Читающий эти строки, помни, я тоже когда-то любила

«Читающий эти строки, помни, я тоже когда-то любила…» - Эмили почувствовала, как что-то оборвалось глубоко внутри нее, вызвав противную волну горечи с самой бездны ее сознания. Горячая слеза неторопливо расчертила мокрую полосу на алеющей щеке.
«Вы, наверное, подумаете о моем муже. Что ж, забавно, но это не так. Да-да, целомудренная Лиза, правильная Лиза, богобоязненная Лиза – не любила своего мужа. Я не испытывала к нему никаких чувств. Ни страсти, ни нежности, ни уважения. Хотя, в самом начале, признаю, я полагала, что уважаю его. Я видела в нем пример для подражания, я видела в нем яркий образец идеального мужа, мужа истинной христианки. Он посещал все собрания общины, он был остроумным проповедником. Был лидером служения. Он был таким…праведным что ли. Читал Библию, пытаясь выучить ее от корки до корки. Это его возвышало в глазах членов нашей общины, в глазах моих родителей. И должно было возвышать в моих собственных глазах. Его любовь к Богу. Ах, что он знал о любви?!
Он много говорил и говорил высокопарно. О долге перед Иисусом каждого верующего. О безмерной любви Иисуса к нам. Но в этом человеке не было ни капельки такого прекрасного чувства, как любовь. Словно дерево, которое еще стоит, пышущее молодостью и радуя зеленью своих побегов каждого, кто проходит мимо него. Но загляни в его душу – и ты поймешь, что жизненные соки давно не питают его. Он закрыт от них, расходуя ту малую часть, которая когда-то успела в нем накопиться. Он гниет внутри, и эта гниль источает ужасный аромат при всей его внешней свежести. Но эта внешность – напускная.
В нем отсутствует жизнь. Он мертв, давно мертв, и я удивляюсь, как его ноги еще ходят по земле, а не протаптывают дорогу в Небесах. Я удивляюсь, как этот труп говорит своими мертвыми губами речи, которые касаются струн души многих прихожан общины. Как они могут видеть в нем наставника?! На что он может их наставлять?!
Его речи механичны, как речь робота, которого запрограммировали произносить определенный текст. Осознает ли робот всю глубину провозглашаемых им речей? Нет, ведь это машинально. Так и он машинально, безжизненно цитирует Библию, а в таких прекрасных и великих словах Священной Книги – лишь его пустое эхо. Звенящее эхо пустоты.
И, за исключением разлагающейся души, - пустота.
Я никогда не думала, что пустота может быть в христианине. Ведь мы – избранные! Избранные самим Богом. Каждого из нас этому учили. Мы – христиане. Мы спасемся. Мы. И только мы. Никакая другая религия не даст человеку возможности встретиться с Всевышним в райском саду. Все, кто не уверует во Христа как в своего Спасителя, не смогут жить вечно в Эдеме. Ни мусульмане, ни буддисты, ни любые другие инаковерцы и неверующие. Только мы. И соединяться в браке, создавать семьи, рождать детей мы можем только с христианами. А лучше и правильней для нашей души – с христианами одной деноминации.
Я в это поверила. Я откинула свои чувства, втоптала их в грязь, подвергнула их табу. Я закрыла свое сердце, повесив тяжелый замок на железную дверь, а ключ отдала общине. Я забыла свою любовь, я порицала свою любовь. Я ее предала.
И я стала нелюбимой. Мой муж говорил, что превыше всего любит Иисуса, а потом меня. Но любит любовью немыслимой, неземной, любовью «агапе». Бред…Чушь…Вранье!!!
В нем нет любви и никогда не было. В нем нет чувств ни к Богу, ни ко мне, ни к кому бы то ни было! В нем – пустота. И этот пустой сосуд пытался кого-то наполнить?! Меня наполнить любовью?!
Словно переливать из пустого в порожнее. Да, я стала пустой, как и он. Ведь я, подобно супругу, откинула единственную Божью искру, которая делала меня человеком, Его твореньем. Я откинула любовь. И теперь мы с ним – два пустых тела.
Мы ходим всегда вместе, но мыслями далеки друг от друга. Мы едим вместе, но пища лишь поддерживает нашу функцию передвигаться. У нас нет духовной пищи. Конечно, мы читаем Библию, читаем каждый день. Мы давно выучили ее, мы свободно ее цитируем. Мы готовим проповеди, делая пометки; закладками испещрена вся Книга Книг.
Но слова теряются в пустоте наших тел. Они не находят отклика, потому что души в нас самих давно истлели, они мертвы и где-то на дне покоятся, устав ждать, когда закончится наш земной путь. И живительная пища Животворящего Слова не может их оживить. Не может потому, что слова пробуждают любовь, ведь Бог – это Любовь, и Любовь – это Бог. А мы давно лишили себя любви.
Мы верили в свою избранность, в свое величие над неверующими. Мы гордо несли свое знамя, нас распирало от чувства собственной значимости. Сколько хвалебных речей мы приписывали себе и друг другу! Сколько лестных од пели, убаюканные сладостью мыслей о своем величии! Какими громогласными речами заглушали пустоту внутри себя, ощущение фальши от того, что мы делаем…
Меня это не спасало. С каждым днем становилось все хуже и хуже, каждый день превращался в пытку. Я вначале не понимала, почему у меня опускаются руки. Почему вещи, которые меня всегда радовали, давали толчок, побуждали к действиям, перестали приносить былое удовольствие. Я оказалась в вакууме. Я шла на служения, но понимала, что служить людям я не могу – что-то изменилось во мне. Что-то гнетет меня, слова мои – фальшивы, утверждения, которые я навязывала (как и мне в свое время) прихожанам – ложь от первого лица. Я лгала. Лгала сама себе, потому что, стремясь поделиться с людьми любовью, Словом, я не давала им ничего.
Я лжесвидетельствовала, когда рассказывала, как надо любить, как я любима своим мужем, и как я люблю его. И муж лгал, когда говорил, что только христиане любят так, как завещал им Бог, неверующим ибо это неведомо.
О, что мой благоверный мог ведать о любви?!
Оставаясь наедине, он брал мою руку в свою и проникновенным голосом цитировал Священное писание, Послание Св. Павла о роли мужа и жены в браке. Но за его словами не было его самого. Не было нежности, трепета, душевных порывов. Не было искренности. Хотя он сам силился, по-настоящему силился поверить в то, что говорил. Но он так же не находил отклика в моей душе, во мне. Ведь я его не любила.
Два нелюбимых и не любящих, два одиночества. Два пустотелых сосуда, два съеденных мира.
А я любила когда-то. Теперь мне кажется, что это было как во сне, давно и прекрасно. Но это было. Я оставалась живой до тех пор, пока любила, пока теплилось это чувство у меня внутри. Любовь наполняла меня, давала мне крылья и возносила подобно ангела вверх, навстречу блаженству. Каждый день, каждый миг я ощущала жизнь, весь мир был прекрасен. Он был прекрасен… Черные волосы, как у меня, светлые глаза. Его взгляд пронизывал, находя ответный отзыв во мне. Я тянулась к нему каждой клеточкой своего сознания, каждой фиброй собственной души. О, да, тогда у меня еще была душа. И она пела…
Я не забуду его голос, сильный и нежный. Он баюкает меня во сне. И во сне я отдыхаю. Я не забуду его походку, которая пружинила в такт его движениям. Я не забуду его улыбки, обращенной ко мне. Как много для меня было в этой улыбке! Сотни слов, которыми мы описываем любовь и какой она должна быть для христианина, не опишут даже тысячной доли красоты его улыбки. И того значения, того чувства, которое вмещалось в одном движении его губ… Он был искренен в любви ко мне. Он готов был сломать все преграды на пути ко мне. Но я возвела новые. Я поставила барьер между нами, я построила глухую стену. Я отгородилась от него, от себя, от любви, и от…Бога.
Иногда я замечаю, как мечутся люди в поисках своих половинок. Как страдают они, не находя любимых, которые бы любили их в ответ. Как одиноки и несчастны эти люди. Только сей час я осознала, какой великий дар был послан мне Всевышним – любимый человек, любящий меня. Человек, веривший в меня, он принимал меня такую, какая я есть. Он не пытался меня переделать, переиначить, перекроить. Я была христианкой, он – мусульманином, но его нисколько это не смущало. Он спокойно смотрел на то, что я хожу в церковь к общине. Он поддерживал в этом меня. Он не навязывал мне свою религию, не ругал мою. Он уважал меня, я понимаю сей час важность уважения.
А что я? Я отвергла Божий дар, я сломала это чувство. Я доверилась человеку, который взял на себя ответственность говорить от Бога. Я послушала…человека! Человека из плоти и крови, такого же, как и мой муж, проповедника. Я убила свою любовь… Я убила Бога в себе…
Читающий эти строки, знай, я уже мертва. Давно мертва, хоть и не потеряла способность писать и мыслить. И когда тело мое будет лежать в труне – не плачь за мной, моя душа давно уже мной оплакана. Она зажата в тиски, она сдавлена рамками бренного мира, она в ловушке. Пора мне ее выпустить…»
Эмили осознала, что давно плачет. Слезы безмолвно капали ей на руки, застилали глаза, но она продолжала читать. Читать слова ушедшего в иной мир, близкого и навсегда потерянного человека – так тяжело! Невыносимо тяжело. Но иначе нельзя…