Снаружи мрак, внутри веселье!

Вхожу в дом ветхий и печальный.
Снаружи — мрак, внутри — веселье.
Здесь все враги мои, собравшись,
Ведут беседы, байки травят.
И все они мертвы давно уж,
Но я в сём доме новый гость.

Преступник Билли косо смотрит
В глаза тому, кто был судьёй
Ему ещё недавно, в жизни.
Не я ль его убить позволил?
Не я ль судил всех здесь сидящих?
По чьей вине они мертвы?

Ловлю я взгляды глаз холодных,
Сажусь в углу за стол невзрачный.
В загробной жизни все убийцы
Войной пойдут на судей бедных...
И звуки вмиг утихли в доме.
И кто-то мне налил вина.

Смеюсь смущённо. Я отравлен
Вином и ядом был сегодня!
Своим товарищем и другом...
Таким же мерзким, как бандиты,
Что здесь сидят и веселятся.
Ведь ада нет, есть этот дом.

Жестоки судьбы мёртвых судей —
Они с преступностью воюют,
Они глядят в глаза казненным.
И я такой же, с кружкой зелья,
Кричащий им: "Привет, собратья!
Смотрю, скучали вы по мне?"

"Скучали, право, друг сердечный,
И наш палач скучал по другу.
Ведь он скончался в прошлый вечер.
Мы все тебя упорно ждали.
Отведай же вина такого,
Какого в мире не найти!

И кто же это говорит мне?
То старый Роджер, вор и плут.
Мой приговор его жизнь кончил,
Зачем тогда со мной он вежлив,
Зачем палач играет в карты
На пару с жертвою своей?

"Не думай, мы тебя не тронем,
Ведь грешны были мы лишь в жизни.
Но ныне каждый здесь свободен.
Иди и выпей вместе с нами, ну же!
И зла на нас, друг, не держи."

Я замер, слыша эти речи.
А Роджер тихо лишь добавил:
"Все, кто от рук погибли наших,
Сейчас живут в соседнем доме.
И с ними в дружбе мы теперь."

Я понял: место это лучше,
Чем ад и рай, чем жизнь любая.
Палач, убийца, жертва мирно
Здесь травят байки, пьют, играют.
Снаружи — грусть, внутри — веселье.
...Я залпом выпил свой бокал.