Личный, до противного, досмотр...

          История из жизни. Выдумывать нечего, да и незачем. Как на духу, а уж вам решать – хорошо это или  плохо, искать мораль или мозг в одном, простите, месте. Итак. Есть период в моей жизни, когда, как и многие миллионы сограждан, попал в службу контроля. Работал в супермаркете охранником. С неделю обычным, рядовым сотрудником, затем, как не отбивался, старшим смены. Служба не пыльная, хоть и ответственная, но терпимая, да и оплачиваемая, что в те годы, про что веду речь, очень даже спасало.


        Отбрасываю лирику. Сижу в помещении старшего смены, наблюдаю в мониторы за работой своего персонала, за продавцами, покупателями. Задача одна – предотвращение краж и сохранение общественного порядка. Смотрю, входит девушка, лет восемнадцати. На дворе лето, так что форма одежды потенциальной покупательницы соответствующее – облегающее платье, высокие каблуки и дамская сумочка через плечо. Если очень сильно пофантазировать, всё равно трудно найти место, куда эта прелестница сможет спрятать что-то из богатого ассортимента магазина.

         Наблюдаю дальше, переключая камеры. Проследовала мимо прилавка с винно-водочной продукцией, мимо мясной нарезки. Не притормозила даже у огромных куч конфет, зефира и прочих вкусняшек. Взяла бутылочку пепси и направилась к выходу.


        Не стану томить, сознаюсь – это была моя младшая дочь. Но, кто она и в каких мы отношениях, знали только мы с нею. Это и предавало пикантности всей последующей ситуации. Поднимаюсь, выхожу в зал, предварительно вызвав на своё место одного из охранников. Следую в кассовую зону. Работают несколько касс, человек по десять, двенадцать ожидают своей очереди, у каждой. В общем и целом – порядок.

        Дама рассчитывается и начинает проходить к выходу, но кассовую зону, где ещё может быть остановлена службой контроля, не покинула. Подхожу, останавливаю, незаметно подмигиваю. Дочь своего отца, ни одним движением не подают вида, что очень рада встрече. Она, кстати говоря, была уверена, что работаю в другую смену. Поворачивается - взор полон равнодушия, надменности и безмятежности.

        Прошу предъявить для проверки кассовый чек и купленный товар, на предмет соответствия. Абстрагируемся от того, что мизансцена разыграна кровной роднёй, кроме отца, дочери и вас, слушающих (читающих), этого ни кто не знает, даже не догадывается. Топор негодования и возмущения людей, уже виден. Висит у меня над головой, но сломаться сейчас нельзя. Иначе к чему было начинать.

        Внимательно «изучаю» бумажку выданную кассиршей симпатичной покупательнице. Там всего одна строчку, но я читаю, вникаю, всматриваюсь. Минуты три, не меньше. Затем поднимаю взор и прошу показать напиток. Верчу бутылку, кручу, переворачиваю, нюхаю.
Покупатели разделились на три категории. Одни молча, покинули зал, вторые смеются, но тоже уходят. Самые сознательные начинают метаться в поисках жалобной книги, особенно после того, как начинаю личный досмотр.

       Приседаю и, чуть ли от самых каблуков до кончиков густых, чёрных, как смоль, волос начинаю искать"украденное" в складках облегающего платья. Это уже встав, естественно. Ощупав всё и не только глазами...Повторяю процедуру ещё раз, для верности. Это не гордость, а понимание мерзости ситуации в которую сам себя загнал. Странно, но ни один не подошёл, чтобы дать мне в …простите, в рожу.

       И тут я понял, что беспредел становится нормой поведения. Омерзительное и преступное не вызывает гнев и осуждение. В лучшем случае, свидетели могут посудачить, покричать, пообещать что-то сделать, но, ни кто не вступится. Страшно. Оказаться на месте потерпевшего ни кому не хочется. А про пожертвование собой ради кого-то, я вообще, молчу.

       Да, страшный случай. Да, провокационное поведение, шоковая терапия, чистой воды. Но только при помощи подобных примеров, можно увидеть истинное положение вещей в обществе. Не витать в облаках надежды, веры и любви, а осознать, что мы все, вместе взятые, низко пали и конца пропасти ещё не видно.

       Уволился через некоторое время и занялся своим делом. Если бы кто в своё время сказал, что отдам большую часть жизни работе с детьми, прибил бы. Поняв, что поле ещё не до конца вспахано и, тем более, не засеяно, вернулся к своему ремеслу – к педагогике. Пусть не в школе, но к педагогике.



Метки: Виктор*