Гуд бай, Америка...

Человек тяжело дышал и правой рукой массировал своё сердце.
 Всё сегодня не складывалось. Денег в сберкассе не дали, сын не позвонил, белила кончились, картина осталась незаконченной. Решил вымыться, набрал воды в ванну, а тут сердце прихватило. Последнее время всё чаще и чаще он пил корвалол, но что-то мало помогало. В голове с утра вертелась песенка: «…гуд бай, Америка….».
Америка. Всю жизнь он мечтал посетить эту страну. И не только потому, что Америка казалась ему символом благополучия, а ещё оттого, что в молодости он пересмотрел все «ковбойские» фильмы. Вот сын уже был там, а он ни разу не был, и, судя по всему, не будет никогда. Почему-то душу грела мысль о том, что его картины в Америке пользуются большим спросом. Сам-то он за них получал мало, да и чёрт с ними! С перекупщиками и «заказчиками»! Вот, он например, мог бы купить там шикарную белую машину, широкополую шляпу и подъехать к этому чёртовому Союзу художников и помахать всей этой сволочи рукой. Он громко рассмеялся своим фантазиям.
 Несколько лет назад он не дал разрешение сыну на выезд в Америку и страшно гордился этим. Сын злился, ругался, но ничего с ним поделать не смог. Не мог его сын туда ехать, да ещё и с детьми. Зачем позориться и жить в нищете? Ведь его сын ничего не умеет.
 Гуд бай, Америка…
 Он вспомнил свою мать. Она была редактором крупного ленинградского журнала. Властная и сильная женщина, она не терпела его творчества. И ,когда он в своей комнате повесил репродукцию Писсарро, она громогласно заявила: «Не будет в моём доме «западной пропаганды!» Почему западной?
 Во время войны она была замужем за его отцом, военным лётчиком, но он рано погиб и она вышла замуж за журналиста. Сына она не замечала.
 Ему иногда казалось, что мать по отношению к нему мстит кому-то. Она была с ним резка и груба, заставляла стирать пелёнки сестры,и если он не успевал это сделать, она сушила на его голове зассаные тряпки.
Он учился в художественном училище и чувствовал себя великим. В знак протеста ушивал бесформенные брюки и делал из них «трубочки», носил безумно-яркие рубашки и все на курсе считали его стилягой. Их было несколько человек, которые не хотели жить, как остальные. Им нравился эпатаж, они любили импрессионистов, которые были запрещены в стране, они танцевали шейк и позволяли себе «мелкие удовольствия». Живопись для них была выходом из чёрного восприятия действительности.
Поэтому не было большого события из того, что их выгнали из училища.
Отгуляв и перепив это событие, друзья встали перед проблемой: «Что делать?». Извечный русский вопрос. Время было тяжёлое, надо было устраиваться на работу, иначе можно было «получить статью», в стране нет безработных!
«Гуд бай Америка…»
 Он был ошарашен, когда его подружка сказала, что ждёт от него ребёнка. Какой ребёнок? Зачем ребёнок? Он слабо понимал, что от него она хочет. Но подруга оказалась сообразительной особой и пошла с ним к его матери.
 Мать, выслушав подругу, послала её «куда подальше» и поместила сына в психоневрологическую клинику, что бы не дурил.
Этот ужас долго будет преследовать его всю жизнь. Он станет завсегдатаем этого учреждения на набережной реки Пряжки.
 Выйдя из «дома скорби» он пришёл к своей подруге, но там жил уже другой мужчина и ему там не было места. Увидев маленького сына, играющего со шприцом от инъекций, он пришёл в ужас, но ничего сделать, не мог.
 Мать устроила его на работу. Это  вернее можно было назвать трудотерапией. Ежедневный подъём в шесть утра, дорога в переполненном автобусе и бесполезный труд до шести вечера. Он склеивал полиэтиленовые пакетики. Советской стране нужны пакетики!!!
 В пятницу он покупал пол-литра и отдыхал. Руки как-то сами тянулись к карандашу, и он рисовал всё то, о чём думал, всё, что с ним случалось. Рисунки получались мрачноватыми, да и жизнь, почему-то тоже. Встречаясь со своими друзьями, он видел, что им тоже не сладко и все уходили от действительности, кто в алкоголь, а кто в искусство.
Дома, под кроватью у него стоял старый чемодан, туда он и складывал свои рисунки. Чемодан был не очень большой и, поэтому, он рисовал на маленьких блокнотиках. Там же он держал акварель и цветные карандаши. Иногда ему удавалось работать масляными  красками, но не у себя дома, а у кого-нибудь из друзей. Мать не любила запаха масляной краски.
Каждую осень он ощущал в своей душе непонятную тревогу. Она гнала его из дома, и он кружил по городу, всегда оказываясь на Васильевском острове, где жила его подруга с их сыном. Сидя на скамейке и выпивая портвейн, он вглядывался в окна, пытаясь их увидеть.
Домой приходил расстроенный и пьяный, ходил по комнате и сам с собой разговаривал. Иногда он плакал или смеялся, спать практически не мог и много курил.
Мать вызывала скорую помощь, и его отправляли в очередной раз в сумасшедший дом. Он кричал, ругался, пытаясь объяснить, что он нормальный, но после укола замолкал и впадал в жуткое оцепенение.
 Надо заметить, что психиатрическое лечение того времени, было поставлено на «широкую ногу». Кого он там только не встречал… нет, конечно, в этом лечебном учреждении попадались и настоящие сумасшедшие, но в большинстве случаев там лежали люди творческие и неординарные.
 Однажды к нему в палату привезли совсем молодого парнишку. Он был бледен и испуган. Несколько дней, после укола он не мог говорить, а потом рассказал, что он музыкант и сочиняет религиозную музыку. Его забрали с какой-то квартиры, где он исполнял её для очень узкого круга людей. Парнишка очень переживал - его флейту и бубен сломали санитары. Вдвоём с физиком-атомщиком, они как могли, утешали его. Через пару недель, мальчика перевели в отделение для буйных. Он его больше не видел, но часто думал о нём. Этот молоденький музыкант напоминал ему о сыне.
 Спустя несколько лет его картину «Маленький музыкант», приобретёт известная американская галерея.
 «Гуд бай, Америка…»
Время шло. Менялась атмосфера в стране, «вечный член Политбюро» умер, и дышать становилось легче. Он уже работал дома маслом и не обращал внимание на материнские угрозы. Правда, с годами она тоже, как-то сдала, не ходила на работу, а ездила к дочери, помогать по хозяйству и он перестал чувствовать на себе её «всевидящее» око.
Он и его друзья стали выставляться на квартирных выставках, куда часто заходили иностранные журналисты и коллекционеры, работы стали покупать. Когда он получил первый гонорар, он страшно удивился, это были неслыханные деньги, и по началу он даже не знал, как их употребить. Отметив, как следует это событие с другом, они отправились в Союз художников, покупать кисти, краски и холсты. Они же художники! – эта мысль грела их душу и пьянила головы. Но в Союзе их быстро «остудили» – «Вы не члены!» – сказала им продавщица, похожая на египетского сфинкса. «Очень даже члены» –весело возразили они, но покупка не состоялась. Чуть позже, за бутылку водки, они уговорили художника, который был «членом», купить им то, что нужно было. Его друг всю дорогу смеялся и обыгрывал тему «членства».
 Они были с ним дружны с детства, вместе поступили в художественную школу, вместе учились в училище и обоих выгнали за «формализм» в живописи. Друг собирался эмигрировать, собирал документы и доказывал своё семитское происхождение. Начальство ему не верило, ссылаясь на то, что знали его родственников, как русских, а он им доказывал, что именно за обманчивой русской внешностью и прячутся настоящие еврейские корни.
 Было грустно оттого, что друг уезжал, но видно судьба такая…
 Проводы были шумными и угарными, соседи по коммуналке даже хотели вызвать милицию, но их успокоили, сообщив об отъезде. Там он и увидел свою бывшую подругу. Они долго пьяно обнимались, а потом поехали к ней, прихватив по дороге спиртного, закусок и подарков для сына.
 Сын был уже большим, учился в предпоследнем классе художественной школы, был ещё один ребёнок, но главное – сын. Он был очень похож на него в молодости. Большие светлые глаза, замедленная речь и сутуловатая фигура. Но самое интересное, что он писал в той же манере, что и отец.
Он стал к ним приходить каждые выходные.
Дом у неё был странный. Вроде и отдельная квартира, а вроде коммунальная. Здесь жили её бывшие мужья со своими жёнами, её мать, она с новым мужем и с детьми. Народу всегда было много. К ней приходили странные личности, что-то продавали, приносили запрещённую литературу, холсты с абстрактными картинами и постоянно общались между собой, звонили по междугороднему и международному телефону. Он сидел всегда на одном и том же месте и почти всегда молчал. С сыном тоже не всегда удавалось поговорить, он вечно куда-то спешил. Однажды подруга показала ему свою живопись и спросила его мнение, кокетливо поглядывая на гостей. «Говно!» -спокойно произнёс он. Подруга обиделась, но виду не подала, больше никогда она не будет спрашивать его мнение.
Много лет спустя, на одной из выставок, он увидел её холсты и удивился, ему показалось, что его живопись кто-то плохо скопировал. Бедная женщина, ей так хотелось быть известной и значимой.
 Совершенно неожиданно в его жизни появилась любовь. Он был знаком с ней и раньше, когда учился, а встретив её случайно, не узнал.
Она была самостоятельной и энергичной. Она заставила его бросить бессмысленную работу и заниматься только живописью. Строго и безапелляционно переговорила с его матерью и забрала его к себе жить. Было трудно приучить себя рисовать каждый день, он совсем не знал, что ему делать со своим свободным временем и долгое время просто ходил по городу, впитывая пьянящий воздух свободы.
 Она заставляла его участвовать в официальных выставках, его выставляли, но при этом как-то криво улыбались и перешёптывались. Он очень чутко реагировал на эти усмешки и молча уходил в запой на несколько дней. А потом всё повторялось.
Осенью она помогла ему собрать документы для вступления в Союз художников. Он долго сопротивлялся, но взвесив все преимущества, согласился.
Он стоял с другими художниками и ждал решения Художественного совета, рядом стояли и лежали живописные полотна, причём образы знатных доярок и передовиков производства, были в огромном количестве. Он затосковал и занервничал. Пробегая мимо него, кто-то сказал кому-то: «Талантливые пейзажи, просто гениальные! Но «наша верхушка» их не примет – слишком талантливо!». Он сразу всё понял, и поймав, неизвестного художника, который для поступления в Союз художников, принёс портреты кошек, повёл его в ближайшую рюмочную. Пили долго, ругаясь и перебивая друг-друга, проклиная «союз» и всю партийную верхушку. Потом куда-то ехали, что-то пили, кого-то били, а потом провал…
Очнулся он в больнице. «Родное,2-е психиатрическое,»- с долей иронии подумал он. Выздоравливал он тяжело, ничего не хотелось делать, а уж рисовать и подавно. Неделями сидел на кухне и без конца курил. Видеть особо никого не хотелось, с матерью он почти не разговаривал, а на телефонные звонки просто не отвечал.
«Гуд бай, Америка!».
 Последнее время стало в жизни не уютно. Он всё время стал вспоминать друзей, которые уже не могли с ним поговорить. Друг, уехавший за границу, неожиданно умер, сказали, что его сбила машина, информация, пришедшая с запада, сообщала, что это происки КГБ, но зная своего друга, он вполне допускал момент пьянства. Странно все друзья уходили, кто как, кто спивался, а кто уходил в амбиции, граничущие с шизофринией.
 С любовью тоже не особо получалось – попадались либо очень сильные женщины, хотевшие сделать из него человека, или совсем «хабалки», с которыми можно только выпить. Интересно, а в Америке так же?
 Странно, живопись в последнее время тоже становится мрачной... Он любил Приморский парк на Крестовском острове, там всегда плавали лодки и вода всегда очень синяя... Он любил этот мотив, тихий спокойный. Вода, она всегда волновала его воображение.
 Кстати, надо бы сходить в ванну, только сердце сегодня очень болит.
«Гуд бай, Америка!»   





               
 

               


Рецензии
Наташа, сразу хочу сказать - вы очень хорошо пишите! Я думаю, что это самое главное! Сюжет знаком не понаслышке, поэтому и так всё понятно... Начинайте делать пробелы между абзацами. И начинайте с красной строки. Это всё для удобства восприятия текста на компьютере. Молодец! Успехов Вам!

Сергей Вельяминов   22.02.2019 12:50     Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.