Эх ты, торопыга, надо было подрасти, окончить школу, прежде чем читать третью серию про неугомонных сестёр. Уж больно плохо они влияют на неокрепшие мозги. Ничего забавного ты тут не найдёшь, окромя длинной и нудной лекции о вреде алкоголя. Что ты там говоришь, что уже большой и с крепкими напитками завязал навсегда? Брешешь, поди! Ну да ладно, почитай уж, да на ус намотай и сам решай как тебе жить дальше. И это... с тех богатырей, на заставе храпящих, пример не бери, у них печень знаешь какая? Ого-го какая! Мы ей гвозди пытались забивать, да погнулись все те гвозди. Ну слушай.
Глава 1. Сёстры планируют поход в Заболотье
Прошёл ещё один учебный год. Сестры подросли и стали похожи на девушек. Алисе исполнилось аж целых четырнадцать лет (старуха и в зеркало не гляди), а Дианке тринадцать. Старшая заканчивала восьмой класс, а младшая опять смогла одолеть две программы: но уже третьего и четвёртого классов.
— За спиной у ребёнка начальная школа, обалдеть можно! — восхищались взрослые и не догадывались, что это полностью заслуга её сестры, которая днями и ночами сидела с Динкой и заставляла её штудировать гранит знаний.
И снова, снова никто не замечал великого подвига Алисы, хоть плачь! Всем вокруг казалось естественным, что одна родственная душа тянет к свету знаний другую родственную душу.
— Но кто, кто сказал что наши души родственники? — возмущалась Алиса, — тела «да», но души... Кто их знает, эти души?
После приключений в темной Руси, она стала очень мнительно относиться к людям, особенно к их внутреннему содержанию, то есть к душе. А ещё четырнадцатилетней красавице хотелось не сидеть с сестрой-незнайкой (и работать бесплатной учительницей), а гулять на улице парами, ну сами понимаете: мальчик с девочкой, мальчик с девочкой, мальчик с девочкой.
Но не тут-то было, опять эта... та, которую надо, «кровь из носа» поставить на ноги, пихает ей палки в колёса. Но бросить учебники третьего-четвертого классов и бежать невеститься ей не давала совесть (ведь это она, Алиса, толкнула четырехлетнюю сестру в тоннель), а ещё медленно и верно зарождающаяся любовь к Диане. Но гормональные всплески мешали ей этого понять, и Алечеке порой, как в младенчестве, хотелось укусить малолетку за её дурную голову, когда та упорно не хотела понять, что такое дроби, ну или определить падеж существительного.
Динке, кстати, в свои тринадцать лет тоже уже можно было смело идти невеститься, но она не понимала что это такое? Все подростковые взрывы почему-то обходили стороной её пост-трансформированное тело. И никто не знал, то есть никто и не догадывался об этом. Ну зубрит в Зубковской семье зубрёнок науку, ну и пусть себе зубрит. А чего тут такого? Не бегать же ей за пацанами третьеклассниками?
Ха! А может быть дело было в том, что у всех школьников на планете есть одна очень существенная заморочка — они влюбляются только в одноклассников. Редкие исключения обсуждаются всей школой и осуждаются общественностью. Родители, так те вообще тут же начинают паниковать: ведь в родном классе, как в прайде, каждый ребенок — свой; а молодые люди из других ячеек общества — это «чужие», от которых неизвестно чего и ждать.
Как бы там ни было, Дианка грызла науку, не обращая ни на кого внимания, окромя родного деда, да и то, только по той причине, что тот сам дергал внучку. Надо ж было старику рассказывать кому-то о политической ситуации в стране и мире. А так как взрослые люди гнали дедка взашей с его политикой, то он весь свой политический яд обрушивал на неокрепшие мозги приемыша (так он до сих пор называл Дианку).
Алиса радовалась, когда Иван Вавилович заводил свою волынку и уходила перекусить, ну или поваляться на диване, от чего у неё нарастала ненужная масса в ненужных местах, и это был ещё один повод не мчаться невеститься, а сидеть дома и обзывать себя «булкой».
А Динка внимательно слушала пожилого человека и удивлялась каждому слову. Дед рисовал ей страшный мир, где одни дяди стараются сожрать других дядей, а заодно и всё человечество. Ребёнку становилось плохо от этого, она с тоской вспоминала свою беззаботную кошачью жизнь и окутанное подвигами пребывание в Заболотье. Поэтому ей не очень хотелось взрослеть и ждать, когда её сожрёт очередной вседержитель. Но несмотря на это, тяга к школьным знаниям у бывшей кошки была огромна, зато и тоска по сказочному миру просто невероятна.
— Знания нужны везде! — разумно рассуждала Алиса и продолжала обучать сестру математике и даже художественному видению пространства.
— Заболотье, Заболотье, Заболотье! — рисовала младшенькая сказочный мир цветными карандашами и красками.
А старшая страдала о другом:
— Ну как же там наши спасители богатыри, а вдруг они спят мёртвым сном и никогда, никогда не проснутся? Вот я бы... вот мы бы... принесли им живую воду и оживили! Ведь это мы посоветовали придурковатым воинам поехать к злыдням-поляницам! — теребила она сестру.
— Эх, Алиса, Алиса, — вздыхал голос с неба. — Ну опять ты мне житья не даёшь со своим переполненным до краёв чувством вины! Забыла о чём тебе говорила Сказочница: «Не надо богатырям мешать лежать у поляниц. Не мертвы они, а в коме. Поваляются, отдохнут от трудов ратных. А поляницам безделка будет: ходить мимо них туда-сюда, к мужскому роду приглядываться, выискивать себе в грязи суженых да ряженых.»
Но в том то и дело, что девчонка забыла её слова! А снова увидеть Сказочницу Алиске вовсе не хотелось: безрадостная перспектива любоваться на мать в старости! Но и за это девица себя корила:
— С беспомощной Сказочницей в любой момент может что-нибудь случиться. Вон она какая: и в нашем мире непутёвая — клуша клушей, даже папку вернуть в семью не может!
— А может плохо старается или не старается вовсе? — предположила Диана, продолжая рисовать.
— Ну да, наверняка не старается, — хмурилась старшенькая и с тоской рисовала... нет, не папку Грибнича, а своего друга ворона Тимофея, не переставая канючить о новой вылазке в сказочный лес.
— Нет, оно то оно — оно! — бубнила Дианка словами своей бабушки в ответ на стенания сестры. — Ну хорошо, наберём мы в термос живой воды, припрем его на заставу, а где гарантия, что он откроется? Помнишь, как он заблокировался тогда?
— Раз заблокировался, значит так надо! Но мы что-нибудь придумаем, — отвечала мама Инна, которая была вхожа в тайные разговоры дочек.
Она вовсе и не препятствовала подружкам в их желании вновь прогуляться по сказочной Руси. (Но на то у неё были свои меркантильные причины — написать новую книжку об этом). Но бабушка! Бабушка голосовала против опасного мероприятия, она тоже была в курсе планов внучек, потому что её дочке надо же было с кем-то делиться своими переживаниями.
— Я просто... просто вижу положительный результат от таких походов! — смущалась Инна на недовольство Валентины Николаевны, — Во-первых: второй ребёнок вернулся в семью, а во вторых: первый ребёнок стал добрее. Да и твой муж Иван немного помолодел: теперь ему хоть есть кого политически подковывать!
Баба Валя морщилась, махала рукой и уходила в сарай рассказывать проблему супругу:
— Вань, они там в хате все больные сидят, мечтают о тёмной Руси и о каком-то Заболотье. Может, это заразно?
Но деда Ивана (в ответ на бабское шушуканье и игру в «испорченный телефон») заботило только одно: чтобы эти две засранки не упёрли из хозяйства лопату, ведро или кайло.
— Ищи-свищи потом свою утварь! — старик нервно оглядывался по сторонам, проверяя всё ли на месте.
Баба Валя горько сплевывала и уходила ковыряться в теплице, там ей было гораздо уютнее, вроде бы как в своём домике.
— На курьих ножках, — вздыхал голос с неба, и всё само по себе утряслось и успокоилось.
Но время не шутка, оно медленно и верно приближалось к закрытию школьного сезона. И вот наступили долгожданные летние каникулы. Бывшие ученики побежали к пока ещё холодному и не очень ласковому Татарскому проливу — жечь костры и купаться. А наши деточки всерьёз задумались об очередной вылазке в сказочную страну. Дианка делала вид, что не хотела туда, а якобы мечтала о пионерском лагере имени Павлика Морозова. Алиса же упорно напоминала ей, что их поход в ту реальность в этой реальности займёт не более получаса, а в лагерь Диану всё равно не отпустят:
— В лагерях они черти чем заняты, эти дети, учат друг друга плохому, да и только! Мы не хотим потерять тебя как личность.
В общем, непонятно почему, но и со стороны взрослых подростку было отказано в пребывании на территории летнего оздоровительного лагеря. Казалось что все, кроме Дины, знали: лазить по сказочным лесам более безопасно для взрослеющего человечка, чем по реальным накопителям гормонально бунтующей биомассы. А пока вся семья отмахивалась от младшенькой, старшая до мелочей продумывала вылазку в Заболотье:
— Эту одежду мы оденем в путь, — раскладывала она на диване вещи. — Кроссовки, а с собой возьмём много еды (так как ты тоже понесешь рюкзачок), а ещё упакуем плед, нож, термос, спички, зажигалку и лопатку.
Девочка с опаской покосилась на деда, а мама Инна вздохнула и приняла волевое решение:
— Я сама куплю вам лопатку, нож, термос и прочее. Хотя термос... Как его закрутить так, чтобы он открывался при любых обстоятельствах?
— А никак! Волшебство есть волшебство, — задорно вякнула Дина.
— Ну тогда возьмите не только термос, но ещё и несколько плотных полиэтиленовых пакетов, — предложила мать. — Наберете живую воду в один пакет, завяжете его, засунете в другой пакет, снова завяжете и так ещё пару раз. А когда надо, сделаете надрез, и вода выльется! Только нести такую жидкость надо очень аккуратно.
— Вот то-то и оно! — сверкнула глазами Диана. — А если полиэтилен в итоге превратится в железо?
Но тут их рассуждения прервала пришедшая к ним в гости тётя Нина — бабушкина подружка, а по совместительству ещё и медсестра в мгачинской поликлинике. Она каким-то чудесным образом тоже была в курсе замысла сестёр.
— Никаких пакетов, загрязняющих окружающую среду, брать с собой не нужно! Я дам вам лекарство, которое поднимет на ноги даже слона. А ну пошли учиться делать уколы в попу.
— Нин, ты что, с ума сошла? — подоспела ошалевшая от всего происходящего наша бабушка. — Что ещё за лекарство такое?
— Магнезия, просто магния сульфат, народное, так сказать, средство от похмелья! — ответила тётя Нина и весело засмеялась.
Она младше своей подружки на целых пятнадцать лет, а поэтому хохотать была пока в состоянии. Чего за бабой Валей не замечали уже чёрт знает сколько лет.
Глава 2. О том как дочек выпроваживают со двора
А пока весёлые девочки отрабатывали на конопатой заднице своего деда технику внутримышечных инъекций, баба Валя громко икая, поплелась варить своё собственное зелье от богатырского похмелья (ну чистой воды баба Яга!) А Инна Ивановна, тоже горько всплеснув руками, побежала в магазин с длинным списком старшей дочери — покупать дорожный инвентарь.
К следующему дню всё было готово для отправки детей в другую галактику. Тьфу ты! Непонятно куда и зачем. Тем не менее, решили отметить это дело великим застольем и обильными вливаниями в организмы кваса и не только его. А пока взрослые в семье Зубковых и тётя Нина ели, пили, веселились и орали дурными голосами русские народные песни, отпрыски собирались в далекую галактику. Тьфу ты! В Заболотье. Они почему-то были уверены, что попадут именно туда. По крайней мере, им так хотелось. Из-за ворона Тимофея, из-за Сказочницы? Ну конечно же из-за ворона Тимофея! А Сказочница... ну что Сказочница... вон она сидит в своём молодом обличии за общим столом безумно уставшая, квасом балуется и не только им.
— Нервы, видишь ли, она лечит да папку, поди, вспоминает! — психанула Алиса.
— Нет, не вспоминает, тебе показалось, — поникла Диана. — Если бы вспоминала, позвонила бы ему.
А пока мать весело вспоминала своего мужа, её чада всецело были заняты сборами. В новенькой фляжке весело плескалось бабушкино зелье, в термосе питьевая вода, в кармашке рюкзака шуршали одноразовые шприцы с упаковками сульфата магния; а второй рюкзак самодовольно хрюкал, доверху набитый хлебом, салом и луком. Ну, а что вы хотели: чтобы растущему детскому организму положили в дорогу колбасу и разносолы? Фиг вам, экономический кризис в стране ещё не закончился, а уж во Мгачах тем более.
О-хо-хох, провожать сестёр в тот злополучный тоннель так никто и не отважился.
— А чего их провожать то? — решили все. — Они же быстро: туда и обратно!
Ну да, ну да, оторвать от весело дребезжащего стола свои седалищные нервы, ох, как тяжело! Ну и ладно, наши дочки сами оделись потеплее, обулись и отправились на сопку под дикий истерический хохот Ивана Вавиловича. Представили себе эту картину? Нет, а зря. Подружки миновали огород, картофельное поле, самоотверженно полезли на сопку (с наклоном где-то в 15 градусов, не больше), а тяжёлое сморщенное лицо деда чёрной тучей всё висело и висело над внучками, изрыгая гром и молнии:
— Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха!
— Зря мы ранцы набили такой тяжестью, — пыхтела Диана, с опаской косясь на грозовую Иван-тучу. — Пока до чертового лаза доберемся, сдохнем!
— Иди, иди, — ткнула её в спину более рослая и сильная девушка. — Ты всего лишь лёгкий плед несёшь со всяким хламом, а я сало тяжеленное!
Ну вот и заброшенная геологоразведочная шахта развалилась чёрным зевом голодной земли посреди подлесья. Жуть! До того страшно, что даже смех деда Вани трусливо улизнул обратно в свою хату. Походницы остановились. Надо лезть.
Ну надо так надо. Алиса шмыгнула первой.
Не успели сёстры проползти и метр сырого пространства, как за ними захлопнулась неизвестно откуда взявшаяся дверь. И вдруг в пещере стало светло, сухо и тепло. Пол под руками и коленками оказался деревянным, стены и потолок тоже деревянными, а свет болтался сам по себе. Он подмигнул гостьюшкам, и глаза впереди ползущей девушки наткнулись на еще одну дверь, на которой было написано «Богатырская сечь». А Дина оглянулась назад и увидела, что на той двери, которая за ней захлопнулась, было накорябано: «Это Сахалин, детка!»
— Ух ты! — только и успела выдохнуть старшенькая и долго не раздумывая, головой толкнула дверцу в тёмную сечь.
И тут на девчат обрушился яркий солнечный свет. Они, кряхтя и чертыхаясь словно старушки, выползли наружу и встали с колен. Дверь в лаз, как всегда, с шумом захлопнулась. И обзавелась, на этот раз, пудовым богатырским замком, который не с первой попытки, но всё же замкнулся, а затем с шумом вздохнул, успокоился и захрапел.
— Дурачок какой-то! — крякнула Дианка, показав на замок и покрутила пальцем у виска.
Алиса неодобрительно помотала головой на действия сестры:
— Не плюй в колодец, пригодится воды напиться, — назидательно сказала она ей.
— Чего? — не поняла младшая извилистых мыслей старшей.
— Замок нам может ещё понадобится домой попасть, а ты на него дразнишься.
— Да, да, нехорошо это, — приоткрыл замок зенки и умолк, а его глаза исчезли так же внезапно, как и появились.
— Прости мою душу грешную! — прыснула Динка на такие чудеса и захихикала.
— Дура! — отмахнулась от неё сестра и осмотрелась.
Их ноги стояли на жухлой траве, а со всех сторон хмурился горизонт. И куда ни плюнь: везде бескрайние поля, а рядом с ними небольшой «пуп земли»: бугорок, из которого они выползли. Алиса отвернулась, она не хотела рассматривать дубовую дверь и висящий на ней замочище, отрезавший им путь домой.
— Вот тебе и Заболотье! — горько кивнула четырнадцатилетняя на «степь да степь кругом».
— Это же круто! — не поняла её стенаний та, коей исполнилась чёртова дюжина лет. — До богатырей рукой подать.
— Рукой, — ухнула филином Алиса. — А до моего друга Тимофея и ногой не достанешь.
И она принялась кусать губы от досады. Диана уже знала, чем это может закончится: пойдёт кровь, потекут слёзы и вся жизнь младой Алисы свет Олеговны окажется пустой и бессмысленной в этом сжиженном пространстве вселенной. Срочно, срочно нужно было остановить эту зарождающуюся очередную панику, и Диана сделала невероятную для своей кошачьей лени вещь:
— Пошли! — буркнула она и потянула сестру куда глаза глядят.
А её глаза глядели на юг. Нет, на север. Впрочем, неважно. Казалось и само солнце не знает, где тут у него восток, а где запад. Оно смешной лепёшкой болталось в небе и глупо улыбалось, разглядывая как под ним (там, в самом низу) бегают и мельтешат туда-сюда до зубов вооружённые монголы в поисках русских витязей. А ещё светило искоса поглядывало на самый край Богатырской сечи, где медленно, очень медленно передвигались две малолетние барышни в неизвестном направлении.
И передвигались бы они так долго-долго, да притомились. А утомившись, перекусили, завернулись в теплый бабушкин плед и уснули.
— Дзинь! — брякнуло обидчиво солнце и тоже закатилось спать.
Глава 3. Встреча с Луговиком
Проснулись красавицы от того, что кто-то с серьёзными намерениями принялся выкручивать им носы.
— А-а-а-а-а! — закричала Алиса от боли.
— А-у-у-у-а! — подавилась Диана от тех же чувств, и обе в ужасе выпучили глаза. — Ты кто?
Над ними стоял маленький, мохнатенький, сморщенный, зелёный человечек в одежде из трав. Он отпустил человеческие носы и самодовольно прошамкал:
— Я дух луга, помогаю росту трав, готовлю их к цветению и сенокосу. Это всё мои владения. — провел он рукой вокруг. — А вы то кто?
Заспанная Алиса приподнялась на локтях, и пока её сестра безуспешно пыталась поцарапать безобразника, ехидно процедила:
— Здравствуй дедко Луговик, извини что мы тут твою траву немножечко примяли. Не обессудь, не у кого было разрешения спросить.
Луговик поморщился, взглянул на утреннее хмурое солнышко, прикрытое серой тучкой, подумал-подумал немножко, и неловко уворачиваясь от Дианки, запричитал:
— Луговичок очень сердит! Луговичок очень сердит! А когда он сердит, он вредит людям, заснувшим в поле: навалится им на грудь и душит до смерти, душит, душит...
Бывшая кошка аж перестала цапать лектора и закатила глаза:
— Ох-хо-хох! Ты это о себе что-ли? Душит он спящих, видите ли. Следит за травкою. А делом заняться не пробовал?
— Каким делом? — опешил нежить. — Дык я и так делом занят, слежу за травами, давлю-придушиваю кого ни надь. А вас и не трогал шибко, так, чуток пошалил, да и только.
Диана аж скривила рот:
— Давит он кого ни надь, пошалил он токо! А работать не пробовал?
— Как это? — опять опешил нежить.
— А так, делать то, чем все дедушки заняты: огород вскопать, прополоть, теплицу поставить...
— И в теплицу бабу Валю посадить. — закончила её детский лепет Алиса. — Ну ты совсем дура! Не видишь, что он нечисть, а мы не во Мгачах?
Диана обиделась:
— Всё дура да дура! Когда я у тебя умной стану? Нечисть... Ну и какая разница между моим дедом и нечистью? Тем, что дед про политику умеет складно трындеть?
— Что? — настала очередь удивляться Алисе. — Ты что, серьезно не видишь разницы между людьми и нечистью?
Диана беспомощно посмотрела на сеструху-старуху:
— Не-а, не вижу. Царь Иван — это и есть наш дед Иван. В чём отличие то?
— О-о-о-о! — закатила глаза Алиса. — Царь Иван и дед Иван — это люди. Баба Яга и баба Валя — это тоже люди... наверное. Ну ещё и богатыри да Сказочница. А Леший, Грибнич, Полевик и все остальные, кого мы тут повстречали — это светлая и темная нечисть.
— А что такое «нечисть»? — спросила младшенькая.
Нежить (мертвый, не жилец), нечисть или нечистая сила — это общее название для всех существ, которые после смерти ведут себя, как живые. Нечисть бывает бестелесная (духи, привидения) и материальная (такая, как в моих сказках) — это русалки, домовые, кикиморы, черти, бесы... Потусторонних сил огромное множество, они приносят человеку беду, несчастье, смерть. Но некоторых можно задобрить, и тогда они служат человеку. Легенда гласит, что нечистая сила появляется на свет от плода любви самоубийц и уже существующей нечисти, которую изначально создал сам дьявол. Поэтому работа (то есть созидательные процессы) не входят в функцию нежити, а вот чинить гадости — это их прямая и генетическая задача.
Луговичок — дух луга, маленький, мохнатенький зелёный человечек в одежде из трав; служебный дух лугов, родственник Полевика. Он помогает росту трав, готовит их к сенокосу и цветению. Когда он бежит по лугу — видно, как трава шевелится, тропкой завивается, словно ветерок по полю гуляет. Люди думают, что он живёт в норках, и часто оставляют ему там угощение. Луговичок бывает очень сердит, когда люди покос прозевают или придут косари «не в ту пору». Тогда и траву заплетёт так, что не разорвать, или высушит на корню, тогда и косы будут враз тупиться — сколько не точи, или просто обломаются о кочки. На будущий год трава на плохом покосе может плохо расти. Следит Луговик и за жадными травниками — лишняя трава им впрок вряд ли пойдёт. Он также может вредить людям, заснувшим в поле, особенно на меже: наваливается им на грудь и душит до смерти или насылает на них лихорадку.
— А ворон Тимофей? — спохватилась слушательница Дина. — Он тоже нечисть?
— Тёма? — растерялась Алиса. — Тёма — это птица. Ты же видела, он и в реальном мире был птицей. Значит, он самая настоящая птица и больше никто.
— Только говорливая дюже, — хмыкнул приунывший от детской болтовни Луговичок.
Алиса побледнела, вскочила и стала трясти зелёного деда за плечи:
— Ты, ты, ты... ты знаешь Тимофея? Ну как он, как он там?
Луговик попытался отбиться от придурочной, но ему это не удалось, она обхватила обеими руками горло нежити и повторила свой вопрос с таким видом, что если старикашка-букашка не ответит правдиво и всерьёз, то от него останется лишь какашка:
— Ты знаешь Тимофея? Отвечай, как он там!
Зелёный человечек посинел, а Диана укусила старшую за руку:
— Оставь животинку в покое!
Она не поверила в бредни про перерождение мертвых в невиданных существ и была уверена, что нечисть — это звери. Ведь была же она кошкой — была. Значит и все тут живущие — животные жующие. Логика непонятная, но железная. Не уверена, не спорю, шибко в Динкиной голове не копалась — не дает, зараза, мысли свои читать — шифруется.
А Алиса испугавшись своего беспричинного гнева, ослабила хватку. С ней бывало такое, она часто сама себя боялась. Хм... вроде бы все Криксы-вараксы вылетели из её сердитой души. Или ещё кого-нибудь нужно выгнать оттуда?
А пока старшая девушка самостоятельно ковырялась в своих эмоциях и в разрастающейся до небес совести... Да сколько ж можно уже! Луговичок вновь позеленел, выпутался из рук вражины и обиделся почему-то не на неё, а на Волшебную книгу:
— Зря там так меня описали, я вовсе не злой дух!
Здрасьте приехали! А какой?
— Я, я, я... сомневающийся.
Прекрасно, тогда помоги девчатам в этой сказке. Ну или Лешего позови.
— Не надо звать ни какого Лешего, я сам! — вдруг заверещал Луговик, но не потому, что искренне был готов помочь людям, а потому что терпеть не мог конкуренции на своём поле.
Ну хоть при таком раскладе помогай красавицам. И Луговик демонстративно отвернулся, обдумывая, что же ему делать дальше? А Алиса, устав ковыряться в себе, обмякла и присела на траву.
— Опять не спросила разрешения? — раздосадовался дух лугов и полей.
— Какого разрешения? — вяло спросила Алиса.
— Ты не сказала: дедко Луговичок, разреши присесть на траву-мураву. И не поклонилась три раза.
Алиса вдруг почувствовала себя так, как чувствует себя любая мать, когда подходит к своим детям и пытается их воспитывать, а на неё уже сверкают свирепые маленькие глазки пубертатного периода: «Чтобы ты ни сделала, мамочка, чтобы ты ни сказала, ты уже во всём, во всем виновата!»
Во, во, почувствуй теперь себя также, милая девочка! Что бы ты тут ни сделала, на какую бы грядку ни посадила свою распрекрасную попу, ты кругом и во всём будешь виновата в этом светлом, чудесном мире.
— Да, да, — закивало ясно солнышко.
И весело выкатилось из-за тучки, а потом вытянуло свои невесть откуда взявшиеся руки и выдавило серое облако добрым дождичком на землю. Эх, а прятаться то от осадков было некуда.
— Ой-ё-ёй! — заверещали девчонки, а младшая по старой памяти ещё и заметалась в поисках норки или лавки, чтоб забиться под неё и переждать сырую погоду.
А Луговик наоборот, обрадовался, подставил своё болотного цвета лицо крупным каплям и запел:
— Расти, расти моя травка, подрастай муравка, в руки не давайся, косарей пугайся, хоронись богатыря...
— А вот это уже зря! — подпела ему Динка и по-свойски, ну типа, как зверь на зверя, рыкнула. — Колись, балабол, откуда знаешь ворона Тимофея? И давай скорей показывай, где богатыри живут.
Глава 4. Ворон и Сказочница у себя дома
— Бр-р-р! — затряслось солнышко от Динкиного рыка и с испугу выпустило свои лучи во все стороны.
Жар обдал промокших девушек, и от их одежды начал исходить пар. Пар поднялся и из травяного платья Луговичка, он извивался, издевался над хозяином, как сумасшедший, и вдруг заструился в сторону Заболотья.
И пока сёстры чертыхались, обсыхали, угощали хлебом с салом своего нового товарища, струйка пара извилистой дымкой приближалась к дому Сказочницы. А та сидела на ступеньках своего дома и сочиняла новую небылицу. Слова-сверчки выпрыгивали из её рта, влетали в открытую дверь, кружили над большой книгой сказок и сами складывались в слова. Это Сварог одарил её таким волшебством. Когда Алиса и Диана улетели от него, толком и не поговорив с божеством, он с любопытством опустил свой взор во двор к Сказочнице. И рассмотрев все её близорукие проблемы, устроил так, чтобы в случае очередной напасти-слепоты, бабулька не хныкала, а продолжала работать над нужным всей земле делом. Хотя… с человеческой точки зрения не совсем понятен ход мыслей Сварога. Мы бы на его месте подарили сочинительнице пару здоровых крепких глазных яблока. Ведь так же? Так.
А-а, ну ладно, продолжим. Струйка пара от лугового духа окутала сидящую на ступеньках сказительницу и что-то быстро зашептала ей в ухо, а закончив, осела на плечо старушки парой серебристых капель. На другое её плечо приземлился обеспокоенный ворон и покосился на подозрительно трясущиеся шарики жидкости. Он хотел было принять удар на себя: проглотить непонятную вражью отраву и сдохнуть, не дав, тем самым, хозяйке её слизнуть. Но хозяйка взяла птицу в руки, прижала к груди и запричитала:
— Тёма, милый, они вернулись, наши девочки вернулись!
— Кар? — не понял Тимофей.
— Я говорю, Алиса с Дианой тут!
— Кар, кар, как? — подавился пернатый от волнения.
— Да никак! — обиделась на него бабка, уже давненько впавшая в детство. — Наши доченьки, говорю, тут.
— Где тут? — опять не понял Тёмыч.
— А ну тебя! — всплеснула руками Сказочница и расплакалась.
— Ну вот, опять, — каркнул чернокрылый друг, решив, что у женщины очередной приступ депрессии на фоне старческого слабоумия.
А Сказочница и вправду тут же забыла причину своих слёз. Поплакав непонятно о чём, она успокоилась и позвала ворона обедать. На обед же небеса им послали пустые щи да пшенную кашу. Нет, щи конечно были полными, просто в старой Руси так называли постные щи. А в тёмной Руси пусто-щи так и вообще были основным блюдом. Ведь Леший и прочие лесные духи строго-настрого запрещали людям охотиться. Ну… только над богатырями и поляницами они власти не имели. Да и разве сладишь с великанами-буянами?
Но вернёмся к нашей сказке. Так вот, Сказочница хлебала щи и косилась на свою заветную былинную книгу. Чернила в чернильнице засохли за ненадобностью, и это сильно расстраивало бабульку.
— Когда в руках работы нету, руки усыхают, — жаловалась она ворону.
— Носки вяжи! — посоветовал тот. — И вообще, дел немерено: дрова не наколоты, вода до бани не нанесена.
Ворон не ел пустых щей, он охотился втихаря. И сейчас он впустую перебирал лапами по столу, сетовал (как всегда) что он не мужик и не может наколоть дров, да наносить воду для подружки. Он мысленно ругал судьбу и бесчувственного Сварога: «Ну что ему стоит превратить меня в старичка-лесничка? Ведь прошу же, прошу и всё впустую!»
Но тут Тёмка снова наткнулся на серебристые капли на плече старушки.
Он подозрительно к ним приблизился, осмотрел со всех сторон и передумал умирать.
— Что это? — спросил он хозяйку.
Сказочница перевела взгляд на плечо и вспомнила:
— Тёмушка, милушка, как же я могла забыть? Дочки прибыли!
— Кар? — не понял чернокрылый.
— Алиска с Динкой!
— Кар, кар, как? — подавился пернатый от волнения.
— Да никак! Не знаю пока.
— Кар? — опять не понял Тёмыч.
— А ну тебя! — воскликнула Сказочница и расплакалась.
Эта маленькая уже история грозилась превратиться в бесконечную историю и гонять наших друзей по кругу, но до глупой птицы вдруг дошла вся суть происходящего, и он больно клюнул бабку в голову:
— А ну давай, рассказывай про моих мгачинских дев, живо!
Сказочница крякнула от боли, замахала на него руками и вспомнила, о чём ей шептала струйка пара. Она закивала головой, заулыбалась и рассказала о новом пришествии двух юных сахалинских душ в сказочную страну. У Тёмыча от наплывших чувств чуть не разорвалось его маленькое сердечко: «Бух, бух, бух, бух!»
Слышите как оно бьётся? Но ворон до боли в печенке не хотел показывать пожилой даме своих чувств к девчатам. Он уже знал, что такое ревность, и какие разрушительные силы она в себе несёт. Мудрец не захотел провоцировать хозяйку на нехорошие эмоции. И с чего он взял, что Сказочница начнёт его ревновать к сёстрам? Но тем не менее. Он опустил голову, вздохнул и как бы невзначай прокурлыкал:
— Надо мне лететь, однако, придётся помочь двум клухам добраться до богатырей.
— Надоть, надоть, — согласилась Сказочница и сделала вид, что не заметила хитрых глаз дружочка.
— Ты не будешь без меня скучать? — заботливо спросил он.
— Не, не буду, лети!
— Тогда я это… скоро… туда и обратно.
— Угу.
Ворон вроде хотел было улететь, но зачем-то продолжал переступать с ноги на ногу, каждый раз рискуя влезть в пустые щи.
— Ну чего ещё тебе, лети уже! — начала раздражаться старуха, норовя спихнуть иссиня-чёрную тушку со стола.
— Да, да, лечу. Ты только это…
— Чего?
— Курей не забудь покормить, козу подоить, дрова наколоть, воды наносить, баню натопить, помыться и постирать чего-нибудь.
Сказочница понюхала свою одежду и рассердилась:
— Лети, лети отсюда, ёжкина кукла, без тебя разберусь что мне надо делать, а что не надо!
Довольный ворон вспорхнул, как бы нечаянно перевернул миску с пустыми щами, да и вылетел из дома. Ну и под весёлую бабью брань, расправил крылья и воспарил ввысь.
Глава 5. Планетники
Алиса с Диной медленно брели туда, куда вёл их Луговик. Он сказал, что покажет красным девам дорогу прямо к заставушке удалых поляниц. Но так ли это на самом деле, знал лишь сам нечистый дух. Он внимательно выслушал жизненную историю пришельцев с того света, но никак не мог понять: зачем таким милым и наверняка послушным детям, спасать ненавистных ему богатырей?
— Богатырь, он зверя бьет, мясо жрёт, а шерсть на шубу пускает, — рассуждал защитник лугов и полей. — Вот возьми ту же лисицу. Кости да кожа, там и жрать нечего! А шубы меховые тем детинам так и вовсе ни к чему, у нас глянь-ка, лето да лето круглый год.
— Лето, — поддакнуло солнце.
Дианку крайне возмутили слова Луговика, ведь её до сих пор тошнило от скоромного, она даже от сала морду ворочала, как бы ей ни хотелось поесть посытнее, чем жевать пусто-хлеб:
— Получается, что дядькам-воинам мало скотины во дворе, они ещё и за такими милыми, милыми, милыми сердцу мышами-полёвками гоняются? — удивилась бывшая кошка.
— Нет, нет, за песцами да соболями.
Алиса же была истинной мясоедкой, но её почему-то тоже удивило поведение богатырей. Наверное потому что ни её отец, ни дед не были охотниками. Так, рыбачили немного, да и только.
«А рыбачить — это хорошо или плохо?» — задумалась Алиса, а вслух сказала:
— Мы обязательно поругаем богатырей, лекцию им прочтем.
— Три лекции! — поддакнула младшенькая.
— Это они от безделья озоруют, — вздохнуло солнышко. — Я ж богатырям Мамаев не успеваю поставлять, они косят их целыми улицами и ещё просят. Но я же не железное!
Солнце развело свои лучи-руки и устало высунуло язык. Девушки посмотрели вверх.
— Не железное? Ну, ну... — Алиса попыталась припомнить химический состав солнца.
Но светило её опередило:
— Ты что, девица, попутала? Панамку надо одевать, вишь как башку напекло! Я на 92.1% состою из водорода, 7.8% у меня — гелий и лишь 0.01% приходится на углерод, железо и другие элементы. А каждую секунду из меня выгорает аж 700 млрд тонн водорода. Ой, да какое ж я сирое да несчастное!
Солнце сделало вид, что сильно рыдает, да так сильно, что выпустило из глаз лучи-слёзы и обдало ими неприкрытые головы горе-учениц. А у учениц головы и вправду были не прикрыты, они терпеть не могли носить панамки и даже шапки. Бывало выйдут зимой из дома, пройдут зону видимости следящих за ними из окна родственников, и хвать шапку с головы да в карман!
— А, знакомо такое! — вздохнуло солнышко. — Во-во, а потом у вас гаймориты, менингиты там всякие, фарингиты, ларингиты, тонзиллиты, гнойная ангина, острый бронхит, запущенный грипп, коронавирус и двухсторонняя пневмония легких. Ну, а дальше вы — хроники. И сами уже понимаете, что никому такие соплежуи не нужны: ни невестам, ни женихам, ни работодателям. Вот прямо сейчас пообещайте мне носить шарфы, шапки и не запихивать в портфели перчатки!
Девушки сделали вид, что не услышали его нравоучений. А жаль! И продолжили шагать дальше. Дианка в пути задумалась:
— А кто такие Мамаи?
Алиса знала кто такие Мамаи, дед Иван часто поминал Мамаев недобрым словом.
— Это татаро-монголы, те воины, которые нас в Заболотье в прошлый раз затоптали. Помнишь? — девочка поморщилась от нахлынувших воспоминаний. — А сам Мамай — это человек, их воевода, ордынский вождь. Поэтому его войско называется «Мамаево войско».
— А как оно... — Диночка опасливо взглянула на пылающий желтый диск в небе. — Как солнце Мамаев для богатырей делает?
Алиска хмыкнула:
— Заливает! Брешет, поди...
У Луговичка вытянулось от страха лицо:
— Не спрашивайте как!
Но было уже поздно. Разгоряченное таким вопросом светило потянулось к знакомой тучке и скрутило её, как тряпку. Из тучи посыпались какие-то сущности, похожие на привидения, но с более жуткими мордами и с более длинными прозрачными «полотняными» шлейфами. Они закружили над нашими героями и заорали дурными глухими голосами:
— Дай молока от черной коровы и яйцо от черной курицы! Дай молока от черной коровы и яйцо от черной курицы! Дай молока от черной коровы и яйцо от черной курицы!
От них некуда было деться, они со всех сторон окружили трех недоростков. Луговик, который вообще карлик по сравнению с сёстрами, вцепился в спину Алисы, обнял её железной хваткой, вжался в одежду и напрочь отказывался покидать свой живой бронежилет. Старшенькой с висящим на ней Луговике отмахиваться от врага и вовсе стало тяжко, и она вспомнила слова своего мудрого деда: «Сдохни прежде, чем враг занесёт на тебя руку!»
Алиса упала от изнеможения на мягкую шелковистую траву и закрыла глаза, как ей казалось, навечно. Диана конечно же возмутилась таким ходом событий, так как вся нечисть, под одобрительные ухмылки солнца, обрушилась на неё. И младшая поотмахиваясь ещё минуту-другую, тоже рухнула от усталости, но с открытыми от ужаса глазами. Она ведь не помнила науку деда, вернее не знала её. Иван давал старшей внучке уроки выживаемости очень давно, ещё задолго до второго пришествия младшенькой в семью — так, на всякий случай, чтобы не потерять ещё и старшую. А потом и сам забыл о своих страхах да о своей дурости.
Тучкины отпрыски склонились над павшими в бою девками-воинами и смрадно дыша им в лица, вновь заголосили:
— Дай молока от черной коровы и яйцо от черной курицы! Дай молока от черной коровы и яйцо от черной курицы!
Диана наконец захлопнула глаза, а Алиса процедила сквозь зубы лежащему под ней Луговику:
— Что делать то будем?
— Отдай! — просипел старикашка.
Его спасало лишь то, что на спине у красавицы был надет портфель, а значит, между Алиской и землей оставалось немного места, которое и занял хозяин лугов и полей.
— Что отдать? — не поняла «лживый труп».
— Провизию им отдай.
— Хлеб с салом что ли? — уточнила девица, которой очень не хотелось расставаться с едой.
— Да, да.
— Сколько отдать, половину? — продолжала жадюга гнуть свою линию.
— Всё отдай, всё.
— Ну ладно, — согласилась школьница, так как привидения заорали в её уши так сильно, что те грозили хозяйке разрывом барабанных перепонок.
Аля повернулась на бок и стянула рюкзак, а затем посадила своё тело вертикально, и стараясь не смотреть на нечисть, вытряхнула содержимое сумки. По знойной жёлтой траве покатились три буханки хлеба и «плюх-плюх» тяжелыми, почти бриллиантовыми кусками, шлепнулись три драгоценных шмата сала. Вся тучкина нежить кинулась драться за провизию. А Луговик отцепился от Алисы и зашептал:
— Бегом отсюда, они теперь надолго тут застрянут!
— Да? — девчонки подскочили и побежали.
Нежить неслась впереди них. Они бежали долго, так долго, насколько хватило незатейливых сил у троечниц по физкультуре. А потом они упали замертво, но уже не притворно. А когда отлежались и отдышавшись, Алиса с досадой пшыкнула на лугового деда:
— Надо было им одну булку хлеба кинуть и всё!
Луговик, не знающий что такое мертвецкая усталость, обиделся и принялся деловито расхаживать туда-сюда по лежащей Алисе:
— Дурная твоя башка! Это ж духи бесплотные, они всё видят. Половина их войска увязалась бы за нами и не отстала, никогда бы не отстала!
Старшенькая закрыла глаза и провалилась в тревожный сон, полный кошмаров и мгачинских сплетен про неё. А Диана уже храпела. Это солнце постаралось: оно вдруг трусливо спряталось за облака и более не слепило в их милые личики.
Когда девчонки проснутся, события начнут развиваться стремительно, и им будет недосуг выяснять что за духи на них напали. Ну духи и духи, что с них взять? Ан нет, это были не совсем обычные духи.
Существа, пребывающие в дождевых и градовых тучах, называются Планетниками. Планетники тянут тучи по небу или наоборот, держат их, чтобы не шел дождь; сбивают туманы в тучи, наполняют облака водой при помощи радуги и посылают на землю дожди; а также толкут железными цепями лед, превращая его в град, а градом наказывают народы за грехи. У Планетников неопределенный облик. Если они спускаются к людям, то непременно просят поесть, он еда должна быть от скотины чёрного цвета. В облаках же Планетники питаются мукой, которую крестьяне бросают на ветер, чтобы откупиться от нечистой силы. К святым людям Планетники относятся со страхом и готовы им услужить: предупредить о буре и граде. Планетниками называют ещё и обыкновенных людей, умеющих предсказывать погоду и разгонять тучи с помощью заговоров и молитв.
Баю-бай, засыпай,
баю-бай, придёт Мамай,
завтра новый день,
бередень, бередень, бередень.
Глава 6. Долгожданная встреча
— Тук, тук, тук!» — легонько тюкал ворон Алису в лоб, он не мог дождаться когда бывшая хозяйка проснется.
И хозяйка, конечно же, очнулась, распахнула глаза и хотела инстинктивно замахать руками, но тело её было где-то там, а сознание ещё дальше. Через несколько секунд всё слилось воедино и девушка произнесла своё фирменное, недовольное:
— Чё?
Это всегда означало одно и тоже: «Какая ещё может быть школа? Отстань, мать, дай поспать!»
Но Тимофей был настойчив, он наклонил голову и стал внимательно рассматривать своим правым глазом левый глаз Алисы.
— Тёмыч? — вяло пробормотала спящая красавица и снова уснула, её утомленный мозг решил, что это сон.
Тёма взял себя в руки, то есть в крылья, и решил подождать, когда милые принцессы выспятся. Он нахохлился и немного подремал на груди одной из них. Вдруг пред ним предстал дедушка Луговик и смахнул адову птицу со своей подзащитной.
— Кыш, тварь смердящая! — пшыкнул он на ворона.
Тимофей обиделся:
— Это я то смердящая, где ж ты видел вонючих птиц?
— Отойди от девки! — снова зашипел нечистый дух.
Чернокрылый послушно отлетел и кивнул нежити:
— Пойдем поговорим.
Тёмыч уже настроился: обманом или другим ходами (вплоть до драки) увести злой дух от своих подопечных, но после короткой словесной перепалки:
— Ты!
— А ты! — выяснилось, что оба хотят отвести попаданок к богатырям.
Им пришлось рассказать друг другу свои истории о похождении двух сахалинок в их сказочном мире. А высказавшись, сошлись на том, что они друг другу не враги и дальше невест поведёт ворон.
Тимофей вернулся к спящим подружкам: покрутился возле них и уселся живот Алисы. Затем он подозрительно покосился на хозяина лугов, нахохлился и отважился таки вздремнуть. А Луговик тоже недоверчиво хмыкнул в сторону «ощипанной птицы» и растворился в пространстве — ушёл по своим делам.
Прошло ещё какое-то время, солнце постановило, что уже утро и весело бросило несколько солнечных зайчиков на девичьи лица. Хошь не хошь, а пришлось рассупониваться и отколупывать свои тела от жухлой сон-баюн-травы.
— Тимофей! — заорала Алиса, увидев друга
— Тимофей! — неуверенно запричитала Диана.
— Кар! — застрял комок в горле у мощной птицы.
— Цыц! — зачем-то вырос из-под земли луговой дух. — Мамаи услышат ваш ор и прибегут.
Все притихли. Перспектива снова быть раздавленными татаро-монгольским войском не радовала ни Алису, ни Диану, ни чернокрылую птицу.
Обнявшись со старым приятелем, дети кое-как привели себя в порядок, рассказали о злоключениях в Богатырской сечи, сделали по глотку воды из термоса и голодными отправились в путь.
Теперь их вел Тимофей. Луговик окончательно убедившись, что ёжкин ворон — друг, а не враг этим двум приблудшим душам, простился с людьми.
— Птичка дорогу знает! — помахал он им на прощание. — Я пойду, однако, попробую шугануть Планетников обратно на небо синее.
И хлопнув в ладоши, исчез. А поле вокруг путников вдруг изменилось, оно стало желтым от одуванчиков и бледно-фиолетовым от клевера. Ух! Руки сестёр потянулись к цветочкам, но не для того, чтобы наплести венков, а чтобы отправить в рот душистые соцветия и хоть как-то, но насытится.
Ну вот, теперь можно было идти и есть на ходу. Тем более, что-то тут, то там виднелись листья щавеля, черемши, подорожника, мокрицы, манжетки, сурепки, лебеды, сныти — листья съедобных трав, не соседствующих на одной поляне в реальном мире, но тут то был совсем иной мир. Ай да Луговик, ай да молодец! Девчонки не знали, что эти травы съедобны, они уважали лишь щавель и немножечко черемшу, ну и осокой баловались иногда. Пришлось Тимофею рассказывать какую травку можно рвать и есть в сыром виде:
— Только не переусердствуйте, а то живот заболит.
— Теперь идти гораздо веселее! — обрадовалась Диана.
— Ну рассказывай, как ты жил весь этот год, как там наша Сказочница? — нетерпеливо спросила Алиса.
И ворон затянул свою волынку о том, как ему хочется помочь несчастной бабке наколоть дров, наносить воды, залатать крышу и так далее, но у него нет ни рук, ни ног, и вообще, только речь человеческая, а больше ничего человеческого у него больше и нет.
— Очень, очень жаль, — закончил ворон скорбно.
— Как она там сама, здорова? — раздраженно спросила Диана, так как стенания по поводу всяких там перевоплощений её дюже расстраивали.
И Тимофею пришлось подробно описывать проблемы и заботы своей хозяйки, а также все её старческие болячки: склероз, остеохондроз, варикоз... Ну и конечно же он рассказал о её новой способности записывать сказки с помощью слов-сверчков.
— Вот это да! — хмыкнула Диана и уже ласковей посмотрела на птичку. — Так говоришь, что сам Сварог помог ей со словами-сверчками, и ты, как дурачок, сетуешь на него за то, что он не может сам догадаться о твоих проблемах и превратить тебя в мужичка-старичка?
— Хм... А ты сам не догадался попросить его об этом? — поинтересовалась Алиса.
— Кар-кар, как? — опешил ворон.
— Как, как! — ехидно подмигнула Динка и ткнула пальцем в небо. — А как все просят: «дай боже что нам негоже», ну или «дай боже всё уметь, да не всё самому делать»!
— Ой-ё-ёй! — закатилась Алиса на слова сестры. — Ну что ты несёшь? Не все же пословицы нашей бабы Вали можно впихнуть в данное конкретное обстоятельство. Тут нужно как-то по-другому поступить.
Старшая и очень умная школьница припомнила все фильмы и книги, где люди обращаются к наивысшим силам и многозначительно изрекла:
— Надо, надо... — девочка подумала ещё немного. — Надо вырезать из дерева иконку, а на ней лик божества и попросить у этой деревяшки того, чего хочется.
Тимофей внимательно выслушал предложение умницы и нервно заморгал.
— Ты уверена, что это поможет?
— Не уверена, — пробормотала Алиса, — но надо попробовать.
— Блин! — засмеялась от природы мудрая Дианка. — Совсем офигели? Надо просто встать, вытянуть руки к небу и прокричать:
— Сделай меня мужиком! Ну и добавь там тоси-боси и «пожалуйста».
Чёрные бусинки глаз ворона стали ещё чернее, и смелая птица оторвалась от земли, и отчаянно взмыла вверх:
— Сделай, Сварог, меня человеком, пожалуйста! — закаркал он так громко, как мог.
Он каркал долго, так долго, пока не выдохся и камнем полетел вниз.
Ох, ты чёртова птица! Услышал твой голос, услышал хан Батый, что из войска мамаева. Остановил хан свою силу чёрную и направил её всю без остатка на наших детушек неразумных.
— Тук, тук, тук!
Слышишь топот копыт? Это тучей серою неприглядною Мамаи несутся прямо на двух выкормышей сахалинских. А они о том и не ведают, идут, веночки плетут, песни поют, птичьи россказни слушают, советы мудрые направо и налево раздают.
Глава 7. Как деда Вий в помощниках хаживал
Вдруг чернокрылый басенник встрепенулся, всколыхнулся, припал к траве и прислушался. А услышал он бешеный топот копыт. Тимофей стремительно оторвал голову от земли, взвился в воздух и тревожно запорхал вокруг девчат:
— Войско, мамаево войско прёт сюда!
— Войско? Да ты брось! — отмахнулись обе сестры.
Но не успели они поверить или не поверить другу, как вдали показалась темная пыльная точка, стремительно разрастающаяся в первую воинскую фалангу, за которой и не виднелись даже, а предчувствовались следующие ряды. Бежать куда-либо было уже поздно. Дианка зажмурилась, страстно желая проснуться. А Алиса, помня что случилось с ними после прошлой встречи с монголами, отчаянно крикнула ворону:
— У меня в рюкзаке есть живая вода от бабы Вали! Напои нас ею, если мы умрём. Она в фляжке.
Но откуда ни возьмись, запорхал над друзьями ястребок-канюк, кинулся он им в ноги, и разверзлась земля, и полетела в земную глубь Алиса, и полетела в земную глубь Диана, и кинулся вслед за ними верный ворон Тимофей. А ястребок-канюк не кинулся, он поднялся он высоко-высоко над землей и исчез.
И тут закрылись недра земные, проскакали по гладкой поверхности злые воины: то ли на север, а то ли на юг — никто не ведает, даже солнце. В общем, всё дальше и дальше они скакали от этого места поганого, пока не превратились в пыльную серую точку и сгинули из глаз.
А мы с вами провалимся под землю — вслед за нашими героями. У-у-у-у-у-у — ничего я там не вижу, а вы? Да живы, живы они, не переживайте!
— Эй-эй-эй! — послышался голос Алисы в кромешной темноте.
— А-а-а-а-а-а! — послышался плач Дианы.
— Заткнись! — снова Алисин голос.
— А-а-а-а-а-а, сама заткнись! — опять Дианкины хлюпанья и сморкания носом.
— Кар, кар, как? — растерянный голос ворона.
Но вдруг затрепыхал слабый огонек, это старшенькая достала зажигалку. Диана перестала реветь, а Тимофей начал потихоньку приходить в себя. Огонёк зажигалки в кромешной темноте — довольно-таки сильный свет. Вскоре стало ясно, что путники внутри «рукава» какой-то непонятной пещеры и нужно решать в какую сторону идти: налево или направо. Хотя непонятно относительно чего было лево, а относительно чего — право. И особенно то, будет ли потом прав тот, кто отправит их всех направо, ну или налево?
Тимофей не стал рассуждать на эту тему вместе с подружками, он рванулся сначала в одну, потом в другую сторону, а потом вернулся в исходную точку и сказал:
— В той стороне воздух чище, значит, нам туда, — и он махнул крылом налево, а может быть направо, впрочем, неважно.
И процессия молча двинулась туда, куда указала мудрая птица. Каждый думал о своём. Ворон о мерзопакостных гномах: «Не дай бог, если они нам встретятся на пути и начнут закидывать нас глиной.»
Алиса о Дивьих людях: «Не дай бог, если они нам встретятся на пути и снова заморочат голову своими бриллиантами!»
А Диана ёжилась от воспоминаний о самом любимом подземном существе своей бабушки — безобразном Вие. Бывало усядется старая карга в кресло, пересмотрит в который раз фильм «Вий», а потом носится за внучками и орёт как ненормальная: «Поднимите мне веки! Поднимите мне веки!»
— Вий! — каркнул ворон, подслушав мысли младшенькой. — Как же я сразу не догадался, это же он нас спас!
— Заливай! — буркнула Диана, ей теперь самой было обидно, что кто-то читает её мысли.
— Да, да, это точно он, я у Сказочницы в книге читал сказку про Вия. Сейчас я вам её расскажу!
— Ну давай, трави, и так идти страшно, а ты нагоняй, нагоняй на нас жути ещё пуще, чем баба Валя! — недовольно бурчала Динка.
Но Тимофей знал, что он не баба Валя, и даже не баба Яга, поэтому начал травлю, то бишь травить... тьфу ты, рассказывать:
— Собрался Вий помирать, лежит в своём подземелье, Смерть призывает. Пришла к нему Смертушка. А он: так, мол и так, старый я стал, веки в землю вросли, гномы их поднять не могут, вынь из меня душу, чтобы я на тот свет отойти смог. Вздохнула Смерть, полезла душу из Вия вынимать: шарила, шарила — не нашла в нём души. Улетела Смерть от пусто-Вия, остался он один. И решил он у бога Ховалы душу попросить. Лежит Вий, Ховалу зовёт. Но не подумал старый Вий, что Ховала от времени суток добр или зол бывает: ночью он добру служит, а днём — злу. А как Вию подумать об этом? Всю жизнь он под землёй провёл, да ещё с закрытыми глазами. И как назло, Вий стал звать Ховалу ночкой тёмною. И явился к нему добрый Ховала, глаза огнём горят, а вокруг головы ещё шестнадцать огненных глаз сияют. Поведал Вий о своей проблеме и душу у высшего существа просит. Ну что ж, расщеперил Ховала грудь у Вия и вдохнул туда добрую душу. Обрадовался Вий и передумал умирать — жить ему почему-то захотелось. А ещё захотел он на белый свет посмотреть, на солнце красное, на небо синее, на траву-мураву колючую! (На этих словах вся наша троица глубоко вздохнула и попробовала поискать глазами солнце красное, небо синее, траву-мураву колючую. Но тщетно!) Крикнул Вий своих слуг — гномов, те тут как тут. Попросил он их отрезать ему веки. Отрезали гномы Вию веки. Открыл Вий свои очи и ослеп — не вынесли его глаза яркого света факелов подземных. А как ослеп, плачет. Гномы же как увидели горючие слёзы Вия, зашушукались: мол, у Вия душа появилась! Непривычно было Вию душу иметь. Захотел он наверх подняться, воздуха свежего глотнуть. Встал с кровати, а наружу выйти не может — ноги корнями в землю проросли. Приказал Вий гномам корни от ног его отрубить. Отрубили гномы корни от ног его. И посыпалась из тела Вия сыра-земля. Как высыпалась вся, подняла она Вия наружу почвой плодородной, а сама дальше растекаться пошла по лугам, по пашням — крестьянам на радость. И Вию низко-низко откланялась. Неловко стало Вию, стеснительно: он к гнуси да к проклятиям привык. А тут надо же, ему кланяются. Затрепетала душа его и вырвалась наружу птицей малою. Полетела птичка в небо, к солнцу красному навстречу и запела свои песни голосом серебристым. А тело Вия рухнуло наземь железом да каменьями. Вот так и исчез Вий навсегда и навеки! Ну? Поняли? Поняли кто вас спас!
Диана ещё раз буркнула на ходу:
— Поняли, чего уж там! Понятно что Вий нам тут точно не встретится.
Вий — нежить. Приземистый, волосатый, сильный, косолап, с тяжёлой поступью, весь в черной земле с засыпанными землей руками и ногами, а длинные веки опущены до самой земли. У Вия железное лицо, железный палец и железная кровать. Он хозяин и покровитель земных недр и их богатств, начальник гномов. Железными вилами помощники открывают Вию глаза, в которые нельзя смотреть: заберет, утянет к себе в подземелье, в мир мертвых Навь.
Ховала — языческий полубог, с ясными, светлыми, пылающими глазами, с легкой поступью в льняной одежде. Вокруг головы Ховалы располагаются шестнадцать огненных глаз. Ночью его глаза излучают яркий свет, он выжигает из людей злобу и отчаяние. Там, где прошел Ховала людская жизнь налаживается. Ночью Ховала несет свет, радость, жизнь, избавление от зла и горя.
Но совсем плохо, если Ховала пройдёт днем. В это время его глаза светятся все тем же незримым пламенем, но вместо того, чтобы дарить свет, они его поглощают. И если Ховала остановил взор на каком-нибудь человеке, то этот человек сразу же теряет всю свою жизненную силу — начинает хиреть и очень скоро умирает.
Глава 8. Встреча с Полуверцем
Ну так вот, девчонки шли и болтали с мудрым вороном, а слабый огонек зажигалки освещал им путь. И идти то им ведь было хорошо да не накладно: это вам ни неровные каменистые пещеры со сталактитами, сталагмитами и подземными реками, а просто кем-то искусственно созданный лаз в земле — большая длинная нора да и только. Но не всё так просто было в сим подземном тоннеле. Тимофей первый почуял неладное: он стал вдруг беспокойно оглядываться и то раскрывать, то прижимать к себе крылья, а ещё и заикаться:
— Тут, тут, тут кто-кто-кто-то е-е-е-есть. Та-та-там, за-за-за вашими спи-спи-спинами.
Алисе дюже не понравилось поведение друга, и она тоже стала изредка оглядываться. Но разве разглядишь чего в кромешной темноте! Диана же, пройдя ещё немного в таком нервно напряженном ритме, раздраженно рявкнула на товарищей:
— Ну хватит озираться! За нами следует привидение, только и всего.
Алиса остановилась, птица тревожно села ей на плечо.
— Всего? — удивилась старшенькая.
— Всего лишь? — оторопел Тёмыч.
— Ну да, — хмыкнула бывшая кошка. — А то их и во Мгачах мало было! Из-за каждого угла вылазили, спать спокойно не давали сволочи.
Ворон встрепенулся:
— Ты, дочка, что-то попутала. Ты дебет с кредитом в один ряд не ставь: ваши привидения неосязаемы. Поняла? Не-о-ся-за-е-мы! А наши, тутошние — осязаемы.
— Не поняла, — обиделась Диана.
А у Алисы задёргался глаз (то ли от страха, а то ли от недоразвитой сестрёнки) и она, заикаясь как и её питомец, принялась объяснять недотёпе:
— Неосязаемы, значит, бесплотны. Ну-ну-ну невидимы, потрогать их нельзя. Понимаешь? А тут… а тут… а тут они все как люди.
— Да, да, хоть суп из них вари, — поддакнул ворон.
Дианка искоса взглянула на птицу, усмехнулась и подколола её:
— Это ты свою бабку Ёжку что ли вспомнил?
У чернокрылого тоже непонятно от чего задёргался глаз, и он механически пробормотал:
— Кипи, бурли моё варево,
плохая жизнь, как ярмо,
пора бы бросить её,
хорошая жизнь, как марево,
был богатырь, уварим его!
— Ну вот началось в колхозе утро! — вспомнила Дианка очередную поговорку своей бабушки Вали (ничуть ни Ягуси в мирской жизни) и потушила рукой огонёк зажигалки.
Наступила «глаза выколи» темнота. Ан нет, Дианкины очи зыркнули и зажглись кошачьим… нет, каким-то особым неземным светом (таким, какими они зажглись в прошлый раз в Заболотье) и осветили пространство вокруг; через пол-оборота два маленьких фонарика наткнулись на нечто, напоминающее фигуру человека. Тот дернулся в сторону, но суровый прожектор Дианкиных глаз последовал за ним. Фигура развернулась и побежала прочь от гостей подземелья.
А Динка повернулась к сестре, которая стояла как вкопанная, продолжая держать на весу руку с зажигалкой
— Включай свой свет, дурёха! — неземные глаза девчушечки погасли.
И её сестра автоматически нажала на кнопочку зажигалки. Слабый бензиновый мини-костерок вновь осветил пещерку.
— Пошли, — приказала самая молодая среди всех собравшихся.
И все собравшиеся, от нечего делать, пошли дальше, чертыхаясь и оглядываясь. И если бы не самоуверенная походка младшенькой, наши путники так бы и не пришли в себя, а продолжали стоять на месте и смешно отмахиваться непонятно от кого. А Тимофей, так тот точно затеял бы драку с врагом невидимого фронта.
Эх, было бы очень хорошо, если бы все приключения детей на этом и закончились. Но не тут то было. Через некоторое время привидение, которое прогнала Диана, помучившись где-то там муками совести и немного потрясясь в конвульсиях от страха, тоже потихоньку пришло в себя и стало догонять пришельцев. А догнав, крадучись поплелось за ними. А ещё через пару километров, привыкнув к неприятным соседям, вконец оборзело и принялось дышать путникам в затылки. Ворон же продолжал сидеть нахохлившись на плече у Алисы и время от времени пшикать на незнакомца, отпугивая его крылами и беспокойно оглядываясь на девчонок. Но те упорно шли к цели — то бишь к выходу. Они и не такое видали! Плевать они хотели на очередную плотно-бесплотную нечисть. В их головах засел лишь один страх:
— А если выхода наружу нет совсем?
Так что даже кроты, путающиеся под ногами, навряд ли бы сильно их смутили. Но кротов почему-то не было. А плотно-беплотную нечисть равнодушие людей к её собственной персоне, видимо, задевало. И оно переборов свою робость, подбежало близко-близко к маленьким человечкам и ухнуло им в уши:
— Ух!
Те остановились, развернулись на сто восемьдесят градусов и зажигалка осветила морду подземного существа. Существом оказалась баба неопределённого возраста. Балахонистые тёмные одежды было не разглядеть, да и лицо, похоже, тоже. Острый нос, морщины — вот и все её приметы, канувшие в Лету.
— Что тебе от нас надо? — неожиданно даже для себя самой звонко сказала Алиса.
Привидение опешило. Диана попробовала распушить усы и зарычать на прилипалу. Но у неё не получилось, и девчонка сконфузилась. А прилипала вдруг упала им в ноги и заговорила быстро-быстро:
— Деточки мои милые, деточки мои родимые, вы меня не бросайте!
Диана не нашла ничего лучшего, как воскликнуть:
— Блин, ещё одна старушка! Хм, и кто ты у нас в нашем мире? Небось подружка бабы Вали — тётя Нина?
— Пш… — одернула её старшая сестра сердито. — У тебя ну никаких норм приличия нет! И кто тебя воспитывал?
— Собаки меня воспитывали, — обиделась бывшая кошка. — а ещё дед пинками и любимая бабулька мокрой тряпкой.
— А не надо со стола еду тягать, когда у тебя есть персональная миска! — зло рявкнула Алиса на младшенькую так, что привидение отпрянуло, вжалось в глиняную стенку и задрожало.
— Ну хватит, — устало сказала Динка, снова потушила рукой хлипкий огонёк зажигалки и прищурила свои светодиодные животные глаза. В земляном подвале вдруг стало ярко, сухо и тепло, а свет оторвался от юной чаровницы и стал болтаться сам по себе.
Во-от, теперь все до единого волей судьбы оказавшиеся в этой компании наконец-то смекнули, что произошло очередное чудо и зауважали псевдо-ребёнка, а некоторые так и вовсе засомневались в его естественном происхождении:
— Дитя небесно-неземное? — воскликнула баба-привидение и расслабилась.
Старушка встала, потом снова упала на колени и запричитала, а сама всё ближе и ближе приближалась на карачках к Дианке. Что бормотала нечисть — было не разобрать, но когда она схватила за ноги свето-источительницу, то речь её стала более или менее внятной:
— Милое дитятко, избавь меня от напасти, отмоли! Полуверица я, меж явью и навью застрявшая. Была я девицей красною, жила хорошо, никого не трогала, но пошла гулять да заблудилась. Заблудилась, домой — не вернулась! Вот тут жить и пришлося мне в тоске да забвении аж тыщу лет. А дома матушка, поди, все очи ясные выплакала, а дома батюшка, поди, убивается — младую Степаниду осьми годочков от роду вспоминая….
Она причитала и причитала, завывала и завывала то бьясь головой об землю, то хватая Динку за ноги. А та брезгливо отталкивала старушенцию, поэтому ей некогда было вникать в речь полудурки. Алиса же наоборот, внимательно слушала безумную и пыталась понять о чём та всё лопочет и лопочет. А когда ворон поймал беспомощный взгляд подружки, то понимающе кивнул, каркнул на убогое привидение и объяснил девушкам её слова:
— Полуверец она. А когда-то девкой была. В восемь лет пошла с подружками в лес за грибами да ягодами… Подружки домой вернулись, а она нет — заблудилась, сгинула. То бишь из вашего мира попала сюда — в сказочный. Теперь обратно просится к отцу, матери. Просит божественную Дианку молитву по её душу прочитать.
— Понимаю, — вздохнула Дианка и уточнила. — Про то, что заблудилась — понимаю. А про молитву — нет. Атеисты мы, так баба Валя говорит.
— Да задолбала ты со своей бабой Валей! — одернула её Алиса и повернулась к ворону. — Мне не показалось, она вроде сказала, что с тех пор прошло больше тысячи лет?
Ворон кивнул.
— Так какие ж ей тогда батюшка с матушкой? Умерли они уже как тыщу лет назад.
Ворон на такое заявление своей хозяйки задумался:
— Ну не знаю, не знаю, тут может и тыща лет прошло, а там быть может всего лишь один день.
Алиса почесала подбородок:
— Не похоже. Ты её дореволюционную речь слышал? Наверное, там тыщу и лет прошло, а здесь может быть и все десять тысяч. Вон она какая — земля землёй! Того и гляди, сама страшным Вием станет, раз тот в птичку-невеличку превратился.
Диана представила, как хлипкая старушенция превращается в грозного Вия (то есть в её бабу Валю) и носится за ней по хате. Внучка прыснула от смеха.
— Ну ты дура, нет? — усмехнулась старшая.
Младшая хотела было в отместку ослепить старшую навсегда, но одумалась:
— Что с идиотки возьмёшь?
Полуверец — пропавший без вести человек, некрещеный или оборотень. Они обитают под землей Полуверцы имеют человеческое обличье, но считаются чем-то средним между нечистыми духами и людьми. Полуверцы сохраняют некоторые привычки, обычаи людей, они веруют по-христиански, но как бы наполовину: Полуверцы даже ходят в церковь, молятся, а потом уходят, пятясь задом.
Пока участь Полуверца не определена окончательно, он скитается, не находя покоя. Находящиеся посредине между людьми и нечистыми Полуверци, как и другие пропавшие, могут либо вернуться к людям, либо навсегда затеряться среди нечистых духов. Возвратить Полуверца непросто: вначале необходимо найти и остановить вечного скитальца, чтобы накинуть на него разрушающее его заклятье. Вернуть Полуверца может и колдун, а также молитвы родных.
Глава 9. Куда отправить Полуверку
— Деточка! — схватила Полуверица Диану за руку. — Выручи, отправь меня на ясен свет к отцу да к матери. Сгнию я тут и вправду сгнию. Впервой черёд высохнут мои рученьки, во второй черёд отсохнут мои ноженьки, а в третий черёд...
Далее последовал набор старорусских слов, с трудом переводимых на современный язык. Так что даже ворон устал объяснять дочкам эту тарабарщину и предоставил старухе лопотать на свой лад сколь угодно долго. Но нашим девушкам такой расклад не понравился, им надо было идти, идти и идти, тем более что в пещере с некоторых пор стало светло, сухо и тепло.
— Бабушка, отстаньте! — раздраженно вырвала свои руки из старушечьих костяшек Диана. — Не с кем поговорить что ли, как вас там зовут? Не помню...
— Степанида, — услужливо подсказал чернокрылый советчик.
— Тем более! — закончила Дина, не найдя для бедной женщины других слов.
— Вообще-то она хочет, чтобы вы её отправили в реальный мир, — потупился Тимофей.
И тут старший, почти совсем уже взрослый человек, сообразил в чём дело:
— Стоп, стоп, стоп, — начала Алиса со своей любимой фразы. — Значит, эта Полуверица хочет, чтобы ведьма Диана отправила её к нам на Сахалин?
— Как дам тебе за ведьму! — разозлилась младшенькая и занесла руку для удара.
Но Тёмыч, бедный Тёмыч, он то всегда был на стороне своей любимицы Алички, и он точно знал, что от волшебных свойств Дианы можно ожидать чего угодно, даже смертоубийства. Поэтому ворон сорвался с плеча хозяйки и опередил события — клюнул её сестру в лоб, да больно так клюнул — со всего размаха, и взъерошенный отлетел в сторону. А клюнутая в голову осела наземь и медленно, очень медленно начала заваливаться набок.
И тут произошло неожиданное: Полуверица, видя что с её предполагаемой спасительницей решили расправиться самым жестоким образом, в мгновение ока сжалась в упругий комок, а потом разжалась, спружинила и вцепилась пальцами-крючками в шею ворона. Птичка захрипела, забулькала, забилась в предсмертных судорогах.
Тут и Алиске пришлось влезть в драку, ведь Тёмыч — её самый верный и преданный друг, как-никак. Она быстро стянула с себя рюкзак и принялась бить им нечисть — вдалбливать в пол сгорбленную спину Полуверицы. И вот когда та почти полностью ушла под землю и ослабила свою хватку, ворон вырвался из её рук. Он хотел было тюкнуть по лбу и Полуверицу, но пару раз взмахнув над ней крыльями, передумал: «А вдруг начнётся новая драка? И тогда погибнут все.»
Ну вот, пока наши герои приходили в себя — каждый в своём углу, мыслительные процессы у всех членов команды конечно же не стояли на месте. Диана обдумывала всякую ерунду: «Какой же у Алиски друг припадочный!»
Полуверица вытаскивала себя из глинистого пола и стонала что-то там про хазар и половцев. Тимофей же сделал вид, что он к всеобщей сваре не имеет никакого отношения и занялся чисткой перьев. А менее всего пострадавшая в этом побоище Алиса отдышалась и убедилась, что сестрёнка жива и просто хочет пить. Напоив дурного ребёнка, она начала рассуждать вслух:
— Итак, эта злая барышня, — девушка покосилась на Полуверицу. — Хочет к нам на остров. Хм... Допустим, показать ей наш лаз — не такая уж большая проблема. Но... есть одно «но»: а она уверена, что попадет в своё дохристианское время? А если она провалится в царскую каторгу, что с ней тогда будет? Или в наше время, где её сдадут в ментовку или сразу же отправят в психушку. А?
Спрашивала Алиса как бы сама у себя. Но очухавшийся к этому времени ворон, понял ход её мысли, так как успел пожить и там, и там, а от бабы Яги он был наслышан много о чём!
— Нет, — сказал он. — Степанида никогда не жила на Сахалине.
— Почему? — удивилась Алиса так, как будто вся планета состояла только из её родного острова, трёх китов и бесконечных вод океана.
— Потому что, — вежливо объяснила наимудрейшая птица. — Потому что Степанида ни чукча: и по говору, и по имени своему.
— А при чем тут чукча? — не поняла хозяйка наимудрейшей птицы.
— А при том! — вспылил ворон. — Давай вспоминай, кто тыщу лет назад жил на вашем острове?
Алиса прокрутила в памяти страницы истории и наткнулась на 1805–1808 — годы открытия острова. И поняла, что Сахалин не такой уж интересный край с точки зрения археологических фактов древних цивилизаций.
— Ты что-то слишком мудро думу думаешь, — пробормотал ворон. — Не понял я ход твоего мыслительного процесса.
Алиса глянула на дружка с обидой:
— Ладно, ладно, сдаюсь. Тыщу лет назад на Сахалине жили эти... как их там?
— Нивхи, эвенки и айны, — почесывая свой ушибленный лоб, подсказала более грамотная в этом вопросе Диана.
Ведь она, как ни крути, любила деда Ивана, а тот обожал рассказывать внучке историю коренных народов острова, ну и прочую ересь.
— Вот и я говорю, гиляки на вашем острове и жили, — досадливо поддакнул ворон той, которую чуть не грохнул сгоряча.
У Алисы закружилась голова:
— Так вы соберитесь в кучку и определитесь кто на Сахалине всё-таки жил: чукчи, нивхи, эвенки, айны или гиляки?
— Не суть важно, — перебил её ворон, — Точно только одно, что не русские и не славянские воины. Вон она всё о печенегах лопочет да о половцах. А это значит...
— Что это значит? — не выдержала Алиса.
— А это значит, что Степанида жила в центральной части России или того хуже — в южной!
— А почему хуже то?
— Не знаю, но там войн с этими самыми печенегами и половцами было больше. А теперь спрашивается, — ворон совсем распушился и стал деловито расхаживать по теплому, сухому и светлому коридору землянки. — А теперь спрашивается, куда мы её будем отправлять: на Кубань или сразу в Украину — на верную погибель от всяких там иноземных захватчиков.
Алиса по привычке закатила глаза. А Тимофей продолжил:
— А ведь вы ни на секунду не подумали своими кривыми мозгами, что батюшка у Степаниды, возможно, мёртвый во поле лежит, а матушку хазарин топчет.
— Чего? — недобро забулькала Диана.
— Ничего! Мамашу, говорю, её, наверняка, в плен угнали.
После таких слов Диана тоже закатила глаза и бухнулась в обморок, то есть испытала запоздалый болевой шок от удара тяжелым предметом в височную область головы. Но Тёмыча уже понесло:
— Так куда мы старую девку отправим — на погибель верную? Нет уж, пущай лучше тут куролесит. Здесь безопаснее.
Алиса мужественно выслушала до конца бредни ворона и схватилась за голову:
— Да боже ж ты мой, ты сам понимаешь что ты несёшь? Никого мы никуда отправлять не умеем! И эта не умеет, — показала она пальцем на прислонившуюся к стеночке и обмякшую сестру.
Ворон хмыкнул:
— А откуда ты знаешь что она умеет, а что не умеет? — птичка опасливо показала клювом на прислонившуюся к стеночке и обмякшую Дианку.
Они оба решили, что деточка устала и спит.
— Я есть хочу, — беспомощно прошептала Алиса.
И раз уж вокруг было тепло и сухо, она завалилась на бок и решила перебороть голод сном, оставив всех членов команды самим справляться со своими горестями.
Ну, если начать по порядку про всех членов, то ворон — это мозг команды, по крайней мере, он сам о себе так думает. А где есть мозг (плюс огромный клюв в довесок), там нет собачьего нюха, извините. Поэтому наша птичка также не нашла в обморочном состоянии младшей дочки ничего плохого, а соответственно пернатый, как и его хозяйка, решил вздремнуть. И только он нахохлился где-то под боком у Алиски, как Полуверица, которая в отличие от людей и птиц обладала прекрасным чутьем нечистой силы, прыгнула к Диане и давай её трясти:
— Проснись, проснись, деточка, не засыпай вечным сном! — бормотала она.
Ворон не с первой попытки, но убрал таки белую сонную пленочку со своих глаз, увидал такое действо и опрометью бросился на Полуверку — теперь уже защищать Дианку, ну и заодно за себя отомстить. Он тюкал старуху и тюкал, тюкал и тюкал, тюкал и тюкал! От шума проснулась Алиса, она нехотя из-под сна глянула на буйный процесс и после некоторых раздумий решила встать и снова пустить в ход свое боевое оружие — рюкзак.
Била она, конечно же, не ворона, а Полуверку, опять утрамбовывая её в землю. И хоть лупила она её как бы нехотя и шутя, но от природы сильная девушка (Вы ещё не трогали её мышцы? Во-во, идите пощупайте!) И от природы сильная девушка легко размозжила бы старушке черепушку даже рюкзаком, если б череп был действительно дряхлый и на все сто процентов материальный.
Но в том то всё и дело, что бабка всего лишь наполовину человек, то есть на пятьдесят процентов. А остальные пятьдесят процентов бабки были призрачны. Вот поэтому то Полуверцев и тянет в обе стороны одновременно: одна часть их тела просится в мир людей, а вторая тянет к чертям да к демонам. И кто побеждает в итоге — нам не ведомо. Никто из живущих не знает: сколько Полуверцев ходит по земле-матери, а сколько горит в аду, ну или бесится по сказочным мирам. Никто. Ясно вам? Ни-к-то. Ну да ладно. Вернёмся в наше подземелье.
И вот, когда бабка во второй раз была утрамбована в глинозем по самый горб и предоставлена сама себе — выкарабкиваться оттуда, Алиса свет Олеговна подошла к своей полудохлой кошке и потыкала в ту пальцем. Ребенок не реагировал.
— Он мертва? — в ужасе захрипела старшенькая.
Ворон метнулся к безжизненному телу и исхитрился прижать свою голову к шее пациентки, и проверить пульс. Своим довольно-таки большим ухом он услышал биение всех сплетений сонной артерии и успокоился:
— Она спит.
Но Алису это не убедило:
— Нет, так не спят.
Неестественно запрокинутая голова сестры говорила о том же самом: нет, так не спят.
— Кар, — беспомощно сказал ворон. — А давай-ка я её легонько тюкну клювом, она, глядишь и очнется.
— Хватит экспериментов, достукался уже! — рявкнула на него хозяйка и принялась бить обморочную по щекам.
— Ну, ну, — процедил Тёма, глядя на изуверства хозяйки и обиженно отвернулся.
А девушка, видя, что шлепки не помогают, потянула сестру за ноги и уложила её параллельно полу. Деваться некуда, живой воды нет, надо делать искусственное дыхание рот в рот. Фу! Вот и Алиса сказала то же самое:
— Фу! — и пару раз надавила на грудь сестры.
А так как мы уже знаем, что силенки нашей доченьки не занимать, то она немного переусердствовала. Дианка вскрикнула от боли и очнулась:
— Ты что делаешь, дура? Убить же можно так!
Алиса села наземь, и весь накопившийся за последнее время стресс вылился из неё горькими горючими слезами:
— Жива!
А пока Алиса рыдала, а недовольная Диана пыталась восстановить свою дыхалку и направить в правильное русло венозный и артериальный потоки, ворон зорко следил за тем, чтобы выкарабкавшаяся из почвы бабка опять не наделала глупостей. Но та издалека заметила, что её предполагаемая спасительница пришла в себя, а посему Полуверица уселась, вытянула свои костлявые ноги и захлюпала:
— Жива-а-а-ая...
Ну, ну, ну. Аж ворон прослезился! Вот бабский род то, любого, даже самого крепкого мужика до соплей доведут.
Глава 10. Каким способом отправлять Полуверицу
Всеобщее безобразие самым волевым образом прекратила Диана, она встала и объявила следующую новость:
— Пойдемте-ка отсюда!
Полуверица тут же подскочила и вопрошающе замурлыкала:
— Куда, деточка, куда?
— Наружу, там будет ужин!
Слова очередной поговорки никто из присутствующих не воспринял как пустой трёп, все закивали и стали собираться: дети отряхиваться от грязи и перетряхивать свои рюкзаки, ворон чистить перья, а божий одуванчик Степанида от нечего делать пошла в пляс. Диана мельком глянула на это действо и забурчала:
— Нет, ну есть же бабы на всю голову пришибленные! Вы поглядите на неё: тут она хрен знает сколько лет уже пляшет, а в нашем мире давно бы могильную плиту подпирала наравне с другими покойными старушенциями.
— Навряд ли, — вздохнул Тимофей. — В её время даже деревянные кресты на могилах не ставили. Сгнила б старая на общем кургане или просто покоилась бы под берёзой.
— Под берёзой, говоришь… — включилась в беседу Алиса. — Я вот что подумала, получается её срок на земле давно вышел?
— Вышел, — радостно закивали все.
— А раз вышел, значит, стоит ей появиться в реальном мире, так она сразу же рассыпется в прах?
— Скорее всего.
— Ни факт.
— А вот и факт.
Девушки отважно шли вперёд, ворон ехал на плече хозяйки, бабка бежала следом, а на ходу путники переругивались между собой по поводу дальнейшей судьбы Полуверицы.
А когда тема, за неимением научных данных и народных преданий, себя исчерпала, дотошная Алиса не нашла ничего интереснее, как прикопаться к самому названию этих половинчатых существ.
— Давайте подумаем, — сказала она. — Почему та нежить, которая прыгает за нами, носит название Полуверец? Я конечно не сильна в религиях, но весь последний год (после нашей вылазки в Заболотье) старалась их изучить.
Ворон сделал вид, что недопонял ход мыслей хозяйки, а Диана на самом деле не поняла к чему клонит её сестра и пожала плечами. Ну что ж, Алисе пришлось и далее мудрить самой:
— Так вот, Полуверец — это скорее всего полу-вера. Как и объяснил нам Тимофей, Полуверцы верят в Христа и в бога лишь наполовину. А следовательно, наша Плуверица родилась уж точно после крещения Руси, то есть когда христианство уже было. А это… туда-сюда 990 год. Так, теперь считаем, — девочка сделала натужное лицо. — 2008 год отнять 990 год, равно 1018. Ну да, ну да, тысячу лет назад с сего момента и крестили Русь. Всё сходится! Степанида тут и вправду уже тыщу лет сидит.
— Ух ты! — хотела восхититься Диана образованностью сестры, но у неё это как-то вяло получилось, она хмыкнула и депрессивно попросила. — А теперь про печенегов и половцев посчитай.
Вспомнить, когда святую Русь топтали печенеги и половцы, оказалось нелегкой задачей. Но Тимофей помог подружке:
— Я знаю! Печенеги нападали на нас…
— На вас? — подколола его Диана. — То есть на вас с бабой Ягой они прямо таки и нападали. Я правильно поняла?
— Не мешай! — одернула её сестра.
— Да, на нас, — категорично повторил ворон. — А нападали они на нас с 800 годов по 1200 годы.
— Ха, и тут всё сходится! — непонятно чему обрадовалась Алиса. — Бабулька то у нас — древнулька.
— Древнулька, древнулька, — пробубнила Диана и задумалась.
На самом деле у младшей девочки был какой-то другой ум, особый. А поэтому она ушла в своих изысканиях ещё дальше:
— Получается, если есть христианская вера — есть Полуверцы, а если нет христианской веры, то нет и Поуверцев. Так что ли?
— Ты это о чем?
— А о том, до крещения Руси... Полуверцев, как класса, не существовало. Я правильно поняла?
— Как класса, как вида и подвида! — заржала Алиса. — И как рабочего класса, ещё скажи.
Но ворон понял о чём хотела сказать младшая дочь и легонько тюкнул распоясавшуюся хозяйку в темечко.
— Да ну что ты, Дианочка! — сказал он. — Веру в бога неважно как обозвать. Язычество, мусульманство, христианство: единобожие, многобожие… Для Полуверцев никакой роли не играло какая религия была в их племени в тот самый миг, когда каждый из них становился оборотнем.
— Как это?
— А так. Давай объясню. В языческих богов можно верить наполовину? Можно. Можно быть наполовину мусульманином, а наполовину сомневающимся в её постулатах. Можно. Ну вот. Те или иные религии были всегда, как только человечество осознало себя человечеством. Соответственно с тех давних пор и начали заселять наш потусторонний свет Полуверцы. Основой в появлении Полуверцев, как вида, лежит вера или религия. А какая конкретно религия — неважно. Поэтому то нашей Степаниде так необходимо, чтобы Дианка её отмолила и тем самым отпустила её душу туда, где ей и полагается жить. Я думаю, она не за тело своё печется, а именно за душу! А какой именно молитвой она отмолит свою душу — ей и самой всё равно.
— А я думаю, не всё равно, — возразила старшенькая. — Её надо отмаливать её же временнЫми молитвами.
И опять никто не понял мысленную загогулину Алисы:
— Её временнЫми молитвами?
— Вот именно. В момент рождения Степаниды какая религия была в почете? Христианская. Вот с христианских молитв и надо начинать отмаливать бабульку.
— Не факт, — сказал ворон. — Языческие семьи ещё долгих 500 лет после крещения Руси жили и боролись за свою веру. Если не дольше…
— Ну хорошо, — согласилась Алиса. — Надо у самой Степаниды спросить, кому её родители поклонялись.
— Ага, — возразила Диана. — она же совсем крохой пропала, поди и не помнит ничего. И вообще, впервые вижу нечисть, полностью зависящую от какой-то там религии. Бред какой-то! Тем более... Ну взрослый человек — ладно, туда-сюда… А ребёнок? Она же, когда оборотнем стала, ни про какую религию и слышать, небось, не слышала!
Тимофей аж каркнул от удивления:
— Ты не сравнивай себя с голубями! Ей целых восемь лет было: почти взрослый человек по прошлым меркам! — ворон курлыкнул и успокоился. — И вообще, ты вокруг себя посмотри, где ты тут видишь не бред?
Диана оглянулась и смутилась, её действительно окружал один сплошной бред: и в прошлом и в настоящем, начиная от придурочных бабушкиных вечерних посиделок у её кровати с книжкой про «Колобка» да про «Репку», и заканчивая её собственным кошачьим прошлым.
— В ЛЮБОМ ИЗ МИРОВ НЕТ НИЧЕГО НОРМАЛЬНОГО, — назидательно сказал ворон. — Когда ты поймешь эту простую истину, так и жить тебе станет легко и просто.
Диана вздохнула:
— Ага, дед Иван так и говорит: «Весь мир — один сплошной бардак!» Только жить ему от этого ничуть не легче.
Тимофей сморщился (но под перьями его морщин никто и не заметил):
— Твой дед Иван пожизненный болван! Надо меньше на соседей бочку катить, тогда б и жизнь его была не так обременительна.
— На соседей бочку катить… — не понимая нового для неё словосочетания, повторила Диана.
— Катить бочку на соседей, это значит, ругаться с ними, наезжать и так далее, — пояснил Тимофей. — Вот смотри как работает этот закон. Дед бочку на людей катит? Катит. Ему тяжело? Тяжело. И всем вокруг от этого тяжело. Вот и делай теперь вывод сама: зачем твоему деду такая тяжёлая бочка, а если она и нужна, то в то ли русло он её направляет?
Тут Алиса не выдержала, устав их слушать:
— Во-первых, наш дед пусть продолжает ругаться на соседей, а иначе он начнёт ругаться на внуков. А нам, его внукам, это невыгодно. Во-вторых, отмаливать Степаниду будем сразу двумя молитвами — христианской и языческой (на всякий случай, чтобы уж наверняка).
— Может не надо! — встрепенулся ворон. — Может у неё судьба такая: жить в сказке. Тут хорошо. Я про её душу просто так ляпнул, не подумавши.
Алиса зыркнула на него сердито:
— Далеко не всем хорошо в вашей сказке. А раз Степанида встретилась нам на пути, значит, сама судьба так распорядилась. Плохо ей, не видишь что ли?
Компания оглянулась на Полуверицу, та плелась следом за ними и с безумным видом завывала что-то нечленораздельное.
— Да уж, её душевное состояние оставляет желать лучшего. А как ты предлагаешь её отмаливать? Мы ж ни одной молитвы не знаем, — поинтересовалась Диана.
— Сказочница наверняка знает, — сквозь зубы процедила старшая умница-разумница.
И друзья поняли, что спорить с командиршей бесполезно, придётся им тягаться с Полуверицей до самого конца, то есть до встречи со Сказочницей. И вроде как Степанида это тоже поняла и затянула уже что-то более-менее вменяемое:
Стану старого будить,
Встань, старый, проснись!
Люли-люли, проснись!
Вот тебе помои, умойся!
Люли-люли, умойся!
Вот тебе рогожа утрись!
Вот тебе лопата помолись!
Люли-люли, помолись!
Глава 11. Кто рыл ров
Идти по светлому земляному коридору (хоть и непонятно куда) было намного безопаснее, чем по поверхности — решили наши путники и двигались довольно таки весело и непринужденно. Ведь кто-то же да создал для них спасительную подземную траншею. Но кто: ястреб-канюк, Вий? После недолгого совещания группы, решено было спросить у Полуверицы о этом добром супергерое. И Алиса, покашляв в кулак, развернулась и обратилась к старухе в своей привычной любезной манере:
— Дорогая Степанида, а вы не подскажете нам: кто вырыл этот чудесный ход? — девушка обвела пространство рукой, дабы наглядно дать понять нежити, что она имеет в виду.
Полуверка остановилась и задумалась. А через некоторое время как бы нехотя обронила:
— Дык я всегдашняя тутошняя жиличка. А вот вы в какую-то окаянную ямочку упали, коей в моей пещерке отродясь не было.
— Понятно, — прокаркал ворон. — Это, мол, её личная пещера, а мы упали в разверзнутые недра. А разверзнул для нас землю определённо ястреб, он же бывший Вий. Наверное. А вот кто вырыл такой длинный и просторный ров? Пока неясно.
Алиса почесала грязной рукой свой нос (не делайте так никогда) и спросила:
— Версии есть?
— Есть, — сказала Диана. — Вий и вырыл ров, но давным-давно.
— О-о, — Тимоша закатил глаза, видимо, пытаясь что-то разглядеть внутри своей головы. — Нет, всё не так, как вы себе представляете. Вий — хозяин всего подземного царства. По крайней мере, был хозяином. А сам он рыть не умеет... Не умел. Да он и не лазил никогда по пещерам этим, сидел себе на одном месте, раздавал всякие разные приказы подземным жителям.
— Кому?
— Да тем же Гномам, Дивьим людям, Цвергам, подземным Эльфам... Да мало ли кому!
— Ну допустим кто-то из них тут изрядно поработал. Тогда круг подозреваемых сильно расширяется. — встряла Диана.
— И что, все эти существа теперь остались без хозяина? — спросила старшенькая.
Ворон, как бы раздумывая над ответом, почесал клюв об и без того спутанные волосы хозяйки:
— Я бы сказал, без тирана. Глядишь, они теперь и жить начнут свободнее.
Девчонки закивали.
— Ну так кто из них вырыл этот лаз? Не сама же Полуверица!
— Не знаю, — Тимофей развёл крылья в стороны. — Спросите у блаженной.
Алиса снова повернулась к нежити:
— Дорогая Степанида, а не подскажете вы нам, кто всё-таки вырыл эту пещеру? Мы понимаем, что она ваша. Но не вы же её копали?
И Алиса показала бабушке пантомиму: копание земли лопатой.
— Смешно! — хрюкнула Диана. — Ты своей башкой подумай сперва. Не у всех существ лопаты в наличие имеются. Ты нечисть с нашим дедом не сравнивай, он как-никак человек.
Дана подошла к стенке и стала карябать её руками.
— Кошка! — прыснула Алиса на неё глядя. — Ты неправильно копаешь, твои сородичи не так какашки закапывают. Надо не стенку когтями отколупывать, а встать раком и расковыривать чернозём под ногами, то есть под задними лапами.
— Сама такая! — обиделась младшенькая и дернула сестру за волосы.
Сестра дернула в ответ. Полуверка внимательно наблюдала за клоунадой её новых подружек, а минуты через две до юродивой дошла вся суть вопроса. Она радостно воскликнула, потом смутилась и попыталась улыбнуться. И тут случилось чудо: дряхлая старушенция вдруг начала видоизменяться, разрастаться и... Вот она достигла своим шеломом потолка. Да, да, она превратилась в самого настоящего богатыря в доспехах! А потом так же легко сдулась обратно, вместившись в свой скелет и тихо-тихо захихикала.
— Ух, выдохнули путницы, когда сие действо закончилось. — Теперь понятно, кто тут у нас рудокопы.
— Глинокопы и известнякопы, — уточнил Тимофей. — руды я что-то тут и не приметил. Хотя... руда, если здесь и присутствует, то гораздо, гораздо в более низких слоях земли. Нет, не для добычи железа богатыри копали эту штольню. Железо они в гористых местностях добывают. Нет, не будут они степь для такого дела раскурочивать.
— А для чего тогда им нужны норы в степях?
— Да по всей видимости, с монголами в войнушку играют. Всё наиграться никак не могут! То у них крепости оборонные входу, то лазы подземные. Как дети, ей-богу!
Девчушечки вспомнили последнее нападение монголов на них самих и поёжились:
— Да ты брось, богатырям просто деваться некуда. Если враг прет, надо ж как-то обороняться! Стратегию там всякую разрабатывать...
— Стратегию разрабатывать? — каркнул ворон от удивления. — А вы знаете такую истину: кто ищет войну, тот обязательно её найдёт.
Дианка нахмурилась:
— Ага, и мы войну искали, когда монголы нас топтали! Расскажи ещё чего повеселее.
— Вы? — удивилась мудрая птица. — Вы то как раз войну и ищите всё время! Вам же по возрасту положено было дома сидеть, в песочнице играть, и по лесу мгачинскому без родителей не шастать. Если б вы во дворе играли, вообще ничего с вами не было. Не-бы-ло. Понимаете? Вот и сейчас, чего в геологоразведочную шахту опять полезли? Сказано же было, что богатыри рано или поздно сами очухаются. Никто вас сюда силком не загонял. Да и вообще...
— Понимаем. — сурово сказала Алиса. — И ты бы тогда не страдал, потому что ко мне б не привязался. И ваш сказочный мир ещё б на долгие годы от людских глаз был бы спрятан. Ты не думай, я всё очень хорошо понимаю, по древним меркам я уже старая дева. А поэтому могу допетрить, что мы с Динкой тут у вас — лишний элемент, заноза в заднице у Сварога. Правильно, а то как же! Царя-самодура всё равно не переделать — по любому помоями зарастет, а Сказочнице помогать и вовсе преступление! Она же из вашего мира в наш мир сказки переносит. Значит, тоже лишний элемент.
После многозначительного эмоционального монолога, старая дева выдохлась и села отдыхать. Диана и бабка тоже. А чернокрылый товарищ расстроился:
— Зря ты так на Сварога, он же нашей сказочнице подарил слова-сверчки, ей теперь и писать не надо, сказки сами в книгу ложаться.
— А руками писать полезнее!
— Определённо! — поддакнула Диана.
— Я не знаю, — сконфузился ворон. — Но у неё артрит... Вообще-то я очень, очень вас люблю, но как взрослый, всё равно считаю, что людям, а тем более детям в нашей стране не место. Вот выберетесь вы отсюда, нет? Я же переживаю.
И тут глаза Алисы сверкнули почти таким же светом, как у Дианы:
— А не надо переживать! Откуда ты знаешь, где нам лучше и в чём наша миссия? Может, мы и родились, чтобы тут остаться навсегда, превратиться в каких-нибудь оборотней и жить вечно.
— Пути господни неисповедимы! — вспомнила Дианка очередную бабушкину реплику на все случаи жизни, и потянула сестру за рукав. — Пойдем дальше, хватит тебе уже стоять и орать, как оголтелая. Вон, всех мышек распугала.
Алиса взорвалась:
— Если ты мне про мышей ещё раз хоть слово скажешь, я тебя убью!
— Брек! — каркнул ворон и уже существенно тюкнул свою любимицу в зад.
— Ой, — присела Алиса.
Тёмыч тоже уселся на пол:
— Знаешь, дочь, дело в том что никто не знает как лучше было бы то или это, и как правильнее поступить в том или ином случае. Я думаю, понять колесо жизни и увидеть, куда оно катится — не подвластно никому, даже богам, ну или одному богу... какой он у вас там...
— Вот и давай тогда жить и действовать в связи со сложившимися обстоятельствами, — сделала вывод Алиса.
— Как бог на душу положит! — добавила её сестра.
— И не мудрствовать лукаво, — подытожила птичка. — Мир?
— Мир! — кивнула Аля и вытянулась прямо на полу.
И сон, как и крути, но одолел буйную голову старой, то бишь юной и глупой протестантки. Диана, глядя на такое дело, завалилась рядом, а Полуверица, убедившись, что с детьми всё в порядке, уселась поодаль, выудила из запазухи клубок ниток, спицы и принялась вязать шарф для святой мученицы Дианы, которая обязательно...
— Слышите вы, обязательно спровадит меня в божий свет!
И в богатырской штольне наступил тихий час, потому что даже Тёма закрыл свои трехсотлетние очи белой пленкой-покрывалом и заклевал носом. Медленная мягкая колыбельная песня тонкой струйкой потянулась изо рта Степаниды, ласково окутала наших барышень, а также их ручного пернатого помощника:
Как жила я у матушки,
Как жила я у батюшки,
горюшка не ведала,
спала, гуляла, обедала.
Полети весточка через моря,
туда, где поживает моя родня:
тоскует их дочь на чужой стороне,
Слезами умывается, кручиной утирается,
рыдает даже во сне.
Глава 12. Выход из пещеры
Утро очередного дня накрыло Богатырскую сечь игристым светом, заманчивой росой и раскатистыми трелями полевых жаворонков. Солнышко очень хотело пробить лучами земную твердь, чтобы добраться до наших путешественников и рассмотреть их получше, но не смогло. А те проснулись и без него — сами, ну когда выспались, и в их желудках заурчало со страшной силой.
— Я есть хочу, — жалобно замяукала Диана, продрав свои неземные очи.
— Потерпи! — огрызнулась Алиса и привстала, тем самым согнав с себя нахохлившейся спящий комок ворона.
Она запустила пальцы в свои колтуны-волосы. Нет, не расчесываются!
— Ням-ням? — сообразила Полуверка, оторвавшись от вязания и оглядев три голодных рта.
Она быстро спрятала спицы в многочисленных складках одежды, намотала уже готовый шарф на шею своей подопечной и вытащила из-за пазухи каравай хлеба. Хлеб был черствый, как полено, но бригада обрадовалась ему неимоверно. После короткого совещания решили расколоть буханку на куски, а затем налить в крышку термоса немного воды, замачивать в ней хлеб и есть. Исходя из прошлого опыта хранения съестных припасов в сказочной Руси, и даже опираясь на свою негативную практику: ох, как легко от девчонок уходила провизия в чужие руки! Решили съесть сразу всё и не куркулить на завтра, послезавтра и так далее.
Через полчаса команда была более или менее сыта. Ну и разговоры соответственно повеселели. Одна Полуверка не ела, ей оно, видимо, было ни к надобности. А когда девчонки всё-таки попытались накормить её моченой булкой, она даже показала товарищам свой полуматериальный живот, через который были видны позвоночник и рёбра.
— А где это наша Степанида хлебушко уперла? — ехидно спросила Динка.
— Наверное у богатырей, — прокаркал ворон и тут же чуть не подавился, потому что Полуверка посмотрела на него неким определённым взглядом, ярко свидетельствующим о том, что у птички скоро отсохнет язык.
— Поляницы, — уточнила она. — Добрые девки поляницы Степаниде харчи подносят, когда я каликой перехожей у их ворот долблюсь. И хлебца могут дать, и уточку перелетную, а ежели конь богатырский скопытится, то и кониной обрадуют.
— Фу-фу-фу, — поморщилась вегетарианка Дина.
— А зачем ты еду выпрашиваешь, если в ней не нуждаешься? — строго спросила Алиса, которая не одобряла, когда выпрашивали лишь бы выпросить.
Полуверка вздохнула:
— По привычке, деточка, по привычке. Вот упомню, бывало, бегает младая Степанида да всё вымаливает: «Матушка, дайте хлебца! Батюшка, дайте студня! Тётушка, дай молочка попить! Дедко с бабой, дайте у курочки обглодать крылышко!»
— Фу, что это? — опять скуксилась Диана.
— Не обращай внимания, — снова чуть было не подавился ворон. — Старуха детство своё золотое вспомнила. Раньше так принято было, дети не в игрушки играли, а взрослых за подолы дергали и о еде канючили.
— Понятно, — вздохнула Алиса. — Голод не тётка. С едой, поди, проблемы были в древние времена.
Ворон посмотрел куда-то вдаль, а потом сказал:
— Да их карапузы ежели и нажрутся от пуза, то всё одно пожрать просят — привычка у них такая! А когда им дают, то они прячут пищу где ни попадя. А потом могут и тухлятины нажраться, да и сдохнуть в неровен час.
— Да… — покачала головой младшенькая, видимо вспомнив свои недавние кошачьи потребности: орать по поводу и без повода «мяу-мяу, мать дай пожрать».
— Ага, обойди-ка всех соседей, так под порогом у тебя целый склад может скопиться.
— На случай ядерной войны!
— Ну ладно, хватит ёрничать, — встала Алиса. — Теперь знаем, кто нас приведёт к поляницам, когда мы из пещеры вылезем.
Все закивали. Дальнейшее путешествие проходило уже легче. Хоть ворон и травил страшилки про страшных земляных червей размером с крокодила, его никто не слушал.
Через несколько часов пути воздух заметно посвежел и наши герои прибавили ходу.
— Я полечу на разведку, посмотрю, не ждёт ли нас Мамай у выхода? — Тимофей сорвался с места и полетел вперёд. — Ух-ух-ух!
Пару взмахов крыльями, и его нет. Теперь он своими предостережениями уж точно напугал своих дам. Партизанкам оставалось лишь крадучись передвигаться и всё время оборачиваться на Полуверицу. Они надеялись по выражению лица своей спутницы понять — всё ли впереди спокойно. Но по-видимому, пока всё было спокойно — блаженная улыбка не стекала с лица… пардон, со сморщенной морды Полуверицы, которая опять напевала что-то нечленораздельное.
— Ну значит, всё тип-топ.
Вскоре вернулся и чернокрылый разведчик:
— Нормуль, — сказал он. — Солнышко играет, птички поют, передвигаться будем ползком, из сена сделаем маскировку, а дорогу нам покажешь ты!
Он ткнул крылом в Полуверку. Та фыркнула и отстранилась. Алиса решила взять дальнейшее на себя:
— Милая, милая, милая Степанида, нам очень, очень, нужно попасть к поляницам удалым. Вы не проведёте нас к ним? Проведёте же, да?
— Полянцы? — Полуверка заулыбалась и закивала. — А как же! Я как раз туда и шагаю, пойдёмте, деточки.
И деточки медленно направились вперёд, к выходу. Бабулька, приплясывая, за ними. А Алиса принялась рассуждать как бы вслух:
— Нет, но я всё равно не пойму, на кой ляд взрослому человеку у других взрослых людей еду выклянчивать, тем более, если она тебе самой не нужна?
Девушка, видимо, подумала вслух уж очень сильно, да так, что Степанида отреагировала:
— А как по другому, деточка? Кто ж окромя меня мышей кормить будет, кротов да лис хитрющих?
— Блин, да нельзя прикармливать диких животных, они сами еду должны уметь добывать, а то они к человеку приученные потом не смогут сами себе еду в лесу добывать, подохнут! Так наши ученые говорят.
Ворон на сие научные изыскания обеспокоенно замахал крыльями:
— Так вот почему я ни одного крота в этой норе не встретил! Ведьма Степанида небось даже и мелких гномов приучила со своих рук жрать, а потом раз — в один миг и лишила их довольствия, вот они и сдохли все. Несчастные-кар-кар!
— Нет, я одного не пойму, — продолжала возмущаться старшенькая. — Как можно попрошайничать! Ну устройся ты к поляницам на работу кухаркой, уборщицей там или няней, в конце концов.
— Дворовой девкой, — подсказал ворон. — Правильно говорить: дворовой девкой, то бишь помощницей по хозяйству.
— Ну девкой дворовой, а? — с возмущением развернулась Алиса к бабке.
Но старушка лишь вопросительно замычала, она не поняла о чём лопочет отрок. Степанида, видимо, и знать не знала кто такие дворовые девки. А мудрый ворон рассудил так:
— Ну оно и не мудрено. Это ж смотря где она жила до своей смерти. В её общине могло и не быть знати, а соответственно и холопов. Да и как у ей сейчас об том и расспросить? В восемь лет на тот свет отошла, в смысле, сюда. Ни мозгов, ни титек!
— Почти взрослая! — подколола птицу Диана.
И Тимофей понял, наконец, почему всей душой не может привязаться к этому человечку: за её острый и поганый язык!
— Вовсе и не поганый! — прочла его мысли Полуверица. — Не обижай моё дитятко, а то…
— Что то? — огрызнулся ворон, сам то он любил читать чужие мысли, а когда копались в его мозговых хитросплетениях, он не любил.
— А я на тебя удавку свяжу, — серыми мёртвыми бусинами слов как бы невзначай проронила Степанида и запела:
Я веревочку сучу,
я удавочку кручу,
крепкую, пеньковую
на башку бедовую.
Я веревочку скручу,
я обиду отплачу.
Но недолго длилась её песня, также недолго и пернатый опасливо озирался на ведьму. Впереди забрезжил свет! Люди хотели было рвануть со всей мочи к выходу, но их летающий друг предупредил бесшабашность подруг:
— Кар! Выходим тихо, по одному и пригнувшись. А выйдя, сразу кидаемся в траву. Там степь кругом: обзор для врагов хороший. Вы ежели стоймя встанете, то будете, как бельмо в глазах у природы.
Пришлось девушкам замедлить шаг. Эх, как не замедляй свой ход, тихоход, но дырка в потолке если есть, то рано или поздно оттуда на тебя польётся дождь, и снег повалит, а в лучшем случае — солнечный свет сквозь фиолетовые тучи. Так случилось и у нас! Когда сахалинки добрались до выхода, то путь наружу оказался прост лишь для ворона и нежити Степаниды. Тоннель заканчивался глухой стеной. А вот сверху как раз таки и манила их дыра наружу, пахнущая разнотравьем да стрекочущая кузнечиками.
Бестыжее солнце безжалостно прочертило на полу круг. Девушки встали в него, посмотрели наверх, на небо да на облака. Скользкие высокие стены напрочь отрезали им ход наверх. Вот и прыгай теперь до небес, чумичка, пока не загорит твоё личко! И Степанида прыгнула. А ворон почесал крылом свою больную голову:
— Что-то я не подумал. Забыл, что вы обе тяжеловесны и не мобильны.
— Не подумал, — взмахнула руками от досады его хозяйка и позвала старушку. — Милая Степанида, вытащите вы нас отсюда, пожалуйста!
Дианку чуть не вывернуло наизнанку от уже надоевшей притворной вежливости сестры, но она промолчала, ведь на кону была её жизнь.
А Степанида, на удивление, кивнула. Она свесилась вниз и подала руку своей любимице Диане. Но куда там! Было так высоко, что и не дотянуться.
— Что же делать? — запорхал, заметался туда-сюда Тимофей.
А Полуверица спокойненько села на край ямы, свесила вниз ноги, достала из складок одежды верёвку и принялась вязать удавку, напевая при этом:
Я веревочку сучу,
я удавочку кручу,
крепкую, пеньковую
на бошку бедовую.
Я веревочку скручу,
я обиду отплачу.
Ворон аж психанул! А люди, то есть две девицы сразу сообразили в чём дело. В силу возраста, они ничего не знали про удавки, но прекрасно понимали одну простую закономерность: где есть верёвка, там есть и спасение. Алиса тут же вспомнила, что у неё в рюкзаке тоже есть верёвка и ударила себя по лбу:
— Вот я беспамятная! — и она вытащила её наружу.
Но было уже поздно. Степанида спустила свою удавку вниз и жестами показала, что к концу, который с петлёй, надо привязать связанный ею шарф, потом посадить в него попу и тогда Полуверица вытянет детей по очереди наружу. Те так и сделали. Первый отправился наверх младший и более лёгкий детёныш. А вот плотно-костную Алису вытягивали уже вдвоём: ведьма и Дианка. Ворон же взмыл вверх и высматривал: нет ли вдалеке опасности, и в какой стороне находятся заставы богатырей и поляниц. (Как мы уже знаем, обе эти усадьбы были расположены недалеко друг от друга.)
Когда наши дочки выбрались наружу, они с наслаждением завалились в сухостой и подставили свои мордашки солнцу. Нежная зеленая травка, выбивающиеся из-под сухой травы, поглаживала им руки и пахла почему-то арбузами. Наверное, всё-таки из-за голода. Ведь хлеб без каши — не еда.
А чернокрылый уже чуть ли не дрался с нечистой бабкой. Он заставлял её присесть, пригнуться или даже прилечь, но та вытянулась по стойке смирно, яркой темной меткой в поле, привлекая внимание людей, зверей и нежить всякую. Она бесстрашно торчала средь бескрайней равнины и знала точно в какой стороне оборонные крепости её подруг неласковых, и рвалась в поход за следующей порцией провизии. Наверное, на этот раз в её планы входило прикормить степных волков. Да и бог с ними! С волками, то бишь.
Баю-баюшки-баю,
не ложись на краю,
а ложись в середочке,
держись за веревочку,
придет серенький волчок —
схватит дочку за бочок
и утащит во лесок,
закопает во песок.
Глава 13. По полю, по полю гуляли
Отлежавшись, отдышавшись друзья отправились в путь. Пришлось (не по плану ворона) идти ногами, а не ползти, и не перебираться на карачках. Полуверку ну невозможно было заставить пригнуться хоть на чуточку ниже своего горба. Чернокрылому командиру всё же удалось заставить девчушечек соорудить себе из сухой травы шапки, юбочки и накидки на плечи. Дети чуть было не пустили на это дело вход все имеющиеся у них веревки. Но Полуверица видя такое безобразие, вырвала из рук Алисы шпагат, нож и запихала их обратно в рюкзак, туда же отправилась и её удавка — на всякий случай. Тимофей недобро покосился на это. Затем многовековая бабка уселась и начала плести. Сперва она сплела соломенную шляпу. Девчонки, высунув языки, повторяли каждое её движение. Потом Степанида полностью приодела из сенодела себя и наших крох. Себя, разумеется, для смеха, ибо нежить в случае опасности всегда ныряла под землю. А напоследок старушенция сделала две куклы-обереги и подарила их своим новым падчерицам. Бабулька аж помолодела от рукотворных занятий! Она плела, весело подхихикивала, и морщинки на её лице мал-помалу разглаживались.
— Вот что значит труд! — невольно вырвалось у Алисы. — А ведь до этого момента я была абсолютно уверена, что душу и тело красит лишь творчество, ну или научные открытия, на худой конец.
— А природе человек без труда не нужон и вовсе, — тихонько каркнул ворон.
Диана так зыркнула на него волшебным светом своих глаз, как будто хотела сказать, что побывав в теле кошки и человека, поняла совсем другую истину, которая из неё тут же и полилась:
— ПРИРОДЕ ЧЕЛОВЕК НЕ НУЖЕН вообще, вовсе и в частности, ей и без него проблем хватает. И творчество у природы своё, и открытия она совершает сама на этих… как их там… мутациях…
— А откуда ты знаешь слово «мутация»? — перебила её старшеклассница.
— Не мешай — махнула рукой Дина. — Само пришло. Так вот, человек — лишний элемент в природе. Все его замысловатые конструкции лишь разрушают её.
Алиса опешила:
— Но… но… но человек — тоже результат мутации природы, то есть её творение.
А с некоторых пор поумневшая Диана как будто ждала такого вопроса:
— Вот-вот-вот! — её глаза загорелись нечеловеческим блеском. — Видимо, кто-то некий заставил природу мутировать вопреки её воли. А вот кто это — великие добрые сущности или их конкуренты (не менее великие, но злые сущности)? Это я и пытаюсь понять.
— Ты хочешь сказать, что не знаешь происхождение человека? — хмыкнула Алиса. — Расслабься, никто не знает, кроме религиозных фанатиков. Не тебе первой, не тебе последней суждено расшибить свой лоб об эту проблему.
— Вопрос, — уточнил ворон, исправно подающий клювом соломинку за соломинкой своей любимице. — Не об проблему расшибёт она лоб, а об этот вопрос. А проблема у нас пока одна: как никем незамеченными добраться до воинственных поляниц.
— Не получиться незамеченными, — вздохнула его подружка Алиска и взглянула ввысь. — Здесь главный враг нормального человека — солнце, оно же и главный поставщик злой силы в Богатырскую сечь.
— Пш-ш-ш… — осадил её Тимофей и показал крылом вверх. — Оно может тебя услышать.
Упс, поздно, солнце её услышало и смущённо спряталось за фиолетовую тучку, а затем всхлипнуло два раза, вытерло слёзы тучкой и выжала её.
— Кап-кап-кап — капали слёзы солнышка на землю.
Ух, хорошо, что они быстро закончились. Но как ни крути, а нам надо простить светилу науськивание злых мамаев и призраков Планетников на наших детей. Ну не знало оно, что на её территорию припёрлись не злые демоны, а две безобидные и беззащитные малявки. О чём сейчас солнышке сильно и раскаивается.
Но нашим девицам было не видно душевных переживаний источника света и тепла, они спрятались от его палящего зноя под широкополые соломенные шляпы и шли себе, и шли, ведомые каликой перехожей Полуверицей. А на рюкзаке у хозяйки ехал ворон, пряча под полами её шляпы свою небольшую, но черную, как смоль, тушку.
Тимофей заладил свою привычную волынку о том, как ему тяжко живется со Сказочницей, потому как та по жизни тюха-матюха, и поэтому ему очень, очень нужно стать мужиком:
— Ну или стариком. Ведь кто-то да должен помогать ей по хозяйству.
— Ничего, Тёма, вот доберемся до безопасного места и попросишь у Сварога о людском теле, — утешала его добрая племянница Алиса.
— Тебе то уж точно стариковское тело дадут, — сделала вывод бывшая кошка. — Ты 300 лет прожил, говоришь?
— Да я и не считал, — смутился возжелатель. — Нет, не упомню.
И он снова завел песнь о том, как ему очень хочется для Сказочницы дрова колоть, да лес для тех дров валить. А Динка его подначивала:
— А почему ты для прежней своей бабульки-красатульки не рвался в помощники да соглядаи? Я правильно про «соглядая» сказала?
— Да где ты берёшь такие слова? — помотала головой старшенькая.
— Не знаю, они сами мне в голову лезут почему-то.
— Во-первых, не «соглядай», а «соглядатай», — насупился Тимофей. — И не соглядатай я вовсе, и не бабе Яге служу. Не работаю я больше шпионом, не ра-бо-та-ю, пойми ты это наконец, маленькая вредина! А во-вторых, не надо сравнивать помело с горшком, то есть бабу Ягу со Сказочницей. Яге стоит только пальцем щелкнуть, и дрова сами рубятся, сухие дерева сами валятся и до домика на курьих ножках катятся. А нынешняя моя хозяйка — руки-крюки да глаза близоруки.
И Тёмыч зарыдал.
— Слезами горю не поможешь, — констатировала факт Диана. — А интересно, кто построил нашей сказочнице избушку, ну и баню заодно?
— Не знаю — прохлюпала птица.
А Диана подмигнула и продолжила рассуждать:
— Да-с… А вот кто его знает, может, она таких помощников, как ты, потом на корм волкам пускает? Вон, идет впереди нас уже одна кормилица.
— А можно я тебя укушу? — спросил разгневанный соглядатай у младшенькой.
— Можно, — равнодушно ответила та. — Только у тебя зубов нету.
Вот с такими притчами и шли наши миротворцы к удалым поляницам. А пожухлая трава-мурава больше не кормила лазутчиков как тогда, когда одарил их кормовой растительностью Луговичок. Девушки конечно попробовали позвать его не сильно громко, он тот не явился. А ещё и вода в термосе предательски закончилась.
— Пить, — шептали дети.
Силы их были на исходе. Полуверка глядя на такое дело, торопила отважных путешественниц:
— Скорей, скорей, скорей!
И надо же, буквально через пару километров показались теплые, волнующие воображение холмы и белоснежные маковки далеких гор. А это значит…
— Это значит, что заставы богатырей уж близко! — сообразила та, которая недавно вылупилась из семейства кошачьих…
— И прилепилась к семейству гомо сапиенс зачем-то. Зачем? — сообразительный ворон так и не смог понять смысл самого бесполезнейшего, на его взгляд, превращения.
Глава 14. Героические песни ковыль-травы
— У-у-у-у-у! — завыла от удовольствия Полуверица. — Пища, пища уже близехонько.
— Ну точно собирается прикормить волков, — заворчала Диана.
— Пусть кормит, — отбрехался Тимофей. — Не жалко, всё меньше заразы будет в округе. Кстати, а зачем вы собрались выпроваживать на тот свет такую нужную для наших земель бабку?
Но дети его не слушали, они неслись к тем холмам на горизонте, где предположительно стояли две заставы-сиротинушки, друг к другу вроде как и «руки» тянущие, но однако же и от друг друга «морды ворочащие».
Раз, два и три прыжка, вот и хатка видна! Ай, да и не хатка вовсе, а огромный частокол вокруг одной из застав. Степанида всё ближе, и ближе приближалась к частоколу. А посреди высоченного забора возвышались ворота богатырские, а за ними башня дозорная.
— А в башне дозорной поляница удалая сидит, в степь да во поле глядит, врагов примечает, подружкам башкой аршинной не кивает, — доложил ворон, слетавший туда-сюда на разведку.
Он пошушукался с сёстрами, и те остановились, присели в сухой ковыль, дабы дозорница богатырша их не приметила и… Ковыль вдруг неожиданно запел:
— На Куликовом поле самая прекрасная пора. Красивейший ковыль перистый и узколистный превратили просторы первого ратного поля в серебристое бушующее море. А через пару недель их сменит ковыль-волосатик. Ковыль — это примета всех степей. За долгие столетия использования земель, когда чернозем активно распахивался, а позже очищался от сорняков жесткими удобрениями, ковыль стал редким, даже исчезающим видом. Сегодня он встречается лишь как памятник природы.
— Чего? — обернулись сахалинки вокруг себя и потрогали мягкие волоски ости ковыля и его рассыпающиеся в руках зернышки семян.
— Да полно у нас такой травы на острове! — воскликнула Диана. — Мальчишки-дураки её ещё на костре жарят и жрут колосья. Говорят, что это хлеб.
Алиса сморщилась:
— Это потому что на Сахалине ни ржи, ни пшеницы нет, вот они и выдумывают всякое. Постой, постой, трава прошуршала, что это поле Куликово, я не ослышалась?
— Куликово, — подтвердила птица.
Ковыль подхватил слово вещее и эхом загундел вновь:
— Это Куликово поле, здесь в 1380 году состоялась Куликовская битва, в которой одержали победу войска Дмитрия Донского над ордынскими полчищами Мамая. Победа стала важным событием на пути к освобождению Руси от ордынского ига. Куликовская битва под знаменами московского князя Дмитрия Ивановича объединила войска прежде раздробленных, разрозненных русских княжеств. А им противостояло хорошо обученное войско темника Мамая и хана Тюляка. Оба войска сошлись 8 сентября на сравнительно небольшом участке. Когда золотоордынская конница прорвала левый фланг и стала заходить в тыл, возникла угроза поражения русских войск. Но в битву вступил засадный полк, скрывавшийся в лесу. Этот удар и переломил ход боя. Мамай, издали наблюдавший за ходом сражения, бежал. Войска Золотой орды были разгромлены наголову, однако и русские понесли огромные потери: погибших хоронили в братских могилах в течение нескольких дней.
Ковыль замолк. Детям стало не по себе, они поежилась.
— Наверное я сижу на братской могиле, — согласилась с травищею Диана. — Так холодно под попой!
— Дурная ты кошка! — пожурил её Тимофей. — Это не настоящее Куликово поле, а его отражение, что ли…
— Муляж, — сообразила Алиса. — Короче, я поняла, это сказочное Куликово поле. Пошли отсюда, а то оно нам зубы заговорит, и мы уснем мёртвым сном!
Девушка вспомнила сон-траву из своего первого путешествия, и её аж всю передернуло.
— Прострел семейства Лютиковых, — напомнил ворон. — Не, ковыль не такой. Ковыль если и убаюкает, то вовремя и разбудит. А ежели опасность впереди, то так гудеть начнёт!
— Похоже, нас уже убаюкали, — сделала вывод Диана. — Вот где Полуверица, где?
Девчоки высунулись из травы и осмотрели всё вокруг. А нежити и вправду след простыл!
— Не трынди, — одернул её чернокрылый диверсант. — Так надо. Пущай она одна к злым бабам в ворота ломится, а мы поищем наш прошлый лисий лаз. Или вы хотите пасть от стрел каленых?
— Нет, — замотали головами лазутчицы.
— Тогда слушай мою команду, бригада, — махнул крылом ворон. — Ложись! Ползком до цели марш.
Ползти на этот раз было весело, ковыль рассказал людям и летяге очень много интересного про подвиг Дмитрия Донского:
— … И несмотря на это Дмитрий Иванович сделал первый шаг против орды, отказавшись платить дань. Даром это пройти не могло, и орда, несмотря на все свои внутренние проблемы, решила наказать Дмитрия. Она напала на Нижний Новгород и взяла его штурмом. Далее орда пошла на Москву…
Ковыль всё шуршал и шуршал, говорил и говорил. И договорился он до того, что наши мадмуазели уснули, захрапели самым настоящим богатырским сном. Вместе с ними отключился и их командир Тимофей.
— Хр-хр-хр-хр… — сопели девичьи ноздри и чёрный крючковатый клюв героя контрразведки.
— Хр-хр-хр-хр! — шумел ковыль громче обычного и абсолютно предательски по отношению к трём спящим недорослям, всё звал, звал и звал кого-то.
— Это что за комарики тут пригорюнились? — вострое копьё потрогало неподвижные спины девушек.
Те не просыпались. И поляница удалая Настасья Микулишна шумно слезла с коня богатырского, наклонилась, перевернула тела лицами вверх, рассмотрела их, и не признав в них ни друзей, ни врагов, взгромоздила дитяток на седло, а сама взяла коня за уздечку и потянула вороного по направлению к своему родному дому — на заставушку неприветливую. А на птицу чёрную полудохлую баба русская ни одним глазочком не взглянула даже. Так и остался наш Тимошенька валяться в мураве Баюн-траве, песни дивные вполуха слушая:
Спи-поспи, мой ворон,
один ты в поле воин,
один ты в поле лучник,
моей беды разлучник,
баю-бай, засыпай,
баю-бай, придёт Мамай,
а ты ворон не грусти,
крепко спи, спи, спи.
Глава 15. Как поляницы по полю гуляли
Но как же там дела у нашей Полуверицы? А та галопом домчалась до дубовых ворот поляниц непокорных, взмахнула костлявой рукой, и её одежда, и без того обветшалая, вмиг превратилась в рваные лохмотья, а горб совсем уж пригнул её нос к сырой земле, в руках же вырос костыль. Постучала она тем костылем звонко-презвонко по бревнам тесовым, да и говорит. Ан нет, криком кричит, шумит, так как поляница-караульщица высоко на смотровой башне сидит, далеко глядит, свои уши низёхонько к земле не опускает, а как назло, ещё и булатным шлемом прикрывает.
— Подайте милостыню припасенную калике перехожей! — гудит как из подземной трубы Полуверица. — Подайте милостыню припасенную калике перехожей!
Услышала знакомые вопли поляница удалая Василиса Микулишна, вылезла из-за бойницы, вышла на деревянную приступочку, взялась белыми ручками за поручни, свесила буйную голову вниз, увидала у ворот комок земли и зашептала во всю мочь:
— А-а, это ты шумишь, Степанида? Не кричи шибко, не буди лихо, не колыхай Мамая в поле, да Илью Муромца в неволе. Погодь, погодь, щас тебе вынесут помоев немножко да гнилую картошку!
И отправила поляница условный знак своей подруженьке Насте Королевишне, внутри заставы сидящей, за караульщицей Василисой смотрящей. А условных знаков у них было всего три, и спускались сии знаки на веревочке в кувшинчике. Ежели мелкий камешек со смотровой вышки вниз поедет, значит, у порога нищий сброд толчется, подаяние выпрашивает. Ежели средний камешек в горшке лежит, то дикий зверь неподалеку ошивается, а это верная примета того, что бойким бабам пора на охоту. А если самый большой камень вниз опустится, то это татарин по полю едет, монгол по степи скачет — нужда в поход военный собираться. Ну, а если ковыль-предатель загудит, то не иначе богатырь к поляницам летит.
На сей раз аж сразу две занозы укололи без дела прохлаждающихся великанш: первая заноза — калика Степанида приперлась за новой порцией пищи насущной, а вторая — ковыль призывно зашумел веселой трелью. И это означало, что это ни богатырь в траве прячется, и ни его буйный конь копытами стучит, а олень раненый ногами сучит, или нежить какая себе хатку в Куликовом поле строить надумала. Но и то, и другое — непорядок! А посему, посовещавшись, отправили на поле Куликово всего лишь одного бойца Настасью Микулишну на вороном коне.
А со Степанидой быстро разобрались: отворили для неё малую дверку, коя поляницам по пояс всего, и кинули калике перехожей, как псу смердящему, остатки хлеба, куль пропавшей картошки да косточек обглоданных немножко. И как только дверь перед носом Полуверки захлопнули, так и забыли про попрошайку навсегда, надолго и навечно — до следующего раза:
— Вот зараза!
— Ну и на том спасибо! — выдохнула Степанида.
Кинула она клюку за ненадобностью наземь, выпрямила горб насколько смогла, да и одежду свою подправила — ткань холщовую расправила. А припасы спрятала в многочисленных складки, косточки же в длинные рукава распихала. А опосля и о своих святых спасительницах вспомнила — Диане и Алисе. А как вспомнила, так и помчалась галопом на то место, где она их бросила. А по дороге примеретила богатыршу и её коня, который нёс на себе спящих девочек. Остановилась Степанида как вкопанная, поразмыслила да прикинула своим мозгами:
— Это что же получается? Они моих дитяток к себе у хату увезут, под замки пудовые закроют, да нянькаться с ними станут: к боям кулачным приучать, да щит и меч для них ковать. А как же я? Я ж тогда ни к тятьке, ни к мамке не вернусь. Нет, так дело не пойдёт!
Обернулась Полуверица вокруг себя три раза и предстала пред Настасьей Микулишной сухой обгорелой берёзой.
А как богатырша ближе подошла, то несказанно изумилась:
— Что за чёрт? Отродясь здесь сухой берёзы не было.
Но не успела она эти слова договорить, как полетели в её коня клубни картошки, а в глаза конские — острые косточки от дичи. Взбрыкнул конь на дыбы, скинул с себя поклажу и поскакал прямиком до дома. Осталась поляница одна. Поглядела, посмотрела на диво чудное, да и развела руками:
— Ай, потом поганое древо выкорчуем!
И только она хотела поднять двух спящих крох и взгромоздить себе на горбушку, как поганое дерево пошло на неё войной. Плюнула Настасья Микулишна и побежала за подмогой. А берёза та обугленная вспыхнула синим незаразным пламенем, да и сгорела дотла, и ни одной травинки вокруг себя не подожгла. А вместо неё выросла из-под земли Степанида. Растормошила старая детей, разбудила, надавав хлестко по их щекам неокрепшим. И затараторила, спеша да сбиваясь:
— Скорей бежать отсюда надо, щас злые поляницы прибудут за своей поклажею, за вами то бишь.
Алиса с Диной как глаза продрали, так ничего понять и не могут. Ну и сладко же мурава их убаюкала! А когда наконец до них дошла мысль старушки-подружки, то они с перепугу не поняли куда же им бежать, в какую сторону?
— Туда! — показала Полуверка.
И девчонки, пригибаясь к мураве, побежали. И ведь так их спросонья напугала старая ведьма, что девушки даже про друга своего забыли. Бегут, пыхтят, и ни чём не думают. Вот ведь как бывает!
Добежали они до самого конца Куликова поля и ещё полверсты. Полуверица темным разбойничьим флагом впереди маячила — путь им указывала. Уф! Уф! Уф! Плюхнулись три беглеца в канаву.
— Всё, — сказала Степанида падчерицам. — Тут они нас не найдут. Ковыль-предатель вас ужо не почует.
А когда сёстры отдышались, то вспомнили про ворона:
— Как же Тёма?
— Где он?
— Тьфу ты! — сплюнула от досады нежить и провалилась сквозь землю.
А выросла она из-под земли только возле птицы. Подхватила бабка спящего товарища на руки и развернулась, размахнулась, да и подкинула его вверх. Ошарашенная птица пробудилась прямо в воздухе, замахала крыльями, хотела даже закаркать тревожно, но передумала. А Полуверица махнула черной точке, парящей в небе, в сторону сидящих в канаве сахалинок, и опять с головой ушла под землю.
Ещё три раза перекувыркнулся ворон через себя и понял, что на коварное поле Куликово ему приземляться никак нельзя. Поискал он глазами своих спутниц, но увидел лишь траву помятую, и следы к заставе ведущие. Взлетел чернокрылый выше, огляделся. Видит, поляница удалая к заставушке спешит, а кобылка её уже в ворота копытом бьёт. Только дочек нигде не видать.
Ан нет, вот же ещё два следа тянутся в обратную сторону, туда, куда Степанида указала. Полетел мудрый разведчик в ту сторонушку, да и наткнулся на дрожащих от нервного тика малышек (так они сильно переживали то ли за себя, а то ли за Тимошу — уже и не разобрать!) Тут и нежить старая из-под земли выросла и рядом упала. Ворон с облегчением спустился вниз и присел рядом. Зашепталась наша команда: каждый о своём норовит рассказать да побыстрее! А когда все пришли в себя, то бабулька вытащила припасенный хлебушек и опять давай кормить беженок. А хлебушек на этот раз был вовсе и не черствый. Карга сама отламывала от него куски и раздавала жаждущим, приговаривая:
Волков кормлю, волчат топлю,
велику тайну хороню
от ребят, от девчат
и от гадких воронят.
Смутились наши путники, приутихли. Хлеб ржаной жуют, водицу из канавки пьют, нелегкую думу обдумывают: как им на заставушку проникнуть да спящих богатырей из беды выручить?
А тем временем Настасья свет Микулишна добралась до дома, до хаты, вся вне себя, патлата. Отворили ей большую дверь да запустили внутрь полоумную и коня очумелого. Рассказала она сотоварищам о двух дитятках в ковыле спящих, да о берёзе грозной, синим огнем горящей. Высмеяли её другие поляницы:
— Что почудилось тебе, что показалось?
Но всё же решили всем отрядом оправиться за девицами, прикорнувшими в ковыле. Вскочили богатырши на коней резвых, да и в один прыжок на том самом месте оказались, где малыши валялись как убитые. А места то того и нету вовсе: ни следов, ни травы примятой от тел девичьих. Ещё пуще её на смех поставили:
— Никак померещилось тебе, Настасья Микулишна.
— Да как же так? — упорствует Настасья. Получается, что и Василисе Микулишне померещилась призывная песнь ковыля?
— Видать померещилась, — решили поляницы дружно и поплелись тихонечко обратно, бурча и чертыхаясь:
— Ишь, захотелось вам обеим дитяток понянчить: к боям кулачным приучать, да щит и меч для них ковать.
Тут и ковыль, как назло, притих виновато — не предоставил он поляницам ни единого факта. Да и где ему, убогому! Это Полуверица постаралась — место залегания и следы-вмятины вздыбила, ковыль распушила да взлохматила, прежде чем к девчонкам в канаву нырнуть.
Глава 16. План вылазки к поляницам
Ну, сидеть в кустах можно долго,
пока не выйдет из берегов Волга
и не рассыпятся горы Урала.
Но наших девчонок встречала
на полдороге беда:
поляницам весть принесла
на длинном хвосте трясогузка:
— Мол, на земле вашей русской
лазутчиков целая туча
и Полуверка до кучи.
Чего хотят, я не знаю,
но вашу заставу шукают,
а прячутся в грязной канаве,
что далее будет — не знаю.
— Вот те на! Дело плохо, — задумалась предводительница вояжек Златыгорка. — Видать, не сбрехала Настасья Микулишна, видала она во поле Куликовом младые те тела. А посему нам, знать, судьба...
И задумалась Златыгорка надолго.
— Чего? — не поняли её другие поляницы.
— Чего, чего! Судьба, говорю, — отбрехалась главная голова женского племени. — Соратницы сами в руки к нам бегут — младое поколение, значит, то бишь новые вояжки до нас идут. Понятно? Будем племя своё расширять, коль сами родить не можем.
— Понятно, чего уж тут не понять! — кивнула последняя Амазонка (уж кому, как ни ей было знать, что такое «новая кровь» в женском вооруженном отряде).
Долго советовались богатырши:
— Езжать к дитяткам навстречу или дома их подкараулить?
В конце концов решили никуда не переться, дабы не спугнуть маленький полк, а подождать гостьюшек за своими воротами оборонными. А как решили, так и занялись привычными делами: кто ткать, кто прясть, а кто и на дуде играть. Но самое главное — кашеварить, хлебосольный стол накрывать, да баньку топить, плюс колыбельные песни назло природе-затворнице учить. Только одного глупые барышни никак понять не могли, что природа-затворница лишь в их головах ошивается и нигде более.
Но наша развед.рота ничего такого не знала, они сидели в кустах и придумывали план.
— Для начала прошлогоднюю лисью нору найдем, авось через неё и пролезем! — предложил Тимофей.
И сам же улетел её искать, а сёстрам крепко-накрепко приказал сидеть тихо-тихо и не высовываться. Вот поэтому-то пронырливая трясогузка и не приметила с чужаками птицу ворона. А то бы она и про него воинственным девкам рассказала! Но, как говорится, бог миловал.
А пока чёрный друже летал туда-сюда, девчата рассказывали Степаниде свою бесконечную историю, а также цели и задачи их пребывания в Богатырской сечи. Полуверица же делала вид, что дремала, однако вполуха всё-всё слышала, а её хитро прищуренные глаза выдавали проклятую ведьму с потрохами.
Ох, как долго искал пернатый лисий лаз! Не нашёл. Заделали его поляницы: землёй засыпали, досками утрамбовали, паклей зашпаклевали, землёй присыпали, травищей буйной подоткнули. Но не из-за лис. Лисы — ещё какая добыча и ценный мех. А повадились шакалы в ту нору нырять да цыплят хозяйских тягать. Где уж тут бабам русским такое стерпеть!
— Так, так, так, — доложил ворон, когда прилетел обратно к подружкам. — Нету больше нашей дырки. У вас нет случайно кирки?
— У нас есть лопата, — сказала Алиса и достала маленькую походную лопатку, которую ей мама купила в дорогу.
— Так, так, так, — заладил ворон. — Этой лопатой мы до второго пришествия копать будем. У частокола брёвна под три метра в грунт уходят. Ту дыру, что зверь лесной прогрыз-расколошматил, нам и пилой не пропилить. Приберегите-ка вы свою игрушечную лопатку лучше для богатырей.
— А зачем она им? — встряла Диана.
— Как зачем? — удивился черный товарищ. — По богатырским мордам бить, чтобы знали, как не треба что зря пить.
— Ха-ха-ха! — весело рассмеялись сахалинки.
Но птица их одернула:
— Цыц! Не буди лихо...
— Пока оно тихо, — шёпотом закончили девчонки.
И заткнулись, весьма довольные собой. Ещё бы, они уже столько пословиц и поговорок знали, мама не горюй! Но Полуверица вдруг нарушила всеобщее веселье, поразив присутствующих неожиданной сообразительностью.
— Ну и куда вы лезть собрались? — пробурчала она. — Надо сперва проверить: мужицкий род там ещё лежит иль сбег давно в свою родную деревню? А то может ещё такой расклад: они там все вместе живут припеваючи, детей рожают. А вы зазря лезть собрались — свою одёжу обдирать. Вот делать нечего тогда будет!
— Ой, а и правда, — согласились лазутчицы. — Слетай, Тёма, ещё раз, посмотри, там ли богатыри? А самое главное, в каком они состоянии?
— Во-во, — подсказала Полуверка и принялась искать внутри себя спицы и клубок ниток.
Правильно. Чего без дела сидеть! Алиске вон тоже шарф нужен.
— Вся шея голая, — добавила бабулька и благополучно занялась рукоделием, завязав потуже на шее младшенькой уже связанный шарф. Та сделала вид, что задыхается, умирает и у неё лопаются от напряжения глаза. Но это не помогло.
Тёмыч махнул крылом на их шалости, ещё раз беспокойно каркнул и полетел опять на заставу искать мужчин-ратников.
— Хлоп-хлоп, — хлопнул он пару раз могучими крылами, и вот наш друг уже сидит на частоколе, выглядывает в выгребной яме богатырей-пьяниц.
— Хлоп-хлоп, — хлопнул он глазами-бусинками, а мужиков то нигде и нет.
Облетел разведчик подворье несколько раз, прокурлыкал, покудахтал, подражая голубям и курам, да и полетел к своим красавицам с докладом.
— Так мол и так, нет нигде ни Ильи Муромца, ни богатырей, ни верных их коней. Наверное они у себя на заставе сидят живы и здоровы. Чего я вам и говорил!
— Погодь, погодь, раскудахтался! — раздраженно перебила его Степанида и припала ухом к сырой земле. — Врёшь, не проведёшь, слышу, слышу храп их богатырский совсем недалече отсюда.
Старуха ещё какое-то время прислушивалась, а потом разогнулась, перекрестилась справа налево (в отличие от бабы Яги) и нырнула под землю, бросив своё вязание на траву-мураву.
— Ну вот, — развел крылами ворон. — Что делать то теперь будем?
— А ничего, — отреагировала старшенькая и подхватив старушечью пряжу, стала пытаться вязать. — Ждать кудесницу будем, только и всего.
— Ух ты ж! — восхитилась Динка. — Я тоже хочу уметь вязать шарфы. — Научи меня, ну научи!
Алиса вздохнула и принялась учить сестру вязать. И что они там напутали — это только нежить древняя разберет, когда вернётся. А Тимофей решил, наконец, набить свою утробу лягушками. Благо, их в канаве было много, и на свою погибель, уж больно они раскричались, расшумелись, расквакались.
А через некоторое время, как гром среди ясного неба, вылезла из-под земли крещеная Полуверица. Странны пути твои, господи! Карга отряхнулась и промычала:
— Там они, спят в сарае деревянном на сеновале тёплом. Храп аж до небес стоит, баб твердолобых забавляет, воробьёв-воришек от куриных зернышек отпугивает — всё польза!
— Польза, говоришь, — нахмурился Тимофей. — А как мы попадем на ту заставу? Да и амбар, где воины отдыхают, наверняка на пудовый замок закрыт. Не верю я, что эти бабы просто так, под «гуляй поле» пленников содержат.
Алиса горько хмыкнула и взяла любимого питомца на руки, погладила и покачала головой:
— Эх ты, заладил да заладил, что сами богатырешки проснутся! А вот и не проснулись, — а затем хозяйка подумала, подумала и со стальными нотками в голосе, распорядилась. — Так, вылазку сделаем ночью. Перелезем через забор с помощью моей веревки и лассо бабушки Степаниды, а лопатой проделаем подкоп в сарай.
— Браво, браво! — ехидно захлопала в ладоши Динка.
Она вспомнила все сараюшки деда Вани и смогла точно себе представить, как бы это выглядело, если б они туда начали копать лаз: они бы наткнулись на деревянный пол. И всё, стоп машина! Впрочем, разумная девонька не замедлила об этом рассказать.
«Какая ты, Дина, умная!» — хотела ответить Алиска сестре, но расстроилась и отвернулась.
Но тут вмешалась Степанида:
— Какой деревянный пол? Отродясь таких не видала, у нас глиняные да земляные полы повсюду.
— Ну правильно! — сообразила старшеклассница, хлопнув себя по лбу. — Будем надеяться на то, что в сказочной стране все постройки дореволюционные. И пол в сарае, где покоятся богатыри, окажется земляным.
Диана хмыкнула и пожала плечами, о тонкостях древней архитектуры она и слыхом не слыхивала.
— Ну ночью так ночью, — пробормотала она и завалилась спать.
Все последовали за ней, приткнувшись друг к другу, кроме Степаниды, та осталась нести дозор и вязать старшей девочке шарф. А в петельки она вкладывала заговорённый мотив:
Ты живи, не умирай,
отца, мать не покидай.
Спи и теплая свеча,
до закату не печаль,
Баю-баюшки, люли,
чтоб целёхоньки дошли.
Глава 17. Страшная вылазка в стан врага
Наслушавшись заунывных песен Полуверицы, солнце покрутилось, покрутилось и тоже завалилось набок, а он у светила таков — уйти на другую сторону земли и валяться там до вечера, распаривая круглые бока пряными перистыми облаками, осыпая золотыми лучами какое-нибудь там Заболотье или того хуже — тёмную Русь. А потом снова вернуться в свою любимую Богатырскую сечь, но уже с отшибленной памятью. И продолжать выдавливать из темных туч мамаев, половцев, Планетников да ещё чёрт знает кого! И делать вид, что всех, кто переступает границу сечи, солнце видит впервые в жизни, а поэтому этих самых мамаев ей срочно надо напустить на незваных пришельцев. С богатырями так вообще беда! Стоит им проснуться, раскрыть рты в зевоте, вытащить свои жирные животы из домов, так коварное солнце сразу же решает, что видит эти обрюзгшие морды в первый раз, и тут же напускает на воеводушек тёмную рать! Даже поляниц (в прошлом их боевых подруг) каким-то непостижимым образом настроило против сильных могучих русских богатырей. Ну разве не погано то золотое колесо, что по небу шастает?
— Погано, ой поганое! Как бы оно и на пичужек наших малых свой гнев сутра ни обрушило! — рассуждала бабушка Степанида, оберегая чуткий сон своих подопечных.
А заодно обдумывала, как уберечь детей во все последующие дни, ежели бог солнца вздумает над ними ещё раз злостно пошутить.
Думала она, думала и придумала. Но об этом позже, а ты послушай пока о том, сколько богов солнца напридумывали себе современники Степаниды — жители древней Руси.
Зима — Хорс. В день зимнего солнцестояния славянами отмечалось начало нового года. Они верили, что в этот день рождалось маленькое ярое солнце в образе молодого бога Хорса. Это солнце закрывало старый год и открывало новый. Пока Хорс маленький, то и солнце слабое, а на земле господствует холод и стужа, но с каждым днем он растет и крепнет.
Весна — Ярило, бог зачатия и пробуждения природы. Он знаменовал собой плодотворящую любовь. Славянам он представлялся молодым и красивым женихом-солнцем, который принимает участие во всех весенних празднествах и ищет себе невесту. Именно Ярило давал хорошие урожаи, богатый приплод скота и изгонял зиму и холод.
Лето — Даждьбог, он подает тепло и свет, живительную силу и плодородие. От него ждали исполнения самых сокровенных желаний, здоровья и всех необходимых благ. Урожай собран, и жители выходят на улицу, зажигают огонь, выносят столы и ставят лучшие блюда и начинается пир горой.
Осень — Сварог, бог огня, он являлся одним из самых главных славянских богов. Он был богом неба и матерью жизни. Именно благодаря ему люди научились использовать огонь, обрабатывать металлы, и именно этим богом даны все законы и знания людям. Сварог — это холодное и темное старое солнце, едущее в колеснице.
Ну вот и ночь накрыла темным покрывалом золотые поля Богатырской сечи. Уснули богатырши прямо за праздничными столами, так и не дождавшись к себе в гости младое племя воинственных амазонок. Ай, да и пусть себе дрыхнут! Сладка была медовуха, храпят великанши в два уха — ничего не услышат. Надеюсь.
А Полуверица растолкала ворона, тот очнулся, встрепенулся, не больно клюнул Алису, побольнее тюкнул Диану. И отряд потихоньку начал собираться в поход. Есть было пока нечего, зато запасы воды можно пополнить застоялой болотной водицей. Алиса хоть и напилась из канавы, но почему-то не стала этого делать (несмотря на возмущение её младшей сестры), объяснив это размножением бактерий, ну и так далее.
Тимофей же взмыл в небо, огляделся и разрешил девушкам не ползти, а идти в полный рост. Ну так оно даже лучше! Ать-два левой, ать-два правой, с мыслью бравой марширует наш отряд: «Как спасать богатырят?»
А вот и застава виднеется, а на башне смотровой спит-свистит носопыркой широконоздрой ночная дозорница Савишна. А всё потому что бабы-дуры и ей бочонок браги наверх подняли.
Подкрались наши лазутчики к самой насыпи, а затем впритык и к частоколу, зашушукались. Связала старшая девушка две веревки вместе, а теперь надо той стороной, где петля, наверх бечеву закинуть на один из кольев. А забросить то и не получается. Мала девчушка, да и сноровка не та! Тогда за дело взялась их помощница Полуверка. Схватила она удавочку в руки, взобралась одним прыжком на забор, уселась на кол, на второй петлю накинула, а легкий конец сбросила падчерицам.
Ну что ж, деваться некуда, надо лезть. А брёвна у частокола обтесанные, гладкие, скользкие, да и девчата наши уже не на котят похожи, а на увесистых пони. Не под силу им такие препятствия брать! Тыркались-пыркались наши дочки, наконец, сдались. Ворон аж в припадке валялся и умолял наплевать на весь мужицкий род и бежать к Сказочнице, а некоторым даже и дальше: до самых Мгачи — там женихов искать, а не по чуже-женским территориям шляться!
Но не тут то было! Уж сильно Степаниду бесконечная история двух сахалинок растрогала. Спрыгнула она с высоты на насыпь и давай дитяток великовозрастных подсаживать — свой горб под ножки резвые подставлять.
Вот так с помощью нечистой силы и преодолели диверсантки сей барьер. А на ту сторону прямо так и попадали, соскользнув с острых кольев, да и покатились кубарем до свиного корыта, благо свинья в свинарнике посапывала, а то бы она выдала неумелую развед.роту с потрохами!
Ну, а дальше Алиска с Диной поползли туда, куда им Тёма указывал. Тот впереди шёл, подпрыгивал и тихо-тихо курлыкал. Ну вот он, сарай. Стоит себе, громадиной смуглой возвышается над скотным двором, скрипит на ветру, гудит, а на его воротах тесовых, конечно же, замок висит, да такой… сами понимаете какой, нечеловеческий!
Ну рассуждать об этом некогда, оббежала старшенькая сараюшку вокруг, нашла самое мягкое место под бревнышками и принялась копать. Так копали они с Диной по очереди очень долго, аж до рассвета, до самых первых петухов. А как солнышко показало свой первый, жаждущий поживы лучик, так наши детки полностью под землю ушли, и внутри сарая вылезли. А заботливая Степанида холмик за ними засыпала, всё как было утрамбовала, травой закидала, и сама внутрь амбара нырнула: так зашла, как сквозь стену просочилась. А ворон снаружи на шухере остался, на плоскую наклонную крышу взлетел и уселся, за всеми дворами следит, поляниц-бедокурок выглядывает:
— Не дай бог какая из них надумает к богатырям нырнуть!
Ну вот, девочки, стойте теперь в оцепенении, глядите на синих ратников. Нравится такая картина?
— Нет, — поморщилась Диана.
— Нет, — скуксилась Алиса.
А воины тяжелыми тушами валялись, уложенные прямо в ряд, и храпели-свистели, храпели-свистели, храпели-свистели…
— Вроде, когда мы их в последний раз видели, они были совсем как мёртвые, — заметила Диана.
— Вроди только Мавроди! Очухались, — предположила Алиса и принялась рассуждать далее. — Итак, у нас с собой два лекарственных средства: 1) антинаучный травяной отвар бабы Вали, 2) медицинские уколы магнезии тети Нины. С чего начнём?
— А давай с обоих сразу! — предложила Диана. — Я пойду отпаивать богатырей живой водой, а ты делай им уколы.
Ну на том и порешили. Хотя, и то, и это было сделать, ох, как нелегко! Доберись-ка до этих рож, да до их жоп! Но тут опять девчат выручила старуха-повитуха, она взяла у Алисы фляжку с волшебным взваром, и прыгая прямо на могучие мужицкие груди, принялась по очереди вливать им в пасти похмельную жидкость бабы Вали. Дочкам же пришлось делать уколы. А так как перевернуть спящебрюхих не представлялось возможным, стянуть штаны тем более, пришлось колоть их в плечо, прямо в нарядные льняные рукава, но уже довольно-таки грязные. А так как богатырей было много, то работа по иглоукалыванию растянулась часа на два. Полуверица справилась гораздо быстрее, а затем она встала у стены, и с огромным удовольствием, через видимые только ей щели (так как брёвна были плотно подогнаны), рассматривала, как полусонные поляницы медленно начинали суетиться по двору, зевая да чертыхаясь, а на ходу поправляя нижние юбки, и с шумом наливая в лохани помои, кормили домашний скот. Ах, как загорелись глаза у православной Степаниды на это действо! Завидует она им, что ли? Ну так и есть, завидует. Как пить дать, завидует!
Но тут одна из поляниц Марья Моревна выплеснула ушат отходов прямо на сарай, где почивали ратники удалые, со словами:
Ой-е-ёй, Ой-е-ёй,
не ходи за мной,
а кто за мной пойдет,
того черт сожрёт.
Отпрянула Степанида, испугалась! Да и поплелась в самый тёмный угол, уселась там, запричитала тихонько-тихонько, но дюже жалобно:
— Хочу к матушке, хочу к батюшке в родную вотчину. Хочу к матушке, хочу к батюшке в родную вотчину...
Глава 18. В гостях у поляниц
Прошло ещё два часа. Богатыри не подавали признаков жизни и продолжали храпеть жутким летаргическим сном. Отчаянью девушек не было предела! Динка даже пробовала их пинать, а Алиса трясти за грудки и прыгать прямо по животам — от злости. Степанида же тихо молилась в своём углу. Тимофей очень устал перебирать с ноги на ногу, нахохливаться и выглядывать опасность, но он не сдавался и продолжал нести службу.
А опасность пришла откуда не ждали: дура трясогузка прилетела как бы ниоткуда и уселась на забор поляниц, прямо на тот самый кол, через который прыгали наши дочки. Жаль, глупышки петлю на том колышке так и оставили, руководствуясь железной логикой: «По этой же верёвке назад и вернемся».
Может быть, это был и отличный план, если предположить, что богатырши каждый день свою ограду дозором не обходят и ко всякой мелочи не приглядываются. Но в нашем случае всё оказалось ещё хуже: у амазонок шпионы на каждом дереве сидят и стучат, стучат, стучат… если не клювом, то хвостами, а языками так обязательно!
Ну вот, подлетела проклятущая трясогузка к яблоньке нарядной в садочке богатырском, опустилась на плечо полянице удалой Хозяйке яблочек молодильных. И зашептала ей на ухо важную весть про удавку чужеродную.
Послушала Хозяйка её, послушала, да и поспешила к ограде! Смотрит и вправду свисает вниз верёвочка, да еле-еле колышется. Хвать она её, сняла с могучего острого бревна и в дом помчалась. Показывает она добычу Златогорке и аж трясётся вся:
— Глянь-ка, глянь-ка, воеводушка милая, детки наши, знать, уже тут. Приперлись, однако!
Вырвала Златыгорка бечеву у Хозяйки, покрутила её в руках и спрашивает:
— Ну и где они щемятся, где прячутся от наших глаз?
Пожала плечами доносчица:
— Не знаю, не ведаю, надо поискать.
Приказала Златыгорка блюсти спокойствие и тишину, и обе богатырши побежали! Каждой подружке по отдельности сообщают на ухо хорошую весть:
— Девки тут, надо тихо-тихо все подворья облазить и их найти!
А облазить все подворья — дело непростое. У каждой поляницы свой двор и своя хата, а поляниц аж тринадцать буйных голов! Правда, сараюшки, амбары да курятники общие, но и их чёртова дюжина наберётся. А сколько ещё садов, кустов да канавок разных!
Ох-хо-хох, аж до темна бабы русские детей искали, искали… Не нашли. Осталось лишь одно место, куда вояжки не заглядывали — амбарушка-сараюшка, где полудохлое мужичье валяется. Но там замок висит нетронутый.
Сгрудились девы красные, все как один, у этого сарая и уши греют — припали к бревнам тесовым и прислушиваются: что внутри творится-деется вынюхивают. А внутри то и тишина. Ворон ведь уже курлыкнул с крыши — об опасности подружек предупредил. Вот его соратницы и спрятались за мощные торсы богатырей: и не видать их, не слыхать! Степанида не стала поляниц просто так дожидаться, под землю нырнула, и нет её.
— Звяк-звяк-звяк! — открылся с шумом замочище, под натиском ловко орудующей ключем Златыгорки.
— Скри-и-и-ип… — прошамкала тяжелая дверь.
Все поляницы дружно засунули свои морды в темноту. Лучины выхватывали кусок пространства за куском. Цап! И две пичуги уже беспомощно болтаются в огромных кулаках воинственных женщин.
— Детинки! — расплылись в широких улыбках поляницы.
— Дык как же мы их откормим таких тощих да хилых? — искренне удивились великанши, когда выудили из сарая сахалинок и заволокли их в дом к воеводе.
— Как, как, — пробурчала самая старшая, а следовательно и самая мудрая из них, Златыгорка. — Каком!
И она первая усадила напуганных приемышей за стол с разносолами, мясными похлебками и рассыпчатыми дымящимися кашами, в которых прямо-таки плавились шматы сливочного масла. Дети накинулись на еду — голод, то бишь, не тётка! Поляницы умилялись, глядя на пожирателей их харчей. И невдомек было злым бабам, что гостюшки уже были у них однажды — мужиков к ним привели на погибель. Вот это то исподволь и заинтересовало удалых поляниц:
— Нет, ну мы всё понимаем: вы к нам в гости шли, значит, шли… А зачем с богатырями заперлись, на кой ляд вам они сдались?
Алиса с Диной переглянулись и решили рассказать этим чертовым куклам все-все свои похождения. Ну любят наши малолетки языками трепать — чего не отнять, того и не спрятать! А пока красавицы чесали языками, да выжимали слезу из глаз не тщедушных больших женщин, бабы-воины слушали исповедальные речи сестёр и потчевали гостьюшек тем, что было наставлено на столах, а на столах было всего очень и очень много. Потом ещё слушали и в баньке пришлых парили. И после слушали их тоже, и волосы русые (у Алисы) да каштановые (у Дианы) деревянными гребнями расчесывали. И снова слушали да на мягкие перины дочек спать укладывали. Ворон аж всё это подслушивать устал, плюнул, пошёл у кур зерно воровать, тем более что дети поляницам про него ни словом не обмолвились. Ай и правильно!
— Так зачем вы богатырей мёртвым зельем опоили? — наконец то задала сакраментальный вопрос Алиса, зевая и потягиваясь в кровати.
Она немного побаивалась, что и они сейчас уснут и не проснутся больше никогда. Но пути назад уже не было: во-первых они всё уже разболтали своими длинными языками, а во вторых, как со сном не борись, а он по любому одолеет. И чем кровать приятнее, а желудок тяжелее, тем одолеет скорее.
— Ох ты, ох ты, ох ты! — засмеялись богатырши. — Эти псы подзаборные, значит, вас кренделями угощали да байки баили! А вы вот нашу быличку послушайте. И Девка-турка грустно зашелестела своими неземными пальцами по пуховому одеялу, затыкая его поудобнее под бока молодых девиц, а потом запела голосом неземным свою собственную былиночку, женскую:
КАК БОГАТЫРЬ АРКАШКА ЗА ЖАР-ПТИЦЕЙ ХОДИЛ.
Вот спорили наши спорщики,
спорщики-разговорщики,
спорили о силе богатырской
да об удали молодецкой,
кому что по плечу:
одному по плечу баба,
другому — награда,
третьему — целое войско,
а четвертый сидит в печали
и не хвастает своими плечами,
старой матушкой и женой молодой.
— Ты чего, Аркаша, смурной?
— Да думаю думу я, сотоварищи,
как бы не заливать вином глазищи,
а в поход отправиться далеко
за Жар-птицей, золотое перо!
За Жар-птицей, так за Жар-птицей,
нам ли не веселиться?
Собрались и пошли,
до дальней калитки дошли
и присели: пили, ели,
снова хвастались силой,
боевыми конями красивыми,
старыми матерями,
женами, батями, псами…
— А как же Жар-птица?
— Нам ли не веселиться,
сиди, Аркашка, полна чеплашка!
И опять, десять мамаев срублено,
Соловьёв-разбойников сгублено
ой немерено, всё проверено!
Устали смеяться девушки у околицы,
да сочинять пословицы:
коль богатырь пьяница —
за борт и не поганиться!
Ну, мораль сей басни и дураку ясна. А сёстры, устав бороться со сном, засопели, засвистели, захрюкали. Простудились что ли? Ай да ладно! Утром поляницы им самогоночки плеснут и всё пройдёт. Ой, извиняюсь, чаем с мёдом и молоком напоят, да ещё раз в баньке попарят.
Ворон, тот тоже спать пошел. Покрутился он, повертелся и забрался в свинарник, прижался к тёплому боку свиньи и расслабился — даже нахохливаться не стал, и засовывать голову под крыло: так дрых, даже на бок завалился и засопел.
Глава 19. Побег с заставы
Пропели зычными голосами первые петухи, а за ними вторые и третьи. Но школьницы спали как убитые. Проснулись только к обеду. А как проснулись, так и потянулись. Потянувшись, встали и к окну припали. А за окошком никого! Лишь важно расхаживают курицы с петухами, червячков в земле выискивают, а с ними ходит туда-сюда и Тимофей: одним глазом на окно поглядывает и своим поздним пташкам моргает, да клювом кланяется. А под окном их бечевка натянута, а на ней одежда наших дочек сушится, а вместе с ней и рюкзаки походные. Содержимое же рюкзаков аккуратно на пеньке уложено. Но самих прачек-богатырш нигде не видать. И в большущем доме тоже пустота. Так пусто, что тихие голоса сестер звучат необычным эхом.
Выскочили Алиса и Диана на улицу, хвать рюкзаки да одежду с верёвок, барахло походное быстро в сумки снова закидали, верёвку отвязали и её туда же, да и обратно в дом — одеваться. Ворон за ними.
— Тёмыч, милый, а куда великанши подевались? — на ходу спросила Алиска.
Тёма забулькал что-то себе под нос, а потом возьми и прысни со смеха:
— Да они у богатырей столпились, водой их из вёдер охаживают да гогочут, как дурные кобылы!
— Как так, зачем? — опешили хозяйки птицы.
— А затем, сработало ваше зелье! Зашевелились богатыри, вот-вот проснутся.
— Оп-ля! — присвистнула Диана. — Вот это да! Только... не верю я в зелье бабы Вали, видать, это уколы тёти Нины помогли.
— Да ну тебя, — отмахнулась от неё старшенькая. — Айда туда, посмотрим. Нет, ну надо же, проснулись!
А богатыри и впрямь очухались, глаза продрали и реветь пошли, как медведи. От обезвоживания. Ну ещё бы, целый год проспать! Губами сухими ворочают, молят всех святых:
— Пить, пить, пить!
Услыхали такое дело поляницы удалые и сгрудились подле мужиков, как селёдки на нерест. А как налюбовались на смешной мужичий род, насмеялись на диво дивное, так другую забаву себе придумали: ведра из колодца таскать и богатырей прохладной жидкостью окатывать. Даже с вышки дозорной последняя поляница спустилась и тоже в русской народной забаве участие приняла. Шум стоит на всю округу! Даже солнышко со страху от их гвалта закатилось за ватные, перистые облака, а уж это нашим детям совсем на руку было!
Прокрались лазутчики поближе: рассмотреть, что же там на самом деле происходит? Всё верно, пробудились мужланы неотесанные, а бабы им за это наказание водицею придумали. Только... не всё так просто было в той женской забаве. Наши девушки сразу смекнули, что тут нечисто. Каждая хозяйка только на одного, приглянувшегося ей воина воду лила, а попутно какой-то заговор приворотный шептала. Получается, что на тринадцать воинов вода из ведер льётся, а ещё две трети охламонов сухими лежат, брызги ртами собирают.
Ох, как не понравилась сия игра пробравшейся поближе Диане. И ведь шут её знает, как она внутри самой «жатвы» побывала, кошкой что ли обернулась? Никто сего и не понял. Но выслушали её соратники очень внимательно. А вот что дальше делать — не знают. Пришлось ворону сесть у «поля боя» покумекать. И ведь нашёл он выход: увел своих подопечных подальше от этого страшного (на его взгляд) места. И уже чуть поодаль от нехорошего действа, Диана начала скулить:
— Побежали отсюда домой, то есть сперва к Сказочнице, а? Им сейчас точно не до нас будет!
— Во-во, — согласился ворон, — Лучше совершить хороший поступок и уйти незамеченным подобру-поздорову, пока не поздно!
— Поздно? — не поняла Алиса. — Ты думаешь богатыри нас прям таки и забыли?
— Не исключено, — хмыкнула наимудрейшая птица. — Ну, а если и вспомнят... Глядите, что творится! Они вот-вот совсем оклемаются и такое побоище устроят!
— Почему? — не поняла старшенькая. — Великанши вроде весёлые, никого убивать не собираются.
Ворон занервничал, зашагал туда-сюда, зачесался аж весь:
— Ты ничего не понимаешь! Они видать уже давно себе суженых выбрали. И если б вы их не разбудили, то что эти бешеные твари... извиняюсь, не замужние бабы сейчас делают то, что сделали бы чуть позже. Говорила же вам Сказочница: не надо промеж суженых-ряженых вставать, в тёмно древо клин вбивать!
— Да блин, Тёма, объясни всё попроще, а не своими клиньями! — попросила Алиса.
— А чего тут объяснять? — вспылил ворон. — Сейчас богатырши позабавятся и уведут тринадцать ратников к себе в опочивальни, а оставшаяся бесхозные воины знаете что будут делать?
— Не-е-ет, — хором ответили девчонки.
— А оставшиеся войной пойдут на тех, кого выбрали. Из ревности, значит. И завяжется тут суматоха похлеще, чем с мамаями. Вы что, былины не читали, не знаете, что эти детины любой повод ищут, чтобы и друг с дружкой помахаться? Ай! — досадно махнул крылом их товарищ. — Уползать вам надо, вот чего. И чем раньше, тем лучше.
Алиса хмыкнула:
— Да брось ты!
Но Диана со своим животным чутьем не была такой беспечной, она тоже забеспокоилась:
— Да, да, пойдемте!
— Блин компот! — воскликнула Алиса и в отчаянье заломила руки.
Но никто-никто не понял её горькой скорби. А скорбь была серьезной, большой как море, бурлящей как вода. Рассказываю. Старшенькая уже очень много планов понастроила в своём уме насчёт друзей-богатырей:
1) Поздороваться, обняться.
2) Вновь почувствовать ласковость этих сильных могучих людей подопри-гора.
3) Послушать ещё две-три былины из уст богатырей.
4) Воины должны были доставить Алису и её друзей на своих скакунах сперва в тёмную Русь на свидание с бабой Ягой, царем-самодуром и другими давними друзьями.
5) А затем отвезти назад к Сказочнице.
И все эти планы рушились буквально на глазах! Обидно, да? Вот поэтому Алиса приказала своей команде никуда не убегать, а сидеть в кустах и ждать чем всё закончится.
— Убежать всегда успеем, — говорила она. — А если заваруха начнётся, так тем более.
— Ну тогда побежали подальше отсюда, — Диана показала пальцем на яблоневый сад.
И лазутчики мелкими перебежками направились именно туда. А в саду и вправду было хорошо! Наливные молодильные яблочки свисали целыми гроздьями и манили неземным, то есть не сахалинским запахом. Человеческие руки потянулись прямо к ним, а рты смачно зажевали, разбрызгивая ароматный сок в разные стороны.
Из-под земли вдруг выросла Степанида, она огляделась, обнюхала всё вокруг, сорвала с ветки самое зеленое яблоко и принялась им хрустеть. И чем дольше она хрустела, тем больше молодела. Чудо превращения сморщенного лица в несморщенное происходило прямо на глазах! Диана и Алиса, привыкшие к подобным фокусам в сказочной стране, только хмыкнули и отвернулись. Им было не до того! Девушек сейчас больше всего интересовало: что же будет с богатырями?
А в стане врага происходили дела намного интересней всяких там омоложений! Сарай, где отдыхали мужчины, вдруг рассыпался, тяжёлые брёвна разлетелись как щепки. Для тридцати пяти рослых витязей, вставших на ноги, маловата оказалась сараюшка. Глянь-ка, глянь-ка, как они расправили свои плечи, а отлежавшись, так и вовсе стали краше прежнего!
— Ну что я тебе говорила? — зашипела на ворона хозяйка. — Посмотри, если бы не мы, разве б они восстали из мертвых!
Диана вспомнила, как мертвецы храпели и прыснула. А Тимофей отмахнулся:
— Ну ещё бы годик полежали, так и ещё б краше стали. Похудели б. Не до вас им теперь будет, ох, не до вас!
А богатыри тем временем разглаживали свои изрядно отросшие бороды и подкручивали усы, любуясь на заигрывающих с ними богатырш. Мужланы похоже и впрямь не помнили: кто их так надолго уложил спать и за какие такие заслуги перед отечеством? А поляницы, зардевшись, брали каждого понравившегося им богатыря под руку и уводили в свои горенки. И те шли как телята! Зрелище я вам скажу, было ещё то! Наши девушки аж присели от восторга и недоумения: насколько слова ворона сбывались прямо на глазах. А за спинами ошарашенных от такой картины девочек, равнодушно хрустела яблоками Степанида. И молодела, молодела и молодела. И мало того — молодела, так она, дура, ещё и нашим пичужкам подсунула под нос ещё по яблочку:
— Съешьте, деточки, молодильные яблочки, авось и не состаритесь!
Те механически схватили по второму яблоку и снова начали задорно жевать, не оглядываясь на Полуверку.
Но той было мало. Она и ворону подсунула угощение. Тёмыч, всецело увлеченный брачными играми людей-великанов, наткнулся клювом на яблоки, лежащие на волнующей зелёной травке и с удивлением обернулся на благодетельницу: мол, кто это тут такой смелый, что заговоренную еду у богатырских ведьм без спроса тягает и жрёт без последствий?
А последствия были уже налицо. Бабка Степанида превратилась в тридцатилетнюю красавицу в лохмотьях и весело продолжала жевать дальше.
— Никак умом тронулась? — покачал головой ворон.
— Поешь, сынок, поешь! — подбадривала его женщина и засунула ещё несколько фруктов в девичьи рюкзаки.
А Тимофей вспомнил, что ему чуть более трёхсот лет, и все эти годы никак не отразились на его фигуре, и даже не осыпали чело морщинами. И он отказался от такого подарка.
— Дурак я что ли? Съем и помолодею, поглупею... Нет, нет, мой жизненный опыт эти деревенские ведьмы вот так запросто не заберут! — возмутилась птичка и продолжила наблюдать за русскими народными обрядовыми гуляниями, разыгранными поляницами удалыми.
А Алиса с Диной с удовольствием ели яблоки и почему-то не молодели. Видимо, им некуда было молодеть. Они хрустели и смотрели, хрустели и смотрели, хрустели и смотрели. И вот уже начиналось самое интересное, нет самое страшное предзнаменование ворона: тринадцать славных витязей скрылись со своими женщинами в домах с резными ставенками, в том числе и Илья Муромец со своей будущей женой Златыгоркой. И осталось стоять на пустом месте двадцать два бесхозных долболоба: довольно-таки грозное войско, да ещё и без воеводы оставшееся. Вот-вот, теперь они вообще соображать что-либо перестали. Ведь солдат без приказа — не солдат. А тут, мало того, лишили их командира, так ещё и женскими юбками перед носом покрутили, покрутили и бросили несчастных бобылей друг другу на понукание да на нестойкое роптание. Так ещё... если б бешеные бабы их всех до единого бросили, так обидно бы не было. А то ведь ушли с их же сотоварищами, с конкурентами то есть.
— Да что ж это деется то, братцы? — заревели парни-одиночки и кинулись сперва войной друг на друга, а потом одумались, и достав мечи булатные, с диким ревом рванули в дома к поляницам: бить, сечь своих же сотоварищей и их баб проклятущих. Избы поляниц вздохнули горько-горько и пообещали разлететься в хлам точно так же, как и богатырская усыпальница — амбар.
Теперь то уж точно можно было запасаться грудой яблочек молодильных и следить за самой великой битвой на свете. Но нашим девчонкам вдруг стало скучно и грустно. Несмотря на всеобщий шум и гвалт, махание мечами по бревнам и буйным головам, ощущение ненатуральности всего происходящего, наповал убило и детское любопытство, и детские страхи.
— Отваливаем!— вздохнула Диана. — Никто никого не убьёт, а свои дома они как разрушат, так потом и отстроят заново. Что я, не вижу что ли? Забава у них такая многолетняя.
— И откуда ты всё видишь? — психанула её сестра, но не смогла ни согласиться с младшенькой.
Слишком уж весело дрались богатыри и поляницы. Со стороны казалось, что и тем и другим — крушить и строить действительно было не впервой.
— Рушить и спорить, рушить и строить, рушить и строить, — задумчиво прокаркал ворон. — На этот раз кошка права. Пойдем, пойдем, они и без нас разберутся. Любо-дорого им в потешных боях силу и удаль свою проверять!
— Такова природа богатыря, — поддержал птичку кто-то за спинами сестёр моложавым голосом.
Алиса и Диана обернулись. Им мило улыбалась похорошевшая, посвежевшая женщина Степанида, неловко расправляя руками старушечью одежду.
— Вот, — пробормотала она. — Надо мне платье новое справить.
— Да уж, вот что бывает в тёмной Руси, если не под тем углом обожраться яблок! — выпалила Диана и заржала.
Дети на всякий случай глянули друг на друга и выдохнули — с ними ничего не произошло. А Диана, так та стала ещё более сообразительней, чем была. Она посоветовала своей новой подруге:
— Так в чём же дело? Нырни под землю и вынырни в какой-нибудь хате, пока там внутри ещё не всё раскурочено. Хватай первое попавшееся платье и обратно!
Алису аж заколбасило от гнева:
— Ты что людей воровать учишь? Кто тебя этому научил?
Диана мяукнула от неожиданности:
— Учишь... научил... Ты хоть сама поняла, что сказала? Ты что, не видишь: да ведь этим бабам, чтобы что-нибудь новое и молодёжное пошить, сперва нужно свои старые шмотки на хлам пустить! Поэтому не лишай женщин удовольствия выкроить себе в следующий раз что-нибудь модное.
Алиса отвернулась и не стала спорить:
— Делайте что хотите! А нам и вправду надо бежать. Жаль.
Ох, как ей было жаль уходить! «Коту под хвост» её предполагаемая поездка к Лешему и к другим жителям темной Руси. Ворон тоже вздохнул. Самому ему лететь в гости к бывшей хозяйке бабе Яге было боязно, у той молодой ворон околачивается. А вот вместе с девчонками на богатырских конях он бы съездил туда-сюда с радостью. Ай, да чего уж там! Но даже кони ушли от ушлёпков-богатырей куда-то — видать на вольные хлеба.
Немного посоветовавшись, наши партизаны решили пробираться к выходу вдоль забора. И в самом тихом местечке перелезть через него, а затем спокойненько добраться до Сказочницы. Ну это лишь легко сказать: спокойненько добраться. Видать, напрочь забыли про дурные забавы солнца ясного? Ну да, забыли! Девчонки так сильно были расстроены, что их любимые богатыри на самом деле оказались не такими уж добрыми и любимыми. А уж очень дурными да глупыми. Дистанция между богатырями и мамаями в глазах сестер немножечко сократилась и наконец треснула хрустом веток под ногами.
— И зачем богатыршам столько валежника? — бубнила Диана, перепрыгивая через наваленные кучи.
— Тебя пороть! — подначила её Алиса.
— Сигнальные костры жечь, наверное. — предположил ворон.
А Полуверка промолчала. Её вот уже не было пять минут, она искала себе обнову внутри одного из подворий: разворотила у Марины Игнатьевны сундук с добром, схватила тряпиц попроще и исчезла с награбленным.
— А вот и место дальнее, тихое да уютное. Можно лезть, никто и не заметит! — еле слышно каркнул ворон.
Ай, не накинули бы дети лассо так высоко, да Полуверка уже вернулась и помогла подопечным. А те ничего и не заметили: Степанида украденное платье в надежно спрятала в своих лохмотьях.
— Раз-два, — и одна девочка уже за забором.
— Раз-два, — и вторая там же.
— Курлык, — ворон перелетел.
— Опля, — Степанида спрыгнула с острого кола вниз, но на это раз уже с верёвкой (Алисонька попросила).
Ну вот и всё, можно и сваливать с гостеприимного двора. Так, да? А что не так-то?
Глава 20. По полю гуляли
Жизнь за забором оказалась намного проще, чем внутри. Сладко пахла (вовсе и не сухая, а) зелёная сочная травка, громко трещали кузнечики, и звонкими переливами голосили птицы. И чем дальше уходили скитальцы от страшной заставы, тем всё меньше и меньше им хотелось видеть противных богатырей и их подружек злых поляниц.
— Все великие дела делаются тихо, — утешал девчонок ворон.
А впрочем, их и не надо было утешать, они мягко ступали по полю... нет, не по Куликову, а по соседнему (наверное безымянному) и наконец-то наслаждались жизнью, простожизнью.
— А есть такое слово «простожизнь»? — спросила Диана.
Но ей никто не ответил. Вернее, никто не успел ответить. Внезапно грозное солнце вылезло из-за перистых облаков, выставило в разные стороны свои лучи-пакли и уставилось на наших девчонок таким взглядом, как будто впервые в жизни видит этих малолетних тварей! Оно нахмурилось, насупилось, надулось и приготовилось выпустить на пеших странников очередную порцию Планетников, ну или, на худой конец, мамаев. Запустив свои убогие короткие ручонки в невесть откуда взявшуюся грозовую тучку, солнышко злорадно усмехнулось и приготовилось запастись каким-то там своим воздушным «попкорном» в предвкушении праздного зрелища.
Но Степанида вдруг его опередила, она с небывалой проворностью юркнула в рюкзаки своих падчериц, вытащила оттуда куклы-обереги, сунула их дочкам в руки, и подставив своё лицо светилу, запела дивным помолодевшим голосом:
Встану я на сырую землю,
погляжу на восточную сторону,
как солнце наше воссияло,
всем по их делам воздало,
припекает деток малых.
А ты бы пекло, присыхало
ко мне рабе божьей Степаниде.
И как только она закончила петь, солнышко выпустило из рук грозную тучу и расплылось в глупой, милой улыбке. Оно собрало все свои лучи-пакли в один огненный «веник» и метнуло им в Полуверицу. И Полуверица загорелась. Вернее не сама, а её одежда-пакля. Женщина только и успела отбросить подальше от себя украденное у поляницы платье и давай кататься по сырой от росы мураве, приговаривая:
— Огонь не беда, коль кругом одна вода!
А как русская баба потушила на себе языки пламени, так «золотое колесо» потеряло к маленькому пешему отряду всякий интерес. А и не мудрено — теперь оно катилось по небу заговоренное самой Степанидой — божьей нежитью. Хотя, разве такое бывает: божья нежить? Хм...
Ну вот. Теперь хошь не хошь, а надо переодеваться во всё ворованное да краденое, невзирая на заповеди и нравоучения Алисы свет Олеговны.
А когда баба-ягодка облачилась в скромный сей наряд, оказалось, что он ей велик — на четырёх таких Степанид хватит! Ну вот и всё, процессии пришлось остановиться и усесться на привал, потому что молодухе надо было срочно ушить чужое платье. Откуда-то из ниоткуда она достала портняжные ножницы, нитки, иголки и стала шить, пороть да потешки себе под нос гундеть:
Ох, возьмусь я за дело,
за свое веретено,
напряду тоненько,
вытку рушничок
да повешу на крючок.
Пришлось сестрам в траву завалиться да вздремнуть часок-другой: так сказать, пережитый стресс переварить и навсегда его забыть.
Ну вот и платье готово. А ещё готова и заплечная сумка, в которую остатки ткани аккуратно сложены.
— Да в такую суму и еды полон горшок влезет! — радовалась Степанида обновкам и тормошила свою рать. — Ох, пора уже вставать и идти туда, где отмолена я буду.
Вид прекрасной барышни-крестьянки смутил не только грязных замызганных девчонок, но даже и вернувшегося с охоты Тимофея.
— Ну и какого ляда теперь тебе ещё чего-то надо? — выдохнула птица. — Твоя родня уж тыщу лет, как сдохла. Живи-ка ты тут да радуйся, что живая. Вон как солнце ярко светит.
Ворон опасливо покосился на светило, а нежить пыхнула на него жаром буйных глаз:
— Много ты понимаешь, клюводолб! Мне два-три годочка на своей сторонушке с отцом да с матушкой, краше здешней серой вечности в сотни раз.
— Ай, — махнул черноклювый крылом и уселся на рюкзак Алисы. — Поехали, хозяйка, чего уж тут из пустого в порожнее переливать!
И маленький, но гордый отряд зашагал вперёд, вперёд и только вперёд. А в пути хозяйка птицы канючила о том, как она жаждет снова увидеть Лешего, Грибнича, бабу Ягу и царя-самодура. Ворон фыркал и нахохливался при каждом её слове всё больше и больше, он хотел того же самого. Степанида смело колыхалась впереди и мурлыкала что-то народное, не боясь более ни чертей колючих, ни светил могучих. А Диана пыхтела и пыхтела себе тихонечко. Она хотела поскорей обнять маму, папу, деда Ваню и бабу Валю. И пусть её всамделишная родня не такая волшебная, как в сказочной стране, но и у них дури хватает! Да и весёлые они. А здешние более серьезны, всегда напряжены, отовсюду ждут беды.
«И не только они, а и мы тоже. Тяжело так жить. Тяжело даже один день прожить, не то что вечность! — мысль о вечности, прожитой кем-либо в тёмной Руси, сводила Диану с ума, она шла и твёрдо знала, что больше сюда не отправится никогда. — А если сестре приспичит, то и шут с ней, пускай себе идет, ищет на свой толстый зад большие... большущие-пребольшущие приключения. Не кошка я больше, чтобы тягаться за ней. Вон, у неё ворон есть, пусть он и бегает за ней туда-сюда. А я — пас!»
— Ну «пас» это не «фас», — с сомнением подтвердил её мысли ворон. — Вон вы какие вымахали! Вам бы уж, по хорошему, не по сказочному миру лазить, а замуж пора идти.
Алиса вспыхнула, видимо вспомнив что-то своё, больное, но ответила очень строго:
— Рано нам ещё, не в древней Руси живем!
— Бе-бе-бе, — передразнила старшенькую красавица Полуверка и рассмеялась заливистым молодецким смехом, вышагивая важно, как пава.
— Вот дай бог бабе привлекательность, так она даже птицу ополоумеет! — разнервничался Тимофей и отвернулся. — Да ну её!
По прямой линии, по полю чистому шли наши герои к Сказочнице всего один... два... три дня. И не дошли. Ну оно и немудрено, это ж совсем в другую страну переться! Выдохлись крохи, упали, вставать отказываются. Голодные, жалкие, несчастные. И уснули они богатырским сном. Не храпели, но всё же… спали как убитые. Степанида же пропала куда-то. Видно, дел молодецких у неё много накопилось. А ворон-мышеед на охоту полетел. А как поохотился, так тоже вздремнул рядом со своими красавицами.
А красавицы как проснулись, так и вспомнили, что у них в рюкзаках по паре молодильных яблочек завалялось. Съели они их и… на этот раз почувствовали их волшебный эффект — сил у сестёр прибавилось, хоть в бой на поляниц иди! И сёстры пошли. Но не в бой, а туда куда их ворон повёл. А ворон их повел прямиком к Сказочнице.
И уже долго так вёл забывших обо всем девочек, как вдруг выплыла из под земли Степанида с молодильным яблочком в руках, но выглядела она теперь не на тридцать лет, а на все двадцать, светится вся от счастья, кланяется Алисе и Диане в ноги и говорит:
— Спасибо вам за всё, милые деточки, только не пойду я с вами далее, так как никакого волшебства мне больше не надобно. Не полуверка я больше, а Девка-чернавка. И жить я ухожу на заставушку богатырскую к богатырю Балдаку Борисьевичу, супружницей ему буду.
— Вот оно как! — развел крыльями обескураженный Тимофей. — Ну что ж, дурное дело не хитрое.
А Балдак Борисьевич — это тот богатырь, которого все остальные богатыри на своей родной заставе караульным оставили, когда к поляницам свататься уходили (по причине его малолетнего возраста).
Наши девушки аж опешили. Диана пришла в себя первая и выдохнула с облегчением: тяжкая миссия по выдворению из этого мира старухи-полуверицы спала с её плеч, она присвистнула и даже попыталась пошутить:
— Так Балдаку Борисьевичу семь лет от роду, молод он ещё для тебя. Ешь скорее это яблоко да ещё молодей, а то замуж не возьмёт!
Никто, однако, не засмеялся. Все и так понимали, что бывшая кошка — женщина пока глупая. И если ей скажешь, что кому-то семь лет от роду, то она и верит, что этот человек — малолетка. Но у богатырей всё не так. Семилетний Балдак Борисьевич всегда будет семилетним, хоть десять тысяч лет пройдет, хоть двадцать. И ведь лицо у него уже потрепанное, и косая сажень в плечах, а вот… Коль назвал рассказчик былин Балдака семилеткой, так теперь хоть раздуйся вширь и в рост от мужицкой силы, будешь ты вечным прыщом в богатырском стане да поводом для насмешек.
«Лихо полуверица дело провернула, пока другие богатыри с поляницами дрались!» — удивилась Алиса и аж засверкала глазами от восхищения.
— Во-во, Алиса, учись женским хитростям. Как говорится, пока одни воюют, другие милуются-воркуют, — раскланялась Девка-чернавка ещё раз и рассмеялась, яблочко наливное в руках перекатывая.
Ух! И исчезла уже навсегда. И никто из присутствовавших не понял куда она провалилась: то ли к Балдаку в дом, то ли к матушке с батюшкой, а то ли прямиком в сказку Пушкина. Да и бог с ней! У наших путников и своих дел полно, а самое наипервейшее для Тимофея дело: идти и рассказывать сестрам эту самую сказку про Девку-чернавку несколько в ином свете, а не строго по программе начальных классов.
Чернавками раньше называли крепостных девушек-служанок, которые выполняли грязную, черную работу. Их еще называли «сенными девушками», а Пушкин в «Сказке о мертвой царевне…» дал прислуге имя собственное и получилось: Чернавка — девушка, находящаяся в услужении у коварной Царицы. Чернавка в сказке выполняет приказы госпожи, но так как сердце у неё доброе, то она отвела Царевну в лес, но связывать не стала. А когда обман раскрылся, Царица угрожала Чернавке рогаткой (металлическим ошейником с длинными шипами, его надевали на шею крепостным, это не позволяло им лежать и спать). Именно поэтому Чернавка решилась на убийство молодой царевны.
— А наша Девка-чернавка тоже со временем убивать людей научится? — мрачно спросила Диана.
Алиса промолчала, ворон тоже промолчал. Им обоим не хотелось так уж прямолинейно связывать сказки с реальностью. Ведь тот мир в котором они сейчас брели до Сказочницы и был для них самой настоящей реальностью, а сказки Пушкина — всего лишь уже подзабытой книжкой и одной из глав в большой книге Сказочницы.
— Будь что будет, — проворчал Тимофей. — Всё равно тут нет никаких людей. А поляниц пусть хоть всех поубивает! Дурнее баб природа ещё не придумала.
И друзья хмуро зашагали дальше.
Глава 21. Превращение Тимофея
Заболотье не заставило себя ждать. Оно заквакало под ногами большими толстыми кочками, захлюпало болотной жижей, зацепилось за ноги мелким кустарниками, а потом крупными, и сменило наконец степной пейзаж на толстый жирный, переполненный влагой лес. А ещё ягодами и грибами. Тимофей аж расплакался от счастья: густые кроны скроют дочечек от врагов, от злого солнца и разной нечисти, а дикоросы их накормят.
— Ты чего рыдаешь, Тёмыч? — озабоченно спросила Алиса, так как друг хлюпал как раз таки на её плече.
Он поспешно смахнул росинки слёз и ответил:
— Так Сказочницу скоро увижу.
— Увидишь, — ласково ответил голос с неба и рука Сварога протянулась к черному клюву ворона.
От неожиданности ворон скатился с девичьего плеча вниз и ударился спиной оземь. И тут случилось чудо. Тимофей стал расти, расти, вырастать, а вырастая начал терять перья. Девчонки отшатнулись, а Диана так та вообще спряталась за сосну. А их маленький пернатый друг постепенно превратился в голого человека, облепленного черными вороньими перьями. Человек стоявший посреди полянки был небольшого роста — полтора метра, не больше; мужчина, причем очень старый. Он с удивлением рассматривал мир вокруг себя и самого себя — насколько это возможно. Алиса первая пришла в себя:
— Тимофей! — еле слышно позвала она.
Человек испуганно оглянулся. И его невольный испуг прогнал испуг самой Алисы. Она кинулась к старичку, обняла его и расплакалась. Старичок расплакался тоже. А пока они вместе рыдали, бывшая кошка, поняв что произошло, стала соображать что делать, так как сама совсем недавно пережила нечто подобное. Кошка оставила рыдающих и ушла искать папоротник.
Нет, нет, нет, не волшебный цветок папоротника был ей нужен на этот раз, а просто листья — прикрыть дедову срамоту.
— Не вести же его в таком виде к приличной даме, — повторяла про себя Динка, собирая пучки первобытной флоры.
Приличная дама в понимании девочки была конечно же престарелая Сказочница очень похожая на маму. Но о маме Диана старалась не вспоминать, чтобы не заплакать. Уж очень она не любила слёз — не хотела быть похожей на брызго-слёзную Алиску.
Приодев Тимофея во что мать-природа дала, девчонки сами повели его к его старушке, Дианка ведь тоже дорогу носом чуяла, не хухры-мухры! А новорожденный Тимофей вёл себя по-идиотски: он то рыдал, то блаженно улыбался, а вот говорить пока не мог в отличие от кошки Дины, которая заговорила сразу. Ну оно и немудрено. Наша младшенькая изначально была человеком, поэтому как работает у людей гортань и голосовые связки знала не понаслышке. А во бывшему ворону пришлось туго. То что его птичьи ноги — его человеческие ноги, его крылья — теперь его руки, он быстро сообразил остатками своей мышечной памяти. А вот с глоткой пришлось повозиться.
Ну ничего, ничего, покурлыкав, попиликав, продрав через себя миллион-другой самых разнообразных звуков, на пятый день пути дед Тимофей заговорил! И первое, что он внятно хотел сказать, так это описать литературным языком то как он счастлив. И тут же столкнулся с непреодолимым препятствием, оказалось, что для выражения такого простого психического состояния как счастье ни в древнерусском, ни в сказочном мире не нашлось четких и точных слов. Он путался и метался между таких выражений как «хорошая доля» и «благая участь». А вот счастье видимо было не в ходу в тёмной Руси. Пришлось бедному старичку руками описывать своё состояние, мол, его душа радуется как солнце, трепещет как морской бриз, веселится как буйный ветер и так далее. Диана очень хорошо его понимала его чувства и описания его чувств, и не могла понять какое же слово ищет и не может найти новорожденный Тимофей? Пока Алиса не сжалилась над ними обоими и мягко спросила:
— Тёмыч, ты счастлив?
Тот заплакал и закивал:
— Щастье, щастье! Да, детка. Вот я старый дурак.
А весь путь далее он рассказывал как обустроит дом и двор Сказочницы. И о том, что какой-никакой мужичок лучше жалкой птицы, которая не контролирует даже свой кал.
— Да уж, — пошутила Алиса. — Теперь Сказочница уж точно будет меньше ползать с тряпкой по хате.
А он в ответ лишь улыбался и время от времени прижимал к своей груди старшенькую, шурша папоротником и слюнявя её лоб. И этим только расстраивал Алису, так как был несомненно добрее и любвеобильные её родного отца и родного деда вместе взятых. А ей ведь скоро нужно было уходить туда, где дед злой, а отец до боли равнодушный. И где её никто-никто не любит, и все вокруг виноваты в том, что она такая НЕСЧАСТНАЯ.
Но счастье Тимофея разрослось до таких громадных размеров, что он перестал читать мысли своей подружки и не замечал её горьких дум. А думы были действительно одна горше другой и самая главная среди них: «Я хочу остаться в тёмной Руси навсегда!»
Зато Диана, прокладывающая дорогу чуть ли ни своей головой, время от времени оглядывалась и очень хорошо читала мысли сестры, пока не выдержала и психанула:
— И что ты будешь тут делать? — спросила она, ведь в отличие от Алисы, она очень сильно любила деда Ваню, бабу Валю, маму и отца.
— Что я буду тут делать? — растерянно повторила слова младшей старшая. — Ничего я не буду тут делать, жить.
Диана остановилась, развернулась и встала в строгую позу:
— В том то всё и дело, нечего тебе тут делать, не-че-го! Подумай своей башкой! Вот что ты тут будешь делать, а?
Алиса тоже остановилась и подумав немного, пожала плечами. Она даже не разозлилась на сестру, так как подумала, что она о своем желании остаться здесь думала вслух:
— Как чего? Ну это… — она развела руками, уже начиная понимать, что Сказочница и Тимофей буду счастливы и без неё, а вот... — Царь-самодур как никак мой дед, и он без меня пропадет, сами знаете!
Диана ухмыльнулась:
— Ой чует моё сердце, что его дворец и его душу уже баба Яга к своим рукам прибрала. Без тебя как-нибудь проконцыбаются тут. А тебе учиться надо! Вот выучишься и мотай куда хочешь.
Бывшая кошка искренне не понимала: как можно счастье познавать человеческую науку променять на какое-то тёмное, полуживотное существование. И тут произошло непредвиденное: Дианка кинулась на сеструху и вцепилась в её волосы, он стала дёргать их приговаривая:
— Ты вернёшься домой, нет, ты вернёшься домой, я тебя здесь не оставлю!
Тимофей выпучил на сестер свои черные, но уже человеческие глаза, по инерции хотел больно тюкнуть Дианку в голову клювом, но вместо этого смешно ударился носом о дерущихся, отлетел от них от боли, смешно шлепнулся задом на траву и рассмеялся. И пока сёстры бились (видимо у них накопилось), он с удивлением трогал свой нос и всё не мог поверить, что тот такой легкий, маленький и чувствительный. И о том как он сразу не сообразил, не почувствовал, что уже пять дней ходит без клюва.
Минут через десять устали все: дети драться, а бывшая птица удивляться. Пора отдохнуть, перекусить и «перышки почистить». А как без этого!
А когда отдохнули и немного поправили свои мозги, задумались:
— Кто виноват в превращении Тимофея и кого благодарить?
Алиса кивала на Сварога, так как она его видела и с ним разговаривала.
Диана хоть и тоже видела непонятного старика Сварога, но кивала некую непреодолимую силу природы, которая сама по каким-то там своим законам может двигать горами и превращать людей в зверей и обратно, а всякие там Богинки, Свароги, Мамаи и даже злыдня Солнце — лишь руки природы. Дальше развивать свою философию она просто не смогла в силу возраста и неопытности. Поэтому никто так и не понял: считает ли младшенька, что природа просто живет по своим законам и от этого творит чудеса. Или же у матери-природы есть разум, и она занимает в мироздании своё законное место, а заодно и место бога, вытеснив последнего как ненужный элемент.
А Тимофей ни разу не видевший богов, но вспомнив как больно, отчаянно и безуспешно вымаливал у Сварога себе человеческое тело и к чему это привело… Не спешил кивать ни на природу, ни на божью милость. Он был настолько счастлив, что просто закрыл глаза и заснул. И храпел он на весь лес! Девчонки, глядя на него тоже прилегли.
— Вот мученье то старушке Сказочницы будет! — недобро хмыкнула Диана, крутясь и безуспешно пытаясь уснуть.
— За всё надо платить, — вздохнула Алиса.
Она ещё долго рассматривала безмятежное лицо Тимофея: «Какой же он старый! Как же он будет жить? Он же скоро умрет», — думала девочка только-только начинающая свой путь. — Жил бы себе вороном и жил… Нет, это не Сварог сделал его человеком, а черт.»
Алисе стало жалко его до боли в груди и она растолкала Диану, и рассказала ей свои мысли.
— Ну ты и дура! — искренне удивилась младшенькая. — Ты действительно веришь, что тут кто-то умирает?
— Ну не знаю, не думала об этом.
— А о чем ты думаешь, когда мы долго-долго куда-нибудь идем, о своем замужестве?
Алиса просто мотнула головой, её было не до шуток.
— Ладно, — смягчилась Диана. — Давай возьмём хоть бабу Ягу. Допустим, та скоро умрет и круг замкнется.
— Какой круг?
— Сказочный конечно.
Какие-то очевидные вещи для бывшей кошки были совсем непонятны для всегда существующего человека:
— Ну и…?
Диана повернулась, внимательно разглядела безнадежно больную на голову сестру и смягчилась:
— Нет, баба Яга никогда не умрет, потому что сказки — это не отдельный вид искусства, не фольклор. Не знаю, как вы там их ещё обзываете! Это часть мира, часть природы. И если природа создала сказочный мир, а в нем бабу Ягу, которая живёт и живёт себе, пока вы рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете, рождаетесь и умираете… Значит так надо. Ты посмотри, они тут все такие!
Алиса посмотрела вокруг, на мирно храпящего старичка и снова наткнулась глазами на сестру:
— И ты такая?
Диана отмахнулась:
— Не знаю ещё.
— А я знаю, — вдруг выпалила она. — Вы все в нашей семье волшебные, а я одна ущербная!
Динка хмыкнула и отвернулась:
— Выходи лучше замуж и не думай ни о чем.
— И выйду! Назло всем вам выйду. А ты останешься старой девой.
— Что, не хочешь больше остаться здесь навсегда? — подначила её дева-кошка.
— Нет, не хочу.
— Тогда спи.
Глава 22. Домой к Сказочнице
Сказочница проснулась и поняла, что сегодня в её жизни что-то не так. Нет, ну то что с дочками всё всегда не так, она знала это всегда. Но так как волшебных глаз или волшебного зеркала она не имела, то посмотреть: что же с ним не так на этот раз она не могла. Но сегодня она почувствовала, что не так именно с ней. Она покрутилась, покрутилась вокруг себя, повертелась по хате, принюхалась прямо как баба Яга в поисках русского духа (или как обычная бабка в поисках прокисшей капусты) — но всё безрезультатно.
Затем она оделась и выползла во двор. Набрала ведро воды, рассмотрела в нём себя, вроде бы всё как обычно:
— Харя как харя!
Старушка умылась, кинула зерна курам, бешено покрутила глазами в поисках корзинки. Нашла её на поленнице, схватила и пошла в лес по грибы. Это у неё правило такое было: не знаешь что делать — иди в лес за вдохновением. Ну а то! Ведь сказки просто так не пишутся, им непременно нужны столетние корни деревьев да трухлявые пни, торчащие из земли, которые нашептывают всякому проходящему свои тайны. Только не все их тайны слушать умеют. Сказочница умела. А сейчас корни деревьев шептали ей только одно:
— Иди на восток, иди на восток, иди на восток...
Ух, какие ж теперь грибы? Ведь Богатырская сечь находилась как раз на восточной стороне. И старуха понеслась! А старинные позеленевшие корни и пни подсказывали ей: левее бежать или правее. А так как направление было выбрано правильно, то бегунья в конце концов споткнулась об цель. Вернее споткнулась она о большую, теплую, зеленую, папоротниковую кочку. И покатилась кубарем дальше с долгим и протяжным старческим:
— Ох-хо-хох!
Диана проснулась от шума, подскочила на ноги, но как кошка: опираясь о землю руками. Быстро огляделась и выхватила в светлом, уже полуденном лесу горбатый, стонущий клубок в лохмотьях.
— Сказочница! — закричала Динка, расчувствовалась, прыгнула на этот клубок.
Но немного не рассчитала свой вес. Это тебе, Диночка, не три килограмма шерсти, когтей и костей, а целых тридцать четыре. Из-за чего деточка заставила старушку стонать ещё больше.
А пока Динка и карга приходили в себя, проснулась Алиса и поняв в чём дело, кинулась на клубок, состоящий уже из двух тел, сверху — обниматься. Поцеловавшись, все три девушки привели кое-как себя в порядок и обратили внимание на могучий мужицкий храп:
— Кто это? — осторожно спросила Сказочница.
Алиса аж заржала:
— Как кто?! Друг твой ворон Тимофей.
— Ти-ти-ти-тимоша? — осторожно ткнула в сторону храпящего мужичка Сказочница.
— Он самый, — буркнула Динка. — Получите и распишитесь.
Старушка кряхтя поднялась с травы, подошла к спящему, осторожно склонилась над ним и принялась внимательно рассматривать его с головы до ног.
— Недурно! — наконец-то вымолвила она. — Так значит вот он каким хотел стать?
— В смысле? — не поняла сообразительная Алиса. — А он мог стать и другим?
Сказочницу по всей видимости удивил такой вопрос:
— Конечно! Он стал таким, каким себя сам навоображал. А мог стать ведь и посправнее, — она беспомощно оглянулась на девчонок. — В смысле покрупнее, посильнее, что ли. Если бы пожелал. Хм… А он видимо, не пожелал.
В воздухе застыл немой вопрос сестёр. Бабушке пришлось объясняться:
— Тут всё так устроено: сперва желание, а потом и результат. Ну как бы вам это сказать… Говорят, Сварог насворжит, да токо лишь под наши рожи.
— Это типа Сварог его… так переколбасил? — спросила Динка.
Сказочница качнула головой:
— Не знаю. Поди ж его разбери! У нас там богов много, — она подняла палец вверх, — да только мы их не видим.
Старушка ещё раз поглядела на Тимофея, присела на пенёк и вздохнула:
— Маленький дюже, от горшка два вершка! А говорил дом поправит, баньку новую поставит…
— Кто о чем, а баба о коромысле! — послышался тот самый гундлявый голос из ниоткуда, который всё время рассказывает былины.
Сказочница обрадовалась:
— Ой, давно тебя не было! Я уж и соскучится успела.
— А я за барышнями ходил, им притчи пел.
— И до смерти надоел, — вздохнула Алиса.
Диана отмахнулась от голоса, подумала минуты две и выпалила:
— Да ты что, бабушка! Не мог ворон воображать себя здоровым мужиком по двум причинам. Первая причина: он сам маленький, а поэтому больших людей до смерти боялся. Ну а вторая причина — это ты.
И перст указующий ткнул в одежду Сказочницы.
— Я? — спросила бабушка.
— Да ты. Ты ведь и сама «метр с кепкой». А он, я так думаю, во всём тебе под стать хотел быть!
— Почём так считаешь? — сощурилась Сказочница.
— Знаю, — отвернулась бывшая кошка. — Сытому голодного не понять.
На том разговоры и завершили. Не стали ждать, когда могучий дед выспится, пошли искать малинник — подкрепиться и для пирога малины набрать.
Хороша ягода в Заболотье! Совсем не такая как в тёмной Руси, где её Ягоднич то ли охраняет, а то ли сам подъедает подчистую. Мелкая она там, кислая. А тут раскидистая, большая, сочная, никем не поднадзорная растет — сама по себе. Вот ешь и думай теперь про смысл златых оград да приставов могучих, и что иль кто на свете круче.
Но наши герои думали не об этом, они рассказывали Сказочнице про свои победы и поражения на бранном поле Богатырской сечи, про полуверицу — Девку-чернавку, и конечно же про первые в новой жизни шаги их общего друга Тимофея. А когда девчонки наелись, наполнили корзинку доверху, вернулись к «птичьей тушке» Тёмыча, то обнаружили эту тушку всё также мирно храпящей. Алиса подошла, ткнула его рукой и обеспокоенно оглянулась:
— Чего это с ним?
— Ничего, — покачала головой Сказочница. — Спит.
— Да разве так можно спать?!
— Можно, — бабушка осторожно открыла рот новоявленного старика и принюхалась. — Ну вот, перебродившей брусники объелся. А я что говорила!
— Ты ничего не говорила, — возразила старшенькая.
— Так теперь скажу. Вы когда шли по Заболотью, этот пёс шнырял куда-нибудь от вас надолго?
— Шнырял, но мы привыкли. Он когда вороном был, за едой шнырял. И сейчас по привычке, видимо.
— Ну, ну, — усмехнулась Сказочница. — Пошли домой, сам придёт. Пущай себе полежит, отдохнёт, проспится.
Пришлось потихоньку собираться. Тимофея накрыли лапником на всякий случай. Хотя Алиса и рвалась положить его на этот самый лапник и тащить волоком, но старушенция строго её одернула:
— Нельзя надрываться! Вам ещё рожать.
— Ну это же Тёмыч! НАШ Тёмыч. Понимаешь?
— Не понимаю, — ласково возразила «божий одуванчик». — Пойдемте, деточки.
— Ну, бабушка!
— Ну Сказочница-мама!
Старушка-мать зыркнула на дочек зверским взглядом, подумала и сказала:
— Это тёмная Русь, деточки. Ещё не совсем понятно в кого эта несчастная птица превратилась. Может в злого Анчутку… или же в Ауку… а может он теперь Бабай. Кто его знает?
— Ну он же добрый! Как можно характер поменять?
— Душу, — уточнила Дианка.
Но Сказочница была непреклонна:
— Тут всё меняется, и характер, и душа. Тут даже одну душу на другую меняют. Так что, не переживайте за этого храпуна. Сам припрется, как выспится. А я ещё и присматриваться к нему буду… долго! Могу и прогнать, коли чудить начнёт. Мне ведь, дети мои, волшебную книгу охранять надо. А всё остальное побоку! — старуха задумалась. — Тут ведь дело такое, оглянуться не успеешь, как какой нибудь похабник её в клочья и разорвёт. Так что домой, домой! Оставьте этого мужика с руками шаловливыми и ногами резвыми тут.
Девушки вздохнули. Умом они понимали, что Сказочница и на этот раз права. А вот душой понимали, что на этот раз она совсем не права. Ведь это же их Тёма: добрый, ласковый, родной.
— А вдруг он уснул, как богатыри, и ему нужна реанимационная помощь?
Но Сказочница их успокоила:
— Не припрется завтра, мы сами сюда придем, потыкаем его палками посмотрим: живой аль нет?
Алиса, плохо разбирающаяся в черном юморе, испепелила каргу взглядом, но промолчала.
— Пошли, — хмуро сказала Диана. — Я есть хочу. Тут три шага до дома! Это ж лесное Заболотье, тут же ни злых духов, ни нежити. Что с ним будет?
И она дернула сестру за рукав.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, я кошка… бывшая. И вижу уж куда побольше тебя!
Сказочница-мама подошла к Алисе и ласково обняла её за плечо:
— Наша Динка права, я очень много лет искала в темной Руси самое безопасное место для своей книги. И вот нашла. Тут.
И процессия молча, нехотя двинулась к избушке старушки. А заболотные пестики и тычинки продолжили сотрясаться от бульканий мужичка Тимофея. Больше его храп никого не смог напугать, даже букашки остались к нему равнодушны.
* * *
Тимофей проспался и сам приперся до хатки Сказочницы. И стал ей другом, мужем и большим-пребольшущим помощником по хозяйству. И стали они жить дружно да ладно. Алиса с Дианой хотели было домой вернуться, да передумали — остались в Заболотье. Решили, что когда-нибудь потом вернутся.
— Тут пожить ещё надо! — сказала старшая, самая рассудительная. — Природу изучить, о жизни подумать. А мать же, всё равно нас через сахалинских полчаса нас снова увидит, сколько бы тут времени ни прошло. Так ведь?
— Наверное, — согласилась младшенькая. — А знаешь, ты права, тут и правда лучше. В темной Руси нет противных детей!
— Да, — подтвердила Алиса. — Здесь нет душнил-подростков. Здесь только нежить душная да болото противное.
— Ну и здеся не без недостатков, — поднесла им вкусных пышных пирогов Сказочница. — Но жить можно!
— НУЖНО ЖИТЬ, НУЖНО! — обнял их всех руками-крылами выросший из-под земли дед Тимофей.
И компашка дружно рассмеялась. Хорошо им всем вместе, ой как хорошо! Лучше и не бывает.
— Бывает! — крякнула где-то там, далеко отсюда баба Яга. — Скоро мы с Ивашкой в гости прилетим. Ждите нас, ждите...
Сахалиночки в Богатырской сечи - книга 3
© Copyright: Инна Ивановна Фидянина, 2015
Свидетельство о публикации №215112400493
Свидетельство о публикации №215112400493
Рецензии