуйся теперь хоть Папе Римскому, - безразличным голосом сказал Артем, и нисколько неразуверенный в  своей правоте выключил телефон.
Ни в коей мере не возмутившийся угрозами Чуханова, он почувствовал к своим врагам нечто вроде снисходительности и равнодушия и даже несколько раскаивался в содеянном, тем не менее стихийно данная им небу клятва мстить за отца, как взятое на себя обязательство перед святою святых, которою он сопутствовался, стояла в его сознании на порядок выше этих его новых чувств.
Пройдя размеренным шагом несколько времени, он остановился в сиреневых сумерках, точно на распутье: кого поучать следующим, было его всепоглощающей думой, Грызликова или Маршалова с его сообщниками? Поскольку процедура взыскания с Маршалова и его приятелей представлялась ему несколько усложненной, требующей особой подготовки, и  психологической и стратегической, то он решил сначала взять  реванш над Грызликовым.
Минутами он готов был подставить Грызликову свою правую щеку после удара того в его левую, охотно уступил бы ему свою рубашку, если б тот снял с него пальто, но после всего этого, он был в этом убежден, Грызликов не перевоплотился бы духовно, не раскаялся в своих гнусных деяниях, а упорно и без зрения совести продолжал бы ловчить за спинами легковеров – в людях такого хиленького душевного уклада прорастает какой-то невидимый корень низменности; который и составляет основу их сущностей и имеет власть над ними во все дни их жизни, в какой бы среде и в какую бы эпоху они не жили, - и только материальные потери в некоторой степени способствуют их моральному очищению.

-  300  -
Неторопливо шагая по хрустящей снежной корке, он перебирал в уме все способы расправы своей с ним, быстро припомнить слабую точку неприятеля было делом не простым. Но когда проходил мимо магазина радиотоваров, его вдруг осенило: Грызликов был из тех, кто бледнеет от успеха товарища и потирает руки от его падения. Точно сама богиня изобретательности подсказала ему мысль вызвать врага на непринужденный разговор об общих знакомых, и когда тот даст волю своему остренькому языку, тайно записать его на пленку с тем, чтобы потом припереть  к стене  самым что ни на есть примитивнейшим шантажом. Остановившись и найдя этот крайне причудливый план вполне удачным, он резко повернулся и, точно подхваченный порывом ветра, влетел в магазин.
Расплатившись за рекомендованный продавцом, полной с доброжелательным видом женщиной, небольшой импортный  диктофон, он решил его тут же и проверить. Включив кнопки записи и воспроизведения, поставил его на прилавок и, отойдя от прилавка на пять шагов, не слишком громко продекламировал: - Да, были люди в наше время, не то, что нынешнее племя – богатыри, не вы…
Не обращая внимания на улыбающегося одними глазами продавца, выключил диктофон и, перемотав кассету в начало, включил кнопку воспроизведения. Отчетливо услышав свой голос, поблагодарил продавца и, кивнув ей в ответ на взаимные слова благодарности за покупку, сунул диктофон в карман пальто, вышел из магазина. Тут же в павильончике купил узенькое колечко скотча, и быстрым шагом направился к Грызликову.
Прежде, чем позвонить в его дверь, он засучил рукав пальто и, с помощью скотча закрепив диктофон на запястье, включил кнопки воспроизведения и записи вместе с кнопкой паузы. Придумав на ходу предлог для своего визита, позвонил в дверь. Тотчас лязгнул замок, и Грызликов, обернутый в большое махровое покрывало и с мокрыми волосами, отворил дверь.
- Проходи быстрее, - поторопил он, - я только из ванны – холодно.
Артем прыгнул в его квартиру.
- Раздевайся и устраивайся в зале, - пожав его руку, предложил Грызликов; встав перед зеркалом в прихожей, начал сушить волосы феном.
- Я к тебе ненадолго, - нашелся Артем, упустивший из виду во время подготовки ко встрече с ним такую немаловажную деталь, как необходимость снятия с себя в жилом помещении верхней одежды, что, несомненно,  изобличило бы его намерение, - мимо вот шел – думаю: дай к Валентину загляну.
- Ну, тогда проходи в одежде, раз ненадолго, - разрешил Грызликов. С минуту посушив волосы, он выключил фен, положил его на пестрый пуфик, и вошел в зал.
Сняв с головы фуражку, Артем последовал за ним.
- Присаживайся, - Грызликов качнул головою на кресло, раздвинул шторы, уставился в окно, задумчиво промолвил: - Что-то жены долго нет; ушла на аэробику еще когда…
Задвинув шторы, обернулся к Артему.
- Ну, как у тебя дела-то? – спросил живее, но безразлично.
- Какие там дела, - скромно сказал Артем, отчаянно махнув рукою. – Мимо вот шел, решил к тебе заглянуть, поинтересоваться, не провернули ли вы с Пузыревским намечавшуюся  сделку.
- Провернешь с ним сделку, - бодрым с сетованием голосом сказал Грызликов, - он наверное, и дома-то не живет – как ему не позвонишь, все отвечают, что он в отъезде: после того, как ты меня с ним познакомил, я ни разу еще его не видел. Несерьезный какой-то этот Пузыревский.
- Плохи мои дела, - вздохнул Артем; и  прибег к излияниям о своих мытарствах в


-  301  -
поисках работы, приписав к настоящему времени отборные эпизоды из прошлых дней, которые наверняка могли бы подействовать на любое сердце.
- А ты хотел, чтоб все легко давалось, - иронично произнес Грызликов, не без усилий над собою выслушав его. Он внутренне посмеивался над Артемом; Артем это чувствовал и мысленно отвечал ему тем же, хотя внешне был исполнен тихого дружелюбия к нему.
- Куда же она запропастилась..? – вновь подойдя к окну, раздвинув шторы и всмотревшись в уличную темень, промолвил озадаченно Грызликов. Задвинув шторы, повернулся к Артему.
- Что еще нового, - сказал зевая, - из знакомых никого не видел?
- Твоего бывшего компаньона видел, гену Журавля, подумав, сказал Артем, - мимо казино на Набережной проходил, и его возле входа увидел: поправился он очень, посвежел, солиднее стал выглядеть; говорят, он джип купил , дом двухэтажный…
-Там не джип, а развалина – семь лет… и дом – не дом, а пародия на дом: деревянный, обложенный кирпичом… - несколько вспыхнул Грызликов, недовольно его передразнил: - «солиднее стал»… Если бы не я, он бы сейчас и «Запорожца» не имел. Я их всех, ослов неблагодарных, приподнял, из нищеты вытащил: и Журавля, и Колобка, и Пашу Варенцова… А Журавль, - он встал с кресла, и  возбужденно заходил по комнате, - так от вообще жил впроголодь. Мы  с женой, бывало, пообедаем, ну и немного не  доедим, второе блюдо в тарелках остается, - а тут Журавль откуда не возьмись; глаза, как у волка, блестят: «нет ничего пожрать?». – Мы  с женой заглядываем  с досадой  в пустые кастрюли, разводим руками, а Журавль увидит  недоеденное в наших тарелках, проглотит слюну и: «можно я доем?». –« Ради всего  святого».  Если мне не веришь, то спроси у Маришки, как она придет – она подтвердит. – Он в очередной раз раздвинул шторы, и всмотрелся в непроглядную уличную темноту.
- Да, выходит, я не один бедствую, - вдумчиво сказал Артем, чувствуя, как ненависть к Грызликову вместе с его Маришкой передергивает все нутро. Впрочем, страшно в душе обрадовавшись, что удалось сыграть на струне тщеславия Грызликова и задеть его, он, глядя на уставившегося в окно врага, приблизился к следующей ступени обмана – незаметно и бесшумно снял клавишу паузы диктофона с рабочего положения. Когда Грызликов задвинул шторы и сел в кресло, с серьезным видом сказал: - Я не за тем к тебе пришел, чтобы перемывать кости твоим врагам, но на всякий  случай имей в виду: твои враги – мои враги.
- Спасибо, - вяло и равнодушно сказал Грызликов; немного помолчал, задумчиво промолвил: - врагов-то хватает…
- Полагаю, их нужно побеждать, пока они не победили тебя, - сказал Артем подстрекающее.
- Каким образом? – уныло-недоверчиво произнес Грызликов.
- Как инкогнито внезапно ударить по их карману, и при этом еще очень неплохо нажиться, существует множество способов, - вонзив в него преданно-испытывающий взгляд, сказал Артем. Выдержав недолгую паузу, во время которой по молчанию врага заключил, что тот у него уже на крючке, ненавязчиво продолжил: - кстати, в этой связи могу предложить тебе одно взаимовыгодное дельце.
- Что за дельце? – сосредоточился Грызликов. Собравшись с мыслями и с удовлетворением отметив про себя, что неприятель весь во внимании, Артем конфиденциальным тоном начал излагать ему уготовленную по дороге к нему правдоподобную свою байку: - Я знаю одного человека, который только тем живет, - и живет весьма недурно, - что вскрывает чужие склады и сейфы – профи своего дела. – Он говорил не сводя с Грызликова глаз. – От тебя только требуется полный расклад, разумеет-


-  302  -
ся, со схемами мест хранения товаров твоих врагов, недоброжелателей, конкурентов… и, можно, партнеров – остальное тебя не касается: как мой знакомый очистит их склады от товаров, я лично привезу тебе эти самые товары и отдам по цене на пятьдесят процентов ниже их оптовой цены; наличные деньги – вот твоя забота.
- На пятьдесят процентов от оптовой цены? – быстро переспросил Грызликов, очевидно, начав что-то лихорадочно подсчитывать в уме, на лице его появилось было нервически-острое алчное выражение, но он тут же весело усомнился: - А вдруг менты повяжут твоего знакомого, как пучок редиски, и он расколется им, что ты навел его на эти склады, после чего и тебе, естественно, ласты скрутят, - ты не сдашь меня?
- За кого ты принимаешь меня, Валек!.. – оторопело воскликнул Артем.
С волшебною ловкостью опутывая Грызликова своими речами, вворачивая в них такие слова, как честь, совесть, порядочность и благородство, он с внутренним враждебным наслаждением наблюдал, с каким аппетитом тот ест его басню и на глазах становится завороженным.
- Ладно, давай попробуем сработать, - решительно сказал, наконец, Грызликов, на лице его вновь выступило алчное выражение, ненасытное чувство вызвало в нем мелкую дрожь. – Но тогда пообещай мне, что не впутаешь меня в это дело.
Артем еще раз с жаром заверил его в своей надежности. Несколько успокоившийся, Грызликов схватил лежащую на книжной полке тонкую тетрадь и, небрежно рванув из нее в полоску лист, принялся дрожащей рукою торопливо на нем чертить, сразу поясняя свои обозначения.
- Это – дорога на хлебокомбинат, - приниженным голосом говорил он, возбужденно сопя и обдавая Артема запахом чеснока, - за хлебокомбинатом будет поворот налево, - он черкнул быструю стрелку, - там будут капитальные гаражи: двухэтажный гараж под номером сто семьдесят два – гараж Колобка, в нем он хранит почти весь свой товар, продукты питания и спиртные напитки с сигаретами. – Проведя под зарисовкой длинную пунктирную линию, подумал и сказал: - Теперь объясню местонахождение склада Журавля…
Когда весь лист с обеих сторон был испещрен небрежными, но ясными и расписанными обозначениями местонахождения складов с продукцией десятка его самых разных знакомых, он остановился и передал листок Артему.
- Для начала, я думаю, хватит.
Внимательно всмотревшись в чертежики, Артем, аккуратно свернул бумажный лист вчетверо и сунул его во внутренний карман своего пальто, коварно осклабился.
- Не знаю, о каком ты говоришь начале, - сказал твердым голосом, вонзив в Грызликова суровый взгляд,  - но для меня этого будет более чем предостаточно. – Он засучил рукав пальто и, выключив диктофон, извлек из него кассету. Встав с кресла, приблизился к Грызликову, потряс кассетою перед его носом, спокойно сказал: - Эта кассета стоит тысячу долларов – ровно столько, на сколько ты меня кинул. Твое счастье, что я хочу заполучить от тебя только то, что мне полагается, а не больше. И не делай такой ошарашенной мины, - с той минуты, как я свел тебя с Пузыревским, мне известен был каждый твой шаг – доказать?
Грызликов с потупленным печальным взором молчал.
- Молчишь!.. – безжалостно сказал Артем. – Ну что, будешь кассету выкупать, или тебе безразлично, в чьи руки она попадет? – Он  пригнулся и посмотрел на раздавленного врага в упор, спокойно произнес: -  Скупой платит дважды. Отдай мне мною честно заработанную тысячу, и ты, дешевка, не узнаешь, что такое проблемы.
- Почему это тысячу..? – робко возмутился тот, - тысячу долларов я тебе обещал в том случае, если бы ты нашел человека, обменявшего свой товар на весь мой,  а  Пузы-


-  303  -
ревский забрал только половину моего товара, - значит и должен я тебе, согласно нашему с тобою договору, не тысячу долларов, а только пятьсот.
- Я не собираюсь заниматься расследованием, какую часть товара забрал у тебя Пузыревский, - холодно сказал Артем. – Когда я тебя с ним свел, он во всеуслышанье заявил, что непременно поменяет свой товар на весь твой.
- Я тебе клянусь, что он забрал у меня только половину моего  товара, - плачущим голосом горячо заверил его Грызликов, - и в тот же день отгрузил мне на сумму забранных у меня продуктов питания партию металлических швеллеров – довершить сделку он предложил чуть позже, когда приедет. – Он весь дрожал, глаза его были влажными и смотрели прямо, с мольбою, острый кадык то и дело проваливался и всплывал – казалось, он сейчас рухнет на колени и запричитает, доказывая свою правдивость. Не поверить ему было невозможно.
- Хорошо, - осмысленно сказал Артем, - отдай мне мои пятьсот долларов, и я не буду к тебе  в претензиях.
- Совсем? – с удивлением и скрытою радостью воскликнул Грызликов и,  не дожидаясь ответа от провалившегося в раздумье Артема, точно боясь, что тот изменит свое решение, быстро скользнул из комнаты.
- Желательно в рублевом эквиваленте, - бросил ему вдогонку Артем.
Через пару минут Грызликов вернулся в комнату с деньгами в руке. Подавая деньги Артему и льстиво улыбаясь, заискивающе сказал: - Ваш торт, синьор.
Не обращая внимания на его приторную улыбку и холуйский тон, Артем мельком пересчитал деньги, сунул их в карман, извлек из диктофона кассету, молча протянул ее Грызликову и так же молча достал из внутреннего кармана лист бумаги со схемами и каракулями недруга, передал ему. С искаженным отвращением вследствие его лести лицом вышел из квартиры.


Всю ночь Артема терзали кошмарные сны. То ему виделось, что, охваченный жутким страхом, выкладываясь полностью, он тщетно старается убежать от огромной черной собаки с крокодильей пастью и бивнями слона, бежавшей за ним по пятам и стремительно настигавшей его, точно стоящего на месте; то, испытываемый чрезвычайную несправедливость по отношению к себе, исполненный праведной ярости, он с остервенением дрался с каким-то ужасным злодеем, стараясь вырвать у того из рук огромный тесак. И он, вздрагивая, бесконечно просыпался. Сердце его в минуты пробуждения билось, как у пойманного охотником зайца. Вокруг, разумеется, не было ни собаки, ни злодея, только темнота давила на него со всех сторон; однако он решил не подвергать себя опасностям, хоть даже и во сне. Сев на постели , легонько похлопал свои щеки ладонями и встал. Взбудоражившие всю его нервную систему, беспокойные сновидения между тем поддали жару его намерению.
Сбившись с толку относительно графика работы Маршалова,он подумал, что очень скоро неприятель может или возвращаться домой с ночной смены или же поторопится из дома к первой. Быстро умывшись, стал одеваться.
Над городом свирепствовала злая вьюга, она вздымала кверху снежное покрывало и застилала им розово-матовое беззвездное небо, ветер свистел и выл голодною собакой. Мороз был настолько знатен, что когда Артем вышел на улицу, тут же на его глаза набежали слезы, а скатившись на щеки, сразу превратились в холодные хрустящие кристаллики.
Остановившись возле подъезда, в котором проживал Маршалов, он  с досадой обнаружил,  что старые деревянные двери на входе заменены на железные и на них установлен неприступный кодовый замок, что предвещало ему многочасовое прозяба -

-  304  -
ние на морозе без минутной возможности погреться. Тем не менее он нисколько не отчаялся, найдя свою цель выше удобств и комфорта. И стал неторопливо ходить около подъезда взад-вперед. Лютый ветер хлестко опоясывал его то спереди, то сзади, то с одного бока, то с другого.
Впрочем обстоятельства работали в это раннее утро на него. Когда он уже изрядно продрог и начал поцокивать зубами, кодовый замок на подъездной двери звонко щелкнул, и из подъезда неохотно выбрался наружу Маршалов. Вид у него был  бодрый и вместе с тем не очень довольный.  Норковая шапка была глубоко насажена на его голову и почти полностью скрывала уши; подбородок и шея утопали в длинном, достающем до колен пуховике, - если б он не обратился к Артему; возможно, остался бы тем неузнанным.
- Давно тут стоишь? – обыденным голосом сказал он, точно виделся с Артемом пять минут назад и знал, что тот ждет его возле подъезда.
- Не больше часа, - бодрым радушным голосом, точно простоять на лютом морозе битый час было ему не только в надобность, но даже и в  удовольствие, деликатно сказал Артем, цокнув неслышно зубами и приблизившись к нему.
- Давай зайдем в подъезд, - съежившись, предложил Маршалов, распахнул дверь.
- Давай, - с радостью согласился Артем.
Они зашли в подъезд и только там, сняв перчатки, заключили руки в рукопожатие.
- И не спится тебе в такую погоду, - сказал улыбаясь Маршалов, с ехидной усмешкой прибавил: - что, безденежье совсем доконало?
Эти его слова чуть было не вывели Артема из себя, им возобладало желание снять с Маршалова шапку и, вцепившись в его шевелюру, таскать его по всему подъезду снизу-вверх и обратно, охаживая его при этом пинками и затрещинами, в нем проснулись неистовый гнев и гордость, и тем не менее, он упорствовал в намерении сохранить сдержанность до конца, решив, что для уверенной победы следует склониться под ударом судьбы и, стерпев надменные насмешки, задобрить заклятого врага льстивыми речами и мнимым уважением его.
- Доконало – не то слово, - сказал добродушно-скромно, - я уже и есть само безденежье. И ни на кого, признаться, я так не надеюсь, как на тебя, потому что твое благородство, твой ум и твои недюжинные способности мне известны еще со школьной скамьи.
Маршалов с величаво-удовлетворенным лицом переступил с ноги на ногу.
- Но даже и не поэтому я явился сюда ранним утром, - продолжал Артем. -  Просто вчера вечером мне из Москвы звонил товарищ, - солгал он, - и спрашивал, насколько серьезно предложение относительно электродов – шеф ежедневно его спрашивает, не звонил ли я ему.
- А не получится так, что когда ты с одним из моих приятелей приедешь с электродами в Москву, к вам подъедут какие-нибудь урки с автоматами и заберут у вас весь товар? – с сомнением в голосе произнес Маршалов.
- Это исключено, - заверил его Артем. – Если мой армейский друг за это дело возьмется, то устроит все, как подобает – не может быть и сомнений в том, что вернемся мы с одним из твоих товарищей домой целыми, невредимыми и с деньгами.
- Вся проблема в том, что не знаю я твоего армейского друга – как я могу быть спокоен.
- За армейского своего друга я могу поручиться головою, - без раздумий решительно сказал Артем, - как за себя.
- А за тебя кто поручится? – весело сказал Маршалов, - в школе ты был нормальным парнем, а сейчас – кто тебя знает…

-  305  -
- Вот он я весь перед тобою, - с искренне-преданным видом Артем быстрым открытым взглядом лизнул себя от груди до ног, как бы показывая, что могло бы сослужить ему гарантом, - и, наверное, никто и никогда не станет за меня, голодранца, ручаться, - поэтому только тебе решать, доверять мне или нет.
С тем же величаво-удовлетворенным видом Маршалов вновь перевалился с ноги на ногу. Отметив про себя, что задача купить его своими речами дается без особых усилий, Артем решил сыпать щедрее, и прибег к воздействию на него доводами чести, воспоминанием школьных лет, своим почтением к Павлу и собственным давним расположением Павла к нему.
- Ладно, - околдованный его баснями, сказал важно Маршалов, - я сегодня поговорю с ребятами и решим, как быть дальше. Приходи сегодня сюда же к шести часам вечера – скажу результат.
Они попрощались до вечера, и Маршалов зашагал в сторону автобусной остановки.
Весь день Артем пребывал меж сомнением в успехе своей авантюры и мысленным предвосхищением ее результата.
Но когда отправился на встречу к Маршалову, подумал, что, возможно, напрасно распылял калории на ненужные домыслы, поскольку  враг на встречу может просто-напросто не прийти.
Однако, к его искреннему удивлению, когда он подошел к подъезду, в котором жил Маршалов, тот  стоял уже у подъезда и нетерпеливо посматривал на часы.
- Пошли в подъезд – холодно, - бросил ему, еще не очень близко подошедшему, Маршалов, и принялся тыкать пальцем в кнопки кодового замка.
Когда они зашли в подъезд, Павел снял перчатки, положил руки на батарею и, немного подержав их на ней, растер щеки, после чего, собираясь с мыслями, уставился на Артема.
- Вообщем  дела обстоят так, - сказал раздумывая, - ребята готовы к сделке, - но!.. – он значительно поднял указательный палец вверх, - но цены на электроды будут в два раза дороже прежней нами объявленной цены. Я, сам  понимаешь, ничего не могу поделать – не я один хозяин товара, - прибавил он бесцветно, гуляя витиеватым взглядом поверх Артема.
- Понимаю, - вдумчиво с оттенком досады сказал Артем. Он отметил мысленно маленький успех начала своего предприятия, хотя прыткий ход Маршалова и его сообщников расценивал не иначе, как очередным проявлением сверхнаглости и хамства с их стороны, - однако и спешить с ответом было бы, на его взгляд, слишком неразумно, ибо этим он мог насторожить врагов, вселить в них подозрительность.
- Я должен подумать, - сказал он, - в Москву позвонить: может, удастся и мне цены на твой товар поднять, чтоб не кататься туда порожняком - из-за трех рублей.
- Действуй, - равнодушно сказал Маршалов.
Действовать Артем и не собирался. Четкий план предстоящего акта возмездия, требующий только доработки некоторых незначительных деталей, давно был составлен в его голове, поэтому главной его трудностью являлось отступление от своих нравственных и духовных правил и блестящее исполнение взятой на себя отвратительной роли потенциального простака-подхалима , находящегося в безвыходном положении и потому готового к выполнению любого делового условия Маршалова  с тем, чтобы подобрать крошки его успеха для поддержания своих штанов.
Выдержав стратегическую паузу промежутком в два дня, в то же время, как и в первый после похорон отца свой визит к Маршалову, он отправился к нему опять.
Мороз заметно ослаб, а в некоторых местах снег стал подтаивать и чернеть. Благодаря оттепели прозябание на улице не показалось Артему слишком продолжительным.

-  306  -
Вскоре в проеме подъездной двери показался и Маршалов. Слегка поколебавшись, закрывать дверь или нет, он ознакомился с погодой и,  видимо заключив, что она благоприятствует ведению переговоров на улице, закрыл подъездную дверь. Молча пожал руку Артема и в ожидании молча уставился на него. Артем сообщил ему, что звонил в Москву, и что после некоторых колебаний в связи с повышением цен на электроды руководство тамошней строительной фирмы все же готово приобрести товар за наличный расчет.
- Оно даже готово послать к нам за электродами своего представителя с деньгами, - прибавил он.
- Да ну? – обрадовался Маршалов, но тут же переменился в лице, помрачнел и озадачился. – Все это, безусловно, хорошо, - сказал он, - но возникла одна неувязочка, - в прошлые наши встречи я забыл тебе о ней сказать: половину электродов мы уже продали одному приезжему подрядчику – осталось шестьсот килограммов.
- Ты уж пожалуйста такие вещи не забывай, - с ноткой любезной укоризны проговорил Артем, - дело ведь не шуточное. Ну, что ж, - сказал после минутного раздумья, - придется снова звонить в Москву и известить об этом своего товарища.
- Звони, - живо сказал Маршалов. – Если за шестьюстами килограммами они согласятся послать к нам своего представителя, - пусть посылают его сюда хоть завтра.
- Забавно, однако, получится, если их представитель сюда приедет, а ты в последний момент вспомнишь, что и остальные электроды кому-нибудь проданы, -  усомнился Артем.
- Никому эти шестьсот килограммов не проданы и не будут проданы до самого приезда этого представителя, если, конечно, его пошлют сюда, - заверил Маршалов. – За это я отвечаю лично.
Подумав, что в определенный момент взятую на себя данную ответственность он, вне всякого сомнения, стряхнет с себя, как гусь воду, Артем тем не менее с резким удовлетворением сказал: - Если ты гарантируешь лично – вопросов быть не может. Как созвонюсь с москвичами, сразу тебя найду.
- Хорошо, - кивнул Маршалов; подумал и серьезно добавил: - пусть укажут конкретное число, когда их представитель приедет сюда. Встретимся завтра на этом же месте в шесть часов вечера.
Артем с угождающим видом ему кивнул, и они попрощались.
Льстивые речи, изображение из себя мальчика на побегушках недалекого ума, холуйские маски – весь этот артистизм, все это искусное чрезмерно трепетное самоуничижение в корне претили внутреннему кодексу Артема, и он готов был развязать узел своей мести одним рывком, однако вынужден был скрепя сердце следовать на поводу у воли обстоятельств и терпеливо дожидаться наступления часа икс.
Как обычно, тщательно подготовившись к предстоящей встрече со своим врагом, он подумал, что, возможно, напрасно напрягал свои мозги, поскольку тщетно ожидать Маршалова и уходить домой ни с чем в свое время вошло у него в закономерность, поэтому теперь он нисколько не удивился бы, если б подобная ситуация повторилась вновь, - и все же он  очень беспокоился на этот счет .
Однако, приблизившись к условленному с Маршалловым месту встречи, увидел его и невольно заключил, что несносное отношение Павла к своим партнерам, вероятно, заговорила какая-нибудь бабка-чернокнижница, хотя , к сожалению, заговорила слишком уж поздно.
Напустив на себя возбужденный вид, Артем крепко сдавил руку Маршалова и возбужденно сообщил ему, что представитель московской строительной фирмы уже в


-  307  -
пути и уже утром следующего дня прибудет в Томилино; следуя своему плану, словно невзначай, проронил, что он  уже подыскал для этого представителя жилье. Его возбуждение сообщилось Маршалову, он весь засуетился, заходил и закрутился на месте, как встревоженный конь.
- Тогда не будем терять времени, - сказал быстро, чуть не задыхаясь, - я  сейчас поеду к мужикам… Хотя нет, можно и завтра на работе им сказать.  Подходи сюда завтра в это же время, - перестав, наконец, суетиться, но все еще с возбужденным видом сказал он, - скажешь, приехал из Москвы представитель или нет. А я, на всякий случай, приведу на встречу своих мужиков, чтоб сразу, если что, повернуть это дело: товар уже будет находиться здесь недалеко. Нет, надо все-таки предупредить мужиков сегодня, сейчас же, а то чего доброго запьют… - глядя пространным взглядом в даль, решил он; и обронив: «до завтра»,  полетел в сторону автобусной остановки.
Отметив в уме, что события разворачиваются в соответствии с  уготовленным сценарием, предусматривающим Маршалова исполнителем второй роли, роли ведомого на убойный пункт важного и самоуверенного барашка, не чувствовавшего, что соха уже заносится  над его головою и потому не тревожащегося, Артем приступил к следующей стадии обмана. Проводив взглядом подхваченного и стремительно уносимого волною возбуждения Маршалова, неторопливо пошел по микрорайону с целью присмотреть условное место остановки несуществующего представителя из Москвы. И пока шел, мысленно разыграл ход предстоящей операции возмездия, как по нотам. Маленькой соринкой в глазе являлись лишь сообщники Маршалова, которые могли заартачиться и без денег не подпустить его к электродам даже и близко, и это его беспокоило больше всего. Однако, мысленно становясь на место четверых самоуверенных неприятелей, глядя на себя через их призму и находя себя в своей роли сущим болваном, скромным, доверчивым и беззлобным, с их позиций он делал вывод, что от этого болвана, от этой пылинки не только можно ожидать какой-либо неприятности, но даже и бросать тень подозрения на это нелепо,  смешно и в некоторой степени постыдно; к тому же он делал ставку на свои артистизм и способность моментально позитивно реагировать на быстро меняющиеся обстоятельства, - и потому ясно видел уверенный лучик своего успеха.
Оказавшись в тихом дворе двух стоящих друг против друга на расстоянии тридцати метров девятиэтажных  домов, он нашел это место замечательным для проведения своей акции: двор был неплохо освещен бледно-синим фонарным светом, что  несомненно, укрепило бы уверенность в недругах; через него пролегала бетонная дорога, ведущая прямо к шоссе; подъездные двери обеих домов были открытыми настежь, сильно хлопали о  косяки. Войдя в крайний подъезд одного из домов и поднявшись на площадку, соединяющую лестничные марши первого и второго этажей, выглянул в окно и, удовлетворенный, вышел на улицу.
Теперь ему оставалось только отыскать подходящую кандидатуру на роль представителя московской фирмы. Образ такового ему виделся в серьезном и степенном человеке крепкого сложения, обладающего солидной внешностью. Неторопливо шагая по скользкому тротуару и осторожно перешагивая накатанные детворой узенькие ледовые дорожки, он перебирал в уме всех своих знакомых, блуждающих по путям порока и готовых, казалось, продать родную мать, если бы это могло повлиять на дальнейшее их преуспеяние в жизни. Сбросив со счетов весь этот сброд, он из жалости отдал свое предпочтение Морожкину Вячеславу, живущему с ним в соседнем подъезде, который совсем недавно освободился из мест лишения свободы. Незадолго до смерти своего отца он случайно встретился с ним возле их дома, и на его приглашение в гости ответил благодарным обещанием, но навестить Вячеслава ему так и не удалось, захлестнувшие его известные события каждый раз способствовали отсрочению визита.
Он прибавил шаг, и шел, думая о жизни Морожкина, не видавшего в своей жизни

-  308  -
ничего отрадного, не слышавшего ласкового слова, не евшего вдосталь черного хлеба, одетого в отрепья с чужого плеча и часто битого в детстве пьяной матерью. Было у Вячеслава два брата и сестра, рожденные все в разное время и от разных отцов, ни один из которых не ужился с их матерью. Потерявшая однажды всякую надежду в жизни, мать их начала страшно злоупотреблять горячительными напитками, и во время запоев жестоко тиранила своих детей, требуя от них немедленного поиска денег для своего похмелья; и если деньги ими найдены не были, она в мороз вышвыривала их босиком на балкон, крепко била скалкою или шваброй, таскала за волосы по полу и даже делала попытки задушить их. Поэтому росли они, в основном, на улице и воспитание получали соответственно уличное, являясь домой лишь тогда, когда их мать напивалась и засыпала. Старший брат Вячеслава, Петр, обокрал однажды чужую квартиру и при этом непростительно опростоволосился: соответствующие правомочные органы, ведущие дознание по его делу о краже, в его диване еще и обнаружили наган во время обыска, - и теперь в тайге на лесоповале он, видимо, раскаивался в своей беспечности. Младший брат Вячеслава, Пахом, одно время приноровился прямо из дверей своей квартиры приторговывать героином, и за это очень скоро угодил в лапы судейской коллегии, после многочисленных продолжительных заседаний которой загремел на пять лет в лагерь строго режима. Самая младшая и самая безгрешная из  всего семейства Морожкиных восьмилетняя Лизонька в настоящее время тяготилась своим проживанием в детском доме; Вячеслав аккуратно ее навещал, но оформлять над нею опекунство решительно не собирался, поскольку и сам жил  впроголодь. В натуру же самого Вячеслава, видимо, с самого его рождения были заложены склонность к воровству и задиристость: в детские годы он частенько крал у своих сверстников игрушки, а когда его в этом деянии разоблачали или он сам по неосторожности изобличался, то, отстаивая свою невиновность, нередко провоцировал драку или сам становился ее инициатором. И его неправильно начатая жизнь слагалась неправильно. В шестом классе, в один из дней, по окончании уроков он спрятался в школьном гардеробе и, дождавшись, когда школьники с учителями разойдутся по домам и школа закроется, выбил хлипкую дверь комсомольской комнаты и уже было очистил кассу с членскими взносами, но тут на пороге неожиданно вырос школьный ночной сторож: тогда Морожкина поставили на учет в детскую комнату милиции и, разумеется, на вид перед всей школой. В восьмом классе он сорвал с женщины норковую шапку, и тогда уже судебные заседатели взяли его в оборот и препроводили на два года в лагерь с суровым жизненным климатом и часовыми на вышках. Вернувшись из томительного заключения, Вячеслав стал более умудренным и скрытным, однако это ничуть не помешало работникам милиции взять его с поличным при взломе двери сельского продовольственного магазина, - и снова на его судьбу выпала дальняя дорога в казенный дом, ставшим ему родным на четыре года.
Поскольку два года назад, когда он еще отбывал свое наказание, мать его умерла от цирроза печени, из лагеря  Вячеслав в самом радужном настроении вернулся в родную просторную двухкомнатную квартиру. Жил он один, из дома выходил только по крайней нужде, спиртного не употреблял вовсе, и в гости к себе зазывал очень и очень немногих.
Заскочив в продовольственный магазин и купив в нем булочек, ватрушек, консервов и ветчинной колбасы, Артем продолжил свой путь.
Поднявшись на третий этаж, остановился возле квартиры Морожкина, и поскольку на предполагаемом месте звонка угрожающе торчали оголенные провода, постучал в выкрашенную в бледно-голубой цвет деревянную дверь, державшуюся в проеме только на честном слове: вся в мятинах, трещинах и черных отпечатках, оставленных обувью, она вся содрогалась от малейшего прикосновения. Через минуту Вячеслав распахнул ее.
- А мы-то думаем: что за персона мужского пола к нам пожалует! – я минут десять

-  309  -
назад нож уронил на пол, - весело, с гнусавостью сказал он: его гнусавость была обусловлена врожденными анатомическими нарушениями. – Проходи, братишка.
По сказанному им местоимению «мы» Артем понял, что Морожкин не один, тем не менее вошел в его жилище: в квартире стоял прогорклый застойный воздух, темно-синяя краска на стенах прихожей была растрескавшейся и облупившейся во многих местах, потолок давил копотью, но в помещении было чисто. Две пары ботинок, стоящие возле порога, еще раз подчеркивали, что  Морожкин не один. Попав в некоторое замешательство от этого обстоятельства, ибо разговор его не был предназначен для лишних ушей, и, давая знать об этом Морожкину, Артем значительно скользнул по стоящей в прихожей обуви взглядом, дружелюбно сказал: - Я к тебе только на минутку – узнать, будешь ли ты дома позже и можно ли будет к тебе прийти. А это тебе лиса передала, - прибавил  шутливым тоном, протягивая Вячеславу целлофановый пакет с только что купленными для него гостинцами.
- Спасибо, - обрадовался тот, приняв пакет и заглянув в него. Поразмыслив, полушепотом прибавил: - Что у тебя, серьезный разговор ко мне?
Артем утвердительно прикрыл веки своих глаз.
- Возможно, мне придется просить тебя о помощи, - сказал тихо. Морожкин храбро и без раздумий дал ему слово безоговорочно выполнить все, о чем он только его ни попросит.
- А может сейчас почирикаем? – предложил он и, опережая ответ Артема, прибавил: у меня как раз Денис Пуркин –  ты его знаешь…
- Услышав это имя, Артем сразу принялся снимать с себя верхнюю одежду и обувь: когда-то вместе с Денисом он занимался хоккеем в одной команде, и хотя Денис был запасным игроком, в команде к нему относились доброжелательно, без насмешек. На немногословного простодушного и всегда с серьезным видом, на него вполне можно было положиться, и Артем даже обрадовался мысли, что и его  неплохо было бы вовлечь в свою операцию. Довольно спокойный и уравновешенный, три года назад Денис вступился за девушку и, нанеся ее обидчику единственный удар, сделал ему сотрясение мозга, сломав  челюсть в двух местах, за что тотчас же попал в пристальное поле зрения судебных заседателей, и тяжелые тюремные ворота захлопнулись за ним. Свое  наказание он отбывал в одной колонии с Морожкиным; там, судя по всему, они держались вместе и, выбравшись на волю почти одновременно, продолжали поддерживать тесные взаимоотношения.
Когда Артем вошел в зал, Пуркин встал с хлипкого табурета, с радостным выражением лица шагнул ему навстречу; они горячо заключились в объятия. С радостью глядя на Дениса, крепкого и широкоплечего в отличие от Морожкина, худого и с юношескими чертами лица, Артем подумал, что на роль представителя московской фирмы пригодился бы именно Пуркин.
С полчаса они весело вспоминали детство, общих знакомых, сообщали друг другу свежие и не очень новости.
- Ну, что у тебя за проблемы? – обратился, наконец, к Артему Морожкин, поставив в кухне на плиту чайник, - за тебя мы порвем любого.
Морожкин перед Артемом открыто лебезил, и его лад коробил Артема, однако, поймав себя на мысли, что заискивание, вероятно, один из способов выжить за колючей проволокой, и делая скидку на то обстоятельство, что Морожкин еще не успел адаптироваться в условиях вольной жизни, он подавил в себе раздражение. Собираясь с мыслями, на мгновение задумался.
- Что за проблемы? – ненавязчиво обратился к нему теперь Пуркин, - на нас можешь рассчитывать целиком, чем сможем – поможем.


-  310  -
В ответ на их сердечное предложение услуг Артем рассказал им, что за намерение он имеет, вследствие чего это намерение в нем зародилось, и объяснил им, чего бы ему от них хотелось. Едва услышав, в чем заключается их задача, Морожкин и Пуркин сразу в один голос поручились за успех.
- Давно бы уж кинул их, ослов, - с ноткой недоумения сказал Артему Морожкин, - и был бы прав: во-первых, среди них есть бывший мент, а  мента кинуть не грех;  во-вторых, они бессчетное количество раз  прокалывали стрелки – то не являлись на них, то опаздывали на полчаса да на час…
- Да, прав был бы на все сто процентов, - убежденно подтвердил Пуркин. Как бы чего-то не договаривая, они оба резко замолчали; стало понятно, что их щекочет вопрос  о степени  выгоды от участия в обсуждаемом проекте,  но из своей скромности или приятельских соображений они не решаются его затронуть, поэтому Артем твердо сказал: - Если успешно провернем это дело, получите равные моей доли.
Пуркин с Морожкиным заметно оживились, хотя старались не демонстрировать своей радости.
- Дело-то успешно провернем – сто пудов, - озадачился Пуркин. – но для того, чтобы мы остались правыми в случае какой-нибудь разборки, нам не мешало бы сразу после дела уделить внимание  в чей-нибудь общак – отвезти кому-то из авторитетов часть денег или электродов. Кто в нашем городе собирает общак? – обратился к Морожкину.
- Да в нашем городе, как в хорошем колхозе, несколько человек его собирают, - усмехнулся тот, - и Рафинад, и Паленый, и Женя Кислый, и Конь, и Влас…
Зная, что после получения каких-либо барышей, извлеченных  из предприятий, выгодных и не очень, в преступном мире являлось одною незыблемою традицией часть своего куша вверять уголовному лидеру, отвечающему за общую казну – так называемый общак, все накопленное содержимое которого неформальный авторитет по своему усмотрению распределял на благотворительные нужды : в основном это были пожертвования в пользу заключенных, а также в детские дома и различные интернаты, - и уважая эту традицию, Артем сосредоточенно слушал их и молчал, но, услышав прозвище « Паленый», невольно вмешался в разговор.
- Парни, я не хочу навязывать вам свою волю, - сказал категорично, - но у меня есть все основания полагать, что Паленый – человек нехороший. – И  он рассказал, как однажды он вверил Паленому чуть ли не последние деньги с тем условием, что Паленый поедет вместе с ним бодаться с приверженцами Рафинада, но,  присвоив его деньги, Паленый проигнорировал это условие.
- Да о Паленом все говорят, что он крыса, - поддержал его Пуркин. – я не первый раз слышу о нем подобный отзыв. Ему везут деньги в общак, как человеку – чтоб он  отвез людям в зоны пожрать, попить, теплые вещи, сигареты, а он, шакал, на общие деньги только свою жизнь благоустраивает, ему абсолютно нет никакого дела до того, что люди в лагерях от голода да от чахотки дохнут, как мухи.
- Женя Кислый в зоне активистом был: столовой заведовал, - гнусаво, с задумчивостью вставил Морожкин, - в его общак уделять внимание нам тоже нет резона – на серьезной стреле оппозиция с ним даже и разговаривать не станет.
И они пустились в оживленные дебаты, выявляя достойного, на их взгляд, уголовного лидера. Но так и не пришли к единодушному решению:  тот, с их слов, был своекорыстным, этот еще меркантильнее, тот  тайно сотрудничал с милицией, этот – чуть ли не в открытую, а тот и вовсе был бывшим милиционером, выгнанным в свое время из правоохранительных органов взашей.
Наконец они смолкли и призадумались.
- Так на ком остановимся? – потревожил их Артем, - или не на ком?

-  311  -
- Трудно сказать, - гнусаво сказал Морожкин, удрученно покачав головою, -  прийти к решению практически невозможно. У нас в регионе все зоны красные, стукач на стукаче сидит… Бывало, в лагере выпьем водки – все свои,  казалось бы, проверенные,  кореша, - а через полчаса лагерная администрация уже знает об этом – карцер обеспечен, как с куста… а кто сдал – вопрос… И эти липовые авторитеты… тьфу! – Некоторых наших местных авторитетов зэки в зоне даже в свою семью не принимают… а тут, на воле, они пуха на себя накидают – важные…
- Все решают деньги, - с мрачной кривою улыбкой добавил Пуркин. – Были б у меня деньги, я бы хоть завтра стал вором в законе, а лучше – депутатом государственной думы, ха-ха-ха… Вот и наши местные авторитеты держатся на плаву за счет связей: у Паленого дядя в правительстве области штаны протирает, у Рафинада тесть – двоюродный брат второго заместителя министра регионального министерства юстиции, у Коня половина нашей местной милиции родственников…
Пуркин с Морожкиным снова потупили свои задумчивые взоры. Но  вдруг Пуркин ударил себя в лоб рукой, как обыкновенно делают, когда является неожиданная верная мысль, вонзил радостно-возбужденный взгляд в Артема.
- А что мы голову ломаем – у московской строительной фирмы, в которой работает твой армейский корешок, наверняка есть серьезная крыша, - вот и попроси своего кореша, чтоб он свел тебя с ней. А то сидим, голову ломаем…
- Я об этом как-то не думал, - растерялся Артем. – А ведь хорошая мысль!..
Морожкин радостно взвизгнул, вскочил со стула и, восторженно потрепав Пуркина по плечу, подлетел к ветхой с многочисленными зияющими на свету маленькими дырочками шторе, быстро и неумело нанес по ней серию боковых ударов и апперкотов. Хотя он преподносил себя приятелям невиданным храбрецом и преданным проводником идеи, Артем почему-то не верил в его бойцовский пыл: весь вид Морожкина, чрезмерное подчеркнутое употребление им в своей речи жаргона, дешевые рисовки, его присущая плутам манера не смотреть прямо и открыто собеседнику в глаза невольно наводили на сомнение в том, за кого он себя выдает. Впрочем функция Морожкина, как и Пуркина, ограничивалась весьма незначительным  участием в предстоящем деле; да и  проверять Морожкина на надежность времени не оставалось, и Артем решил, что время все  откроет и обозначит, а пока, раз уж ввязал его в свою путу, нужно оставить все сомнения, его касающиеся, и дерзать общую задачу, что было гораздо целесообразнее : замахнулся – бей.
Условившись с парнями о встрече на следующий день у Морожкина, Артем попрощался с ними, шагнул в прихожую.
- А чай? – бросил ему Морожкин.
- Спасибо, не хочу, - ответил Артем, - я и так только тем и занимаюсь целыми днями, что чаи распиваю.
Быстро одевшись, он на мгновение задержал взгляд на висящей на вешалке верхней одежде, кликнул Пуркина. Когда Денис к нему вышел, попросил его на минуту облачиться в свою одежду. Денис выполнил его просьбу: высокая темная норковая шапка и недорогая длинная коричневая дубленка на искусственном меху придавали его не по годам зрелой физиономии тонкий налет значительности; сомнений быть не могло, что с расстояния даже десятка шагов да еще в темное время суток он вполне сойдет за довольного своею жизнью предприимчивого господина, приехавшего по делам фирмы в провинцию из столицы.
- Неплохо, - говорил Артем, рассматривая его, - очень даже неплохо!.. Повернись-ка теперь боком. Теперь другим. Спиною ко мне. А теперь рожу сделай кирпичом., - прибавил  с тем же серьезно-оценивающим видом , и все загоготали во все горло.


-  312  -
Погода выдалась на чудо превосходной. Было безветренно, тепло, шел небольшой снег. Детвора всюду лепила снеговиков, строила снежные крепости, с азартом забавлялась снежками и щелкала клюшками на катках, разрезая коньками лед. В такую погоду всякой поэтической натуре хочется, наверное, мечтать, творить, патетически проповедовать добро и прощать врагов.
На своих врагов Артем уже не был зол, и теперь шел к ним на встречу лишь под остатком тупого впечатления былой безмерной злости на них вследствие причиненных ими обид.
Маршалов со своими тремя сообщниками топтались уже на  условленном месте встречи, вертели головами по сторонам в ожидании его, то один, то другой периодически смотрели на свои часы. Когда он к ним подошел, они все с облегчением вздохнули, то есть самих вздохов не последовало – об этом говорили их глаза и выражения лиц, - и Артем сразу почувствовал, что теперь они в какой-то мере зависимы от него, и это прибавило ему уверенности.
- Приехал человек из Москвы? – нетерпеливо спросил его Маршалов.
- Приехал, - дружественно и весь светясь только внешне, сказал Артем,  здороваясь с каждым из них поочередно за руку. – А вы-то готовы?
- Мы всегда готовы, хе-хе, - проскрипел Никита Петрович, на удивление, услышав его с первого раза.
- Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, - шутливым тоном сказал Артем.
- Пошли, - с серьезным видом сказал ему Маршалов, и открыл подъездную дверь; все вместе вереницей пошли вслед за ним.
Пачки с электродами были аккуратно уложены в ровные высокие стопки и занимали чуть ли не половину спальной комнаты квартиры Маршалова; собственно квартира эта принадлежала и не Маршалову, а его теще, а сам он, видимо, из соображений экономии не находил нужным снимать жилье, и только проживал со своею женой в примаках у тещи.  Домашние Маршалова, остроносая худенькая теща и такая же худенькая пучеглазая его жена находились на кухне, о чем-то непрерывно с ожесточением шептались, на мгновение заскакивали в спальню посмотреть на происходящее и тут же уносились восвояси, вновь начинали шипеть друг на друга. Сам же Маршалов и его товарищи заметно нервничали, что проявлялось в их неугомонном хождении по комнате взад-вперед, поминутной стрельбе глазами на стенные часы, поторапливании Артема в выполнении его посреднической функции. Артем тем временем с сосредоточенным видом считал пачки с электродами и заносил на клочок бумаги количество товара той или иной марки, испытывая при этом внутреннее удовлетворение от мысли, что враги одной ногою уже ступили в расставленный им капкан, который вскоре, после малейшего их неосторожного движения захлопнется: держать в своей квартире ворованную вещь даже несколько часов или секунд, безусловно, согласится не каждый, а теща Маршалова относилась именно к той категории людей, и это было очевидно, которые не из соображений чести, но в силу своего страха предпочитают с законом жить ладно и боятся столкновений с ним точно так же, как  бес боится ладана;  вывозить товар из квартиры на прежнее место хранения  тоже было бы слишком опасно – руководство органов правопорядка то и дело забавлялось неожиданной отдачей приказов о проведении на дорогах города учебно-профилактических операций различной тематики. И он мысленно с коварством потирал руки.
- Записал? – бросился к нему Маршалов, когда он поднялся с корточек во весь рост. – Ну все, неси деньги и забирай товар.
- Только быстрее, - прибавил Геннадий Борисович, - а то у нас времени в обрез.
- Чего? – метнулся к нему Никита Петрович.

-  313  -
- Времени, говорю, в обрез, - возвысил голос Геннадий Борисович, - пусть  поспешит.
- Да, да, конечно, - одобрил Никита Петрович, - время – деньги, хе-хе…
- Боюсь, что деньги без товара человек мне не доверит, - с растерянным  видом скромно сказал Артем, - хотя, впрочем, попытка – не пытка. И все же, было бы лучше, если бы мы привезли ему товар и тут же получили за него деньги – так, я думаю, было бы правильнее.
- Да ты за того человека не решай, - дружелюбно сказал ему Валерий Глебович, - сначала сходи к нему и поговори, а там видно будет.
- Желание клиента – закон, - безразличным голосом сказал Артем и шагнул к выходу из квартиры, возле двери обернулся: - Ждите меня – я скоро.
Сознавая, что враги начали бесноваться в агонии предчувствия приближающейся потери, но уже не смогут высвободиться из его уловки как бы им того не хотелось, он несся к Морожкину чуть ли не бегом, и  молил лишь об одном: чтобы Морожкин с Пуркиным не передумали участвовать в его комбинации.
Его опасения оказались напрасными. Едва он вихрем влетел в подъезд и, не чувствуя под собою ступней, точно на дирижабле, форсировал лестничные марши двух этажей, Морожкин распахнул дверь, словно в нетерпеливом ожидании его дежурил возле нее.
- Ну что, все ровно? – обратился к Артему Пуркин, который был тут же, в прихожей.
- Быстрее одевайтесь, - не отвечая на его вопрос, сказал тот возбужденно и задыхаясь, - по ходу пьесы все объясню.
Морожкин и Пуркин принялись торопливо одеваться.
Когда они зашли в подъезд, в котором якобы временно проживал вымышленный представитель московской фирмы, и остановились на плохо освещенной площадке между вторым и третьим этажами, Артем сказал Морожкину и Пуркину, чтобы они ждали его возвращения не сходя  с места, и умчался.
К своим врагам он летел сломя голову, чувствуя, что времени после расставания с ними прошло уже не мало и сознавая, что некоторое время ему еще понадобится для того, чтобы хорошенько восстановить дыхание и придать своему облику оттенок меланхолии и разочарованности прежде, чем явиться к ним.
Судя по возбужденным видам и ярко выраженной нервозности, враги ожидали его возвращения не без надежды на приятное получение денег и еще более приятное избавление от краденой обузы. Едва Маршалов впустил его в квартиру, Никита Петрович, Валерий Глебович и Геннадий Борисович бросились к нему.
- Ну что? – буравя его взглядами, спросили все в один голос.
- Не дает деньги, - с сумрачным видом сказал Артем, - говорит: везите товар – получите деньги. Я же говорил…
- Ладно, - решительно сказал ему Маршалов, - иди за машиной – будем грузить в нее товар.
Его сообщники одобрительно загалдели. Артем без лишних слов метнулся к двери и выскочил в подъезд, полетел вниз по ступеням, содрогаемым точно конским топотом.
- Только быстрее, - крикнул ему вслед Маршалов.
- Одна нога там, другая – здесь, - отозвался Артем.
Выскочив на улицу, он свернул за угол, к парикмахерской, возле которой, наверное, сотню раз простаивал в тщетных ожиданиях Маршалова и его приятелей и, почувствовав свежесть прошедшей было ненависти к ним , достал из кармана пальто вчетверо сложенную местную газету, купленную накануне встречи с неприятелями, раскрыл ее , отыскал глазами рубрику «Услуги» и включил свой телефон .

-  314  -
Не прошло и двадцати минут, к парикмахерской подъехала «Газель» с кузовом, оборудованным брезентовым тентом.
- В Москву товар  хотите везти вы ? – высунув голову из кабины,  обратился к одиноко стоящему Артему водитель, парень лет двадцати двух.
- Я, - кивнул Артем. Быстро взобравшись в кабину, он объяснил водителю, куда ехать, и тот включил передачу.
Остановившись  возле подъезда, в котором жил Маршалов, водитель поинтересовался: - Долго будете грузить товар? – а то у меня машина плохо заводится – я ее не глушу.
- Не переживай, дружище, весь твой сожженный бензин оплатим, - заверил его Артем и,  выскочив из машины, скрылся за подъездною дверью. Птицей поднимаясь к своим врагам, он отметил в мыслях,  что и то обстоятельство, что вызванная по телефону машина постоянно находится в рабочем режиме, тоже, как будто, ему на руку.
Глаза обычно страшатся,  но руки делают. Несметная гора пачек с электродами быстро убывала: укладывая на руки по десять-пятнадцать пачек, мужчины дружно выносили их из квартиры и устремлялись вниз к машине; освободившись от ноши, сразу поднимались за очередной партией, - и уже через полчаса погрузочные работы были закончены.
- Артем, ты садись в кабину – будешь дорогу показывать, - сказал Маршалов, - ну и ты, Петрович с ним езжай, - обратился он к Никите Петровичу, - а мы уж как-нибудь в кузове доедем – тут не далеко.
Все быстро погрузились в машину, и  водитель осторожно повел ее по твердой волнистой в выбоинах дороге.
Через десять минут «Газель» остановилась возле подъезда, в котором ожидали возвращения Артема Морожкин и Пуркин, и все находящиеся в машине, кроме водителя, высыпали из нее на улицу.
- Ребята, теперь я хочу вас попросить об одном маленьком одолжении, - обратился к своим врагам Артем. – Поскольку я – всего-навсего посредник, и не хотел бы терять свое ремесло, то должен принять все меры к тому, чтоб вы не вошли в контакт с человеком из Москвы: если вас не затруднит, отойдите пожалуйста вон к тому подъезду, - он указал на крайний подъезд дома, стоящего напротив, - и постойте там, пока  покупатель будет знакомиться с товаром и считать пачки; как закончит свое дело и расплатится за товар со мною, я  вам передам ваши деньги. Так мне будет спокойнее, -  прибавил скромно, и прибег к доводам, которые, без сомнения, могли бы повлиять на самые недоверчивые и самые черствые сердца.
- Глупости какие-то, - недовольно буркнул Маршалов, и с уверенностью ничего не подозревающего человека направился к тому месту, удалиться на которое просил Артем; его сообщники, ничего не понимая, последовали за ним.
Оказавшись на расстоянии чуть более двадцати метров от машины, они все напряглись, вперили в Артема сосредоточенно-тревожные взгляды и, готовые, казалось, разом рвануть к кузову автомобиля с места в случае любого резкого движения посредника, сопровождали его этими настороженно-зоркими взглядами до тех пор, пока он спокойною походкой миролюбивого человека не зашел в подъезд.
Пулей влетев на площадку, где в молчаливом ожидании его ходили взад-вперед, курили и покашливали Морожкин с Пуркиным, Артем упер свой решительный взгляд в Пуркина, значительным полушепотом, говорящим, что лишние вопросы крайне нежелательны, поскольку отнимут драгоценное время и тем самым предоставят врагам возможность  осмыслить происходящее глубже, произнес: - Сейчас выйдешь из подъезда вместе со мною. Возле заднего борта машины включишь фонарик, чтоб эти  ослы увидели… фонарик не забыл? отлично!.. – и сразу ныряй в кузов: внутри медленно

-  315  -
води лучом фонаря по пачкам. Что делать дальше я тебе позже скажу. А ты, - он перевел взгляд на  Морожкина, - стой здесь и все время неотрывно смотри в окно: как увидишь, что машина дернулась с места и остановилась, после чего Денис спрыгнул с кузова на землю, - мчись к нему и страхуй его. Вероятности того, что эти мужики набросятся с кулаками на Дениса практически не существует, однако кто его знает… Вместе подойдете к мужикам, - обратился он теперь к обоим своим соучастникам, - скажете, что я через пару минут явлюсь, и ждите меня вместе с ними. Все остальное – не ваши трудности. Все ясно? Пошли, - сказал он Пуркину, и они с ним стали спускаться вниз. Перед тем, как выйти из подъезда, Артем остановил Пуркина и закончил инструктаж: - К машине иди неторопливо, степенно, можешь даже живот выставить вперед, будто у тебя жирное пузо – лишним не будет. – Скользнув взглядом по его испещренным татуировками рукам, прибавил: -И руки сунь в карманы – людей всполошат твои шедевры.
Выйдя из подъезда, Пуркин неторопливо, вразвалку подошел к заднему борту машины и, включив фонарик, взобрался в кузов под тент. Артем тем же спокойным шагом направился к неприятелям, решив тем самым поубавить в них напряжение, поослабить бдительность. Выкурив в их обществе сигарету за беззапальчивыми прениями о том, какая из футбольных команд страны в новом сезоне пополнит высшую лигу, беспечно сказал: - Пойду спрошу, скоро ли закончит подсчет, - и так же спокойно как и подошел к врагам, побрел к машине.
Приподняв край тента у «Газели», спокойным голосом сказал Пуркину: - Сейчас машина резко сорвется с места и метров через десять остановится: как остановится - выпрыгивай из кузова.
- Угу, - отозвался тот. Закурив новую сигарету и заложив руки за спину, Артем стал медленно ходить вокруг машины с потупленным взором и беззаботно поддевать ногою попадающиеся на пути небольшие ледышки, точно скрашивая безделье мучительного ожидания. Сделав несколько кругов вокруг машины и чувствуя на себе пристальные настороженные взгляды врагов, исполненных готовности бросится к «Газели», он непринужденно, не делая резких движений открыл дверь с пассажирской стороны и, уголками глаз наблюдая за ними, прислонился плечом к кабине, скрестил ноги, демонстрируя веселую беззаботную болтовню с водителем: враги не сводили с него глаз, их шеи тревожно вытянулись, а тела напряглись до предела, вероятно, до хруста костей – очевидно, они готовились к старту; однако не шелохнулись
- Как брошу сигарету, - приниженным твердым голосом сказал он водителю, с решительностью глядя на него, - сразу включай скорость и рви с места; метров через десять резко остановись и снова резко дави на газ и уже не останавливайся, а выезжай на шоссе. Мы кидаем этих тварей, - поразмыслив, признался он, видя, что водитель и сам заподозрил что-то нечистое, - они того заслуживают, кровопийцы.
- Да я уже понял, - робко промолвил паренек.
- Но ты не переживай, - успокоил его Артем, - тебя последствия этого дела не коснутся никак: ты – лицо подневольное, тебя наняли, а раз платят деньги, значит ты должен и исполнять все просьбы нанимателя – не так ли?
- Ну, вообщем – так, - подумав, согласился водитель. – Кто платит – тот и заказывает музыку.
- А плачу тебе в данный момент я, - спокойно подытожил Артем. Чувствуя, как часто забилось сердце, он сделал несколько быстрых глубоких затяжек подряд, швырнул сигарету в снег, запрыгнул в уже дернувшуюся «Газель», и зеркало заднего обзора всецело захватило его напряженное внимание: провожая машину ошарашенными взглядами, враги его застыли на месте, как обледенелые, и имели такие растерянно-жалкие виды, будто диарея одновременно застигла их всех врасплох в самом неподхо -

-  316  -
дящем месте и в самый неподходящий час. Через десяток метров машина резко остановилась,  и позади нее тотчас же раздался глухой тяжелый хлопок.
- А теперь гони, дружище, выжимай из своей машины все, что в ней есть! – нервически-задорно крикнул Артем, в зеркало заднего вида провожая удаляющуюся в сторону жертв фигуру Пуркина. Водитель резко надавил на газ, моментально вывел машину на шоссе и живо и умело, точно уходить от вероятного преследования было для него делом  привычным, стал опережать транспортные средства, ловко лавируя между ними, то притормаживая, то вновь быстро набирая скорость. Убедившись, что погони за ними нет, Артем попросил его сбавить скорость и заехать в находящийся с правой  стороны от дороги совершенно темный огромный двор из нескольких многоэтажных домов, вблизи подъездов которых наблюдалось не мало припаркованных обындевелых автомобилей, в том числе и грузовых.
Окинув двор беглым изучающим взглядом и заключив, что лучше убежища невозможно и придумать, он выбрался из кабины на улицу. Включив зажигалку, всмотрелся в передний номерной знак, после чего заглянул в кабину и, строго взглянув на перепуганного водителя, серьезно сказал:
- Не вздумай шутки со мною шутить, дружище… Если милицию вдруг нечистая принесет и она начнет шарить в кузове твоей машины, справляться о его содержимом, - скажи:  хозяин товара сейчас придет. - Поразмыслив, не упустил ли из виду еще какой мелочи, пообещал скоро вернуться и захлопнул дверь.
Когда он вошел во двор, в котором менее десяти минут назад оставил Морожкина и Пуркина наедине со своими врагами, пред ним  развернулась преспокойная картина: Маршалов и его товарищи стояли в образованном ими маленьком круге, что-то тихо обсуждали; метрах в пяти от них Морожкин с Пуркиным курили и весело беседовали между собою, изредка негромко хихикая, - эта сцена выглядела настолько будничной и мирной, что незнающему человеку никогда бы, наверное, и в голову не пришло, что эти две группы людей до скрежета зубов настроены друг против друга и через несколько минут, возможно,  вступят в жесткую словесную перепалку, а может быть и завяжут кровавую бойню. Не медля ни секунды, он решительно направился к ним и, не подходя к своим сторонникам, остановился в двух шагах от врагов; Морожкин и Пуркин тотчас же заняли позиции по правую и левую руки от него. Приятели Маршалова заметно струхнули, сам же  Маршалов смотрел на противников надменно, с откровенной враждебностью, хотя и тоже предпочел попридержать свой гнев на привязи, он молчал.
- Уважаемые, есть у вас ко мне вопросы? – с расстановкой и нотой вызова твердо сказал Артем, - или вам и так понятно, что произошло?
Недруги молчали, смотрели на него с затаенной ненавистью и обидой.
- Я вас кинул, - без малейших угрызений совести пояснил им Артем. – Думаю, вам незачем напоминать, сколько раз вы назначали мне встречи и не являлись на них или, в лучшем случае, опаздывали на них то на сорок минут, то на час; сколько раз я говорил вам, что не хочу больше иметь с вами дела, но вы меня находили, настойчиво обнадеживали и вновь начинали травить мне душу, назначая встречи и не являясь на них. Терпение мое однажды лопнуло - вините в этом только самих себя. – Он хотел было развернуться и пойти прочь, оставив врагов в мрачных раздумьях у разбитого  корыта, но в это время неожиданно и совсем некстати заговорил Морожкин. Оперируя отборным жаргоном, плавно жестикулируя руками и двигая шеей в такт этой жестикуляции и в тон своей речи, Морожкин начал гнусаво и растягивая слова объяснять неприятелям, что бывает  в тюрьме  с теми, кто не держит своего слова . Безусловно, Морожкин видал жизнь не в лучшем ее цвете, однако в данный момент он явно перегибал палку.
- Вот так-то, мужички, - заключил Морожкин, криво и нагло усмехаясь. – Еще вопросы есть?

-  317  -
- Только один, - с достоинством сказал Маршалов. – Когда мы сможем снова с вами встретиться?
- Жаловаться что ль кому-то собрался? – насмешливо произнес Морожкин, презрительно улыбаясь.
- Да, хочу к людям обратиться, - с тем же достоинством ответил Маршалов.
- Кто ж за тебя впрягаться-то станет, - еще насмешливее, с презрительным задором бросил ему Морожкин, - ты ж бывший мент, урядник, мусор…
- Кто-нибудь да впряжется, - невнятно промолвил тот.
- А, ну раз такое дело, - засмеялся злым и холодным смехом Морожкин, - тогда мы к вашим услугам хоть завтра.
- Завтра никак не получится, - скользнув недобрым взглядом по Морожкину и уперев его в Маршалова, вмешался Артем. – Минимум через неделю.
- Хорошо, - многоцветно сказал Маршалов, - значит через неделю встретимся на этом же месте в это же время – так вас устраивает?
- Вполне, - гнусаво вставил Морожкин, надменно ухмыляясь.
- До встречи, - с ироничной дружелюбностью проговорил Маршалов, и в окружении своих раздавленных товарищей поплелся прочь.
Оставшись наедине со своими сообщниками, Артем намеревался было с  пылом атаковать Морожкина за его предвзятое отношение к врагам и  нескромное поведение во время переговоров с ними, но, поймав себя на мысли, что неправильно воспитанного, перевоспитывать его будет чрезвычайно тяжело и долго, сознавая , к тому же, что недалекого ума своенравный, амбициозный Морожкин из гордости не пожелает ни поддаваться его влиянию, ни принимать к сведению его замечаний, оставил эту затею.
Когда они подошли к «Газели», и водитель сказал, что за прошедшие полчаса его никто не тревожил, Артем попросил его подождать еще пару минут и, захлопнув дверь, обратился к Морожкину и Пуркину: - Вместе – значит до конца  вместе: кто едет со мной в Москву?. – Ехать вместе с ними в столицу было для него немыслимо, поскольку он понимал, что эти двое с дикими замашками отпетых хулиганов одним своим появлением могут дискредитировать его в глазах армейского товарища, однако врожденное чувство справедливости и закоренелое принятие мер по предупреждению зарождения в партнерах сомнений в бескорыстности его намерений относительно продажи товара и разделения средств за него заставили его отбросить со счетов заботу о своей собственной репутации. На его счастье, ни тот, ни другой не изъявили желания прокатиться с ним за тысячу триста километров в одну сторону и тысячу триста – в обратную.
- Два паса, - закрутил головою Морожкин, - мне нужно паспорт получать – уже месяц как на воле, а все со справкой об освобождении гуляю.
- Я тоже не поеду, - сказал Пуркин, - дел по горло. Езжай один – мы тебе доверяем.
- Да, мы тебе доверяем, - добавил от себя Морожкин. – Если удастся выйти на кого-нибудь из тамошних авторитетов, - не забудь уделить  внимание в общак.
Растроганный их простодушным доверием, Артем крепко обнял их поочередно.
- Не будем прощаться, - сказал им с теплотою в голосе и признательностью во взгляде, и запрыгнул в кабину; «Газель» тут же тронулась.


*   *   *


Во время пути до Москвы все сознание Артема было направлено на осмысливание моральной правомочности своего акта возмездия по отношению к Маршалову и его

-  318  -
коллегам, и эта направленность нисколько не ослабевала ни днем, ни ночью. Сидя на пассажирском месте, он вовсе не замечал стелившуюся за окном чудесную белоснежную панораму, на ум совсем не шли тихо льющиеся из магнитолы мелодии; когда менял за рулем уставшего паренька, то и тогда вел машину почти бессознательно, машинально, хотя и зорко всматривался в серую с белыми плешинами трассу, убегающую в манящую даль горизонта, - все его существо было сковано цепями противоречий. При воспоминании же о предстоящей через неделю встрече с Маршаловым и его покровителем, судя по всему могущественным , его  мысли начинали метаться в холодных и темных лабиринтах беспокойства. И только уверенность в правоте своего поступка и надежда на скорую встречу с армейским другом  на время выводили его из этого весьма неприятного чувства.
Когда они, в полдень, въехали в окрестности столицы, Артем набрал номер сотового телефона бывшего сослуживца и, моментально дозвонившись до него, сказал ему, что приехал с электродами и ждет его дальнейших рекомендаций. Александр очень обрадовался его приезду, хотя несколько и растерялся в неожиданности этого события.
- Ты откуда звонишь? – возбужденно спросил он. Артем назвал свое местонахождение.
- Жди меня там, - сказал Александр, и выключил свой телефон.
Через час с небольшим в зеркало заднего обзора Артем увидел остановившийся позади «Газели» знакомый джип, и вышел из машины. Задняя дверь «Тойоты» распахнулась, и из нее тотчас вышел Александр; возбужденный и тонко улыбающийся, шагнул ему навстречу. Они крепко обнялись – так, словно встретились через много лет и после пережития каких-то ужасных событий.
- Ты никак похудел? – шире улыбнулся Александр, отстранив от товарища корпус и все еще не выпуская из рук его плечи, разглядывая его, - видимо, в дороге устал.
- По-настоящему я уставал в преддверии этого пути, - устало улыбаясь, многозначительно сказал Артем, - эта же, дорожная, усталость в сравнении с тою – блаженство. А… - он отчаянно махнул рукою, - потом расскажу.
- Потом расскажешь, - почувствовав, что на душе у него творится что-то неладное, с явной озабоченностью этим и теплотою в голосе сказал Александр, переменившись сразу в лице. Немного помолчав,  спросил: - Электроды сегодня будешь продавать? Тогда езжай за нами.
Они сели в машины, и джип вырвался вперед.
Когда трое крепких грузчиков в одинаковых рабочих костюмах освободили «Газель» от электродов, и бухгалтер строительной корпорации рассчитался с Артемом новенькими хрустящими купюрами, при выходе из огромного трехэтажного прекрасно отделанного офиса на улицу Александр положил руку на его плечо.
- Мне до завтрашнего полудня нужно срочно отлучиться по делам – шеф попросил, - с сожалением сказал он, - так что, оставляю тебя на попечение своей жены. А завтра обо всем поговорим, все обсудим и гульнем – договорились?
Артем начал было возражать, отказываться от чьего бы то ни было попечительства и прочих добросердечных услуг, но Александр не хотел его и слушать, он вскинул телефон к уху, через мгновение сказал в трубку: - Катенька, это я. К нам  с тобою в гости приехал мой армейский корешок со своим приятелем – встречай. – Видимо, выслушав супругу, через полминуты продолжил: - Меня не будет до завтрашнего полудня. Спасибо, ангелочек. Целую. Жди их. – И выключил трубку. – Жена вас ждет, - сказал Артему и, видимо, вновь обратившись к своим мыслям о жене, мечтательно улыбнулся: - Очень беспокоилась по поводу небольшого беспорядка в доме. Одним словом, располагайтесь и чувствуйте себя у нас, как дома.

-  319  -
Артем начал было снова его убеждать, что с деньгами легко найдет пристанище для ночлега, не создавая дополнительных хлопот его супруге, но тот был непреклонен.
- Все, все, все, - категорично отрезал Александр, - все протесты отклоняются. Машину поставите на  стоянку, расположенную в трех минутах ходьбы от нашего дома, и – отдых. Ванну и ужин жена организует. – Неожиданно зазвонил его телефон.. – Да. Все, уже лечу, - ответил он в трубку. Выключив ее, спешно извлек из внутреннего кармана пиджака свою визитную карточку и шариковую ручку, на обратной стороне карточки торопливо написал свой домашний адрес, протянул ее Артему: - Это находится почти в самом центре, возле Садового кольца и станции метро Таганской – здесь недалеко. – Быстро объяснив, как доехать до его  места жительства, он хлопнул Артема по плечу и нырнул в салон джипа.
Впрочем распинался он напрасно. Нежелание даже в малой степени стеснять кого-либо своим присутствием побудило Артема действовать по ранее намеченной им программе. После того, как джип скрылся из вида,  он рассчитался с владельцем «Газели» за его услугу, и посоветовал ему отправляться в обратный путь с восстановленными силами. Илья охотно разделил его мнение.
Они отыскали относительно недорогую гостиницу и, оплатив суточное проживание в двухместном номере, поставили машину на платную охраняемую стоянку. Купив в магазине все необходимые продукты питания, вернулись в гостиницу. Однако сил на прием пищи у них уже не осталось. Едва Илья принял душ и прилег на кровать распрямить спину, тотчас же сладко засопел.
Артем же заставил себя позвонить по телефону домой Александру. Он слегка заплетающимся от усталости языком извинился перед его супругой за причиненное  беспокойство в связи с известием мужа о приезде гостя, солгал ей, что поскольку сбился с ног в поисках их адреса , то уже устроился в гостинице, и так же, как и Илья, рухнул на кровать и больше уже не поднялся с нее до самого полудня следующего дня.
Проснулись они в полдень от негромкого стука в дверь. Надев брюки, Артем открыл ее и приятно остолбенел: за порогом стоял Александр.
- Как ты нашел нас? – изумленно промолвил он, отступив на шаг и впуская товарища в номер.
- Методом дедукции, - лукаво улыбнулся Александр, здороваясь с ним за руку. Он прошел в комнату, поздоровался за руку с Ильей и, окинув быстрым равнодушно-оценивающим взглядом небольшую со светлыми обоями и старенькой мебелью комнату, неодобрительно покрутил головой, воззрился на Артема, с обидой в голосе сказал: - Ну, учудил!.. Неужели у нас вам  было бы хуже: со всеми удобствами, с роскошной постелью, прекрасным столом, огромным кинотеатром, музыкой,  компьютером…
- С детства, уж извини, заведено во мне правило никого и не при каких обстоятельствах не стеснять, - просто сказал Артем, - и теперь, видимо, уже не получится у меня  изменить этому предписанию.
Александр снова неодобрительно крутнул головою, но в силу своей  конгениальности с Артемом ничего не сказал, сел в кресло.
- Так как же ты нас нашел? – не отставал от него Артем.
-Все очень просто: ты сообщил моей жене , что остановился в гостинице , а один хороший человек уточнил - в какой, - прикрыв рот ладонью и зевнув, так же просто сказал тот. Немного помолчав, спросил: - Вы обедали?
Артем ему сказал , что они с Ильей только что проснулись.
- Тогда сейчас поедем обедать, - весело произнес Александр.
Но, умывшись и одевшись, Илья засобирался в обратную дорогу, объясняя свое рвение домой  множеством скопившихся заказов на грузоперевозки и, в связи с этим,

-  320  -
нежеланием упускать даже мизерный заработок. Мысленно одобрив его утилитарную хватку в делах, Артем нашел не своим делом оказывать хоть какое-то влияние на его решение и, подумав, что купленные еще с вечера продукты в дороге будут ему нужнее, быстро уложил их в сумку Ильи .
Остановившись у обочины неподалеку от выезда из Москвы , Артем поблагодарил его, пожелал ему удачной дороги , попрощался с ним и выпрыгнул из кабины . Проводив «Газель» недолгим взглядом, по снежной кашице в густых волнах сизого тумана направился к ожидающему его позади джипу, передние сиденья которого занимали двое молодых коротко остриженных со здоровыми шеями широкоплечих верзил, которых он не видел с Александром раньше. Распахнув уже открытую заднюю дверь машины, он приветливо поздоровался с верзилами и сел рядом с Александром.
- Петро, давай к Семенычу в апартаменты, в Новые черемушки, - обратился Александр к водителю. Когда тот развернул машину в направлении к городу, он многозначительно подмигнул Артему, тихо сказал: - Там нормально: кормят вкусно и  обслуживание хорошее,  - и снова заговорщески подмигнул, - девчонки неплохие…
- Признаться, мне не до веселья, - сумрачно сказал Артем. – Посидеть бы,  поговорить где-нибудь… где потише, поспокойнее.
- Нет настроения? – понимающе сказал Александр.
- Позавчера было девять дней, как умер мой отец.
- О!.. – сочувствующе-оторопело протянул Александр, - а я смотрю, видок у  тебя нездоровый. Ну, прими, братишка, мои искренние соболезнования по поводу этой потери. – Он  положил руку на колено Артема, потупил сострадающий взор. – Петро, планы изменились, - встрепенувшись через минуту, объявил водителю, - Новые черемушки отменяются. – Немного поразмыслив, снова обратился к несколько растерявшемуся, сбросившему газ и замершему в ожидании дальнейших указаний водителю: - едем на Полежаевскую – в тот тихий ресторанчик, в котором неделю назад я встречался с дядей Мишей.
Петро бодро кивнул, и стал живо разгонять машину.
Во время пути до ресторана, Артем с Александром не проронили ни слова, сидели оба пасмурные и задумчивые, точно горе у них случилось одно на двоих. Когда джип остановился у входа в ресторан, Александр сказал верзилам, что вызовет их, когда они ему понадобятся и вышел из машины
Сложенный из красного кирпича, с низкою крышей и небольшими оконцами, снаружи ресторан выглядел далеко не торжественно и даже смотрелся несколько аляповато, чем создавал о себе неприемлемое первое впечатление, напоминая скорее дешевую закусочную с отвратительными остывшими блюдами и разбавленной водою водкой, нежели приличный ресторан. Однако внутри его душа невольно раскрепощалась и начинало казаться, что этот небольшой уютный и теплый зал с безукоризненною чистотой, ослепительной белизны скатертями и сверкающей посудой знаком тебе уже много лет, а последний раз ты был здесь вчера с веселою компанией старых добрых друзей.
По само собою заведенной когда-то у них традиции парни расположились визави возле окна, и к ним тотчас подошел молодой официант с зализанными набок черными волосами, вежливо предложил им осмотреть меню.
- С превеликой радостью, - сказал ему Александр потирая руки, тише поделился с Артемом: - Я страшно голоден. – С минуту полистав меню, поднял глаза на официанта, приготовящегося записывать заказ на листок: - Я  буду канапе с зернистой икрой, жареные мозги со свекольным пюре под ткемали и отбивные зразы с тушеным картофелем. – Он скользнул вопросительным взглядом, как бы советуясь, на Артема и продолжил: - и пока, будьте добры, триста граммов водки в графине. Кофе попросим

-  321  -
позже. – Он протянул меню товарищу, но Артем жестом руки дал ему понять, что в меню не нуждается, и обратился к официанту:
- Мне пожалуйста все то же самое.
Официант учтиво кивнул и мигом исчез.
- Ну, рассказывай, - сказал Александр, сосредоточенно вглядываясь в Артема.
- Ну, слушай, - мрачно улыбнулся тот и, собираясь с мыслями, протяжно вздохнул всей грудью.
Он поведал Александру о жизни их семьи в последнее время и о том, как в удушающих условиях безработицы он распылялся на бесплодные поиски работы; о том, как пути его пересекались с одним за другим старыми знакомыми, облаченными в мантии ханжей, которые становились его последнею надеждой и для которых в своей безутешности он был , как оказывалось впоследствии, просто посмешищем, которые щедро осыпали его посулами, а сами тем временем тайно пользовались его наработками, которых он тщетно выжидал на условленных местах встреч и за которыми тешился в тайной слежке с целью разоблачения; о том, как жизнь, не оценив его, казалось, доходящих до умоисступления усилий, однажды подло и жестоко ударила его с тыла, исподтишка, вследствие чего, обливаясь слезами от обиды и горя, терзаясь от бешенства, он обнажил меч возмездия и, не на миг не задумываясь о последствиях, так же коварно и жестоко обрушился на своих врагов, зайдя им в спину.
- Вот и весь рассказ, - тучно сказал он по окончании, - а уж прав я или нет…
Тут официант принес их заказ, принялся расставлять его на столе.
- Давай помянем твоего отца, - предложил Александр, когда официант ушел.
Они подняли полные рюмки с водкой и, немного помолчав, выпили их до дна, закусили.
- Прав-то ты прав, - прожевав, сказал Александр, возвращаясь к предыдущему разговору, - и в этом не может быть сомнений, однако прав ты только теоретически и только здесь, за столом: тот штрих, к которому ты через неделю на стрелу пойдешь, - я больше, чем уверен, - кого-то подкармливает, раз так надменно и уверенно держится – возможно, даже и ментов, с которыми раньше вместе службу тащил, - а значит вполне можно быть уверенным, что они загрузят тебя до отказа и ты останешься виноватым. – Он задумался. – Не переживай, - сказал после паузы, - что-нибудь придумаем. А теперь давай выпьем за успешный для тебя исход всех этих  баталий. – Наполнив рюмки, он удрученно покачал головою: - Я тебе когда еще говорил: пошли ко мне в охрану…- Поразмыслив о чем-то, залпом выпил водку и приступил с аппетитом поглощать зразы; его примеру последовал и Артем.
Расправившись с блюдом и несколько раз подряд быстро приложив салфетку к губам, Александр взял со стола свой телефон, скользнул безымянным пальцем по его кнопкам.
- Есть у меня одна маленькая идея, - приложив трубку к уху и вслушиваясь, сказал он, значительно поднял кверху указательный палец свободной руки. – Дядя Миша! – через минуту радостно произнес в трубку, - рад тебя слышать! Дела? На сегодня я похоронил все свои дела – корешок армейский в гости приехал. Кстати, по этому поводу я тебя и беспокою: ты не можешь сделать мне одолжение – приехать в тот маленький ресторанчик на Полежаевской, в котором мы с тобою неделю назад разговоры разговаривали? – буду очень тебе признателен. Не срочно, но хотелось бы побыстрее тебя увидеть. Да, мы вместе с ним. Проблем пока нет, но они очень скоро могут у него появиться, причем довольно серьезные. Во сколько у тебя самолет? Жаль, -  опечалился было он, но тут же его голос вновь обрел радостные нотки: -  прекрасно! Какой же ты умница и друг, дядя Миша! Значит через два часа на пятом этаже аэровокзала Шереметьево -2 в баре. Спасибо тебе,  дядя Миша! Не могу найти слов благодарности

-  322  -
для тебя. Люблю тебя и крепко обнимаю! До встречи!. – Он выключил телефон и сразу же включил, снова скользнул безымянным пальцем по его кнопкам, снова приложил трубку к уху. Через мгновение спокойным командирским голосом коротко в нее сказал: - Струнин на связи. Вы мне срочно нужны, - и выключил телефон, положил его на стол. – Сейчас познакомлю тебя с вором в законе Карцером, - негромко сказал он Артему, – кстати, это он по моей просьбе вычислил гостиницу , в которой ты остановился . Хороший он человек: добрый,  умный и справедливый, - прибавил уважительно. – У него за плечами тридцать два года жизни в лагерях и тюрьмах. Любит меня, как сына – никогда не оставляет мои просьбы без внимания. И я его люблю и уважаю. – Значительно-хитро подмигнув, он снизил голос до полушепота: - Только самые близкие люди называют его дядей Мишей, для всех остальных он – Михаил Вильгельмович!.. Так что, не падай духом, - потеря надежды – самая большая ошибка.
- А я и не терял надежду, - сказал Артем, - только никак не ожидал, что события развернутся так стихийно быстро, и сам намеревался обратиться к тебе с просьбой посодействовать мне в поиске какого-нибудь авторитетного  урки.
В это время к ним подошел официант и, спросив позволения, смел с их стола опустевшие тарелки, ушел. Разлив оставшиеся сто граммов водки по рюмкам, товарищи выпили, наконец, за их долгожданную встречу и, придя к единодушному решению перед ответственным разговором с дядей Мишей не заказывать более спиртного, приступили к поглощению еще не тронутых ими блюд.
Вполне пресытившись, Артем достал из кармана пачку сигарет, закурил, положил пачку на стол, зная, что некурящий и не переносивший табачного дыма, после употребления спиртного Александр сам любит посмаковать сигареткой.
Не успели они докурить сигареты, в зал вошел Петр, водитель Александра. При виде его Александр чуть видимым жестом руки поманил к себе официанта, запустил руку во внутренний карман пиджака, но Артем решительно задержал его руку за пазухой своею рукой, категорично сказал, что на сей раз расплачиваться за обед настала его очередь и, не встретив возражения товарища, извлек из кармана брюк портмоне, рассчитался с подошедшим официантом.
Когда они сели в джип, Петр включил чрезвычайно бойкую музыку со скрежетом металла и дикими голосами, завел машину.
- Петюнчик, будь добр – поставь что-нибудь из классики, - попросил его Александр, - мы с моим другом в трауре.
Петр недоуменно посмотрел на него в салонное зеркало, молча выключил резвую мелодию и вставил в чейнджер диск с сольным инструментальным концертом Вивальди,  включил скорость.
Все время езды до аэропорта Артем собирался с мыслями. Глядя на мелькающие за окном в навевающих печаль сумерках темные сосны и ели с прогнувшимися от снега ветвями, подбирал слова и выражения наиболее точные, на его взгляд, для выражения дяде Мише своего волнующего вопроса. Однако, так и не сконструировав четкого монолога, поймал себя на мысли, что подобные репетиции всегда бессмысленны  и даже вредны, поскольку ввиду несомненной невозможности провидения разговора после таковых примерок к нему всякий раз, как правило, разговор принимает непредсказуемый оборот, вследствие чего начинаешь теряться и невольно понимать никчемность всех своих приготовлений к нему. И уже при въезде в зону аэропорта он оставил это занятие.
Вдвоем с Александром они вошли в аэровокзал. Не обращая внимания на несметные скопления людей во всех частях огромного холла поднялись в лифте на пятый этаж и вошли в небольшой тусклоосвещенный бар с широчайшим ассортиментом

-  323  -
напитков и закусок. Заказав кофе, сели за стоящий в самом дальнем углу столик, стали молча ждать.
Когда выпили по половине чашек, в бар вошел в окружении двух еще молодых крепких, очевидно, наперсников среднего роста стройный симпатичный мужчина лет пятидесяти шести с совершенно белокурыми не длинными волосами; был он в коричневом кожаном плаще без головного убора с небольшим чемоданчиком и кейсом в одной руке.
- Дядя Миша! – тихо и возбужденно сказал Александр и, поднявшись с диванчика, ринулся навстречу этой компании. Он крепко обнялся сначала с дядей Мишей, затем с сопровождающими его мужчинами, после чего, оживленно-радостно общаясь, они все вместе поплыли на Артема. Подпустив их поближе, Артем почтительно встал с диванчика и вышел из-за стола,  сделал навстречу им два неторопливых, но уверенных шага. Представленный всем Александром, стал знакомиться персонально с каждым из мужчин, поочередно пожимая их руки, прямо глядя в их глаза и  испытывая при этом на душе приятный торжественный холодок от теплых умеренных рукопожатий, открытых добродушных лиц и  бесхитростных приветливых взглядов своих новых знакомых.
Обратившись к бармену, Александр попросил кофе для всей компании, и все сели за стол. Пока Карцер вкратце рассказывал Александру о проведенной им неделе в Китае, Артем осторожно разглядывал мужчин. Только теперь ясно виделось, что волосы дяди Миши вовсе не белокуры, а только выкрашены в этот цвет, вероятно, для скрытия седины; испещренный глубокими морщинами его высокий лоб, спускающийся от мочки правого уха к подбородку широкий рубец, пронзительный взгляд его добрых, спокойных и вместе с тем печальных голубых глаз олицетворяли собою пережитые им суровые испытания с взлетами и падениями, безмерными радостями и неутешными до самоотречения горестями, стремительными опасностями и его  вызванными необходимостью жестокими действиями, тяжкими потерями преданных друзей и резкими разрывами отношений с мнимыми, блаженством от минут возвышенной любви и терзаниями от предательств любимых особ, голодными днями и жизнью на широкую ногу, когда душа искала праздника и последних денег на то не было жаль.  Интеллигентной внешности высокий и стройный с зачесанными назад русыми волосами, Ярослав производил впечатление мудрого, благородного и совершенного человека,  на которого без раздумий можно положиться при любых обстоятельствах. Видневшаяся в открытом вороте рубашки чрезмерно толстая золотая цепочка, сползший из-под рукава кожаной куртки на тыльную сторону ладони массивный золотой браслет и квадратный золотой перстень с бриллиантом в шесть карат на среднем пухлом пальце Марка, высокого коротко остриженного усатого амбала, хоть и говорили о его слабости веселить свою душу, однако решительно не давали никакого повода делать скоропалительных допущений возможного его рабского преклонения перед вещами или желании выделиться, порисоваться, а в его серьезно-добродушном лице, виде железной воли и уравновешенности, непоколебимого спокойствия, в уверенном прямом взгляде, сдержанных манерах и приятном баритоне чувствовалось явственное благородство души и воплощение мужественности, надежной опоры в любых делах.
Наконец Карцер, взглянув на часы, обратился к Артему: - Что беспокоит тебя, Артем?
Чувствуя себя в московской атмосфере сытости и благополучия несколько угнетенным, находясь среди этих весьма сильных мужчин в шикарном дорогом баре, в котором чашка кофе стоила столько, сколько в барах родного Томилино потребовалось бы заплатить за десять таких же чашек, Артем машинально отнес томилинских атаманов хулиганских шаек к разряду криминальных личинок, себя же нашел ничтожно маленьким, а свои заботы незначительными и ребяческими, поэтому слегка растерялся,

-   324  -
однако тут же возобладал собою, и поскольку неподдельно доброжелательный тон и теплый полного участия взгляд Карцера бессознательно отожествлялись им с далекими и редкими приемами его докторами – людьми, которых всю свою сознательную жизнь он считал чуть ли не святыми и в помощь которых в минуты тяжких недугов нескончаемо верил, - расположили его к нему, он так же, как и два часа назад Александра,  называя все своими именами и как на духу, посветил дядю Мишу в историю своей болезни, которая, судя по всему, будет прогрессировать.
- Через неделю у меня встреча с теми, которых я вынужденно лишил электродов, - с озабоченностью сказал он в послесловие.
- Хм… не вижу повода для беспокойства, - убежденно заверил его дядя Миша, - ты прав на все сто процентов – это тебе говорю я.
- Прав, прав, - вдруг оживились и с несколько возмущенными видами одобрительно закивали головами Марк и Ярослав, также сосредоточенно слушавшие повествование Артема от начала до конца.
- Собственно говоря, я не сомневался, не сомневаюсь и вряд ли буду сомневаться в своей правоте, - сказал Артем, - но есть одно «но», которое не дает мне покоя: поскольку все эти совершенные мною дерзкие действия, направленные на карман врагов, являлись стихийным порывом и я,  естественно, не думал о последствиях совершая их и не заботился о том,  общаку какого авторитета уделить внимание, то этот вопрос гложет меня более всего.
- Это другое дело, - одобрительно-сентенциозно сказал Карцер, - общак – дело святое, нуждающимся нужно помогать, ибо никто не в силах предугадать свой прикуп: сегодня цветешь и пахнешь,  а завтра… Бог не фраер – все видит. И то, что вопрос пожертвования обездоленным волнует тебя, - зачтется тебе перед богом. – Немного помолчав, полюбопытствовал: - Какое у вас в Томилино положение – кто общак собирает, рамс разводит?
- Общак в нашем городе собирают несколько человек, - сказал Артем и вынужден был прерваться: Марк с Ярославом на него уставились с недоумением, дядя Миша удивленно изогнул брови. – Но, судя  по отзывам, и эти несколько человек небезупречны и не достойны того, чтобы собирать общак, -  продолжил он, и как мог, процитировал слова Морожкина и Пуркина относительно томилинских преступных лидеров:  слушатели криво усмехнулись. – Лично же я сталкивался только с одним из них. – И он с тонкою невеселою улыбкой рассказал о распре своей с Паленым, причиною чего явилась тысяча рублей, за которую Паленый порывался выступить его  покровителем и поставить на место всех его недоброжелателей, а в случае надобности – и  поотрывать им головы, - и если б заметил на лице Артема малейшее замешательство или колебание, то несомненно побожился бы  и из него самого за эту самую тысячу вылепить какого-нибудь авторитета, - но, получив от него эту мизерную сумму, снял с себя данное обязательство и стал выдумывать для себя мерзкую систему защиты на случай, если он, Артем, обжалует где-либо его поступок.  Когда он закончил, на лицах Марка и Ярослава проступили брезгливые до отвращения выражения, Карцер же разразился громким от души смехом,  обнажив ослепительно белые ровные, по-видимому, искусственные зубы.
- Что у вас там, деревня что ли? – выговорил он смеясь и вытирая рукою выступившие на глаза слезы. – Дела!.. – удрученно покачал головой, перестав смеяться, но все еще светясь широкою улыбкой. Побуравив Артема пристальным веселым с любовью взглядом, серьезно с решительностью сказал ему: - Если хочешь, уделяй внимание в наш общак. Команда у нас сильная, сплоченная – в беде тебя не оставим:  если потребуется, постреляем немножко в вашем Томилино прямо на площади, а нужно будет – посадим весь ваш город на пороховую бочку… и на ментов ваших узду подбе -

-  325  -
рем. – Он взглянул на часы, обвел своих приятелей быстрым взглядом, сказал: - Мне пора. Так что,  решай сам, - обратился снова к Артему, после чего встал, стал застегивать свой плащ; за ним поднялись со своих мест все. Достав из кармана пальто пухлую пачку денег, Артем отделил от нее часть, подошел с нею к Карцеру.
- Позвольте мне сейчас же внести скромное пожертвование в ваш фонд?
- Не мне, - Карцер легонько качнул головою на стоящего к нему ближе всех Марка. Артем протянул деньги Марку. Тот вопросительно посмотрел на Карцера и, получив от него чуть заметный одобрительный кивок, принял у Артема деньги; вытащив из заднего кармана джинсов свою визитную карточку с номерами сотового и домашнего телефонов, протянул ему.
- Будут проблемы, - звони в любое время суток.
Все вместе они спустились в лифте на первый этаж, проводили дядю Мишу, улетающего в Буэнос-Айрэс , до места регистрации, и когда он, попрощавшись со всеми, ступил в зону таможенного контроля, направились к выходу из аэровокзала. На улице распрощались, и расселись по джипам: Марк с Ярославом в новенький золотистый «Лексус», Александр с Артемом – в «Тойоту».
Уважая, любя и испытывая непомерное чувство благодарности к своему другу, Артем с удовольствием провел бы с ним еще несколько дней, недель, лет, десятилетий не расставаясь ни на миг, но мысли о матери, страдающей опасной болезнью сердца, оставшейся дома одной в четырех холодных неприступных стенах с давящей гробовою тишиной и, вне всякого сомнения, непрерывно проливающей тихо в платок горькие слезы по отцу, переживающей еще и за него, не давали ему ни минуты покоя, сжимали душу мощными тисками. Сказав об этом Александру, он попросил высадить его возле ближайшей станции метро.
- Да мы тебя прямо на вокзал отвезем, - заботливо сказал тот.
- Спасибо, Сашок, - ответил Артем, не желающий никого и ничем обременять более, - но я хочу в метро прокатиться, как в былые армейские времена.
Когда машина остановилась напротив входа в метрополитен, он попрощался с впереди сидящими водителем и охранником , вместе с Александром вышел на улицу. Они крепко обнялись и стояли в таком положении с минуту, точно расставались навсегда.
- Спасибо тебе, Сашок, - растроганным голосом сказал Артем, глядя другу в глаза печальным благодарным взглядом, когда их объятия несколько ослабли, - за все тебе огромное спасибо. Я  обязательно к тебе примчусь, прилечу, приеду, пешком приду - при первой же возможности. Но работать у тебя в охране пока не могу. Тем более теперь – когда мать у меня осталась одна и кроме меня за нее некому вступиться, некому помочь, некому стакан воды с таблеткой подать, некому доброго слова сказать . Сам знаешь,  родни и друзей много бывает только у богатых .
- Я тебя понимаю, - вдумчиво-огорченно сказал Александр, видимо, с  болью  в сердце вспомнив свою мать, - мать есть мать. Но ты не переживай, - прибавил оптимистически, - мы с тобою обязательно что-нибудь придумаем, чтобы видеться как можно чаще.
Они снова крепко обнялись, поцеловали друг друга в щеки, и Александр сел в машину. Тихо отъезжающему джипу махнув рукой и проводив его долгим грустным взглядом, Артем протяжно с тяжестью на душе вздохнул, и неторопливо пошел ко входу в метро.
Через два часа он вошел в вагон скорого поезда, и только поезд покинул санитарную зону Москвы, закрылся в туалете: разделив деньги на три равные доли, из своей доли вычел ту сумму, которую потратил на ресторан, гостиницу и прочие потреб-

-  326  -
ности и, дополнив ею доли Морожкина и Пуркина пополам, сунул их доли в один карман, свою – в другой. Выкурив в тамбуре сигарету, со  спокойной душою лег спать.



Морожкин открыл ему дверь со сморщенным мрачным видом, как открывает дверь челочек, который в круговороте продолжительных утомительных хлопот урывает, наконец, возможность прикорнуть и,  пользуясь этим случаем, с жадностью бросается на постель и тотчас  крепко засыпает, но вскоре, через небольшой промежуток времени, кажущийся ему мгновением, его будят настойчивым стуком в дверь, не открывать на который невозможно . Однако при виде Артема лицо его осветилось, губы растянулись в подобострастную улыбку. Он молча, с подчеркнутым гостеприимством широко  распахнул дверь, отошел с прохода, торопливо и сердито пнул в сторону стоящую у порога обувь, как бы показывая, что для  такого дорого долгожданного гостя двери в его доме всегда открыты. Артем переступил порог квартиры и, пожав его руку, стал расстегивать пальто.
- Как съездил? – полюбопытствовал Морожкин, угождающе стряхивая кончиками пальцев снежинку с его рукава и не глядя в его глаза.
- Неплохо, - дружелюбным голосом сказал Артем, внутренне покоробленный его  подхалимством, - не скажу, что плохо.
На их голоса из зала с восторженною улыбкой  выскочил Пуркин.
- Ну вот!.. – воскликнул он радостно, - трио наше в сборе! – Он крепко пожал руку Артема, с неудержною восторженностью помял его плечо, и начал было расспрашивать его о поездке, но Морожкин его одернул, резко и круто качнул головою на входную дверь, шепотом произнес: - Все базары попрошу вести в комнате.
Они зашли в зал, сели все на стулья у стола, и тотчас в Артема впились внимательно-нетерпеливые взгляды Морожкина и Пуркина. Руководствуясь соображениями осторожности, Артем вкратце рассказал им о своей встрече с влиятельным в определенных кругах человеком, намеренно не назвав ни неформального статуса этого человека, ни имени, ни имен его приближенных, ни даже места прошедшей встречи своей с ним.
Выслушав его, Пуркин удовлетворенно откинулся на спинку стула, радостно хлопнул в ладони, потер их.
- А в общак-то этого  человека уделил внимание? – точно опомнившись, обратился к Артему настороженно.
- Для чего же я, по-твоему, с ним встречался, - сказал тот.
- Значит теперь нам нечего бояться, - с облегчением заключил Пуркин, - крыша у нас есть и правы мы на все сто процентов – мы теперь неуязвимы.
От переполнявших его радости и гордости Морожкин вскочил со стула, с возбужденно-решительным видом быстро заходил кругами по комнате, будто матадор на корриде, которому не терпится броситься в схватку.
- Ну, теперь, посмотрим, кто кому бигуди накрутит, - говорил он, точно в забытье, угрожающе, обращаясь к вообразимым противникам, блуждая при этом пространным исполненным решимости взглядом по всем уголкам комнаты. – Теперь посмотрим, что вы на стреле запоете,  фраера драные. – Увидев же, что Артем достал из кармана брюк приличную пачку денег и считает ее, умолк, угомонился, смирно опустился на свое место. Пересчитав купюры, Артем  поделил их поровну на две стопки, одновременно передал их Морожкину и Пуркину.
- Ваши доли, - сказал он. Он намеривался было отчитаться перед ними за каждый

-  327  -
проданный им электрод, за каждую потраченную копейку, но они в один голос заверили его, что верят ему и без отчета.
-- Денежки мне сейчас очень кстати, - довольно сказал Пуркин, засовывая аккуратно им разровненные и сложенные пополам банкноты в накладной карман рубашки, - надо долги раздать, да купить какой-нибудь подержанный мотоцикл с коляской, а то летом опять придется мешки с ведрами  с дачи домой на себе чалить.
Морожкин ничего не сказал. Пересчитав свои деньги, сунул их в карман брюк и, исступленно-радостно взвизгнув, подскочил со стула и резво завальсировал возле штор, стал быстро и неумело тыкать их своими маленькими острыми кулачками с разных положений.
Причин для беспокойства относительно предстоящей встречи с Маршалловым и его сообщниками Артем, как будто, не находил. Собственная уверенность в своей правоте, доводы Морожкина и Пуркина, отзыв армейского товарища, особо ценимое им заключение Карцера были тверды и предрекали одно – незыблемость его позиции. Но очень скоро он разубедился в своей неуязвимости.
По прошествии двух дней вместе с Морожкиным и Пуркиным от отправился на встречу к врагам. Напряженные от нехорошего предчувствия, шли они неторопливо, молча, погруженные, видимо, в одни и те же одолевающие раздумья.
Когда вошли во двор, в котором была назначена встреча, их взоры приковало скопление в самом центре двора десятка легковых автомобилей, что было не вполне естественно для этого всегда тихого места. Разглядев сидящих во всех автомобилях людей, они невольно насторожились, взволновались, их охватила тревога, однако не остановились и не повернули обратно, а увидев своих врагов, среди которых почему-то не было Маршалова, направились к ним.
Приблизившись к неприятелям и остановившись от их смотревших на оппонентов с вызовом, надменностью и злобной насмешливостью глаз в двух шагах, Артем спокойным голосом им сказал: - Вот и мы. О чем будем говорить?
- Сейчас узнаешь, - мурлыкающе-враждебным голосом превосходства произнес Геннадий Борисович и, обратив лицо к скоплению машин, сделал жест рукой: тотчас же из машин высыпало три десятка молодых парней. Эта картина несколько отравила настрой Артема, тем не менее наэлектризованный одухотворенностью своих сторонников, внешне он не выдал своего внутреннего беспокойства, смотрел на летящую к ним в расстегнутой верхней одежде и без головных уборов когорту, как на само собою разумеющееся.
Когорта облепила его, Морожкина и Пуркина со всех сторон и, хватая, впрочем, не грубо за рукава, стала настойчиво приглашать их в свои машины; узнав четверых парней, не так давно  обступивших его в центральном городском парке и с угрозой рекомендовавших ему  закрывать открытую им благотворительную организацию, Артем понял, что вся эта хулиганская артель промышляет под покровительством томилинского уголовного лидера Рафинада; многие из парней были подвыпившими, зрачки мутных глаз некоторых, очевидно, вследствие недавнего употребления наркотиков были до невозможности увеличенными.
- Поехали с нами пацаны, - громко и возбужденно вразнобой говорили недруги, - отъедем в одно местечко – поговорим, обсудим все проблемы, спорные вопросы…
- Никуда мы с вами не поедем, ребята, - твердо и категорично сказал им Артем. – Хотите разговаривать – давайте разговаривать здесь.
- Поехали к нашему авторитету, - настаивали те, - пусть авторитет рассудит, кто прав, кто виноват.
- Ни к какому вашему авторитету мы не поедем, - не поддавался Артем. – Если вам

-  328  -
угодно, везите сюда своего авторитета – мы, в общем-то, готовы и с ним поговорить, но только здесь, исключительно на нейтральной территории.
- Что, на морозе будем базары вести? – не отступали те, - поехали к нам в офис – у нас тепло, светло, ни лишних ушей, ни глаз.
Артем понимал, что людишки их категории способны доказывать свою точку зрения только одним не требующим больших умственных затрат методом – подлым, грубым и низким, каковыми в сущности своей они сами являются, однако сделал ставку на авторитетность их предводителя, который, выслушав оппонентов, несомненно признает их правоту, а если из меркантильных соображений и не признает, то , во всяком случае , не должен будет, по идее, добиваться признания противниками личного его взгляда на вещи не разбирая средств, ибо уважаемыми лидеры любой масти становятся, наверняка, не за резкие неприятные манеры или способность заманивать противника к себе в логово и, пользуясь явным численным преимуществом своих сил, диктовать ему свою волю посредством чрезвычайно жесткого обхождения с ним, явившимся к нему без опасений, с открытою душой и мирным намерением, - а прежде всего за свои дипломатические способности и,  конечно же, особый такт. Тем не менее не счел за лишнее взять с них слово.
- А беспредела с вашей стороны по отношению к нам не последует?
- Что ты, братишка!.. – на разные голоса с нотой  недоумения загомонили недруги, - разговаривать вас приглашаем, а не рожи бить.
Артем также понимал, что и верить им весьма глупо, однако желание выйти из распри с честью любой ценой, как волною смыло все его опасения. Промелькнувшие перед глазами лица армейского друга Александра, Карцера, Марка и Ярослава придали ему уверенности и положили конец колебаниям. Вопросительно взглянув на лица Морожкина и Пуркина и не найдя на них ни малейших признаков робости, замешательства или протеста, он решительно сказал: - Ладно, поехали.
Всех вместе, его, Морожкина и Пуркина усадили на заднее сиденье светлой «семерки», и длинный автомобильный кортеж помчался в офис Рафинада. С возрастающим тревожным чувством Артем все более корил себя за то, что поддался, вероятно, на коварную уловку недругов. И последствия его опрометчивого решения не заставили себя долго ждать.
В своем офисе, представляющем собою одну просторную комнату с двумя большими окнами на юг и двумя на восток и с самой необходимою мебелью, Рафинад сидел в кожаном кресле склонившись над журнальным столиком, внимательно всматривался в страницы иллюстрированного журнала; его жесткое лицо, как обычно, было тучным, взгляд маленьких карих глаз необычайно сердитым, тонкие губы плотно сжатыми. Оторвавшись от журнала только на миг, он обжег недобрым взглядом неприятелей, окруженных его  приверженцами, и снова уткнулся в журнал.
- Куда их, Пашок? – обратился к нему один из клевретов,  наставив на противников указательный палец. Не отрываясь от журнала, Рафинад легким движением головы указал на кожаный диван, стоящий напротив него через журнальный столик. Артема, Морожкина и Пуркина толчками в спины усадили на диван. Когда их обступила тесная толпа  из всех тридцати человек и всеобщий гомон утих, Рафинад оставил свое занятие, слегка выпрямил спину, хрустнул пальцами, неторопливо прошелся суровым изучающим взглядом по лицам недругов.
- Вы откуда такие взялись? – строго-насмешливо обратился к ним, сведя брови.
- Мы здесь родились, выросли и живем в настоящее время, - сделав вид, что из простоты своей не понял его насмешки, сдержанно, с достоинством ответил Артем. Рафинад с иронической ошеломленностью уставился на него.
- Это тот, который благотворительный фонд открывал, - указав на Артема рукою,

-  329  -
угождающе пояснил ему один из тех четверых парней, которых Артем узнал еще в первые минуты встречи и которые, как оказалось, узнали и его.
- А!.. – протянул Рафинад изумившись, - вот оно что!.. – не сводя с Артема взгляда, удовлетворенно откинулся на спинку кресла. – Ну, с этим в последнюю очередь поговорим, - решил после паузы. – Так кто же из вас такой умный, что додумался работяг кинуть? – обратился снова ко всем троим неприятелям.
- Я не могу сказать, что я блещу умом, - сдержанно сказал ему Артем, - но этих людей, - он жестом головы указал на тихо сидящих на стульях у самого дальнего окна Геннадия Борисовича, Никиту Петровича  и Валерия Глебовича, - решил наказать я и, уверяю вас, у меня были на то серьезные основания.
- Опять ты!.. – снова слегка изумился Рафинад. К Артему впритык подошли трое с решительными видами недругов и вопросительно посмотрели на своего босса, однако Рафинад отрицательно покрутил головою, и они нехотя отступили.
- Мы с ним потом разберемся, - сказал им Рафинад, и перевел свой взгляд на Пуркина: - Ты-то кто будешь?
Пуркин представился ему по имени.
- Меня твое имя не интересует, дурак! – возвысил голос Рафинад, - я спрашиваю, кто ты по жизни! Сидел?
- Сидел, - потупив взор, невнятно произнес Пуркин.
- А что ж ты поперся работяг кидать?! – заорал на него Рафинад. Тот попытался было что-то ему пояснить, но тут же умолк: двое неприятелей одновременно ударили его кулаками в лоб и челюсть. Пуркин побагровел, опустил голову.
- Сколько денег заработал на этом кидалове? – резко спросил его Рафинад. Пуркин честно назвал ему размер заработанной им суммы, и снова опустил голову.
- Чтоб завтра утром эти деньги сюда привез – понял?! – со злобой выпалил ему Рафинад.
- Угу, - покорно кивнул Пуркин, не поднимая головы. Ему нанесли еще одну оплеуху по затылку, и о нем, сидящем в безропотном смирении с низко опущенной головою и печально-раскаивающимся видом, забыли, казалось, вовсе до самого конца встречи.
- А ты сидел? – сердито обратился Рафинад к Морожкину.
- Два раза, - с нотой обиды, некоторой растерянностью , робостью и своеобразною гордостью вкупе ответил Морожкин, обводя толпу недругов взглядом, исполненным преданности им до беспамятства и как бы говоря: братцы, не бейте – я ж в доску свой… Но это ему  нисколько не помогло, братцы не стали от этого, впрочем смягчающего его участь , обстоятельства расчувствовавшимися, и после того, как Рафинад в бешенстве с рыком укорил его за то, что он позарился на собственность честных тружеников, на него посыпались твердые затрещины. Били его и по голове, и по хребту, и по ногам, и досталось ему немного жарче, нежели Пуркину. Впрочем он быстро смекнул, как ему выгоднее избежать дальнейшей трепки, и потому отделался легким испугом: под глазом его лишь появилась фиолетовая тень и нижняя губа слега кровоточила.
- Ну убейте, убейте же меня!.. – с деланной исступленностью заверещал он, заливаясь слезами и тотчас из матадора превратившись в невинного ягненка, - убейте, если вам все равно, виноват я иль нет…
Экзекуция приостановилась, недруги уставились на него в ожидании пояснений.
- А кто ж виноват? – рявкнул  Рафинад.
- Не мне об этом судить, - хныча промолвил тот, - но я виноват только в том, что поверил Артему: прося помочь наказать людей, он сказал, что люди эти неправы на сто процентов, - как ему можно было не поверить – с детства друг друга знаем… Но он не

-  330  -
сказал, что эти люди – работяги, - если б сразу об этом сказал, я б в жизни не согласился идти с ним на дело.
Это была ложь: предлагая Пуркину и Морожкину соучастие в акте возмездия, Артем предоставил им полную информацию, которой располагал сам , о будущих жертвах – неотъемлемую, по сути, составную такого рода  предложений . Поэтому, глядя теперь, как с жалким видом Морожкин спасает свою физиономию дешевой клеветой, с отвращением сморщился, потупил разочарованный взор, внутри у него все оборвалось. Однако вновь промелькнувшие перед глазами лица Александра, дяди Миши, Марка и Ярослава придали сил его духу.
- А если б Артем тебе сказал, что если потопишься – сразу в рай попадешь, - ты тоже бы ему поверил и топиться поперся?! – зарычал на Морожкина Рафинад. Немного поразмыслив, много спокойнее ему сказал, давая понять, что поскольку он не вынес пока решения относительно его дальнейшей участи, тому предоставляется шанс загладить свою вину и тем самым удостоиться пощады: - Сколько денег заработал на этом кидалове?
Как и Пуркин, Морожкин честно назвал сумму, которую заработал и которую, к своему счастью, из дальновидности еще не успел потратить.
- Чтоб завтра утром эти бабки были здесь – понял?! – вновь взорвался Рафинад.
- Понял, - с радостной готовностью и ангельским видом, точно весь смысл его жизни и заключался в возвращении им добытого или украденного, сказал Морожкин.  В назидание его несильно ударили по голове ножкой от стула, и о нем, притворно сморщившемся от боли, так же, как и о Пуркине, забыли до конца встречи.
- Ну, а ты для чего благотворительный фонд открывал? – переместил на Артема свой суровый взгляд Рафинад, и тотчас к Артему продвинулась возбужденная и уже несколько разгоряченная толпа.
- Для того, чтобы помогать нищим и кормить голодных, - уверенно сказал тот, не обращая внимания на толпу.
- А работяги разве не нищие?! – сплюнув от злости на пол вспыхнул Рафинад. Побуравив Артема злобным испытывающим взглядом, усмехнулся: - Хорошо, что хоть ума хватило закрыть организацию. – Немного помолчав, злобно проговорил: - Ты сидел?
- Не сидел и считаю, что в жизни вовсе не обязательно проходить эту школу, - уверенно, с некоторым недоумением от выбранного им мерила, по которому он оценивает людей, и высоте, с которой он смотрит на жизнь в целом, сказал ему Артем.
- А работяг, ты считаешь, можно и кинуть?! – взревел Рафинад.
В силу опосредственного знания жизни Артем в свое время бессознательно вывел нехитрую формулу, выражающую то, что человек, работающий в правоохранительной структуре, равно, как и работавший в ней в своем прошлом, для лиц с социально-отклоняющимся поведением -  не человек, «мент», «мусор», - и теперь он подумал, что стоит ему только заикнуться о том, что зарождались его деловые отношения, приведшие к данному инциденту, с Маршалловым, бывшим милиционером, то все сразу же станет на свои места; собственно для него все люди независимо от рода их профессий или занятий были просто людьми – равными и разными, хорошими и плохими, со своими индивидуальными достоинствами и недостатками, - однако он решил придержать этот, как ему казалось, веский аргумент до наступления особых обстоятельств, и  будучи все-таки уверенным в своей правоте, применять защитные приемы в порядке последовательности. Он рассказал Рафинаду, как на протяжении трех месяцев жертвы назначали ему встречи и  попросту не являлись на них или, в лучшем случае, опаздывали – и опаздывали не на минуту или две и даже не на пятнадцать, а  по меньшей мере на полчаса и более; как упреждая его решения порвать с ними все деловые сношения вследствие этого, они ссылались на чрезмерную занятость , а на его

-  331  -
раздраженные заявления им о своем нежелании больше терпеть их недисциплинированность, утешали его новыми и новыми заверениями относительно своей пунктуальности – и вновь без зазрения совести продолжали накалять его нервы своим несносным отношением к договоренностям и, разумеется, к нему, навлекая тем самым на себя беду.
- Это во-первых, - добавил он в заключение. – И во-вторых, среди людей, которых я наказал, нет ни одного работяги: один из них работает мастером, второй – начальником ОТК, третий – начальником охраны, и четвертый, которого сегодня почему-то среди них нет, - начальником смены.
Однако это объяснение ничуть не тронуло Рафинада, его каменное лицо было злым, он смотрел на Артема волчьим взглядом и, очевидно, не слушал.
- Ты работяг кинул! – стоял он на своем.. Выдержав паузу, спокойно сказал: - Сколько денег ты поимел на этом кидалове?
Артем честно назвал сумму, которая пришлась на его долю от продажи электродов.
- Чтоб завтра утром эти бабки были здесь, у меня в офисе – понял?! Не привезешь – пожалеешь, - пристально глядя на него, с угрозой сказал Рафинад.
Почувствовав, что настали особые обстоятельства, Артем решил пустить в ход свой козырь.
- Ну, раз уж мое объяснение своего поступка показалось тебе не достаточно убедительным, - озадаченно сказал он, и обвел быстрым недоумевающим взглядом неприятельскую толпу, стоящую с неподвижными лицами и устремленными на него ненавидящими взглядами своих мутных с увеличенными зрачками глаз, - попробую оттолкнуться от ваших бандитских понятий: изначально я договаривался о сделке с бывшим милиционером, который относился  к договоренностям  со мною точно так же, как и его приятели, который сам лично назначал мне сегодняшнюю встречу, но почему-то не явился и на нее, и  которого, насколько мне известно, ввиду его прошлого, равно, как и его приятелей, сотрудничавших с бывшим жрецом Фемиды, не грех и кинуть. – Но этот аргумент неприятели пропустили мимо ушей, продолжали сверлить его враждебными взглядами, исполненными готовности по  первому сигналу своего главаря накинуться на него и сравнять его с полом.
- Чтоб завтра утром бабки были здесь – понял?! – зарычал на него Рафинад. И Артем иначе стал смотреть на то, что совсем недавно казалось ему твердо установленным.
- Если ты мне докажешь, что я не прав, - спокойно сказал он Рафинаду, - то я принесу тебе деньги сегодня же, через два часа, через час, через полчаса – клянусь.
- Никто ничего тебе доказывать не будет, - надменно усмехнулся тот. – Если завтра утром не будет бабок, - пеняй на себя.
- Поскольку я считаю себя абсолютно правым, а ты не можешь убедить меня в обратном, - категорично сказал Артем, - то никаких бабок я возвращать не стану, ни копья – не для того кидал.
- Куда ты денешься… - насмешливо осклабился Рафинад, - мы еще не  с таких, как ты, смельчаков деньги выколачивали. Мы тебя в прорубь на Волге окунем, а потом посадим в ледяной погреб – все до последней копеечки отдашь и даже поболее, ха-ха… Мы тебя… . – И он с явным удовольствием начал перечислять все способы, которыми он со своею ватагой приноровился получать деньги с непокорных. Один из стоящих рядом с Артемом недругов неожиданно ударил его в ухо. Артем  безотчетно машинально сделал попытку подняться с дивана, но ударивший его потряс возле его лица пистолетом, а толпа тотчас же грозно обступила его со всех сторон.
Когда весь арсенал устрашающих приемов был исчерпан, Рафинад вновь злобно воззрился на него.

-  332  -
- Говори, что завтра привезешь деньги – уйдешь отсюда целым и невредимым.
- Ничего я не дам, - отрезал Артем, - ни слова, ни денег.
Исполненные решимости, недруги вопросительно покосились на Рафинада. Тот со спокойным выражением лица взял со столика журнал, опустил в него глаза. Тут же неприятельская  орава коршуном набросилась на Артема. Он попробовал было встать, но не так-то просто  вынырнуть из-под сыплющихся ударов разъяренной толпы. Его били руками и ногами, ножкой от стула и рукоятью от пистолета; били рыча, сопя, кряхтя, скрепя зубами и поливая его выступившим у себя потом; били с остервенением и не выбирая, в какие места его лучше всего бить, а в какие места бить человека слишком опасно. Он закрывал голову блоком из рук, но это ему совсем не помогало – удары были слишком резки, часты и наносились со всех сторон одновременно.
- Хорош! – минуты через три гаркнул Рафинад, и разъяренная и взмыленная толпа от Артема отступила, - пусть умоется.
Четверо самых крепких препроводили Артема в туалетную комнату. Там  он смыл с лица струящуюся из губы кровь и, намочив холодной водою платок, приложил к разбухшей переносице. Его проводили обратно.
- Говори, где деньги, - сказал ему Рафинад, едва его усадили на диван, - мы их сами заберем. Где?!
- Ничего я не скажу, - не сдавался тот. – И потом, - он сделал круговой жест рукою, описав им свой распухший нос и разбитую нижнюю губу, вы с меня все уже получили: насколько мне известно, на стреле не бьют; к тому же нас только трое, а вас…
- Тебя еще никто не бил, - запальчиво возразил ему рядомстоящий верзила. -  Тех, кого мы бьем, отсюда увозят сразу в реанимацию.
- Где деньги?! – в бешенстве прорычал Артему Рафинад.
- Нет у меня никаких денег, - сугубо спокойно бесцветным голосом ответил тот, ясно давая понять, что разговор на эту тему окончен и он ничего нового на этот счет не скажет. Рафинад вновь опустил глаза в журнал, и его приверженцы снова взяли Артема в плотное кольцо, начали с усердием повторять процедуру.
- Хорош! – послышался голос Рафинада минуты через три. Когда его сторонники расступились, он довольно воззрился в залитые кровью лицо и одежду Артема.
- Скажешь, где деньги? – сказал насмешливым мурлыкающим голосом.
- Нет, не скажу, - тихо ответил Артем, запрокинув голову и приложив свой влажный платок к переносице.
- Хорошо подумал?
- Хорошо.
- Тогда мы тебя сейчас в Волге ополоснем, а потом посадим в холодный погреб – может быть , подумаешь да и скажешь, где деньги, - пригрозил Рафинад.
- Что ж, это ваше право, - пожал плечами Артем, - но прежде, чем окунуться в Волгу, я хотел бы поставить в известность людей о принятом тобою решении относительно моей участи.
- Может ты еще и в общак не забыл уделить внимание? -  с некоторой настороженностью во взгляде усомнился Рафинад, скривившись в насмешливой ухмылке.
- Нет, не забыл.
- Какой же общак ты подогрел?
- Московский.
- Чего?!.. – взревел Рафинад, и потерял дар речи. Через мгновение овладел языком: - Какой еще московский?! Ты что, своих местных авторитетов в упор не видишь, мы что для тебя – дешевки, крысы?!..

-  333  -
Артем подумал, что Рафинад говорит, читая его мысли. Вслух же сказал: - Я не испытываю угрызений совести, поскольку не прибрал к рукам все деньги, а поделился с нуждающимися, которые и в Москве, и в Ташкенте и в Воркуте – одинаковые. А уж в какой общак мне уделять внимание – мое сугубо личное дело.
Рафинад его не слушал, быстро ходил по офису взад-вперед белый от ярости. Резко опустившись в кресло, значительно упер в своих клевретов укоризненно-властный взгляд, порывисто мотнул головою на Артема. Точно сорвавшиеся с цепи злые псы, те накинулись на жертву.
На этот раз били его гораздо дольше и старательнее, с еще большею озлобленностью и жесткостью, и прекращали экзекуцию лишь для того, чтобы восстановить дыхание.
- Хорош! – раздался голос Рафинада минут через десять. Когда его подчиненные оставили Артема, вновь вонзил в него  свирепый взгляд.
- Последний раз спрашиваю: где деньги? Не скажешь – мы тебя сейчас повезем к Волге.
Ничего не ответив, окровавленный и раздавленный, под нажимом обстоятельств Артем попросил у него лист бумаги и шариковую ручку, и, к своему удивлению, без лишних вопросов тотчас их получил.  Написав на листе номер сотового телефона Марка, запоминающегося без труда, возвратил ручку врагам и, протянув листок рядомсидящему Пуркину, тихо ему сказал: - Позвони человеку: расскажи о том, что тут произошло и вследствие чего, и поставь в известность о постигшей меня участи.
Однако передать бумагу не успел.
- Что ты там написал? – обратился к нему Рафинад.
- Номер телефона, - сказал он.
- Дай его сюда – посмотрю.
- Видишь ли, номер телефона – из области интимного, - с некоторым недоумением мягко запротестовал Артем, - и дали мне этот номер далеко не для демонстрации первым встречным.
Едва он договорил, вся когорта разом набросилась на него, и стала бить его так, как еще в этот вечер не била – непрерывно, по-зверски, отстраняя его руки, которыми он и без того тщетно закрывался. Сначала он испытывал невыносимую боль и жжение на всех частях тела и особенно на лице, но понемногу тело его перестало чувствовать, и удары стали восприниматься, как безвредные толчки, - в узкие щелки налитых кровью глаз лишь виделись искаженные от злости лица врагов, их кулаки и ноги, с глухими тяжелыми звуками врезающиеся в его голову и корпус.
- Хорош! – минут через пять скомандовал Рафинад. Приняв из рук одного из своих клевретов с кровавыми разводами и кляксами бумажный лист, он воззрился в него, снял трубку со стоявшего на столе телефона, быстро набрал указанный на листке номер. Через полминуты вежливо, с радушием в голосе произнес в трубку: - Марк? Очень приятно! А меня Павлом зовут, я из Томилино звоню. Тут вот у нас находится Артем… знаешь его? Так вот он говорит, что вам в общак внимание уделил. – С каждой секундой диалога по телефону его взгляд становился все более робким, выражение лица растерянным, тон заискивающим, голос тонким. – Да, ха-ха… немного накуролесил: работяг кинул. Ага, сейчас. – Он положил трубку рядом с телефоном, дружелюбным масляным голосом сказал Артему: - Артем, подойди к телефону.
Разбитый, измученный, с несколько помутневшим рассудком, Артем кое-как поднялся с дивана; его лихорадило, каждая мышца стонала от боли, руки и колени дрожали, голова казалась неимоверно тяжелой. Не без усилий подойдя к телефону, он вытер платком кровь с лица и рук, взял трубку и представился в нее.


-  334  -
- Что у вас там случилось? – сразу обеспокоено сказал Марк.
- Беспредел, - горько усмехнулся Артем, обвел ненавидящим взглядом несколько стушевавшихся врагов, зорко следящих за его речью не без тени робости и тщетного старания напустить безразличие на лица.
- На днях к вам приеду – подробнее расскажу. Ты уж, Марк, извини за беспокойство: побудило меня к звонку тебе решение Рафинада охладить меня в проруби и затем бросить в погреб… и то, как видишь, не сам позвонил.
- Когда приедешь?
- Об этом предварительно сообщу.
- Передай-ка  трубку этому.. как его… Рафинаду, - попросил Марк.
Рафинад взял из руки Артема трубку, и лицо его опять скривилось в подобострастную гримасу.
- Ага, ага. Хорошо, - выслушав, видимо, Марка, фальшивым приторным голоском сказал он в трубку; тут же льстиво прибавил: - Слава богу, довелось с тобою, Марк, хоть по телефону познакомиться.
Его разговор по телефону возымел известную силу. Когда он положил трубку, его лицо сделалось вновь сердитым, глаза сверкнули недобрыми огоньками, опасливо-озадаченный взгляд быстро заскользил, не останавливаясь ни на одном предмете, - такой вид обычно обретает человек, торопливо ищущий оптимальный выход из  экстремальной ситуации. Его очевидное беспокойство сообщилось и его приверженцам, замершим в безотрывном наблюдении за ним и в молчаливой настороженности ожидающим от него дальнейших указаний. Немного поразмыслив, Рафинад порывисто и небрежно поманил к себе пальцем одного из них, по-видимому, свою правую руку, и когда тот рысью подскочил к нему, склонился над его ухом. Шепотом отдав ему какое-то распоряжение, он быстро оделся и, попрощавшись со своей братией, уехал домой.
Его приверженцы небрежно, как бы невзначай и мимолетно, очевидно, для того, чтобы не уронить своего достоинства в глазах оппонентов, напомнили им, что будут ждать их утром следующего дня с деньгами, и так же, как и их главарь, стали собираться по домам.
Выйдя же на улицу  как ни в чем не бывало, дружелюбно предложили им подвезти их. Жертвы из гордости своей стали живо отказываться от их услуги, но те доброжелательно-заботливо настояли и подвезли их к микрорайону, в котором жили Артем, Морожкин и Пуркин, после чего благодушно попрощались с ними и высадили из машины.
Впрочем, это еще ни о чем не говорило. Поэтому, тепло попрощавшись с Пуркиным и равнодушно, без слова укора – с Морожкиным, в силу убежденности в безупречности своей позиции по отношению к Маршалову с его приятелями и тем более – к Рафинаду, и  потому даже не допуская мысли о возврате врагам денег, - Артем  подумал, что необходимо срочно собираться в дорогу.
Дождавшись, пока свет в окнах квартиры погаснет, он выкурил сигарету и со спокойным сердцем от мысли, что своим появлением не обречет мать на бессонную ночь в думах и переживаниях, направился домой.
Проснувшись утром, он, сморщившись от боли, приподнял голову с подушки и прислушался, но не услышал и шороха. Заключив, что матери дома нет, страшно обрадовался. Еще более же обрадовался,  когда, пробравшись на цыпочках сначала к спальной комнате, а затем к кухне, обнаружил на кухонном столе записку, в которой мать ему сообщала, что на оба выходных уехала к бабушке в пригород помочь ей по хозяйству. Только после этого он взглянул на себя: все тело его было в синяках и ссадинах, в голове непрерывно гудело. Позвонив по телефону бабушке, он деланным бодрым голосом сказал матери, что вынужден на несколько дней уехать, возрадовав -

-  335  -
шись при этом, что ее  материнскую муку с волнением от вида его физиономии ему удастся оттянуть еще на несколько дней. Тут же он позвонил в Москву. К его сожалению, Александра на месте не оказалось, жена его сказала, что он на неделю уехал в командировку. Зато Марк ответил в трубку после первого длинного гудка, и на его сообщение о том, что  через двадцать часов он будет в Москве, вызвался встретить его на вокзале. Артем от его предложения не отказался.
Любое движение давалось ему ценой физических страданий, его бил озноб, голова кружилась, руки и ноги дрожали. Превозмогая боли, он стал  спешно собираться в дорогу.
Звонок в дверь, от которого он вздрогнул, прервал его суету. Осторожно прокравшись в прихожую, он посмотрел  глазок: на него в упор страстным испытывающим взглядом смотрела Карина. Он решил ей не открывать, затаиться, но когда стал на цыпочках пятиться от двери, нечаянно наступил кошке на хвост, от чего та с исступлением громко заверещала, а сам он, испугавшись этого неожиданного душераздирающего верещания, прянул снова на дверь и слишком нетихо громыхнул ее железным засовом, поэтому ему ничего не оставалось как изобличить свое пребывание дома.
Впустив в квартиру такую ненавистную и такую желанную девушку, он отступил на шаг и оглядел неожиданную гостью: с распущенными белокурыми волосами, без следа косметики на лице и без головного убора, в бежевом приталенном плаще и  изящных сапогах на высоком каблуке, она была неотразима;  выражение лица у нее было виноватым и кротким.
- Красавица! Снежная королева! – находясь еще в состоянии шока от вчерашней встряски, как-то пьяно-задорно тоном ироничного восхищения воскликнул он. – Для полноты счастья мне только тебя и недоставало увидеть!..
-Не паясничай, - с нотой обиды негромко сказала Карина, с ужасом вглядываясь в его лицо.
- Соскучилась!.. Вот что, однако, бывает!.. – делая  над собою усилие, саркастически продолжал тот. – Ну, что же ты стоишь – проходи. – Он помог ей снять плащ. Предложил тапочки и обеими руками указал на вход в зал. Сунув свои маленькие ножки с точеными лодыжками в тапочки, Карина, покачивая упругими бедрами, обтянутыми элегантным платьем, прошла с ним в комнату. Там встала пред ним,  положила руки ему на плечи и, жалостливым взглядом всматриваясь в его глаза, сочувствующе сказала: - Кто тебя так?
- Что, таким тебе не нравлюсь? – весело сказал он и исступленно засмеялся. Отстранив ее руки, подошел к висевшему в прихожей на стене зеркалу, всмотрелся: лицо его было опухшим до неузнаваемости и представляло собою сплошную темно-фиолетовую гематому, а до невозможности заплывшие глаза –  смотровыми щелками.
- Очень даже красивый молодой человек, - сказал задорно, - хоть сейчас под венец. Гожусь в женихи я иль нет? – возвращаясь в комнату, шутливым тоном спросил он весело. Карина не ответила, бросилась к нему на шею и с судорожными рыданиями начала целовать его и прижиматься к его груди. На мгновение Артем остолбенел, несколько растерявшись и не зная, радоваться ему или плакать вместе с ней – любовь и ненависть к ней от сознания того, что в минуту, когда он был разбитым от сумасшедшего напора на него чрезвычайно неприемлемых событий она добила его, хладнокровно оттолкнув от себя, боролись в нем, - но тут же принялся успокаивать ее и гладить по голове.
Несколько успокоившись, она сквозь слезы с нежной преданностью посмотрела ему в глаза.

-  336  -
- Я пришла к тебе… - она запнулась и слегка покраснела. – Я пришла, чтобы больше не разлучаться с тобой – никогда.
- Боюсь, ты решилась на это напрасно, - мягко отстранившись от нее, убежденно произнес он. – Переболев однажды твою неверность, я вычеркнул тебя из своей памяти и возвращаться к прошлому не хочу.
- Но я люблю тебя.
- Приятно слышать, - с напускною холодностью произнес Артем , через силу прибавил: - к сожалению, я не могу сказать тебе того же.
- Жаль, - вздохнула Карина и медленно направилась к выходу. Артему стоило усилий не удержать ее.
Уже одевшись, Карина бесцветно сказала: - Через месяц состоятся выборы на пост главы государства. За кого будешь голосовать?
- Пока не знаю, - с потупленным пасмурным взором буркнул Артем, - не было времени вдаваться в предвыборную полемику. Да и,  признаться, не видел ни самих претендентов, ни, тем более, их программ.
Карина достала из кармана плаща несколько аккуратно скрученных в трубочку прокламаций претендентов на пост президента страны, протянула ему: - Возьми, почитаешь – у меня еще есть.
- Спасибо, - снова буркнул он.
Захлопнув за Кариной дверь, он с некоторым стыдом и тяжестью на сердце осмыслил свое холодное отторжение бывшей подруги и, равнодушно бросив на стол взятую у нее бумажную трубочку, продолжил торопливо укладывать дорожную сумку.
По пути на вокзал, расположенный в километре от дома, он едва успевал увертываться от людских пристальных взглядов – сочувствующих, любопытных, ужасающихся, беззлобно-насмешливых. Поэтому, сев в поезд, сразу же взял у проводника постельный комплект и забрался на свою верхнюю полку. Спустившись с нее только раз, когда все в вагоне улеглись спать, он размял затекшее тело, наскоро поел и, захватив в тамбуре морозного уже с запахом талого снега воздуха в легкие, снова забрался на свою полку.
Выйдя, наконец, на перрон, обогнул здание вокзала и вышел на привокзальную площадь. Среди многолюдной толпы уезжающих и приехавших, милицейских патрулей и прохожих, таксистов и всевозможных торговцев кое-как отыскав взглядом Марка и Ярослава, непринужденно беседовавших возле своего золотистого «Лексуса», направился к ним. Подойдя к ним с тыла, положил руки на их плечи.
- Давно ждете? – сказал улыбаясь. Те обернулись к нему и, уставившись на его лицо, застыли; к их ошарашенным взглядам попеременно примешивались то возмущение, то жалость; так буравили его с минуту, с таким же видом пожали и его руку.
- Оторвались они на тебе… - выговорил наконец Марк. – Ну , рассказывай.
Прямо, без обиняков, Артем рассказал о своей проблеме, которая, впрочем, была расписана на его лице лучше всяких слов.
Выслушав его, Марк с Ярославом призадумались.
- У этого Рафинада бригада большая? – обратился к Артему Марк.
- Я видел человек тридцать, - пожал плечами тот.
- Ну что, надо ребят собирать, - раздумывая , сказал Марк Ярославу.
- Мы тебя сейчас отвезем в апартаменты – посидишь в сауне, поужинаешь и отдохнешь с дороги, - обратился к Артему Ярослав, немного поразмыслив. – А сами начнем ребят с бригады собирать. Завтра в ночь или послезавтра ранним утром сорвемся к вам в Томилино – будь наготове. – Выдержав паузу, осмысленно и как бы между


-  337  -
прочим прибавил: - Если нас приедет человек двести-триста и мы разок там у вас кулаками помашем, - этого будет достаточно.
- Но имей в виду, - Добавил серьезно  Марк, - мы приедем и уедем, а тебе там жить. Мы ведь не шутки поедем шутить – базары разводить с ними не будем. Подумай,  пока еще время есть, где тебе жить потом.
Почему-то обрадовавшись появлению этой возможности, Артем сказал: - Да, я, пожалуй , подумаю. Только не в апартаментах, а у себя дома, - как решу, сразу же позвоню вам. А вы уж пожалуйста, пока не беспокойте своих людей.
Они тепло попрощались, и Марк с Ярославом сели в «Лексус», а Артем направился в вокзал покупать билет.
Хотя в душу его ни разу не закралось сомнение в правоте своего поступка, а чувство обиды захлестывало его всего, порождая в нем желание передавить врагов, как тараканов, еще в несущем его домой поезде он понял, что ни в коем случае не посмеет столкнуть лбами две группировки. Разумеется, при объективном рассмотрении этого вопроса далеко не последнее место в его понятии отводилось допустимости вероятных неприемлемых для него последствий : в частности, он руководствовался опасением, прежде всего, за мать, отчасти за бабушку, поскольку ее местожительство было мало кому известно, и в самой незначительной степени – за себя, - однако не только спектр отрицательных эмоций довлел над ним и выступал в его сознании приоритетом: попросту он не находил себя достойным причины разжигания конфликта,  достойным того, чтобы на алтарь его благополучия кто-то  приносил в жертву свои счастье, покой, свободу, а при известных обстоятельствах – и жизнь. Ко времени он поймал себя на мысли, что не один он такой несчастный, что людей с подобными судьбами множество и, к великой досаде, корень у всех этих судеб один – нищета.
Едва он переступил порог квартиры, сразу же позвонил в офис Рафинада, и сказал ему, что готов встретиться с ним для переговоров на предмет возвращения своего долга.
- Что ты, что ты, Артем!.. – дружелюбно, с изумлением и, как показалось Артему, с нотой обиды воскликнул тот, точно услышав от  лучшего друга заверение в незамедлительности возвращения ему одолженной у него ничтожно мизерной суммы, о которой он давно забыл, поскольку и за деньги-то ту сумму не считал, - ничего не нужно возвращать, братишка: мы тут еще раз посовещались и сошлись на том, что ты прав.
Только Артем положил трубку, в дверь позвонили. Подумав, что это может быть мать, он с досадным чувством приготовился выслушивать ее причитания по поводу его физиономии, которой можно было пугать малышей , успокаивать ее и заверять, что все обошлось. Однако это была не мать. Открыв дверь, он с радостью впустил в квартиру Шелеста Георгия. С бодрым, слегка развязным величаво-торжественным видом – первым признаком того, что дела у него движутся по возрастающей, тот сел в зале на диван, вытаращил на Артема глаза.
- Кто это тебя? – сказал бодро, с нескрываемым злорадством в голосе и взгляде, - асфальтная болезнь?
Внутренне загорячившись от его тона, Артем хотел было осадить его резкой репликой, но сдержался, поскольку в голове у него сверкнула забавная мысль.
- Выручил бы лучше, чем злорадствовать, - сказал сумрачно, с укоризной.
- Каким образом? – безразличным голосом произнес Шелест.
- Если не трудно, сходи к Рафинаду: замолвь за меня словечко, чтоб его шестерки больше не били меня на встрече, - серьезно сказал Артем, - скажи, что я готов постепенно выплачивать ему долг. Видишь ли, я оказался в аналогичной ситуации с той, в которой не так давно был ты.
- О, нет, - торопливо закрутил головою Шелест, - у меня своих проблем хоть отбавляй.

-  338  -
- Это была шутка, вводная, - грустно улыбнулся Артем, - хотел проверить тебя на вшивость, понять, чем ты дышишь.
Шелест несколько сконфузился, в растерянности уставился на свои часы.
- Ладно, побегу я, - встрепенулся вдруг, быстро метнулся в прихожую, - дела… дела.
- Беги, - равнодушно сказал Артем.
Глядя в окно на вышедшего из подъезда Шелеста, он невольно вспомнил Лупатова Николая, у которого не очень давно одалживал бинокль, и только теперь понял, какое убеждение заставляет Николая сторониться фамильярных отношений с окружающими и чуждаться всякого рода дружеских связей, а истинного друга находить только в лице своей овчарки.
Он безотчетно перевернул стоящие на подоконнике песочные часы и, безотрывно наблюдая невидящим взглядом, как песок пересыпается из одного сосуда в другой, с горечью сознавал, что минута проходит не так-то быстро, и сожалел о том, что тысячи, десятки тысяч таких минут потратил впустую. Он поймал себя на факте, что, живя на протяжении многих послеармейских лет, жизни как таковой не замечал вовсе, все время надеясь по-настоящему зажить несколько позже, когда достигнет некоторого материального благосостояния, безудержно и беспамятно стремясь к этому, - тогда как жизнь его утекала подобно песку, утекающему из одного сосуда в другой. Только теперь он понял, что ценить нужно именно день сегодняшний, поскольку он уже никогда не повторится, а не ждать чудес от завтрашнего, ибо жизнь бурлит сегодня, и никто, увы, не в силах составить прогноз дня завтрашнего, потому что не известно, настанет ли он.
Целиком погрузившись в эту думу, он заходил взад-вперед по комнате. Перед его глазами неожиданно встали образы Шишигина Эмиля, Чуханова Родиона, Грузликова Валентина, Маршалова Павла и его приятелей – всех тех, кого не очень давно он приговорил к своей месте, но были эти образы не искаженными, не самодовольными или надменно ухмыляющимися, а какими-то скромными, добродушными, бесхитростными, как в былые давние времена, - и хотя он был по прежнему уверен в своей правоте, краска разлилась по всему его лицу. Он ходил по комнате и с горьким сожалением вспоминал то время, когда, уверенный в себе, пропускал мимо ушей добрые советы более опытных людей, и клял себя за то, что в своей время не внимал наставлениям и предостережениям родителей.
Его блуждающий взгляд случайно остановился на лежащих на столе свернутых в трубочку предвыборных прокламациях, оставленных ему Кариной. Развернув их, он всмотрелся, однако его заплывшим глазам прочесть что-либо в тусклом свете комнаты представилось делом невероятно затруднительным. Он раздвинул шторы, и тут же лучи весеннего солнца брызнули в комнату; от  этих греющих лучей на душе его также стало светлее и теплее. Не в силах удержаться, он открыл балконную дверь и, умиленно жмурясь от солнца, с наслаждением залюбовался окружающим миром.
Снега почти нигде уже не было, и только теплый парок поднимался от земли. Всюду журчали искристые ленты ручейков, детвора пускала в них бумажные кораблики. Набухшие почки лопались, из них проклевывались молоденькие зеленые листочки. В голубом небе висел жаворонок и лил на землю свои песни, в ветвях высокого клена страстно и нежно чирикали синицы, воробьи весело барахтались на дуэлях. Прохладный ветерок принес необычайный запах лесной свежести и наполнил им комнату. Это ль не жизнь!..
Он  смотрел на прохожих – и ему хотелось сделать для каждого из них что-нибудь доброе, сказать каждому что-нибудь теплое, приятное. Он готов  был обнять весь белый свет, ему хотелось быть праведным и жить в атмосфере радости и мира .
Он поклялся себе, что перешагнет через все свои принципы и возвратит добытые

-  339  -
им незаконным постыдным путем деньги тем, кого еще минуту назад считал врагами. Он без колебаний освободился от набросков давно вынашиваемого в голове плана отмщения Паленому, расквитаться с которым считал делом чести, но в силу стечения обстоятельств так и не успел свести с ним счеты. Он решил, что непременно позвонит Карине и во что бы то ни стало уговорит ее прийти к нему, даже если для этого потребуется упомянуть всех святых.
Испытывая необычайный душевный подъем, он в третий раз с наслаждением перечитывал наиболее для себя приятную прокламацию одного из претендентов на пост президента страны с подзаголовком: КАК ПОБОРОТЬ БЕДНОСТЬ, - и на   глаза его наворачивались слезы радости.



Конец .