Наброски к роману

Встал недалеко от ворот и откинулся на спинку сиденья.
Трава за оградой  аккуратно подстрижена, у деревьев выбелены стволы.
Солдаты не должны бездельничать, и пусть числятся они курсантами…
Окна девятиэтажного здания  зашторены, наверное, к щелям приникли наблюдатели.
Им не различить, но на всякий случай прикрылся ладонью.
Местных солдат отпускали в субботу с ночевкой, иногородних ненадолго по воскресеньям.
Будто за это время можно ознакомиться с городом, они не ознакомились, но возненавидели тюрьму.
И когда счастливчики бегом устремились к воротам, шторы раздвинулись, за стеклами угадывались пятна лиц.
Куратор нахмурился. Звезда на погонах нацелилась пистолетным стволом.
Враг может извне заглянуть в прорехи.
Пока еще на заглянул, поэтому не наказал провинившихся.
Неохотно отступили от окон.
Я затаился на своем посту.
Из других машин высыпали встречающие.
А я проглядел его.
Увидел женщину, что торопливо направилась к воротам. И вдруг остановилась, будто натолкнувшись на невидимую преграду,  и оглянулась.
Сигарета, которую  мял в руках, рассыпалась табачной крошкой.
Давно не курю, случайно отыскал ее в бардачке.
От запаха табака закружилась голова.
Знакомое лицо, показалось, что годы не оставили разрушительных следов.
Или изучил внутренним и единственно надежным зрением, оно не замечает гибельных перемен.
Ей почудилось, никто не подглядывает, я случайно оказался около училища.
Но вспомнил, как некогда выделил это лицо из десятков и сотен других.
Или она выделила мое.
Две частицы в хаосе мироздания. И  не выжить поодиночке. А вместе преодолеем любые преграды.
Пусть проснутся вулканы, а океан гибельной волной обрушится на берег.
Проснулись, и волна обрушилась.
И я не выжил в ненастье.
А женщины легче приспосабливаются.
Вырастила сына, а теперь встретила его около ворот.
Напрасно я спрятался, не различить за стеклом,   не узнать за дымкой лет.
Она не повзрослела, закинула руки ему на плечи, а  он закружил ее, плащ  распахнулся двумя белыми крылами.
Все повторяется,  ничего не повторяется, было или не было в другой жизни?
Улыбались ли и завидовали случайные свидетели?
Просто сын соскучился по материнской ласке, а когда отстранился, то вгляделся в  родное лицо.
Парень, похожий на меня.
Мы одного роста, а когда нужно различить,  козырьком прикладываем ко лбу ладонь.
И щуримся на свету, а задумавшись, теребим мочку уха.
Каждые несколько человек на Земле неотличимо похожи, некоторым удается найти своего двойника.
Приобнял за плечи и повел к  остановке, я выбрался из машины и укрылся за ней.
А потом перебежал к  дереву.
Кора кое-где почернела.
Рукой прижался к коре, боль от кончиков пальцев устремилась к запястью, переползла на плечо, рука онемела.
В этой немоте не смог позвать беглецов.
Мальчишка все дальше уводил женщину.
Напрасно она оглядывалась.
Показалось, опять придумал и вообразил.
Изучил воинские части, расположенные в городе.
Выбрал образцовую  и толкового наставника.
Примерного курсанта и  мать-одиночку.
Почему потом она не вышла замуж, почему отказалась от моего участия?
Согнулась под напором ветра  и не смогла  распрямиться.
Похититель завлек ее в маршрутку, со скрежетом захлопнулась дверь.
Сердобольная старушка отшатнулась от моего лица.
Автобус, что увозил беглецов, выбросил ядовитое газовое облако.
Задыхаясь, с трудом добрался до машины.
Почти в беспамятстве доехал до особняка.
Если раньше осторожно открывал дверь и бесшумно пробирался в гостиную, чтобы не потревожить, то забыл об этом.
Дверь беспощадно ударила по больному плечу.
Ухватился за отрадную  боль.
Дом содрогнулся.
Комнату залило ярким светом.
Привыкли жить в потемках, заслонился ладонью от огненных сполохов.
От благообразных стариков на старинных картинах.
От вымышленных предков жены, отыскивая их, обшарила комиссионки и блошиные рынки.
От шкафчиков с резными дверцами, где справные  хозяева хранили посуду. Фарфоровые чашки были украшены поддельным царским вензелем.
От карточного столика с гнутыми ножками.
В сертификате утверждалось, что сиживал за ним  Великий Князь.
От канделябров, шандалов, трельяжа с потемневшими зеркалами, от книг в путаной вязи букв, от сундука, от комода, от ампира, от всего в этой комнате.
Увидел обшарпанные стены коридора в коммунальной квартире.
Не таясь, добрался до заветной двери.
Ночью  разгружал машины, пошатываясь, едва добрел до дома.
Но, поднимаясь по лестнице, оживал с каждой ступенькой.
Так взбираешься на вершину и полной грудью вдыхаешь целительный горный воздух.
Если тебя ждут и верят.
Половицы прогнулись под тяжелыми и нетерпеливыми  шагами.
В полутьме различил женщину на постели.
До подбородка зябко натянула одеяло и прижала ко лбу целительную примочку.
Чтобы увидеть другую, прищурился и вгляделся из-под ладони. 
Не дождалась и заснула.
И надо разбудить, губами бережно прикоснуться к шелковистой и бархатной коже.
  Потом по шее – и жилка все отчаяннее бьется под жадными губами  - соскользнуть на ключицу.
Содрал тряпку, что прилипла ко лбу.
А когда она попыталась отстраниться, отбиться от жаждущих губ, ухватил руки и прижал к подушке.
Привычная игра, предшествующая близости.
Губы сползают на грудь.
Пусть  закричит, пусть прибегут слуги.
Комната в коммунальной квартире, от шуточной  борьбы сотрясаются стены.
Жильцы подглядывают и прислушиваются. У мужчин звенят шпоры и топорщатся петушиные гребни. Но им не дано  победить.
Волшебные холмы оживают под моими губами.
Под шершавыми губами,  женщина бьется и пытается вырваться.
Изнемог и убрал руки, слабыми кулачками колотит  по спине.
Ладонями упираюсь в грудь – и разбухшая  плоть обволакивает ладони, -  а губы сползают на живот.
Неправда, складки и перетяжки не обезобразили  долину, просто я безжалостно истоптал ее; наверное, остались следы.
Но все же выбрался из трясины,  ухватился за кусты.
Губами за жесткие  волосики.
Содрал или она содрала с меня одежду, уже не колотила кулачками, ногти вонзились в спину.
Вспомнил и вообразил, а когда-то не надо было воображать и придумывать.
Поодиночке не выстоять и нескольких часов,  встречаясь после такой долгой разлуки, не могли насытиться.
Терзая разбухшую грудь, губами припадая к  лону, надеялся ожить и возродиться.
Женщина выгнулась дугой под мертвыми  губами и мертвым телом.
Ногти порвали и искалечили спину.
Волна захлестнула, захлебнулся в горьких и соленых  водах.
Но в отчаянном усилии выбрался на берег.
  Сполз с кровати, уткнулся в колени, ладонями прикрыл затылок.
Слезы, наконец, упали.
Но не стало легче.
Женщина молчала.
Хоть в этом повезло, не решилась утешить.

Ноябрь 2015.