Четверть половины личности

Чёрная столешница сохранила в себе память моментов. Люди тушили об неё сигареты, проливали вино, любили друг друга на ней. Самая обыкновенная столешница необыкновенно поэтичного цвета. Да, черный поэтичен, мой любимый цвет, к слову. Купил я этот предмет на блошином рынке за блошиные деньги.
 Как только это чёрное нечто оказалось у меня дома, я тут же решил дать ему прижиться. По обыкновению новая мебель долго у меня не задерживалась, но эта треклятая столешница в душу запала. Подумать только! Мебель! Мебель, а не человек!
 Со временем столешница стала моим ближайшим другом. Я разделял с ней свои ужины, крошки падали на неё, имитируя процесс кормления стола, а я тщательно протирал её, пытаясь сохранить в первозданном виде. А в ящиках...о, ящики! Как же я мог про них забыть! Мозгу моей чёрной подруги я доверял то, что людям нельзя доверять, ну или попросту ненужно: записки, неотправленные письма, фотографии, коробку из-под красных «Мальборо», наполненную окурками, пистолет, в магазине которого была лишь одна пуля, пакет черного кофе, пару пачек сигарет, новые зажигалки, ну и бумагу с письменными принадлежностями. Вроде бы ничего такого, что представляло особую ценность, но ведь если даже такая простая вещь, как ручка, попадёт к кому-то кроме тебя, то уже не вернётся.
 Моя столешница служила мне верой и правдой.Я носился с ней как с писаной торбой, как обычно относятся бедняки к купленным на заработанные потом и кровью предметам.
 Милфред - именно так я именовал столешницу на тринадцатый день её пребывания на моих квадратных метрах, обрела лицо. Я высек его ножиком и мог подолгу изливать душу, заглядывая в черные зрачки моей неживой подруги. Первые стихи родились именно там, так что эту столешницу можно по праву считать матерью моих словесных отроков. Я благодарен этому покрашенному куску дерева, я обязан ему творчеством, что стало для меня почти воздухом. Уходя по делам, я накрывал Милфред белой простыней, словно спящего попугая. Разница лишь в том, что это был не совсем попугай, а если и попугай, то мертвый, откормленный и квадратный. Я мечтал, ни в чем себе не отказывая. Я делился с Ней самым сокровенным, порой мне даже казалось, что я начинаю понимать её молчание, интерпретировать его. Мы могли спорить, кричать, смеяться. Я влюбился, а потом и по-настоящему полюбил Милфред. Я сделал ей предложение.

- ну что, доктор, крайняя мера?
- видимо да, он зашёл слишком далеко, везите в кабинет.

Лоботомия.