Гитар-р-р-а! начало дружбы с Питом

 
     Наверное, первое, что бросалось в мои глаза у Пита – это волнистые волосы. Впрочем, Питом он стал позднее. Когда мы с Сократом поселились в общежитие и начались наши внутригрупповые посиделки с сухим вином. Собственно и Серёжа Семёнов стал Сократом. А Володя Сандовский  – Волдом. Коля ??? – Ником. Ну, и наконец, я Сержем. Это уж точно, придумка Пита.
      Итак, мы снова вернулись к Питу. Помимо волос в глаза мои попали и туго обтягивающие всё, что в них находилось светло коричневые польские джинсы и отечественные кроссовки. Торс Пита туго обтягивала – по тогдашней моде – зелёная рубашка. Я тут же добавил к своему гардеробу, состоявшему из голубых индийских джинсов и белой футболки, сходную модель рубашки, отобранную мною у модника дяди Вани. Я столь тщателен при описании одежд не случайно – по одёжке, действительно, встречают. Одежда Пита мне столь нравилась, что он дал мне свои джинсы на мою побывку в город, где я вырос, где жили мои родители и мои школьные друзья. Потом эти одёжные дела весьма усугубились. Я стал покупать всё то, что мне нравилось на Пите. А нравилось почти всё! Пит, как мог, боролся с этим. Например, если он покупал какую-то новую вещь, он не надевал её сразу. Он выжидал, сколько мог. Недели две. И лишь затем демонстрировал обновку. На вопрос: «Где купил?» – отвечал нечто невразумительное.
     Первый семестр мы с Сократом жили на съёмной квартире. К началу второго семестра Пит был уже не только старостой группы, но и председателем студсовета. И на этом убедительном основании, он перетащил в общежитие всю нашу группу, включая и меня с Сократом. Жили мы с Сократом второй семестр первого курса в комнате с ещё двумя студентами двумя курсами старше нас.
     Но вернёмся к первому курсу. По его окончании произошло неожиданное. Вместо вожделенной летней практики по ботанике и зоологии в лесу и у реки нас заставили работать на стройке нового корпуса биофака. И работа-то была какая?! Мы должны были
Выносить из строящегося корпуса строительный мусор! Ни уму, ни сердцу. И это вместо любования растениями, водными зверушками! Негодовали все, кроме меня. У меня образовался сильный нарыв на пальце. И под это дело медики меня освободили от работ! Вот это лафа! Я пропадал на кафедре, где сотрудничал с преподавателем в плане проведения работ по генетике. И в один из дней, этот преподаватель предложил мне съездить на Мироновскую ГРЭС в рыбное хозяйство, чтобы помочь его дипломникам с подсчётом молоди в прудах: «Можете взять с собой товарища. Или девицу, - добавил он слегка смущаясь моей юности. Ну, девицу на научную стезю и впрямь было брать несподручно. А вот товарища. Нисколько не сомневаясь, я сообщил о шикарной возможности Питу. Когда информация просочилась в женскую часть нашей группы – а именно они составляли основной контингент бригады  – они меня, не скрывая этого, возненавидели. Увести от них единственную отраду среди рабочих будней, это было уже похлеще того, чтобы не работать самому.
     Уже через день мы были в рыбном хозяйстве. Что это были за дни!  Мне , дни проведенные у ГРЭС  видятся в мареве лета. С утра мы, раздевшись до плавок, подсчитываем молодь белого амура. Или толстолобика. Это делается так. Сначала считаешь, сколько рыбок в одном ковше. Допустим, пятьсот. Затем, черпая ковшом, каждый раз увеличиваешь количество сосчитанных на пятьсот. Пятьсот, тысяча, тысяча пятьсот и так далее. Однажды в пруду, из которого была спущена вода, мы обнаружили двухлетку карпа. Гонялись за ним минут пять. Наконец, я рухнул на него, загнав его в дальний закуток пруда. Вот тебе и второе блюдо к обеду!
     Разумеется, в течение дня мы постоянно купались. А, после работы, взяв мыло и полотенца, мы шли каналу с горячей водой, который тёк со стороны ГРЭС – он там что-то охлаждал. В один из дней, у меня закончилось мыло. Я взял мыло Пита вместе с мыльницей. И эта мыльница, пока я мылил голову, у меня уплыла! Вроде бы, мелочь, но Пит среагировал на неё и назидание – типа: мыльницу надо было не выпускать из рук – произнёс в сердцах. Уровень его назиданий был, как правило, выше приведённого и лишь способствовал стремительному продвижению нашей дружбы. Ей способствовало и моё увлечение пением под гитару. Пит обычно просил что-нибудь из Высоцкого, или Городницкого. Начал я писать песни и на свои стихи.
      С тех пор я с Питом не расставался и не расстаюсь по сию пору. А завершающим аккордом стало утро отъезда. Мы брели по открытому солнцу пространству к автобусной остановке за городом. У меня за спиной весела гитара. О чём-то лениво говорили. И вот в это солнце, в эту беседу ворвалось ребячье: «Гитарааа!».


2015 – 11 23, Москва.