2015 г. Записи 62 Друг, помолись обо мне

2015 г. Записи 62 Друг, помолись обо мне

4 ноября 2015 г. На днях набросала отрывок:

О. наши лица, о, наши лица!
Не стоит злиться, не стоит злиться.

2 ноября сего года.

Мы поседели, мы постарели,
Мы приуныли, что в нашем теле
Энергий мало, сильна усталость.
И так немного нам всем осталось.

Но предлагаю за руки взяться
И в пляс пуститься и в ритме танца
Скользить умело иль неумело.
Пусть наше будет здорово тело.

Одежду — в ранцы. Вперёд — на танцы!
Мужчины вы, мы королевы,
Пажи и рыцари, в чём дело?
Дам разных приглашайте смело.

(2-22  ноября 2015 г.)

5 ноября. Проверила темпы во «Временах года» Чайковского. Мне кажется, что "Март" и "Май" Коля несколько замедляет. Сегодня я играла с воодушевлением на фортепьяно. Это меня всегда радует.

Вчера я написала о моих дорогих пианистах экспромт:

Музыка, мир исправляй,
Жемчуг на землю кидай!
Звук белоснежный пусть
Вылечит зябкую грусть.

Души к Себе поднимай,
Нежный Отец наш, в рай.
Колокол внятно звучит.
Птица над рощей парит.

Слёзы роняет Земля.
Это не дождь. Поля
Плачут в лиловой игле.
Друг, помолись обо мне.

(4 ноября 2015 г.)

Вечером перечитала отрывки из своих дневников и пришла к выводу, что раньше я была совсем другой, почти просветлённой, а теперь... «Господи, я всё потеряла», - пробормотала горестно я. Во мне возникла мысль: «Ты ничего не потеряла».

Тот, кто прельщал меня некогда, напечатал свои пошлые стихи под видом романса. Все его дамы наперебой его хвалят. У них нет вкуса?

6 ноября. Гуляла в парке. Это редко удаётся. Холодно, народу мало, дети на самокатах и в колясках, собаки, прогуливающие хозяев.

Сегодня не могла дозвониться Тане К., у неё день рождения. Стала экспромтировать:

Таня исчезла. Куда исчезла?
В мире теперешнем очень тесно,
Но кое-где пропадает пространство,
Нет там людей, но ведь это не страшно.

Там не взрывают боеголовки,
Там нет циничных, жестоких, ловких.
Мир там царит средь лесов и пашен.*
Нет там ни строек, ни гиблых башен.

* это мир воображения

Таня долго гуляла оказывается.

7 ноября. До меня дозвонился мой старый друг Саша Тимофеевский. Он когда-то жил на даче у Тарковских, там мы с подругой гостили у Саши и его жены, часто бывали у них в гостях в крохотной квартире, где были ещё Нюся и кошка белая. Почему жизнь так устроена, что даже очень дорогие и милые люди перестают звонить, ты перестаёшь им звонить? Это грустное явление.

Я просила Сашу приглашать меня на его выступления. Он замечательный поэт-мыслитель.

Нашла интервью с ним:

С Александром ТИМОФЕЕВСКИМ побеседовала Елена СЕМЕНОВА.

– Александр Павлович, в этом году вы стали лауреатом премии «Независимой газеты» «Нонконформизм». Как Вы раскрываете этот термин вообще и в отношении к своему творчеству?

– Отвечу любимыми пушкинскими строками:

Отчета не давать, себе лишь самому
Служить и угождать; для власти,  для ливреи
Не гнуть ни совести, ни помыслов,  ни шеи;
По прихоти своей скитаться здесь и там,
Дивясь божественным природы  красотам...

Вот программа жизни для поэта и вообще для любого любознательного человека. В иных странах это норма, у нас пока еще нонконформизм.

– Вы учились на сценариста во ВГИКе. Не могли бы рассказать, почему выбрали именно эту профессию?

– Я мечтал после школы попасть в Литературный и прошел творческий конкурс, но тут вышло распоряжение принимать только с производственным стажем, и я с горя поступил во ВГИК.

– Какая работа из Вашего богатого сценарного опыта Вам особенно запомнилась? Ведь приходилось же сотрудничать с интересными и знаменитыми композиторами, актерами.

– Мне повезло – я попал на «Союзмультфильм» в эпоху его расцвета. Одновременно работали три поколения блистательных мастеров – режиссеров, драматургов, художников, композиторов. Старшее по возрасту – Иванов-Вано, сестры Брумберг, Эрдман, Вольпин, Ефимов, Богословский, среднее – Хитрук, Качанов, Дегтярев, младшее – Норштейн, Хржановский, Шпаликов. Я горжусь тем, что мне довелось сотрудничать с Николаем Робертовичем Эрдманом.

– По причине «неудобности» вашей взрослой поэзии для советского режима вас начали публиковать поздно. Как Вам жилось в «подполье» и как произошел выход из него?

– В «подполье» мне жилось очень хорошо. Моих стихов боялся всесильный КГБ. Выход был не очень удачным. Была такая газета «Гуманитарный фонд». Литературная тусовка поставила меня в рейтинге на 265-е место, а я рассчитывал хотя бы на 264-е.

– Вам, как человеку, увидевшему по крайней мере три периода российской литературы, в каком времени интереснее жилось?

– 60-е, оттепель, я был молодым.

– Мне кажется, Ваш стиль, скажем, «Кулинарии эпохи застолья» или «Писем в Париж о сущности любви», в котором Вы с легкостью и юмором переходите от стихов к прозе и обратно, заметно тяготеет к пушкинскому поэтическому задору.

– Возможно, тяготею к недостижимому Пушкину, а ещё  к задору Алексея Константиновича Толстого.

– Кого Вы считаете своими литературными учителями? Какие книги, авторы произвели в жизни самое сильное впечатление?

– С учителями сложно. Всегда не любил учителей. Училку литературы в школе звали Кобыла. Я написал такой стишок:

Кобыла вздумала от скуки
Поэту диктовать науки.
Совет мой – не соваться сдуру
Достигнуть первенства во всем,
Оставить нам литературу
И ограничиться овсом.

Мои любимые поэты – Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Хлебников, а ещё обожаемый несравненный Гарин-Михайловский, увы, в сегодняшние дни забытый. Я всегда говорю, что веду свое происхождение от «Темы и Жучки», но если говорить серьезно, во ВГИКе были замечательные Маневич, Каплер, Габрилович, Ольга Игоревна Ильинская. Это мои наставники, благодарность им бесконечна.

– Вы обаятельно читаете свои произведения на публике. Когда был первый опыт Вашего публичного выступления? И как сложился Ваш выход на актуальные литературные площадки в XXI веке?

– Про литературные площадки ответить трудно. Я никогда не знаю, что мне удалось, а что нет.

– Какой момент в жизни Вы ощутили как важное для Вас литературное признание?

– Если говорить о признании, то это встреча с Арсением Александровичем Тарковским. Замечательный поэт благосклонно отнесся к моим стихам.

– Кто из молодых поэтов, с которыми Вы часто выступаете на одних сценах, Вам близок и, если можете объяснить, почему? Есть ли, по-Вашему, сейчас поэтическая тенденция, вредная для развития русского слова?

– Начну с конца. Вредная тенденция – литературная тусовка. Не верю в школы, литературные направления, течения, «измы». Все это, с моей точки зрения, явления не эстетические, а социальные. Существуют отдельные поэты, всё остальное – от лукавого.

Теперь о молодых. Моей маме подарили котиковую шубку, когда она была уже в преклонных летах. Я горевал: почему не раньше? Мама в молодости была такой красавицей. То же самое можно сказать о молодых – их не замечают, забывают, о них мало пишут. С моей возрастной колокольни все – молодые, и сказать о тех, чьи стихи мне по сердцу, не хватит места. Из самых молодых замечательны Лета Югай и Настя Строкина. Они так вдумчивы, так внимательны к жизни и знают, что им нужно написать. Ушел гениальный Григорий Дашевский – вот великая потеря. Но поэзия жива.