Всё не по учебнику

        Дело было под Файзабадом весной 1984 года.
        Мы шли колонной. Впереди – разведчики, сапёры, затем – управление полка, комендантский взвод и только потом – мотострелковый батальон.
        Комдив поставил задачу подняться на высоту 3000 метров и блокировать душманов по высотам, чтобы в лощине можно было провести боевую операцию по прочёсыванию местности.
         Погода выдалась ужасная. Внизу шёл дождь, а наверху это было похоже на снег. Снега в горах в это время и так хватает.
        Началась пурга, так как чем выше, тем сильнее ветер и ниже температура воздуха. Снег мёл настолько сильно, что в десяти метрах ничего не было видно.
Он был мокрым и каким-то противным, как и всё восхождение, длившееся со вчерашнего дня.
          Моя экипировка: рюкзак, командирская сумка, автомат, запас патронов и сухой паёк. Всё это хотелось бросить, упасть и лежать пока, погода не смилуется и не пошлёт нам тепла.
         Солдаты же, бедняги, тащили на себе всё, что может пригодиться в случае боя, вплоть до миномётов. Кто ствол тащил, кто плиту, кому-то пришлось тащить и боеприпасы – все это помимо своего вооружения и провианта, не говоря уже о собственном усталом теле.
        Ноги, как ватные, не слушаются, но надо идти. Снег тает, вода стекает в сапоги и хлюпает. Всё промокло до нитки. Капюшон поднят, но обзор местности нельзя закрывать, необходимо быть внимательным: «духи» могут устроить засаду, и тогда в неразберихе придётся нам туго.
        Тропа, обозначенная на карте, исчезла под толстым слоем снега.
         Но вот мы наверху, над нами белая мгла. С одной стороны – стена горного хребта, с другой – крутой склон, поскользнёшься – и понесёт тебя в вечность.
         Наше медленное восхождение след в след было похоже на топтание на месте. Также медленно и нудно тянулось время. Шла борьба: или природа нас сломит и мы повернем назад, или мы переломим ситуацию и выполним задачу. Хорошо, когда идёшь, остановился – стало вроде бы холоднее, ветер завыл сильнее, мгновение превращается в вечность, нервы на пределе, впереди идущий – как стена, которую не обойти, не перелезть. Стоишь, качаешься, воздух на такой высоте в пургу аж гудит, снег залепляет глаза. Остановка смерти подобна, и только сейчас начинаешь понимать, что движение – это жизнь в прямом и в переносном смысле.
           Чуть замедлился ход – все начинают материться, кто там остановился, почему они там чикаются. Но дело ясное, разведчики ищут обход очередного  заноса, тропы не видно, рисковать никто не торопится, своя жизнь дороже всего на свете.
          Склон вершины крутой, скользкий, а внизу пропасть. Может и есть тропинка, но она спрятана непогодой. Хорошо это или плохо, время покажет. Вперед идти не хочется, воевать – тем более, ведь наша Родина вне опасности, и наши дети здесь не плачут.
        В таких условиях даже альпинисты не рвутся покорять высоты. Мы же люди подневольные, нам сказали «железо», значит, оно не деревянное, это дело, и выполнять его, придется, хочешь ты этого или нет.
       В училище нас обучали атаковать танковыми порядками, здесь, блин, всё не по учебнику.
        Так и брели мы над облаками, и каждый думал свою думу, кто жевал галеты, а кто просто грыз себя. На остановках некоторые пытались закурить, но не получалось, спички и сигареты – всё мокрое. Руки закоченели, но жизнь еще теплилась в наших душах. Кто вспоминал родных, кто вслух мечтал о вкусной еде, а кто шёл молча, осознавая, что когда-нибудь будет вспоминать об этом, рассуждая о смысле жизни.
           Комдив вышел на связь, требует отчёта о выполнении задачи. Тропит непонятно куда, на приём к господу Богу всегда успеем. Снимаю капюшон и шапку-ушанку, напяливаю наушники, устанавливаю связь с внешним миром, который почему-то упорно хочет войны, и промёрзшим до хрипоты голосом говорю:
       – «Ноль первый» я «Родник-405», докладываю: до места еще километров
пять, прием. (Родник-405 – мой позывной на боевых действиях).
       Связь обрывается. Здесь даже радиоволны не могут напрямую преодолеть горные высоты. Будь он неладен, этот комдив! Хотел ещё, чтобы мы взяли с  собой буржуйки, палатки и дрова, говорил:
       – Будете там обогреваться.
Это надо же додуматься тащить такую тяжесть. Уже сейчас многие по дороге сбрасывают всё лишнее с себя, оставляют только вооружение и боеприпасы.
          Горы... Я их заочно полюбил ещё в юности, хотя их никогда живьём не видел. В свободное время только и занимался, что рисованием хребтов, отрогов, вершин, вулканов. Изображал горы в разных видах, как только позволяла моя буйная фантазия. Целый альбом состоял из горных пейзажей, даже была картина шириной около метра.
          Словом, заболел я в детские годы этими горами, будь они неладны. Первый раз увидел их издалека, в Сочи, на экскурсии от школы, а второй, и дай бог в последний раз, здесь, в Афганистане.
          Высоцкий пел: «Лучше гор могут быть только горы...»
          Нет, дорогой Володя, лучше гор может быть только сама Жизнь..
           Разведчики докладывают – дальше нет дороги. «Может, не в ту дверь я стучусь?» – думаю. Надо бы самому посмотреть и доложить командиру дивизии, пусть принимает решение на дальнейшие действия, а то, если сами повернём, обвинит нас в трусости.
           Впереди меня стоял связист с радиостанцией, сзади – командир комендантского взвода прапорщик Паснак со своими бойцами.
          Слева был ровный пяточок с возвышениями по краям, и я решил выйти из колонны, чтобы рассмотреть, какая впереди обстановка.
         – Паснак с пятью солдатами за мной, — крикнул я и рванул на простор, обходя колону слева. Сделав несколько шагов, провалился в снег по грудь.
          Ноги не чувствовали опоры, я медленно погружался в белую мокрую массу, которая готова была поглотить не только меня, но и всякую память обо мне. Вот к чему приводит спешка! Скинув автомат, широко раскинул руки и крикнул:
          – Паснак, обходи левее!
          Прапорщик, ещё не разобравшись, в чем дело, уже заматерился:
          – ...Паснак, Паснак, что, кроме меня никого нет что ли?! – прапорщик злился, но двигался и уже был слева, увидев меня, сказал: «Надо же, куда занесло майора!».
         Быстро отцепив автоматный ремень у одного из солдат, соединив со своим ремнём и автоматом, бросил спасительный конец в мою сторону. Офицеры, солдаты, стоящие в колонне, сразу и не поняли, что произошло, был человек, и нет, только кричит, мать его, так. Где он?
          Каждый смотрел в свою точку, каждый «хрюкал» себе под нос. Хорошо, что прапорщик Паснак проявил сноровку.
          Когда я вылезал, связист уже кричал:
          – «Ноль первый» вышел на связь!
          Через некоторое время, доложив обстановку, я получил приказ повернуть обратно...
          Нет, стучался я в ту дверь, но прием у господа Бога закончился.
          На противоположном склоне ущелья шёл бой. Напоролась наша пехота, соседнего полка, на душманов, которые, видать, молились старательно, прося помощи у Аллаха, и он им оказал милость...
         А мы не молились, лишь только хотели, что бы этот ад закончился побыстрее, и мы вернулись домой живыми