Маринела

- Маринела, Маринела! – Слова взлетали вверх, камнями рикошетили от влажных стен каньона, перемешивались с шумными струями и падали в котел, выдолбленный водой. 
- Маринела! – Маринке нравилась эта игра.
 Сложив ладошки вокруг рта, она выкрикивала свое имя в синий пятак неба, как будто выдавленный высокими скалами. И вот уже Димка подхватывал:
- А-а-а! Моя! Моя!
Поцеловав его прямо в открытый рот, Маринка засмеялась, увернулась от объятий и с разбегу прыгнула в глубокую чашу, полную холодной воды. В несколько гребков она добралась до противоположной стены грота и теперь стояла, жмурясь, под водяным каскадом.
Димка осторожно соскользнул за ней и сразу тысячи ледяных жал впились в тело. Неимоверным усилием он оттолкнулся от скользкого берега и поплыл. Но, странное дело: чем шире он разбрасывал немеющие руки, тем больше отдалялась желанная цель. Пока Димка боролся, водопад на глазах застыл, превратился в слюдяной столб, и теперь недвижимая девушка смотрела на него в упор…

Он рывком сел в кровати. Потный, Дима успел уже насквозь продрогнуть под открытой форточкой. Электронные часы равнодушно транслировали время.
- Опять... – Чертыхнулся он.
Нашел в темноте майку, обтерся, и на ощупь двинулся на балкон. По дороге прикрыл дверь в другую комнату: жена Соня спала отдельно. Не выдержав ночных метаний мужа, она перевела его ночевать в кабинет.
Непослушными пальцами Дима достал сигарету и прикурил. Город с высоты семнадцатого этажа был как на ладони. Он, как большой зверь,  затаился и отдыхал перед новым днем. Свет фонарей находил отклик лишь в редких окнах. Одинокие автомобили непривычно быстро проезжали по широким проспектам, а высокие каштаны, высаженные вдоль дороги, дружно качали им вслед зелеными кронами: «В добрый путь!».
Выброшенная сигарета летела до земли бесконечно долго, как будто хотела продлить свою такую недолгую жизнь. Она пыхнула в последний раз и исчезла в темноте газона. Город поглотил ее, сделал частью себя. Завтра, а вернее уже сегодня, было много дел и Дима, вздохнув, побрел досыпать, стараясь не разбудить жену.

Соня была хорошая. Ни красивая, ни стройная, ни даже хоть сколько-нибудь симпатичная, а именно хорошая и очень добрая. Так Димка и объяснял свой скоропалительный  брак ошарашенным друзьям.
Свадьбы с белым  платьем и пьяными гостями – не было. Предложение Софии он сделал спонтанно, под влиянием момента. Родители молодого человека были очень влиятельными людьми в городе, и их отпрыск даже в студенческие годы имел уже достаточно связей для того, чтобы зайти в загс в не приемный день и через полчаса выйти оттуда женатым человеком.
Соня «прилепилась» к нему еще в институте. Он – звезда курса, «золотой» мальчик, не обращал никакого внимания на безликую толстуху, преданно смотревшую на него.
А потом на какой-то студенческой пирушке Димка напился в стельку и, неожиданно для себя, проснулся с Соней в одной постели.
Практически сбежав, он стал сторониться девушки, но соблазнительница повела себя удивительно тактично, никак не напоминая о произошедшем. Дима постепенно расслабился, и прежние отношения вернулись: он – на пьедестале, а обожательница где-то внизу и чуть позади.
Все изменилось как-то резко на очередной попойке. Димка вливал в себя одну рюмку за другой, пытаясь облегчить боль, грызущую его изнутри.
Выпитый алкоголь вылился слезами на грудь верной Сони. Размякший Дима вываливал то, что накопилось, слежалось в тяжелый кирпич. Кирпич, который он носил в груди долгое время. Соня терпеливо внимала пьяному. Она так и укачала его на своей мягкой груди, потихонечку целуя в макушку.
Родители удивились выбору сына, но рассудили, что такой поворот событий даже к лучшему: его образ жизни был для них источником постоянного стресса. Позже, узнав Софию поближе, они окончательно выдохнули: теперь  сынок был в надежных руках.
Молодые поселились в просторной квартире в центре города. Соня оказалась замечательной хозяйкой:  на диванах цвели яркие подушки, окна хвастались красивыми портьерами, в гостиной пахло духами, а на кухне – борщом.
Друзья ее мужа, те самые, которые еще совсем недавно за его спиной крутили пальцем у виска, теперь стали завсегдатаями в их доме. Они невольно сравнивали Соню со своими спутницами и сравнение это было явно не в пользу последних.
Сам Дмитрий перемены в своей жизни, им же и организованные, воспринял несколько отстраненно. Он отдал жене на откуп все хозяйственные вопросы, если было необходимо – ездил в магазины, двигал мебель, точил ножи. Умная Соня ненавязчиво давала мужу советы по бизнесу, и постепенно без нее он уже не принимал никаких важных решений. Соня стала его тылом, опорой. Она безропотно ждала допоздна, кормила ужином и, подперев щеку пухлой ладошкой, с неизменным интересом слушала обо всем, о чем он хотел ей рассказать.
Так Дима жил: работал, иногда играл в бильярд с друзьями, по субботам обедал с Соней и с родителями. А ночами был с Мариной.

- А помнишь, тебе в портфель засунули живую мышь?
- Ну и? – Маринка лениво перевернулась на живот.
- Я! – признался Димка.
- Ах, ты… -  Девушка схватила подушку и замахнулась.
Он покаянно опустил голову:
- Давай, руби!
Победительница упала на поверженного, и засмеялась.
- Не раздави! – Димка запросил пощады.
Худенькая Маринка расхохоталась еще громче.
- Могу! – она стала покрывать его спину легкими поцелуями, потом обняла за широкие плечи и они полетели…

Маринка пришла к ним в пятом классе: отца перевели на работу в этот город. Новенькая вела себя тихо, и одноклассники быстро потеряли к ней интерес. Все, кроме Димки. Почему-то эта пигалица раздражала его и волновала.
Сидя на соседней парте, он невольно засматривался на Маринку: сочетание смуглой кожи и темных волос делали ее похожей на индианку. А самое главное: она выглядела настоящей малюткой на фоне высоченных грудастых девчонок из класса. У Димки даже кружилась голова, и млело в непривычном месте его мальчишеского организма, когда представлял себе, как возьмет ее на руки, как Маринка обнимет его за шею…
Впечатленный, он дергал ничего не подозревающую девчонку за косу или лупил портфелем по спине. Маринка в долгу не оставалась, и они бились, как два молодых петушка.
К седьмому классу боевые действия поутихли, а осталась такая острая необходимость друг в друге, что даже язвительное: «Тили-тили тесто, жених и невеста», брошенное вслед, уже не пугало и не заставляло отпрыгивать в разные стороны.
Дима стал называть ее Маринелой, иногда – «индейкой», на что Маринка неизменно вспыхивала, и они опять ссорились. Но мир для них уже не существовал раздельно, и, выдержав совсем немного, спорщики опять оказывались друг рядом с другом.
Взрослые умилялись: похожие, как брат с сестрой, эти двое были прекрасны своей молодостью, красотой и отношениями, пока еще не засыпанными пеплом взаимных разочарований и тяжелых обид.
Это были самые счастливые годы в Димкиной жизни: учеба давалась легко, Маринела была рядом,  впереди их ждал институт, исполнение великих планов.
 А потом Маринка его бросила. Случилось это внезапно,  почти сразу после выпускного, и он даже сам не понял почему.
Гордец проглотил обиду и постарался вычеркнуть девушку из своей жизни. Но, закрываясь от беспокойных родителей в комнате, как маленький, плакал в подушку, и от бессилия разбивал в кровь кулаки о стены. Однажды он все-таки решился прийти домой к Марине, но дверь ему никто не открыл, а соседка сообщила, что жильцы из этой квартиры выехали, а куда – она не знает.
В каждой невысокой темноволосой девушке Димке виделась Маринела. И тогда сердце как будто разрывало нити, которыми было привязано к ребрам, и свободное от пут, падало куда-то к паху и тут же взлетало к горлу.
Родители мобилизовались и отправили сына за границу. Постепенно Димка отошел душой и немного успокоился.
Пока он отсутствовал, все каким-то образом решилось, и вернулся путешественник уже студентом  престижного вуза. Маринка в его институт не поступила.

Детей у супружеской пары не было – как-то не получалось. Дима по этому поводу особо не переживал, а Соня страдала. Лечить было нечего. Врачи просто разводили руками, успокаивая женщину:
- Так бывает. Несовместимость. Успокойтесь, отдохните, а, вообще, пропейте витамины – не помешает.
Поэтому, когда утром ее замутило от запаха кофе, Соня решила, что накануне съела несвежее.
Но когда ситуация повторилась – насторожилась, а тест подтвердил подозрения.
Она еле дождалась мужа с работы, чтобы поделиться радостью. Но супруг принял новость ровно. Только и ответил:
- Это хорошо.
Счастливую Соню такая реакция не огорчила: главное, что теперь у них с Димой появится ребенок и будет настоящая полноценная семья!
Потенциальные бабушка и дедушка были немедленно поставлены в известность. Возбужденные, они приехали, навезли подарков, уложили Соню на диван, охали и ахали вокруг нее. Диму захватила всеобщая эйфория: он думал, что такие хорошие люди, как его родители и жена, заслуживают продолжения рода, что раз ребенок так нужен им, то и ему он нужен, конечно, тоже.
Соня ходила тяжело. Изматывающий токсикоз не отпускал, по лицу расползлись коричневые пятна, отекшие ноги все труднее носили огромное тело. Но она не жаловалась, а только молча страдала от того, что становится безобразной, и муж, и до беременности не очень внимательный, теперь окончательно теряет к ней интерес.
Но как бы плохо себя не чувствовала, к его приходу женщина, как могла, прихорашивалась, накрывала на стол и садилась напротив. Соня смотрела, как Дима ест, на красивые его руки, на загорелую грудь в вырезе рубашки, и думала, что самое большое счастье для нее – он, что ничего ей в этой жизни не нужно, а только этот мужчина и ребенок, рожденный от него.

У Маринелы кто-то был. Он знал это, чувствовал. Конечно, годы разлуки должны были примирить Димку с тем, что его «индейка» целиком и полностью будет принадлежать другому. Он должен был это принять, но не смог.
Ну, разве способен был тот, другой, заметить, как потешно она всхлипывала, когда смеялась? Как от волнения у нее чуть дергался левый глаз, и пахли персиком шелковые волосы?
Безумная ревность разъедала душу, изводила, не давала дышать. Дима бежал от этих дум, заполнял каждую свободную минуту работой – нужной и придуманной.
Но, что бы ни заставляло его вести себя так – все было на пользу:  недавний студент достаточно быстро организовал свое дело. Бизнес креп и развивался, и Димке казалось, что невероятное везение и успех в его жизни - благодаря Марине, и все, что он делает – для нее. Скоро она придет, и победитель бросит к ее ногам весь мир, уже послушный ему.
Дима распрямлял плечи, поднимал голову, и самые безумные идеи - «выстреливали», самые сложные сделки – заключались. Этих фантазий хватало, чтобы прожить, продержаться некоторое время. Но потом он опять замыкался, хандрил и тосковал.
Как ни готовился Дмитрий к встрече – Маринела, все равно, появилась неожиданно: вдруг позвонила душной июльской ночью. Не способный анализировать: откуда она узнала номер телефона, Дима просто сидел и вслушивался в знакомые нотки, а трубка предательски «гуляла» в потной руке.
- Привет! – Ее голос совсем не изменился со школьных времен.
- Привет… - Единственное, что Димка смог из себя выдавить.
Маринка зачастила, как будто боялась, что он перебьет, остановит, и тогда не получится сказать  что-то важное, нужное вот именно сейчас.
- Ты как? Хорошо? Ну, да, я знаю, слышала… И у меня все нормально. Как родители? Жена? А у меня тоже перемены: вот дочку родила… Да, сегодня… Не знаю, почему звоню… Она такая красавица! Хочешь, покажу? Да, нет проблем, сейчас сброшу фотку. Лови!
 Мозг отказывался принимать информацию с такой скоростью и в таком количестве, и Дима вышел на балкон: там можно было хотя бы дышать.
Очаровательная кроха походила на Марину: те же длинные ресницы и темные волосики. На лбу краснело родимое пятнышко, но оно было очень милым, и делало ее похожей на маленькую индианку. Дмитрий растерялся. Наверное, нужно было перезвонить молодой матери, но в дверном проеме появилась Соня. Она была очень бледна, постанывала и держалась за живот.
- Дим… Началось, наверное…
Недопонимая, он смотрел на страдалицу. Жена повторила, постепенно переходя на крик:
- Дима, Дима! Плохо! Больно-о-о-о!
Наконец, до него дошло.
- Да как же? Рано, ведь…
Соня отчаянно вцепилась в его руку. Димка схватил ключи, открыл шкаф, надел пиджак, и повел Соню к машине. Он, почему-то, не вызвал скорую помощь, не позвонил врачу, с которым была договоренность, и сообразил это уже в приемном покое, когда разбуженная медсестра начала задавать вопросы, на которые будущий отец ответить не мог.
Долго еще стоял он под окнами роддома в домашних тапочках, в шортах и в пиджаке. На асфальте белой масляной краской на весь больничный двор было написано: «Спасибо за сына, родная!».  Дима оказался в аккурат на букве «Ы», и эта буква как нельзя лучше передавала его теперешнее состояние: странная изломанная действительность никак не хотела складываться в законченную картину – пазлы были перемешаны, перепутаны, или даже утеряны.

Дочка родилась в пять утра. Роженица намаялась, но это было ничто по сравнению с моментом, когда акушерка опустила ей в руки драгоценный сверток. Девочка получилась копия папы, и Соня была очень этому рада.
- Чернушечка моя… – Ласково шептала она и нацеловывала свою смуглянку.
Когда приехали шумные посетители, Софию с малышкой уже перевели в палату. Дедушка с бабушкой основательно подготовились к встрече с долгожданной внучкой: тут были и связки воздушных шаров, и пирамида, сложенная из ярких ползунков и распашонок, и кукла, куда как выше ростом, чем ее маленькая хозяйка.
Родственники склонились над новорожденной. Растроганный дед сразу «захлюпал» носом, бабушка тоже не смогла удержаться от слез. Сын стоял за спинами родителей и оттягивал знакомство с дочкой. Наконец родители расступились, новоявленный отец на негнущихся ногах подошел к кроватке и заглянул в лицо малютке.
Дочь спала, смешно причмокивая. Длинные ресницы, темные волосики, тугие щечки: новорожденная была красавицей. И даже розовое пятнышко посередине крутого лобика ничуть ее не портило.  Девочка заворочалась и открыла глазки. Дима на какую-то секунду замер и осел на руки родителей.

Соня покормила дочку. Крошка заснула под грудью, но Соня никак не могла расстаться со своим сокровищем. Наверное, она так и просидела бы всю ночь с девочкой на руках, опершись на подушку, если бы в палату не вошла медсестра.
- София Петровна, давайте я положу ребенка, вам после родов отдыхать нужно.
- Да, да… - Кормящая мать напоследок поцеловала бархатную макушку, отдала дочь и прилегла.
- Как вы себя чувствуете, вам что-нибудь нужно? -  Девушка не уходила.
- Нет, спасибо… - Соня устало качнула головой.
Медсестра помедлила и присела на краешек стула у кровати.
- София Петровна, извините за любопытство… Я никогда не видела, чтобы мужчина так кричал и плакал. Как на похоронах, прости Господи! – Она быстро перекрестилась. – У вас в семье что-то случилось?
Соня молча смотрела перед собой. Слезы набежали ей на глаза и, как из переполненных чаш, пролились на щеки. Соня слезы не вытирала, и они текли ровным потоком через лицо на подушку.
- Да… - Наконец прошептала она. И кому адресовала это «да»: подушке или терпеливой слушательнице – было не понятно. Соня тихо продолжила:
- С Мариной я никогда знакома не была. С Димой они дружили еще в школе. По рассказам его одноклассников: почти не расставались, и собирались поступать в один институт. Всю жизнь свою распланировали до старости. Да только по-другому получилось…
Соня села в кровати.
- На следующий день после выпускного, прямо на глазах у Димы Марину сбила машина. Насмерть…
Медсестра охнула. Соня вытерла слезы краем простыни.
- Димка заболел тогда очень сильно: уже на следующий день совершенно не помнил того, что случилось,  был не в себе. Врачи говорили: это защитная реакция организма. Родители спасали его, как могли: отправили лечиться в европейскую клинику, сумели без вступительных экзаменов устроить в институт.  А в институте уже мы с ним познакомились. Как-то все успокоилось, забылось…
Девушка придвинулась поближе:
- Ну, а потом, потом-то что?
- Потом… Семья у нас получилась, ячейка общества. – Рассказчица горько усмехнулась. - Вот такая: я, он… и Марина. Бывает, лежу ночью и слушаю, как Дима за стенкой с ней разговаривает. Он в кабинете смеется, а я в спальне наволочку грызу. Сколько я этих наволочек сгрызла…
Соня поднялась с кровати и добрела до окна.
Дневная хмарь сменилась мягкой прохладой, ветер подбивал круглые бока стриженным кустам, мотыльки «танцевали» в желтом свете фонарей: ночному городу не было никакого дела до человеческих страданий. Женщина тяжело оперлась на подоконник и припала раскаленным лбом к холодному стеклу.
- Так и жили…
- Ой, а что же теперь будет… - Подала голос медсестра.
- Что будет? Жизнь будет. Счастье. – Соня выпрямилась и повернулась к девушке. - Потому что люблю. Люблю…