Когда деревья стали белыми. 16

Сегодня путь оказался намного короче, чем вчера. Сказывалось, что и встали сегодня позже, и ходили меньше. И то, что шли засветло, тоже повлияло на нашу скорость. Разбежавшись, я едва не проскочил поторопище.

- Слава, ты куда? – удивился поотставший Зосимыч.

Я обернулся, и увидел, что уже стою на том самом месте, с которого вчера стрелял. Тут же лежала и стреляная гильза, всё ещё блестя на уходящем уже солнце своим латунным донышком.

«Весной оно будет грязно-рыжим от ржавчины», – почему-то подумалось мне, когда я снимал ружьё и рюкзак.

- А я думал, что это намного дальше.

- Так всегда бывает в темноте. Да ещё с устатку... – Зосимыч остановился рядом и уже снимал своё снаряжение, – вот где он, голубчик, к земле-то прислонился.

- А как нас Пётр найдёт, Зосимыч? – стоит сказать, что этот вопрос занимал меня ещё со вчерашнего вечера, но всё время находилось что-то более интересное, что отвлекало, прежде чем я успевал спросить об этом.

- Он знает этот зимник, – просто и довольно сухо ответил старик.

- То есть он поедет через село? – меня удивило не столько то, зачем мы тогда тащили рюкзаки и ружья с собой, сколько то, что Зосимыч выказал свою тайну.

- Нет. Зимник идёт вокруг оврага, а, значит, и мимо Великого Села. Потому и храм здесь поставили, чтобы окрестным деревням ближе ходить было к службе. Потом, уж при советской власти, тут и школу открыли, и сельпо торговало. Всё ближе, чем до района. Всё - не всё, но основное здесь купить было можно…

- Да уж… - мне вспомнилась вчерашняя утренняя дорога.

- А потом какой-то тип вдруг решил, что все эти деревни бесперспективны. Ведь дороги до них нужно содержать, почту возить. То ли дело, если все в центральной усадьбе сидеть будут,  а уж на поля оттуда ездить… Но как выгнать людей с насиженных ещё их прадедами мест? Как сорвать с намоленного места? – спросил старик.

- Дать хорошую зарплату в другом месте, – не задумываясь, ответил я.
- Дорого.
- Посадить? – удивился я.
- Тоже дорого. Сколько сил надо всех перевезти, охранять и кормить. А главное надо найти причину для каждого, за что посадить…
- Агитировать?
- Много ты мужика наагитируешь. Пока с панталыку революцией какой мужика не собьешь, с места ты его не стронешь. Но революция штука опасная.
- Тогда чем же?
- Ну, вот Сталин попробовал голодом, – ответил на это старик, и словно вспомнив чего-то, стал доставать свой портсигар. Зная, для чего он это делает, я выждал, пока он, управившись, не закурит.
 
Потом Зосимыч продолжил сам:

- Да и то, немногих он тогда оттолкнул от родного порога. Нужен был другой способ. И его, на погибель деревень, нашли.
Старик замолчал. Я ждал, когда он продолжит рассказ, но он, докурив, бросил окурок в снег и встал.
- Давай-ка, Слава, тушу разделывать.
- Так топора же нет…
- Нож есть.

 И мы принялись за работу. Старик орудовал своим угловатым, тяжёлым ножом так, что я едва успевал складывать большие куски мяса в кучу, и настолько ловко у него это получалось, что я даже засмотрелся... Но незаконченная  Зосимычем мысль не давала мне покоя.

- Так как же мужиков из деревни выжили? – спросил всёже я, оттаскивая в сторону последний кусок.
- А я уж, было, подумал, что тебе это не интересно, – ответил старик, складывая шкуру. 
- Скажешь тоже…
- А что? Разве человеку всё должно быть интересно?
- Конечно…
- Не знаю… - повёл Зосимыч головой.
- Как это не знаю? Конечно, всё интересно!
- Ну интересно тебе когда… когда… паровоз придумали?
- Конечно, интересно.
- И когда же?
- Не знаю… Потому и интересно, – спохватился я.
- Было бы по-настоящему интересно, ты бы давно уже узнал. А узнав, не забыл. А так…

Хоть и молча, но я согласился со стариком. Интересно может быть всё. И многое из того, что нам кажется интересным сейчас, мы уже знали раньше. Ведь про ту же паровую машину Уатта и, стало быть, паровоз, мы учили в школе… Но тогда мне было это неинтересно. Да и сейчас, в общем-то, тоже. Ведь не вспомни сейчас Зосимыч про этот злосчастный паровоз, меня бы его, паровозова, история не заинтересовала ещё лет сто… Тут я взглянул на Зосимыча, и сразу же поправил временной интервал до «лет двадцать-тридцать».

- Сдаюсь, – пришлось признаться мне, иначе старик может не ответить на тот вопрос, – я ждал, что ты сам ответишь, как выжили людей их деревень…
- Людей, Слава, выжили из деревни, лишив их будущего.
- Это как?
- Сначала закрыли сельпо. Но народ веками живший со своего огорода, не очень-то на это обратил внимание. Но вот когда стали закрывать школы…  Вот тогда и умерла деревня, Слава.
- Почему?
- Одно дело отпускать в школу своих пацанов и дочек за пару километров вприпрыжку по лужам в соседнее село, и совсем другое отправлять первоклассника на неделю в район. Какие мать с отцом отпустят своего малыша на такое время, когда телефон, по которому позвонить можно, тоже только там же, в райцентре? Вот то-то и оно… - вздохнул Зосимыч. – Вот и потянулась молодёжь поближе к школам, оставив родные деревни…

- Старики, у которых дети уж выросли, понятно - с места не стронулись, все по здешним погостам расположились. Если ж только кого совсем прижало, так дети за собою увезли… Вон и  Петька уже тарахтит, – привстал старик со своего рюкзака, – пора собираться… У тебя чай ещё остался?

Я и забыл о нём. А ведь Зосимыч так внимательно следил поутру, чтобы я не забыл заварить крепкий чай в мой большой, полуторалитровый термос, затем бросил туда каких-то сухих листьев, и только после этого разрешил заворачивать крышку… Сильно захотелось есть, потому что мы не пообедали, и я полез в рюкзак доставать термос.

- Петька пока ещё овраг переедет, – сказал Зосимыч, как мне сначала показалось невпопад, – он там мелкий, но широкиииий… (Что значит в его понимании «там широкий», если даже «здесь», где мы вчера шли, он больше двух километров?), пока до зимника доберётся, перекусить успеем, – Зосимыч тоже полез в свой рюкзак. – Да и подождёт, если что - не электричка! – заключил он, доставая пакет, полный вчерашнего мяса.

От счастья у меня на глазах навернулись слёзы...

- Тем и хороша кокина сковородка, что на пятерых сготовить может. А нас двое было. Так что жуем, Слава, дальше.

Мы успели не торопясь поесть, прежде чем звук спешащего снегохода стал отчётливо слышен в густеющих сумерках. К тому моменту, как Пётр подкатил к нам, мы стояли полностью готовыми к отъезду.

- Ну как дела? – спросил наш возница, заглушив свою машину и сняв шапку. От мокрых его волос шёл пар.
- Нормально, – ответил Зосимыч. И, махнув рукой, довольно добавил, – поурчим?
- Поурчим! – радостно согласился Пётр, осмотрев гору мяса. – Удачно сбегали. Поздравляю!
- Есть хочешь? – спросил старик.
- Нет, – ответил Пётр, – попить бы.

Пришлось мне снова расшнуровывать рюкзак и доставать термос.
 
- Вот это чай! – причмокивая кипятком, восторгался Пётр, пока я под руководством Зосимыча грузил мясо в сани. – Вот умеешь ты чай заваривать!

- А чего уметь-то? – удивился старик. – В термосе любой чай настоится. А уж если в него смородиновый лист бросить, да седоуса для бодрости, так и совсем хорошо будет.

Потом мы все втроём увязывали поклажу. После неё места в санях осталось только под рюкзаки, которые Пётр тоже велел «принайтовать намертво, чтобы не потерять в темноте». Нам с Зосимычем обоим пришлось вставать за санями. Он встал на одну лыжу, я - на другую, и ещё раз проверив, что ружья, перекинутые через плечо висят на плечах, мы взялись за ручку саней.

- Ну, если что, кричите громче, – сказал Пётр и повернулся к нам спиной. Он уже включил, было, передачу, как Зосимыч вдруг закричал с такой прытью, что я сначала перепугался:

- Стой!!! – и соскочил в снег.

- Нож посмотрю! – старик полез рукой под фуфайку, и, нащупав рукоять ножа, уже спокойно выдохнул: – Сейчас... Проверю, как застёгнут… Готово… Поехали, Петя.
Пётр дал газу, и мы плавно тронулись в обратный путь.

Гружёный снегоход теперь бежал не так резво, как вчерашним утром. Иногда, на высоких подъёмах, нам приходилось соскакивать с саней, чтобы облегчить его ношу, а однажды я даже толкал сани, чтобы смогли въехать в горушку. Потом, я успел это заметить, мы выскочили на наш вчерашний след, и дальше ехали той дорогой, что мне уже была знакома.

Из-за небольшой скорости в пути мы не опрокидывались, попав, правда, несколько раз под снежный дождь, и добрались до дома Зосимыча к полуночи. В это время уже спали все собаки в округе, и только в доме у Марьи Ивановны горел свет.
Не успели мы остановиться у крыльца, как хлопнула входная дверь, и появилась она сама, кутаясь в шаль.

- Наконец-то… - пробормотала Марья, словно ждала мужа с войны…

Продолжение:
http://proza.ru/2015/11/27/1581