Как меня принимали в партию

          Я работал слесарем-монтажником в системе Министерства сельского строительства РСФСР. Строили комбикормовые заводы, мельницы, элеваторы – огромные сооружения высотой до 75 метров, и гордо называли себя верхолазами. Работали на всей необъятной территории страны, находились в длительных командировках, жили, как правило, в вагончиках, хотя случалось пожить иногда и в общежитиях, и в гостиницах. Огромнейшая масса трудового люда постоянно работала чаще всего в глубинках – местах выращивания зерновых культур. И значительная часть этой рабочей массы – люди, мягко говоря, не сильно воспитанные, а по правде говоря, сборище лиц – любителей попить водки, да и любой существующей алкоголь¬ной дряни. Были так называемые летуны, хулиганы, бывшие зэки, люди, не имеющие семей, а то и просто падшие люди. Но основной костяк строителей, а также звеньевые и бригадиры – это высококлассные специалисты, труженики-трудоголики, я бы сказал, романтики, как кочующие цыгане, перемещающиеся по стране. Именно они воздвигали промышленные и гражданские объекты, гордились результатами своего труда, получали правительственные награды, двигали вперед народное хозяйство СССР.
          В этой трудовой армии мне не сложно было выделиться. Пять лет я работал бригадиром, заочно закончил технический ВУЗ, работал прорабом, меня заметили, сделали заместителем начальника строительно-монтажного управления. 
          Очень скоро моего начальника и друга Олега Аккермана перевели на работу в министерство, а меня назначили исполняющим обязанности начальника СМУ. Ничего удивительного в таком росте нет: выдвинули на руководящую должность человека, прошедшего путь от рабочего до начальника СМУ. И без ложной скромности должен сказать, что по работе у меня как-то все неплохо получалось, так как сказывался опыт, да и, очевидно, какие-то способности имели место быть.
Работа любого предприятия оценивалась вышестоящими организациями, райисполкомом, райкомом КПСС по самым разным показателям. Мое СМУ было не худшим и в тресте, и в Главке, и в партийных и советских органах.
          Все было бы хорошо, но... «Но» заключалось в том, что я был, во-первых, беспартийным и, во-вторых, моя организация находилась в городе Москве, причем в его Ленинском (главном, центральном) районе. Так вот, быть первым руководителем организации в центре Москвы и при этом быть беспартийным, это по тем временам – нонсенс.
          Меня регулярно стали приглашать (а надо понимать, вызывать) в райисполком, в райком КПСС на самые разные и частые совещания, присылали приглашения на какие-то общественные мероприятия, давали билеты в театры на интересные спектакли, пригласительные билеты на два лица на гостевые трибуны у Мавзолея Ленина на 1 мая и 7 ноября полюбоваться этим красочным зрелищем.
Московской партийной организацией руководил член Политбюро ЦК КПСС товарищ Гришин. Он ежегодно в Колонном зале Дома Союзов проводил партийно-хозяйственный актив, куда направлялись делегации от каждого района города.
          Однажды вновь назначенный инструктор райкома партии сообщил мне по телефону о том, что я включен в состав делегации и что я при входе в Колонный зал должен предъявить свой партийный билет. Поблагодарив инструктора за доверие, я аккуратненько сообщил ему о своей беспартийности. Новый инструктор надолго замолк, и мне оставалось только воображать его растерянное лицо. Потом он как бы очнулся и сказал, что перезвонит. Через полчаса он позвонил и бодрым таким голосом сказал мне, что я все-таки включен в состав делегации, так как в Советском Союзе наличествует блок коммунистов и беспартийных. С тех пор я стал составляющей этого блока еще на какое-то время. Но с этого момента заработал неведомый мне механизм.
          Из райкома партии об этом беспрецедентном факте «стукнули» в партком министерства, а оттуда задним ходом пришла эта весть в Главк. И начальник главка, и курирующий заместитель Министра не знали о том, что я беспартийный, да они и не думали никогда об этом, им и в голову это не приходило: солидные ответственные люди занимались серьезным делом – производством.
          Но с тех пор со мной начали «работать». И инструктор Райкома партии, и секретарь Райкома по строительству с различными временными интервалами стали вести со мной беседу о роли партии в нашем обществе, о том, что такой заслуженный и уважаемый кадр обязательно должен вступить в ряды КПСС. Я, как можно, скромно и дипломатично говорил о том, что я пока еще не созрел, пока еще не дорос, что я пока еще не достоин и так далее и тому подобное. Но прозвенел звонок... Первый секретарь Райкома КПСС пригласил меня с моим парторгом и твердо сказал «Пора!» и что через неделю меня будет заслушивать комиссия старых большевиков. Партийная организация возглавляемого мною СМУ приняла меня в кандидаты КПСС, и в ближайший вторник я пришел на комиссию.
          Комиссия – это группа старых большевиков, коммунистов с огромным партийным стажем; всем за семьдесят и более лет, но возглавляет эту комиссию молодой человек, сидящий за председательским столом. В приемной нервно снуют молодые комсомольцы, которые стремятся проникнуть или вступить в партию для будущего роста и карьеры.
          Мне же в ту пору было 48 лет, я уже был руководителем солидной организации, хоть и беспартийный, и меня дальнейшая карьера не интересовала. С такими мыслями я переступил порог этой таинственной комнаты, где полукружком сидели очень старые люди и с немалым интересом рассматривали меня. Накануне я тщательно изучил Устав КПСС. Все старцы по очереди задавали мне вопросы и по Уставу, и по текущей политике, и по солидарности со странами народной демократии, и по работе и еще множество вопросов самых разных и самых неожиданных. Я на все вопросы отвечал бойко, подробно, задор¬но и с глубоким пониманием происходящего – как и подобает вступающему в ряды КПСС. Когда эта экзекуция подходила, как мне казалось, к концу, одна бабуля, бывшая учительница с нагрудным значком «50 лет в партии» и с ярко выраженной болезнью Паркинсона, задает вопрос: «А не могли бы Вы, товарищ, процитировать наизусть один абзац Устава КПСС и таким образом ответить: «А что такое партия?»
          И тут меня взорвало. Я потерял над собой контроль и очень нахально и даже нагло ответил: «Я продемонстрировал комиссии свои знания Устава, ответил на все вопросы, а вот наизусть я помню только: «Травка зеленеет, солнышко блестит, ласточка с весною в сени к нам летит».
          Наступила гробовая тишина, которая затем взорвалась гневным осуждением моего поведения, мне стали говорить всякие гадости, что я оскорбил большевичку с полувековым стажем и что я есть карьерист и именно поэтому вступаю в партию, и прочую ахинею. Комиссия постановила: «Воздержаться от принятия меня кандидатом в члены КПСС».
          Я, разъяренный, сильно хлопнул дверью и ушел. Потом мне рассказали, что резонанс был бурный, неожиданный и скандальный.
          Через неделю мне позвонил секретарь Райкома по строительству, сказал, что комиссия, оказывается, утвердила меня кандидатом в партию и что мне надлежит прийти на заседание бюро Райкома КПСС для окончательного утверждения.
Члены бюро Райкома – это, в основном, руководители районных организаций, они меня хорошо знали и тоже были удивлены тем, что я только еще вступаю в КПСС. Бюро утвердило меня кандидатом, а через год и членом Коммунистической партии Советского Союза единогласно.
          Так в 48 лет меня приняли в партию – за два года до начала ее развала.