***

                7


     Побоку  Ботанический  сад!   Сейчас  бы  я  просто  пошла  бродить  по  улицам  Сухуми и  стала  думать  о  Фазиле  Искандере.  О  его   чудесном   Чике,  чье  детство прошло  на этих  южных  жарких   улицах.  О  его  дедушке…
  Я  люблю  этого писателя.  У  нас,  несмотря на  разницу поколений,    много общего. Он хорошо учился и я.  У него  был  замечательный  дедушка  в  деревне, а у  меня – бабушка.  У него репрессировали отца, у  меня – деда. У него дядя – эпилептик, у  меня  -  тетя. Он считает, что  искусство  должно  помогать   людям    жить, и  я  убеждена  в том  же  самом.
  И никакой он не  русский  Марк Твен, как совсем  не  тонко подметил кто-то  из наших  выдающихся  критиков. Он  -  русский Фазиль Искандер,   со всеми вытекающими отсюда последствиями.
   Какой же, господа,  Искандер -  Марк Твен?  Позвольте! Марк Твен – это  экшен,  классическое  американское  действие.  Начало – середина -   конец.  Золотая лихорадка, таверна,  кольт,  самая красивая  подружка, самый  высокий  небоскреб.  А рассказ  Фазиля  плетется и завивается,  как  бесконечный  иранский растительный орнамент;   как  само древо жизни. Ствол, веточка, от нее пошла другая веточка, от той еще одна...  Цель жизни  - не действие (сначала совершаешь ошибки, потом  их описываешь), цель жизни – понять жизнь. 
    Сидеть  в   уютной чайхане,  потягивать   трубку   или  попыхивать сигаретой, прихлебывая  кофе и  -   вспоминать,  вспоминать,  думать, наблюдать,  рассуждать...  И  уяснить, наконец,  черт  побери,  что же  такое  представляет   из   себя  эта  воистину  загадочная,  будоражущая  воображение   и   труднопостижимая   в   своем великом  многообразии   жизнь?  И  стоит  ли  ради  этой  чухни  вообще отрывать зад?
   Говорят, это  язык двух  культур  – молодой  и  старой.  Говорят, что  все,  что не  от первого  лица  –   ложь.
Да мало ли,  что  болтают?
А  как же  Толстой  с  отлично  прочувствованной и  понятой им  Анной  Карениной? А  Флобер со своей замусоленной  по всем  хрестоматиям  мадам  Бавари?  И  какая вообще  разница,  от какого лица,   кто и  когда  что-то  написал?   Важно – что и как.
 И почему  нужно обязательно дискриминировать  культуры  по возрастному принципу: молодая  -  старая?   А  разве общей мировой культуры уже не существует?  Разве  там,   на верхушке  всемирного древа,   где культурные ветви смыкаются,   не  развешены   давным   –   давно  и  не нами   расписанные  всеми  цветами   радуги  скворечники  для райских птиц? И  на  каком же языке   поют  эти птицы -  на русском? на  английском? персидском?  Не  существенно!  Они поют о главном.
 Внутренний  и  внешний опыт – вот что, по-моему,   единственно  важно для художника, а  вовсе  не формальная сторона дела. 
  Молодые   бегают,  дерутся, влюбляются, отнимают  друг у друга  деньги. Старики  вспоминают, обсуждают, похваливают, ворчат.  Куда они  намылились, эти  черти? Что  затевают?  Смотри - ка,   понеслись!.. –  это    к   какой культуре  относится:  к  старой   или   молодой?
 Это вообще не  имеет  отношения  к культуре.  Такое  даже Пятница поймет.
  Вот  если  бы  я  –  мечты, мечты! -  была  знаменитым писателем и  кто-нибудь попросил  меня перечислить все те немногочисленные моменты моей биографии, когда  я  была  по-настоящему,  абсолютно и  безоговорочно  счастлива,  я бы  как раз начала  с  этого: я – бегу!
  Мне семь лет. На ногах сандалии,  в руке – пистолет, разгоряченный  лоб обдувается  прохладным  ветерком,  я  молочу подошвами по асфальту, обшаривая острым,  цепкими  взглядом  густо застроенное и обсаженное  городское пространство - стены домов,   ограду вокруг  школы, бордюры, машины, деревья, кусты…  Везде, везде  могут быть  укромно упрятаны,  быстрым мелком  кое- как  начертаны,  белые, прерывистые ориентировочные  стрелки.  Мы  играем в  казаков –  разбойников.  И я бегаю  быстро-быстро; быстрее  брата, быстрее  большинства  мальчишек - ровесников, и  моему самолюбию  это льстит. Но  важнее самолюбия  для меня  - просто бежать.  Лететь,  подставляя  ветру  прыгающие,  красные,  счастливые  щеки;   мимо  домов, где на лавочках  восседают  бдительные  старушки – доносчицы;  мимо  палисадников,   где  девчонки  -  клуши,  удивленно  и  с подозрением  косятся на  меня из  своих цветочных  зарослей,  заманивают  домиками  с  куклами;   и  - сплетничают, сплетничают, сплетничают….   
 Мне их  жаль! Они  даже не догадываются, какую  скучную жизнь  ведут. И как это здорово:  чувствовать  свои  быстрые ноги, сильные плечи, разгоряченный лоб…
 Я одним прыжком взлетаю на  пятый этаж, сзади, наступая на  пятки, топочет  брат: мама, воды!!!
 Ну что, вы  поняли что-нибудь про жизнь?
 А что  тут понимать?
 Ты  бежишь себе, радуешься,  ищешь   запрятанные  где  попало  ориентиры, а тот,  у кого ноги  послабее, или  его, в принципе, раздражает,  когда  кто-то мелькает  перед носом  – хоп,  тебе  подножку! Милости  просим  в  палисадник!  Вы –  не   Чик.  Чик – мальчик. А  вы – извините,  кто?
  Но вот  за что я  безоговорочно  уважаю писателя Искандера  - так  это за то, что жизнь,  не  раз  ставившую ему  подножки,  он, тем не менее,   рисует   мягким,   мастерским  объективом.  В нежном,  солнечном   освещении своей  прекрасной  приморской республики.
  Прозрачный  вечерний  воздух,   сочные  краски,  длинные,  легкие  тени,  релаксирующий  шум  волн,  шепот ветра в лохматых эвкалиптах. Экскурсовод сказал, их  посадили здесь русские, чтобы  высосать  чреватые  малярией  болота.
   Чу! Слышишь, как  шипит  море? Это голос старого  мудрого   Ка : остановитесь, люди, опомнитесь,  что вы творите?  Вглядитесь   в  эту красоту! Прислушайтесь  к  заключенной в природе тайне жизни!  Ведь это и есть самое настоящее  чудо! И оно -  не вечно.  Мы мало живем, мы много страдаем,  давайте же научимся   как-нибудь понимать друг друга…
  Настоящий  писатель,  настоящий  человек. Бог дал ему  Дар и  его  дар служит  людям. 
 И  Марк  Твен  был таким  же.  Америкосы,   америкосы!  Да кто хоть одну книжку Марк Твена в детстве прочитал,  никогда  не сможет плохо  относиться к  Америке. Вот что делают писатели. Они несут мир под оливы.
 Несут-то, несут, а как  же  грузино  - абхазская война?  Не донесли?
  Ну, это  потому,  что хороших писателей, от  Бога, а не от Союза писателей,  у нас явно  маловато.  А их  должно быть много и  разных, как  деревьев  в  сухумском  ботаническом саду.  Не  графоманов с  их  манией  величия  и  не   борзописцев  продажных,  а владеющих художественным  словом  умных, порядочных людей.
 И  вот  когда их  будет много, и  когда они  примутся  усердно,  как дождевые черви,    рыхлить и  возделывать  нашу разнообразную российскую культурную почву,  создавая  тот самый  единый культурный  плодородный  слой…
  -  Эй, тормози! -  кто  это колотит меня по плечу?  А  муж! Ну, конечно!  Помочь перекопать  огород  или  перетаскать  бетонную плитку поближе  к забору -  этого он  не в силах  по причине   своего  возраста и состояния здоровья.  Зато   вмешиваться в  работу моего воображения  -  всегда  пожалуйста.
 -   Ну,  тебя,  голубушка,  и  понесло!  -  насмешливо восклицает он.  -  В  этом прекраснодушном  советском  духе  можно шпарить  до…
- И  до   куда  же?
 - Да,   до  туда! Куда  еще   и  «Вояджер»  твой   не долетал.   
     Очень  смешно!  Но откуда он  знает, о  чем  я  думаю?  Впрочем,   этот наш  с ним семейный  феномен   меня  давно уже  не  удивляет.  Он возник   с самого начала  нашей супружеской   жизни   и  придает  ей определенную пикантность. Не успею я   о  чем-нибудь  эдаком  подумать, как  муж уже  озвучивает.  Или  наоборот.  Кто первый подумал, а  кто  считал  чужую  мысль? Мы  много  раз  пытались  найти ответ на этот вопрос,  разобраться, что это  вообще такое?  - но так ни  к чему и не пришли.  Оставили все,  как есть.
  -  Разворачивайся   и  дуй  в обратную сторону,  -  между тем,  по привычке командует  он.  -  Пора возвращаться.  Забыла,   что   мы  с  тобой  застряли на  улицах   Сухуми? А  в  Турцию  при  советской власти  нам  все - равно  не попасть.  Железный  занавес. 
  -  Не мешай  работать!  -  я  раздраженно  отталкиваю его. -   Иди  лучше  подреми   в  своем кресле. –  Я   решила  все-таки  не  откладывать  и  добраться  до Турции  в  этот   раз. И   мы  до нее  доберемся! Fullstop.
  -   Каким образом?
   Глупенький,  он  никогда мне не верил, что, слово – Бог!
  А  Бог творить, что ему  вздумается.  Берет автора в оборот, подсаживает  к штурвалу.  Крути! Время,  полный вперед! Время,   на  тридцать  лет  назад!  Трехмерное пространство существует в  трехмерном времени,  зарубите это на своем  турецком носу,  господин  инженер.
И   цель художественного  произведения  - не бухгалтерский отчет, а  максимально приблизившись  к  истине,  изловчиться  и   уловить, наконец,   в свои сети  единственно  ценное и  реальное  для нас,  людей,  время  -  время  настоящее.
  К тому же на  дворе  стоит  год литературы.  И  этот год  еженедельно и ежедневно  и   иже  с ними  (со  СМИ я  имею в виду, которые  о  нем  постоянно  трандычат) -  напоминает  мне,  что жизнь  моя  уже почти  протекла и при   том  совершенно  не удалась. 
 Я  так и не написала ничего из того, что  планировала в молодости. Ни единого  романчика,  ни   сборничка   рассказов,  только  кучу  стихов – их можно  писать,  не отрываясь  от  возделывания жизни -  и сплошные  заготовки, наброски,  отдельные главки. 
  Как  подумаешь  о   тех талантливых  мужах  и  дамах,  заседающих  в  нашей охотной  дум - думе,  которые строчат   книжки  пулеметной очередью,   защищают  докторские  диссертации  и   рожают по  целому  садику детей,  и  все это без отрыва от государственных  дел  и   бизнеса  - чувствуешь   себя   последней  тлей  на капустном листе, инфузорией   туфелькой  в стоптанных башмаках.
Но  - даже  последнему  неудачнику есть,  чем похвастаться.
И в моем активе  имеется   нечто  нетривиальное.  То,  чего я  совершенно  не планировала –  эдакий   здоровущий кирпич -  детектив. Думая о нем  я  до сих пор  не устаю поражаться.  Неужели   это  я   его  наваяла? Я,   которая   не только никогда не  писала детективов, но  даже   и   читать-то их  не  особенно любит.
 Я  принялась за этот труд после дефолта  98 года, уволившись из журнала «Крестьянка»
( эту  христианку  вскоре, разумеется,   перепродали)  -  в  надежде  хоть  немного подзаработать. Ну,  и  подзаработала,  оптимистка!  -  кучу проблем со здоровьем.
  И  все-таки я  горжусь тем, что написала  этот  детектив. Точнее,   дописала  его до  точки. В жутких условиях кризиса середины  жизни, без работы,  без денег, с ребенком – подростком  и  мужем хворым  старцем.
  У меня  постоянно  ломался   компьютер   и  исчезали целые куски текста, потом сломался принтер...  Наконец, я  и  сама сломалась -  нас с дочкой  сбила  машина  и  я  чуть было не сыграла в  ящик. Так, по крайней мере, какое-то время  мне казалось.  Нельзя сказать, что эта  перспектива  в ту пору  сильно бы  опечалила меня, если бы не ребенок.
   И  все-таки  я  довела работу  до конца. В  полном согласии с заветами  воспитавшего  меня  женского коллектива. Как то:  две  мои  бабушки, мама,  учительница литературы  и  примкнувшая  к ним  позже королева  английского  детектива  - Агата Кристи. 
 Взялся  за  клаву,  умри, а   достучи   книжку  до последней  фонемы.
 Кстати  об Агате. Недавно  я  перечитала ее мемуары  и была  слегка обескуражена,  обнаружив, что  из новой редакции  тоже вывалился   целый кусок. Про то, как она чуть не  утратила  рассудок, когда   ее оставил  муж,  и как отвергла  брак  с немолодым вдовцом, предпочтя  ему молодого археолога.
  Кому понадобилось этот кусок заретушировать? И с  какой целью? Подозреваю,  этим  цензором  была не женщина.



                ххх

 -   Если  ты постоянно будешь  транжирить силы  на разные несущественные мелочи,  - ворчит  муж,   раздосадованный  тем,   что  я  все-время  норовлю  ткнуть его носом в  его возраст,   -   из  Сухуми мы никогда не выберемся. Ну, чего ты  все время  ноешь? Агата  отказалась вступить в   брак  со  вдовцом,  но  ты-то не  Агата?
   Вот поэтому я и  согласилась на старого холостяка,  мой  дорогой! То, что не годится англичанке,  русской  самый  раз. О,  кей,   умолкаю!   В конце  концов,  престиж  английской  литературы  опирается  ни  на одну  Агату  Кристи.  Есть  еще Сомерсет Моэм, к примеру.  Его мама  тоже  была  намного моложе  своего  супруга и ни разу не пожаловалась  на свой брак. Она говорила, что  ее  пожилой  муж   никогда не оскорбляет ее  чувств. Ты -  мужчина, и тебе не  понять, насколько это важно. Но,   во-первых,  ее муж  был обеспеченным  человеком.  А во-вторых, она, кажется,   рано умерла.  И  заметь,  дорогой,  она  ни-ко-гда!  ни- че- го!  не  писала.
-   Ты перестанешь  болтать?!   - ну,  вот, теперь   он  взъерепенился  не  на шутку.
Фонтан любви,  фонтан печальный…
  -  Не торопи меня!  - сейчас я его добью.  -  Муж писательницы должен  быть  не только  молодым  и здоровым, но еще и, как  Макс  у  Агаты,   находится  на  безопасном  расстоянии от  супруги.   Где –нибудь   на  раскопках в  Ираке или  Сирии.
 -   Эй, ты куда  побежал?!  Боишься  угодить  под   бомбежку?

     Но я  и,  вправду,  чересчур  много отвлекаюсь на чепуху. Итак,  на чем я остановилась?  А … на том,  что  меня сбила машина,  но  я  все-таки  дотюкала  свой  детектив  до  конца. 
    А  потом  я  совершила еще один подвиг  –  получила водительские права.  Заметьте, не купила, а   именно  получила – бесплатно. Это было что-то!  Ведь на календаре   уже  пошло  третье  тысячелетие  и   подобное  стало  невероятно  сложно.  Но что было  делать?   - если  мы с ребенком  уже  собственным здоровьем расплатились  за то, что  россияне   недолюбливают  ходить  на принципы.
 А  потом одна моя знакомая предложила мне поработать с ее сынком в брокерской страховой компании,  в центре по урегулированию убытков, помогать  людям,   попавшим в  ДТП.   Ну, вы понимаете! Это  только так  говорится: помогать.  На самом деле, конечно,  никто  им  помогать  вовсе  не собирался.  От них требовались деньги.  Но я не  об этом  сейчас собираюсь  вам  рассказать  (об этом вы  и без меня все знаете) -  это  я  таким образом  подвожу вас к  Турции.
Мой муж  ведь  справедливо подметил,  что мы  застряли  от нее   в  двух шагах  и   я твердо  намерена сегодня  туда  попасть.  Потому что я -   крепкий духом деревенский индус,   путешествующий,   не   выходя  за калитку  и  не выпуская  из рук  серпа.  Вон  мы   с вами  уже  какой  путь  проделали!

   Короче,  я приступила  к  работе в  брокерской  компании,  и волею судеб, туда же  вскоре  угодила одна  женщина,  растелепа,   каких  свет  не  видывал,   во  всем, кроме одного  - она любила жизнь и  умела подмечать в  ней  смешное.
И вот, что она  мне  поведала.
  Это произошло  в  90-е, когда  вся  Москва  (вместе с  бывшим  СССР, конечно) металась  в  панике,  не зная,  как  прокормиться.  И  ее  свекровь,  армянка из Тбилиси,  предложила  ей  подзаработать,   съездить   с   грузинками   на   автобусе   поторговать  в   Турцию.
 Идея  мою новоиспеченную  коллегу воодушевила. Тем более, что  она всю жизнь  только коммерцией  и  промышляла,  происходя  по  материнской линии   из семьи  потомственных  гумовских  торговцев.  Ее  мама  в свое время  даже  отсидела  какой-то  там срок за  какие-то там махинации.  А  папа,  тот  вообще -  еврей, так  что, казалось бы,   и предприимчивости  ей   было  не занимать. Однако грузинский  бизнес   неожиданно  оказался  замысловатее,  чем  ей  вначале   нарисовалось.  Не   успел  автобус  пересечь границу   - ну,  вот мы с вами  и  в  Турции, поздравляю! -  как она поняла, что совершила  грубую ошибку, промахнулась  с закупкой  товара.
   Дальновидно выяснив, что везти   туркам   нужно сигареты,   она  не учла, что  дымят они  не так,  как  у нас принято  -  пара  затяжек  по-быстрому  и  - на работу  -  а любят  посмаковать   табачок  вдумчиво и  не спеша,   а для этого им  требуются  не короткие, а  длинные  и   неторопливые сигареты. А  она  взяла с собой таких  совсем немного и  те, которые взяла,  у нее  мигом улетели.  А   короткие  осталась.  И их  было гораздо больше. Просто очень много. И предлагали ей  за них не деньги, а  какие-то  обидные  пустяки.  Тогда,  не  будь  дура,  моя  коллега  решила  свой товар  попридержать. Вот, мол, уж  углубимся в территорию,  подъедем   поближе  к  Стамбулу, там я  их выгодно и распродам.
     Но  -  велик  Господь наш  Иисус Христос, но и  Аллах не дремлет! 
     И  вот в  очередном населенном пункте,  где стоял таможенный  шлагбаум, и где   автобус остановили на досмотр, их  подвергли   форменному  грабежу.
    Шманали  так,  как нигде и никогда.  Выгребали все подряд: и  спиртное,  и сигареты, перетрясли кошельки, реквизировали  валюту.  Шофер автобуса,   грузин по имени  Баба, который на  бабу был  совершенно не похож,  а,  скорее, наоборот,  на  самого  что ни на есть брутального  альфа - самца,  с  головы  до  ног обросшего эффектной  шерстью -   ничего не  мог понять.   Везде таможенники  их  спокойно пропускали, сквозь  пальцы глядя  на всякие  мелкие нарушения, а тут, как  с цепи сорвались!   От такого поворота событий вся  шерсть  на его теле  сразу встала  дыбом. И он побежал  выяснять, что за  напасть такая.  Вернулся с сообщением, что их  настиг рок.
 Начальником  этого таможенного пункта  оказался  абхазец, у которого при виде  грузинских   номеров,  тоже  вся шерсть сразу поднялась, и  он  дал  команду  прошерстить  этот  автобус  так, чтобы  больше ни одному грузину никогда не захотелось ехать торговать в  Турцию. 
 -  И вот оно мое еврейское счастье!  - причитала  моя русская по маме коллега.  –  Посмотри  на меня, разве  я  похожа на грузинку?!  И представляешь, именно  у  меня  они  отобрали  Все!
  Все, потому что кроме сигарет у нее  ничего больше  и  не было.
  И деньги  на эти сигареты  она  тоже занимала.  А  дома, в  Москве, ее  в это время поджидал  безработный  муж  и  не вылезающий из холодильника  в  вечном поиске,  чего  бы пожевать,  их  прожорливый   сын - подросток.
    Настроение  -  сдохнуть  и  повеситься.
У  всех остальных тоже не намного  лучше.
   - И  как ты думаешь,  что  в  этой чудовищной  ситуации предпринимает   наш  рулевой  Баба?   - задает мне  торжественный  риторический  вопрос моя коллега и  в глазах ее потихоньку начинают  разгораться  праздничные огни  восхищения.
     Он медленно  оглядывает  свой  потрепанный бурей  экипаж, эти   унылые, обобранные,  преимущественно женские  ряды,   цокает  языком и -  дает команду, сброситься,  у  кого,   что осталось в кошельках   и  накупить  -  самой что ни на есть  лучшей еды, самого дорого вина  и -  закатить  пир на весь мир!
    Грузинки  засуетились.  Побежали на базар, накупили, разложили, короче, поляну  накрыли.  Выпили по первой,  закусили.  Баба затянул  протяжную грузинскую  песню.  Моя коллега  на все это  безобразие даже  смотреть не желает, сидит  в автобусе,  вынашивает  планы самоубийства. Или убийства мужа, армянина,  он у нее -  юрист,  а  денег  раздобыть  не может. 
    Ее зовут.  Упирается, не идет. Она  тут  при   чем? Она  им  кто? Она даже не грузинка.
   И  все- таки  Бабе удалось  ее  вытянуть.  Чуть ли  не  силой  влил в нее стаканчик вина,  заставил  закусить   бастурмой  с   кинзой.  Потом  еще  стаканчик  налили, и  еще... И  она сама не заметила, как с  энтузиазмом  подхватила  очередную,  уже  не  столь печальную и  протяжную, как  в начале,  а довольно -  таки  бодренькую   и  обнадеживающую грузинскую  песню.
   -  И  ты  знаешь,  -  с  легким  и   как   бы   не  проходящим  с тех пор удивлением от  этого  неожиданного  эффекта застолья, заключила свой  рассказ моя коллега,   - вешаться  мне  совершенно расхотелось. Подумалось, такая  все это ерунда! Сигареты  какие-то…     А  жизнь,  в сущности,  такая    неплохая штука!

                ххх
    Вот  и  я  тоже иногда думаю: отличная  штука -  жизнь!  А  иногда, как сейчас, например,   тоже  хочется  сдохнуть  и   повеситься. 
  Представляете, пока я  тут путешествовала  с вами и  грузинами   по  Турции -   из моего сарая неожиданно вывалилась  дверь. Да, да, прямо-таки - опрокинулась  на меня, килограммов  тридцать веса!  Кроты, собаки  такие,  подрыли.  И  стоило мне  выдернуть  ломик,  который  у нас тут  вместо засова, чтобы  пройти  внутрь  и  взять другой  серп, вместо  моего сломавшегося,  как   вся эта  махина  так  и  ухнула мне на  грудь. И  мужа не позовешь.  Какой  от него толк?  Ему  уже  лет двадцать  как нельзя поднимать  тяжести. Придется теперь самой  навешивать ее на петли.
  Но все равно мы - то с вами  знаем, что  сдохнуть  и  повеситься  -  это совершенно невозможно. Что  это просто  стилистический прием  такой  -  гистерон -  протерон   по -  гречески   называется, то  есть  логическая ошибка.  Нельзя  сначала  сдохнуть, а  потом повеситься.  Интересно, есть ли  на белом свете хоть  что-нибудь,  чего  бы  эти   древние  греки  не знали?
  -   Что  Земля   вращается  вокруг  солнца, -  деловито заглядывая в сарай,  подсказывает мне муж. Он опять подслушал  мои  мысли  и   явился поглазеть, как  я  тут  корячусь с дверью.   – Они жили по системе Птолемея. А  Коперник…
 - Вот только не надо, не надо  мне  тут   пиарить  своих поляков! –  взвиваюсь я.  – Достаточно  того, что мы  состоим  в  родстве с  турками. – И запомни,  наш брак – это исключение, которое только  подтверждает правило.  Я  против  мезальянсов   по возрасту.  Я вообще  против  неравнозначных  браков.   И  против  гаремов  тоже.  Хотя…    Тут,   в  деревне,  они  бы, наверное,  не помешали.  Мужские.  Здесь  эта  категория  граждан  так  быстро выходит из  строя, что, чем их  больше, тем  лучше. Работы  на всех хватит.
  Правда,  встает вопрос, на что эту  гвардию содержать.
  Черт, и  почему все всегда упирается в деньги?
 Стоит  ли  удивляться, что мы  так и   не  водрузили  свой красный стяг над святой  Софией, как  шутили   когда-то?  И  что  это  турки,  напротив,  без всяких шуток,    у нас  тут,   в  Москве,  недавно,   на проспекте Мира,    укрепили  свой  полумесяц   ( точь - в – точь   мой  сломавшийся  серп, которым   я  срезаю  травку  под  кустиками) .  И  чем  это закончится  при  нашей рождаемости,  одному Аллаху  известно!   
  Но  быть может,  то, что ему это  известно,  а  нам – нет -  и  к лучшему?
Знай,   я  наперед,  что  советская  империя рухнет,  и  все так  повернется,   как повернулось,  разве  бы я   когда-нибудь  отважилась  выйти  замуж за  своего  не юного супруга? И  разве  стала  бы  рожать от него ребенка?…
   Фу! -  навесила дверь,  перевела дух,  успокоилась .
  И не  было бы   у меня сейчас моей  хорошенькой,  любимой,  умницы дочки.  И не зачем мне было  бы  нацеливать свой  писательский бинокль в  прошлое и воспроизводить в  памяти  то  давнишнее  путешествие с  мужем в  Абхазию. Не зачем  и  не  для кого.
 Потому что сейчас,  скорее всего,  я  была бы  абсолютно  успешной  женщиной  с деньгами  и  мужем – ровесником  и  ни о ком,  и ни о чем  постороннем, кроме  своих интересов  и не помышляла.
- Нет?  – не верит муж. – Так бы и не помышляла? И  ничего писать бы не стала? Ни строчки?
- А о чем мне писать? О том, как  моя родная страна отказала мне в праве на все: на крышу над головой, на  работу по специальности, на рождение ребенка, на брак  по  любви?
Или о том,  что  для  того,  чтобы жить  и  выжить  мне пришлось отрастить  когти, оскалить зубы,  сменить  тонкую кожу  на   пуленепробиваемый  панцирь?   Знаешь, как  это называется?  Пахидермия.
Пахидермия  в  рамках программы  по  аккомодации.
Или  лгать, как  лгут  многие  мои  знакомые   бизнесменши,  что  люди, с  которыми  им приходится  иметь дело, как на подбор, все умны,  добры  и подкупающе  порядочны? И    что   наша  Родина  - краше всех;  а  мужчины  рядом  с ними  – это вообще восторг и опьянение?  Или честно  описывать свою трансформацию? Вот- де  жила  –  была,   верила, мечтала, но…
- Но ты же сама  говоришь, что  идеалисты – опасны?
-  Я?! Это сказала Агата  Кристи.  А  до нее  еще  человек  сто в  разные века.  И королева  права!   Разве жизнь со  мной не  продемонстрировала  тебе  это  в  полном  объеме?  Взгляни на меня!  Ладно, не  смотри...  Я вся в поту, грязи, смотреть особо не на что…
  Ну,  что там  еще  у нас осталось  не охваченным из  той  поездки?  Твоя сестра,  не упускавшая случая  подчеркнуть, что лично ей  пожилые мужчины  не  очень - то и что  она никогда бы не вышла замуж за старика?   Так  я  к этому давно  привыкла.  К тому, что твои  ровесницы  никогда не одобряли  наш брак.  Но  девочки, умницы,  у вас же было 20 лет фору!  Чего же  вы  ушами хлопали?
 И  все-таки  я  проявлю  присущее  мне  великодушие и  не оставлю без  внимания тот  эпизод  на пляже, когда она, прыгая по разогретой  гальке,  в открытом купальнике,  отправилась  покупать  кукурузу.  А   худой абхазец на велосипеде, продававший эту кукурузу,  был  так  пленен ее  бюстом – номер 7! -  и белой копной волос, что впав  в нечто вроде транса, вдруг вытянул  свой  длинный  загорелый  палец и ткнул им  прямо в  ее  умопомрачительную ложбинку. 
 Моя  50 - летняя невестка  аж   посинела  от  оскорбления.
Хотела  урезонить наглеца.  Но тут  вдруг  каким - то глубинным  женским чутьем  неожиданно  проницала, что  бедняга  это сделал  вовсе  не  от  наглости, а просто  не в силах удержаться,  не владея, так сказать,  собой,  в  неком  забытьи  и  запредельном  восхищении,  и  как только она это  сообразила, как   ее лицо  тут же смягчилось и  порозовело.
С  тихой материнской улыбкой,  осторожненько,  отвела  она  незаконные  палец от своего  сокрушительного  бюста  и,    как обходчик  стрелку,  перевела его  на  початок  кукурузы.  –  Почем?
    Даже ее собственный  муж  признал, что это была  потрясающе  эротическая сцена.

   А в это время другой  абхазец  тоже худой  (у меня вообще сложилось впечатление, что толстых абхазцев  в  природе не существует,  только грузины) -   меланхолично бродил  по пляжу с  длинной палочкой – гарпуном  в руках и  с изяществом,   и  медлительностью  древнего  египтянина  загарпунивал  им крупный  мусор.
    А   старуха  с темной,   морщинистой кожей,   полуприкрытая  невесомыми  тряпочками,   привалившись  к  ограде,  молча   наблюдала  за  обоими  мальчиками, поводя  глазами из стороны в сторону, и  была похожа на  древний  корень  сосны, на котором   кто-то  забыл  парео. 
    И все это  происходило  на самом  синем, синем  в мире Черном море,  в том самом волшебном  вечернем освещении, в котором пишет свои картины Фазиль Искандер,  и  от которого  хочется  и  плакать, и смеяться одновременно  -  настолько оно прекрасно.


               
                ххх

     В  ночь, когда  мы уезжали,  прошла   буря    и    ветер   сбил   с деревьев  множество  грецких орехов  в  хозяйском  саду.
   Часу в шестом  утра  мы вышли  во  двор с сумками и вдруг услышали, как что-то звонко хрустит и  чавкает  под ногами. Нагнулись.   Они лежали, раскиданные по  всей земле,  зеленоватые  и  мокрые  маленькие черепа с  просвечивающими  сквозь расколотую  скорлупу  светлыми мозгами.          
    Я оглянулась  -  ни души.  Никогда в  жизни я не ела  свалившихся прямо с неба  наисвежайших  грецких орехов.  Я  бросилась  их собирать.  Муж  поколебался секунду -  взрослый все же, неудобно как- то!  -  и  тоже последовал  моему примеру.  Порок  заразителен. И мы набрали  этих крошечных,  мятых черепов  полные карманы.  И несколько смущенные, но  довольные   загрузились в автобус, который должен был  доставить  нас прямиком   в Сочи,  откуда  вечером  улетал  наш  самолет.
     Автобус  неспешно  катил  по  серпантину. Мы  сидели  в автобусе и поедали  орехи,  мысленно прося прощения  у  хозяев и  искренне надеясь, что,  когда они   проснутся и увидят, как мы  тут  поживились  у  них в саду,  они  нас  поймут  и  отпустят грех.
    Не  переставая   жевать   я  глядела   в   окно,  одной  рукой  держась  за  руку   мужа, а  в  другой  сжимая  корень  сосны  и  ветку  самшита.  И еще  я  время от  времени   с  удовлетворением  вспоминала  о том, что в  рюкзаке у меня,  в багажном отделении,    припрятаны  чудесные,  отполированные  морем камни,  а между страниц   в  книжке сушится  целый  гербарий из  местной флоры. 
   А за окном между тем,  проплывал  прекрасный  горный  пейзаж. И   мне  было  бесконечно  грустно расставаться  с ним. И  совсем не хотелось  в Москву. Жаль,  что это короткое  лето закончилось!
   -  Что ты такое  несешь,  ежик?! –  подскакивает  муж,  опять вмешиваясь в мой и без него нелегкий,  творческий процесс. -   Совсем зарапортовалась! Стояла осень!   
   -  Ну и что ж такого, что осень?  Это по календарю. А  на самом деле  было лето. Во всяком случае,  лично  мне  тот сентябрь представлялся одним бесконечным, безразмерным  и совершенно не стоячим, а  замечательно  бродячим  летом.  Я только что сказала, что оно было коротким? Одно другому не мешает. Все хорошее  всегда кажется чересчур  коротким.  И не  отвлекай  меня!  Я  глазею  в  окошко   и  еще  не знаю, что уже  беременна.
      Тесны  ворота и узок  путь,   ведущий в жизнь…


                пр.